Текст книги "Живописец смерти"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

37

– Вы слышали, – проговорила Кейт, не сводя взгляда с группы детективов, – он обещал быть на благотворительном приеме, который устраивает фонд «Дорогу талантам» в «Плазе». Сегодня вечером.

– И сколько там будет гостей? – поинтересовался Браун.

Она вздохнула.

– Примерно пятьсот.

– Я начал заниматься этим, как только вы позвонили. – Мид шумно втянул в себя воздух. – Внутри отеля мы разместим двадцать полицейских и по два на каждом выходе. И конечно, ФБР тоже даст людей. – Он вздохнул. – Психиатр Фриман уже выехал и скоро будет здесь.

– Макиннон нужно обеспечить непрерывной связью, – сказал Браун. – И кроме того, я должен быть рядом.

– Для этого вам придется надеть смокинг. – Кейт попыталась улыбнуться. – Я вам пришлю. Ваш размер… вроде сорок второй?

– Сороковой, – поправил ее Браун, невольно втягивая живот.

В комнату вбежал немного запыхавшийся мистер Фриман. Он пригладил песочные волосы и скользнул на стул.

– Так что у нас происходит?

– Этот чертов придурок ночью позвонил Макиннон, – сообщил Мид.

– Говорит, что собирается появиться сегодня вечером на благотворительном приеме, – добавила Слаттери.

– Это я знаю. Тейпелл ввела меня в курс дела. – Фриман кивнул Кейт. – Что еще?

– Никакого ключа в художественной форме на этот раз он не дал, – ответила Кейт. – Так что интерпретировать нечего. Это вроде как нарушение правил.

– Эти ребята меняют правила когда им заблагорассудится, – заметил Фриман. – Но свой ритуал он исполнит непременно. Потом. – Он внимательно посмотрел на Кейт. – Надеюсь, вы меня понимаете.

Пытаясь унять озноб, Кейт плотно обхватила себя руками.

– Не представляю, что он может сделать на виду у пятисот человек.

Фриман встретился с ней взглядом.

– Если только он не невидимка.

В комнате находились четверо мужчин. Трое из них смотрели в стену. Четвертый, молодой – на вид ему было лет семнадцать, еще не бреется, на лбу небольшая угреватая сыпь, – закреплял на груди Кейт микрофон. Возился он ужасно долго, так что руки у нее покрылись гусиной кожей и все остальное, наверное, тоже.

– Вы закончили? – спросила она, видя, что паренек приклеивает последний кусок пленки. – Как же мне теперь дышать?

– Осторожно, – ответил он.

Митч Фриман стоял рядом с Флойдом Брауном и покачивался на каблуках.

– Надо проверить микрофон, – сказал Браун, обращаясь к стене. – И где будет стоять фургончик?

– За «Плазой», – ответил детектив, который стоял чуть поодаль, тоже отвернувшись от полураздетой Кейт. – Не беспокойтесь. Дальность действия такого микрофона несколько миль.

– Помните, Макиннон, – проговорил Фриман – если он появится, то самое главное – не растеряться

– И что же мне делать? – Кейт улыбнулась хотя внутри ее всю передернуло; – Пригласить на танец?

– По правде говоря, это было бы совсем неплохо. Но не исключено, что он вообще никак себя не обнаружит. Мой самый оптимистический прогноз состоит в том, что он просто хочет на вас посмотреть, затерявшись среди публики. Но эти ребята любят воображать себя суперменами, так что пока ничего не известно.

– Неужели он решится со мной заговорить? – спросила Кейт, пытаясь унять дрожь в голосе.

– Возможно. – Фриман увидел, что она еще не одета, и быстро отвернулся. – Поэтому вы все время должны быть настороже, замечать странности в поведении любого мужчины, особенно если ему захочется к вам прикоснуться.

– Боже, Фриман. – Кейт тяжело вздохнула. – Сегодня мне придется пожать руку и поцеловаться с сотней человек, не меньше.

– Я буду рядом, – сказал Браун. – У вас есть где спрятать пистолет?

– Мой «глок» слишком большой. – Кейт чувствовала, как нарастает тревога.

– Я дам вам маленький, тридцать восьмого калибра. Его вы сможете прикрепить под платьем к ноге.

– Я думаю, – заметил Фриман, – что он ничего не предпримет.

– Вы говорите так, чтобы меня успокоить? – Кейт бросила взгляд на паренька, который продолжал возиться с микрофоном. Пальцы у него были очень холодные. – Ну, вы закончили?

– Одну секунду. – Парень выпрямился. – Теперь вы обеспечены дуплексной связью. – Он снова наклонился и проговорил в микрофон: – Проверка, проверка…

– Итак, договорились, – сказал Фриман, – вы действуете не торопясь и спокойно.

– Конечно, – согласилась Кейт, застегивая блузку. – На галоп переходить не буду.

Теперь, когда к ребрам Кейт прикрепили микрофон, элегантное облегающее платье от Армани, которое она купила для этого вечера, не годилось. Это выглядело бы так, словно у нее выросла третья грудь. Она порылась в гардеробе, пока не нашла платье от Джона Гальяно, которое в прошлом году купила в Париже, но так ни разу и не надевала. Лиф здесь был гофрированный, и его покрывал кружевной гофрированный воротник.

О чем я тогда думала? Ведь гофре совершенно не в моем стиле. Но сегодня оно мне пригодится. И автоматический пистолет тоже легко можно будет спрятать.

Кейт положила платье на кровать. Звонить Ричарду было поздно. Его самолет с минуты на минуту должен был приземлиться в аэропорту Ла-Гуардиа. Кейт уже и думать забыла о том, что у мужа была стычка с Пруиттом и он это от нее скрыл.

Она отправилась в ванную комнату накраситься. Это занятие ее немного успокоило. Кейт расправила плечи и сделала несколько дыхательных упражнений. Все-таки еженедельные занятия в школе йоги не прошли бесследно. Десять минут ушло на прическу. Она сплела «французский узел». Конечно, не так изящно, как это делают в салоне, но сойдет. Надела черные колготки, затем платье. Гофре замечательно скрывало микрофон. Посмотрелась в зеркало. Неплохо.

Полезла пальцами под гофрированные рюшки, потрогала микрофон и неожиданно вспомнила свое последнее дело, связанное с пропажей Руби Прингл.

В тот день на Кейт тоже был микрофон. Думали, что ей придется встретиться с этим подонком, а она обнаружила только тело несчастной девочки. Я знаю, где она, потому что сам туда ее положил… Записка. Красным маркером, похожим на засохшую кровь. Господи.

Придерживая подол атласного вечернего платья, Кейт побежала по коридору к себе в кабинет. Вот он здесь, на пробковой доске, подарок Живописца смерти. Кейт с пририсованными крыльями и нимбом, все обведено красным маркером и надпись: «ПРИВЕТ». Почерк знакомый. Она закрыла глаза и увидела Руби Прингл на волнистом пластике, джинсы спущены, а вокруг головы алюминиевая фольга. Ангел. Обнаженный ангел. Ну конечно же. Пластиковые крылья, алюминиевый нимб… Неужели Живописец смерти? Столько лет прошло…

Кейт внимательно смотрела на стену, увешанную жуткими фотографиями, как бы копиями известных картин. Значит, Руби Прингл была его первой попыткой создать картину? Он тогда все оформил не так тщательно, как это делает сейчас. Но почему бы и нет ?

Кейт позвонила в Асторию, в отделение, где раньше работала. Ответил дежурный. Там уже не осталось никого из знакомых, с кем она могла бы поговорить о деле Руби Прингл. Дежурный даже не понимал, о чем идет речь. Она положила трубку, сунула в кобуру небольшой пистолет 38-го калибра, подняла платье и прикрепила ее к бедру.

Выяснение подробностей дела об убийстве Руби Прингл придется отложить на завтра. Если только он не нанесет удар сегодня вечером.

Зал ресторана «Плаза» заполнили мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Сегодня им предстоял ужин, где каждое блюдо стоит не меньше тысячи долларов.

Поскольку Кейт и Ричард были членами совета фонда и организаторами вечера, им пришлось заказать два столика, за которые усадили друзей и солидных потенциальных спонсоров. Друзья будут болтать и очаровывать спонсоров, чтобы те завтра выписали соответствующие чеки. Им это выгодно, потому что деньги, передаваемые в фонд «Дорогу талантам», не облагаются подоходным налогом. Все знали правила. Тех, кто этого не сделает, больше приглашать не будут.

Кейт по мобильному дозвонилась до Ричарда. Он был в пути. Флойд Браун стоял, опершись о стену, у входа в большой танцевальный зал «Плазы». Смокинг был ему явно к лицу, хотя он чувствовал себя в нем неуютно.

Кейт улыбнулась.

– Микрофон на месте? – прошептал он.

– А вы думаете, я бы оделась как малышка Бо-Пип[46]46
  Персонаж детского стишка, пастушка, потерявшая своих овечек.


[Закрыть], если бы его там не было?

– Даган, – проговорил Браун, наклонившись к ее бюсту, – надеюсь, ты нас слышишь.

– Флойд, перестаньте, пожалуйста, разговаривать с моей грудью, – попросила Кейт.

Браун резко выпрямился и нервно втиснул руки в карманы смокинга. Проходившая мимо Блэр – она, так же как и Кейт, была хозяйкой сегодняшнего вечера – с любопытством на них посмотрела. Кейт поспешно представила их друг другу, а затем взяла Брауна под руку и повела прочь. Месяц назад это событие было бы для нее, наверное, самым важным, но сейчас она мечтала только об одном: как бы дожить до конца вечера.

Двадцать пять минут Кейт водила Брауна по залу и всем представляла. Мэру города, Генри Киссинджеру, а также огромному количеству различных знаменитостей и миллионеров. Браун буквально потерял дар речи. И конечно, вокруг Кейт вертелось много мужчин. Они разговаривали, пожимали руку, целовались. В общем, у каждого была возможность напасть. Кейт и Браун внимательно осматривали гостей, стараясь делать это незаметно. Внешне они выглядели совершенно спокойными. Браун видел, как Кейт скользит взглядом по залу, не переставая беззаботно улыбаться.

Фотограф из команды Патрика Макмаллена снимал Кейт и Брауна всюду, куда бы они ни сворачивали. Но даже на мгновение ослепленные вспышкой они старались не терять контроль над обстановкой. Когда кто-нибудь подходил слишком близко, Кейт настораживалась. Мужчина опускал в карман руку, и в этом ей чудилась потенциальная угроза. Она ровно дышала, очаровательно улыбалась, но внутри у нее бушевал настоящий ураган.

– Пойду проверю охрану у дверей, – сказал Браун. – Вдруг они заметили что-нибудь подозрительное. – Он наклонился ближе и прошептал: – Вон тот парень, в метре от нас, на котором смокинг сидит еще хуже, чем на мне, это коп.

– Не беспокойтесь, со мной все в порядке. – Кейт похлопала себя по бедру, намекая на пистолет.

Появился Уилли с Чарлин Кент, которая висела у него на руке. Как художник, он имел право не надевать смокинг. Уилли был в кожаном спортивном пиджаке и черном шелковом свитере с воротником хомутом. Кейт поцеловала его в щеку. Он не ответил. Это добавило ей печали.

За спиной Чарли мужчина полез во внутренний карман смокинга и сделал шаг вперед. Она подала глазами знак стоящему рядом копу. Тот небрежно оттеснил гостей в сторону, крепко схватил мужчину за руку и медленно извлек ее из кармана. В ней оказался носовой платок.

– В чем дело? – возмутился гость.

– Извините, – сказал полицейский. – Я принял вас за своего приятеля.

Кейт перевела дух и принялась осматривать зал. Он где-то здесь? На мгновение все лица у нее перед глазами вдруг расплылись. Даже музыка зазвучала приглушенно словно издалека. Казалось, что массовка исчезла и на сцене остались только два актера – она и он.

Вот, значит, почему он мне позвонил. Чтобы заставить почувствовать его присутствие. И это сработало. Кейт не могла избавиться от ощущения, что он здесь, рядом с ней, исподтишка наблюдает за каждым ее шагом. А потом зал снова ожил, возобновились шум и суета, и почти каждую секунду кто-то пожимал Кейт руку или целовал в щеку. – Она улыбалась.

Если он здесь, то почему, черт возьми, не объявляется? Конечно, он давно уже мог пожать мне руку или даже поцеловать в щеку, а я не заметила.

От этой мысли Кейт стало холодно. Неужели он из знакомых? Скорее всего нет. И что, в конце концов, он сделает? Выстрелит в меня? Тоже нет. Потому что в этом не будет никакого искусства. К тому же всех гостей пропустили через металлодетектор. Интересно, что об этом напишут обозреватели светской хроники?

Перед глазами Кейт промелькнули сюжеты известных картин, где изображались светские приемы, галантные сцены и прочее. Вечеринки у Ренуара, переполненные кафе у Мане, портреты королевской семьи у Гойи. Живописец смерти мог бы выбрать одну из них. И десятки других. Но какую роль здесь могу играть я? И почему я? Почему?

Мужчина справа что-то жужжал ей в щеку, а дама слева что-то шептала. Затем перед ней возникли еще двое. Но снова лица расплылись, и на их месте появились жертвы Живописца смерти – Стайн, Пруитт, Аманда Лоу, Элена. Обязательно Элена.

Кейт продолжала улыбаться, пожимать руки, перебрасываться веселыми репликами, но внутри вся дрожала. В ушах звучал его голос, глухой, искаженный, а перед глазами вспыхивала картинка, на которой была изображена она с пририсованными крыльями и нимбом, а поверху короткое слово: «ПРИВЕТ».

Кто-то тронул ее за плечо. Кейт вздрогнула и резко развернулась, чуть не упав. Ричард успел подхватить ее и поцеловать в щеку.

– Держись, тигрица.

Кейт приникла к мужу.

– Как ты? – спросил он, заглядывая ей в глаза.

– Прекрасно, – ответила она, приходя в себя и снова ошушая вокруг гудящую, наэлектризованную толпу. – А ты почему так долго?

– Еле пробился сквозь пробки. – Ричард погладил ей волосы. – Что-то случилось?

– Нет, все в порядке, просто я нервничаю. – Кейт изобразила улыбку.

Рядом люди болтали друг с другом, что-то жевали, пили коктейли.

– Тебе просто нужно сесть и немного отдохнуть, – сказал Ричард и взял ее за руку. – Тем более что уже пора.

Поставщик цветов не подвел. В центре каждого столика стоял широкий низкий букет, составленный исключительно из белых цветов – роз, фрезий, тюльпанов. Им соответствовали белые скатерти и фарфор. Каким-то образом Кейт удавалось поддерживать разговор, хотя она понятия не имела, как это у нее получается. Казалось, слова сами слетали с губ.

– Ты выглядишь просто красавицей, – сказала она, обращаясь к Лиз, которую посадила рядом. – Как я рада, что ты здесь.

– Ты держишься?

– Пока.

Лиз с тревогой разглядывала подругу, собираясь что-то сказать, но на подиум поднялся Арлин Джеймс и начал произносить речьо важности образования, о достижениях фонда, о том, сколько детей каждый год определяют в колледжи, о том, как стать спонсором фонда. Говорил с обаянием и легкостью, присущей аристократам, хотя сам был выходцем из простой семьи. Кейт восхищалась его жизненной силой, энергией, оптимизмом. Ей уже сообщили, что Джеймс недавно подписал чек на два миллиона долларов для покрытия растраты Уильяма Мейсона Пруитта, чье имя в своей речи он даже не упомянул.

Но расслабиться Кейт не могла ни на секунду. Взгляд все время перемещался от одного столика к другому, искал в углах зала, в тени.

Где он? — думала Кейт, вертя на коленях салфетку. – Может быть, Живописец смерти просто позвонил, чтобы меня помучить ? Что ж, вполне вероятно.

Она посмотрела на Ричарда. Он сидел напротив и улыбался. Арлин Джеймс продолжал говорить, но Кейт его почти не слушала.

Мне нужно хотя бы несколько минут побыть одной. Она быстро встала, извинилась и поспешила к выходу из зала. Несколько стоящих у двери полицейских и агентов ФБР двинулись за ней в вестибюль.

– Я в туалет, – объяснила она.

Вначале вошел коп, проверил все кабинки, а потом подал ей знак, что можно входить. Кейт подошла к раковине, открыла кран, смочила холодной водой лоб и сделала несколько дыхательных упражнений. Черт бы его побрал. Он со мной играет, это точно. И рация, которую прилепили совершенно напрасно… Чешется там ужасно.

Кейт нырнула в кабинку, начала расстегивать молнию на платье, но вдруг услышала шаги. Она приоткрыла дверцу. Увидела черные мужские туфли и выхватила пистолет.

Через секунду раздался крик копа:

– Не двигаться! Руки вверх!

Кейт с пистолетом в руке раскрыла дверь кабинки. На полу лежал мужчина в смокинге, лет шестидесяти, можкет, старше. Ужасно напуганный. Два дула были направлены ему в голову, а два в сердце. Один полицейский держал его за горло.

– Господи, – произнесла Кейт, – вы его так убьете.

– Я не знал, что это дамская комната, – плаксиво проговорил мужчина. Язык у него заплетался, потому что он был пьян.

Копы подняли беднягу на ноги и быстро вывели за дверь.

На выходе из «Плазы» Кейт, Ричарда и Флойда Брауна, который следовал чуть позади, атаковали репортеры. Защелкали вспышки, застрекотали камеры, отовсюду потянулись микрофоны. По-видимому, им уже было известно о том, что полицейские ворвались в дамскую комнату. Кейт ухватилась за руку Ричарда и потащила обратно в вестибюль. Браун предложил использовать служебный выход, Кейт сначала согласилась, но изменила решение. Что ж, теперь моя очередь. Она наклонилась к Брауну, они о чем-то пошептались. Потом он пошел договариваться с репортерами, а Кейт подошла к огромному зеркалу поправить прическу.

– Что случилось? – с тревогой спросил Ричард.

– Пошли, – ответила Кейт. – Посмотришь шоу.

– Прошу задавать вопросы по очереди, – объявил Браун и подал знак начать симпатичной телевизионной репортерше.

– Прошел слух; что на вас недавно напал Живописец смерти. Это правда?

– Нет, – ответила Кейт. – На меня никто не нападал.

Репортеры загалдели, но Браун быстро утихомирил их и предоставил слово ведущему местных «Новостей» шестого канала.

– Вы являетесь одним из самых известных экспертов по изобразительному искусству в нашей стране. Ваше мнение о Живописце смерти?

Кейт кивнула и посмотрела в объектив камеры. Ей задали именно тот вопрос, на который она рассчитывала.

– Следует вспомнить, что большинство работ художников и скульпторов пронизывает определенная идея. Это началось еще в конце шестидесятых, когда возникло концептуальное искусство.

Несколько репортеров обменялись смущенными взглядами, но Кейт говорила сейчас не для репортеров и даже не для зрителей. Она обращалась прямо к нему.

– В концептуальном искусстве работой художника движет какая-то идея. Когда он ее заканчивает, я имею в виду работу, она должна прозрачно иллюстрировать его идею, цели. Если с этой точки зрения рассмотреть так называемые работы Живописца смерти, то я вынуждена констатировать: он не оправдывает ожиданий. – Кейт на мгновение замолчала и улыбнулась в камеру, представив, как он внимательно вслушивается, уставившись в экран. – Его намерения совершенно непонятны. Идея расплывчата. Какая-то сумбурная эклектика, смесь стилей. Лично я ничего не понимаю. Хотелось бы, но… – она продолжала пристально смотреть в камеру, – … но не понимаю.

– Прокомментируйте, пожалуйста, как продвигается расследование, – попросил другой репортер.

– А вот этого не могу, – сказала Кейт. – Мое дело – обсуждать искусство.

Она ответила еще на несколько вопросов, после чего Браун закрыл эту импровизированную пресс-конференцию. Цель была достигнута.

38

Кейт прикрепила вырезку из газеты к пробковой доске в комнате для заседаний. Ту, на которой Живописец смерти пририсовал ей нимб и крылья.

– Мне показался знакомым почерк. Он почти такой же, как на записке, которую я получила десять лет назад, когда вела последнее дело в Астории.

– Ну, это было очень давно, – подал голос Мид.

– Но дело так и не было раскрыто, – возразила Кейт. – Я звонила в отделение вчера вечером и сегодня утром снова. Хочу, чтобы они прислали мне все, что у них есть по этому делу, особенно отпечатки пальцев, которые так и не удалось идентифицировать.

– Ты думаешь, это мог быть Живописец смерти? – спросила Слаттери.

– У нас по каждому случаю скопилось несколько отпечатков, которые мы не сумели определить. Если один из них совпадет с тем, из Астории…

– И что там сказали? – спросил Браун.

– Все нераскрытые дела по убийствам старше восьми лет перенесены на микрофильмы и переведены на компьютерные диски. А год назад переданы в Куантико.

– Мы так тоже делаем, – сказал Мид. – Это сейчас положено.

– Я попыталась найти информацию на сайте ФБР, но не смогла получить доступ, – призналась Кейт.

– Я уверен, эти ребята будут счастливы, если мы к ним обратимся, – проворчал Мид.

– Да, но я лучше попрошу подругу. Зачем лишний раз напрягать ФБР?

Мид изобразил что-то вроде улыбки, затем водрузил на стол локти.

– А сейчас я хочу, чтобы вы мне объяснили смысл вашего вчерашнего выступления по телевидению.

– Я попыталась адекватно ответить нашему подопечному, – сказала Кейт. – Он хочет, чтобы его считали живописцем? Хорошо. Я говорила так, будто речь щла о каком-то серьезном явлении в искусстве, и совершенно уверена, Живописца смерти заинтригует оценка его так называемой живописи. И он захочет снова со мной связаться.

– Но это не игра, – возразил Мид.

– А вот здесь вы ошибаетесь, Рэнди. – Кейт прищурилась. – Это игра. И я думаю, ему приятно, что я говорила о нем как о состоявшемся художнике. На то и был расчет. Я сказала, что не совсем понимаю его работы и желала бы получить разъяснения. А всю эту болтовню о концептуальном искусстве завела, чтобы заставить его сделать более прозрачными свои намерения. – Она скрестила руки на груди. – Ясно?

Слаттери покачала головой:

– Не совсем.

– Чем понятнее будут его действия, тем активнее мы сможем организовать охоту. В следующий раз я хочу все правильно оценить, и как можно быстрее. – Кейт посмотрела на коллег. – А вы разве не хотите?

Мид подергал галстук-бабочку.

– А если он больше не пошлет вам никаких головоломок?

– Вы шутите? Я фактически отрецензировала работы этого подонка… по национальному телевидению. Сказала, что его работы хороши, однако недостаточно. Полагаю, эта сволочь уже суетится, чтобы показать мне, насколько он хорош, а возможно, и понятен.

Вот стерва! Он весь кипит от злости, не знает, что и подумать. Но вскоре догадывается: это она с ним так дурачится, играет. Конечно, она знает, что его работы выдающиеся. Этого нельзя не видеть. Но он прислушается. Примет ее вызов. Она хочет ясности, она ее получит. Но вообще-то как можно быть яснее? Она дурачится? Сама бы попробовала поработать с живыми объектами, которые сопротивляются, иногда даже дерутся. То есть мешают творчеству на каждом этапе.

Он ходит взад-вперед. Где-то в углу пробегает крыса и исчезает под сломанными половыми досками. Сейчас нужно выступить с чем-то действительно особенным, исключительным, достойным обоих. Ты должен это сделать. Опять этот голос. Сегодня он напугался. Ему показалось, что другие этот голос тоже слышат. А почему нет? Он такой громкий. Пронизывающий. Но его глупые коллеги только улыбались и больше ничего.

Он смотрит на стену, на которой развешаны полароидные снимки Аманды Лоу, его текущая выставка, рассчитанная на одного зрителя.

Как она может не видеть этого великолепия? Конечно, видит. Должна. Он радуется тому, насколько хорошо сработал телефонный звонок. Все эти копы прождали понапрасну. Болваны. Неужели они действительно думали, что он такой идиот и станет рисковать всем ради какого-то дешевого трюка? И потом, в этом не было никакого искусства.

Он барабанит пальцами по столу, в дальнем конце которого лежит книга «Портреты художников». Берет ее, кладет на колени, баюкает как младенца, медленно перелистывает, изучает иллюстрации, фотографии Уилли, Элены и других художников. А вот о нем здесь ни слова. Почему? Еще напишут. Он это знает. Когда-нибудь о его творчестве напишут целую книгу. На последней странице под фотографией Кейт он читает: «Доктор философии, тема диссертации „Абстрактный экспрессионизм в изображении человеческого тела“». И до него доходит.

Превосходная идея. Теперь все это нужно приспособить к дуэту, который он наметил. Он подтаскивает картонную коробку с потрепанными художественными открытками. Внимательно рассматривает и вскоре находит нужную. Замечательно. Чудесно. Когда прикладывает репродукции одну к другой, его пальцы в перчатках дрожат от восторга. Ясно?

Куда уж яснее…

Флойд Браун хмуро рассматривал фотографию. Он и Макиннон. Она в вечернем платье, он в смокинге. А рядом Генри Киссинджер. Фотография аккуратно вырезана из раздела светской хроники «Нью-Йорк тайме» и прикреплена к доске объявлений Управления полиции.

Катерин Макиннон-Ротштайн, Флойд Браун-мл. и Генри Киссинджер в отеле «Плаза» на благотворительном вечере в пользу фонда «Дорогу талантам».

Весь день ему пришлось выслушивать саркастические замечания, шуточки и ехидные намеки.

– Как поживает Генри?

– Передавай ему привет.

– Симпатичный смокинг.

– Вы с Макиннон здорово смотритесь… прекрасная пара… ха-ха-ха.

Ну ничего. Следующий, кто произнесет об этом хоть слово, получит у меня по заслугам, Браун сорвал вырезку и уже собирался смять в руке, но остановился. В конце концов, это ведь действительно Генри Киссинджер, а рядом я. Браун вдруг улыбнулся и быстро сунул вырезку в карман. Покажу Вонетт, пусть порадуется.

— Браун! – По коридору к нему быстро бежал полицейский.

Если этот парень заговорит о картинке, прибью на месте.

— Браун, – проговорил запыхавшийся полицейский, – вас срочно вызывает Мид в комнату для заседаний на третьем этаже.

* * *

В центре стола лежал полиэтиленовый пакет с почтой Кейт. В тот момент, когда вошел Браун, Слаттери протягивала полицейскому большой конверт из твердой бумаги.

– Отнесите в лабораторию. Скажите Эрнандес, что это очень срочно. Отпечатки пальцев и все остальное. Внутри и снаружи.

Кейт наклонилась над только что полученными репродукциями. Мид стоял рядом с лупой в руке.

– Что вы об этом думаете? Разве тут не…

– Прошу вас, подождите, – сказала Кейт. – Дайте мне немного подумать.

Репродукций было две. Одна картина продолговатая, другая почти квадратная. Написаны маслом. На обеих смутно различимые, изображенные широкими мазками фигуры с какими-то завихрениями в области брюшины и грудной клетки, розовыми и кроваво-красными, прорезанными малиновыми и пурпурными полосами.

– Похоже на кровавую бойню, – заметила Слаттери.

– Тихо! – Кейт забросила за ухо прядь волос. – Итак. В первую очередь эти две репродукции склеены. Картины принадлежат кисти Виллема де Кунинга, великого американского художника, абстрактного экспрессиониста.

– Глядя на его картины, не скажешь, что он великий, – промолвила Слаттери.

– Это шедевры, – сказала Кейт. – Поверь мне на слово.

– И фамилия звучит как-то не по-американски, – добавил Браун.

– Он голландец, – терпеливо пояснила Кейт. – Но жил и работал в нашей стране.

– Но что они означают? – нетерпеливо воскликнул Мид.

– Друзья, пару минут помолчите, – попросила Кейт. – Мне нужно подумать.

Мид подался назад. Слаттери пробормотала:

– Извини.

Где-то неподалеку раздавались чьи-то голоса, звенели телефоны, выли сирены, но в комнате для заседаний установилась мертвая тишина. Прошло несколько минут. Кейт не отрывалась от репродукций. Остальные сидели, затаив дыхание.

– Пожалуй, я начну рассуждать вслух. Итак: де Кунинг, абстрактный экспрессионизм, репродукции двух картин. – Она на мгновение замолчала и посмотрела на развешанные на стене фотографии жертв Живописца смерти. – Две картины. Две жертвы! Значит, он на этот раз решил прикончить двоих. Боже!

– Вы уверены? – спросил Мид, вертя в руке мобильный телефон.

– Нет, но вероятность очень велика. Я спровоцировала его на ясность. Так вот, теперь он в первый раз присылает нам две картины, склеенные рядом. На обеих изображены человеческие фигуры, то есть два человека. Я полагаю, сейчас он рассчитывает, что мы воспримем это буквально.

– Мерзавец, – пробормотал Мид.

– Нужно, чтобы доставили мои книги по искусству, – сказала Кейт. – Там приведены названия этих картин и прочая относящаяся к делу информация.

– Можно посмотреть в Интернете, – предложила Слаттери.

– Пожалуй, – согласилась Кейт. – Хотя я не уверена, что там есть эти картины. Это малоизвестные работы Кунинга.

Мид тут же приник к телефону, а через полминуты протянул трубку Кейт со словами:

– Я уже послал машину к вам домой. Ребята скоро будут там.

– Только не напугайте консьержа и мою экономку, – попросила она полицейских в машине. – Когда войдете в квартиру, сразу же позвоните, я скажу, где взять книги.

Через некоторое время, когда они вошли к ней в библиотеку, Кейт указала нужные книги.

– Если не застрянут в пробке, то через пятнадцать минут вернутся. – Она протянула трубку Миду и снова посмотрела на репродукции. – Все указано здесь. Это очевидно. Он принял мой вызов.

– А если нет? – спросила Слаттери.

– Тогда дела наши плохи, – ответила Кейт. – Но могу поспорить на что угодно – он принял. – Она взглянула на одну картину, потом на другую и тяжело вздохнула. – Черт возьми, ничего путного в голову не приходит. Застряла. Ладно, задавайте вопросы… может быть, это даст толчок мозгам.

– Хм… я вижу здесь вроде как две фигуры, – сказала Слаттери. – Но ничего не понимаю. Вот ты назвала их шедеврами, а для меня это просто мазня. В чем тут дело?

Кейт улыбнулась:

– Попробую объяснить. Понимаешь, художник де Кунинг хочет, чтобы ты почувствовала возникновение картины, как если бы наблюдала процесс ее написания.

– Да, теперь понимаю. – Слаттери кивнула. – Капли краски похожи на дождевые во время ливня, да? Их подхватывает вихрь?

– Верно, – подтвердила Кейт. – И в результате этого возникают фигуры, словно из подсознания художника. – Она заходила по комнате. – Что еще? Что? – Провела рукой по волосам. – Де Кунинг был представителем абстрактного экспрессионизма. Так же как Джексон Поллок и Франц Клайн. Это все художники, отображающие процесс творчества. Их интересовал именно сам момент создания картины. Она как бы являлась продолжением их тела. – Кейт остановилась. – Подождите минутку. Подождите, черт возьми, одну минутку! Так ведь это же моя диссертация – картина как продолжение физической сущности художника.

– Откуда он мог об этом знать? – спросил Браун.

– Это сказано на суперобложке моей книги, и не сомневайтесь – она у него есть. – Глаза Кейт расширились. – Господи, мне сейчас пришла в голову ужасная мысль. А не собирается ли он доказать мне прозрачность своей идеи тем, что проиллюстрирует это положение диссертации?

– Не понял, – сказал Браун.

– Картина является как бы продолжением тела художника. Так вот, он может использовать тело – не свое, а жертвы, – чтобы им написать картину. – Теперь Кейт видела это перед собой совершенно отчетливо, словно он стоял рядом и шептал на ухо. Как будто она могла читать его мысли.

– Как он это сделает? – спросила Слаттери.

Кейт пожала плечами:

– Не знаю.

– А с кем? – спросил Мид.

Кейт вернулась к репродукциям картин де Кунинга.

– Это должно быть указано здесь. – Она потянулась за лупой и еще раз внимательно изучила репродукции. – Вот посмотрите. Он сюда кое-что добавил. Точно так же, как на репродукции работы Кинхольца. Очень нечетко, но… – Кейт протянула лупу Миду. – Вот здесь. На левой картине он нарисовал маленькую бабочку и почтовую марку. Видите?

Мид кивнул.

– Что это значит?

– Не знаю, – ответила Кейт. – Помогайте, друзья.

– Насекомые? – предположила Слаттери.