Текст книги "Исследователи Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Джон Норман
Исследователи Гора

1. Я ГОВОРЮ С САМОСОМ

Она была просто прекрасна.

Девушка опустилась на колени рядом с низким столиком. За столом, скрестив ноги, сидели я и, напротив меня, Самос. Стоял ранний вечер, мы только что отобедали – я и первый капитан Совета Капитанов Порт-Кара. Холл освещали торчащие из стен факелы. Пол представлял собой огромную мозаичную карту.

Еду нам подавала закованная в ошейник рабыня. Сейчас она покорно опустилась перед нами на колени.

Я еще раз окинул ее взглядом. На рабыне была коротенькая туника, подрезанная таким образом, чтобы были лучше видны округлые бедра. На ошейнике болтался стальной замок. На бедре красовалось клеймо – стандартное клеймо каджейры, как называют на Горе девушек-рабынь.

Внешне клеймо выглядит довольно просто и напоминает цветок с двумя лепестками. Некоторые находят, что клеймо похоже на букву «К» в западных алфавитах Земли. В горианском алфавите двадцать восемь букв, весьма схожих с теми или иными земными буквами. Так, буквы «сиджа», «тун» и «вал» в точности переписаны с римского алфавита, Другие буквы, вне всякого сомнения, переписаны из древнеегипетского, а буквы «шу» и «хоман» взяты из критского. Следует помнить, что горианские буквы произносятся по-разному в зависимости от контекста. Некоторые писцы предлагали расширить алфавит за счет новых букв, произносимых одинаково вне зависимости от своего лингвистического окружения. Думаю, их рекомендации не будут учтены и официальный горианский алфавит останется неизменным.

Консерватизм жителей Гора в отношении собственной письменности непоколебим. Впрочем, и на Земле люди нередко держатся за давно устаревшие и не отвечающие техническим потребностям системы измерения.

– Хотят ли хозяева увидеть кое-что еще? Линда может многое им показать, – произнесла девушка.

– Нет, – покачал головой Самос.

Рабыня положила на стол крохотные ладошки и вытянула пальчики в его сторону, словно умоляя Самоса о прикосновении, но он сурово повторил:

– Нет.

Склонив голову, девушка убрала со стола небольшой поднос с кувшином густого сладкого вина из Турий и двумя высокими кубками. Там же стоял кувшин с дымящимся черным вином с прославленного стаями тарнов Тентиса. Черное вино мы пили из покрытых желтой эмалью крошечных чашек. В него полагалось добавлять сахар. Возле ложек на подносе лежали ароматные палочки и стояла большая чаша для омовения рук.

Я прекрасно отужинал.

Рабыня поднялась. Блестящий ошейник смотрелся на ее горле просто великолепно.

Я запомнил эту девушку с самого первого раза. Тогда, несколько месяцев назад, на ее шее болталось обыкновенное железное кольцо, заклепанное несколькими ударами молота.

Девушка посмотрела на Самоса, и губы ее задрожали.

Это она принесла в дом Самоса письмо на скитали. Скиталью называется расчерченная ленточка для волос; когда ее наматывают на древко копья, полоски складываются в сообщение. Его прислал мне Зарендрагар Безухий, боевой генерал кюров. Он предлагал встретиться с ним на «краю света». Моя догадка в отношении того, что «край света» должен находиться в северном полушарии Гора, оказалась верной. Я уже встречался с Безухим в огромном ангаре, где хранилось оружие и топливо для захвата всей планеты. Я был уверен, что он погиб во время взрыва, хотя тело его так и не нашли.

Девушка, прислуживавшая нам вчера – стройная блондинка с Земли, – даже не подозревала, что ленточка в ее волосах содержит важную информацию.

Надо сказать, девчонка сильно изменилась. В дом Самоса ее привезли в варварской земной одежде, в которой она больше походила на мальчика. Брюки из джинсовой ткани и фланелевая рубашка скрывали, как это принято на Земле, красоту и сексуальность молодого тела. Вместо того чтобы наслаждаться жизнью, люди пытаются себя обмануть и бьются головой о стену. Зачем? Мало кто вообще осмеливается честно задуматься над этим вопросом. Естественно, что и ответа в таком случае ожидать нельзя.

Самос, разумеется, сразу же понял, что ленточка – это скиталь. Девушку немедленно раздели и набросили на нее коротенькую тунику, а на шею набили простое железное кольцо, символизирующее ее новый статус рабыни. Вскоре Самос пригласил меня прочитать послание.

Я же допросил девчонку, которая на тот период говорила только по-английски. Поначалу она хорохорилась и держалась крайне вызывающе – пока не поняла, что имеет дело не с землянами. Первым делом Самос опустил ее в подвал, где ей поставили клеймо. Потом он отдал ее на потеху охране, после чего нахалку бросили в пенал. Я думал, что он ее продаст, но Самос почему-то этого не сделал. Он оставил ее у себя. В доме Самоса девчонка прошла полный курс рабыни.

Я посмотрел на клеймо на ее бедре. Вообще-то горианское слово «каджейра» вмещает в себя гораздо больше понятий, чем слово «рабыня». Даже в его написании есть нечто соблазнительное, женское. Глядя на клеймо, я понял, насколько оно символично. Расходящиеся в стороны лепестки обозначали женственность и красоту, стебель – бескомпромиссную суровость, на которой построено воспитание женщины, развернутые кверху завитки – открытость и уязвимость. Очень простое и красивое клеймо. Простое, как и положено рабыне, красивое, как приличествует женщине.

Между прочим, на Горе известно несколько видов клейм. Практически невозможно, однако, встретить клеймо с изображением лун и ошейника, а также цепи и когтей. Эти разновидности клейм популярны на Земле, там, где сохранились горианские анклавы. Первое характерно для Царствующих Жрецов, второе – для агентов кюров. На первом клейме изображен ошейник и три спускающихся по диагонали полумесяца.

Совершенно очевидно, что ни один горианин не согласится работать на Земле, поэтому там приходится использовать местный персонал. Полноценные мужчины, сильные, мужественные и жизнелюбивые жители Гора, считают Землю гиблым местом, жалкой и безжизненной в сексуальном плане пустыней. Настоящим мужчинам нужны женщины. Слабакам это понять трудно. Сильному мужчине нужна женщина, которая ползала бы у его ног и принадлежала ему безоговорочно. Ничто другое его не устроит. Единожды отведавший мясо богов не станет жевать солому.

– Можешь идти, – сказал Самос девушке.

– Господин, – взмолилась рабыня, – пожалуйста, господин…

Несколько месяцев назад она не знала ни одного горианского слова. Сейчас она говорила бегло и отчетливо. Рабыни быстро осваивают язык своих хозяев.

Самос взглянул на невольницу. Она вытянулась перед ним с подносом в руках, где стояли кубки для вина, бокалы, ложки, лежали влажные полотенца и чаша для омовения рук. Она хорошо нас обслужила, как и положено прилежной рабыне.

– Господин, – прошептала она.

– Отнеси все на кухню, – сказал Самос.

По глазам девушки я видел, что она хочет быть для него больше чем рабыней. Просто невероятно, какой властью могут обладать мужчины над женщинами.

– Хорошо, господин, – произнесла она и опустилась на колени в позу услаждающей рабыни. Становясь на колени передо мной, она приняла позу покорной рабыни. Говорили, что Самос первый довел ее до оргазма. Пережившая это ощущение женщина уже не способна ни на что, кроме как на покорное и страстное служение своему господину. До конца жизни.

– Линда умоляет господина о прикосновении, – пролепетала девушка.

Линда было ее земным именем, которое у нее, естественно, отобрали при обращении в рабство. Позже Самос на правах хозяина вернул его рабыне. Когда дело касается имен, все зависит от воли хозяина.

Я отметил, что Линда совершенно открыто попросила о ласке в моем присутствии. Невольница уже успела избавиться от комплексов и предрассудков Земли. Она стала открытой и честной, чистой и совершенной, такой, какой изначально создала ее природа.

Встретив взгляд Самоса, она покорно побежала к дверям, но у самого порога остановилась, не в силах побороть желание. Со слезами на глазах рабыня снова повернулась к своему господину.

– Хорошо, только после того, как отнесешь посуду на кухню, – проворчал он.

– Слушаюсь, господин, – задыхаясь от возбуждения, прошептала она, и желтые чашечки на подносе тихо звякнули. Девушка задрожала. На полированном ошейнике заиграли огни факела.

– Иди в пенал, – велел Самос, – и попроси, чтобы тебя заперли.

– Да, господин. – Девушка опустила голову, и мне показалось, что она сейчас зарыдает.

– Старший связки говорил, что ты неплохо усвоила мозаичный танец.

Чашечки на подносе задрожали.

– Мне очень приятно, – произнесла девушка, – что Кробус пришел к такому выводу.

Мозаичный танец обычно исполняется на красных мозаичных плитах, которыми выкладывают невольничье кольцо возле кровати господина. Танцуют его на спине, животе и боках. Шею, как правило, приковывают к невольничьему кольцу. Танец символизирует мучения рабыни, охваченной ненасытной любовной страстью. Вначале девушка танцует как бы в совершенном одиночестве. Никто не знает о ее страданиях, она стонет и извивается, умоляя невидимого господина сжалиться над ней. Потом появляется господин, и она умоляет его уже открыто, кричит и плачет, лишь бы он подарил ей хотя бы одно прикосновение. Мозаичный танец построен на простых психологических и поведенческих реакциях. Специалисты считают, что он способен завести самую фригидную женщину. Рабыни же просто сходят от него с ума.

– Я слышал, ты много работала над мозаичным танцем, – продолжал Самос.

– Я всего лишь покорная рабыня, – отвечала девушка.

– Кробус говорил, что последние пять раз, когда ты исполняла этот танец, он не мог удержаться, чтобы не изнасиловать тебя.

– Да, господин. – Девушка опустила голову и улыбнулась.

– После того как тебя запрут в пенале, – сказал Самос, – попроси, чтобы тебе принесли теплой воды, масла, благовоний и полотенце. Приведи себя в порядок. Может быть, я приглашу тебя в свои покои. Попозже.

– Да, господин! – радостно воскликнула девушка.

– Учти, что понравиться мне труднее, чем Кробусу.

– Да, господин! – С этими словами Линда выскочила из зала.

– Хорошенькая, – усмехнулся я.

– Неплохая девчонка, – кивнул Самос и провел языком по губам.

– По-моему, она тебе нравится, – сказал я.

– Чепуха, – отмахнулся он. – Она всего лишь рабыня.

– Разве у Самоса не может быть любимой рабыни? – не отставал я.

– Землянки?

– Почему бы и нет?

– Какая нелепость. Она – рабыня. Ее предназначение – угождать. Я могу ее избить и унизить, если мне того захочется.

– Разве нельзя избить и унизить любимую рабыню? – спросил я.

– Разумеется, – снова рассмеялся Самос. – На Горе не церемонятся ни с кем.

– Мне кажется, что знаменитый Самос, первый рабовладелец Порт-Кара, первый капитан Совета Капитанов, привязался к блондинке с Земли.

Самос смерил меня сердитым взглядом, затем пожал плечами и произнес:

– Вообще-то никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Даже любопытно. Странное чувство.

– Я вижу, ты не собираешься ее продавать, – сказал я.

– Может, еще и продам, – задумчиво произнес Самос.

– Понятно.

– Она с самого начала вела себя не так, как другие. Была такой беспомощной и беззащитной…

– Разве не все рабыни беспомощны и беззащитны в руках своих хозяев? – спросил я.

– Да, конечно, но она показалась мне невероятно ранимой.

– Может быть, она с самого первого раза поняла, что ты и есть ее судьба?

– Очень приятно держать в руках такую девушку, – добавил Самос.

– Смотри не расслабляйся, – усмехнулся я.

– Обещаю, – проворчал он.

В последнем я не сомневался. Самос слыл одним из самых суровых людей Гора. Хорошенькой блондинке с Земли достался сильный и бескомпромиссный хозяин.

– Ладно, хватит болтать о пустоголовых рабынях, – сказал я. – Эти девчонки созданы для мимолетных удовольствий. Пора поговорить о серьезных вопросах, достойных внимания мужчин.

– Согласен, – кивнул Самос. – По правде говоря, особых новостей нет.

– Кюры успокоились.

– Это верно.

– Бойся затихшего врага, – заметил я.

– Конечно, – кивнул Самос.

– Странно: ты пригласил меня в свой дом, желая сообщить, что ничего не произошло, – сказал я.

– По-твоему, кроме тебя, никто на Горе не служит Царствующим Жрецам?

– Думаю, нет, – сказал я. – Почему ты спросил?

– Как все-таки мало мы знаем об окружающем нас мире, – вздохнул Самос.

– Не понимаю, – пожал я плечами.

– Расскажи, что тебе известно о Картиусе.

– Это важнейшая субэкваториальная водная артерия, – ответил я. – Протекает через джунгли на западе и северо-западе и впадает в озеро Ушинди, из которого вытекают реки Камба и Ниока. Камба впадает непосредственно в Тассу, а Ниока – в залив Шенди, где находится гавань Шенди.

Свободный портовый город Шенди играл немаловажную роль в жизни Гора. Там находилась Лига черных рабынь.

– Одно время считали, что Картиус – приток Воска, – сказал Самое.

– Меня тоже этому учили, – кивнул я.

– Теперь мы знаем, что Картиус, впадающий в Тассу, и субэкваториальный Картиус – разные реки.

– На многих географических картах Картиус впадает в Ушинди, а потом выходит из озера, пересекает западные плоскогорья и в районе Турмуса впадает в Воск.

Турмус – последний крупный город на Воске. За ним начинаются непроходимые болота дельты.

– Первым догадался, что это разные реки, черный исследователь Рамани с острова Ананго. Он пришел к этому выводу чисто теоретически. Его ученик Шаба был первым ученым, которому удалось непосредственно исследовать озеро Ушинди. Так вот, Шаба доказал, что из озера вытекают только две реки: Камба и Ниока. А приток Воска Картиус Тассы, как его теперь называют, получает воду со своих притоков, пронизывающих плоскогорья и прилегающие равнины. Это описано другим исследователем, Рамусом из Табора, который девять месяцев изучал в составе небольшой экспедиции высокогорье Вена.

– Все это я узнал год назад. Почему ты заговорил об этом сейчас?

– Многое остается невыясненным, – загадочно произнес Самос.

Я пожал плечами. Большая часть Гора до сих пор считается terra incognita. Мало кто знает, что находится к востоку от хребтов Вольта и Тентис или к западу от островов Кос и Тирос. Огромные территории в районе озера Шенди, к югу от Воска и западу от Ара тоже ждали своих исследователей.

– Между прочим, у географов были серьезные основания полагать, что Картиус впадает в Воск через озеро Ушинди, – сказал я.

– Знаю, – откликнулся Самос. – Люди судили по направлению рек. Как горожанам было догадаться, что это две разных реки?

– Не только горожане допускали эту ошибку. Баргмены с Картиуса, я имею в виду собственно Картиус, и жители Картиуса Тассы считали, что это одна и та же водная артерия.

– Да и как они могли думать иначе, когда не было ни расчетов Рамани, ни экспедиций Шабы и Рамуса?

– Джунгли сделали Картиус недоступным для людей с юга, – сказал я. – Вся торговля заканчивается убаратами на южном побережье озера Ушинди. До Тассы обычно добирались либо по Камбе, либо по Ниоке.

– И не пытались найти северные пути, – добавил Самос.

– Тем более что вдоль Картиуса Тассы проживают крайне свирепые племена.

– Верно, – кивнул Самос.

– Хотя я уверен, что наверняка были люди, пытавшиеся пройти к Картиусу через северные леса.

– Не сомневаюсь, что все они нашли смерть от обитающих к северу от Ушинди племен, – сказал Самос.

– Как получилось, что экспедиция Шабы уцелела? – спросил я.

– Ты что-нибудь слышал о Биле Хуруме? – спросил Самос.

– Немного, – уклончиво ответил я.

– Это черный убар, – сказал Самос. – Кровавый и беспощадный. Человек большого ума и огромной власти. Он объединил шесть убаратов на южном побережье Ушинди, усмирил непокорных огнем и мечом. Сейчас он распространил свое влияние на север, откуда ему поставляют клыки кайлуаков и женщин. Так вот, лодки Шабы подняли на мачтах щиты с гербом Билы Хурумы.

– И это явилось гарантией их безопасности?

– Несколько раз на них все-таки напали, – произнес Самос, – но они уцелели. Как бы то ни было, я уверен, что без покровительства Билы Хурумы, убара Ушинди, им бы не удалось выполнить свою задачу.

– Выходит, власть Билы Хурумы на северном побережье не безгранична, – сказал я.

– Естественно, – кивнул Самос. – Об этом красноречиво говорит тот факт, что экспедиция Шабы подверглась нескольким нападениям.

– Должно быть, это смелый человек, – заметил я.

– Ему удалось провести шесть лодок и сохранить почти всех людей, – сказал Самос.

– Даже странно, – произнес я, – что такой человек, как Била Хурума, решил поддержать географическую экспедицию.

– Он хотел знать, можно ли пройти по суше на северо-запад от Ушинди. Для него это бы означало появление новых рынков, расширение торговли, налаживание торговых путей с юга на север.

– Кроме того, – добавил я, – подобным образом он избежал бы опасностей плавания по Тассе. Перед ним открылись бы пути к завоеванию целого мира.

– Правильно, – кивнул Самос. – Ты мыслишь как воин.

– Но если я правильно понял, исследования Шабы показали, что таких путей не существует?

– Да, – сказал Самос. – К такому он пришел выводу. Но ты я уверен, знаешь и о других результатах его экспедиции.

– К западу от озера Ушинди простираются равнины, болота и топи; они подпитывают озеро водой. Шаба сократил отряд до сорока человек, наполовину разгрузил лодки и протащил их через болота. Спустя два месяца он вышел к западному побережью озера Нгао.

– Правильно, – сказал Самос.

– Это второе по величине среди экваториальных озер. Такое же, как Ушинди, а может, и больше.

Я представил, как радовался Шаба и его люди, когда после стольких мучений перед ними открылся вид на озеро Нгао. После этого, измученные и истощенные длительным переходом, они вернулись на восточное побережье озера Ушинди.

– На этом Шаба не успокоился, – сказал Самос. – Он первым составил точную карту дельты собственно Картиуса. Затем пошел на запад и добрался до шести убаратов, обители Билы Хурумы.

– Не сомневаюсь, что его приветствовали как героя, – сказал я.

– Верно, – кивнул Самос. – И он это заслужил.

– На следующий год, – добавил я, – он организовал еще одну экспедицию, в которой участвовали одиннадцать кораблей и тысяча человек. Финансировал ее, судя по всему, сам Била Хурума. Задача экспедиции состояла в изучении озера Нгао.

– Правильно.

– Именно тогда Шаба установил, что озеро Нгао, как ни странно, питается только от одной реки, способной поспорить по ширине и полноводности с самим Воском. Позже эту реку назвали Уа. Для судов она непроходима из-за многочисленных порогов и водопадов.

– Количество препятствий, равно как состояние каналов и дорог, до сих пор неизвестно, – уточнил Самос.

– Шаба углубился в реку на сотню пасангов, после чего был вынужден повернуть обратно.

– Позже он назвал пороги именем Билы Хурумы, – сказал Самос.

– У него были слишком большие корабли, – заметил я.

– К тому же их нельзя было разобрать на части. Крутизна реки и враждебность местного населения не позволили ему идти вперед.

– Экспедиция Шабы вернулась к озеру Нгао, после чего добралась до шести убаратов через болота и топи, прилегающие к озеру Ушинди. Все-таки это замечательный человек, – сказал я.

– Самый выдающийся географ и исследователь Гора, – добавил Самос. – Человек исключительной порядочности. Ему доверяют.

– Доверяют? – переспросил я.

– Шаба – агент Царствующих Жрецов, – промолвил Самос.

– Не знал.

– Не сомневаюсь, что ты многих подозревал в том, что они хотя бы временно служили делу Царствующих Жрецов.

– Я допускал эту мысль, – сказал я.

Никогда раньше мы не говорили с Самосом на эту тему. Порой для меня лучше не знать людей, работающих на Царствующих Жрецов. У нас не принято лезть в чужие дела. Это элементарная мера предосторожности. Если кто-то из наших попадется, лучше, чтобы он ничего не знал. Как бы то ни было, большинство работающих на Царствующих Жрецов агентов занимались сбором разведывательных данных и слежкой. Дом Самоса служил их штаб-квартирой. Сюда стекалась вся добытая информация. Здесь же находился аналитический отдел. Обработанная и отфильтрованная информация передавалась дальше, в Сардар.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил я.

– Пойдем, – устало произнес Самос и поднялся на ноги. Я пошел следом за ним. У выхода из огромного зала застыли стражники.

Некоторое время мы шли молча. Миновав несколько залов, Самос спустился по лестнице на другой уровень здания Потянулись бесконечные лестницы и переходы. Иногда попадались надписи и указатели. На толстых стенах появилась влага. Местами нам приходилось ступать не по полу, а по стальным прутьям клеток, в которых томились заключенные; испуганные рабы задирали головы. В одном из кoридоров нам попались две рабыни. Они стояли на коленях на каменном полу и пытались щетками отмыть испачканные плиты. За их работой наблюдал стражник с кнутом в руках. Когда мы поравнялись с рабынями, они распростерлись на полу, после чего возобновили свою работу.

В пеналах стояла тишина, было время сна. Мы шли мимо клеток для обучения и тренировки невольниц. Кузница была пуста, хотя в жаровне тлели угли. Из нее торчали длинные щипцы. В доме крупного рабовладельца жаровня никогда не затухает – в любую минуту могут привезти новую рабыню. В прилегающей комнате я увидел развешенные по стене ошейники и кандалы для рук и для ног. Подобного добра тоже всегда должно быть в избытке. При этом каждая вещь была на учете, за инвентарем велся строгий контроль. Затем мы миновали комнаты, где хранились невольничьи туники, косметика и украшения. В пеналах, как правило, девушки содержатся обнаженными, но подобная атрибутика обязательно используется в процессе обучения. Далее по коридору размещались кухни и продуктовые склады. Здесь же хранились медицинские препараты.

Из одного пенала высунулась девичья рука.

– Господин! – прошептала невольница.

Мы прошли мимо.

Были здесь и клетки с рабами-мужчинами. Как правило, ими становились должники, преступники или военнопленные. Рабы стоили недорого, использовали их на самых тяжелых работах.

Мы продолжали спускаться на нижние уровни дворца. Вонь и сырость, которыми славятся все подвальные помещения, стали невыносимы. Кое-где из стен торчали пылающие факелы. Это позволяло хоть как-то уменьшить влажность. Мы миновали караульное помещение. Там отдыхали вернувшиеся со смены стражники. Мне показалось, что изнутри донеслось треньканье колокольчика и чистый звук зил, как здесь называют цимбалы на пальцах. Прикрытая крошечным кусочком желтого шелка прекрасная рабыня исполняла танец для пятерых охранников. Они медленно приближались, девушка отступала, не прекращая танца, пока не уперлась спиной в стену. Тогда стражники повалили ее на одеяло. Я видел, как она пыталась сопротивляться, но ее укусы больше напоминали страстные поцелуи. Наконец стражники схватили рабыню за кисти рук и за лодыжки, широко раздвинули ей ноги, и старший группы приступил к делу. Девчонка кричала, задыхаясь от наслаждения.

Вскоре мы опустились на низший уровень. Здесь находилась зона наибольшей безопасности. По трещинам в стене струились едва заметные ручейки воды, кое-где стояли лужи. При нашем появлении метнулся в темноту урт.

Самос остановился перед тяжелой железной дверью. Узкая стальная панель скользнула в сторону. Самос произнес установленный на вечер пароль, и дверь отворилась. За ней находились двое стражников.

Мы вошли в узкий и тесный коридор и остановились у восьмой камеры слева. Самос подал знак стражникам. Я заметил, что возле двери лежали обрывки веревок, стальные крючья и крупные куски мяса.

– Внутри говорить нельзя, – сказал Самос и протянул мне капюшон с прорезанными для глаз дырками.

– Заключенный знает, где он находится?

– Нет.

Я натянул капюшон, также поступили Самос и стражники.

Вначале они посмотрели в глазок, потом распахнули дверь. Стражники опустили висящий на цепях помост. Комната была доверху залита водой. Мы с Самосом ждали снаружи. Помост хлюпнулся в воду, его закрепили при помощи растяжек. Едва он опустился, со всех сторон послышалось шуршание. Мне показалось, что на помост пытаются забраться невидимые в темноте существа весом не более нескольких футов.

Самос поднял факел. Стражники вышли из камеры. В неровном свете я успел разглядеть, что она имела круглую форму и достигала футов сорока пяти в диаметре. В центре камеры торчал металлический шест диаметром около четырех дюймов, выступающий из воды на добрых четыре фута. На нем была закреплена деревянная платформа, обитая по краям листами железа. От края платформы до воды было восемь или девять дюймов. Один из стражников осторожно ступил на помост и погрузил в воду шест. Судя по всему, глубина воды в камере достигала восьми футов. Второй стражник нацепил на железный крюк огромный кусок мяса и вытянул крюк как можно дальше от покосившегося под их тяжестью помоста.

В ту же секунду вода забурлила. Брызги долетали даже до меня, хотя я стоял довольно далеко от дверей. Когда стражник вытащил крюк из воды, мяса на нем не было. Крошечный тарларион, похожий на тех, что водятся в болотах к югу от Ара, зацепился за крюк, потом сорвался и шлепнулся в воду. Маленькие тарларионы способны за один миг до костей обглодать кайлуака.

На платформе дрожала от ужаса девушка. Она стояла на коленях, схватившись двумя руками за шест. На горле ее блестел стальной ошейник.

Стражники вышли из камеры. Самос осторожно ступил на помост. Надвинув на голову капюшон, я последовал за ним.

Передний край помоста заканчивался в одном ярде от круглой платформы, на которой находилась невольница. От нижнего края платформы до кишащей тарларионами черной воды было не более нескольких дюймов

Девушка испуганно смотрела в нашу сторону, моргала и щурилась, пытаясь разглядеть гостей при свете факела. Руки ее отчаянно сжимали торчащий из платформы шест. Даже цепями ее нельзя было приковать к нему сильнее. В свете факела поблескивали глазки, выглядывающиe из воды. Их было не меньше двух или трех сотен.

Девушка вцепилась в шест еще сильнее.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – забормотала она. В глазах ее блестели слезы.

Пленница говорила по-английски.

У нее, так же как и у рабыни Самоса, были светлые волосы и голубые глаза. Судя по всему, она была стройнее Линды. Я отметил хорошие щиколотки – на таких красиво смотрятся кольца. Ее еще не клеймили. Это тоже не ускользнуло от моего взгляда.

– Пожалуйста, – простонала она.

Самос жестом показал, что нам пора уходить. Мы выбрались из камеры, и охранники тут же подняли помост к потолку. Самос воткнул факел в кольцо на стене, после чего мы стянули капюшоны.

– По правде говоря, я ничего не понял, – произнес я.

– Речь идет об очень серьезных вещах, – покачал головой Самос. – Они меня очень тревожат.

– Зачем ты показал мне эту девушку?

– Что ты можешь о ней сказать? – в свою очередь спросил он.

– Ну, на четыре медных тарска она потянет. Хотя лучше продавать ее в группе. Девушка хороша собой, однако сразу видно, что с ней никто не работал. Лодыжки у нее замечательные.

– Она говорит на английском, правильно я понял?

– Да, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы я с ней побеседовал?

– Нет, – покачал головой Самос.

– Она не знает горианского?

– Несколько слов.

Существует много способов проверить, знает ли человек какой-нибудь язык. Достаточно произнести ключевые фразы и понаблюдать за его реакцией. Меняется пульс, диаметр зрачков. Подобные вещи невозможно скрыть.

– Ну, тогда мне все ясно, – сказал я.

– Может, поделишься? – насмешливо произнес Самос.

– Обыкновенная девчонка, доставленная на Гор прислужниками кюров. Мясо в ошейнике.

– Почему ты так решил?

– А как иначе? – пожал я плечами.

– Работающие на кюров женщины обычно хорошо говорят по-гориански. Между тем она не так красива, как большинство оставляемых с Земли девушек, – заметил Самос.

– Нy, это субъективное мнение, – улыбнулся я. – Мне она показалась довольно симпатичной. Другое дело, соответствует ли она рыночным стандартам.

– Мне кажется, она случайно оказалась рядом с девчонкой, которую присмотрели для продажи в рабство. И сюда попала тоже случайно.

– Может, и так, – пожал я плечами. – Мне, во всяком случае, показалось, что у нее неплохие задатки.

– Разве это не верно в отношении большинства женщин? – спросил Самос.

– Конечно, но есть прирожденные рабыни. Меня всегда восхищала прозорливость агентов кюров, которые занимаются отбором человеческого материала. Похоже, они с первого взгляда способны определить, получится из женщины рабыня или нет.

– Даже работающие на кюров свободные женщины были отобраны по принципу наибольшего соответствия понятиям рабства, – сказал Самос. – Возьми, к примеру, таких рабынь, как Пепита, Элисия, Арлин.

– Не сомневаюсь, что их изначально хотели использовать как награду агентам-мужчинам, – сказал я.

– Теперь они наши, – улыбнулся Самос. – Или тех, кому мы пожелаем их продать.

– Да, – кивнул я.

– А что случилось с рабыней по имени Вела?

– По сути дела, она никогда не была настоящим агентом кюров, – сказал я.

– Она предала Царствующих Жрецов, – напомнил Самос, – и служила кюрам в Тахари.

– Это правда, – согласился я.

– Отдай ее мне, – попросил Самос. – Я свяжу ей руки и ноги и брошу в канал с уртами.

– Она моя, – возразил я. – И если она заслужила того, чтобы ей связали руки и ноги и бросили в канал с уртами, то сделаю это я сам.

– Как хочешь, – проворчал Самос.

– Мне кажется, – сказал я, – что девчонка на платформе с тарларионами была привезена на Гор для продажи рабовладельцам.

– Твое предположение неверно, – покачал головой Самос. – Нельзя делать серьезные выводы на основании того, что человек не говорит по-гориански.

– Объясни, – нахмурился я.

– Согласись, что такую девушку сложно представить на общей цепи на аукционе.

– Согласен, – произнес я. – Кстати, ее даже не заклеймили. Как правило, рабовладельцы кюров предоставляют это право тем, кто первым купит у них товар.

– Верное наблюдение, – похвалил Самос.

– Где ты ее взял?

– Случайно досталась, – ответил Самос. – Ты что-нибудь слышал про капитана Беджара?

– Конечно, – сказал я. – Он член Совета Капитанов и был с нами двадцать пятого числа в битве при Се-Каре.

Это было первое крупное сражение после того, как Совет Капитанов Порт-Кара объявил о своей независимости. Произошло оно в десять тысяч сто двадцатом году с основания Ара. Сейчас шел седьмой год независимости, или 10126 год с основания Ара. В ходе первого сражения за независимость объединенные флоты Коса и Тироса были разбиты войсками Совета Капитанов. В том же самом году Порт-Кар получил свою первую реликвию.

– В ходе морского сражения Беджар захватил корабль Коса, – сказал Самос.

Это уже интересно. Кос и Тирос считались союзниками. Первым островом управлял большеглазый Чендар, настоящий морской слин. Вторым командовал жирный Луриус.