Текст книги "Воронье"

Автор книги: Джордж Доус Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

ШОН сидел за одним из деревянных столов для пикника, распределяя деловые обязанности между Тревом и парнем по имени Чарли Коуп. Тот был библиотекарем из Техаса, которого Шон назначил начальником снабжения в церкви. Коуп сразу же приступил к делу – переносные туалеты. Стояла невыносимая жара, Шон маялся с похмелья, и ему с трудом удавалось держать глаза открытыми.

– Дани Флашес из Саванны, – сказал Коуп, – может сдать нам в аренду двенадцать туалетов по шестьдесят в неделю за штуку. Восемь из них мы можем разделить следующим образом: два мужских, четыре женских, два для инвалидов и еще четыре умывальни. Ну и доставка их, которая, думается, обойдется в две сотни, но, если мы обзаведемся машиной для мойки, перевозки не будет, хотя общая стоимость повысится. Но кабинки новенькие. И если захотим, то сможем поставить туалетные кабины…

Шон толкнул Митча локтем и пробормотал:

– Непростая работа для Господа, – а Митч ухмыльнулся.

Едва только они кончили с Коупом, как пришлось иметь дело с миссис Рили. Она сказала:

– Разве мы не пытались устранить свинину из меню? Но Пэтси сказала, что сегодня мы будем жарить барбекю и в нем должна быть свинина, нет никакой причины отказываться от нее, но в Книге Левит сказано, Шон: «Свинья – нечистое животное, и вы не должны даже касаться ее плоти…»

И так далее и тому подобное. Но Шон перестал слушать; он внимательно следил, как по длинной дорожке, что вела к большому домику, приближается длинная блестящая машина. Что-то европейское – «ламборгини?» Настоящая «ламборгини» во всем своем великолепии? Глядя на машину, он сказал миссис Рили:

– Делайте все, что Пэтси говорит вам. Пэтси служит Господу; дух ее подчинен Господу, и мы всегда должны следовать ее советам…

Машина остановилась, и из нее вышел Генри Лонсдейл, финансист.

Он искоса бросил быстрый взгляд на толпу паломников. Если в его взгляде читалось неодобрение, вы не догадались бы о нем: он был слишком элегантным, чтобы выдать себя подобным образом. Он легкой походкой подошел к столу, за которым сидел Шон, и сдержанно улыбнулся. Он не был столь бесцеремонен, чтобы тут же объявить: сорок шесть миллионов долларов только что положены на счет Шона в местном банке. Вместо этого он мягко сказал:

– Вы готовы отправиться на рыбалку, мистер Макбрайд?

БАРРИС поехал проверить гостиницу «ВИП» сразу после полудня. Солнце уже было в зените и нещадно палило, но внутри стояла прохлада полуночного сумрака. Тут сидела горстка посетителей – бледные, одутловатые, с торчащими из ушей волосами, у каждого своя компания. Баррис занял стул у бара, подальше от небольшой сцены. Он сам по себе был ВИПом и отводил глаза от танцующих.

Барменша Холли Мей, крепкая коренастая женщина, которая работала здесь двадцать лет, подошла и спросила:

– Тебе налить, Баррис?

– Немного, Холли Мей. У тебя есть содовая?

Они знали друг друга со времени его неудачной службы в группе по борьбе с наркотиками. Баррис организовал большой рейд, и она оказалась среди арестованных. Как обычно, он перестарался: у клуба был толковый юрист, и Холли Мей оказалась на воле. Весь замысел кончился фиаско. И с тех пор, стоило ему по тому или иному поводу оказаться в гостинице «ВИП», она встречала его с легким насмешливым презрением. Холли принесла ему содовую и собралась уходить. Он остановил ее:

– Холли Мей…

– Что?

– На тебя работают какие-то новые девушки?

– Зависит от того, что значит новые.

– Я имею в виду тех, кто появился на этой неделе. Вроде раньше она занималась миссионерством?

– Миссионерством? Здесь?

– Мы ищем одного парня. Она должна знать его.

– Баррис, чем ты сейчас занимаешься? Хочешь доставить девушке неприятности?

– Клянусь, просто поговорить. Дело не в ней.

Холли Мей фыркнула и оставила его сидеть.

И теперь, не испытывая желания смотреть шоу, он изучал пятна на ковре.

Наконец Холли Мей вернулась с одной из девушек:

– Баррис, это Френки. Френки, этот мужик – коп. Не приближайся к нему, не танцуй для него, не делай для него ничего, а только отвечай на его вопросы. А потом скажи ему, чтобы проваливал.

Девушка кивнула. Холли Мей оставила их.

– Френки, – сказал Баррис, – это ваше настоящее имя?

– Что-то вроде.

– У вас есть другое настоящее имя?

– Тесс.

Девушка ему сразу понравилась. С ее высоким чистым лбом она производила впечатление зверька, которого рассматривают в зоопарке. Он хотел бы спасти ее от этой жизни.

– Вы в самом деле занимались миссионерством?

– Угу.

– И что случилось?

– Церковь вроде прогорела.

– Вас уволили?

– Ага.

– И вы пришли сюда?

Она пожала плечами.

– Сдается мне, что между чтением проповедей и экзотическими танцами – большая разница.

Она снова пожала плечами.

– Почему бы вам не найти работу где-то еще?

– Например?

– Ну, не знаю. В «Уол-Марте»?

– «Уол-Март»? Господи Иисусе. Жизнь у меня нелегкая, но не настолько.

Он почувствовал себя идиотом, что затронул эту тему.

Баррис вынул фотографию Ромео:

– Вы знаете этого парня?

Она не сказала ни «да» ни «нет».

– Тесс. Пожалуйста. Я знаю, что он прекрасный человек, но сейчас с головой вляпался во что-то. Я хочу помочь ему.

Тесс прижала кончики пальцев к своему высокому лбу, а Баррис отпил содовую, чтобы чем-то заняться.

Наконец она сказала:

– Ладно. Ромео… Он был в мотеле «Черная борода». Я там останавливалась.

– Когда?

– На прошлой неделе.

– День помните?

– Хмм… Я думаю, в среду.

– Как долго он там пробыл?

– Всего несколько часов. Они даже не остались на ночь.

– Кто это «они»?

– Он и его друг.

– Вы разговаривали с ними?

– Говорила с Ромео. Он мне понравился.

– Показался ли он вам опасным?

Она улыбнулась:

– Нет.

– Вы с ним еще виделись?

– Один раз. Он заходил сюда. Вроде в субботу вечером. Всего на минуту.

– Что он говорил?

– Да ничего особенного. Его друг умер. Тот мужчина, который жил в трейлере. У дороги, что за Библейским домом. Палм… как-то так.

– Балм-оф-Гилеад.

– Ну да.

Причина, по которой Баррис даже не глянул на девушку у шеста, не имела ничего общего с осуждением ее, или с презрением к ее работе, или с желанием быть выше таких дел. Просто зрелище было слишком ярким для него. Блестки и стеклярус, украшавшие практически голое тело, вызывали у него смущение, пусть даже он смотрел лишь краем глаза. А если бы он смотрел на нее во все глаза, то знал, что ему станет плохо. Как те гонки на скрамблере, когда он был мальчишкой, – слишком много восторга и полное отсутствие умения. Так что он опустил глаза и вспомнил, как Нелл говорила, что никогда его не любила и никогда не полюбит. Боль этого воспоминания стала балластом, который помог ему сохранить равновесие. Он поблагодарил Тесс за помощь, оставил хорошие чаевые для Холли Мей и вышел в раскаленный день.

ДЖЕЙС, когда поймал своего первого морского окуня, был в восторге. Шон насадил ему на блесну четверть унции червяков, и первая поклевка случилась у него меньше чем через десять минут. Первый улов оказался в лодке быстрее, чем у Тары. Он был не так велик, чтобы хвастаться, но тут же у него случилась вторая поклевка. Добыча оказалась сильной и неподатливой, но Шон показал ему, как справиться с ней. Джейс отпустил часть лески, и рыба рванула в океан. Он еще приспустил леску, и рыба подпрыгнула. Красная в серебряных каплях. Джейс чувствовал рядом с собой присутствие Шона. Вся семья смотрела и завидовала ему. Теперь он не ребенок, который возится с деревянными игрушками. Теперь он звезда.

– Что мне делать? – закричал он. – Шон, что мне делать?

– У тебя все отлично, – сказал Шон. – Подведи его немного.

– Я не могу!

– Конечно можешь. Давай, подними его нос кверху. Он сам этого хочет. Он хочет, чтобы ты показал ему свою силу.

Джейс потянул изо всех сил. Удилище изогнулось и задрожало. Руки были готовы сдаться, но тут он почувствовал, что леска немного ослабла.

– Ты его сделал, – сказал Шон. – Тащи!

Рыба продолжала сопротивляться. Но наконец она сдалась, и вскоре Джейс вытащил ее. Наконец он удостоился всеобщих похвал. Мистер Лонсдейл сказал, что это один из самых больших морских окуней, которых он когда-либо видел. Отец хлопнул Джейса по спине, а Тара зааплодировала. Мама фотографировала его, как он стоит, держа в руках рыбу. На одном снимке он вытянул губы, словно собирался поцеловать ее, и все засмеялись. Все они были с ним, а он – с Шоном. Все было потрясающе.

Джейс понял, кто это был. Звонил Ромео.

«Только не сейчас, – подумал он. – Не в мой самый главный день. Ты, вонючая подтирка, убирайся из нашей жизни, нас тошнит от тебя!»

Шон вынул телефон из кармана.

– Подожди! – закричал Джейс. – Не отвечай ему!

– Я должен, малыш, – сказал Шон.

– Нет, это та жопа! Пусть себе проваливает. Он нам не нужен!

Шон отвернулся, открыл телефон и поднес его к уху. Джейс схватил его за руку. Шон рывком освободился, но телефон выскользнул из его руки. Он ударился о планширь, упал в реку и исчез.

Долгое мгновение тишины все смотрели ему вслед.

Затем Шон повернулся и уставился на Джейса. В его взгляде была темная ярость. Джейс разразился слезами:

– Прости! Шон, я виноват! Я не хотел!

Весь гнев Шона сосредоточился в его глазах. Но больше он ничем не выдавал своих чувств.

Наконец он спросил мистера Лонсдейла:

– Какая здесь глубина, Генри?

– Девять-десять футов. Илистое дно. Боюсь, что тут ничего не найдешь.

– То есть с концами? – хрипло спросил Шон.

– Боюсь, что так.

Снова молчание.

– Что ж, – сказал Шон. – Думаю, потеря небольшая. Это был старый телефон. Я озабочен лишь тем, что мать собиралась звонить мне из больницы.

– Надеюсь, ничего серьезного? – сказал Генри Лонсдейл.

– У моего отца был удар.

– О господи. Мне очень жаль.

– Так что мне действительно спешно нужен телефон.

– Вы можете воспользоваться моим.

– Очень любезно с вашей стороны. Но у меня нет номера матери. Он был записан в телефоне. Так что думаю, мне стоит вернуться на берег.

– Без сомнения. Конечно.

– Мне очень жаль, что я испортил вам рыбалку.

– Без проблем, – сказал Лонсдейл, встал за штурвал и включил двигатель. – Рыба будет и завтра.

– Сколько времени займет путь до вашей пристани?

– Этот катер идет довольно быстро. Минут пятнадцать.

– А быстрее у нас не получится?

– Сделаю все, что могу.

Джейс сидел на дне катера, прижав колени к груди и обхватив их руками, смотрел на мысы своей обуви. Он понимал, что сделал. Он прервал связь Ромео с миром. Именно он привел Ромео в их жизнь, когда хвастался своим друзьям, что его семья выиграла джекпот. А теперь вот это… «Снова я сделал ошибку. Я всегда делаю ошибки. Словно был послан сюда рушить жизни всех окружающих. Словно я тайно работаю на дьявола». Ему захотелось умереть. Прыгнуть в воду и утонуть – хотя желание это смешивалось с глубокой гордостью: он знал то, что никому не мог рассказать.

БАРРИС увидел много трейлеров на Балм-оф-Гилеад. Не то что тут был специальный парк трейлеров; все они стояли то поодиночке, то группами по три или четыре машины. Он подходил к каждому из них, стучался и показывал мутный снимок.

В некоторых из трейлеров стояли горшки с геранью, каменные фигурки оленей и стеклянные тракторы. Вежливые старые дамы предлагали чай и выражали желание поговорить. Другие были менее дружелюбны. Трейлеры стояли за соснами, окруженные кладбищем отслуживших свое холодильников. В одном месте на него, натягивая привязь, накинулась свора питбулей. Они неслись к нему так, что дрожала земля, и, когда они уже были готовы вцепиться ему в горло, цепи опрокидывали их на землю, и они кувыркались, словно пораженные молнией. Из трейлера донесся взрыв смеха. Он решил пропустить его.

Он миновал уже две трети Балм-оф-Гилеад, когда услышал звонок, которого ждал. Роуз Пэтчли сказал ему:

– Баррис? Приходи. Шеф хочет поговорить с тобой. В своем кабинете.

«Черт бы его побрал, – подумал он. – Черт бы побрал этого расфуфыренного петуха. Являться, когда мне этого чертовски не хочется».

У следующего трейлера, к которому он подошел, его встретил красочный коврик из меха скунса и клумба из тюльпанов и лилий. Он постучал. Вышла пожилая женщина в шлепанцах. Он показал ей снимок.

Она громко рассмеялась:

– Вы говорите, его зовут Ромео? Боже мой! Ромео? И он опасен?

Баррис не стал отвечать и подумал, что Нелл поступила бы так же.

«Перестань думать о Нелл, – приказал он себе. – Она отнюдь не мера всех вещей».

– Просто мы ищем этого парня, мэм. Вы видели его?

– Он смахивает на того человека, который заботился о Клоде.

– О Клоде?

– Он жил здесь. И умер. Я думаю, что сейчас там его дочь.

Трейлер, на который она показала, стоял поодаль от дороги, и его почти не было видно. Баррис подошел к нему и постучал. Он услышал какое-то ворчанье, которое принял за приглашение входить, и открыл дверь.

Грузная женщина лежала на постели, глядя в телевизор.

– Прошу прощения, что не встаю, – сказала она. – Я скорблю.

– Сочувствую вам, – сказал Баррис. Он не стал спрашивать, кто скончался, потому что это его не интересовало. Он просто показал ей снимок и сказал: – Вы знаете этого человека?

Лицо ее потемнело.

– Ну да, как же – Ромео. Какие игры он на этот раз затеял?

– Почему вы говорите об играх?

– Потому что он долбаный засраный артист. Он пытался внушить мне, что он кто-то вроде киллера. Страхует какое-то жульничество. Я так и не смогла понять, что за фигню он несет. Офицер, не могли бы вы достать пиво из холодильника? И присаживайтесь поболтать.

– Нет, спасибо, мэм. Значит, он назвал себя киллером?

– Или кем-то в этом роде. Ангелом тьмы или что-то такое. Подождите. Хотите кое-что увидеть? Давайте я вам покажу.

Она запустила руку в ящичек ночного столика и зашелестела там бумагами.

– Вам это понравится. Классная хохма. Подождите. Где же оно?

Рядом с кроватью лежала стопка таблоидов. Она потянулась к ним и разбросала их по полу. Баррис сделал шаг назад, опасаясь, что, если она свалится с кровати, так и покатится.

Она села и в одной ночной рубашке продолжила смотреть телевизор.

Наконец она нашла карту.

– Вот она. Его маленькая туристская карта.

Карта была издана Торговой палатой Брунсвика. В разных местах ее украшали полдюжины звездочек. На верхнем обрезе было написано «Точки внимания». Но взгляд Барриса тут же опустился вниз, к Старому городу, где одна из звездочек красовалась точно на Эгмонт-стрит, на углу Албемарл.

Дом Нелл.

Еще одна звездочка в кругу была на Ориол-стрит. Митч и Пэтси. Звезда была и на Пойнсетта-Сёркл, но Баррис не знал, что она обозначает. А звезда на Белл-Пойнт? Должно быть, это дом Шелби Манфорда, брата Пэтси.

Пока он смотрел на них, звезды сложились в фигуру Ориона или Кассиопеи, которые проступили среди хаоса ночного неба.

Эта была карта семейства Митча Ботрайта.

– Мэм, – сказал Баррис, – вы не против, если я одолжу ее у вас?

Она пожала плечами:

– Мне бы этого чертовски не хотелось. Но не будете ли вы так любезны, офицер, разделить со мной пиво? Давайте, выпейте бутылку. Не изображайте из себя старую даму.

МИТЧ прошел на корму катера, где, глядя на воду, стоял Шон.

– Ты же знаешь, – сказал он, – что мой сын этого не хотел.

Шон сухо улыбнулся ему, не разжимая губ.

– Что это значит? – спросил Митч. – Что это значит, если он звонил, а ты не ответил?

Шон промолчал.

– Ты же мог остановить его, не так ли?

Шон кивнул:

– Когда мы пристанем к берегу, я найду его.

Они продолжали покачиваться на волнах. Митч смотрел, как Пэтси открыла походный холодильник и осторожно налила себе рюмку коктейля. Тара устремила взгляд на берег, заросший величественными дубами. Джейс продолжал сидеть в своей позе отчаяния.

– Это моя ошибка, – сказал Шон Митчу. – Я не должен был оставлять там Ромео.

– Есть много вещей, которых ты не должен был делать. Первым делом ты не должен был оказаться здесь. Но тем не менее я знаю: ты здесь потому, что Бог захотел твоего присутствия.

Они молча присели, и тут Шон сказал:

– Митч! Есть молитва специально для меня? Есть молитва, которая может спасти меня?

Он всхлипнул, и Митч нежно обнял его.

– Господь мой, Господь мой, – сказал он, – почему Ты оставил меня? Почему Ты удалился от меня и от моих стенаний? О Господь мой, я плачу весь день, но Ты не внемлешь мне, но я и ночью не смолкаю.

Митч посмотрел назад, на волны, расходящиеся за кормой катера, и сказал:

– Но не покидай меня, о Господь мой. Да придут Твои силы мне на помощь. Спаси меня из пасти льва, ибо Ты слышишь меня…

Шон всхлипывал на груди Митча, а тот продолжал смотреть, как волны, бегущие от кормы катера, сливались с серым пространством, и старался прочесть в нем письмена Бога.

РОМЕО цеплялся за этот мир, который мог рухнуть в любой момент, но он думал, что этот крах произойдет внезапно, с молнией и ударом грома. Вместо этого все произошло в молчании. Стены просто безмолвно рухнули.

Шон не ответил на его телефонный звонок. Все было кончено.

Ромео продолжал ритмично нажимать большим пальцем, вызывая его снова и снова, но каждый раз слышал слова автоответчика Шона: «Ты знаешь, что делать».

Он свернул налево. Еще один левый поворот привел его к дому ритуальных услуг Захарии Уайлса. Он миновал ломбард, продолжая думать о том крике, который услышал: «Нет, не надо!» Чей это мог быть голос? Кто-то моложе Пэтси, более пронзительный, чем у Тары, – может быть, Джейс? Но Джейс слишком робок и застенчив, чтобы так вопить. Может, просто какая-то девочка? Какая-то девочка, с которой Шон стал заигрывать, и все это было только игрой?

Но в таком случае он должен был тут же перезвонить.

Может быть, сигнал не доходит? Он вне зоны досягаемости?

Тогда почему бы ему не вернуться в зону?

У Ромео больше не осталось никаких мыслей. Как порой бывает у ребенка.

Ромео вернулся. Он повернул налево и сделал еще один левый поворот к дому ритуальных услуг. Он ездил кругами. Почему бы не признать это? – подумал он. Они взяли Шона. Это совершенно ясно. Вот что произошло: явились свиньи, Шон вытащил пистолет, кто-то закричал: «Нет, не надо!» Вот так. Это все. Все кончено. Его или скрутили, или убили – лучше надеяться на последнее, зная, какой пыткой тюрьма станет для Шона.

Сердце у Ромео пыталось выскочить из груди.

«О, дерьмо!»

Время убегало. Осталось двенадцать минут.

«Позвони мне, черт бы тебя побрал!»

Он остановился у стройки. Взял половинку декса. Затем вернулся к багажнику, но не мог вспомнить, как тот открывается. Он все осмотрел, пока наконец не догадался заглянуть в бардачок и нашел там ключ. Он вернулся, открыл багажник и вынул оттуда «феникс» 22-го калибра. Над головой скапливались черные штормовые облака. В воздухе стояла удушливая духота. Молекулы воздуха разлетались и сталкивались друг с другом.

«Это сигнал для меня.

И я в любой момент могу начать убивать.

Мать твою! Шон, позвони мне!»

БАРРИС связался с лейтенантом, когда возвращался в город. Не по рации – он не хотел, чтобы его подслушивали. Он воспользовался своим сотовым. Пришлось подождать, пока он пробился. И когда наконец это получилось, сказал:

– Лейтенант, мне нужны данные на этого парня – не находится ли он в списках разыскиваемых. И побыстрее. Его зовут Ромео Здерко.

– Кого?

– Приятеля Шона Макбрайда.

– Что? Баррис, ты не можешь заниматься этим делом.

– На этот раз у меня настоящие доказательства.

– Шеф надерет тебе задницу. И уволит.

Баррис оставался тверд.

– Этот парень, этот Здерко, выслеживает Ботрайтов. Он достал карту Брунсвика и поставил маленькие звездочки всюду, где живут Ботрайты.

Пауза. Лейтенант пытался осознать сказанное.

– Что ты имеешь в виду, говоря о звездочках? – сказал он.

– Слишком долго объяснять. Дело в том, что он пристреливается к Ботрайтам. Сообщите мне данные на него. Пожалуйста.

– Где ты нашел эту карту?

– В трейлере, где он бывал.

– У тебя был ордер на обыск?

– В нем не было необходимости. Его подружка дала ее мне.

– Ага. – Вздох. – Отлично.

Лейтенант тянул слова так медленно, что Баррису показалось, будто он перебирает весь алфавит. Затем он сказал:

– Баррис… эта карта… ты считаешь, что она представляет неминуемую угрозу?

– Если этот парень никогда не встречался с Ботрайтами, зачем ему карта с их домами?

– Верно. Ты прихватил ее?

– Как мы и говорили. Но мы не можем ждать, лейтенант. Нам немедленно нужны данные на этого парня. И кто-то должен взять под контроль Шона Макбрайда, потому что за всей этой историей кроется именно он.

– Не может ли все это подождать, пока шеф вернется с ленча?

– Ради бога! Джимми! Сделай одолжение! Последнее одолжение! Достань мне эти гребаные данные.

Он годами не называл его Джимми – во всяком случае, после своего снятия с должности. В трубке слышался лишь слабый шорох статического электричества.

Наконец:

– Ладно, Баррис. Я их получу.

– Спасибо.

– Хотя сам могу спалиться, черт возьми.

ШОН выскочил из катера, едва только тот коснулся причала лонсдейлской пристани, затем повернулся и помог Таре. Всех остальных они оставили сзади и быстро, почти бегом, двинулись по изящному изгибу подъездной дорожки туда, где стоял «либерти».

– Залезай, – сказал он. – Поведешь машину.

Она устроилась за баранкой и включила двигатель. Когда они повернули на Си-Айленд-Роуд, Тара спросила:

– А теперь куда?

– Обратно в Брунсвик. Там я скажу тебе, куда ехать дальше. Я знаю, кого он хочет убить первым.

– Сколько у нас времени?

– Сколько мы потратили? Примерно десять минут? Значит, у нас есть еще десять.

– Я не смогу доехать до Брунсвика за десять минут!

– Гони быстрее.

– Так кого он хочет убить первым?

– Скажу, когда мы подъедем.

– А ты не можешь позвонить ему по моему телефону?

– Я не знаю его номера, – признался он. – Просто нажимал 7.

– Ты не учитывал такую возможность?

– Какую? Что твой братец психанет и выбросит мой телефон в эту долбаную воду? И теперь мне приходится разбираться с целым миром, который обрушился на меня? Нет, Тара, этого я не учитывал.

Он задумался. «Почему ты не выходишь у меня из головы? Мы хотим лишь Божьей милости и ясного света, а не всех этих гребаных вопросов. Кто послал тебя уничтожить мечту? Кого ты представляешь? Я больше не могу это выносить!»

Теперь они были на шоссе. Она попыталась смягчиться:

– Так скажи мне, куда он отправится первым делом?

– Когда мы приблизимся.

– Но я могу позвонить и предупредить их.

– Тем самым ты выдашь меня.

– Это же не Нелл? Не она первая?

– Скоро узнаешь.

– Ради бога, скажи мне только одно. Это Нелл?

– Гони так быстро, как только можешь.

РОМЕО ехал по Индиан-Моунд-Роуд к Шелби и Мириам. У него оставалось еще несколько минут перед тем, как он начнет убивать эту семью, но он должен успеть на место и быть в готовности. Это будет нетрудно. «Дети, Маккензи и Бенджамин, в библейском лагере. То есть я смогу легко войти в дом. Как только Шелби увидит меня, он обязательно отпустит какую-нибудь пакость, и мне останется только действовать».

Он остановился напротив дома на другой стороне улицы. Оказывается, дети не поехали в библейский лагерь. Они играли в бадминтон на лужайке. Ромео был расстроен и напуган. Но затем он сказал себе: «Ты же солдат. А хороший солдат говорит – к такой-то матери всех детей».

Но девочка Маккензи приостановилась на секунду и уставилась прямо на него. Похоже, она вспомнила его и помахала ему. Он помахал в ответ.

Он уставился в колени. Но вспомнил, что Шон говорил ему в ту ночь Персеид: «Ты смотришь на эти гребаные звезды, которым исполнился миллиард лет, – и кто считается с каким-то дерьмом? Но ручаюсь, что одна вещь существует. У нас, между нами двоими. Это дружба. Она будет длиться. В любой форме. Потому что это – единственная стоящая вещь в этой вонючей истории.

Опусти голову и не смотри на нее, если это облегчит тебе задачу. Но приступай к делу. Немедленно».

ТАРА и Шон съехали с шоссе, и наконец Шон открыл цель их назначения – Шелби и Мириам.

Первая мысль, которая вспыхнула в голове у Тары: «Это не Нелл! Слава богу, это не Нелл!» Затем она вспомнила о детях. Маккензи и Бенджамин. «Боже мой, дети! Я благодарю Бога за то, что Ромео собрался убить детей? Что со мной творится?» Она сделала правый поворот на 17-ю и направилась на север. Тара была ошеломлена. Она проскочила три красных светофора подряд. Она вылетела на встречную полосу, чтобы обойти кого-то, и едва не столкнулась со встречным грузовиком. Паника, угнездившаяся в сердце, почти ослепила ее, но она крутанула рулевое колесо и, как-то найдя свою полосу, удержалась на ней, и машина выровнялась.

Шон не отводил глаз от дороги.

Часы на приборной панели показывали 14:24. Время бежало! Времени уже не осталось! Но Шон ни словом не обмолвился по этому поводу – так что, может быть, вся эта история розыгрыш. Может, он просто пытается напугать ее.

«Но если мы появимся слишком поздно, если они уже мертвы, что тогда сделает Шон? Убьет меня на месте? Ему придется».

Она повернула направо на Белл-Пойнт, а затем налево на Индиан-Моунд-Роуд. Там стоял этот дом. С сеткой для бадминтона на травянистом ковре. И еще лежали две ракетки и белый волан. Их оставили дети? Дети Шелби? Просто бросили свои вещи на газоне? Они не могли. Тара рывком распахнула дверь и кинулась в гараж, а Шон последовал за ней.

И тут она увидела, что дверь в кухню приоткрыта.

По спине пробежала дрожь ужаса.

Она слегка толкнула дверь, та открылась, и она крикнула:

– Алло!

Стена из плитняка ответила эхом. Собака не гавкнула: Лаки отсутствовала. Она вошла внутрь. Шон держался сразу за ней.

Тара прошла через кухню. Хотелось еще раз крикнуть, но на этот раз было слишком страшно. Он чувствовала присутствие Шона за спиной. Единственным звуком было бормотание холодильника. Она вошла в большую комнату. В ней царил безупречный порядок: высокая ваза с лилиями, канделябры, «Архитектурный журнал». Широкий вид на низину. Никакого шевеления. Ничего. «Я должна бежать, – подумала она. – Какой смысл смотреть на них? Если они мертвы, помочь им я не смогу. И он убьет меня, потому что у него не будет выбора. Я должна немедленно уносить ноги. Кинуться к парадной двери, выскочить отсюда и заорать».

И тут она услышала голос. Он произнес всего одно слово: «Марко».

И снова: «Марко». Это был мальчишечий голос.

Затем голос девочки: «Поло».

И шумный плеск воды. Тара подошла к стеклянной двери, за которой увидела бассейн на заднем дворе. Мириам сидела на бортике его, а Бенджамин и Маккензи блаженно плескались в нем.

Лаки заметил Тару и залаял. Маккензи увидела ее и завопила:

– Тара!

Она вышла, Шон следом за ней. Маккензи выскочила из бассейна. Она была мокрой с головы до ног, но Тара все равно крепко обняла ее.

– Ты знаешь, – сказала Тара, – что вы оставили дверь на кухню открытой? И заставили меня поволноваться.

– Снова ты это сделала, – пожурила дочку Мириам. – Привет, дорогая. Здравствуйте, Шон.

– Залезайте в бассейн, – позвала их Маккензи.

– Мы не можем, – сказала Тара. – Мы ищем приятеля Шона. Он был здесь? Такой невысокий парень. С большими глазами.

– И религиозный? – уточнила Маккензи. – Да он недавно показывался.

– Он говорил с вами?

– Спросил, кто выигрывает. Мы играли в бадминтон. И теперь мама не дает нам играть.

– Этот человек ваш друг? – спросила Мириам. – Чего ради ему говорить с моими детьми? Он их не знает. И мне это не нравится. Я уже была готова вызвать полицию. Что ему здесь было надо?

– Хотел бы я знать, – пробормотал Шон. – Боюсь, что у него окончательно поехала крыша.

РОМЕО свернул с Алтамы на Пойнсетта-Сёркл и остановился перед домиком Ванессы и Герберта. «Шевелись. Ты облажался с тем последним домом, ты побоялся причинить вред детям; ты не можешь снова облажаться, так что действуй быстрее. В этом и есть секрет, как с этим справиться».

Он вылез из машины, прижимая к боку «феникс», пересек улицу, зашел в боковую дверь. Ванесса стояла, вращая ручку мясорубки и что-то перемалывая. Она что, делает свежую пасту? Да, этим она и занимается. На доске для резки лежали ломтики помидоров, лук и зубчики чеснока. Конечно, Ромео вспомнил о своей матери и почувствовал, что кто-то или что-то пытается предельно усложнить его работу.

Вперед! Иди же! Одно дело – когда ты не в состоянии убить детей, но эта скисшая банальная сука? Ты сделаешь ее за двадцать секунд. Все будет кончено, и ты почувствуешь себя в миллион раз лучше.

Его рука уже была на рукоятке, украшенной старомодным перламутром, но он не мог взвести курок. Чтоб ему провалиться!

Он попытался вбить себе в голову: эта сука одна из них. Она одна из тех бездушных ублюдков, которые пытаются придушить Шона до смерти, с ее смертным занудством и ее пастой, так что она имеет отношение к его смерти.

Но эти размышления ничего не дали. На самом деле он никак не мог представить ее в виде бездушной сволочи.

Он сдался. Развернулся и вышел.

Он уже был на полпути к машине, как в памяти у него всплыли слова Шона: «Но все зависит от тебя. Как бы ни страдал в этой тьме, я знаю, что ты никогда не подведешь меня». Эти воспоминания обрушились на него как удар молота. Он вцепился руками в крыло автомобиля, опустил голову и выдохнул.

Затем он повернулся и направился обратно к дому Ванессы.

Значит, просто открыть дверь, войти и сказать: «Привет, Ванесса, могу я поговорить с тобой?» Она не сможет вспомнить, откуда знает тебя. Подойти и выстрелить ей в голову, а затем пройтись по дому в поисках Герберта и прикончить его. Примерно вот так.

Не имеет значения, что она там готовит на ужин.

Он снова добрался до ее двери. Но затем развернулся и пошел обратно к машине, с каждым шагом все больше презирая себя. Он влез в машину и сунул в рот дуло пистолета. Этот отвратительный вкус крови и металла. Ты лажаешься каждый раз, но сейчас ты спустишь курок. Просто ни о чем не думай. Ради бога. Отваливай наконец из этого мира, пока они тебе не мешают. Вали, вали!

Но он не мог.

Он бросил оружие на соседнее сиденье, повернул ключ зажигания и снялся с места.

«Скоро Шон все узнает. Как я объехал Брунсвик, никого не убив – и даже себя. Никому не отомстив. Можешь издеваться, что я со своей трусостью вел себя как слизняк и запорол все, что ты так блистательно придумал».

Вернувшись на Алтама-авеню, он повернул на юг. Сжимая рулевое колесо, подался вперед, упершись лбом в ветровое стекло. Оно хрустнуло, но не сломалось. Ромео все прекрасно осознавал, но чувство стыда не уменьшилось.

Затем он увидел магазин техобслуживания и подумал: «Здесь мне смогут помочь». Он развернулся и подъехал к бензоколонке. Выбравшись из машины, взял топливную форсунку, сунул ее в бак и нажал рычаг. Но поскольку он не расплатился, ничего не произошло.

Он нажал кнопку «Помощь».

– Да?

– Мне нужно горючее, – сказал он. – Включите его подачу.

– Сэр, если вы не пользуетесь кредитной карточкой, вам необходимо предварительно расплатиться.

Он извлек бумажник, нашел свою кредитную карточку и вставил ее в прорезь. «Квитанцию? Да/ нет». Он нажал «Нет» и затем «Старт». Он держал форсунку над головой, и на этот раз из нее брызнули капли золотистого бензина и через мгновение хлынула струя – но теперь ему пришлось дышать испарениями, от которых его так замутило, что ему пришлось отключить форсунку. Тем не менее глаза чертовски жгло. Он вытер лицо подолом рубашки и направился в магазин.