Текст книги "Патология"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 22

Румянец смущения проступил на лице Айзека даже через грим.

– Пустяки, – он старался говорить небрежно. – В коридоре было темно, и я наткнулся на стену.

– Вот как, – сказала Петра.

На плече синей рубашки белели крошки грима, Он проследил за ее взглядом, поспешно стряхнул их.

– Может, вам нужна моя помощь? На часах была половина восьмого.

– Так поздно на работу? – удивилась Петра.

– У меня были неотложные дела в кампусе, а потом я решил зайти сюда, узнать, может, нужно что-то для вас сделать.

«Один миллион шестьсот сорок тысяч ссылок». Петра улыбнулась.

– Вообще-то, тут такое дело…

Она сообщила ему информацию о Сандре Леон и «Игроках». Он торопливо застучал по клавишам своего ноутбука.

Счастлив заняться делом.

Петра страшно устала и проголодалась.

Она пошла в «Шеннон», уселась у барной стойки на прежний табурет, заказала пиво и сэндвич с солониной. Плоский экран был настроен на рекламу. Выпивох не интересовала покупка волшебных циркониевых браслетов.

Бармен сменился – теперь это была женщина, и она не стала протестовать, когда Петра попросила ее переключиться на «Фокс ньюс» и добавить бегущую строку.

– Да, она раздражает, – сказала женщина. – Хочешь прочитать что-нибудь, а строка режет экран пополам.

Трое выпивох дружно кивнули. Это были пожилые мужчины, седоватые, морщинистые, в измятой рабочей одежде. Бар пропах их потом. Судя по цвету лиц, день Святого Патрика начался для них давно.

Один мужчина взглянул на Петру и улыбнулся. Это была не похотливая улыбка, а отеческая. Она неожиданно вспомнила своего отца, которого так стремительно скосила болезнь Альцгеймера.

Петра жевала сэндвич, пила пиво, заказала еще одну кружку, кинула взгляд на экран и услышала: «Тель-Авив».

Обугленная и покореженная уличная мебель, вой сирен «скорой помощи», хасид подбирает фрагменты человеческих тел. Число жертв выросло до трех – один из раненых скончался. Число пострадавших известно точно: двадцать шесть.

Ответственность за взрыв взяли на себя и «ХАМАС», и боевики Арафата.

«Ответственность».

Петра выругалась. *

Сэндвич дал о себе знать: желудок взбунтовался. Она бросила деньги на стойку и вышла. Барменша крикнула вслед.

– С вами все в порядке, детка?

Когда Петра была уже у двери, женщина закричала:

– Может, вам с собой завернуть?

Она без цели поехала по улицам, нарушая правила. Слышала возмущенные сигналы подрезанных ею автомобилистов, но не обращала внимания.

Она мчалась на своем «аккорде», словно участвовала в гонках. Не смотрела на людей. К черту работу: конца ей не видно.

Сегодня она не хотела иметь дела с преступниками, мошенниками, негодяями и развратниками. У нее лопнуло терпение, надоело отслеживать подозрительные поступки и неожиданные взрывы насилия.

«Двадцать шесть человек ранено».

Эрик позвонил ей, значит, у него все в порядке.

Но Эрик стоически переносил боль. После ранения, придя в сознание, он отказался от анальгетиков. Его продырявили, а он утверждал, что ничего не чувствует. Врачи не понимали, как он может терпеть такую боль.

Он сидел, опершись спиной на больничные подушки, такой бледный…

Его родители, она и та девица молча ждали.

«Прощай, крошка, я победила».

Ну, и какова же награда?

Она приехала домой, избежав аварии, и как сумасшедшая схватила кисть, писала четыре часа подряд, пока не заболели глаза. В полночь, не рассмотрев, что у нее получилось, выключила свет, ползком добралась до кровати, сняла одежду и улеглась. Уснула, едва сомкнув глаза.

В четыре часа четырнадцать минут ее разбудил телефон.

– Это я, – произнес он.

– Ох, – тупо сказала она, отчаянно пытаясь врубиться. – Как ты?

– Хорошо.

– Ты не ранен? Слава богу!

– Небольшое ранение…

– Ты… О господи…

– Крошечный кусок шрапнели в икре. Поверхностная рана.

– Боже мой, Эрик…

– Навылет, ничего страшного.

Она села в постели, сердце частило, руки похолодели.

– Шрапнель в ноге, и ты говоришь, что ничего страшного!

– Мне повезло, – сказал он. – Первый подонок набил пояс гвоздями, болтами и обрезками металла. У второго были шарикоподшипники, и они прошли насквозь.

– Они? Значит, у тебя не одна рана?

– Пара маленьких отверстий. Я нормально себя чувствую, Петра.

– Пара означает два? Молчание.

– Эрик?

– Три.

– Три шарикоподшипника в твоей ноге?!

– Ни кость, ни сухожилия не повреждены, попало в мышцу. Ощущение – словно я слишком много работал.

– Откуда ты звонишь?

– Из больницы.

– Из какой? Где? В Тель-Авиве? Молчание.

– Черт тебя подери, – возмутилась Петра. – Что, я позвоню сейчас Арафату и выдам государственную тайну?

– В Тель-Авиве, – сказал он. – Я не могу долго говорить. Сейчас начато расследование.

– Словно им неизвестно, кто это сделал.

Молчание.

– Это ты выследил первого, да? – спросила Петра. Он не ответил.

– Я права? – настаивала она.

– Это было очевидно, Петра. Тридцать градусов жары, а он в плаще, и кажется, что его вот-вот вырвет.

– Подросток? Они используют для этого подростков, верно?

– Чуть за двадцать, – сказал Эрик. – Говнюк. Придурок.

– Ты был там с американцами, с полицейскими? Кто-нибудь еще его заметил?

Молчание.

– Ответь, Эрик.

– Они немного отвлеклись.

– Значит, героем оказался ты.

– Плохое слово.

– Брось, – сказала она. – Ты герой. Я хочу, чтобы ты был моим героем.

Он не ответил.

«Заткнись, девочка. Ты должна утешить, а не разыгрывать даму его сердца».

– Извини, – сказала она. – Я просто… не знала… и очень волновалась.

– Твоим героем я могу быть, – сказал он. – А до остальных мне нет дела.

ГЛАВА 23

Понедельник, 17 июня, 10:34. Комната следователей. Голливудский участок

Когда Петра приехала в участок, ее поджидал Айзек. Она прошла мимо него в дамскую комнату и долго не выходила.

Ей надо было успокоиться. Несмотря на прошедшие выходные, чувствовала себя измотанной из-за того, что все неприятности переживала в одиночестве.

Стараясь выкинуть из головы террористический акт – и работу, – она занимала себя домашними делами и маниакальным стоянием у мольберта. Занятие живописью погрузило ее в еще большую депрессию. Копия картины О'Киф выглядела мрачной мешаниной. Старушка была гением. Петра знала, что никогда не достигнет ее уровня.

Но неужели даже простое копирование может даваться с таким трудом?

Придя в раздражение, она размазала по всему полотну черную краску. Тут же пожалела об этом и, заплакав, уселась у мольберта.

Давно она не плакала. Кажется, с тех пор как спасла Билли и вывела его к новой жизни. Что за чертовщина с ней происходит?

На черную краску наложила белую, за ней последовал слой красной, она слышала, что кто-то – какой-то знаменитый художник – использовал этот тон для грунтовки.

В носу щипало от запаха скипидара. Петра вымыла кисти и приняла очень горячую ванну. Тело покраснело, кожа натянулась.

Может, пробежка принесет облегчение. Или прогулка пешком. Нет, к черту! Она съест мороженое.

В воскресенье она ходила по магазинам и звонила своим пяти братьям. И их женам и детям. Пять счастливых семей. Они жили полноценной, суетливой домашней жизнью.

Короткий звонок от Эрика поздним вечером в воскресенье вызвал румянец на щеках, но одновременно заставил почувствовать себя одинокой, так как он повесил трубку, не сказав, что скучает по ней.

Он останется в Израиле дольше, чем планировал. В посольстве ему предстояли встречи на высоком уровне. Затем, возможно, съездит в Марокко и Тунис. Спокойные места, по сравнению с Ближним Востоком, но все это только разговоры. Больше он ничего не мог сказать.

В его отсутствие она обратилась к газетам и телевизионным новостям, искала другие источники. Других подробностей о террористическом акте она не узнала.

Геополитический масштаб, обычное дело.

На каком-то уровне – разве не все мы цифры статистики?

Сейчас она стояла в дамской комнате возле зеркала. Высморкалась, поправила волосы.

«Тридцать лет, а лицо начинает обвисать».

Выпрямила спину, выставила грудь – уж какую подарила природа – поморгала ресницами, взбила волосы, встала в гордую позу.

«Эй, моряк».

Тут же подумала о мертвом моряке, Даррене Хохенбрен-нере, с проломленным черепом в трущобном переулке. Другие июньские убийства.

Одиннадцать дней до 28 июня, а она не продвинулась вперед, с тех пор как Айзек вручил ей этот маленький подарок.

Мальчик уже здесь. Испытывает нетерпение.

Петра придала лицу деловое выражение, стерла все претензии на роль роковой женщины. Можно подумать, что они у нее когда-нибудь были!

Он оставался за столом, пока она его к себе не поманила.

– Ну, что?

– Насколько я могу сказать, полиция мало что знает об «Игроках». В данный момент пятеро предполагаемых членов группировки находятся в тюрьме. Предполагаемых, потому что все пятеро отрицают свое членство в какой-либо группе.

Петра вынула блокнот.

– Я уже занес все в компьютер, могу вам распечатать. Она отложила блокнот.

– Кто сидит в тюрьме?

– Двое – это те, кого обнаружили вы, – Джон и Чарльз – внуки Роберта Леона. Еще один, не родственник, по имени Энсон Крафт, осужден за проживание по фальшивым документам. Есть там и женщина, Сьюзан Бьянка. Сьюзан держала в Неваде легальный бордель, затем попыталась открыть нечто подобное в Сан-Луис-Обиспо и была посажена в тюрьму за сводничество. Она – младшая сестра второй жены Роберта Леона – Кэтрин Леон. Роберт – интересный человек. Сорок лет назад он был дизайнером одежды, затем играл эпизодические роли в мыльных операх – здесь, в Голливуде. А после его потянуло к преступлениям. Как он начал, неясно. Он родом из Гватемалы, но прожил большую часть жизни здесь. Его первой женой была мексиканка, дочь гангстера из «Нуэстра фамилиа». Она умерла от рака, однако с этой группировкой он, похоже, не связывался. По крайней мере, так говорят заключенные. Он создал порнографический театр в Сан-Франциско, а также несколько стрипклубов и книжные магазины для взрослых. Там он и встретил Кэтрин. Она была танцовщицей. Думаю, в таком окружении его мог кто угодно познакомить с другими преступными элементами, но, возможно, он угодил в гангстерскую группировку. – Айзек пожал плечами. – Вот и все, что мне удалось узнать.

– И это все?

– Возможно, вам, лучше будет поговорить с местной полицией.

– Да я пошутила, Айзек. Вы сделали куда больше, чем удалось бы мне.

Комплимент, похоже, пролетел мимо: Айзек остался серьезным.

Петра вернулась к своему компьютеру. Из архива информации достала дело Роберта Леона. На самом последнем снимке был запечатлен худой седовласый мужчина, с длинным морщинистым лицом. Густые волнистые волосы зачесаны назад, усы угольно-черные.

Ему шестьдесят три, но выглядит он моложе. Выразительные черты лица. В мыльных операх он изображал латиноамериканского любовника.

Леон самодовольно улыбался, тем не менее улыбка была обаятельной.

Над улыбкой жесткие глаза закоренелого преступника.

– Вам не попадались родственники братьев? – спросила она.

– Специально не искал, – сказал Айзек, – но в еженедельной газете Сан-Франциско наткнулся на статью. Там написано, что у Роберта Леона куча детей. Что-то в этом цыганское, хотя они и не этнические цыгане.

– И что, статья интересная?

– Я бы не сказал. Неважно написана. Хипповая проза, в стиле шестидесятых годов. Я ее тоже распечатаю.

Для Петры, родившейся в 1973-м, движение хиппи было далекой историей. А что уж говорить об Айзеке?

– Хорошо, спасибо, – сказала она. – Вы дали мне материал для дальнейшей работы.

– Что касается 28 июня, то ничего нового я не нашел. Он замялся.

– Что?

– Может, я устроил много шума из ничего?

– Нет, это не так, – сказала Петра. – Тут явно что-то есть-. Я сейчас поработаю с тем, что вы сообщили мне о Леоне и его банде. Потом мы вместе, около четырех-пяти часов, устроим мозговой штурм по поводу 28 июня. Если, конечно, вы будете свободны.

– Буду свободен, – сказал он. – У меня есть дела в кампусе, но к четырем часам я вернусь.

Его улыбка была широка, словно море.

Петра еще раз позвонила в Ломпок и узнала подробности о посетителях Роберта Леона. Ее заинтересовали три имени. Восемнадцатилетняя девушка по имени Марселла Дукет, судя по имевшемуся в деле адресу, жила в Венисе на Брукс-авеню. Петра обратила внимание и на двух мужчин в возрасте сорока с лишним лет: оба проживали в Голливуде. Сорокапятилетний Мартин Леон жил на Уитли-авеню. Лайл Марио Леон, сорока одного года, проживал на Сикомор-драйв.

Петра попробовала позвонить по всем трем телефонам. Телефоны молчали.

Снова обратилась к архиву информации. И Альберт, и Лайл отсидели срок за ненасильственные преступления – Альберт в Неваде, а Лайл – в Сан-Диего. Снимки отражали их сходство с Робертом Леоном – та же худоба, те же волнистые волосы. Альберт уже поседел. Он делал пробор посередине и носил волосы до плеч. Красавцем не назовешь: нос кривой, переносица сломана. В деле написано, что тело его испещрено шрамами.

Волосы Лайла Леона были все еще темными. Виски коротко острижены, на макушке волосы густые, расчерчены бритыми проборами на квадраты. Пожалуй, слишком экстравагантно для его-то возраста. Серьга в ухе указывала на то, что этот человек презирает условности. Его посадили за то, что он втюхивал старикам бесполезные чистящие средства. В Сан-Диего он сидел меньше года.

Мелкий жулик, пытающийся выглядеть большим пижоном?

Не было упоминания о связи этих людей с Робертом Леоном. Судя по разнице в возрасте, патриарх рано обзавелся сыновьями. Впрочем, Альберт и Лайл могли быть кузенами Роберта.

Имя Марселлы Дукет в криминальных отчетах не упоминалось. Девушка молода, ее время еще не пришло.

Возможно, все это ничего не значит, однако, похоже, придется побегать.

Адреса Альберта и Лайла Леонов оказались фальшивыми. Такая же обманка, как у Сандры: в многоквартирных домах не имелось сведений о том, что кто-либо из них снимал там квартиру. Ни тот, ни другой преступник не были условно освобождены, на их имена не регистрировались транспортные средства. Все это не позволяло их отследить.

Петра поехала в Венис. Дом на Брукс-авеню был одним из трех обитых вагонкой строений. Всюду грязь, подходяще для гангстеров. Хибарка скривилась на своем фундаменте. Крыша под толем, изношенные доски. Обнесенная цепью площадка завалена хламом: старыми покрышками, выброшенными стиральными машинами, пустыми бутылками из-под лимонада, сломанной деревянной тарой.

Был час пополудни, бритоголовые спали. Петра ощущала близость океана – приятный соленый запах, лишь чуть-чуть разбавленный гнилью. От дома до берега несколько шагов. На пляже Вениса нарушения закона были нормой, и мошенники каждое воскресенье обрабатывали туристов.

Замечательное место для «Игроков» и подобного им сброда. У Петры екнуло в груди. Неужели наконец она вышла на след?

Покинув машину, оглядела окрестности, коснулась пальцами бедра, убедилась, что пистолет на месте. Над океаном поднимался густой серый туман – обычная июньская муть – и весь район был окрашен в тона, напоминавшие размытые газетные снимки.

Уж не потому ли неизвестный преступник выбрал для своих злодеяний июнь? Депрессия, вызванная плохой погодой.

Петра подождала, издали оглядела дом, который, по утверждению Марселлы Дукет, был местом ее проживания. Убедилась, что поблизости нет подозрительных автомобилей. Забор был закрыт на замок и засов, но по высоте доходил лишь до уровня ее талии.

Петра подошла поближе, подождала, не выскочит ли питбуль. Не выскочил. Она еще раз осмотрела улицу, вставила ногу в звено цепи и перелезла через ограду.

На звонки и стук в дверь никто не ответил. Петра собиралась обойти хибару, когда дверь соседнего дома отворилась, оттуда вышел мужчина, подозрительно взглянул на нее.

Латиноамериканец, лет около двадцати пяти, голая грудь. Жидкие волосы подстрижены ежиком, такие же жидкие усы. Как у того старого актера… Кантинфласа.

На нем были просторные синие трусы и больше ничего. Мягкая безволосая грудь и все другие части тела были цвета кофейного мороженого. Солидное брюшко, крупный выпяченный пупок – на память от принимавшей его акушерки.

Ни татуировок, ни шрамов. На мачо он явно не тянул. Просто сонный и дряблый парень, поднимающийся в три часа дня.

Она деловито ему кивнула.

Он тоже кивнул. Понюхал воздух. Зевнул.

Петра подошла к нему.

– Вы постоянно здесь живете, сэр?

Он что-то тихо ответил, Петра подошла поближе и сказала:

– Простите, вы меня слышите?

– Только летом.

– Когда вы сюда приехали?

Парень уставился на нее. Она показала значок. Он снова зевнул. В открытую дверь за его спиной она увидела комнату с серым ковром и голубым диваном. На диване большой кейс из черной кожи. Шторы на окнах опущены. Запах плесени на ковре соединялся с туманным июньским воздухом.

– Первого мая, – ответил он. – А что?

– Почему в мае? – спросила Петра.

– Потому что занятия закончились.

– В колледже?

– В филиале Калифорнийского университета в Норидже. Он подтянул трусы, которые тут же сползли обратно.

– В чем дело?

Петра вместо ответа улыбнулась и в свою очередь спросила:

– Что изучаете?

– Фотографию. Фотожурналистику. Я живу в Долине. Подумал, что Венис – хорошее место, чтобы сделать снимки для портфолио.

Он нахмурился.

– Так что происходит?

Петра посмотрела на небо.

– А туман на снимки не влияет?

– С правильными фильтрами можно сделать приличные фотографии.

Снова нахмурился.

– В чем проблемы? В том, что поначалу я не понял, что это за район. Теперь-то я вижу.

– Проблемы?

– Невозможно уйти и оставить в доме свою технику.

– Плохие соседи?

– Весь район такой. По вечерам стараюсь не выходить. Возможно, в конце месяца уеду отсюда.

– Как же аренда?

– Я плачу помесячно.

– А кто хозяин?

– Какая-то корпорация. Я узнал об этом месте из объявления, опубликованного в калифорнийском бюллетене «Сан».

– Дешево? – поинтересовалась Петра.

– Очень дешево.

– Я ищу молодую женщину по имени Марселла Дукет.

– Из соседнего дома?

– И что же, в соседнем доме живет девушка?

– Жила. Последнее время ее не видел.

– Как долго не видели? Он поскреб подбородок.

– Возможно, недели две.

Это совпадало со временем побоища у «Парадизо».

– Могу я узнать ваше имя, сэр? – спросила Петра.

– Мое?

– Да.

– Овид Арназ.

– Мистер Арназ, у меня есть фотография. Не такая, какие делаете вы. Это снимок коронера. Вы согласны взглянуть?

– Я бывал в морге, – сказал Овид Арназ. – Учился. Встречался с фотографами-криминалистами.

– Впечатление не для слабонервных. Арназ вытянул шею.

– Было интересно.

Он глянул на соседнюю развалюху.

– И что же, она умерла?

Петра показала ему наименее страшный посмертный снимок девушки в розовых кроссовках.

Овид Арназ посмотрел на него совершенно спокойно.

– Да, – сказал он. – Это она.

Петра позвонила в тихоокеанское отделение, объяснила ситуацию любезному сержанту, и через пять минут к домику поспешили три патрульных автомобиля. Фургон техобслуживания прибыл через двадцать минут. Пока он ехал, полицейские стояли у дома, а Петра говорила с Овидом Арназом.

Он оказался первоклассным источником информации – фотографическая память, внимание к деталям.

Он помнил розовые кроссовки Марселлы Дукет – она всегда их носила – совершенно точно описал ее лицо и фигуру. Более важным оказалось то, что, по его словам, она жила с двумя другими людьми. Еще одна девушка – хорошенькая, стройная блондинка. По всей видимости, это была Сандра. И с ними мужчина постарше, со странной стрижкой.

Лайл, пижон Лайл.

Петра показала Арназу фотографию Лайла, чтобы знать наверняка.

– Это он. Одет, как пират.

– Что вы имеете в виду?

– Шелковые рубашки с широкими рукавами. Как у старинного пирата.

Он оказался менее полезен, когда дело коснулось поведения соседей и их взаимоотношений. Нет, он не замечал, чтобы эта троица конфликтовала друг с другом. И не имел представления о том, чем они занимались и как проводили свободное время.

Никто из троих в разговоры с ним не пускался. Они шли своим путем, он – своим.

– Днем я как правило фотографировал. Вечера проводил в Долине: там живут мои друзья. Иногда там и ночевал.

– У ваших друзей. Арназ посмотрел в сторону.

– Да, или у родителей.

Видимо, это место так его пугало, что по ночам он возвращался к маме с папой.

– Им не нравится, что я живу здесь, хотя я и говорю, что тут замечательно.

– Они, пожалуй, правы, – сказала Петра. – Поздно от родителей не выезжайте.

– Да, – сказал Овид Арназ. – Главное, чтобы моя техника была в безопасности.

ГЛАВА 24

Мак Дилбек смотрел на фотографию Марселлы Дукет.

– Наша жертва.

– Возможно, наша главная жертва, – сказала Петра. – В полицию она не попадала, но жила с членом известной криминальной группировки. Похоже, другие подростки на автомобильной стоянке попали под огонь случайно.

Петра и Мак пили кофе в «Муссо энд Франкс». Они сидели на жестких стульях в одной из кабин первого зала. Здесь были и голливудские старики, и любители ретро – ровесники Петры. Эти сновали туда и сюда. Петра ела пирог с яблоками, Мак же предпочел с ревенем и ванильное мороженое. Люка Монтойю бросили на расследование поножовщины на Сельма-авеню, и в деле «Парадизо» он временно не участвовал.

Мак отломил вилкой равносторонний треугольник от пирога и аккуратно отправил в рот. Было пять часов вечера, он отработал полтора дня, но серый костюм сиял и белая рубашка, казалась только что отглаженной. Петра передала Айзеку записку, в которой отменила их встречу. Она была в приподнятом настроении, поскольку удалось идентифицировать личность погибшей девушки, хотя оставалось еще много нерешенных вопросов.

Одиннадцать дней до 28 июня, но более важно то, что должно произойти сейчас.

– Вы проделали огромную работу, – сказал Мак. – Установили личность.

Он промокнул рот льняной салфеткой.

– Абракадабра, – произнесла заклинание Петра и взмахнула воображаемой волшебной палочкой.

– Значит, вы думаете, что здесь замешан Лайл, – улыбнулся Мак.

– Он и Сандра Леон жили вместе с Марселлой в Венисе. Хозяин сказал, что Леон заплатил за полгода вперед твердой валютой. Он назвал себя Льюисом Тайгером.

– Тайгер это «тигр», а имя «Леон» по-испански означает «лев», верно? – спросил Мак. – Лев, Тигр – круто.

– Если это его рук дело, то он – подлая змея, – сказала Петра. – «Игроки» ни разу не были замечены в насилии, но, может быть, внутри группировки все по-другому. Может, Роберт Леон железной рукой правит из своей камеры в Ломпоке. Сандра его никогда не навещала, а Марселла приходила к нему в прошлом году. И знаете что? Она – единственная женщина, которая к нему ходила. Ей тогда было шестнадцать, несовершеннолетняя. Ей пришлось выписывать, специальный пропуск.

– Вы думаете, она обидела босса?

– Коронер сказал, что Марселла недавно сделала аборт. Возможно, этим она нарушила какое-то правило.

– Тем, что забеременела, или тем, что сделала аборт?

– Возможно и то и другое, – сказала Петра. – Возможно, отец ребенка был чужаком. Или это был Лайл. Он жил с обеими девушками в очень маленьком доме. Там все что угодно могло произойти. Насколько мы знаем, беременность в этой среде не осуждается, назначение женщины – родить ребенка, а вот то, что она пошла на аборт, явилось преступлением.

– Клану требуется молодняк, – сказал Мак. – Похоже на культ. А как насчет Сандры?

– Сандра больна. Гепатит А. Болезнь могла воспрепятствовать ее половой жизни, либо Лайл знал об этом и отстранился. Либо он ее и заразил.

Она повторила слова Кацмана об антисанитарном сексе. Мак отрезал и съел маленький кусочек пирога.

– Странная затея – она пыталась изобразить онкологическое заболевание, когда на самом деле больна гепатитом. Возможно, группировка об этом знала и воспользовалась ее болезнью для получения медицинских льгот.

– Опасная игра, как полагаете? Вирусный гепатит – штука весьма серьезная.

– Гепатит А проходит сам по себе. Обычно он длится не более шести месяцев.

Мак положил вилку и указательным пальцем провел по краю посмертного снимка.

– Если предположить, что Марселлу убил Лайл или другой «игрок», то вы думаете, что Сандра об этом знала?

– Когда я с ней говорила у «Парадизо», она не была шокирована. Но она дергалась, поэтому я ее и заметила. Возможно, девчонка научилась держать язык за зубами.

– «Игроки»… – задумался Мак. – Никогда о них не слышал.

– Они обыкновенно работают на севере штата и в Неваде.

– Это все вам Айзек рассказал? Петра кивнула.

– Гений, – сказал Мак, отодвинул тарелку, оставив на ней полпирога в форме многоугольника. – Это прогресс, но я не уверен, что нам не следует подпускать к этому делу парней из Центра Паркера.

– И что же, мы им откроем имя убитой и сообщим возможную причину преступления, чтобы охоту устроили они?

– Вы ведь знаете, Петра, как все происходит. Возможно, так будет даже лучше. Их капитан – Д'Амброзио. Когда ему нужно пять парней, он пять и получает. Просит десять – ему дают десять. Это дело требует большого числа полицейских.

– Хорошо, – согласилась Петра.

– Хорошего мало, но…

Мак аккуратно сложил салфетку.

– Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы возможность продолжить дело предоставили вам.

– Не беспокойтесь об этом, – сказала она.

– Нужна справедливость.

– На какой планете?

– Да уж, – вздохнул он. – Выбирать не приходится.

– Понятно, – усмехнулась она, но подумала, что похоже, выбор уже сделан.