Текст книги "Райские птички (СИ)"

Автор книги: Джон, Маверик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

«Да, дорогая, я тоже тебя люблю. Что поделаешь, работа, будь она не ладна. Тоже очень по тебе соскучился. Непременно, непременно позвоню. Да, да. Конечно. Приеду, как только смогу. Обещаю».

Гельмут опустил трубку на рычаг и откинулся в кресле. Много лет назад Милена благосклонно принимала его ухаживания – он играл влюблённого, а она позволяла себя любить. Теперь они поменялись ролями. Она просит его побыстрее приехать, а он не торопится.

Вспомнились водянистые глаза тестя, его надменный взгляд и неизменно вонючая сигара.

– Конечно, вы не пара моей дочери, Гельмут. Но если она счастлива с вами, что ж... так тому и быть.

Молодой Верхаен прекрасно уловил подтекст: "Если ей нравится играть с тобой, мальчик, побудь с ней рядом, но не думай, что ты её достоин. Просто мы, богатые люди, можем позволить себе любые игрушки".

– Где вы работаете? Холмарк? Хотите, я устрою вас клерком в один из моих банков?

– Спасибо, господин Макларен, у меня другие планы.

– Что ж, надеюсь, они достаточно амбициозны. Девушки не любят неудачников.

С тех самых пор Гельмут ненавидит сигары. Они напоминают ему о тесте и ассоциируются с унижением.

Других планов у Верхаена не было, он обманул старика Макларена. Женившись на дочери известного банкира, он надеялся заполучить местечко в семейном бизнесе и войти в круг победителей. Место клерка его не прельщало, пришлось искать другие пути.

– Если ты не хочешь идти к папе, нужно учиться! Без образования ты даже место менеджера в своем молле не получишь. Так и просидишь всю жизнь в продавцах.

Милена была права, он и сам это понимал. Поразмыслив, Гельмут решил стать профессиональным психологом. Как Лорена.

Лорена Уилсон. В её кабинете за тяжелыми шторами всегда пахло розами – сладковато и тревожно-прекрасно... Солидный стол с зелёной лампой, а за ним – миниатюрная мисс Уилсон. Аккуратная стрижка в ровных волнах завитков похожая на бутон диковинного чёрного цветка. Костюм в темных тонах, чаще синих и бордо, белый или кремовый шелк блузки. Гипнотически мягкий голос и цепкий взгляд бархатных глаз. Гельмут мог любоваться ею бесконечно. Механически отвечая на вопросы школьного психолога, рассматривал блестящие волосы, бледный лоб, изящно вытянутые шнурочки бровей и длинные, игольчатые тени от ресниц. Зачарованно следил, как шевелятся губы, покрытые блеском, и дергается голубая жилка на шее. Скользил взглядом по вырезу в блузке и, когда тот кончался, со вздохом переключался на узкие запястья и маленькие, нежные руки.

Но особенное удовольствие ему доставляла привычка Лорены скидывать туфельку под столом. Закладывая ногу на ногу, она покачивала игрушечной ступнёй. Гельмут опускал голову и, делая вид, что смотрит в пол, разглядывал ровные пальчики под прозрачным капроном. Однажды, поздней весной, когда стояла жара, она пришла без чулок, и Верхаен, волнуясь, смотрел на голую белую ногу с розоватой пяткой. От ярких ноготков, покрытых коралловым лаком, у него начинала кружиться голова.

В жизни почти каждого мальчишки случается безнадёжная влюбленность. У Гельмута ею стала Лорена. Всего несколько раз он побывал у неё в кабинете, но это оставило в его неопытном сердце такой глубокий след, что – без всяких "но" и "почему" – Верхаен пошел по её стопам.

Закончив учебу, он открыл частную практику – деньги жены очень пригодились. А когда он начал набирать клиентуру, пригодились связи папаши Макларена. На его шикарные приемы, куда – на правах члена семьи – был вхож и зять, съезжалась вся городская элита. Крупная рыба шла сплошным косяком – знай, улыбайся и закидывай удочки. Первым на крючок попался импульсивный владелец пароходства. Две-три фразы о несовершенстве мира, и клиент раскрылся – захлебнулся в жалобах на правительство, цены и конкурентов.

Подсечка, визитка, и вот он лежит на бархатной кушетке и рассеянно смотрит в окно. Новому клиенту очень понравилось любоваться на ухоженный сад, изливая всё, что накопилось за годы бизнеса в измученной стрессами душе.

Вслед за ним потянулись и другие страждущие, готовые облегчить души и кошельки. Практика Верхаена быстро становилась популярной, причем, в самых сливках общества.

Надо ли говорить, что это принесло не только доход, но и одобрение стареющего тестя. Впрочем, рыбьи глаза по-прежнему светились высокомерием, а сигары всё так же пускали ядовитый дым.

– Алло? – Хорёк робко осведомлялся, можно ли побеспокоить начальство.

– Да, Марк, слушаю.

– Мы тут... ожидаем вас, так я звоню сказать, что все в сборе.

– Кто все?

– Я, Джереми, Софи.

– Да, сейчас буду.

На этот раз трубка буквально впечаталась в телефонный аппарат, а Гельмут, рывком поднявшись из глубокого кресла, стремительно прошёл в гардеробную. Он перебирал рубашки и брюки, а перед глазами стояла Софи.

Когда он увидел на пляже это хрупкое босоногое существо, все его естество, годами подавляемое во имя карьеры и репутации, встало на дыбы.

Она сидела у костра – мокрая и подавленная. Огромные влажные глаза, посиневшие от холода губы, спутанная копна волос. Девушка тряслась от холода под накинутым на мокрую одежду пледом. Обнимала колени, прижимаясь к ним лицом, а Верхаен не мог оторвать взгляд от её голых ног. Маленькие ровные пальчики, круглые ноготки.

Он потер лоб, отгоняя смелые фантазии, забрал из рук Фреттхена чашку чая, которую тот нёс потерпевшей, и протянул её девушке.

– Бедняжка. Как вас занесло в океан в такую погоду?

– Это всё Джереми, – прошептала Софи, благодарно принимая напиток.

"Глаза, как у олененка", – подумал Гельмут, глядя на два тёмных озерца, что грозились вот-вот выйти из берегов. "Только не слёзы". Он терпеть не мог слёз.

– Я не хотела... так и знала, что все это плохо кончится. Но он настоял.

– Разве он не видел, что надвигается шторм? – спросил Верхаен и присел рядом.

– Я не знаю, – робко пожала она плечами, и плед соскользнул, выставив напоказ мокрую блузку, облепившую грудь. Девушка смущенно улыбнулась и, перехватив взгляд профессора, закуталась поплотнее. – Я доверяла ему, думала, он настоящий моряк. Мальчишки нас отговаривали, но он заупрямился. Стал подначивать меня. Говорил, что мы, девчонки, все трусихи.

– Понимаю, – кивнул профессор. – Похоже, здесь нет твоей вины. Однако я хочу видеть тебя завтра утром вместе с этим ...

– Джереми, – с готовностью подсказала Софи.

– Да, я хочу, чтобы ты пришла вместе с Джереми в кабинет вашего психолога. Хорошо?

– Хорошо, – потупилась она, прикрыв глаза шторкой густых ресниц.

– Ну, ну, не надо расстраиваться, – снисходительно усмехнулся Верхаен.

Ответом ему стала благодарная улыбка и такой доверчивый взгляд, что у Гельмута засосало под ложечкой.

Спал он плохо, а утром позвонил Милене и сообщил, что его возвращение домой откладывается. Накладки в работе, что поделать. Она не стала допытываться, какие именно. Проект считался секретным и не обсуждался в кругу семьи. Для себя профессор решил, что чрезвычайное происшествие, чуть не унесшее две жизни, требует его присутствия в Эколе.

– Ну-с, молодые люди, давайте раз и навсегда расставим точки над "i".

Он сидел не с краю стола, как раньше. Туда переместился Фреттхен, а профессор, восседая в кресле психолога, с холодным профессиональным любопытством разглядывал парочку нарушителей.

Джереми – упрямый взгляд, прямые плечи, обветренные руки скрещены на груди. Этот парень – боец по натуре. Портит все показатели. Привносит хаос в хорошо отлаженную систему.

Софи – наивные, чистые глаза под густой чёлкой, губы, готовые к улыбке, руки свободно лежат на подлокотниках кресла. Она закинула ногу на ногу и кокетливо покачивает сланцем. Солнце играет на стеклянных бусинках, облепивших тонкую перемычку незатейливой обувки, кидает блики на перламутровые ногти. Какой у неё идеальный пальчик...

Верхаен потёр переносицу и продолжил:

– Вам, друзья мои, необычайно повезло. Миллионы молодых людей были бы счастливы оказаться на вашем месте. Здесь, в Эколе, для вас созданы все условия. Абсолютно все условия для развития талантов и самореализации. Вам, наверное, рассказывали в школе про пирамиду Маслоу?

– Конечно, она включена в учебную программу, – услужливо подсказал Хорёк.

– Так вот, вы должны помнить, что потребность в самореализации находится на самом верху этой пирамиды. И далеко не каждый добирается до этой вершины, связанный по рукам и ногам самыми разными обстоятельствами. Если вы хорошенько подумаете, то найдете это справедливым и даже необходимым. Представьте на минутку, что каждый член общества начнет самовыражаться, достигая высот в искусствах, политике и прочих престижных областях. Планета захлебнется в грязи и отходах.

– А если у меня нет потребности в самореализации? – дерзко перебил его Джереми. – Если мне не нужно ничего, кроме океана, чаек и шёпота волн?

– То есть вас, молодой человек, не устраивает нынешнее положение вещей? – Верхаен сузил глаза, выпрямил спину, сложил узловатые руки на столе и, не мигая, уставился на мальчишку.

– Нет, почему? – слегка растерялся Джереми. – Я только хочу назад свою лодку.

– Свою лодку, вот как? А разве вы не сами её утопили? – веско произнес профессор. – Так какие претензии к нам? Посмотрите, что вы сделали. Потащили несчастную девочку в открытый океан, несмотря на отвратительную погоду...

– Я?! Потащил? Вы что-то путаете, господин Верхаен. Софи сама захотела со мной покататься. Я её не звал и не приглашал. Это она пришла на пляж и попросилась в лодку.

– У меня другие сведения, – сухо произнес Верхаен. – Софи, не молчите, расскажите, как было дело.

– Да. Я пришла на пляж, потому что Джереми обещал покатать меня на лодке, – начала она, искоса поглядывая на одноклассника.

– Ничего я тебе не обещал, – дернул тот плечом.

– Не перебивай её, – встрял Хорёк, – пусть она закончит. Потом ты сможешь дополнить то, что она рассказала, или изложить свою версию.

– Когда я вышла из детского городка, сияло солнце, на небе не было ни облачка, пели птицы и летали стрекозы.

– Врушка, – возмущенно буркнул Джереми, – погода не заладилась с утра.

– Не перебивай! – Хорёк постучал ручкой об стол, а Гельмут недовольно нахмурился.

– Да, да, – невозмутимо продолжала Болонка, – я прекрасно помню, как шла сквозь целое облачко голубых стрекоз к океану.

– Не важно, – вмешался Фреттхен, – стрекозы это не важно. Ближе к делу, Софи.

– Ну вот, я пришла на пляж, и вдруг с океана так подуло, что я сразу поняла – будет гроза.

– Прямо синоптик, – прошипел Джереми.

Ответом ему был сердитый стук ручки по столу и грозный взгляд из под набрякших век.

– Я хотела пойти обратно, но тут парни меня заметили и стали махать руками. Я подошла, и Джереми спросил: "Хочешь покататься?" Мальчишки стали его отговаривать, говорить про шторм и всё такое...

– Какая ты все-таки лгунья!

Пунцовый от возмущения, Джереми вскочил со стула.

– Сядьте, молодой человек! – негромко, но властно приказал Верхаен.

Он вышел из-за стола, подошел к Софи и положил ей руку на плечо:

– Продолжай, не бойся.

– Ну, а что продолжать? Мы сели в лодку и вышли в океан. Волны становились всё сильнее, я безумно испугалась! Умоляла его повернуть обратно, но он меня не послушал, хотя в лодку стала набираться вода. В какой-то момент я даже подумала, что он это всё специально... что хочет от меня избавиться, – она драматично закусила губу.

– Избавиться? От тебя? Зачем? – Гельмут даже улыбнулся, настолько нелепо это прозвучало.

– Я кое-что про него знаю, – шепнула Софи, прижимаясь лицом к душному рукаву профессора.

– Что?

– У него роман с замужней женщиной.

– Это правда? – Верхаен снова взглянул на Хорька, на этот раз без улыбки. Перевел взгляд на Джереми. Профессор начинал сердиться. – Марк, что у вас тут происходит?

– Понимаете, господин профессор, мальчик дружил с девушкой... ну, она чуть постарше. Они ведь все живут в детском городке, в соседних корпусах. Общаются. Нафантазировал себе, как водится у мальчишек. Вы же знаете, как это бывает в переходном возрасте.

– Да, знаю, – смягчился Верхаен.

– Ну вот, только и всего. Всё это весьма безобидно, поверьте. А на днях она вышла замуж. Вы же помните свадьбу – на второй день после вашего приезда.

– Такая высокая блондинка? Красивая девушка, ничего не скажешь. Софи, ты кажется, просто нафантазировала лишнего от страха.

Хорёк облегченно заулыбался, а Софи, тряхнув пепельной гривой, медленно и с растяжкой произнесла:

– Ничего я не нафантазировала. Она к нему бегала на пляж. На вторую ночь после свадьбы.

– Что? – Хорек вытянул шею с острым кадыком.

– Это правда? – Гельмут повернулся к Джереми.

Джереми кусал губы и смотрел в пол.

– Что ты молчишь? Ты же хотел высказаться. Говори!

– Ну и что? Что из того, что мы встретились на пляже? – он вскинул голову. – Ей не спалось, она вышла прогуляться, вот мы и встретились. Это вышло случайно. Поболтали ни о чём, и она пошла домой – даже не разрешила себя проводить. А эта... – он кивнул презрительно в сторону Софи, – за нами шпионила. Пристала, как репей! Не отцепишь. И на пляж сама притащилась, и в лодку ко мне набилась. Врунья. Какая ты мерзкая врунья, Болонка!

– Какая еще болонка? Что за собачьи клички? Придержите язык, молодой человек. – Верхаен сжал девичье плечо, словно показывая – она под надежной защитой. Девушка благодарно прижалась к его руке щекой, и Гельмута обдало жаром от прикосновенья шелковистой кожи и легких, как паутинка, волос.

– Ты ему ещё руку полижи, – презрительно кинул Джереми.

– Ну, нет, это уже никуда не годится. Софи, ты можешь идти. Хватит с тебя стрессов на сегодня.

– Спасибо, – шепнула она, и, постукивая сланцами об пол, быстро вышла за дверь.

Верхаен вернулся на своё место, в кабинете повисла тишина. Профессор не мигая, изучал скуластое лицо с упрямо сжатыми губами и гневно сдвинутыми бровями. Джереми уставился на свои изъеденные солью кроссовки, а Хорёк, часто моргая рыжими ресницами, поглядывал на обоих.

Наконец, Гельмут решительно произнес:

– Ну, вот что, молодой человек. Ваше поведение выходит за всякие рамки. В то время, как все остальные занимаются созиданием, вы только разрушаете – свою жизнь, чужие жизни. Вы чуть не угробили эту несчастную девочку Софи, вы настойчиво лезете в семью вашей подруги.

– Никуда я не лезу, – ответил Джереми, глядя профессору в лицо. – Я вам сказал и повторю еще раз. Софи сама привязалась ко мне, как репей. Писала мне записки, шпионила за мной, притащилась на пляж и объявила моим друзьям, что я обещал её катать на лодке. Она просто влюбчивая дурочка. Ревнует меня к Вилине, как идиотка.

– Это уже слишком, чаша моего терпения переполнена, – в голосе Гельмута на этот раз явно и недвусмысленно прозвучала угроза. – Я подумаю над вашей участью, и вам, молодой человек, настоятельно советую сделать то же самое. А чтобы вам лучше думалось, я вас лишаю привилегии получать бесплатные знания в нашей чудесной школе сроком на неделю. Да. И никаких медитаций, ваши психоэмоциональные показатели последние два дня настолько негативны, что вместо пользы вы принесёте вред. Ровно через неделю я хочу видеть вас здесь, с подробным рассказом о ваших дальнейших планах. У вас ведь к музыке способности, если мне память не изменяет?

– Да, да, он чрезвычайно способный, лучший на уроках сольфеджио, – горячо подхватил Хорёк.

– Ну вот. И никаких лодок. Да – и не забудьте извиниться перед Софи.

Глава 13

Роберт задумчиво разглядывал только что сотворённого ангела. Тонкая бесполая фигура в длинном одеянии, овал лица с едва намеченными глазами и строгой полоской рта, печально опущенные крылья.

"Какая-то безрадостная поделка получилась. А если раскрасить поярче? Нет, это же не попугай... ангелы не бывают яркими".

Длинные волосы и платье до пят напомнили жену. Скульптор нахмурился.

С самого начала все пошло наперекосяк. Эйфория и дикость первого дня. После разговора с Фреттхеном он успокоился, настроился на семейное счастье и тут же получил неприятный сюрприз. Проснулся среди ночи на пустой кровати. Сначала не понял, что жены нет рядом, повернулся, чтобы обнять, но рука упала на одеяло.

"В туалет, наверное, вышла или на кухню – воды попить", – подумал он, ощупывая пустоту рядом с собой и, подоткнув подушку, приготовился уснуть. Но невнятное беспокойство спугнуло сонливость.

Роберт подождал немного – Вилина не шла. Более того, снизу не доносилось ни звука. В темноте слабо тикал невидимый будильник, оттеняя тишину ночи.

Роберт поднялся, нащупал тапочки и выбрался на лестницу. Внизу горел свет. Почему-то он тянулся не из кухни, и не из ванной комнаты, а из прихожей. Чувствуя, как беспокойство пускает корни, перерастая в тревогу, сбежал вниз по лестнице. Заглянул в прихожую – бра сияло всеми тремя рожками, освещая узорчатые обои, пустую рогатую вешалку и коврик у двери. На полу валялся рюкзачок жены, рядом с ним поблескивала перламутровая заколка, а Вилины не было. Он быстро прошелся по дому, дергая двери и щёлкая выключателями – её нигде не оказалось.

"Чёрт, куда она могла деться?" – буркнул он, останавливаясь перед распахнутым холодильником и, не получив ответа, вытащил пакет соевого молока.

Не успел он достать чашку, чтобы напиться, как за спиной тихо стукнула дверь и прошелестели лёгкие шаги.

– Роберт, ты чего не спишь?

Вилина улыбалась, бледные щеки разрумянились, точно от быстрой ходьбы или от ветра, в широко распахнутых глазах – ни капли сна.

– А ты почему не спишь? И где ты, вообще, была? – он сунул пакет с молоком обратно в холодильник, хлопнув дверкой чуть сильнее, чем обычно. Этого хватило, чтобы согнать улыбку с лица жены.

– Мне не спалось, – растерянно сказала она, – я вышла прогуляться вокруг дома.

– Долго же ты прогуливалась. Я тебя второй час дожидаюсь.

– Роберт, ну зачем преувеличивать? Я вышла подышать, дошла до детского городка и вернулась.

– А зачем ты ходила в детский городок? Как-то странно – на вторую ночь после свадьбы сбегать от мужа, ты не находишь? Ностальгия замучила или ты с кем-то встречалась?

– Я не хочу разговаривать в таком тоне, прости.

Она отвернулась и вышла. Жалобно проскрипели ступеньки, наверху послышались шаги, и все стихло.

Роберт отправился следом. Забрался в постель – большой и грузный, словно отяжелевший от страхов и подозрений. Долго лежал рядом, не решаясь прикоснуться к жене. Потом легонько отодвинул шелковистые волосы и стал целовать теплую шею, вдыхая её аромат. Вилина оставалась безучастной до тех пор, пока он не шепнул чуть слышно: "Прости. Я не хотел тебя обидеть".

Она повернулась, он сгреб её в охапку, и они помирились. Мирились молча, в полной темноте, наощупь и как-то неловко. В конце он громко простонал, а она так и не издала ни звука.

Было ли ей хорошо?

Чёрт, опять эти раздумья и сомнения!

Роберт раздраженно отодвинул безучастного ангела и поднялся с рабочего табурета. Со вздохом потянулся, распрямляя уставшее тело, так что хрустнули позвонки, и вышел из прохладной мастерской в залитый солнцем сад.

Глаза, уставшие созерцать однотонную глину, с удовольствием впитывали сочные краски. На зеленом фоне травы и кустарников ландшафтный дизайнер крупными мазками разбросал яркие цветы. Они росли на клумбах и альпийских горках, оплетали перголы и арки, привлекали стайки изумрудных стрекоз и разноцветных бабочек. Дорожка, петляя, между кустами и клумбами, огибала высокое растение – ствол, будто сплетённый крупной косичкой, широкие, похожие на банановые листья и странные соцветия. Словно птичьи головы росли на дереве – длинные, голубые клювы и полупрозрачные белые хохолки веером. Интересно, какой у них запах. Роберт приподнялся на цыпочки и вытянул шею. Лицо обожгло, и он вскрикнул. Пчёлы! Только тут он заметил, что медоносные насекомые с сердитым гудением кружат вокруг.

Держась за щеку, он отскочил обратно на дорожку и застыл. Из глубины сада вышла молодая женщина.

– С вами всё в порядке?

Она не доставала Роберту и до плеча, а потому смотрела снизу вверх. Смуглая кожа, глаза такие темные, что не видно зрачков, густые брови, длинные ресницы. Резко очерченный рот – темно красный, будто она только что наелась тутовника. Над губой едва заметно пробиваются усики. Иссиня-черные волосы забраны в пучок, а ко лбу прилипли крошки торфа.

Черная футболка не скрывает круглой шеи и полных рук. Под трикотажной тканью свободно выступает большая грудь, а под ней угадывается мягкий живот.

– Вы кто? – изумлённо спросил Роберт, позабыв про физические страдания.

– Я садовница, – испуганно ответила она и показала зажатый в руке инструмент, похожий на маленькие грабли.

– Гм... меня зовут Роберт, – он протянул ей ладонь.

– О, простите, мистер Роберт, у меня грязные руки...

– Не надо звать меня мистер, я просто Роберт. А как вас зовут?

– Бернис. Я услышала, как вы кричали. Подумала, вам нужна помощь.

– Да ерунда, пчела укусила, – он показал распухшую щеку.

– Да, они часто кусают, – она заулыбалась, и верхняя губа под лёгким пушком забавно вздернулась, открыв очень белые зубы.

– Если вы садовница, вы, наверное, знаете, как называется это странное дерево, – махнул он свободной рукой на цветы с голубыми клювами.

– Это белые райские птицы. А бывают еще оранжевые. Они тоже есть – вон там, – она махнула рукой с грабельками и от этого движения грудь под футболкой пришла в движение.

– Райские птички? – заулыбался Роберт, поедая её глазами. – Прямо как мы.

Работница, перехватив его взгляд, смутилась.

– Доброго вам дня, мистер, – повернулась она и так же внезапно, как появилась, исчезла за тёмно-зеленой листвой.

Роберт постоял в нерешительности, держась за щеку. Яркая. Она была таким же ярким творением природы, как тропические цветы и лёгкие бабочки. Насыщенного цвета глаза и губы, вызывающие формы – всего в ней с избытком, всего чрезмерно, и это его взволновало. На улицах Эколы он часто натыкался на работников и работниц, но все они, возможно, из-за униформы, казались на одно лицо. Эта женщина в чёрной футболке и леггинсах, обтягивающих рельефные ноги, зацепила. Он не смог просто развернуться и уйти. Стараясь не задевать твёрдых пальмовых листьев и огибая кустарники, прокрался вперед и увидел её, сидящую к нему боком. Бернис увлеченно рыхлила землю, хриплым низким голосом напевая себе под нос. Роберт жадно разглядывал изгибы её тела – сильные ягодицы, линии плавные, как у гитары... Смотрел, не отводя глаз, как колышутся под футболкой мягкие конусы грудей, и рот его наполнялся слюной.

– Роообеерт! – донесся со стороны дома голос Вилины.

Садовница обернулась на крик, а Роберт прижался спиной к шершавому стволу пальмы. Выждав пару секунд, выбрался обратно на тропинку и пошёл к дому.

– Роберт! – Вилина радостно кинулась ему навстречу, но тут же осеклась. – Что случилось? Ты сам на себя не похож. А что это у тебя на щеке?!

– Ничего не случилось, – раздраженно пожал он плечами. – Я работал в мастерской, услышал крик, всё бросил и помчался к тебе. Подумал, что-то стряслось. По дороге меня укусила пчела. Пройдёт.

– Ой, прости! Я не хотела тебе мешать. Приходили Дэвидсоны.

– Какие еще Дэвидсоны?

– Что значит – какие? Наши соседи – Айрин и Кристофер. У них сегодня маленький юбилей – три месяца со дня свадьбы! Мы приглашены!

Роберт недовольно оттопырил губу:

– Три месяца? Это что – повод для торжества? Мы тоже будем отмечать свадьбу каждый месяц?

– Ну, Роберт, ну что ты какой бука! Это же так здорово! Мы будем пить шампанское и танцевать! Я уже подобрала себе платье, туфли и жемчужную нитку на шею. Фреттхен готовит им какой-то совершенно грандиозный торт!

– Опять торт. Помешался он на этих тортах, не иначе.

– Ты просто не в настроении.

Она обняла его за плечи и осторожно поцеловала в щёку рядом со вздувшимся красным пятном.

– Болит? – Вилина участливо заглянула мужу в глаза, и он подобрел.

– Да нет, уже прошло.

– Ну, вот и замечательно. Заканчивай свою работу, потом примешь ванну, переоденешься. В ту рубашку в гибискусах. Помнишь, такие красные на чёрном фоне? Мне кажется, она тебе очень пойдет! И чёрные бархатные джинсы.

– Что это – гибискусы?

– Ой, ты невозможный сегодня! – рассмеялась она звонко. – Цветы такие! Вон, посмотри! – она ткнула куда-то за его спину. Он обернулся и увидел куст в ярко-розовых цветах с махристыми лепестками. И Бернис. Она вышла на дорожку, и, не говоря ни слова, прошмыгнула мимо, к выходу.

– Кто это? – оторопела Вилина.

– Почем я знаю, наверное, садовница.

– Не знала, что у нас есть садовники!

– Ну да, вся эта красота сама выросла. Всё, кроме сорняков.

– Какой ты, оказывается, ворчун! Ну ладно, я побежала, меня ванна ждет! А ты заканчивай и приходи!

– Хорошо, – буркнул Роберт, развернулся и пошел обратно в мастерскую.

Глина чавкала и липла к рукам. Он мял её с непривычным ожесточением, бездумно таращась в стену напротив. Стена, покрытая текстурной краской, походила на природный камень. По сероватому фону разбегались бежевые пятна, имитируя шероховатость горной породы. В выпуклостях, неровностях и бороздках чудились женские формы. То крутое бедро, то абрис полной груди, то очертания тела целиком, набросанные парой штрихов.

Распаляясь все больше и больше, он лепил фигуру, не похожую ни на гнома, ни на эльфа, ни на русалку. И уж меньше всего она походила на бесполого ангела.

Скорее, она напоминала древнюю богиню плодородия. Маленькая голова с пучком волос на затылке, огромная грудь, падающая на круглый живот, широкие бедра и короткие, устойчивые ноги. С тем же вниманием, какое раньше, затаив дыхание, он посвящал тонким пальцам, складкам одежды и мельчайшим перышкам на крыльях ангелов, он вытягивал соски и формировал круглые, раздутые ягодицы. Лицо он делать не стал, но, помедлив, прорезал ногтем мизинца полоску под животом, а затем, поставив свое творение на стол, направил на него свет лампы.

Фигурка походила на Бернис. На сильно раздобревшую Бернис. Он сглотнул и медленно расстегнул молнию на шортах.

– Роообеерт! – донесся из сада мелодичный голос Вилины, ударивший грозным набатом.

Лицо залило жгучей краской, он вскочил, одним ударом расплющил фигуру и смахнул глиняную горку в ведро.

– Роберт! Ты закончил? Пора собираться.

– Да закончил, закончил, – сердито заворчал он, выключая лампу и незаметно подтягивая молнию наверх.

– А что ты лепил, – она подошла сзади, обняла его за плечи и с любопытством оглядела стол.

– Ты что, следишь за мной?

Он развернулся так резко, что Вилина опешила.

– Роберт, милый, что с тобой? Откуда такая абсурдная мысль? Зачем мне за тобой следить? Ой, да ты весь красный, как пожар! Не температура ли у тебя?

Она прижала прохладную ладонь к его лбу, и он остыл.

– Да нет... не знаю, прости. Может, это аллергия из-за проклятой пчелы. Какая-то слабость в теле и муть в голове. Вот, посмотри – слепил совершенно неудачного ангела.

Он отодвинул от стены тонкую, длинную фигуру с поникшими крыльями.

– Ну что ты, совершенно замечательный ангел! На меня похож, – она расцвела открытой, детской улыбкой, – только грустный. Наверное, ты и правда меня любишь, – добавила кокетливо, – раз все твои фигурки похожи на меня. Да, Роб?

– Конечно, люблю, пойдем, мне нужно принять ванну. Я весь в пыли.

– Если ты себя неважно чувствуешь, мы останемся дома, – ласково сказала Вилина, беря его под руку.

– Да нормально я себя чувствую, – он покрутил шеей, потрогал распухшую щеку и неуверенно добавил, – вот только выглядеть я буду с этим пчелиным флюсом по-идиотски.

– Ничего, черная рубашка с ярко-красными гибискусами и бархатные джинсы отвлекут на себя внимание! С твоим ростом и статью ты затмишь всех мужчин на празднике.

Она щебетала и щебетала всю дорогу к дому и не заметила, как напрягся Роберт, проходя мимо деревца с головками райских птиц. Как стиснул руку жены и ускорил шаг.

Едва они вошли в дом, Роберт потащил Вилину на кухню, подхватил играючи, как пушинку, и посадил на стол.

– Что ты задумал? – она широко открыла глаза в напускном ужасе. – Нет, я не могу. Нет, нет. Здесь слишком светло.

Не говоря ни слова, он схватил её за руку и, сдернув со стола, увлёк в ванную.

Там, не включая света, развернул и, подтолкнув вперед, так что она упала руками на крышку унитаза, задрал подол и порвал тонкие трусики.

Он крепко сжимал её хрупкие бедра и, глядя в темноту, видел садовницу в тонких, обтягивающих леггинсах.

– Мне показалось, что ты был не со мной, – хмуро сказала Вилина. Она сполоснула для него ванну, включила воду и высыпала полную горсть ароматной, голубоватой соли.

– А с кем еще, – недоуменно пожал плечами Роберт, пробуя воду босой ступней. – Горячая!

Он вытащил ногу обратно и открутил посильнее кран.

От двери по всему дому разлилась трель звонка.

– Кого еще черт принес!

Роберт поднял с пола шорты, натянул их, скроив страдальческое лицо, и пошел открывать.

Ну, конечно – Фреттхен, собственной персоной.

– Приветствую, Роберт. Вилина, привет! Вы идете к Дэвидсонам?

– Да, идем, – недовольно отозвался хозяин дома.

– Мы уже собираемся. Сейчас Роб примет ванну, оденется и пойдем.

– А что ты такая грустная, душа моя?

Фреттхен ласково приподнял подбородок Вилины и заглянул в небесно-голубые глаза, подернутые ледком печали.

– Так что-то, нашло, – ответила она, отворачиваясь. – Проходите, Марк, я напою вас чаем, пока Роберт плещется.

– Нет, нет, я ненадолго заглянул, – Фреттхен торопливо пробежался к окну, взглянул на градусник и недоверчиво постучал по нему пальцем. – Да, без разговора нам не обойтись, но я обещал Айрин и её гостям самолично разрезать торт.

Он огорчённо развел руками.

– Я просто хотел узнать, идете вы или нет.

– Да, мы скоро будем. Чёрт, я забыл про ванну!

– Не надо чертыхаться, это не прибавляет позитива, – наставительно произнес Хорёк и направился к выходу.

Мысленно проклиная предстоящую вечеринку, Роберт побрел в ванную.

"Вот бы жить где-нибудь на необитаемом острове", – мечтательно думал он, намыливая капроновую мочалку-утенка. "Пальмы, море, мы с женой и больше никого!"

Он натирал раскрасневшееся тело и представлял себе хижину, крытую соломой, пальмовую рощицу и изумрудное сияние океана за тонкими, длинными стволами.

Под навесом из пальмовых листьев он лепит прекрасную женскую фигуру. Непонятно, куда делась Вилина, но напротив него, на пляжном лежаке загорает Бернис. Она улыбается, отчего верхняя губа смешно задирается кверху, и подставляет солнцу голую лоснящуюся грудь с шоколадными сосками.