Текст книги "Химеры Хемингуэя"

Автор книги: Джонатон Китс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

vi

Гранки доставили за насколько дней до свадьбы. Я увидел их на мальчишнике у Саймона. Саймон велел прислать в галерею, и я прочитал их даже раньше Анастасии.

Но, думаю, даже тогда она не понимала, что происходит. В тот вечер у нее был девичник, устроенный Жанель по предложению Саймона. К тому же Саймон назначил Жанель главной подружкой невесты. Полагаю, он разрешил Стэси сделать подружкой невесты Мишель только потому, что та была авторитетным местным арт-критиком.

А я? Я был шафером, единственным, кто не являлся важным клиентом или серьезной фигурой в мире искусства. Разумеется, я забыл, что я художник. Я забыл, что это делало меня объектом интереса. Даже молчанию моему придавали должное значение, извлекая из него немало значимых предположений.

Подтекста не было. В стейк-хаусе, куда мы пришли отметить конец холостяцкой жизни Саймона, мне просто нечего было сказать – разве что ответить официантке, которая осведомилась, как мне подать скотч.

– Неразбавленным, – сказал я ей.

– Спасибо, – сказала она.

Они видели это, но, не расслышав ни слова, пришли к выводу, что я назначал ей свидание, которое, естественно, должно хранить в секрете от моей подруги, невинно развлекавшейся на маленьком чайном девичнике у Анастасии на другом конце города, но которое при этом стало общеизвестным фактом среди мужчин. Вечер к этому располагал. Мальчишники вообще отличаются стремлением видеть секс в обыденном и обыденным отношением к сексу: нет ничего дисфункциональнее группы гетеросексуальных мужчин. Когда эти мужчины – заключенные, не понаслышке знакомые с жестокостью, они склонны к бунту или, на худой конец, к воссозданию некого подобия полового разделения, к содомическому насилию над слабыми и пожилыми. Но когда это по большей части влиятельные выпускники колледжей, белые американцы-протестанты, находящиеся под влиянием алкоголя, не говоря про общую историю, мятежи и содомия, конечно, тоже приходят на ум, но лишь запасным вариантом для ночи заранее оплаченного разврата. Начинать в стейк-хаусе разумно – не столько потому, что это уже cliche, [20]20
  Клише (фр.).


[Закрыть]сколько потому, что отдельные кабинеты в ресторане как нельзя лучше подходят для приставания к хорошеньким официанткам. И раз уж официантка, принявшая у меня заказ на выпивку, не влепила мне с омерзением пощечину и не сбежала в ужасе, объяснение ее поведению, конечно же, одно – и его полагается скрывать от Мишель.

Разумеется, Мишель ничего от меня утаить не могла. Поклялась остальным в компании, что будет молчать, но это не помогло. Я заранее знал, что она будет в машине, на которой Анастасию в тот вечер похитят из-под носа у Жанель и всяких светских матрон, включенных Саймоном в список гостей на девичнике. Я знал, что Кики, спланировавшая побег, будет за рулем, несмотря на просроченные права, а Ларе поручат следить, не видно ли полиции.

Они с самого начала взяли вечеринку Анастасии на себя. Леди собрались на светское чаепитие в отеле «Великая герцогиня» к половине шестого. Заказали огромный позолоченный зал, который вполне подошел бы для коронации или юбилея. В узоре ковра мог бы замаскироваться распустивший хвост павлин, прихотливые золотые ножки столов оканчивались когтями, способными запугать любого хищника.

Но Жанель это не испугало. Она беспокоилась только о том, чтобы нанятому Саймоном арфисту досталось подходящее по росту сиденье. Такого не нашлось ни в комнате, ни в обитом бархатом холле. В конце концов Жанель заставила управляющего предложить арфисту табурет из ванной комнаты в президентских апартаментах – предмет мебели, с которым Жанель была близко знакома, проведя лет двадцать назад большую часть одной интрижки, смущенно прячась в той самой ванной. В «Великой герцогине» ничего не менялось. Такова была великая стратегия отеля. Табурет принесли. Арфиста усадили. Он начал свою программу с прочувствованного исполнения «Зеленых рукавов». [21]21
  «Зеленые рукава» («Greensleeves») – английская народная песня, источник множества музыкальных интерпретаций. Авторство текста иногда приписывают английскому королю Генриху VIII (1491–1547).


[Закрыть]

Дамы сравнивали огуречные сэндвичи и дожидались Анастасию. Кики должна привезти невесту – повторяла Жанель всякий раз, когда ее спрашивали, – на своем маленьком кремовом «порше». Поскольку все в обществе знали, как плохо Кики водила свою бедную старую машинку, дамы сочли часовое ожидание пустяком. В конце концов, огуречных сэндвичей было ужасно много, а арфист, исчерпав весь репертуар своего инструмента с пластинки Дебюсси «Лунный свет», пытался исполнить вещь, в которой одна из еще не окончательно оглохших пожилых леди опознала мелодию Скотта Джоплина. Тут арфисту пришлось как следует потрудиться. Дамы восторгались его усердием. Прошел еще час. Управляющий попросил освободить зал для другого торжества. Скрывая ажитацию, дамы отправились ужинать без невесты.

Не знаю, пили ли они за Анастасию в ее отсутствие; я упустил возможность спросить об этом свой источник с того девичника до того, как она в девяносто три года тихо, согласно некрологу, скончалась во сне. Зато я знаю, что за жениха пили все и каждый. Капитан Айвен Тул говорил первым. Он был шафером, он достаточно пожил на этом свете и понимал: по крайней мере с такими людьми, как Саймон, проживающими жизнь как одну предопределенную линию повествования, каждый тост оставляет следующему оратору на порядок меньше возможностей сказать что-то оригинальное. Должен заметить, что к тому времени все мы сидели за массивным столом на внушительных стульях из темной древесины, из которой была сделана и остальная мебель, а также полы, стены и потолок. Комнату словно одели в костюм красного дерева с накрахмаленной белой скатертью вместо рубашки, а галстуком служило одинокое растение без цветов в центре стола. Конечно, сие впечатление могло быть вызвано алкоголем; воодушевляемый призрачным свиданием с хорошенькой блондинкой-официанткой, я заказал еще три скотча во все усложнявшихся комбинациях со льдом и содовой, дабы создать видимость растущей близости. Поэтому не исключено, что в памяти моей сохранились сугубо нетрезвые очертания происходящего. Но мы все изрядно набрались под конец – все, кроме Саймона; мне приходится верить, что это искажение моей психики, как и изогнутые линзы моих очков, навело на резкость вечер, который иначе мог оказаться непостижимым – как мир, который я вижу, снимая очки.

Многочисленные медали Айвена Тула брякнули, когда он попытался встать.

– Проклятые колени, – пробурчал он и полез в карман за своими записями. Он прочистил горло, причем с таким звуком, что будь тогда какой-то разговор, он волей-неволей прекратился бы. Айвен Тул подождал еще минуту, пока Саймон отдавал последние распоряжения метрдотелю, и начал: – Джентльмены, я знаю Саймона Стикли добрые восемнадцать месяцев, и это были чрезвычайно успешные полтора года, за которые он продал мне… хммм… за которые он продал мне чертову прорву искусства. Но я бы с радостью отдал все, что имею, за одно… ммм… за его будущую жену, Анастасию. Я заходил во многие порты и сам был несколько раз женат, но, должен признаться, она самая очаровательная молодая женщина из тех, что я встречал. Я имел счастье познакомиться с ней на одном особом мероприятии в галерее полгода назад, и единственное несчастье в том, что я встретил ее, когда Саймон уже заполучил… ээээ… когда Саймон уже добился ее нежной привязанности. Тогда я был поражен ее великолепным самообладанием, потрясающим… В любом случае она… У нее… Она бы… Я хочу поздравить Саймона с тем, что он нашел такую девушку, и выпить за его брак с прекрасной писательницей и несравненным… несравненной… несравненным спутником жизни.

Он поднял свой бокал, мы все тоже, правда, стол был настолько большим, а растение в центре настолько мощным, что со стаканом Саймона почти никто не чокнулся.

– Спасибо, – сказал Саймон и добавил, будто на собрании совета директоров: – Кто-нибудь еще хочет высказаться?

На другом конце стола Брэд и Тед загалдели, что хотят прочесть стихотворение собственного сочинения.

– В нем даже есть рифма! – сообщили оба. Но они были всего лишь клиентами средней руки. А Саймон заметил Донателло Сан Марко, древнего историка современного искусства, чья малоподвижность достигла состояния, в котором даже животные рефлексы функционировали в масштабе геологического времени.

– Это все замечательно, ничего не скажешь, – многообещающе начал старик, – но, полагаю, я выражу мнение большинства собравшихся, если скажу, что лучше бы я был на девичнике с Анастасией…

Для этого ему пришлось бы оказаться примерно в трех кварталах южнее в дешевом погребке под названием «Каждый за себя». Назвать это место погребком означало выказать ему чрезмерное почтение: сейчас это слово часто употребляется с уважением, и архитекторам платят большие деньги, чтобы они придавали своим фешенебельным проектам обшарпанный и неряшливый вид. В «Каждом за себя» нечем было восхищаться и тем более нечему подражать. Бар. Бармен. Электрическая лампочка, свисавшая с потолка на голом проводе. Выключателя не было, потому что не было окна – свет должен гореть постоянно. «Каждый за себя» был открыт двадцать четыре часа в сутки, восемнадцать из которых работал легально, а в остальные шесть привлекал людей, которые иначе просто болтались бы на улице. Так что, с точки зрения полиции, бар выполнял общественную функцию, а копы просто сторонились этого вонючего замусоренного переулка.

Кики была завсегдатаем. Изменяя любовникам, она назначала здесь свидания. Бармен обожал ее за то, что она всегда давала чаевые банкнотами, а не продовольственными талонами, но в особенности за то, что она была из людей определенного стиля, которых он всегда рисовал в воображении своими клиентами. (Когда он говорил «стиля»,создавалось отчетливое впечатление, что на самом деле он подразумевал вид Кики с тыла, который и впрямь заслуживал обожания.)

– Ты уверена, что Жанель назначила встречу здесь? – спросила Анастасия. Она сидела на высоком табурете, между Мишель (на низком) и Кики (на шатком). У дальнего конца стойки сидела или, скорее, раскачивалась на трехногом стуле Лара. – По-моему, все сюда просто не поместятся…

– Жанель назвала мне это место, – пожала плечами Кики. – Сказала, встретимся в «Каждом за себя», выпьем лонг-айлендский чай со льдом. – Когда принесли первый кувшин, она сказала: – Я хочу предложить тост.

– Мы не будем ждать? – Анастасия посмотрела на Мишель – та глядела в пол, чтобы ничего не выдать. Потом Анастасия посмотрела на Лару. Лара тоже была никудышным лжецом, но Кики не посвящала ее в свои планы. В любом случае она была хорошо знакома с нравом Кики и во всем ей подчинялась. Такова была ее роль в отношениях. Роль всякого, кто был не так красив, как Кики, то есть каждого знакомого Кики, за необъяснимым исключением Анастасии. По всем общепринятым стандартам и стандартным меркам Кики, без сомнения, была физически более красивым экземпляром, но она, как и все остальные, чувствовала, что химия источников привлекательности Анастасии питалась ситуативным блеском, с которым обычное совершенство, что зависит от хорошо знакомых нам законов природы, существовало в разных плоскостях. Анастасия не представляла опасности для Кики, но и не попадала в обширную группу физического подчинения. Поэтому Кики пила за нее. Подняла бокал, и, когда заговорила, даже бармен прекратил чесаться и прислушался:

– Моя дорогая, даже не думай принять мои слова за эпитафию – брак ничего не меняет, кроме, быть может, количества бриллиантов у тебя на пальцах и, будем надеяться, количества нулей у тебя на счете. И все же, я думаю, важно, чтобы замужняя девушка сказала кое-что девушке, которая только собирается пройти через это суровое испытание. Мой первый совет: добиться взаимного доверия, потому что если он не будет тебе доверять, чертовски сложно будет его обманывать. Он, конечно, тоже будет тебя обманывать. Вот почему доверие должно быть взаимным: если он не будет считать, что ты доверяешь ему, он заподозрит, что причина твоей слепоты к его интрижкам – в безразличии к нему самому. Мой второй совет: не беременеть от другого мужчины – разве только твой муж сам пытается сделать тебе ребенка, а ты считаешь, что у другого мужчины гены получше. Муж никогда не поверит, что его средства предохранения дали сбой, но при этом никогда не усомнится в происхождении младенца, чья внешность польстит его наследственному эго. В-третьих, если тебя когда-нибудь застанут в компрометирующей ситуации, иди на компромисс: пускай у тебя будет что-нибудь стоящее, дабы предложить ему в нужный момент, – такое, что поможет ему простить, попытаться оправдать или почувствовать себя в достаточной мере отмщенным за непредусмотренный износ твоего тела. (Считай, тебе повезло, что выходишь за бизнесмена; художники, как Саймон скоро узнает от своей очаровательной молодой жены, не настолько уверены в своих желаниях, отчего компенсация бывает затруднительнее, чем она того заслуживает.) И последнее, моя дорогая: теперь никто не чинит сломанную кухонную технику – и так же не починишь современный брак. Поэтому, если девушка не хочет обречь себя на поиски нового мужа с частотой поломки блендера, она не должна слишком часто им пользоваться. Чаще обедай вне дома, тогда можешь рассчитывать, что твой «остерайзер» [22]22
  «Остерайзер» – фирменное название блендера производства фирмы «Остер».


[Закрыть]прослужит дольше, чем если в тебе вдруг проснется американская любовь к семейному уюту и яблочным пирогам. За всю жизнь у меня был только один блендер и один муж, потому что меня кормит профессиональный шеф-повар, а мужчины, за которыми я не замужем, обеспечивают почти все остальное. То, о чем не знает мой муж, только на пользу нам обоим. А теперь я хочу поздравить тебя с грядущим замужеством за моим большим другом Саймоном Стикли. Я его знаю очень близко и могу лишь сказать, что вы прекрасно друг другу подходите.

Даже бармен настоял на том, чтобы выпить за это, что и сделал, вновь наполнив свой стакан виски. Похоже, он уже относился к Анастасии с тем же уважением, что и к Кики, то есть крайне уважительно. Он смешал еще кувшин «Лонг-Айленда» за счет заведения и наполнил всем бокалы.

– Спасибо, – сказала Анастасия. Она посмотрела на Кики, потом на Мишель. Мишель выглядела больной. – Что случилось? – Не успела Мишель ответить, Кики предложила допить и продолжить где-нибудь еще.

– Но как нас найдут остальные? – спросила Лара, и это был первый звук, который она издала за вечер, не считая приступа кашля, одолевшего ее, когда Кики усадила ее рядом с Мишель на заднее сиденье «порше» на пути в «Каждый за себя».

– Может, вы с Мишель хотите остаться, а мы поедем первыми? – предложила Кики.

Это вызвало еще один приступ кашля, сквозь который прорывалось по одному-два слова, вкупе изъявлявшие готовность проследовать за Кики, если потребуется, хоть до Фортуны. Но Мишель оборвала эту резолюцию, сказав:

– Они не приедут.

– Не приедут? – спросила Анастасия Кики, потом добавила: – Спасибо.

– Они, наверное, нас ищут, – сказала Мишель.

Кики посмотрела на часы, мужской хронограф странной необтекаемой формы, который тем не менее якобы побывал на Луне на запястье одного ее знакомого астронавта:

– Нечего беспокоиться. У них осталось еще полчаса в «Великой герцогине».

– Я не понимаю, – сказала Лара.

– У вас есть сигареты? – спросила Анастасия. Кики кивнула. Ловким движением заядлого курильщика Стэси извлекла сигарету из предложенной Кики пачки, прикурила у бармена, выдохнула.

– Ты же бросила, – напомнила Мишель.

– Только для Саймона.

– И?..

– Его здесь нет.

– Ты имеешь в виду, здесь нет Жанель?

– Без разницы.

По этим словам Мишель поняла, что ее дорогая подруга напилась. Анастасия могла сбить с толку почти любого: у нее была такая тренированная дикция, что иностранцы обычно принимали ее за англичанку, и даже сильная интоксикация почти не сказывалась на мастерском обращении ее гибкого язычка со словами. Но, по опыту Мишель, когда Стэси перебарщивала со спиртным, у нее начинали заплетаться мысли. Мишель, разумеется, многое поняла, когда Стэси сказала одно, имея в виду другое, и вряд ли об этих вещах стоило знать малонадежным людям вроде Кики Макдоналд. Мишель сознавала, что Кики способна рассказать кому угодно что угодно только собственного развлечения ради. (Весьма проницательно с ее стороны: Кики выдала мне всю историю без купюр двумя днями позже на свадьбе, а много времени спустя, когда я сам не был уверен, точно ли помню, смогла в подробностях воссоздать сцену, которую вы сейчас читаете.)

– Может, поедешь домой? – спросила Мишель Анастасию, – раз уж больше никто не придет?

Анастасия выдохнула дым ей в лицо.

– Нет, – сказала она и повернулась к Кики. – Куда?

– На партию в покер, естественно. Будешь учиться блефовать.

– Азартные игры вне закона, – сообщила им Лара, которой вбили это в голову на курсах по ценным бумагам.

– Там, куда мы едем, – заявила Кики, выталкивая всех за дверь, – абсолютно все вне закона.

На Саймона там не наткнешься. Саймон даже не позволил стриптизерше, которая показывала нам свои прелести, пока мы ели стейки, сесть к нему на колени и с ним поиграть. По-видимому, ее представление, заявленное в программе как литературное, являлось вольной интерпретацией набоковской «Лолиты», только у этой нимфетки были седые корни волос и имплантаты, не позволявшие ей снять подержанную школьную форму без изрядной порции смазки. Избавившись от одежды, она стала передвигаться лучше, хотя груди ее вели себя несколько самостоятельно, из-за чего казалось, что она выступает с багажом. Гумберт Гумберт огорчился бы – как, впрочем, надо отдать ему должное, и Саймон. Лишь капитан со своими бутафорскими медалями на груди был покорен атакой силикона со всех фронтов, в то время как реплики Лолиты из последней киноверсии превратились из намеков в алогизм – перемена неуловимая, это правда, – в исполнении светски пронзительного голоса стриптизерши.

Вот таким манером она и пробиралась вокруг стола. Взгромоздилась на колени к Донателло, сместив при этом его катетер настолько, что старику пришлось пропустить свадьбу вследствие срочной госпитализации. Разлеглась на коленях у Брэда и Теда, пока они не вытолкнули ее кончиками пальцев. Переместилась к ЛаСартру К. Бенедиккту, куратору отдела искусства геев и лесбиянок в ПоМоМи (так любовно, хоть и несколько несуразно называли Музей постмодернистского искусства). Тот, несмотря на титанические усилия, так и не смог стать геем и конце концов решил, что, скорее всего, просто является лесбиянкой-транссексуалом. Поэтому он изо всех сил дразнил груди стриптизерши, пока она извивалась и гладила его симпатичное лицо.

Наконец она добралась до меня. Я уже был настолько хорошо знаком с процедурой, что не требовалось смотреть. Саймон дал мне гранки романа Анастасии, и когда стриптизерша взобралась ко мне на колени, я был полностью погружен в чтение.

– Прочитаешь мне сказку на ночь? – прошептала она, царапая книгу накладными ногтями. – Только непристойное. – Я не знал, что ответить. Как любая честная книга, эта была непристойна, и тот факт, что автором ее была Анастасия, добавлял роману порнографичности заглядывания в ее обнаженную душу. Как я мог сказать об этом стриптизерше? Как я мог объяснить, что моя эрекция не имеет отношения к профессиональным движениям ее зада? Я сдался. А что было делать? Она знала, что я кончил, но вряд ли поняла, почему. Она оставила меня с моей тайной неприятностью, прикрытой салфеткой, – жизнь моя была так бесцельна, что даже струя спермы не имела направления.

Саймон, напротив, знал, чего хотел. Он хотел, чтобы стриптизерша убралась из ресторана. Другими словами, не хотел, чтобы она перед его клиентами, скажем, прикрепила ему на талию профессионального размера фаллоимитатор и трахалась с ним, грея тем временем руки у него в штанах и охлаждая язычок у него в глотке. Поэтому, когда она через всю комнату направилась к нему, он покачал головой.

– Прошу вас, – сказал он, – здесь не бордель.

А место, куда Кики привезла свою компанию, было целиком и полностью борделем. Это нравилось Кики в «$екссстра $ветском ȼлубе», потому что мужчины, с которыми она перекидывалась в покер, слишком много отвлекались, чтобы вести партию хорошо. Кики всегда выигрывала. Забирала их деньги, а секс оставляла рабочим девушкам. (Кики предпочитала купаться в более изысканных генетических бассейнах.) Кики нравилось в «$екссстре», и «$екссстра» платил ей взаимностью. Члены клуба, каждый вечер платившие взносы при входе, любили играть с ней в покер, а девушкам нравилось, что она всегда отсылала мужчин прочь с достаточным количеством фишек, и мужчины могли заплатить хотя бы за то, чтобы девушки потрудились ручками, – этакий техасский порнохолдем. [23]23
  Техасский холдем – одна из самых азартных версий покера с быстрым увеличением ставок.


[Закрыть]И все расходились довольные. «$екссстра» предоставлял Кики все, что нужно, чтобы убедить более марксистски настроенных друзей дать капитализму еще один шанс.

– Добро пожаловать, мисс Кики, – сказал вышибала примерно в ливрее, когда двери лифта открылись, представив «$екссстра $ветский ȼлуб» во всей красе. – Вы сегодня с гостями.

Другие этажи здания занимали аудиторская фирма и офис автошколы, поэтому от вышибал в «$екссстре» требовалась не только накачанная мускулатура, но и цепкий взгляд. Две другие конторы тоже посещали люди в полиэстеровых костюмах, и было не так просто, как может показаться, отличить клиентуру заведения от тех, кто просто ошибся этажом. (Последние часто становились первыми, но эту историю вам расскажет кто-нибудь другой.) Кики провела свою компанию в игорный зал. Устроителям пришлось постараться, чтобы придать клубную атмосферу неминуемому финансовому краху. В этом зале с деньгами расставались все. Играли друг против друга, комиссия при покупке фишек – десять центов с доллара, и еще десять центов с доллара при обмене фишек на деньги, но это было еще приемлемо. Тоску наводило то, что никому и никогда не выпадали хорошие карты. Шулеры годами обували заведение, так что когда никто не мухлевал, можно было рассчитывать на то, что сыграет пара троек. Но печальные старики все равно играли, проводя время за столами из огнеупорного пластика, имитирующего дерево, под репродукциями девочек Варгаса [24]24
  Девочки Варгаса – эротические плакаты Альберто Варгаса (1896–1982), американского художника перуанского происхождения, иллюстратора «Плейбоя».


[Закрыть]на стене, дожидаясь любимых проституток, выставлявших напоказ свой товар на сцене или выполнявших предыдущие обязательства в салоне.

На тысячу долларов Кики приобрела девять сотен фишек разных цветов, формы и размера из разрозненных наборов, закупленных по дешевке управляющими «$екссстра».

– Правило блефа номер один, – сказала она Анастасии, – быть максимально открытой. Размер твоей ставки, я имею в виду ее длину, ширину и особенно высоту, учитывается. Используй однодолларовые фишки вместо пятидолларовых, и игра будет за тобой.

– Как их различить?

– Здесь? Все грязные фишки – по доллару. Те, что посимпатичнее, – дороже. Их тоже можешь ставить, но это не имеет значения, при обмене за любую фишку получишь только девяносто центов.

Она подвела Анастасию к столу. Мишель последовала за ними – естественно, скептически. Лара уже куда-то пропала с беззубым стариком лет восьмидесяти, уложившим в постель невероятное количество женщин при помощи фиктивного завещания с поправками на текущий вариант, составленного в те времена, когда старика еще не лишили адвокатской лицензии за попытку укусить разбушевавшегося защитника противной стороны в кабинете судьи.

Впрочем, внимание Кики было сосредоточено на Анастасии. У девочки почти наступил день свадьбы. Ей еще столько нужно узнать.

– Знаешь основные правила? – спросила Кики свою новую ученицу.

– Нет.

– Хорошо. Блефовать проще, если не понимаешь, как ставить. На самом деле тебе нужно усвоить единственный принцип: у тебя большинство фишек. Твоя цель – поставить столько, чтобы перебить все ставки. Тогда ты забираешь и чужие фишки – и в следующем заходе твое положение, со стратегической точки зрения, еще лучше.

– Но в конце концов они…

– Вот поэтому вокруг всегда столько голых женщин. Иногда можно даже попросту стащить у парня фишки, но это не так интересно. Хотя у тебя не настолько открыта грудь.

– Но на сцене они…

– Обычная любезность, дорогуша. Заодно отвлекает их от твоих крапленых карт. – Кики наклонилась, расстегнула пару верхних пуговиц на блузке Анастасии и предложила очередную сигарету. Анастасия взяла. – Теперь не жалей помады, чтобы метить все, что прикасается к твоим губам. И не помешало бы тебе еще выпить.

– Я буду…

– Не важно, что ты закажешь, дорогая. Проси что угодно, тебе все равно принесут этиловый спирт, а раз ты девушка – могут сиропом подкрасить. – Она повернулась к Мишель: – Выпьешь за компанию?

– По-моему, это очень неудачная идея, Кики, – тихо сказала Мишель, словно это просто мнение, которое Анастасии, однако, слышать необязательно.

– Полностью согласна. Спирт нельзя подавать, не разбавив как следует.

– Это вопрос морали.

– Вся методика работы бармена – проблема величайшей этической важности.

– Нам надо поговорить.

– Мы и так говорим.

– Не здесь.

– У бара.

– Хорошо. У бара.

Они оставили Анастасию в игровом зале. Когда вернулись спустя несколько минут, она была у стола с картами в руках и ощутимо размножившимися фишками.

– Выпить не принесли? – спросила она.

Мишель, бледнее обычного, заговорила. Она сказала Анастасии:

– Я покидаю это заведение. Можешь поехать домой со мной или остаться с… с ней. Так мы решили. Выбирай сама.

– Мне нравится эта игра, – ответила Анастасия.

– Ты не понимаешь…

Кики покосилась на Мишель. Это ее остановило. Она ушла. Думаю, Анастасия даже не заметила.

Я не знаю. Эти подробности как раз ускользают. Я слышал всю историю трижды – разумеется, всякий раз по-новому. Когда Мишель вернулась в мою квартиру в одиннадцать вечера, она сказала лишь:

– Не все люди порядочные, как мы.

Потом надела фланелевую пижаму и улеглась спать ко мне под бок.

На обеде после репетиции бракосочетания никто ни с кем не разговаривал. Саймон отказался пить за Анастасию. Всю еду, к которой никто не притронулся, отправили обратно на кухню. Замешательство сгустилось. Народ разбрелся по домам, пьяный.

Церковные колокола. Небесно-голубой свет проникает сквозь жалюзи спальни. Я перекатился на другой бок – проспать бы эту свадьбу.

Опять звонят. Входная дверь. Звон. Стук. Наконец Мишель открыла своим ключом. Она стояла у моей постели, смотрела на меня и смотрелась точно дерево в цвету.

– Ты еще не готов, – сказала она.

– Я сплю, – ответил я.

– Ты просто очарователен, – сказала она. – А теперь иди в душ, милый.

Она принялась приводить в порядок мой смокинг. Я сделал, как она велела.

– Очень красиво, – сказала она, когда мы его на мне смонтировали. – Тебя можно принять за жениха.

Она имела в виду одно. Я предпочитал думать о другом. Согласие было необязательно.

Она поцеловала меня. Заново накрасив губы и стерев помаду с моих, она вывела меня за двери, прямо в утро.

Саймон приехал один. Подогнал свой «остин-хили» к очереди на парковку. Отказался оставить служащему ключи. После этого все управление пришлось бы перенастраивать.

К тому времени мы уже были на месте, Мишель и я, в числе первых гостей в ботаническом саду парка «Золотые Ворота». К ней прицепился склочный молодой куратор музея, поэтому я остался поддерживать разговор с несчастными родителями Анастасии – типичный мезальянс. Они прибыли как раз к репетиции обеда, она из Коннектикута, а он из Саудовской Аравии. Они провели друг с другом уже почти восемнадцать часов. В воздухе витала ощутимая угроза развода.

– Я надеялась встретиться с этим ее Саймоном вчера вечером, – сказала миссис Лоуренс.

– Он как, нормальный парень? – спросил мистер Лоуренс.

– Ну конечно он нормальный парень, Фил. Джонатон его друг детства. – Миссис Лоуренс посмотрела на меня. – Я только не понимаю, почему все родственники, которых я просила Стэси пригласить на свадьбу, получили приглашения только на прошлой неделе. Она часто летала через всю страну и должна понимать, что купить билет за такой короткий срок невозможно – разве что если кто-нибудь умер.

– По-моему, рассылкой приглашений занималась не Анастасия, – объяснил я. – Она работала над романом. Всю организацию свадьбы возложили на других.

– Говорят, книга будет пользоваться успехом, – заметил мистер Лоуренс.

– Фил, ты прекрасно знаешь, что Стэси не способна писать. А я просто счастлива, что она выходит за хорошего бизнесмена, который позаботится о ней и будет содержать семью. Может, этот Саймон когда-нибудь захочет торговать спорттоварами. Я уверена, ему хватает ума понимать, что на бейсбольные биты и школьную форму спрос больше, чем на… на…

– Искусство, – подсказал я.

– Не поймите меня неправильно, Джонатон. Я выросла в культурной семье, но что-то не похоже, чтобы он продавал что-то достойное, типа Рембрандта.

– Джонатон – один из его художников, Серена.

– Я думала, он… Я думала, вы пишете биографию. Разве не вы написали о том скандальном художнике, который рисовал суповые банки? Фил, где наша дочь?

– Я думаю, со своими друзьями. Это же ее свадьба.

– Ну, надеюсь, она еще не со своим будущим мужем.

– Наш брак все равно бы закончился тем же самым, Серена, даже если бы мы не сбежали и…

– Почему тебе обязательно нужно копаться в прошлом, Фил?

– Это ты начала.

– Я беспокоилась о нашей дочери. Тебе до нее никогда нет дела. Ты все заботы взвалил на меня.

– Не сомневаюсь, у ее мужа с ней будет полно забот. Ты сама говоришь, он-то о нашей Стэси и позаботится.

– Откуда ты знаешь, Фил? Ты бы его даже не узнал, пройди он рядом с тобой.

Тут Серена Лоуренс оказалась права. Когда Саймон подошел к нам, они оба не обратили на него внимания. Он попросил меня пойти с ним. Мы отошли.

– Кто эти жалкие люди? – спросил он, отведя меня за кухню выездного ресторана, в глубь ботанического сада. – Это ты их пригласил?

– Это твои будущие тесть с тещей.

– Она, кажется, вменяема, но его-то ты видел? Двубортный смокинг, явно взят напрокат. Я же говорил Анастасии, как его надо одеть.

– Где Анастасия?

– Под надзором Жанель.

– Ты ее уже видел?

– Потому я и разговариваю с тобой, вместо того чтобы следить за флористами.

– За флористами? Мы же в ботаническом саду.

– Ясное дело. Я долго консультировался со службой парка. Они отказались выдрать свою запущенную растительность и посадить тюльпаны там, где я хотел. Какие-то идиотские законы про национальные зоны отдыха. Так что мне пришлось накрыть местную флору полиэтиленом и расставить тюльпаны в горшках.

– Везде? – Я огляделся. Цветущие разноцветные кляксы опыляли пейзаж, затеняя прояснившийся горизонт. За оставшийся до свадьбы час расправиться со всем этим могла только ядерная зима.

К счастью, у Саймона были другие планы:

– В стороне и старые цветы сойдут. Я просто хочу, чтобы все было нормально там, где нас будут снимать фотографы.