Текст книги "Че Гевара. Важна только революция"

Автор книги: Джон Ли Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 51 страниц)

Прежде чем им удалось «убраться», Эрнесто и Альберто угодили в передрягу с полицией. Когда друзья шли в аргентинское консульство забрать письма от родных, их остановил очень подозрительный офицер полиции и подверг расспросу и обыску. У Эрнесто он забрал нож – серебряную копию кинжала гаучо, которую ему подарил в дорогу младший брат, Роберто. Затем, когда полицейский увидел лекарство против астмы, Эрнесто неблагоразумно пошутил: «Осторожно, это очень опасный яд». Молодых людей тут же арестовали, протащили по нескольким полицейским участкам, и судья обвинил их в «издевательстве» над представителями власти. Инцидент был исчерпан, после того как аргентинцы предъявили удостоверения личности.

Без сожалений они покинули Боготу на автобусе, направившись к венесуэльской границе. Астма, не беспокоившая Эрнесто с Икитоса, опять дала о себе знать, стоило им вновь спуститься в тропические низины. Альберто пришлось сделать Эрнесто столько инъекций адреналина, что он стал опасаться, как бы это не сказалось на сердце друга.

На одной из остановок, в дне пути до Каракаса, они обсудили свои планы. Оба горели желанием продолжать путь в направлении Центральной Америки и Мексики. С другой стороны, у них не было денег на продолжение путешествия. И друзья пришли к такому решению. Если живущий в Каракасе деловой партнер дяди Эрнесто по имени Марсело, который занимался разведением лошадей, позволит Геваре сесть на самолет для перевозки лошадей, тот вернется в Буэнос-Айрес и окончит учебу. Альберто же попробует задержаться в Венесуэле, где устроится на работу либо в лепрозорий, либо в один из тамошних университетов, благо у него есть несколько рекомендательных писем. Если же эти планы осуществить не удастся, они вдвоем попытаются продолжить путь до Мехико.

На следующий день, 17 июля, друзья прибыли в Каракас, оказавшийся городом суматошным и наводненным эмигрантами. Новые небоскребы вздымались ввысь, затмевая здания колониального периода с красными черепичными крышами. Убогие рабочие кварталы словно сыпью усеивали холмы по окраинам города.

За исключением коротких периодов пребывания в таких странах, как Бразилия и Тринидад, Эрнесто почти не оказывался в окружении чернокожих. Они были редкостью в его родной Аргентине, но обычным явлением на Карибском побережье Южной Америки, и теперь, пройдясь по черным кварталам Каракаса, Гевара был готов поделиться наблюдениями, которые едва ли достойны борца за дело «простого народа», поскольку исполнены высокомерия и утрированно отражают стереотипы, которые были присущи белым, особенно аргентинцам.

«Черные, представляющие собой великолепные образцы африканской расы и сохранившие свою расовую чистоту благодаря недостаточной тяге к умыванию, оказались потеснены на этой земле другой разновидностью рабов – португальцами. Две расы связаны теперь общими условиями существования, что чревато дрязгами и трениями. Дискриминация и бедность объединяют их в ежедневной борьбе за выживание, но отношение к жизни у них совершенно различно: черные праздны и капризны, они тратят деньги на причуды и выпивку; европейцы же сохраняют привычку к работе и накоплению… и это выводит их наверх».

В Каракасе друзья навестили Маргариту Кальвенто, тетю одного из друзей Эрнесто. Она накормила их и нашла им пристанище в общежитии, откуда молодые люди и отправились исполнять задуманное: Эрнесто – на встречу с деловым партнером дяди, Альберто – на поиски работы.

Благодаря рекомендательному письму от Пеше Альберто получил хорошо оплачиваемую работу в лепрозории близ Каракаса, а Эрнесто договорился о том, что его пустят на следующий самолет, перевозящий дядиных скаковых лошадей из Буэнос-Айреса в Майами. Самолет этот должен был приземлиться в Каракасе для перезаправки, и Эрнесто мог взойти на борт, чтобы, долетев сначала до Майами, после разгрузки отправиться домой.

Последние дни, проведенные друзьями вместе в Каракасе, были окрашены печалью предстоящего расставания. Оба старались скрыть тягостные чувства и вновь и вновь начинали обсуждать свои ближайшие перспективы. Эрнесто должен был получить диплом и через год приехать к Альберто. Если все пойдет нормально, ему тоже удастся получить работу в лепрозории, так что, накопив денег, они смогут продолжить совместные странствия.

26 июля Эрнесто вылетел в Майами. По приземлении, однако, пилот обнаружил неисправность двигателя. Предстояло несколько дней ожидания, и Гевара остановился у двоюродного брата Чичины – Хайме «Джимми» Роки, который как раз заканчивал в Майами архитектурное училище.

Ремонт самолета затянулся на недели, и двое молодых людей, не имея денег, развлекались тем, что болтались по городу и каждый день ходили на пляж. Рока нашел для Эрнесто возможность немного подзаработать, устроив его убирать квартиру своей знакомой стюардессы-кубинки. Но Эрнесто ждало фиаско: он не имел представления о том, как нужно выполнять эту работу, и после первой же попытки стюардесса попросила Року больше его не присылать.

Тем не менее она с симпатией отнеслась к Эрнесто и помогла ему найти временную работу мойщика посуды в ресторане.

Итак, Эрнесто оказался в Соединенных Штатах. То, что он теперь увидел, похоже, только усугубило негативное отношение молодого Гевары к США, поскольку позже он рассказывал своим друзьям в Буэнос-Айресе, что лично видел проявления расизма в отношении чернокожих и сам подвергся допросу со стороны американских полицейских относительно своих политических взглядов. Правда, Рока смог припомнить только то, что однажды Эрнесто заговорил с ним о необходимости обеспечения бедных выходцев из Латинской Америки дешевым жильем. По его словам, они в Майами не обсуждали политику, а только развлекались.

Глава 6
«Я не тот, что был прежде»

Вернувшись в Аргентину, Эрнесто нашел ее сильно изменившейся за время своего отсутствия. За пять дней до его прибытия в Буэнос-Айрес Эвита Перон умерла от рака в возрасте тридцати трех лет.

Скорбящий супруг Хуан Доминго Перон продолжал исполнять свои обязанности президента, однако окружение Перона после смерти его молодой жены чувствовало себя растерянным и разобщенным.

Тем временем Эрнесто больше занимали собственные проблемы. В те годы, чтобы получить диплом врача, нужно было сдать экзамены по тридцати предметам. А до того, как Гевара отправился в путь вместе с Гранадо, он сдал всего лишь только шестнадцать, так что, если молодой человек хотел получить диплом в следующем учебном году, к маю ему необходимо было осилить еще четырнадцать дисциплин.

Эрнесто не мог позволить себе впустую тратить время, так как первый раунд экзаменов был назначен уже на ноябрь. Он сидел за учебниками в квартире тети Беатрис и иногда – в студии отца на улице Парагвай. Домой он приходил только время от времени, чтобы перекусить. Однако даже в этот напряженный период своей жизни Эрнесто находил время на работу в клинике доктора Пизани.

А еще он занялся переработкой своего путевого дневника в произведение, которое получило название «Путевые заметки». Как Гевара сам заключил, путешествие изменило его: «Человек, написавший эти заметки, умер, снова ступив на аргентинскую землю; тот, кто редактирует и отшлифовывает их, этот «я» – на самом деле не я; по крайней мере, я не тот, что был прежде. Скитания по нашей «Америке» изменили меня сильнее, чем я думал».

В ноябре 1952 г. Эрнесто приступил к сдаче первой серии экзаменов. И в разгар сессии серьезно заболел, но на сей раз это была не астма, а лихорадка, которую он заработал в клинике при контакте с зараженными человеческими органами. Пизани обзавелся специальным агрегатом для перемалывания человеческих внутренностей в исследовательских целях, и Эрнесто, которому не терпелось его опробовать, принес с медицинского факультета образцы зараженных органов и стал их перемалывать, не надев защитной маски. В результате он заболел и слег в постель с очень высокой температурой.

Несмотря на болезнь, в ноябре Эрнесто сдал три экзамена и еще десять – в следующем месяце. Это означало, что ему останется сдать последний экзамен в апреле, а затем он получит диплом и сможет вернуться в Венесуэлу. Пока же он проводил львиную долю времени в Клинике Пизани.

Пизани всячески поощрял Эрнесто и даже стал включать его в число соавторов своих публикаций. Так, в ежеквартальном научном журнале «Аллергия» за ноябрь 1951 – февраль 1952 г. Эрнесто Гевара значится наряду с доктором Пизани и несколькими другими учеными как автор исследовательской статьи «Сенсибилизация морских свинок к цветочной пыльце посредством инъекций апельсинового экстракта».

11 апреля 1953 г. Эрнесто сдал последний экзамен. Его отец так вспоминает этот день: «Я был у себя в студии, когда зазвонил телефон. Я взял трубку и тут же узнал его голос. Он произнес: "Говорит доктор Эрнесто де ла Серна". Ударение сын сделал на слове "доктор"».

«Я был очень счастлив, – пишет его отец. – Но длилось это недолго. Почти одновременно с получением диплома врача Эрнесто объявил нам, что отправляется в очередное путешествие: на сей раз его спутником стал Карлос «Калика» Феррер».

С тех самых пор, как Эрнесто пообещал Калике взять его с собой в следующее путешествие, тот с нетерпением ждал возвращения друга. Теперь путешествие стало реальностью, и оба начали к нему готовиться. «Мы решили, что поедем через Боливию, поскольку Эрнесто хотел посетить развалины древних инков, о которых он много знал, – вспоминает Калика. – А следующей нашей целью был Мачу-Пикчу».

Что касается дальнейший планов, то Эрнесто поговаривал об Индии, тогда как Калика, более стремившийся к «сладкой жизни», видел себя в Париже – элегантно одетым, на вечеринке, потягивающим коктейли в окружении прекрасных женщин.

Когда Эрнесто сообщил доктору Пизани об отъезде, тот попытался его остановить. Он предложил молодому врачу оплачиваемую работу, квартиру при клинике, пообещал стать его научным руководителем. Эрнесто отказался от всего. Решение было принято. Он не хотел «застаиваться».

В июне Эрнесто Геваре вручили диплом, а несколькими днями позже он отметил двадцатый пятый день рождения. Теперь он был самым настоящим врачом со всеми удостоверяющими его новый статус документами. Но им с Каликой нужно было еще получить визы и собрать средства, необходимые для путешествия, и это снова вылилось в попрошайничество. Калика вспоминает: «Пришлось нам обратиться к тетушкам, к бабушкам… словом, ко всем тем, у кого мы могли попросить денег в долг».

Вскоре у каждого из них собралась сумма, равнозначная тремстам американским долларам; кроме того, у обоих были все визы, кроме венесуэльской. Венесуэла, переживавшая нефтяной бум, как магнит притягивала к себе ищущих работу иностранцев, поэтому власти страны ввели строгие правила по выдаче виз.

Хотя молодые люди ушли из консульства с пустыми руками, Эрнесто сказал Калике, чтобы тот не волновался, так как они смогут получить венесуэльскую визу в какой-нибудь другой стране, через которую будут проезжать.

Наступил июль 1953 г. Решено было, что в путешествии Калика будет выполнять роль «интенданта» – то есть везти все деньги. Его мать сшила сыну специальный пояс для ношения денег в нижнем белье, и стоило Эрнесто увидеть этот предмет, как он тут же обозвал его поясом верности. Друзья купили билеты второго класса на поезд, отходивший 7 июля от вокзала Бельграно в Боливию. Все было готово к началу путешествия.

На вокзале их провожала целая толпа родственников и друзей. Стоя на платформе, Селия Гевара де ла Серна неожиданно схватила за руку невесту Роберто, Матильду, и жалобно проговорила: «Мой сын уезжает, и я его никогда больше не увижу». В это время раздался свисток, и поезд тронулся. Он медленно покатил вдоль перрона, и тут от толпы отделилась одинокая фигура. Это была мать Гевары, она бросилась бежать вровень с вагоном, где сидели Эрнесто с Каликой, и все махала и махала им платком. Она ничего не пыталась сказать, но по ее лицу текли слезы. Женщина бежала за поездом, пока не кончилась платформа и бежать дальше стало уже некуда.

Глава 7
«Не зная, в каком направлении север»

I

Эрнесто Гевара, новоиспеченный врач и опытный автостопщик, опять был в пути. «На этот раз, – писал он в своем новом путевом журнале, озаглавленном „Otra Vez“ („Снова“),[7]7
  Этот дневник, охватывающий события следующих трех лет жизни Гевары, был найден и переписан его вдовой Алейдой Марч после смерти мужа. За исключением нескольких кратких фрагментов, он никогда не публиковался, но вдова любезно сделала для меня копию. Оригинал был предоставлен мне практически без сокращений, за исключением некоторых откровенных эротических пассажей, которые Алейда, по собственному признанию, предпочла удалить в интересах сохранения «правильности» образа ее покойного мужа. (Примеч. авт.)


[Закрыть] – моего товарища по дороге зовут иначе – не Альберто, а Калика; но характер путешествия ничуть не поменялся: две воли, устремленные неизвестно к чему, возносятся над Америкой, не зная точно, чего они ищут и в каком направлении север».

Друзья прибыли в Ла-Пас. Эрнесто был очарован столицей Боливии. «Ла-Пас – это настоящий американский Шанхай, – восторженно писал он в своем путевом журнале. – В этом многоцветном, населенном метисами городе богатой палитрой представлены искатели приключений всех национальностей и мастей».

Едва разместившись в плохоньком отеле под названием «Сити», друзья тут же отправились бродить по крутым, выложенным булыжником улицам. Повсюду им встречались индейцы в цветастых одеждах и группы вооруженных дружинников. Да, они оказались в революционной Боливии, стране с наибольшим во всей Латинской Америке процентом индейского населения и одним из самых низких уровней жизни. Подавляющая масса аборигенов в течение нескольких веков пребывала в унизительном, полукрепостном состоянии, в то время как немногочисленная правящая элита скапливала баснословные богатства, так как в ее руках были и шахты по добыче олова (главного источника прибыли в Боливии), и все сельскохозяйственные угодья.

Но теперь, казалось, положение полностью изменилось. После того как в результате народного восстания, вспыхнувшего за год до того, власть перешла к Националистическому революционному движению (НРД), армия была расформирована, а шахты национализированы. Но положение в Боливии оставалось неопределенным: политические силы были расколоты, и это угрожало стабильности нового режима.

Бродя по городу, друзья наткнулись на молодого аргентинца, который ехал с ними в одном поезде. Он здесь навещал отца – Исаиаса Ногеса, известного политика и владельца сахарного завода в аргентинской провинции Тукуман, ныне вынужденного жить в эмиграции из-за разногласий с Пероном. Когда ему представили молодых людей, выяснилось, что их семьи ему хорошо знакомы, и он не замедлил пригласить Калику и Эрнесто к себе на обед.

В доме Ногеса они отведали изысканного асадо[8]8
  Асадо – национальное аргентинское блюдо, жаренное на углях мясо. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и встретились с другими членами ла-пасской общины аргентинских эмигрантов. Они познакомились с братом Ногеса по прозвищу Гобо – прожигателем жизни, только что вернувшимся из Европы. Гобо с симпатией отнесся к молодым путешественникам и стал водить их по городским барам и ресторанам. Благодаря ему гости побывали в «Гальо де оро» («Золотом петушке») – аргентинском кабаре, где кутили политики, политические эмигранты и искатели приключений. Вскоре Эрнесто и Калика стали его завсегдатаями. Другим излюбленным их местом была терраса отеля «Ла-Пас», где аргентинские эмигранты собирались за кофе или чем-нибудь покрепче и обсуждали политические дела своей родины и боливийскую революцию.

Для Эрнесто и Калики это место оказалось полезным и по другой причине. Однажды, глядя на собравшиеся на улице толпы, Калика заприметил пару симпатичных девушек и отправился к ним в надежде познакомиться. Девушек сопровождал пожилой человек, оказавшийся венесуэльским генералом по фамилии Рамирес. Генерал проявил любезность и пригласил Калику в бар, где тот очень скоро выудил у Рамиреса обещание сделать ему и Эрнесто венесуэльскую визу, в которой им ранее было отказано.

«Недельная остановка» в Ла-Пасе незаметно растягивалась. «Я вижу, что ошибался, думая, что не смогу здесь задержаться, – писал Эрнесто отцу 22 июля. – Это очень интересная страна, которая переживает сейчас неспокойный период. 2 августа будет проведена аграрная реформа, и уже сейчас ожидаются конфликты и столкновения по всей стране. <…> Здесь каждый день слышны выстрелы, и есть раненые и погибшие в результате этой стрельбы».

Эрнесто планировал дождаться 2 августа. Он хотел быть свидетелем грядущих событий. А пока они с Каликой пользовались каждым приглашением Ногеса на обед, чтобы как следует набить животы. Калика писал матери: «Эрнесто ест так, словно не питался целую неделю, и этим стал уже здесь знаменит». Гобо делал ставки на то, сколько Эрнесто сможет съесть за один присест, и пообещал даже, что, если они встретятся с ним в Лиме, куда собирались ехать дальше, он сводит Эрнесто с Каликой в ресторан с бесплатной едой для особенно прожорливых клиентов. Ему доставит огромное удовольствие, сказал Гобо, «представить столь выдающийся образчик аргентинской породы».

В один из вечеров у Ногеса они познакомились с аргентинским адвокатом Рикардо Рохо. Высокий и тучный, с лысеющей макушкой и красивыми усами, Рохо в свои двадцать девять лет был уже закаленным ветераном политических баталий. Член антиперонистской оппозиционной партии «Радикальный гражданский союз», Рохо недавно бежал из-под ареста: в Буэнос-Айресе его задержала полиция по подозрению в терроризме.

Получив прибежище в гватемальском посольстве, он был переправлен в Чили по дорожным документам, выданным ему гватемальским правительством президента Хакобо Арбенса. Затем он прибыл в Ла-Пас и, как и другие заезжие аргентинцы, проторил путь к дому Исаиаса Ногеса. Гордый своим геройством, Рохо носил с собой вырезку из журнала «Лайф», где повествовалось о его побеге на волю. Из Боливии он планировал уехать в Перу, затем в Гватемалу и в конце концов – в США.

Бывая у Ногеса, Рохо тоже обратил внимание на «необузданный» аппетит Гевары. Он был удивлен, узнав, что Эрнесто врач, – судя по разговорам, тот больше интересовался археологией. «Сначала, когда я его только увидел, Гевара не произвел на меня особого впечатления. Он мало говорил, предпочитая слушать рассуждения других. Но иногда он внезапно обрывал чужую речь острым, как бритва, замечанием, произнесенным с обезоруживающей улыбкой».

Это была их общая черта. Рохо также обладал язвительным остроумием и обожал спорить ничуть не менее Гевары. Рохо так вспоминает о том времени: «Мы подружились, хотя единственное, что нас тогда объединяло, – это то, что мы оба были выпускниками университета, не имеющими достатка. Я не интересовался археологией, а Эрнесто – политикой, по крайней мере в том смысле, в каком она имела значение для меня и какой приобрела впоследствии для него».

Прощаясь, они договорились о новой встрече; с этого момента Рохо стал постоянно появляться в жизни Гевары.[9]9
  В 1968 г. Рохо выпустил книгу «Мой друг Че», в которой дал собственное описание жизни Гевары и своей дружбы с ним. Возможно, по той причине, что книга была написана в спешке, сразу после смерти Гевары, она пестрит фактическими неточностями.
  Рохо, по-видимому, попытался представить их дружбу более крепкой, чем она была на самом деле (впрочем, он был отнюдь не единственным среди множества друзей и знакомых Че, которые хотели погреться в лучах чужой славы). Но они, разумеется, знали друг друга, были приятелями, и поэтому книга Рохо содержит ряд ценных для историков сведений.
  В своих воспоминаниях Рохо заявляет, что начиная с Ла-Паса он сопровождал Калику и Эрнесто на протяжении большей части их путешествия на север. Однако на самом деле это не так. Они встречались в Лиме, Гуаякиле, Коста-Рике, Гватемале и Мексике, но всякий раз путешествовали порознь. Позже Рохо пару раз навещал Че на Кубе.


[Закрыть]

Эрнесто не мог удержаться от соблазна посмотреть собственными глазами на условия работы в знаменитых боливийских шахтах, поэтому они с Каликой отправились на вольфрамовую шахту в Больса-Негра, что неподалеку от Ла-Паса. Над шахтой, расположенной на высоте семнадцать тысяч футов над землей, возвышались каменные стены и ледники Иллимани. Инженеры шахты показали посетителям место, где во время предреволюционной забастовки стоял пулемет, из которого охрана обстреляла шахтеров и их семьи; теперь шахтеры праздновали победу, а шахта принадлежала государству. Здесь, как и перед этим в Чикикамате, Эрнесто был глубоко взволнован увиденным: «Тишина шахты берет за живое даже таких, как мы, кому неведом ее язык».

Для Эрнесто поездка на шахту не прошла даром. Он получил новые яркие свидетельства зависимости Латинской Америки от Соединенных Штатов. Вот что он говорит о сырье, добываемом в Больса-Негра: «На сегодняшний день это единственное, что держит Боливию на плаву; его покупают американцы, вот почему правительство приказало увеличить его добычу». Таким образом, Гевара нашел здесь подтверждение своим выводам, сделанным в Чили, где также стоял вопрос о национализации шахт. До тех пор пока американцы контролируют экспортный рынок минералов, подлинная независимость невозможна.

Боливийское революционное правительство прекрасно это понимало, тем более что оно уже испытывало на себе серьезное давление со стороны новой администрации Эйзенхауэра, требовавшей более осторожного проведения реформ. И совет этот был услышан: триумфаторы, одержавшие победу в революции – НРД, – ограничились экспроприацией только трех крупнейших шахт по добыче олова. Боливия зависела от Соединенных Штатов, поскольку они оставались главным покупателем сырья и во многом определяли уровень цен на него.

В то время мир стоял на пороге новых испытаний. В марте 1953 г. в Советском Союзе умер Сталин. На Западе, однако, никто не рассчитывал на прекращение «холодной войны». С целью обеспечить паритет с США в оснащенности стратегическим оружием СССР заканчивал работу по созданию первой в мире водородной бомбы, и 12 августа состоялись ее испытания.

В Корее китайские войска и силы ООН сошлись в последнем раунде трехлетнего кровопролитного конфликта унесшего жизни трех миллионов корейцев. Он кончился перемирием, которое было подписано 27 июля и оставило полуостров разделенным надвое и в руинах.

На Кубе, которую Вашингтон считал «безопасной» страной, происходили события, которым предстояло сыграть важнейшую роль в жизни Гевары. 26 июля группа молодых вооруженных повстанцев, желавших разжечь пламя национальной освободительной войны против военного диктатора Фульхенсио Батисты, напала и временно захватила казармы Монкада в городе Сантьяго на востоке Кубы. В сражении нападавшие потеряли всего восемь человек, однако последовавшие события иначе как кровавой баней не назовешь. Батиста попытался связать восстание с «коммунистами», но Коммунистическая партия Кубы отвергла все его обвинения, заклеймив восстание как «буржуазный путч». После того как молодым повстанцам пришлось капитулировать, шестьдесят девять из них погибли: некоторые были казнены, другие замучены до смерти. После вмешательства церкви те, кому удалось выжить, включая двадцатишестилетнего лидера восстания по имени Фидель Кастро и его младшего брата Рауля, были заключены в тюрьму.

II

Эрнесто и Калика провели в Ла-Пасе около месяца. Они потратили половину суммы, бывшей у них в распоряжении, но зато решили проблему с венесуэльской визой. Пора было снова трогаться в путь.

На таможенном пункте в пограничном городке Пуно у Эрнесто, по его словам, «конфисковали две книги: "Человек в Советском Союзе" и издание перуанского Министерства по делам крестьян, которое было охарактеризовано эпитетами "красное, красное и еще раз красное" – тоном истерически-обвинительным». Однако после беседы с начальником полиции их отпустили, а Эрнесто пообещали отправить его книги в Лиму, как он просил.

Из Пуно друзья доехали до Куско. Эрнесто был счастлив снова там оказаться, но Калика на редкость равнодушно отнесся к этому историческому месту. Он написал матери, что это интересный город но «не представляешь, до чего же Куско грязен и так вонюч, что там все время хочется помыться». В то же время Калика шутливо добавляет, что за восемь проведенных там дней «Чанчо помылся только раз».

Спустя несколько дней жалобы Калики на грязь и неудобство стали раздражать Эрнесто. В письме Селии от 22 августа он изливает свое недовольство: «Калика ругается на грязь и каждый раз, когда ступает в одну из бесчисленных куч дерьма, которыми усеяны здешние улицы, вместо того чтобы посмотреть на небо или на собор… смотрит на свои грязные туфли. Он чувствует не пленительную таинственность Куско, а только запах тушенки и навоза… Мы решили уехать отсюда раньше времени».

Заехав в Мачу-Пикчу, который, хотя и кишел по-прежнему американскими туристами, вновь произвел на Эрнесто сильнейшее впечатление, приятели на автобусе отправились в Лиму.

В Лиме Калика наконец почувствовал себя в своей тарелку. «Мне очень нравится тут, это большой, современный, чистый город», – писал он матери 8 сентября. О путешественниках было кому позаботиться: они встретились с доктором Пеше, который помог им найти чистую комнату с горячей водой и устроил им питание в университетской столовой, а также с Гобо Ногесом. «Гобо ввел нас в местное общество, мы уже дважды были в "Кантри клаб", отличном заведении, и ужасно дорогом, причем нам, естественно, не надо было лезть к себе в карман за деньгами; кроме того, мы много времени проводим в гранд-отеле "Боливар"», – хвастался Калика.

Эрнесто, напротив, смотрел на Лиму критическим взглядом. «Здешние церкви, величественные внутри, не достигают снаружи – как мне кажется – величественной сдержанности храмов Куско».

Эрнесто пару раз виделся с доктором Пеше и вновь получил огромное удовольствие от «долгой и обстоятельной беседы». Но затем их с Каликой задержали для допроса, а всю их комнату перевернули вверх дном. По-видимому, молодых аргентинцев приняли за похитителей людей, которых разыскивала полиция. Инцидент был исчерпан, однако Эрнесто решил впоследствии избегать контактов с Пеше – на случай, если полиция все еще следит за ними.

Гевара отнюдь не был уверен в том, что их столкновение с полицией стало лишь следствием недоразумения. На границе с Боливией у него отобрали «красную» литературу, так что, вполне возможно, они с Каликой попали полиции на карандаш как лица неблагонадежные. У власти в Перу по-прежнему стоял диктатор Мануэль Одрия, который, несомненно, опасался, как бы «левая» революция в Боливии «не внесла смятение в его собственный курятник», как высказался Эрнесто в разговоре с Каликой.

17 сентября Эрнесто получил письмо от матери, в котором та сообщала, что договорилась о том, чтобы, когда они прибудут в Эквадор, о них «позаботился» президент этой страны.

Молодые люди снова столкнулись с Рикардо Рохо. Он отправлялся в Гуаякиль, где рассчитывал сесть на корабль до Панамы. Поскольку друзья и сами собирались ехать в Гуаякиль, он сообщил им название пансиона, в котором планировал остановиться.

III

Ступив на землю Эквадора 28 сентября, путешественники вынуждены были ждать попутного транспорта в пограничном городке Уакильяс. В результате Эрнесто оставалось только сетовать на «потерю целого дня пути, которая дала возможность Калике напиться пива». На следующий день приятели сели на судно, которое, миновав болотистую дельту реки, вышло к заливу Гуаякиль, доставив их в одноименный тропический порт. На пирсе их встретили Рикардо Рохо и три его друга, с которыми он изучал право в аргентинском Университете Ла-Платы, и отвели в облюбованный ими пансион. Товарищей Рохо звали Эдуардо «Гуало» Гарсиа, Оскар «Вальдо» Вальдовинос и Андро «Петисо» Эрреро.

Пансион располагался в ветшающем квартале под названием Кинта-Пареха, в старом, осыпающемся особняке колониального периода с причалом для каноэ на илистом берегу реки Гуаяс. В доме шла перепланировка: большие комнаты разбивали перегородками на маленькие отсеки, похожие на деревянные контейнеры для перевозки автомобилей.

Путешественникам не пришлось ехать в Кито, чтобы искать там встречи с президентом Веласко Ибаррой. Узнав, что глава государства находится с визитом в Гуаякиле, Эрнесто с Каликой приоделись и положились на милость личного секретаря президента. В письме матери от 21 октября Эрнесто не без иронии описывает разговор с чиновником: «Секретарь сказал мне, что я не могу увидеть Веласко Ибарру и что катастрофическое финансовое положение, которое я ему столь красочно обрисовал, – лишь одна из черных полос в моей жизни». Так что Эрнесто с Каликой остались, как были, практически без гроша, и в том же положении находились их компаньоны. Тем временем их долг за постой все возрастал. Хотя Калика и начинал путешествие ответственным за «пояс верности», со временем стало совершенно ясно, кто из них лучше умеет тратить деньги. Эрнесто ввел режим «тотальной экономии», который сам он нарушал только для того, чтобы время от времени купить себе банан, и это было практически единственной его пищей в то время.

В середине октября Рикардо Рохо и Оскар Вальдовинос отплыли в Панаму на корабле, принадлежавшем «Юнайтед фрут компани»; их друзья собирались последовать за ними при следующем удобном случае. А пока Эрнесто с Каликой продолжали снимать жилье вместе с Гуало Гарсиа и Андро Эрреро. В пансионе они играли в шахматы и общались. Все четверо испытывали ностальгию по Аргентине и потому часто говорили о своих семьях, о том, что было, и о том, что будет.