Текст книги "Химеры Хемингуэя"

Автор книги: Джонатон Китс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

xiv

Саймона Стикли, пожалуйста.

Это Жанель Дектор.

Мисс Дектор, это Уэсли Штраус, репортер «Таймс».

Саймон Стикли сейчас занят. Могу я чем-то помочь?

Боюсь, это не касается галереи.

Это не важно.

Я ценю ваше усердие, мисс Дектор, но дело строго конфиденциально, и мистер Стикли, вероятно, предпочел бы, чтоб его лично известили, до того как прочтет в газетах, что…

Я прошу прощения, мистер… Жанель, оставь меня!..Мистер…

Штраус. Уэсли Штраус из «Таймс».

Мистер… Жанель, если ты не уберешься из моего…Простите, мистер Штраус. Это Саймон Стикли. Вы хотите узнать о «Судьбе»?

Очевидно, можно сказать и так. Вы уже знаете от журналистов из других газет?

«Голос Сан-Франциско» проявил определенный интерес, как и следовало ожидать. Они прислали корреспондента.

«Голос»?

Пару дней назад. Опубликовали неплохой репортаж. Вполне исчерпывающий.

Что вы сказали…

Я объяснил, что нужно отдаться «Судьбе», быть готовым ловить шанс и изо дня в день жить, не зная о последствиях. Конечно, вы уверены, что никогда не проиграете, но при этом вы также знаете, что никогда не сможете выиграть. Эта неопределенность сводит вас с ума.

Хотите сказать, это свело с ума вашу жену?

Она, сами понимаете, весьма чувствительна. Но в конечном счете это равно касается всех нас. Не важно, во что люди хотят верить, на них влияет великое произведение искусства: если можно так выразиться, это судьба, которую мы все разделяем.

И все-таки есть более конкретные проблемы честности, авторского права…

Но разве вы не видите красоты? Все мы авторы, каждый в ответе за то, чтобы сделать «Судьбу» нашей собственной. Произведение только обогащается, если все больше людей предъявляет на него права. А иначе оно осталось бы лишь артефактом, осколком прошлого. У большинства художников слишком развито эго, что, по моему скромному мнению, и обрекает их на провал.

То есть вы считаете, что любому должно быть позволено взять и скопировать что угодно, не ссылаясь на автора?

Это не вопрос авторства или копирования. Сюжет развивается, даже если кто-нибудь, отличный от создателя, пишет от их имени. Смысл меняется. Становится сердцевиной иного стечения обстоятельств. Вот почему важно, чтобы «Судьба» никогда не была решена.

И вы искренне полагаете, что этот аргумент снимает с вашей жены обвинение в крупномасштабном плагиате?

Я не понимаю.

Вы верите, что это оправдывает ее предполагаемую кражу неопубликованного произведения Эрнеста Хемингуэя ради создания «Как пали сильные»?

Вы определенно что-то путаете, мистер…

Штраус.

«Как пали сильные» написала Анастасия. Она посвятила их мне.

Таким образом, вы не знаете о странице рукописи, которую только что обнаружили.

Я видел рукопись. Она вручила мне ее в подарок.

Вы видели полную рукопись Хемингуэя?

Да почему Хемингуэя? Она подарила мне свою рукопись, напечатанную на компьютере. Я показал ее Джонатону… но, я уверен, вы это все и так знаете.

Выходит, вы знали, каковы источники ее произведения?

Ее творческого процесса?

Если вам угодно его так называть.

Это вряд ли имеет значение. Суть в том, что «Как пали сильные» – несомненно, творение гения.

Но чьего гения?

Автора.

Тогда, если Хемингуэй написал весь роман…

Я арт-дилер, занимаюсь современным искусством. Я сильно сомневаюсь, что мое мнение о гении Эрнеста Хемингуэя представляет интерес для ваших читателей.

Для наших читателей и для всех читателей «Как пали сильные» представляет интерес, действительно ли, и если да, то как именно, роман был списан у Хемингуэя, – не говоря уже об обстоятельствах, которые привели к предполагаемому преступлению мисс Лоуренс. Я уже пытался сказать: в нашем распоряжении находится то, что, судя по всему, является последней страницей, под номером 241, рукописи целой книги, по мнению экспертов принадлежащей перу Хемингуэя, – страницей, которая дословно совпадает с последней страницей «Как пали сильные», якобы романом Анастасии Лоуренс…

Вы уже говорили с моей женой?

Мы не смогли пока связаться с ней и получить ее комментарий. Я оставил ей сообщение.

И она не ответила? Вообще не трогайте ее, обещайте мне. Моя жена еще не очень здорова. Я не хочу ее больше травмировать.

То есть вы отказываетесь от обвинения в плагиате?

Чьего обвинения?

Я пока не могу сказать.

Я ни от чего не отказываюсь.

Значит, вы признаете…

И ничего не признаю. Я не знаю. Возможно, Стэси незаконно приписала себе эту вещь. Я не понимаю, что это меняет. Люди читают «Как пали сильные», это интересует их намного больше, чем наука, классика и прочая культура. И они любят Анастасию, слишком любят. Кто бы вынес такое давление общества? Этот роман чуть не убил мою жену. У меня нет объяснений ее поведению. Я почти надеюсь, что эта книга – плагиат. Публика заслуживает этого – и, возможно, этого заслуживаю я сам. Она никогда не утверждала, что она писатель, не говорила этого, когда мы познакомились. Она честна. Это и так причинило ей достаточно боли.

И вы настаиваете, что она подлинный законный автор, независимо от того, кто в действительности написал эту книгу?

Я настаиваю?.. Блядь, да мне наплевать, мистер… Природа авторства тут уже ни при чем. Это важнее, чем какая-то там философия или произведение искусства. Это касается человеческой жизни. Это касается моей жены, которой никогда не нужен был никто во всем мире, кроме меня, и которую – можете меня процитировать, если хотите, – я намерен любить больше всего на свете, независимо от того, что она сделала или может сделать.

Она говорила с вами раньше об источнике своих материалов, в особенности для романа, который исторически…

Вы меня не слушаете. Я уже сказал вам все, что хотел сказать. Интервью окончено.

Последний вопрос?

Что?

Предположительно, она пишет сейчас новый роман, который, как вы утверждали, будет о вас…

Интервью закончено.

Мишель Халл, пожалуйста.

Халл слушает.

Уэсли Штраус из «Таймc».

И по совместительству секретарь Пулитцеровского комитета, если не ошибаюсь?

Нет, не ошибаетесь.

Что, уже настало то самое время года?

Не совсем. Мисс Халл, я звоню по поводу вашей подруги Анастасии Лоуренс.

Ну, если вас интересует литература,я бы весьма рекомендовала ее…

Рекомендовали?

На Пулитцера. Все от нее в восторге.

А вы?

Вы же сами сказали – она моя подруга. Моя лучшая в мире подруга. Кто я такая, чтобы судить?

То есть у вас есть какие-то сомнения по поводу ее творчества.

Я недостаточно имела дело с литературой.

Вы подозреваете… жульничество?

Кто вам это сказал? Ублюдок! Тони не имел права…

Значит, вы уже знаете.

Он обманщик! Это просто тупая месть, зависть и ревность человека, которого она когда-то бросила. Я не стану объяснять вам, как делать вашу работу, но нельзя верить Тони.

Значит, Тони Сьенна связался с вами перед тем, как позвонить нам? Он показывал вам страницу рукописи?

Показывал ли он мне страницу рукописи? Это я емуее показала.

Хотя ему не следует верить.

Когда-то он был ее наставником. Любой другой эксперт, без сомнения, предал бы Стэси.

Любой другой эксперт?

Эта страница была спрятана у меня в квартире. Я поняла, что она старая, и обнаружила странное совпадение с романом Стэси, но хотела разобраться до того, как поговорю с ней. Я не ученый…

И когда он подтвердил, что автором является Хемингуэй?..

Кто?

Он что, не сказал вам?

Эрнест Хемингуэй? Ублюдок! Невероятно.

Первый роман Хемингуэя был потерян. Бумага и чернила, похоже, совпадают. Как и место действия, стиль и персонажи «Как пали сильные».

Вы уже говорили со Стэси?

Мы не смогли пока связаться с ней, чтобы…

Я уверена, у нее есть внятное объяснение. Потому я и решила встретиться и поговорить с ней с глазу на глаз. Она себя практически посадила в заточение. Это ее убьет. Писательство – это вообще не для нее. Это просто ее подход к мужчинам, сначала к Саймону, потом к Джонатону…

У нее что-то было с вашим мужем?

Другом.Я еще не замужем. Саймон сказал, что у Джонатона был с ней роман?

Вы разве сами этого только что не сказали?

Джонатон ее компаньон.Он верит, что она напишет книгу, которую никогда бы не смог написать он сам. По крайней мере, я так думала.

Когда напишет?

Прямо сейчас.

Эту она пишет сама?

Хотелось бы мне знать.

Вы имеете в виду, это снова может быть плагиат? Откуда она возьмет?..

Этот вопрос предлагаю задать Джонатону.

Насколько я понимаю, Анастасия Лоуренс в настоящее время работает над новым романом?

Это она вам сказала?

Вообще-то я говорил с вашей подругой, мисс Холл.

О Стэси? Зачем?

Она сказала, что вы поможете заполнить кое-какие пробелы.

Значит, с Анастасией вы не говорили.

Я не смог с ней связаться.

И вы позвонили Мишель? Что вам нужно?

Это правда, что вы тесно сотрудничаете с мисс Лоуренс? Сколько часов в день?..

Почему это вас интересует?

Возникли некоторые вопросы касательно «Как пали сильные».

И, поговорив с Мишель о теперешнем нашем с Анастасией сотрудничестве,вы надеетесь прояснить литературную неоднозначность книги, которую не в состоянии объяснить даже сама Анастасия?

Будет ли она так же не в состоянии объяснить то, чем занимается сейчас?

Если будет честна.

Почему ей не быть честной?

Что, по-вашему, я должен на это ответить?

Вы сказали, что она не в состоянии понять роман, который вроде бы сама написала…

Ничего подобного я вам не говорил. Я сказал лишь, что она не способна его объяснить и, если будет честна, не станет заявлять, что способна. Исключительно потому, что никто не в силах объяснить ни эту книгу, ни любое другое хорошее литературное произведение, никто, от автора до ученого. Любой может интерпретировать по-своему, и Анастасия в том же положении, что и остальные; точно так же моя интерпретация моего первого романа ничуть не хуже и не лучше прочих. А если книгу можно объяснить или даже описать, это объяснение или описание делает книгу избыточной. До журналистов это не доходит: вы думаете, что можете сочинить о книге такую же заметку, как об ограблении банка или встрече «Ротари-клуба».

На самом деле речь не о содержании романа. «Тайме» просто пытается выяснить, где все-таки она его взяла – и где берет свой материал сейчас.

Вы исследуете творческое вдохновение? Это тоже имеет мало общего со встречами «Ротари-клуба».

Однако, боюсь, случай мисс Лоуренс может иметь слишком много общего с ограблением банка.

Метафорически?

Буквально.

Вы вообще понимаете, о чем говорите?

А вы?

Почему я чувствую себя персонажем романа?

Вы сейчас что-то пишете?

Прямо сейчас я разговариваю – понятия не имею почему – с вами.

Могу я спросить вас, о чем ваш новый роман? Случайно, не о жизни Анастасии Лоуренс?

Роман не биографический.

Но он может основываться на событиях реальной жизни.

Основой хорошей истории может быть что угодно.

Но для великой истории, для американской трагедии нужно какое-то исключительное стечение обстоятельств…

…которое приведет к чудовищной катастрофе. Что вам сказала Мишель?

А что вы уже знаете?

Мне она ничего не говорила.

В нашем распоряжении оказалось доказательство вопиющего плагиата, совершенного Анастасией Лоуренс. К нам попала страница рукописи авторства Эрнеста Хемингуэя, слово в слово совпадающая с текстом «Как пали сильные», и у нас есть основания полагать, что следующий роман мисс Лоуренс… следующий роман… Алло?

xv

Я снова приехал к Анастасии. Я приехал, и в кармане у меня так и болталась клятва, коей я собирался поклясться Мишель, – бриллиант в целый карат. Неужели все это успело случиться за один день?

Плагиат.Слово заимствовано из латыни, буквально означает похищение с целью выкупа. «Plaga»– это «сеть». И теперь она попалась. Но plaga – также «открытое пространство».Явное противоречие, это правда, но и выход.

Мастер игры в «колыбель для кошки», она должна была знать, что сама устроила себе западню; чтобы освободиться, нужно просто отпустить. Ну заберут назад украденного ею Хемингуэя, ее бесплодный брак, возможно, будет аннулирован. Утратив репутацию, она лишится гонораров, у нее нет даже диплома.

Итак, ее похитили обманом, она попалась на удочку того, кто ее пленил. Всему этому конец. Я поехал к ней, к Американской Мечте. Сможет ли она начать заново и сосредоточиться?

xvi

Джонатон? Это ты? Ты же знаешь, я никогда не отвечаю…

Мисс Лоуренс? Уэсли Штраус, «Таймс».

Мне кажется, мой муж уже подписался.

Вообще-то я писатель…

И вам приходится заниматься собственным телефонным маркетингом? Пожалуй, могло быть и хуже.

Я пишу для «Таймс». Журналист. У меня к вам несколько вопросов.

Чем бы вы ни занимались, мистер, я думаю, вам следует поговорить с моим мужем.

Я уже говорил. Он не смог или не захотел сказать мне некоторые вещи.

Это серьезно.

Да. В нашем распоряжении оказалась страница рукописи авторства Эрнеста…

Значит, он меня предал.

Кто?

Я сказала, что не брошу ради него Саймона. Он выдал меня.

О ком вы говорите, мисс Лоуренс?

Он получил интрижку. Имел меня несколько месяцев. С чего он решил, что я рожу от него ребенка? Значит, он все раскрыл и теперь Саймон знает. Видимо, самоубийство, вера в жизнь после смерти.

Я совсем вас не понимаю.

И не поймете. Кто поймет? Мишель не поймет. Мой муж не поймет. Вы репортер. Напишите, что я люблю его. Может, он тогда сообразит. А теперь мне пора.

Не будете ли вы так добры объяснить…

Объяснить?Одно признание, почему я не могу этого сделать, займет целую книгу.

Вашего авторства?

Простите меня, ибо я не писатель.

xvii

«Неотложка» на улице. «Остин-хили» Саймона наполовину влез на тротуар. Хэтчбек Мишель на платной стоянке на углу, время истекло. Так тихо. Так неподвижно. Что-то произошло.

Она не оставила записки. Это было первое, что я услышал.

– Ни слова от нее, – прохрипела Мишель, обнимая меня в коридоре квартиры, бывшей, наверное, домом Анастасии. – Она покинула нас всех, понимаешь?

– Она… сбежала? Кто вызвал… «скорую»?

– Я.

– Зачем?

– Она умерла.

– Что ты сделала?

– Позвонила 911.

– Что ты с ней сделала?

– Нашла ее на полу.

– Это Саймон?

– ЧтоСаймон, милый?

– Неужели он просто ревновал ко… мне?

– Детка, сядь. У нее передозировка.

– Она была беременна.

– Нет, милый. Попытайся выслушать. Она приняла снотворное, тело маленькое, доза слишком большая. Организм не справился.

– Где она?

– В спальне. С Саймоном. Оставь их.

Между нами прошли три грузных санитара. Я сорвался с места. Бросился в спальню.

Темно. Анастасия лежала так, как я всегда ее находил и как часто оставлял, когда, обессилев, мы к вечеру насыщались друг другом: тоненькую фигурку с головы до пят закрывала только белая простыня: попутчик, выброшенный на остров этой огромной кровати, похожей на сани. Я подошел. Не снимая простыни, взял руку моей любовницы, податливую, как в глубоком сне. Откинул простыню с головы. Погладил россыпь густых волос. Опустился на колени, прикоснулся губами к ее губам. Мои ладони легли на ее грудь, на живот. Я поцеловал ее, но словно говорил в пустой комнате, все еще теплой от разговоров, влажной от напитков, едкой от дыма – будто ласкал лишь эхо. Так знакомо. Пальцы мои проникли в колыбель ее промежности.

– Милый! – закричала Мишель. Она отпихнула Саймона – тот где-то тут был все время, почти незаметный, – и попыталась до меня дотянуться. – Милый, нет! – Я мельком глянул на ее слезы. Опустил взгляд на мертвые глаза Анастасии. Я видел, как Саймон нащупывает стул. Почувствовал, как Мишель хватает меня за руку, оттаскивает от Стэси. – Милый, ты не любишь эту женщину! Ты любишь меня!

– И чтобы в этом не сомневаться, ты ее погубила. – Я встал. – Предательница.

Она посмотрела на меня в упор:

– Если на то пошло, сначала предали меня.

– Ты выдала девочку, называвшую тебя Лучшей Подругой, ради газетной статьи, даже не твоей. Это стоило ее жизни?

– Я выдала ее одному Тони, я думала, он поможет. А что бы сделал ты, если б такое нашел?

– Что бы сделал я? Вопрос едва ли гипотетический, Мишель. Я не отдавал ее будущее в руки ее бывшего любовника. Я хранил ее тайну.

– Удовлетворяя ее животные инстинкты?

– Я предложил ей выйти за меня замуж. Она была беременна моим ребенком.

– Или Саймона. Она, оказывается, была неразборчива в связях.

– Если бы тебе все-таки удалось переспать с ее мужем, ты бы знала, что он импотент.

Она уставилась на Саймона:

– Это правда?

– Моя жена умерла.

– Ты вроде ее не замечал, пока она была жива. Ты даже думал, что она писатель. Я не понимаю, почему меня осуждают за то, что я все расставила по местам.

– Ты не имела права.

– Я знала ее до тебя. Я ее всем представила. Ты что, не понимаешь, какая это для меня утрата?

– Она была моей женой. – Саймон подошел к ней. Опустился на колени подле кровати. Мишель, широко расставив ноги, стояла в изножье. Я медлил у изголовья. Она держала нас в этом сосредоточении, будто в ожидании последнего слова: оправдания, объяснения, отпущения. Но не нарушила безмолвия. И в ее открытых глазах, в двух черных пустых зрачках, ничего не удавалось прочесть.

xviii

Такова была Американская Мечта, ее последняя воля и завещание. Я принял их в наследство – а что мне оставалось? Саймон, я прошу прощения. Мишель, не пытайся меня простить ради моего же блага, но, пожалуйста, забудь ради своего собственного. Я далеко, я один, я там, куда однажды хотел взять Анастасию. Вместо этого я привез с собой лишь память о ней. Я похитил ее прошлое; пожалуй, я украл и присвоил ее жизнь. Теперь я расстаюсь даже с этим. Я начинаю заново.

Это трагедия Анастасии. Я только ее автор.