Текст книги "Исследователи Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Белокурая дикарка подбросила дров в костер. Я улыбнулся. Земные мужчины зачастую сводят секс к слиянию тел. Такой подход чересчур узок. Сексуальные отношения не ограничиваются простым совокуплением. Любая женщина понимает это, однако большинство мужчин, к сожалению, нет. Рабыня находилась в нескольких шагах от меня, я к ней не прикасался, но при этом мы, безусловно, занимались сексом.

– Костер разгорелся, – сказал я. – Встань передо мной на колени, рабыня.

– Да, господин.

– А теперь потянись, как маленькая шелковистая зверушка. Ты же зверушка?

– Да, господин.

– Теперь легко поднимись и пройдись передо мной… Как ты красива, рабыня!

– Благодарю тебя, господин.

– Встань передо мной и склони голову… Нет, не так. Почтительно, как подобает рабыне.

– Хорошо, господин. – Она подняла голову и медленно, изящно и покорно склонила ее передо мной.

– Отлично, – похвалил я.

– Спасибо тебе, господин.

– Сейчас ты стоишь перед своим хозяином, смиренно опустив голову.

– Да, мой господин.

– Подними ее и посмотри на меня.

– Да, господин. – Она послушно выполнила приказание.

– Ты – земная женщина. Насколько я понимаю, на Земле твоя сокровенная женственность была задавлена и растоптана.

– Да, господин.

– Тебе случалось когда-нибудь грезить наяву? – спросил я.

– Я не позволяю себе это делать, – вздрогнула она. Я пожал плечами:

– Какая глупость.

– Но эти мысли все равно одолевают меня.

– Разумеется.

Блондинка вопросительно посмотрела на меня.

– Какая из твоих грез повторяется чаще всего?

– Я представляю себя в позе подчинения перед мужчиной.

– Это естественно.

– Да, господин, – прошептала она.

– По ночам, во сне, – продолжал я, – все желания, которые ты так безжалостно подавляешь в себе, прорываются из глубин твоего сознания.

– Да, господин…

– Опиши мне один из таких снов.

– У меня есть сон, который приходит ко мне снова и снова.

– Расскажи мне его.

– Девушка не может говорить о таких вещах. Это очень личное…

– Говори, рабыня, – приказал я.

– Хорошо, господин, – покорилась она. – Мне снится, будто я – в джунглях Южной Америки… Это такой континент на Земле, в моем родном мире. А может быть, дело происходит в каком-то другом мире, не знаю. Я путешествую в составе какой-то туристской группы – точнее сказать не могу, подробности словно в тумане. Мы осматриваем руины некой древней цивилизации – гигантские каменные глыбы, на которых вырезаны огромные, удивительные, страшные изображения…

– Дальше.

– На мне высокие ботинки, юбка, блузка с короткими рукавами, тропический шлем от солнца и еще солнечные очки. На Земле люди закрывают ими глаза от яркого солнечного света, а иногда и для того, чтобы скрыть свои мысли.

– Понимаю.

«Что изображено на этом рисунке?» – спрашиваю я гида. Гид – туземец, высокий краснокожий мужчина, красивый и сильный, одетый в голубую рубашку с открытым воротом и закатанными рукавами и в синие брюки – это одежда для нижней части тела, облегающая каждую ногу в отдельности.

– Мне знакомы подобные одеяния, – сказал я. – Их носят в северных широтах, к примеру, в Торвальдсленде.

«Разве непонятно? – удивляется он. – Это обнаженная рабыня на коленях перед господином».

Я раздраженно переспрашиваю: «Может быть, пленница?»

«Да нет, – усмехается он. – Посмотрите, на ней же ошейник».

«Ох!» – вскрикиваю я.

«Видите этот узел и пластинку? – продолжает гид. – Это типичный рабский узел, а на пластинку нанесено имя хозяина. Конечно, она рабыня».

«Значит, – произношу я, – эта девушка должна исполнять все приказы господина?»

Мой гид осторожно снимает с меня очки и заглядывает мне в глаза.

«Да».

И я вздрагиваю. Он смотрит на меня как на женщину, свою женщину, может быть, даже как на свою рабыню. А потом он разворачивает меня так, чтобы я видела только рисунок, ярко освещенный солнцем, только эту девушку на коленях перед господином. Рабыня прекрасна, даже грубая работа позволяет оценить ее красоту. Я снова всматриваюсь в изображения знаков ее неволи и ужасаюсь действительности, глядящей мне в лицо. Как спокойно смотреть на нее сквозь радужные очки культуры!…

Гид возвращает мне очки, покачивая головой. «Не надевай их больше».

А я, разумеется, немедленно напяливаю их на себя.

– Продолжай, – кивнул я, – что еще тебе снилось?

– Мне снилось, что в ту же ночь меня похитили, безжалостно заткнули кляпом рот, связали черными ремнями и уволокли в джунгли. Много дней меня тащили по лесу. Мое тело начало дурно пахнуть; одежда пропахла потом и порвалась. Сначала я была привязана за руки и за ноги к шесту, который мужчины несли на плечах; потом мне набросили на голову мешок и швырнули в каноэ, лицом вниз. В какой-то момент мешок сняли, и я снова оказалась в дакунглях. Мужчины связали мне руки за спиной и погнали перед собой. Я брела по джунглям несколько дней, когда «спотыкалась, меня подгоняли палочными ударами. Наконец мы вышли к открытому месту, и там был город. Его архитектура напоминала руины, которые я видела на экскурсии; но этот город, со всех сторон укрытый джунглями, был живым, процветающим, многолюдным. Не знаю, что произошло с населением первого, разрушенного города. По развалинам было ясно, что его не тронули ни война, ни пожар, ни землетрясение. Похоже было на то, что священники или вожди по неведомым причинам увели людей из города. Судьба этого народа веками оставалась загадкой для историков. Только я понимала, что случилось с населением города: люди просто отправились в джунгли и отстроили свой город заново. Краснокожие мужчины и женщины в ярких нарядах и перьях казались живыми воплощениями своих далеких предков.

Меня загнали палками в высеченный в скале храм. Там меня встретили четыре краснокожие девушки, которые отнеслись ко мне с великим почтением. Они накормили меня, бережно раздели и выкупали, расчесали мне волосы и натерли благовониями, облачили в расшитое золотом платье с высоким воротом и надели на ноги золотые сандалии. Мою старую одежду они со смехом изрезали на клочки и сожгли. В дверном проеме стояли два огромных стражника с длинными кривыми ножами…

Блондинка запнулась и посмотрела на меня.

– Продолжай, – велел я.

– А ночью за мной пришли. Двое мужчин связали мне руки за спиной, накинули на шею ремни и повели. Девушки шли следом. Мы шагали по длинной прямой улице, между величественных зданий. Отовсюду стекались люди, мужчины и женщины; они бежали за нами, распевали и приплясывали, размахивали веерами из цветных перьев. Повсюду пылали факелы, гремели барабаны. Мы остановились перед высоким каменным помостом, к которому вела лестница. Барабанный бой внезапно оборвался, пение смолкло. Стоящий на помосте человек взмахнул рукой. Меня освободили от ремней и развязали руки. Потом по его знаку девушки легкими движениями сняли с меня платье и сандалии. Я осталась совершенно нагой. Мужчина в центре помоста в ярких одеждах и перьях некоторое время разглядывал меня, затем одобрительно кивнул. Толпа отвечала ему восторженными криками, от которых меня бросило в дрожь. Мне развели руки в стороны, захлестнули запястья ременными петлями и, держа за эти ремни, потащили вверх по ступеням.

Снова раздалось пение, забили барабаны. На вершине помоста я увидела продолговатую каменную плиту – древний алтарь, весь в темных потеках высохшей крови. Из него торчали железные кольца. «Нет, нет!» – закричала я. Но грубые мужские руки уже оторвали меня от земли. Меня положили спиной на алтарь, подняли мои руки, развели их в стороны и теми же ремнями, которыми были перехвачены запястья, привязали к кольцам. Ноги мне тоже широко развели в стороны, захлестнули петлями лодыжки и тоже привязали к кольцам у подножия алтаря. Я плакала, молила о пощаде, но все было тщетно. Жрец взял с золотого блюда длинный жертвенный нож из полупрозрачного голубоватого камня. Вокруг маячили свирепые красные лица; ремни все больней впивались в мое тело; пение и барабанный бой становились все оглушительней и нестерпимей; жрец занес нож…

И тут я увидела Его. Он сидел в полусотне шагов от алтаря, на высоком каменном троне, скрестив ноги, и бесстрастно наблюдал за происходящим. Я сразу узнала его, хотя теперь на нем были роскошные одежды и перья – тот самый гид, который водил меня по руинам таинственного брошенного города. Это он объяснял мне, что означает изображение коленопреклоненной девушки. Это он велел мне не надевать больше темных очков, а я ослушалась.. – «Господин! – вскрикнула я, обращаясь к нему. – Господин!»

– Господин? – переспросил я.

– Да. Я назвала его господином. – Но почему?

– Не знаю. Я сама поразилась этому. Крик вырвался у меня сам по себе, откуда-то изнутри.

– Ты назвала его господином, потому что в своем сердце понимала, что он – твой хозяин.

– Да, господин, – вздохнула она. – Так и есть. В тот самый миг, когда я впервые увидела его, я уже знала, что он – мой господин, а я – рабыня. Но как я, земная женщина, могла признаться в этом краснокожему дикарю?

– Что произошло дальше? – спросил я.

– Он поднял руку, указал на меня и обратился к жрецу и людям у алтаря. Я не знала языка, на котором он говорил, но в голосе его явно слышалось презрение. Жрец с досадой швырнул нож на золотое блюдо. Вокруг послышались гневные возгласы. Мои руки и ноги отвязали от железных колец В толпе начался ропот. Меня больно схватили за руку повыше локтя и сбросили с алтаря. Какой-то человек ударил меня по лицу. Я съежилась от страха. Двое мужчин схватили концы ремней, свисавших с моих запястий, и поволокли меня к человеку, которого я назвала господином. Внезапно я с ужасом поняла, что гнев толпы направлен не на него – краснокожего дикаря, восседавшего на троне, – а на меня' Меня била крупная дрожь. Толпа бесновалась; я физически ощущала ее ненависть.

«Почему ты не сказала, что ты – рабыня?» – спросил он по-английски.

«Прости меня, господин!» – взмолилась я.

«Мы едва не нанесли нашим богам страшное оскорбление, принеся им в жертву презренную рабыню».

«Да, господин», – пролепетала я.

«Увидев тебя впервые, я сразу решил, что ты – рабыня. Но когда я приказал тебе не надевать очки, ты ослушалась»

«Прости меня, господин!»

«Ты ведь знаешь, что всякий свободный мужчина имеет полную власть над рабыней?»

«Да, господин».

«Когда ты надела очки, я подумал, что ты не рабыня, а свободная женщина, которая сможет стать достойной жертвой для наших богов».

«Да, господин». – Я низко склонила голову.

«Но я был прав: ты оказалась всего-навсего рабыней».

«Да, господин», – прошептала я, не поднимая головы

«Почему ты надела очки, когда я велел тебе не делать этого?»

«Прости меня, господин!»

«Высечь ее!» – приказал он.

Белокурая дикарка в замешательстве посмотрела на меня.

– Продолжай.

– Перед троном были укреплены два кольца, примерно в пяти футах одно от другого. Меня поставили на колени…

– Встань на колени, – сказал я, – в точности как в твоем сне.

– Хорошо, господин. – Она опустилась на колени. – Ремни, стягивающие мои запястья, пропустили сквозь кольца, а концы их держали двое мужчин.

– Занятно, что тебе приснилось такое, – заметил я. – Это известный способ менять напряжение в теле рабыни, которую бьют плетью.

– Во сне это казалось таким естественным…

– Это и есть вполне естественно. А теперь покажи, в каком положении были у тебя руки перед началом порки.

– Вот в таком, господин. – Девушка вывернула запястья и развела руки в стороны.

– Что произошло дальше?

– Меня высекли.

– Сколько ударов ты получила?

– Одиннадцать. Десять – за непослушание и еще один – чтобы напомнить мне, что я рабыня.

– Забавно. – Я поднял брови. – Такое иногда практикуется.

– Да, господин.

– А теперь, – приказал я, – веди счет ударам и после каждого делай то же, что делала во сне.

– Хорошо, господин.

Видимо, во сне ее выпороли на славу. Я наблюдал, как менялись ее лицо и тело. Блондинка то извивалась от боли, то вздрагивала в ожидании очередного удара, то сжималась в комочек, то падала на живот, то садилась. Видимо, большая часть ударов пришлась на спину, два – на грудь, два – на левый бок и один – на правый. По ее движениям я без труда восстановил картину порки. Судя по всему, мужчины, которые держали ремни, были настоящими мастерами.

– Потом наказание закончилось? – спросил я.

– Да, господин.

– Похоже, тебя высекли как следует.

– Да, господин. Меня высекли как следует.

– В конце порки, – продолжал я, – ты поняла, что ты рабыня?

– Да, господин. Я поняла, что я – рабыня.

– Что случилось дальше?

– Я стояла на коленях и плакала. Мужчины вытащили ремни из железных колец и рывком подняли меня на ноги. Я жалобно смотрела снизу вверх на моего господина, ища в его глазах хоть искорку милости… Тщетно. Для него я была женщиной чуждой, ненавистной расы, и к тому же рабыней.

«Дрянная рабыня», – процедил он.

«Да, господин», – всхлипнула я.

Он махнул рукой, и меня потащили. Я увидела круглое отверстие в камне – это был бассейн с отвесными краями, футов восьми в диаметре. Мужчины, которые волокли меня, стали по разные стороны от него. Сначала я услышала хриплое рычание и всплеск воды и лишь затем, в свете факелов, увидела зрелище, от которого мне стало плохо. Бассейн кишмя кишел крокодилами. Это звери, похожие на речных тарларионов, только покрытые твердым панцирем…

Я кивнул. Насколько я понимаю, болотные и речные тарларионы Гора генетически отличаются от земных аллигаторов, кайманов и крокодилов. Дело в том, что земные рептилии так хорошо приспособлены к окружающей среде, что почти не изменились за десятки миллионов лет. Если бы болотные и речные тарларионы произошли от крокодилов, завезенных на Гор Царствующими Жрецами, они бы больше напоминали своих предков. С другой стороны, я могу и ошибаться. Известное сходство между этими видами животных, особенно в строении тела и в повадках, можно отнести на счет конвергентной эволюции: в сходных условиях окружающей среды яйцекладущие животные двух разных миров стали походить друг на друга. Многие виды горианских животных родом с Земли: некоторые птицы, грызуны и даже такое важное для горианской экономики животное, как боcк.

– Я билась в крике, отчаянно пытаясь вырваться, – продолжала блондинка, – но меня дюйм за дюймом подтаскивали к бассейну.

«Господин! Господин! – вопила я, но все было напрасно. Уже на самом краю бассейна я обернулась и взмолилась: – Господин! Прости меня! Пощади свою дрянную рабыню!»

Ремни на моих запястьях натянулись; еще мгновение – и я полечу вниз, в жадные разинутые пасти. Я откинула голову, и… Не знаю, из каких глубин у меня вырвался жалобный крик: «Позволь мне доставить тебе наслаждение!»

Должно быть, он подал какой-то знак, потому что ремни вдруг ослабли. Меня уже не тащили вперед.

«Позволь доставить тебе наслаждение, господин! – вновь выкрикнула я. – Твоя рабыня молит тебя об этом!»

Меня снова подволокли к каменному трону и развязали ремни на запястьях. Охваченная ужасом, я бросилась на колени перед троном и снизу вверх посмотрела на того, кто восседал на нем.

«Ты хочешь ублажить своего господина?» – спросил он.

«Да, господин».

«Как рабыня?» – «Да, господин, – воскликнула я, – как рабыня!»

Теперь я понимала, что значат слова, которые так естественно у меня вырвались. Они означали, что я действительно рабыня и в самом деле жажду доставить удовольствие мужчине.

«Начинай!» – приказал он.

«Хорошо, господин», – сказала я и попятилась от трона…

Я подбросил несколько веточек в костер, прислушиваясь к шорохам джунглей.

«Надеюсь, ты понимаешь, – спросил он, – что, если я останусь недоволен тобой, тебя бросят крокодилам?»

«Да, господин».

Я в страхе смотрела на дикаря. Я понимала, что если я хочу остаться в живых, то должна ублажить его, и ублажить хорошо – как рабыня.

– И что же ты сделала? – спросил я.

– Я… я двигалась перед ним, как рабыня.

– Повтори в точности до малейших деталей все, что ты делала во сне, – приказал я.

– Ах! – вскрикнула она. – Как же ты хитер, господин! Как легко ты заманил меня в ловушку! Я молча смотрел на нее.

– Я опять должна вести себя как самка? – спросила она.

– Конечно.

– Не заставляй девушку выставлять напоказ ее душу! – взмолилась блондинка.

– Рабыня обязана выставлять напоказ свою душу! – отрезал я. – Лицемерие, увертки и ложь годятся для свободных женщин, но не для рабынь!

В глазах ее стояли слезы.

– О господин…

– Ты готова? – спросил я.

– Нельзя так грубо вторгаться в сокровенный мир девушки!

– У тебя нет сокровенного мира! – заявил я. – Ты принадлежишь мне.

– И мне нельзя сохранить даже частичку достоинства?

– Разумеется, нет.

– Я – рабыня, – горько вздохнула она.

– Да.

– И я должна показать господину свой сон.

– Да. В точности, до мельчайших подробностей.

– Хорошо, мой господин. Но помни, что во сне я была вынуждена делать то, что делала, иначе меня швырнули бы крокодилам, этим страшным хищникам, похожим на речных тарларионов. Я знала, что мне предстоит умереть страшной смертью, если я не доставлю удовольствие тому человеку

– Ты спасала свою жизнь, – подтвердил я.

– Да, – кивнула она, – жизнь жалкой, перепуганной рабыни.

– Начинай, – велел я.

В одно мгновение она полностью преобразилась. Я был поражен. Впервые в жизни я сделался соучастником женского сна. Как ярко она оживляла свои видения! Я точно наяву увидел каменный трон, на котором, скрестив ноги, восседал ее господин, пламя факелов, бурый от жертвенной крови алтарь с железными кольцами, бассейн, кишащий крокодилами, краснокожих дикарей в пестрых одеждах и перьях, и посреди всего этого – прекрасную белую девушку, только что ставшую рабыней, которая отчаянно пытается спасти свою жизнь, ублажая сурового хозяина.

Я наслаждался представлением. Как хороши и чувственны бывают женщины! Как глупы и недальновидны мужчины, которые никогда не пытались пробудить в них рабыню!

Блондинка лежала на животе, прижавшись щекой к земле, и жалобно постанывала; тонкие пальчики ее скребли дерн. Высунув язычок, она страстно и нежно лизнула камень, затем с глухим, низким стоном перекатилась на спину и принялась извиваться; голова ее бессильно моталась из стороны в сторону. Тело ее в свете костра было поистине великолепно. Она широко раздвинула ножки и выгнула спину. Дышала она часто, нежные груди соблазнительно вздымались и опадали. Она прогибалась все сильней и сильней, раскрываясь передо мной, упираясь в землю только ступнями и хрупкими плечиками. Я видел ее упругий живот, чувствовал жар, исходивший из ее лона. Как беззащитны рабыни, как они желанны!

Я встал. Она медленно опустилась на землю.

– Вот так я пыталась ублажить его.

Обнаженная рабыня лежала у моих ног. Я пожирал взглядом ее прекрасное тело. Нет. Рано. Я не возьму ее сейчас. Она еще не готова. Порой, имея дело с рабыней, надо проявить нечеловеческое терпение. Зато когда я возьму ее, это поистине будет пиром. И тогда я покажу ей, кто она есть, я наконец-то выпущу из темницы ее подлинное «я» – беспомощную и жалкую рабыню, жаждущую подчиняться и обожать. Я выпущу ее на волю и сделаю своей. Я назову ее Дженис.

Девушка приподнялась и села. Я тоже сел, скрестив ноги.

Костер почти догорел.

– Что произошло дальше в твоем сне?

– Мой господин спустился с трона, – послушно ответила блондинка, – махнул рукой, указывая, куда мне идти, и последовал за мной с факелом в руке. Я прошла через весь город и остановилась перед ступенями величественного храма, сооруженного из огромных каменных глыб. Нельзя было не восхититься искусством его строителей. Стены храма были украшены резными изображениями, от которых захватывало дух. У меня появилось странное чувство, что я видела это здание прежде. Господин жестом велел мне подниматься по лестнице. Ощущение, что я уже бывала здесь, не покидало меня. В свете факела я разглядела, что рисунки на стенах были цветными; ни дожди, ни ветры не нанесли ущерба ярким природным краскам. При солнечном свете, подумалось мне, здание должно быть ослепительно прекрасным. «Стой», – сказал он. Я остановилась. «Повернись и встань на колени».

Я развернулась к нему лицом и опустилась на колени, на холодную каменную плиту террасы. Он поднял факел, осветил стену слева от меня, и я вскрикнула от изумления. Рядом со мной на стене оказалось раскрашенное резное изображение обнаженной девушки.

«Как она похожа на меня», – прошептала я. У девушки на рисунке была такая же фигура, как у меня, такие же светлые волосы, голубые глаза и белая кожа. Вот только на горле у нее был желтый ошейник. И тут я поняла, почему здание показалось мне таким знакомым. Оно в точности повторяло архитектуру того храма, который я видела в развалинах во время экскурсии. Теперь я стояла на коленях, в точности как девушка на рисунке.

«Как только я увидел тебя, – сказал он, – я тотчас послал сюда гонца и велел нанести этот рисунок».

«Значит, ты уже тогда решил сделать меня своей рабыней?»

«Конечно. – Он повесил факел на железный крюк, торчавший из стены. На полке справа от крюка стояла плоская шкатулка. – Ляг на правый бок и подставь мне левое бедро».

«Да, господин», – повиновалась я.

Он извлек из шкатулки небольшой изогнутый нож и крохотный кожаный кисет цилиндрической формы. Я стиснула зубы и не издала ни звука, пока он ножом вырезал на моем бедре причудливый узор. Затем он высыпал из кисета на ладонь оранжевый порошок и втер его в рану.

«Встань на колени, – велел он и достал из той же шкатулки расшитый бисером желтый ошейник в два дюйма шириной. – Скажи: я – рабыня. Я – твоя рабыня, господин».

«Я – рабыня, – повторила я. – Я – твоя рабыня, господин».

Он надел на меня ошейник и закрепил его на горле особым узлом. Я уже знала, что это – невольничий узел. Потом из шкатулки появилась желтая кожаная пластинка с маленькой дырочкой вверху. На пластинке виднелись какие-то письмена. Он продел в дырочку узкий конец ремешка, так, что пластинка оказалась у меня на горле.

«Я заклеймил тебя ножом. Оранжевую метку на твоем бедре будут узнавать в джунглях за сотни миль. Если ты по, глупости вознамеришься бежать, всякий, кто увидит клеймо, вернет тебя в город как беглую рабыню».

«Господин, – спросила я, – а у той девушки, на рисунке, тоже был такой знак на бедре?»

Я не могла этого знать, поскольку девушка была изображена правым боком.

«Да».

«Я не понимаю, господин…»

Вместо ответа он прикоснулся к моему ошейнику:

«Это тоже знак твоего рабства. Тебе запрещено снимать его».

«Да, господин».

«По этой пластине видно, – продолжал он, – кому ты принадлежишь. На ней написано, что ты – моя личная собственность».

«Да, господин. Но откуда тебе известно, что у девушки на том рисунке было клеймо на бедре?»

«Я сам нанес его».

«Но, господин…»

«Вспомни хорошенько тот рисунок. Конечно, время сильно разрушило его, но разве ты не узнала девушку?»

«Господин…» – Я совсем растерялась.

«Подумай как следует».

«Неужели это была я?!» – прошептала я в ужасе.

«А кто ее господин?» – уточнил он, стоя передо мной со скрещенными на груди руками.

«Ты», – выдохнула я, едва не лишившись чувств. Все поплыло у меня перед глазами.

«Джунгли, – продолжал он, – очень странное место. Даже мы, народ джунглей, не всегда понимаем их».

«Но ведь люди покинули город», – прошептала я.

«Может быть, и нет. Оглянись вокруг».

Я обернулась и увидела город с террасы храма.

«Тот же город!» – воскликнула я и задрожала от ужаса.

«Разве ты не чувствуешь, что твое место – здесь, у моих ног?»

«Да, господин», – прошептала я.

«Провалы во времени – интереснейшая вещь, – продолжал он, глядя на меня сверху вниз. – Разве мы не были здесь прежде? Разве ты не узнаешь меня, моя прекрасная рабыня?»

«Ты – мой господин», – вымолвила я.

«Я снова разыскал тебя и бросил к своим ногам».

Я глядела на него, трепеща от страха.

«Значит, я – вечная рабыня, а ты – мой вечный господин?»

«Ты – вечная рабыня, – согласился он. – У тебя было много господ, а у меня было много рабынь. Но ты – самая любимая. Ты будешь хорошо служить мне и доставишь неведомые прежде наслаждения».

«Да, господин», – проговорила я, понимая, что я действительно вечная рабыня, а он – один из моих вечных хозяев.

Он достал из плоской шкатулки плеть, поднес к моим губам, и я поцеловала ее.

«Встань!»

Я поднялась. Он обвил меня плетью и подтянул к себе. Я ощутила грудью золотые украшения его одежд. Он держал меня так крепко, что я не могла шевельнуться. Я потянулась губами к его рту…

Белокурая дикарка замолчала и низко опустила голову.

– И что было дальше? – спросил я. Она подняла голову и улыбнулась.

– Не знаю. На этом месте я проснулась.

– Интересный сон… Странно, – размышлял я вслух, – что наивная земная женщина увидела во сне такие детали, как растяжка при порке и дополнительный удар, напоминающий рабыне, что она – рабыня. Обряд целования плети тоже вполне реален и практикуется во многих городах; но как он мог присниться женщине, ничего не знающей о рабстве? Клеймение ножом изредка применяется и сейчас, правда у примитивных народов. Странно, что ты увидела его во сне. Он неизвестен даже многим этнографам. – Я глянул на рабыню. – Ты весьма изобретательна.

– Может быть, я и вправду вечная рабыня, – улыбнулась она.

– Может быть.

– А ты веришь в провалы во времени?

– Не очень, – ответил я. – Я мало что понимаю в таких делах. Я ведь не физик.

– А в то, что у людей может быть много жизней и в каждой из них они могут встречаться?

– Не исключаю. Но поверить в это сложно.

– Такой странный сон… – задумчиво проговорила блондинка.

– Мне кажется, – произнес я, – что сон твой был о нашем мире и нашем времени. В нем зашифрованы не тайны иной реальности, а истины, живущие в твоем подсознании.

– Какие истины?

– Например, что женщина по своей природе – вечная рабыня, а мужчина – вечный господин.

– Мужчины моего мира – не господа своим женщинам.

– Это их и погубило.

– Не всех, – возразила она.

– Может быть, и не всех. Но стоит хоть кому-то из них подвергнуть сомнению уродливые стереотипы, которые вбили ему в голову, как на него тотчас ополчится все общество.

– Неужели у моего мира нет никакой надежды на спасение?

– Почти никакой. Вероятно, кое-где появятся сообщества людей, помнящих, что такое отвага, долг и дисциплина. Эти маленькие общины смогут стать семенем, из которого вырастет новая, здоровая цивилизация людей, живущих в гармонии с собственной природой.

– Неужели моей нынешней цивилизации суждено погибнуть?

– Безусловно. Она сама себя разрушает. По-твоему, агония может продлиться еще тысячу лет?

– Не знаю…

– Боюсь только, – продолжал я, – что на смену ей придет еще более уродливая цивилизация. Блондинка потупила взгляд.

– Люди скорей умрут, чем задумаются, – сказал я.

– Не все, – упрямо возразила она.

– Это правда… В любой культуре найдутся изгои, одинокие странники, с холодным удивлением взирающие на мир с горной вершины.

– Почему же горианам, в отличие от землян, не свойственно стадное чувство?

– Возможно, у них другая психика. А может, это связано с многообразием городов-государств, традиций и каст.

– По-моему, мужчины Гора просто другие.

– Едва ли не все они произошли от землян.

– Наверное, от особенных землян.

– От каких именно? – спросил я.

– От тех, которые способны властвовать.

– На Земле наверняка есть мужчины, способные властвовать, – согласился я.

– Может быть, – вздохнула она. – Не знаю.

– Встань, рабыня, – приказал я.

– Да, господин.

– Нынче ночью ты мне понравилась, рабыня. Пожалуй, ты заслужила клочок ткани на бедра.

– Спасибо, господин!

Глаза ее заблестели. Вряд ли бы она обрадовалась сильней белому шелковому платью до земли.

Я отрезал от рулона алой ткани кусок длиной пять футов и шириной фут, обернул им ее соблазнительные бедра и подоткнул пониже талии, так, чтобы был виден пупок. На Горе это называется «живот рабыни».

– Ты сделал мне «живот рабыни», господин?

– Да. Разве это неправильно?

– Правильно, господин.

– Тебе нравится?

– Очень, господин.

Я не сводил глаз с ее гладкого, упругого животика.

– А знаешь, почему юбки рабынь не завязывают узлом, а подворачивают?

– Почему, господин?

Я взялся за уголок ткани и рванул ее с такой силой, что девушка, ахнув, дважды обернулась вокруг своей оси. Она вновь стояла передо мной обнаженная, испуганная, беззащитная. Рабыня перед господином.

– Теперь поняла?

– Да, господин.

Я бросил ей лоскут, и она поспешно обмотала его вокруг бедер, не забыв при этом обнажить живот.

– Неплохо, рабыня, – похвалил я.

– Благодарю тебя, господин.

Я погрузил руку в мешок, извлек оттуда пригоршню дешевых цветных бус, выбрал красно-черное ожерелье и протянул ей.

– Господин, – блондинка указала на другие, желто-голубые бусы, – а можно мне носить и эти тоже?

У Тенде и Элис было по две нитки бус, поэтому я не видел причины отказывать белокурой дикарке в ее невинной просьбе. Я дал ей вторые бусы, а остальные бросил обратно в мешок. Черно-красное ожерелье было уже на ней. Вторую нитку она протянула мне.

– Господин, пожалуйста, не мог бы ты надеть это на меня сам?

– С удовольствием, – ответил я.

Яркие цветные бусинки прекрасно смотрелись в ложбинке между грудями.

– Почему ты выбрала эти цвета?

– Голубой и желтый – цвета рабства?

– Правильно, – сказал я.

Крыши павильонов, где рабов выставляют на аукцион, обычно раскрашивают в желто-голубой цвет; из такого же полотна шьются палатки работорговцев. Выставляемых на продажу рабынь часто связывают голубыми и желтыми веревками; ошейники и браслеты нередко покрывают желтой эмалью, а цепи – голубой. В одежде работорговцев эти цвета тоже преобладают; если не весь наряд, то хотя бы рукава и отвороты непременно голубые или желтые.

– Рабыне можно носить такие бусы? – спросила она.

– Они тебе к лицу, – сказал я.

– Значит, я могу оставить их у себя?

– До тех пор, пока я не сочту нужным их отобрать. Я или любой другой свободный мужчина. – Я взял ее за плечи. – Эти бусы не принадлежат тебе. Тебе просто позволили их поносить.

– Да, господин. Я понимаю. Мне ничего не принадлежит. У меня нет собственности. Я сама – собственность мужчин.

– Верно. – Я развернул ее лицом к себе. – Кажется, ты наконец-то начинаешь чувствовать себя рабыней.

– Да, господин. Этой ночью ты многому научил меня. Впервые в жизни я ощутила свое тело. Наверное, я никогда больше не буду ходить и двигаться как мужчина.

Я сжал ее плечи и сурово посмотрел в глаза:

– Ты – не мужчина. Ты – женщина. Постарайся понять это.

– Да, господин.

– Отныне ты станешь настоящей женщиной. Ты будешь двигаться как женщина, мыслить как женщина, чувствовать как женщина.

– Странно… – прошептала блондинка. – Я рабыня, но никогда в жизни я не ощущала себя настолько свободной.

– Ты вырвалась из темницы условностей и предрассудков. Она вздрогнула.

– Ступай к невольничьему шесту, – велел я. – Сядь на землю, прислонись к шесту, скрести руки за спиной.