Текст книги "Флэш без козырей"

Автор книги: Джордж Фрейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Поднялся Андерсон.

– Позволено ли мне будет заметить, что этот… документ, предположительно, составленный свидетелем, сам по себе не является доказательством. Нас интересует, что свидетель говорит сейчас, а не то, что он якобы написал когда-то.

Я чувствовал, как пот стекает у меня по лбу. Как же пройти по лезвию ножа? Речь идет о твоей жизни и смерти, Флэши, подумал я и, приняв как можно более ошеломленный вид, ответил, обращаясь к судье:

– Сэр, в последние несколько месяцев я много думал обо всем этом. То, что рабы были скованы, а кусок якорной цепи продет сквозь их кандалы – правда, ведь я сам позднее освободил их. Однако исключительно в интересах правосудия я вынужден добавить, что заключение рабов в кандалы было осуществлено мистером Салливаном, помощником капитана «Бэллиол Колледжа» и сопровождалось яростным столкновением между мистером Салливаном и капитаном Спрингом.

Клизероу прищурился, и я заметил за ним Бэйли, который аж присел от неожиданности.

– Вы хотите сказать, – протянул Клизероу, – что Спринг возражал против заковывания в кандалы?

– Этого я не могу утверждать, сэр. (О, Боже, как же осторожно мне приходилось подбирать слова.) Я не расслышал, о чем именно они спорили, – я глубоко вздохнул. – Но я знаю, что мистер Салливан ранее служил на невольничьих судах, и я не уверен, что у него было все в порядке с головой, сэр.

Клизероу взглянул на меня с легким недоверием.

– Но ведь это абсолютно расходится с тем, что вы написали в своем рапорте, сэр! Вот здесь, – он перевернул несколько страниц, – вы сами называли Спринга «бессердечным чудовищем», «прирожденным убийцей» и…

– Это постыдно! – закричал Андерсон. – Я уже выражал свой протест, сэр! – Он резко обернулся к Клизероу: – Эта бумага, эта гадость, которую вы держите в руке и с помощью которой пытаетесь дискредитировать моего клиента, – она подписана, сэр?

– Она не подписана, но…

– Тогда уберите ее прочь, сэр! Выбросьте ее! Это скандал, это оскорбление! Я апеллирую к судье!

– Мы выслушаем свидетеля, – мягко произнес судья, – а не то, что он, по вашим словам, мистер Клизероу, когда-то говорил. Вы не должны подсказывать свидетелю, сэр, как вам это известно.

Да, без сомнения, кто-то хорошенько позолотил руку этому служителю Фемиды.

Клизероу был в ступоре, а Бэйли, насколько я мог судить по его лицу, просто в ярости. Наконец, Клизероу обернулся ко мне, и лицо его было ужасно.

– Очень хорошо – бросил он, – тогда я изложу вам суть дела другими словами. Можете ли вы сказать, исходя из собственного опыта, что на «Бэллиол Колледже» в нарушение американских законов перевозились рабы, точнее сказать, не американские рабы и что готовилась попытка сбросить их за борт – кем бы ни был отдан такой приказ.

Я уже был готов к ответу на этот вопрос.

– Еще два часа назад, сэр, я мог бы положительно ответить на этот ваш вопрос о рабах. Однако, видите ли, в свете всего того, что мы услышали от двух предыдущих свидетелей, я сейчас по совести не могу ответить утвердительно. Различие насчет рабов американского происхождения слишком ново и слишком тонко для меня, сэр; я не могу с уверенностью сказать, были остальные рабы также американскими или нет.

Клизероу нетерпеливо заворчал:

– Были ли на борту «Бэллиол Колледжа» африканские женщины, сэр, привезенные из Африки, которые позднее были доставлены капитаном Фэйрбразером в Балтимор вместе с остальными? Женщина по имени, – он вновь взглянул в свои бумаги, – леди Каролина Лэмб, не говорившая по-английски, которую как рабыню привезли из Дагомеи? Она-то уж никак ни могла быть американкой по происхождению, кем бы ни были все остальные.

– Я прекрасно помню эту женщину, – кивнул я, – что же касается ее статуса, то я не вполне в курсе дела, поскольку ее не было среди тех, кого заковал в кандалы мистер Салливан.

(И это было правдой; как он только мог ее пропустить? Наверное, красотка в это время была в моей каюте. Впрочем, об этом упоминать не стоило.)

– Не вполне в курсе дела? – Клизероу с отвращением швырнул бумаги на стол. За его спиной я видел Бэйли, которого просто трясло от возмущения. – Не уверены? Слово чести, мистер Комбер, я нахожу это невероятным. Не для того ли вы находитесь здесь, сэр, чтобы свидетельствовать против этого человека, – он ткнул пальцем в направлении Спринга, – или нет? Черт побери, сэр, прошу прощения у вас, судья, что все это значит? Весь ваш тон, ваше поведение, путаница в показаниях – все это настолько далеко от того, что, как мы полагали, можно было от вас ожидать, что я могу только удивляться…

Его взгляд скользнул по Андерсону, но тот промолчал, и прежде, чем Клизероу смог продолжать, я собрал в кулак все свое мужество, начав первым:

– Я ответил на ваш вопрос настолько подробно, насколько мог, сэр, – сказал я, – и если проявил при этом чрезмерную щепетильность, то не думаю, что меня стоит за это упрекать.

Казалось, что Клизероу сейчас просто взорвется.

– Щепетильность, во имя всего святого! Я не просил вас проявлять щепетильность, я просто просил вас сказать правду! Для чего же вы столько времени провели на борту этого проклятого работорговца, как не для того, чтобы поставить его капитана и команду перед лицом правосудия, а? Ответьте мне, сэр!

Если тебя загнали в угол – нападай! Это – единственное оружие, которое у меня оставалось, и теперь, когда он потерял самообладание, я этим воспользовался.

– Я делал это во исполнение своего долга перед моим руководством, сэр, как вам это прекрасно известно. Я выполнил это задание, и буду продолжать исполнять свой долг и далее, как только мне это будет позволено. Если вы читали мой рапорт, то знаете, насколько неохотно я согласился участвовать в этом процессе, и только после того, как департамент вашего военно-морского флота убедил меня в необходимости этого. Я полагал – боюсь, ошибочно, – тут я собрал все силы, чтобы мой голос звучал угрожающе, – что столь простое дело может быть решено и без моего участия в процессе.

Клизероу побелел, затем покраснел, а его дыхание стало хриплым. Он просто пожирал меня глазами с отчаянной ненавистью и, когда вновь заговорил, то было видно, что едва сдерживает себя, подбирая слова с крайней осторожностью:

– Неужели, сэр? Весьма предусмотрительно и благородно, не так ли? Очень хорошо, мистер Комбер, давайте, с вашего позволения, разберемся в этом. Ваш долг перед руководством, как вы сказали, состоит в том, что вы действуете в качестве агента против торговцев рабами, однако, исходя из вашего сегодняшнего поведения, в это очень трудно поверить. Как я понял, во время этого плавания в вашем распоряжении оказались бумаги, принадлежащие владельцам «Бэллиол Колледжа»… – тут уголком глаза я заметил, что Спринг просто замер на своем стуле. – Не скажете ли нам, сэр, содержится ли в этих бумагах информация, например касающаяся собственников судна, которая могла бы являться свидетельством того, что «Бэллиол Колледж» был связан с работорговлей, в противоречие с американскими законами? Вы под присягой, сэр – помните об этом!

Мое сердце подпрыгнуло от радости, потому что я нашел выход. Я на некоторое время задержал дыхание, чтобы лицо раскраснелось, и осторожно выдохнул. Затем я резко вскочил с места и, взглянув прямо в глаза Клизероу, произнес насколько только мог ядовито:

– Это непростительно, сэр, – сказал я, – именно поэтому я и не хотел появляться на суде. Вы прекрасно знаете, сэр, что существуют факты, которые мой долг велит мне не открывать ни при каких обстоятельствах, факты, имеющие исключительное значения – все это изложено в моем рапорте, сэр, – которые я во имя собственной чести не могу изложить никому, кроме моих начальников в Англии. Мне было обещано, что меня не будут принуждать к этому, – и, стараясь выглядеть как можно более разъяренным, я повернулся к Бэйли. – Капитан Бэйли, я обращаюсь к вам. Это просто недостойно, меня буквально травят, заставляя выдать тайны, которые обещали оставить в неприкосновенности. Я не перенесу этого, сэр! Вопросы мистера Клизероу неизбежно приведут к раскрытию секретов, которых обещали не касаться. Я… я… – чтобы разыграть возмущение, нет ничего лучше, чем начать заикаться, – дурак я был, что позволил себя в это впутать! Но я доведу до сведения… Это халатность! Это намеренный вред!

В зале поднялся страшный шум. Теперь даже Бэйли выглядел сбитым с толку, а судья явно растерялся. Умнице Андерсону хватило мозгов изобразить изумление, Спринг выглядел озабоченным. Клизероу, злой и растерянный, переводил взгляд с меня на Бэйли и обратно.

– Одно слово, сэр! – это был судья, нацеливший на меня свой нос. – Ну же, сэр… Зачем так горячиться…

– Сэр, – с достоинством произнес я, – смиренно прошу меня извинить. Я не хотел проявить непочтение к вам или к этому достойному суду. – Тут я изобразил колебания: – Я понял, что меня поставили в неприемлемое положение, сэр, и если требуются еще какие-нибудь объяснения, то прошу вас, расспросите представителя истца.

На минуту установилась полная тишина. Судья смотрел на Клизероу, а тот стоял, побледнев и плотно сжав губы. Затем он покачал головой.

– Я не думаю, что для суда будет представлять интерес… э-э… дальнейший допрос этого свидетеля, – наконец, процедил он и сел.

Андерсон снова подпрыгнул и обратился к судье, но я был слишком оглушен результатами моего собственного красноречия, чтобы прислушиваться. Следующее, что я помню, был перерыв, и меня отвели в офис Бэйли в сопровождении Клизероу и Данни, причем первые двое ворчали на меня, как голодные медведи. Но я перехватил инициативу и готовился еще больше их прижать. Я знал, что это был мой последний шанс разыграть трагикомедию вроде той, что я уже представил в департаменте Военно-морского флота в Вашингтоне, и принялся за дело со всем неистовством, которое смог изобразить.

– Если вы настолько плохо разобрались в этом инциденте, сэр, что не смогли получить обвинительный приговор, которого добился бы даже младенец, так моя ли в том вина? В качестве свидетельниц вызваны не те рабыни, да этот малый, Андерсон, мигом заткнул бы мне рот, попытайся я дать однозначные показания! И еще – эта дерзость, с которой было нарушено торжественное обещание, данное мне в Вашингтоне, ведь вопросы задавались таким образом, что ответь я на них, мне пришлось бы назвать имена, которые я просто обязан был скрывать от разглашения! Вы еще посмели повысить на меня голос, сэр! Думаете, я позволю уничтожить плоды моих трудов? Двухлетних трудов, сэр! Конечно, почему бы не выложить все карты на стол – и все из-за того, что какой-то глупый законник не способен выиграть дело, которое само по себе ничтожно, абсолютно ничтожно, осмелюсь заявить, по сравнению с тем, что я и мои люди пытаемся сделать? О, это уже слишком!

Я до сих пор не знаю, как мне удавалось так долго разыгрывать столь искреннее негодование, в то время как мои поджилки тряслись от страха. Но все эти остолопы так ничего и не поняли. Даже Бэйли, который все же подозревал, что мое негодование несколько наигранно. Но, видите ли, он не мог быть абсолютно в этом уверен. Благодаря той чудовищной лжи, которую я нагородил в Вашингтоне, дело было покрыто такой завесой таинственности, что ему оставалось только разводить руками от удивления.

– Ваше поведение, сэр, наводит меня на самые печальные подозрения, – сказал он. – Пока я не знаю подробностей – прискорбно, прискорбно, но мы во всем разберемся, сэр. Уж поверьте мне, мы доберемся до самой сути…

– Так займитесь этим в свое свободное время, сэр, – заметил я, глядя ему прямо в глаза, – но не занимайте больше моего! Я болен и устал от всех этих сложностей. Мне была обещана защита, сэр…

– Защита? – воскликнул он, хищно оскалившись. – Вы потеряли все права на это. Мой департамент больше не будет поддерживать вас, так и знайте…

– Благодарение Господу, – торжественно провозгласил я, – она мне больше не нужна ни за какие блага на свете! Я намереваюсь просить защиты у своего посла в Вашингтоне. Немедленно, слышите? И тот, кто попытается мне в этом помешать, сделает это на свое горе!

На какой-то миг мне показалось даже, что Бэйли поверил мне, а затем наступила пора возвращаться в суд, где я и сел на свое место, снова раскрасневшись – для этого мне вновь пришлось чуть ли не удушить себя, задерживая дыхание. А Клизероу и Андерсон продолжили свою перебранку. Наконец, Андерсон предложил представителю истца сформулировать свои требования, и Клизероу произнес речь, которую завершил требованием осуждения и конфискации «Бэллиол Колледжа».

Затем последовал большой галдеж о сопротивлении, оказанном Спрингом при аресте судна, но Андерсон свел все к тому, что, мол, невинный купец просто вынужден был прибегнуть к самообороне. Наконец, судья снял очки и спросил обе стороны, закончили ли они излагать свои доводы? Клизероу с Андерсоном кивнули, судья снова надел очки, и тут все встали.

Судья говорил с полчаса, так что у всех затекли ноги, а я еще и никак не мог унять дрожь в руках, поскольку абсолютно неясно было, к чему тот клонит. Судья внимательно исследовал свидетельские показания Спринга, черных девушек и мои собственные, а затем перешел к заключению. Оно было коротким и решительным:

– Истцу, Абрахаму Фэйрбразеру, надлежало доказать, что «Бэллиол Колледж» перевозил рабов, нарушая тем самым законы Соединенных Штатов. Имеют место основания, заставляющие поверить, что так оно и было, исходя из специального оборудования на судне и других обстоятельств, изложенных в свидетельских показаниях. Также существуют основания для наложения штрафов в связи с нанесением ущерба имуществу Соединенных Штатов, которое произвел капитан Спринг. С другой стороны, по рассмотрению суда, собственники «Бэллиол Колледжа» могут считать предпринятые капитаном и командой действия против официальных представителей правительства Соединенных Штатов мерой, препятствующей незаконному задержанию судна. [XLIV*] Эти вопросы находятся вне пределов компетенции настоящего суда. Действия «Бэллиол Колледжа» в период, предшествующий его аресту, могут стать основанием для их рассмотрения смешанными комиссиями британского или иных правительств. Считаю должным обратить внимание таковых судебных комиссий, если они когда-либо будут созваны, что в данном судебном решении особо подчеркивается существование оснований предполагать, что «Бэллиол Колледж» все же перевозил рабов, что противоречит законам Соединенных Штатов. Однако я не могу утверждать, что эти подозрения были несомненно доказаны таким образом, который бы абсолютно удовлетворял требованиям настоящего суда. Оснований для конфискации нет.

Я сосредоточился и послал Клизероу самый убийственный взгляд, на какой только был способен, на радость Бэйли. Судья повернулся к Спрингу.

– Вы свободны. Насколько мне известно, ваше судно стоит на реке, с призовой командой на борту, не так ли? Настоящим распоряжением призовая команда будет свезена с вашего судна, при этом весь провиант, а также пресная вода и дрова, необходимые для выхода в море, должны быть оставлены на борту, а таможенный осмотр надлежит произвести согласно действующим правилам таким образом, чтобы обеспечить возможность вашего отплытия еще сегодня или в другой день по вашему выбору.

– Благодарю вас, сэр, – с достоинством произнес Спринг, – я весьма признателен суду. Мы снимемся с якоря уже сегодня.

Судья ударил молоточком по столу и вышел из зала, в котором сразу же поднялся страшный шум, так как публика ринулась со своих скамей к столу, за которым сидел Спринг. Его хлопали по спине, какие-то малые горячо пожимали руку Андерсону и во все горло вопили «ура». Клизероу вышел из зала суда, не проронив ни слова, а Бэйли, смерив меня взглядом, последовал за ним. Смуглые красотки, хихикая и строя глазки, также быстро исчезли, вместе со своей компаньонкой или сводницей, кто их там разберет.

Так, совсем неожиданно, я остался один. Однако представлялось весьма сомнительным, чтобы подобное счастливое состояние могло длиться долго. Мои сопровождающие удалились вместе с Бэйли, но, несмотря на все угрозы, которыми мы успели обменяться, наверняка поджидают меня у него в офисе или по крайней мере в Доме Флота, где меня определили на жительство. А значит, несмотря на все мои красивые речи, они по-прежнему будут крепко держать меня в руках. Для чего? Без сомнения, чтобы провести расследование и в лучшем случае препроводить под конвоем в британское посольство в Вашингтоне – и одному Богу известно, чем все это закончится. Моя задница заныла при одной мысли о необходимости снова бежать, но я уже знал, что не рискну задержаться. Ведь чем дольше я пробуду в этой проклятой стране, тем больше вероятность того, что всплывут все мои подвиги на Миссисипи.

Я огляделся по сторонам. Практически все зеваки к тому времени уже покинули зал. Всего полдюжины шагов, и я смешаюсь с толпой, а оказавшись снаружи, легко найду дорогу в бордель моей Сьюзи. Уж на этот раз она как-нибудь сможет обеспечить мой безопасный отъезд или по крайней мере спрячет меня до тех пор, пока я не отращу бороду или…

И тут мне в голову пришла одна ослепительная идея. На первый взгляд она была рискованной, но чем дольше я размышлял о ней, спускаясь по лестнице, тем больше понимал, что это – единственный безопасный выход. Да, это было решение, и я заметил, что ноги сами понесли меня в сторонку, в тень столба, где я еще немного постоял, размышляя, а затем вышел на шумную улицу и прошелся до ее дальнего конца, где и притаился под деревом в ожидании.

Прошло минут десять, прежде чем я, наконец, увидел того, кто был мне нужен, и все это время сердце у меня то и дело уходило в пятки, так как казалось, что на сцене вновь появится капитан Бэйли с эскортом. К счастью, этого не случилось, а мои ожидания, наконец, были вознаграждены. Мне пришлось покинуть мое убежище, быстро пройти по улице, свернуть за угол, и только здесь я догнал шагающую впереди знакомую фигуру.

– Капитан Спринг, – негромко сказал я, – капитан Спринг – это я.

Капитан вздрогнул, точно его ужалили, и если бы я не знал его, то мог бы подумать, что он испугался.

– Дьявол! – воскликнул он. – Это ты!

– Капитан, – продолжал я, – ради Бога, вывезите меня отсюда. Вы же отплываете на «Бэллиол Колледже», не так ли? Ради всего святого, возьмите меня с собой – прочь из этой проклятой…

– Что? – заорал он, а его побагровевший шрам вдруг задергался, словно в пляске святого Витта. [88]88
  Род психического заболевания, сопровождаемый подергиванием конечностей.


[Закрыть]– Взять тебя? Какого черта я должен делать это? Я? Ведь ты…

– Пожалуйста, выслушайте меня, капитан, – вежливо попросил я, – я ведь хорошо сыграл свою роль сегодня, не так ли? А ведь мог сделать так, чтобы вы не вышли из-за решетки до конца света, не правда ли? Но я же не сделал этого – не сделал! Я вас выручил…

– Ты меня выручил? – Он сдвинул шляпу на затылок и впился в меня взглядом. – Ты спасал свою собственную грязную шею, Иуда! И после всего этого ты еще осмелился приползти ко мне?

– Я заплачу за проезд, – я почти умолял его, – смотрите, я не выпрашиваю милостыню, а могу предложить взамен нечто весьма нужное вам.

– И что это может быть? – он чуть отступил в арку ворот, а его бесцветные глаза продолжали пристально следить за мной.

– Вы же слышали на суде, у меня бумаги Комбера, в том числе те, которые он похитил у вас. Ну, – я старался не замечать, что его шрам наливается кровью, – они все еще у меня. Этого хватит?

Его лицо потемнело.

– Где они? – рявкнул Спринг.

– В безопасном месте, в очень безопасном месте. Не при мне. – Я лгал, моля Бога, чтобы капитан мне поверил. – Но я знаю, где они находятся, и стоит мне сказать слово… Ведь они могут попасть не в те руки, не так ли? Вы-то к тому времени будете на свободе и далеко отсюда, но вот у владельцев судна могут быть большие неприятности. К примеру, у Моррисона.

– Где они? – повторил Спринг, а его руки потянулись, словно он хотел схватить меня за горло. Но я только покачал головой.

– Я уже говорил вам, – твердо сказал я, – в Ливерпуле или Бристоле, не раньше. До тех пор они будут в безопасности, даю вам слово.

– Твое слово! – капитан ухмыльнулся. – Известно, чего оно стоит. Ты, чертов мерзавец! Только поглядите на него! – он рассмеялся. – Post ecjuitem sedet atra cura. [89]89
  Темная тень сидит за спиной всадника (лат.) – т. е. виновный не может сбежать от себя самого.


[Закрыть]Несомненно, твои друзья из Американского флота уже ищут тебя.

– Если они найдут меня, то доберутся и до бумаг, – заметил я, – но если вы возьмете меня с собой, то клянусь, что получите эти документы. – (И на здоровье, – подумал я про себя, – даже если я верну все эти бумаги, их содержимое все равно останется у меня в голове, и я использую это, чтобы выжать старого Моррисона досуха.) – Вы получите их, капитан, – торжественно повторил я, – обещаю вам это!

– О, да, клянусь Богом! – сказал Спринг. – Уж я об этом позабочусь. – Он все еще стоял, разглядывая меня. – Что же ты за ничтожество? Неужели в тебе нет ни грана порядочности, бездушная ты тварь?

– Сколько угодно – но только по отношению к себе, – ответил я, – так же, впрочем, как и у вас, капитан Спринг.

Его шрам порозовел, и он снова рассмеялся:

– Ну-ну. Похоже, ты тут поднабрался духа у этих янки. Возможно, ты и прав. Я смеюсь, потому что вспоминаю Горация. Mutato nomine de te fabula narratur. [90]90
  Измени имя и поймешь, что история рассказана о тебе самом.


[Закрыть]Он оглядел улицу. – Хорошо, я возьму тебя с собой. Но ты точно знаешь, что бумаги в безопасном месте? Потому что если это не так, клянусь Богом, я привяжу тебе к ногам мешок с углем и швырну за борт, даже если мы будем всего в десяти футах от пристани в Мерси. Или в Бресте, куда я, собственно, и направляюсь. Идет?

– Я дал вам слово, – кивнул я.

– Слово – пшик, – ухмыльнулся он. – А вот твоя копченая тушка в моих руках – это, да! Это будет понадежнее. Итак, чертовы янки наступают вам на пятки? Ну, что ж, значит, придется пошевеливаться, мистер Флэшмен!

Странно, подумал я, сколько же времени прошло с тех пор, как кто-то в последний раз называл меня моим собственным именем. И впервые за много месяцев я вдруг почувствовал, что уже почти дома. Вместе с Элспет и другими моими родственничками. Ха! И уж, конечно, с моим дорогим тестюшкой – я уже прикидывал, как выставлю ему свой долгожданный счетец.

РЕДАКТОРСКИЙ ПОСТСКРИПТУМ.

На этой оптимистичной ноте заканчивается третий пакет «Записок Флэшмена». Насколько обоснованным был этот оптимизм, можно судить по тому, что вместо описания своего возвращения наш герой закончил эту порцию своих мемуаров тем, что приложил к последнему листу рукописи измятую и пожелтевшую от времени газетную вырезку (скорее всего из «Глазго Геральд», судя по шрифту и необыкновенной ширине колонки), датированную 26 января 1849 года. Эта новость, конечно же, еще не была известна Флэшмену, когда он покидал Новый Орлеан, чтобы вернуться домой, в Англию. Значилось там, в частности, следующее:

«С глубоким сожалением вынуждены сообщить нашим читателям скорбное известие о кончине лорда Пэйсли. Это печальное событие произошло на прошлой неделе в доме его дочери, миссис Гарри Флэшмен, в Лондоне, где он и проживал в последнее время. Все те, кто знал покойного под именем Джона Моррисона из Пэйсли, в том числе и в нашем городе, где он ранее занимал почетную должность старшины цеха ткачей в Торговом доме Глазго, или же по титулу, дарованному ему Нашей Милостивой Государыней не далее как в ноябре прошлого года, вместе оплакивают эту неожиданную печальную кончину…»