Текст книги "Журнал «Если», 1995 № 11-12"
Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин
Соавторы: Филип Киндред Дик,Александр Никонов,Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Александр Кабаков,Йен (Иен) Уотсон,Александр Етоев,Аврам (Эйв) Дэвидсон,Юрий Башин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
«Если», 1995 № 11-12
Аврам Дэвидсон
ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛИ БЛЭКНИ
Четыре люди идут сюда по Лесной Дороге, ей-ей, – объявила Старая Мэри Верзила.
Молодой Том Рыжий понял ее сразу.
– Не наши.
В длинной-предлинной кухне сделалось очень тихо. Старый Билл Белобрысый ворохнулся в своем сидикресле.
– Ну точно, Боб Коротышка и Джинни Худышка, – молвил он.
– Нет, – откликнулась Старая Мэри Верзила. – Это не ори.
– Да! – Старый Билл Белобрысый заерзал, опираясь на свою клюкотрость. – Чейные еще они могут быть. Всегда говорил: она за ним побежала.
Молодой Билл Белобрысый подкинул в очаг еще один жгун, бормоча: «Кругом гребем, гребем кругом». Тут все заговорили разом, столпившись у окновидов. А потом разом прекратили: громко забулькало в больших пищекотлах. Молодая Мэри Верзила произнесла возбужденно:
– Вишь ты, сюда гляди: говорю, я-то, что они не Блэкни.
Из пряльни выскочила Старая Мэри Коротышка.
– Люди! Люди! Их четыре там, на Лесной Дороге, и я их не знаю. Как они смешно ходят!
– Четыре странные люди!
– Не из Блэкни!
– Перестаньте дурословить! Должны быть из! Чейные же еще?
– Так ведь не Блэкни!
– Не из Дома, вишь ты, сюда смотри! Люди не из Дома!
– Беглец Боб и та самая Джинни Худышка?
– Нет, не может быть. Старых нету.
В комнату сбежались все, кто был в Доме: из коровни, из лошадни, из доильни и гладильни, из учильни и даже из лечильни.
– Четыре люди! Не из Блэкни.
– Блэкни они или не Блэкни, да только не из Дома, вот!
Роберт Хаякава с женой Суламифью, Эзра и Микихо выбрались из леса.
– Итак, что я вам говорил? – заметил Роберт, как всегда вдумчиво. – Дорога, если идти в одну сторону, может завести в никуда, но вряд ли она заведет в никуда, если пойти в другую сторону.
Суламифь вздохнула. Ей, вынашивавшей дитя, приходилось тяжко.
– Возделанные поля. Это меня радует. Первые возделанные поля на этой планете. Должно быть, новое поселение. Хотя мы прошли всю ту…
Она не докончила фразы.
Эзра поднял руку:
– Дом…
– Больше похоже на замок? – заметила Микихо. – Так, Роберт?
– Может быть, – откликнулся Хаякава. – Сооружение явно не из новых. Суламифь, ты видишь?
Суламифь вдруг вскрикнула, тревожно или удивленно. Через поле бежал человек. Стоило всем взглянуть на него, как он споткнулся, остановился, но потом снова двинулся вперед забавной походкой, сильно приволакивая ноги. Немного погодя до них донесся его голос:
– Эй! Ей-ей. Эй. Вишь ты. Молчу. Молчок. Ох, эй…
Лицо у человека было багровым, круглое такое лицо с выпученными голубыми глазами. Нос острый и крючком, будто орлиный клюв. Одет в какой-то балахон из грубой ткани.
– Эй, вы, должно быть, эти, молчу, звать-то его как? А она еще сбежала следом за ним? Давнодавно. Джинни! Джинни Худышка! Детедети, ей-ей?
За спиной странного человека, в поле, появились два помахивавших хвостами существа.
– Микихо, посмотри, – сказал Эзра. – Это, наверное, коровы.
Человек остановился футах в десяти и покачал головой.
– Коровы, нет. Ох, нет, молчокмолчу. Быко-блюдки. Не коровы. – Внезапно он что-то сообразил и, похоже, поразился до глубины души. – Ей-ей, вы ж меня не узнаете! Ни в жизнь не узнаете! – Он засмеялся. – Ох. Вот дело какое. Странные Блэкни. Старый Том Рыжий, я-то.
Церемонно и серьезно все четверо представились. Человек насупился.
– Не знаю таких именов, – произнес он. – Нет, молчок. Сотворили их, как детей, в лесу. Давнодавно. Ох, я, вот! Беглец Боб Коротышка. Да, такое имя! Ваш отцеотец. Помер, ей-ей?
Очень вежливо, остро ощущая усталость после долгого перехода, Роберт Хаякава произнес:
– Боюсь, я его не знаю. Мы не те, за кого вы нас принимаете… Вы не знаете, можно ли нам идти дальше, туда, где этот дом?
Суламифь, согласно кивнув, оперлась на руку мужа.
Старый Том Рыжий, который слушал разинув рот, ухватился за знакомое слово.
– Дом! Ей-ей, да. Ступайте дальше, туда, к нему.
Четверо тронулись в путь, медленнее, чем прежде, а Старый Том Рыжий распряг своих быко-блюдков и поплелся следом, время от времени бормоча нечто совершенно неразборчивое.
– Забавный малый, – сказал Эзра.
– И так странно разговаривает, – отозвалась Микихо.
Суламифь призналась: единственное, чего ей хочется, это сесть. А потом…
– Ой, смотрите! – воскликнула она. – Вы только посмотрите!
– Все квартиранты вышли нам навстречу, – заметил ее муж.
Так оно и было.
Ничего подобного никогда не случалось за всю историю рода Блэкни. Однако Блэкни ничуть не растерялись. Привели чужаков в Дом, усадили их в самые мягкие сидикрссла, как можно ближе к очагу, подали пеймолоко, мясосыр и татотравки. Пришельцев в одночасье одолела усталость: все четверо откинулись на спинки сидикресел, не в силах произнести ни слова.
Зато у обитателей дома языки развязались – да еще как! Большинство тех, кто уходил по делам, уже вернулись и кружили непрерывным хороводом: кто жадно поглощал кушанье, кто вытягивал шею и пялился во все глаза, а в основном Блзкни болтали, болтали, болтали… Они казались отражениями друг друга, диковинными фигурами из какого-нибудь зеркального зала вроде тех, о каких Хаякаве доводилось читать в книгах по социальной истории: одни и те же лица, похожие одежды. Повсюду багровые физиономии, голубые глаза навыкате, выпирающие лобные кости, тонкие носы крючком, отвислые рты.
Блзкни.
Худые Блзкни, высокие Блзкни, низкие Блзкни, старики, молодые, мужчины и женщины. Казалось, имелся некий стандарт, единая колодка, по которой все остальные вытягивались или сжимались, только трудно было представить себе, каков именно этот стандарт, какова в точности эта колодка.
– Звездокрай, значит, – произнесла Молодая Мзри Верзила. – Других никаких не живет у Блэкнимира. Звездокрай. Одинаковые с Капитанами.
Молодой Билл Белобрысый указал жгуном на Суламифь.
– Ребенок растет, – сказал он. – Кругом гребем, гребем кругом. Скоро ребенок.
С огромным усилием Роберт разомкнул веки.
– Да. Очень скоро у нее родится ребенок. Будем признательны вам за помощь.
Старый Билл Белобрысый, опираясь на клюкотрость, приплелся глянуть еще разок.
– Мы происходим, – поведал он, вплотную приблизив свое лицо к лицу Роберта, – от Капитанов. Не слыхали? И другие тоже? Смешно. Мы происходим, вишь ты. От Капитанов. Капитана Тома Блэкни. И его жен. Капитана Билла Блзкни. И его жен. Братья, они-то. Джинни, Мзри – жены Капитана Тома. Другая Мзри – жена Капитана Боба. Была и еще жена, но мы не помним, как ее. Они жили в Звездокрае. Вы тоже? Молчок, вы? Ей-ей, Звездокрай?
Роберт кивнул и спросил:
– Когда? Когда они прилетели из Звездокрая? Те братья, о которых вы рассказали?
Опустилась ночь, но ламп не зажигали. Лишь трепетали в очаге языки пламени, жадно поглощавшего сочащиеся смолой маслянистые жгуны, освещая просторное помещение.
– Когда? – переспросил Старый Том Рыжий, ковыляя к сидикреслу. – Пять сотнялет. Давнодавно.
Неожиданно подала голос Старая Мзри Коротышка:
– Они смешноходят. Они смешнословят. И смешновыглядят тоже!
– Ребенок. Растет ребенок, скоро.
Пара-тройка малюток Блэкни, точные копии
своих взрослых сородичей, только ниже ростом, жадно зачмокали, захихикали, принялись просить показать им ребенка из Звездокрая. Старшие смеялись и успокаивали: скороскоро.
– Пятьсот лет… – Хаякаву сморил сон. Внезапно он встрепенулся и заговорил:
– Мы направлялись к спутникам Лора. Вам не приходилось… впрочем, понятно, что нет. Перелет не представлял опасности. Но с нами что-то произошло. Как бы это объяснить… Мы наткнулись на нечто такое, чего как будто не должно быть. Искривление? Дыра? Звучит глупо, я понимаю, но все испытали чувство, будто корабль проваливается неведомо куда. А потом отказали приборы, мы обнаружили, что у нас нет звездных таблиц, а вокруг – ни единой знакомой звезды. Как говорится: «Да будут вам и новый Рай и новая Земля». Вот нас и угораздило попасть на Блзкнимир.
Искры взметнулись и унеслись прочь. Кто-то произнес: «Спать пора». Все Блзкни разошлись, и Хаякава уснул.
Когда четверка проснулась, в разгаре была «мыть-пора», и все Блзкни – большие и маленькие – скреблись и мылись, терли и чистили свою одежду.
– Полагаю, эта еда на столе предназначена нам, – сказал Эзра. – Роберт, быстрей твори молитву о хлебе насущном. Я жутко голоден.
Встав из-за стола, они хорошенько огляделись вокруг. В дальнем конце просторного помещения было настолько темно, что, несмотря на льющийся сквозь растворенные ставни солнечный свет, люди с большим трудом разглядели изображение на стене. Краска на росписи облупилась, во всяком случае, всю ее прошила похожая на зигзаг молнии трещина; кто-то пытался залепить трещину штукатуркой или чем-то подобным, но у него явно ничего не вышло.
– Вам не кажется, что вон те высокие фигуры изображают Капитанов? – спросила Микихо (Роберт успел передать товарищам рассказ Старого Билла Белобрысого).
– Наверное. Выглядят они сурово и весьма решительно. Когда многоженцев преследовали, кто знает?
В трудах по новейшей социальной истории о том периоде говорилось мало, но в конце концов четверка пришла к единому мнению: преследования происходили в Эру Пересовершенствования – около шестисот лет тому назад.
– Неужто этот дом такой древний? – спросила Суламифь.
– Вполне возможно. Вот что я думаю: те Капитаны как древние патриархи со своими женами, чадами с домочадцами, со своими стадами и прочим отправились куда глаза глядят, чтобы избежать наказания, и столкнулись с той самой штукой, на которую напоролись и мы. И очутились здесь. Как и мы с вами.
Микихо произнесла тонким голоском:
– И, может, пройдет еще шестьсот лет, прежде чем сюда опять кого-нибудь забросит. То есть нам отсюда не выбраться.
Безмолвные и растерянные, они шли по бесчисленным коридорам и комнатам. Попадались помещения сравнительно чистые, встречались и забитые всяким хламом, иные использовались под амбары, конюшни или хлев, а в одном устроили кузницу.
– Итак, – заговорил наконец Роберт, – надо приспосабливаться. Иного выхода нет.
Ориентируясь на громкий визг и смех, они вскоре добрались до мыльни, осклизлой, жаркой, наполненной паром и шумом, и снова очутились в кольце Блзкни.
– Мытьпора, мытьпора! – вопили хозяева, показывая чужакам, куда положить одежду, с любопытством касаясь разных предметов, помогая намылиться, объясняя, что вот этот пруд питают горячие ключи, а вот этот – холодный, снабжая полотенцами и заботливо ухаживая за Суламифью.
– Дом вашего мира, ваш-то, ей-ей, – завел с Эзрой разговор какой-то дожидавшийся намыливания Блэкни, – он больше этого? Нет?
– Не больше, – согласился Эзра.
– Ваши – Блэкни? Нет. Молчок. Семья? Меньше, ей-ей?
– О, намного меньше.
Блэкни довольно кивнул. Потом предложил потереть Эзре спину, если Эзра потрет спинку ему.
Текли часы, проходили дни. Оказалось, что тут никто никем не правит, не существует никаких законов – живут, как заведено. Кто чувствовал в себе такую склонность – работал. А кто нет, тот бездельничал. Чужакам никто ничего не предлагал, но и не мешал им заниматься чем угодно.
Наверное, прошло уже с неделю, когда Роберт с Эзрой снарядились в поход вдоль залива. Пара лошадей тащила перекошенную, расшатанную фуру.
Возницу звали Боб Коротышка.
– Надоть половать, – сообщил он. – Полы, ей-ей, в лечильне. Надоть доски. Полно в реководе.
Солнышко пригревало. То и дело Дом скрывался из глаз за деревьями или за холмом, но стоило дороге в очередной раз вильнуть следом за речной излучиной, он вновь появлялся на виду.
– Нам следует найти себе какое-нибудь дело, – сказал Эзра. – Может быть, эти люди – большая и счастливая семья, единственная на всей планете. Но если я проведу рядом с ними еще неделю, то сделаюсь таким же чокнутым.
– Блэкни вовсе не чокнутые, – с неодобрением в голосе откликнулся Роберт. И наставительно прибавил: – Рано или поздно нашим детям придется с ними породниться…
– Наши дети могут породниться и между собой…
– Тогда внукам. Боюсь, мы лишены древних навыков, необходимых первопроходцам. Пройдет столетие-другое, а может, того меньше, и наши потомки окажутся точно в таком же кровосмесительном родстве и сделаются, прямо скажем, не менее странными.
Они перешли реку вброд прямо напротив Дома. Жидкий столбик дыма поднимался над одной из его громадных мрачных труб. Фура свернула на торную дорогу, шедшую по-над берегом реки.
– Полно досков, – сказал Молодой Боб Коротышка. – Молчу, молчок.
Досок, вылежавшихся и выветрившихся до того, что они стали серебристо-серыми, и впрямь оказалось в избытке. Они были уложены в штабели под' огромным навесом. С одного его края вращалось в потоке воды громадное колесо, изготовленное, как и сам навес, из тусклого, совершенно не тронутого ржавчиной металла. Все остальные механизмы покрывал слой пыли.
– Жернова, – сказал Эзра. – И пилы. Токарные станки. Всякого добра хватает. Почему же тогда они… Боб, почему вы перетираете зерно вручную?
Возница пожал плечами.
– Надоть муку делать, ей-ей. Хлеб.
Вскоре выяснилось, что ни одного механизма в рабочем состоянии не осталось. Вдобавок, Роберт с Эзрой узнали, что никто из живых Блэкни понятия не имеет, как наладить эти механизмы, хотя, по словам Боба Коротышки, еще есть такие, кто, должно быть, помнит прежние времена: Мэри Верзила, Мэри Коротышка, Билл Белобрысый…
Хаякава движением руки прервал разошедшегося Блэкни.
– Эзра, думаю, мы сумеем все это запустить. Привести в рабочее состояние. Вот тебе и «какое-нибудь дело». Весьма подходящее занятие, которое, надеюсь, многое изменит.
Эзра выразился в том смысле, что это изменит все.
Ребенок Суламифь, девочка, родилась на исходе летнего вечера, когда солнце щедрыми мазками расписало небо розовым, темно-красным, малиновым, алым, лимоновым и пурпурным.
– Назовем ее Хоуп 1 1
Норе (англ.) – надежда. (Прим. ред.)
[Закрыть], – сказала Суламифь.
«Дело ради дела», – так прозвала ремонтные работы Микихо. Она полагала, что, отремонтировав для начала водяное колесо, они тем самым как бы сделают первую ступеньку в лестнице, что ведет в космос. Роберт с Эзрой не поощряли этих мечтаний. Работа оказалась трудной и долгой. Они облазили весь Дом: от осыпающегося чердака до обширных подвалов с колоннами – и отыскали много полезного, много такого, что будоражило воображение, а еще больше старья, которое давным-давно пора было выбросить на свалку. Нашли инструменты и лекала, отыскали библиотеку и печатный станок.
Ни один из Блэкни особой пользы принести не мог. У них хватало желания поднимать и таскать, пока не иссякла новизна впечатлений – после чего они только путались под ногами. Больше всего помогал кузнец Боб Рыжий; впрочем, от его усердия толку тоже было не слишком. Роберт с Эзрой начинали работать с восходом солнца и заканчивали далеко за полдень. Они бы трудились и дольше, однако вынуждены были подчиниться заведенному порядку: в первый же день, как только в воздухе повеяло прохладой, все Блэкни стали выказывать признаки беспокойства.
– Надоть обратно, сейчас, ей-ей. Надоть начать идти обратно.
– Почему? – недоуменно спросил Эзра. – Ведь на Блэкнимире, кажется, нет хищников?
Блэкни не могли объяснить, однако стояли на своем: ночи надо проводить в Доме. И Роберту с Эзрой пришлось уступить.
Дело продвигалось туго. Зачастую механизмы, которые вроде бы удавалось запустить, тут же ломались. Поэтому никакого праздника в честь успешного завершения работы устраивать не стали. Разве что Мэри Верзила испекла горку пирожков из первой муки мельничного помола.
– Как в те времена, давнодавно, – сказала она довольно. Взглянула на чужаков, состроила забавную рожицу ребенку и высказала мысль, которая, очевидно, уже давно ее донимала:
– Не наши, вы-то. Другие. Но мне лучшей, пусть вы тут, чем обратно этот Беглец Боб Коротышка или эта Джинни Худышка… Да, мне так лучшей.
В наличии имелся всего один годный для дела топор, так что лес рубить не стали. Однако Эзра разыскал маленькую заводь, в которой постоянно скапливался плавник – и ветви, и целые деревья,
– так что лесопилка пожаловаться на отсутствие «пищи по зубам» не могла.
– Полно досков делаете, ей-ей, – заметил однажды Боб Коротышка.
– Мы дом строим, – объяснил Роберт.
Возница глянул через залив на мощные башни и
башенки, на громады фронтонов и высокие стены. Издали не было видно ни единой трещины, хотя, если присмотреться, в глаза бросались две слегка покосившиеся печные трубы.
– Ну да, – сказал он. – Ей-ей, вся крыша на северном крыле, молчокмолчу, плохая, ей-ей.
– Да нет, мы свой собственный дом строим.
Блэкни удивленно воззрился на них.
– Хотите еще построить? Легче, говорю, я-то, очистить ничейное. Жилищекомнаты. Их полно!
Тогда Роберт предпочел эту тему не обсуждать, однако вовсе замолчать ее было нельзя, так что в один прекрасный вечер, сразу после ужина, он попытался объясниться.
– Мы вам очень признательны за помощь, – сказал он. – Вы помогли тем, кто чужд вашему образу жизни. Вероятно, именно оттого, что мы действительно чужаки, в нас так сильна потребность в собственном доме, где мы могли бы жить.
Блэкни сидели тихо. К тому же они явно не успевали постичь смысл сказанного.
– Именно так мы экили и привыкли жить. Найдется немало планет, где люди на самом деле живут множеством семей (а все их семьи меньше, чем ваша, Блэкни. Много семей в одном большом доме). Но на планете, где жили мы, было иначе. У каждой семьи был свой собственный дом. И мы тоже собираемся жить отдельно. Поначалу поселимся впятером в новом доме, который построим возле мельницы, а как только сможем – выстроим второй…
Он замолк, беспомощно оглянулся на жену и друзей. И начал сначала:
– Мы надеемся, что вы нам поможете. Мы готовы платить: вы даете нам еду и одежду, а мы мелем вам муку и пилим дрова. Мы поможем отремонтировать вашу мебель, станки, пришедшие в негодность полы, стены и крыши. И, в конечном счете…
Увы, Роберту так и не суждено было объяснить, что произойдет в конечном счете. Выше его сил оказалось даже растолковать Блэкни про новый дом. Ни один Блэкни не откликнулся на его просьбу. Роберт с Эзрой, соорудив ворот и систему блоков с талями, сумели-таки (с помощью двух женщин) отстроить небольшой домик. Блэкни больше не показывались, зерно на помол никто не приносил. Изготовленные на лесопилке обшивные доски так и лежали без движения невостребованные.
– У нас кончаются припасы, – сказал Роберт, заглянув однажды вместе с Эзрой в Дом Блэкни. – Мы хотели бы купить у вас еду. Мне очень жаль, что вы воспринимаете все это так болезненно. Пожалуйста, поймите: дело вовсе не в том, что вы нам не нравитесь. Просто мы хотим жить, как привыкли. В своих собственных домах.
Повисшее молчание нарушил какой-то крохотный Блэкни.
– Что такое «домах»?
На него тут же зашикали и заодно уверили:
– Нет такого слова, эй.
– Мы собираемся попросить у вас кое-что взаймы, – продолжал Роберт. – Зерна, татотравок – столько, чтобы хватило до урожая, и пару-тройку голов скота. Ну как, дадите?
Если не считать Билла Белобрысого, который, сгорбившись у очага, бормотал свое: «Гребем кругом, кругом гребем, кругом», – Блэкни продолжали хранить молчание. Таращились и без того выпученные голубые глаза, лица побагровели, пожалуй, больше обычного, тряслись под длинным крючком широкие дряблые губы.
– Мы только попусту теряем время, – сказал Эзра.
Роберт вздохнул.
– Что ж, друзья, у нас не остается иного выхода… Мы просто вынуждены забрать то, что нам необходимо. Но мы заплатим, как только сможем, причем вдвое против того, сколько все это стоит. Если вам понадобится наша помощь, приходите в любое время. Я уверен, мы снова станем друзьями. Мы должны быть друзьями. Ведь, кроме нас, на этой планете никого нет. Мы…
Эзра подтолкнул Роберта локтем и увлек прочь. Они взяли фуру с лошадьми, подводу с парой быкоблюдков, съестные припасы, коров и овец, годовалого бычка и барана-стригунка, несколько рулонов ткани, семена. Никто им не мешал, не пытался задержать. Роберт оглянулся и долго смотрел на молчаливых Блэкни. Впрочем, вскоре он отвернулся и стал глядеть вперед, на дорогу.
– Хорошо, что наш дом у них на виду, – заметил Хаякава ближе к вечеру. – Он служит как бы посгоянным напоминанием. Я убежден: рано или поздно они к нам придут.
Блэкни пришли гораздо раньше, чем он думал.
– Как я рад видеть вас, друзья! – радостно приветствовал их Роберт.
Они же схватили его и неумело связали. Потом, не обращая внимания на его вопли: «За что? За что?» – ворвались в новый дом, выволокли наружу Суламифь, Микихо и малютку, вывели на волю всех животных, но ничего больше не взяли. Потом взялись за печь – они разворотили ее, разбросали повсюду тлеющие уголья, зажгли кто ветку, кто щепку, кто жгун. Вскоре дом охватило пламя.
Казалось, Блэкни окончательно обезумели. Багровые лица, глаза вот-вот выскочат из глазниц, дикие вопли – ничего не разберешь. Эзру, который работал под навесом и прибежал на шум, повалили наземь и принялись дубасить поленьями и палками. Когда Блэкни утихомирились, стало ясно, что ему больше не встать. Микихо протяжно эавыла.
Роберт на какой-то момент прекратил сопротивляться. От неожиданности Блэкни ослабили хватку, он вырвался и с криком: «Инструменты! Инструменты!» – бросился прямо в огонь. В тот же миг со страшным грохотом обрушилась крыша. Суламифь потеряла сознание. Тонюсенько, пронзительно заверещал младенец.
Блэкни словно очнулись – быстро обложили навес со всеми механизмами и инструментами, мусором и хламом и, не мешкая, подожгли.
Пламя поднялось до небес.
– Неправильно, неправильно, – твердил на обратном пути Боб Рыжий.
– Плохое дело, – соглашалась Мэри Коротышка.
Суламифь с Микихо кое-как плелись следом за Блэкни. Ребенка несли Мэри Верзила. Она напевно мурлыкала:
– Ребенок малышка, ей-ей.
Старый Билл Белобрысый никак не мог избавиться от сомнений.
– Быть дурной крови, – сказал он и пустился в размышления вслух: – Женщины других нарастят больше ребенков. Молчок, молчу. Учить их как следует. Пусть никак не смешноходят, так-то. – Он закивал, широко осклабился и уставился в окновид.
– Неправильно было. Неправильно. Еще один дом. Небыть никогда еще один дом, ни второй, ни третий. Ей-ей! Небыть никогда других, как этот Дом. Нет.
Он посмотрел вокруг, охватил взглядом стены в трещинах, просевшие полы, провисшую крышу. В воздухе слегка попахивало гарью.
– Дом, – произнес он блаженно. – Наш Дом!
Перевел с английского Владимир МИСЮЧЕНКО