Текст книги "Че Гевара. Важна только революция"

Автор книги: Джон Ли Андерсон

«Я не Христос и не филантроп, мадам, я полная противоположность Христу… Я борюсь за то, во что верю, любым оружием, которое у меня есть… Меня ужасают твое непонимание и твои призывы к умеренности и заботе о себе… то есть к тому, что я считаю самыми отвратительными качествами, которые могут быть у человека. Я не просто не умерен, я постараюсь никогда не стать таковым, а когда пойму, что священное пламя внутри меня сменилось робким огоньком, я буду блевать на свое дерьмо. Ты призываешь меня к умеренному эгоизму, то есть к безудержному и жуткому индивидуализму… знай же, что я многое сделал, чтобы избавиться от этих качеств…

За эти дни в тюрьме и раньше, на учениях, я стал единым целым с моими товарищами… Понятие «я» исчезло, его сменило понятие «мы». Пусть это коммунистическое клише… но это было (и есть) так прекрасно – ощутить, как уходит "я"». Сменяя тон, Гевара шутит: «Пятна на почтовой бумаге не кровь, а томатный сок». Затем он продолжает: «Глубокая ошибка с твоей стороны считать, что великие изобретения и шедевры искусства рождаются из «умеренности» или "умеренного эгоизма". Для всего великого нужна страсть, а в деле революции страсть и безрассудство требуются в огромном количестве».

Анализируя собственные чувства, Эрнесто завершает письмо словами, свидетельствующими об изменившихся отношениях с матерью: «Но прежде всего я думаю о том, что боль, боль матери, которая стареет и хочет видеть своего сына живым, заслуживает уважения, и я должен быть внимателен к ней, и я хочу быть внимательным к ней…» Он подписал письмо своим новым именем: «Твой сын Че».

Че не рассказал матери о том, что сам был виноват в том, что его заключение затянулось. В конце концов это было для Гевары не так важно, как будущее кубинской революции, а самым главным сейчас было освобождение Фиделя, чтобы борьба могла продолжаться.

Однако Фиделя не освободили 16 июля, а продержали в тюрьме, пока не окончился Панамский саммит. Успокоенный, Батиста приехал на встречу, и 22 июля собравшиеся президенты подписали совместную декларацию, согласно которой все полушарие должно было принять прозападный курс политического и экономического развития. Пока Эйзенхауэр проводил время в обществе военных диктаторов, адвокаты Фиделя отправились на встречу с Ласаро Карденасом, бывшим президентом Мексики и инициатором аграрной реформы. Карденас с пониманием отнесся к делу и пообещал воспользоваться своим влиянием и поговорить по поводу Фиделя с президентом Адольфо Руисом Кортинесом. Это принесло свои плоды, и 24 июля Фидель был наконец освобожден, с условием, что он должен покинуть страну в течение двух недель.

Как и ожидалось, теперь в тюрьме остались только Эрнесто и Калисто Гарсиа, официальной причиной чему было то, что ситуация с их иммиграционным статусом оказалась «более сложной». Но, несомненно, в случае с Че большую роль играли его связи с коммунистами. Гарсиа же, видимо, не выпускали потому, что он слишком долго прожил в Мексике на нелегальном положении – с марта 1954 г. Хотя над ними по-прежнему висела угроза экстрадиции, Че отказался от предложения своих гватемальских друзей, Альфонсо Бауэра Паиса и Улисеса Пти де Мюра, воспользоваться для его освобождения дипломатическими связями. Так случилось, что аргентинским послом в Гаване в то время был один из дядьев Че, и Ильда предлагала воспользоваться его услугами, чтобы обеспечить мужу выход на свободу. Ильда писала: «Фидель одобрил эту идею, но, когда мы рассказали обо всем Эрнесто, он сказал: "Ни в коем случае! Я хочу быть в том же положении, что и кубинцы"».

Пока Че упирался, Фидель должен был как можно скорее покинуть страну. Мексика больше не была для него безопасна. В качестве меры предосторожности Кастро рассредоточил своих людей, отослав их в отдаленные от Мехико районы, где они должны были ждать развития событий. Понимая, что Фидель должен спешить, Че предложил ему уезжать без него, но Фидель поклялся, что не бросит друга. Это был великодушный шаг, о котором Че не забудет до конца своих дней. Потом он напишет: «Чтобы освободить нас из мексиканской тюрьмы, нужно было потратить ценное время и деньги, необходимые для других целей. Такое отношение Фиделя к тем, кого он уважает, объясняет ту фанатичную преданность, которую эти люди питают к нему».

Примерно в этот же период Гевара сочинил оду, которую назвал «Гимн Фиделю». Он показал стихотворение Ильде и сказал, что собирается подарить оду Кастро, когда они на корабле отправятся на Кубу. Хотя эти стихи поэтически незрелы, они отражают глубину чувств, которые в то время питал Эрнесто к Кастро.

 
Пойдем, восторженный пророк рассвета,
По непроторенным тропам,
Чтоб дать Зеленому Кайману[11]11
  «Зеленый Кайман» – метафорическое обозначение острова Кубы, чьи очертания напоминают фигуру этого пресмыкающегося; введено в обиход кубинским поэтом-коммунистом Николасом Гильеном. (Примеч. авт.)


[Закрыть] волю…
Когда раздастся первый выстрел
И девственный испуг от сна пробудит джунгли,
То нас, бойцов бесстрашных, ты увидишь
с собой бок о бок.
Когда ветров четверке ты объявишь:
Свобода, хлеб, земля и справедливость, —
То нас, чей говор тот же, ты увидишь
с собой бок о бок.
Когда ж последний бой наступит
За то, чтоб тиранию уничтожить,
То нас, на смерть идущих, ты увидишь
с собой бок о бок.
А если путь наш перережут сталью,
Мы саван из кубинских слез попросим,
чтоб кости партизанские накрыть им,
В историю Америки въезжая, —
И больше ничего.
 

IV

В середине августа, проведя в заключении пятьдесят семь дней, Че и Калисто Гарсиа были выпущены на свободу.

Однако Че и Калисто, так же как ранее их товарищи, были освобождены с одним условием: в течение нескольких дней они должны были покинуть Мексику. Однако, как и их товарищи, они ушли в подполье. Правда, поначалу Че приходил домой, чтобы сделать некоторые дела, а также полюбоваться на малышку. В те три дня Ильда не раз видела, как он сидит у колыбели и читает дочке вслух стихи или просто молча смотрит на нее.

По приказу Фиделя на выходных они с Калисто переехали за город, в местечко Истапан-де-ла-Саль, где поселились в гостинице под фальшивыми именами.

Нелегальное существование продлилось три месяца, и Эрнесто пару раз тайно возвращался в столицу, но в основном Ильда приезжала к нему по выходным. Все свое время Эрнесто посвящал теперь размышлениям над двумя родственными явлениями: марксизмом и революцией. Даже находясь с семьей, он неустанно говорил жене о «революционной дисциплине» или сидел зарывшись в толстые книги по политэкономии. Его идеологический пыл распространялся и на общение с дочерью: он частенько называл девочку «мой маленький Мао».

В начале сентября, после очередного приступа астмы, Эрнесто вместе с Калисто перебрались из Истапан-де-ла-Саль в Толуку, где климат был суше. Затем Фидель пригласил их на съезд будущих повстанцев в Веракрусе. Там Че встретился со многими своими товарищами, которых не видел несколько месяцев.

Из Веракруса Эрнесто с Калисто вернулись в столицу Мексики, где они поселились в одном из каса-кампаменто. Теперь они твердо знали, что близится день отправки на Кубу; Фидель вовсю занимался подготовкой предприятия, и каждый из его бойцов должен был предоставить информацию о своих «наследниках» – то есть о тех, с кем нужно было бы связаться в случае гибели. Че вспоминал позже, что для него и его товарищей это был очень значительный момент: они по-настоящему осознали, на что идут, поняли, что их, возможно, в скором времени ждет смерть.

С момента выхода из тюрьмы Фидель жил в сумасшедшем ритме. Ему приходилось одновременно заниматься политикой, обеспечением безопасности, поиском денег. Помимо того, что он должен был думать, как рассредоточить своих людей по Мексике так, чтобы избавить их от слежки, ему надо было еще налаживать политический контакт с «Революционной директорией», которая грозила стать конкурирующей партией. Ее лидер Хосе Антонио Эчеверриа в конце августа прилетел в Мехико, чтобы встретиться с Фиделем. После двухдневных переговоров они подписали документ под названием «Мексиканская хартия», в котором заявлялось, что обе организации берут на себя обязательство вести борьбу против режима Батисты. Но о партнерстве в прямом смысле слова речи не шло: две партии договорились лишь о том, что будут советоваться друг с другом относительно всех планируемых действий, а также координировать усилия, когда Кастро со своими людьми высадится на Кубе.

Несколько недель спустя с Кубы и из США прибыли сорок новых добровольцев. Так как на ранчо «Сан-Мигель» вернуться было нельзя, им пришлось тренироваться на удаленных друг от друга базах: одна находилась в Тамаулипасе, неподалеку от мексикано-американской границы, другая – в Веракрусе. К этому моменту большинство членов революционного генштаба уже перебрались к Фиделю в Мехико, возложив на региональных командиров обязанности по координации действий на острове. Однако казна Фиделя была почти пуста, а у него по-прежнему не было в распоряжении транспортного средства, чтобы перебросить повстанцев на Кубу. План покупки торпедного катера, на который возлагал надежды Кастро, провалился.

В сентябре Фидель совершил тайную поездку в Техас, где встретился со своим прежним противником – экс-президентом Карлосом Прио Сокаррасом. Тот дал согласие спонсировать деятельность Фиделя. Возможно, он считал, что, поддержав Кастро, сможет переложить на плечи этого молодого выскочки бремя ведения военных действий, чтобы затем оттеснить его от власти, а может быть, просто рассматривал Фиделя как отвлекающее и потому полезное орудие в своей борьбе против Батисты. Каковы бы ни были мотивы Прио, Кастро вернулся со встречи, имея в своем распоряжении по меньшей мере пятьдесят тысяч долларов.

По словам Юрия Папорова, офицера КГБ, курировавшего Институт советско-мексиканских культурных связей, деньги, полученные Фиделем, принадлежали отнюдь не Прио, а ЦРУ. Папоров не уточнил, на каких источниках базируется его утверждение, но если это правда, то у нас появляются веские аргументы в пользу той точки зрения, что американская разведка изначально пыталась расположить к себе Кастро – просто на случай, если он преуспеет в своей войне против все более шаткого режима Батисты. По мнению биографа Кастро Теда Шульца ЦРУ действительно давало деньги «Движению 26 июля», но только немного позднее, в период с 1957 по 1958 г., через своего агента, работавшего в американском консульстве в кубинском городе Сантьяго.

Получив деньги, Фидель должен был теперь подыскать подходящее судно, и в конце сентября он его нашел. Им оказалась «Гранма» – потрепанная моторная яхта тридцати четырех футов в длину, принадлежавшая Роберту Эриксону. Этот американский эмигрант был готов продать яхту при условии, что Фидель купит у него также дом в прибрежном районе портового городка Туспан на Мексиканском заливе. В итоге они заключили сделку на сорок тысяч долларов. Хотя яхта не годилась для морского путешествия и была недостаточно вместительной, Фидель пошел на условия Эриксона, поскольку отчаялся найти другой вариант. Внеся часть платы, он приказал нескольким своим людям поселиться в купленном доме и произвести тщательный осмотр «Гранмы».

В конце октября Че и Калисто переехали в расположенный ближе к центру район Колония-Рома, где поселились на одной из явочных квартир. Че продолжил встречаться с Ильдой по выходным, но каждый раз, когда он уходил, она знала, что в следующий раз муж может не вернуться. Эта неопределенность и тревожное ожидание его скорого отбытия плохо сказывались на ее нервах. Желая приободрить супругу, Че сказал, что свозит ее в Акапулько и они немного развеются.

«Я с надеждой стала ждать этой поездки в Акапулько хотя бы на выходные, – писала Ильда. – А затем пришли новости, что полиция ворвалась в дом одной кубинки, жившей в Ломас-де-Чапультепеке и приютившей у себя Педро Мирета. Найденное в доме оружие было конфисковано, а его самого арестовали. В субботу, когда пришел Эрнесто, я рассказала ему об этом. Он отреагировал очень спокойно, сказав только, что следует удвоить меры предосторожности, так как полиция, возможно, следит за ним. Рано утром в воскресенье пришел Гуахиро. Я сразу поняла, что он встревожен, – по тому, как он спросил меня: "Где Че?" Я сказала ему, что Эрнесто в ванной, и тогда он зашел прямо туда. Затем Эрнесто, расчесывая волосы, вышел из ванной и сказал мне спокойно: "Похоже, полиция охотится за нами, так что надо быть осторожными. Мы сейчас уедем, и я, скорее всего, не появлюсь на следующих выходных. Прости, но поездку в Акапулько нам придется отложить"».

Ильда расстроилась и к тому же почувствовала: что-то будет. «Закончив сборы, Эрнесто, как всегда перед уходом, подошел к детской кроватке и приласкал Ильдиту, затем повернулся, обнял меня и поцеловал. Не знаю почему, я вся задрожала и прижалась к нему… Он ушел и больше не вернулся».

Кастро очень встревожило, что дом, где скрывался Мирет, оказался обнаружен, поскольку это означало, что в их рядах есть предатель. Подозрения пали на Рафаэля дель Пино, одного из ближайших друзей и доверенных лиц Фиделя. Незадолго до того дель Пино было поручено помочь Антонио дель Конде добыть оружие и доставить его контрабандой в Мехико. Но тут он неожиданно исчез, а ведь ему было известно, где находится Мирет. (Последующее расследование кубинских властей показало, что дель Пино в течение нескольких лет был информатором ФБР.)

Не полагаясь на авось, Фидель распорядился, чтобы его люди в Мехико переехали на другие квартиры, и приказал ускорить приготовления «Гранмы» к отплытию. Че и Калисто спрятались в маленькой комнате для прислуги в квартире, которую занимал Альфонсо «Пончо» Бауэр Паис с семьей. Однако первая же ночь, проведенная там, чуть было не закончилась их повторным арестом, так как в соседней квартире произошел грабеж и в дом нагрянула полиция.

Фидель тем временем занимался решением проблем, навалившихся на него в преддверии начала операции. Так, например, и его соперники, и некоторые из друзей уговаривали Кастро отложить вторжение на Кубу. Франк Паис, его доверенное лицо в провинции Орьенте, доказывал Фиделю, что его бойцы еще не готовы к осуществлению столь грандиозного плана. Но Кастро настаивал на своем, и Паис согласился сделать все, что было в его силах. Фидель пообещал, что перед отъездом из Мехико пришлет ему шифровку, в которой будет названо время высадки повстанческого отряда на Кубе.

В октябре Коммунистическая партия Кубы (НСП) отправила своих эмиссаров на встречу с Фиделем. Они доставили ему срочное сообщение, что партия не готова к вооруженной борьбе на Кубе, и попытались добиться согласия Фиделя на присоединение к кампании по изъявлению гражданского неповиновения, которая должна была постепенно перерасти в вооруженное восстание. Однако он отказался от этого предложения, сказав, что будет осуществлять свой план, но что при этом надеется на военную помощь со стороны партии, которую она может оказать, устроив мятежи одновременно с высадкой его собственных сил на Кубе.

На тот момент отношения Кастро с кубинскими коммунистами были довольно теплыми, но скованными рядом ограничений. Несмотря на то что публично он отрицал всякую связь с ними, у него были близкие друзья в НСП, и он принял в свое ближайшее окружение таких марксистов, как Рауль и Че. Фидель предусмотрительно поддерживал прямой контакт с НСП и в то же время сохранял дистанцию – не только чтобы не компрометировать себя отношениями с коммунистами, но и чтобы не быть вынужденным идти на компромиссы, которые могли бы помешать ему набрать силу.

23 ноября наконец наступил миг, к которому Че так долго готовился. Фидель решил, что пора выступать, и дал приказ своим людям, находившимся в Мехико, Веракрусе и Тамаулипасе, собраться на следующий день в Росо-Рико, городке нефтяников к югу от Туспана. В ночь на 24-е им предстояло сесть на яхту и выйти в море.

Однако на Кубе планы Фиделя Кастро уже ни для кого не были секретом. Все знали, что он готовит вторжение; единственным вопросом было, где и когда он собирается высадить свое повстанческое войско. Более того, несколькими днями ранее начальник генштаба Батисты собрал пресс-конференцию в Гаване, чтобы обсудить шансы повстанцев на успех – и высмеять революционеров; а на карибское побережье острова были брошены дополнительные силы для патрулирования границы.

Таким образом, успех Фиделю могли принести лишь деятельность активистов «Движения 26 июля» в Орьенте под началом Франка Паиса и сохранение в секрете до самой последней минуты точной даты и места высадки «Гранмы». По оценке Фиделя, путь по морю должен был занять пять дней, и вот, непосредственно перед отплытием, он отправил шифровку Паису о том, что «Гранма» прибудет 30 ноября на пустынный пляж Лас-Колорадас в Орьенте.

25 ноября, в предрассветной мгле, на борт «Гранмы» взошли восемьдесят два человека, среди которых был и Че. Последние часы, проведенные повстанческой армией Фиделя Кастро на мексиканской земле, прошли в нервной обстановке. Прибыли не все, а из тех, кто прибыл, некоторым пришлось остаться на берегу из-за нехватки места. Но вот яхта отчалила от берега. Перегруженная «Гранма» двинулась по реке в сторону Мексиканского залива.

Готовясь к отплытию, Эрнесто оставил письмо, которое Ильда должна была переслать его матери. Он писал, что оно будет отправлено только после того, как «огонь вспыхнет по-настоящему… и ты узнаешь, что твой сын в залитой солнцем американской стране, пытаясь помочь своему раненому товарищу, клянет себя за недостаточное усердие в изучении хирургии…

Теперь начинается самое трудное; ты знаешь, мама, я никогда не бежал от трудностей, напротив, они всегда были мне по душе. Небеса не почернели, звезды не сошли со своих орбит, не наблюдается ни потопов, ни ураганов: нет никаких дурных знамений, только хорошие. Они предвещают победу. Но если они нас обманут, так что ж – ошибаются даже боги…»

Часть вторая
ПРЕВРАЩЕНИЕ В ЧЕ

Глава 14
Ужасное начало

I

При всей мелодраматичности последнего письма домой слова Эрнесто оказались столь же провидческими в отношении опасностей, которые ему предстояли, сколь и ошибочными в отношении того, какой будет его реакция на эти опасности. Как выяснилось, когда «огонь вспыхнул по-настоящему» – в результате неожиданной засады, устроенной на партизан военными через несколько дней после высадки «Гранмы», – последним, что могло прийти в голову Эрнесто, были сожаления о его неопытности в полевой хирургии.

В последовавшей суматохе, когда одни оказались убиты, а другие бросились врассыпную, Эрнесто пришлось делать выбор: схватить походную аптечку или ящик с патронами. Он выбрал второе. Пусть у него имелось медицинское образование – по призванию он был воином.

Несколько секунд спустя ему в шею угодила шальная пуля, и Гевара решил, что смертельно ранен. Разрядив ружье по кустам, он лег неподвижно на землю и погрузился в раздумья над тем, «как лучше всего умереть».

Раньше Эрнесто часто воображал себе, как отважно бросается в бой под возглас «Победа или смерть!», но, попав в засаду и получив ранение, он сразу утратил надежду. Эрнесто лег на спину и погрузился в спокойные размышления о неминуемой смерти.

Если в том, что при боевом крещении он предпочел патроны медицинской аптечке, проявилась истинная натура Эрнесто Гевары, то в том, как он повел себя после ранения, открылась важная его черта: фаталистическое отношение к смерти. В течение следующих двух лет войны эта черта проявилась в полной мере, в то время как сам Че превратился в закаленного боями партизана, знающего толк в сражениях и на редкость безразличного к собственной безопасности. На войне блудный сын Селии нашел наконец свое истинное призвание.

II

Переправка на Кубу на яхте «Гранма» превратилась в сущий кошмар. Мало того что вместо ожидаемых пяти дней дорога заняла семь, так еще и ослабевшие от морской болезни повстанцы высадились не в том месте. Предполагалось, что их высадка произойдет одновременно с возглавляемым Франком Паисом восстанием в Сантьяго, и у маяка в Кабо-Крус их ожидало подкрепление: сотня человек и грузовики. Объединенные силы должны были напасть на близлежащий городок Никеро, затем атаковать город Мансанильо и скрыться в горах Сьерра-Маэстра. Но восстание в Сантьяго прошло без них, и эффект неожиданности, на который рассчитывал Фидель, не удался. Военные, подавив восстание в Сантьяго, были теперь в состоянии боевой готовности, Батиста бросил в провинцию Орьенте дополнительные войска, а также организовал морские и воздушные патрули, чтобы перехватить прибывающий отряд Фиделя.

В ночь на 2 декабря, еще до рассвета, «Гранма» достигла юго-восточного побережья Кубы. Когда на борту все напряженно всматривались в темноту, надеясь увидеть свет маяка в Кабо-Крус, в море упал штурман. Кораблю пришлось сделать немало кругов, тратя драгоценные минуты темноты, прежде чем они услышали крики штурмана и спасли его. Затем Фидель приказал лоцману держать курс к ближайшему участку суши, и «Гранма» села на мель, что превратило их прибытие на Кубу скорее в кораблекрушение, чем в высадку на берег. Заговорщикам пришлось оставить большую часть боеприпасов и медикаментов, и они вброд дошли до берега – уже при полном утреннем свете.

Фидель не знал, что их заметил кубинский катер береговой охраны, оповестивший об их прибытии военных. Высадились они более чем в миле от предполагавшегося места встречи, а между ними и сушей лежало мангровое болото. Встречающий отряд ушел, прождав их два дня. Они были одни.

Достигнув наконец суши, измученные повстанцы разбились на две группы и стали продираться сквозь заросли, бросая по дороге снаряжение. Как описал это впоследствии Че, они «потеряли ориентацию и ходили кругами, будто скопище призраков… движимых какой-то неведомой силой». Пока они так блуждали, вверху кружили пытавшиеся обнаружить заговорщиков вертолеты, на всякий случай они строчили по зарослям из пулеметов. Только через два дня группы встретились друг с другом, и один местный крестьянин повел их на восток, в направлении горной цепи Сьерра-Маэстра.

В ночь на 5 декабря колонна сделала привал на плантации сахарного тростника. Они жадно поедали стебли тростника – не задумываясь, что оставляют следы своего присутствия, – а затем без передышки шли всю ночь и полдня до местечка под названием Алегриа-де-Пио. Проводник оставил их и поспешил доложить о подозрительных людях в ближайшую воинскую часть. Повстанцы провели остаток дня на привале, на поляне на краю плантации, совершенно не подозревая, что ждет их впереди.

В шестнадцать тридцать их атаковали военные. В панике повстанцы словно приросли к земле, осыпаемые градом пуль. Однако Фидель с ближайшими товарищами убежал в лес, приказав остальным следовать за ним. Некоторые оставили свое снаряжение и в смятении бежали. Другие, парализованные ужасом, остались где были. В этот момент Че и попытался спасти ящик с патронами: когда он потянулся за ним, автоматная очередь поразила его соседа в грудь, а его самого в шею. «Пуля сначала ударила в ящик, а затем отбросила меня на землю, – записал Че в полевом дневнике. – На пару минут я потерял надежду».[12]12
  «Дневник бойца» («Diario de un Combatiente») стал основой книги Че «Эпизоды революционной войны» («Pasajes de la Guerra Revolucionaria»), впервые опубликованной в Гаване в 1963 г. Записи за первые три месяца, пройдя строгую цензуру, были изданы кубинским правительством, но оригинальный текст, полученный автором данной книги от вдовы Че, Алейды Марч, никогда ранее не публиковался; в нем содержится много новых и неприукрашенных фактов о жизни Че в период партизанской войны. Предположительно имеются две копии дневника Че, который он вел в сьерре в 1957–1959 гг. По словам Алейды Марч, одна из них хранится у нее, а другая – у Фиделя. В то время когда автор данной книги находился на Кубе, текст этого дневника подвергся цензуре, после чего из него исчезли имена ныне здравствующих кубинских чиновников, о которых Че отзывается нелицеприятно. Целью этой процедуры было подготовить дневник к его конечной публикации на Кубе. (Примеч. авт.)


[Закрыть]

Думая, что умирает, Че впал в полубессознательное состояние. Но из апатии его вывел Хуан Альмейда, который приказал ему встать и бежать. Вместе с ним и еще тремя бойцами Че скрылся в джунглях, а за их спинами на плантации сахарного тростника грохотали выстрелы.

Че повезло: рана на шее оказалась поверхностной. Хотя часть его товарищей спаслись, в течение последующих дней войска Батисты без проволочек казнили многих взятых в плен, включая раненых и даже некоторых из тех, кто сдался сам. Первой задачей уцелевших было найти убежище в горах и каким-то образом отыскать друг друга. Из восьмидесяти двух человек, прибывших на берег на «Гранме», только двадцать два в конце концов снова соединились в горах.

Всю ночь Че и его товарищи брели через лес. На рассвете они нашли пещеру, в которой смогли укрыться. Они дали торжественный обет: если их окружат, драться до последней капли крови. У заговорщиков не было пути назад, и положение их было хуже некуда. В дневнике Че записал: «У нас имелись банка молока и примерно литр воды. Невдалеке мы слышали звуки сражения. Из самолетов строчили пулеметы. Вечером мы отправились в путь, ориентируясь по Луне и Полярной звезде, пока их видно было на небе, а потом немного поспали».

Повстанцы знали: чтобы добраться до горной цепи, нужно держать курс на восток. «Полярную звезду» обнаружил Че, но познания его в астрономии были не так хороши, как он думал. Только много позже Гевара понял, что они ориентировались не по той звезде и, как оказалось, лишь по чистой случайности двигались в нужном направлении.

Невыносимо страдая от жажды, пятеро беглецов шли по лесу. Воды у них было очень мало, а молоко они нечаянно разлили. Весь день бедняги ничего не ели. На следующий день, 8 декабря, они увидели впереди берег и заметили внизу пруд, в котором могла оказаться чистая вода. Но от пруда их отделяли густой лес и пятидесятиметровые утесы. Тут в небе появились самолеты, и им снова пришлось укрыться и ждать, когда наступит темнота. Они шли всю ночь и наткнулись на хижину, где обнаружили трех своих товарищей с «Гранмы». Теперь их было восемь, но они не знали, кто еще выжил. Единственное, что было им ясно, – нужно идти на восток, к Сьерра-Маэстре.

В последовавшие дни заговорщики вели борьбу за выживание. Они с трудом добывали пищу и воду прятались от военных самолетов и вражеских пеших дозоров. Однажды, сидя в пещере, откуда была видна морская бухта, они смотрели, как на берег, дабы присоединиться к охоте на мятежников, высаживается отряд морских пехотинцев. «Положение было ужасное, – писал Че впоследствии. – Если бы нас обнаружили, у нас не было бы ни малейшего шанса спастись; нам пришлось бы драться до последнего». С наступлением темноты они снова двинулись вперед, решившись уйти с территории, где чувствовали себя как «крысы в ловушке».

12 декабря беглецы набрели на крестьянскую хижину. Они услышали звуки музыки и хотели было войти, но тут из-за двери раздался голос, провозгласивший: «За моих товарищей по оружию». Решив, что голос принадлежит военному, они убежали. Найдя речное русло, они шли вдоль него до полуночи, пока не стали валиться с ног от усталости.

Следующий день они опять провели в укрытии, без еды и питья, а потом возобновили поход, но душевные силы покидали измученных людей, и многие из них время от времени останавливались, говоря, что дальше идти не хотят. Впрочем, их настрой переменился, когда они обнаружили крестьянский дом и постучали в дверь, хотя Че не очень хотел этого делать. Их встретил теплый прием. Хозяин оказался священником Церкви Адвентистов Седьмого дня и членом недавно созданной в регионе сельской ячейки «Движения 26 июля».

«Нас хорошо приняли и накормили, – писал Че в полевом дневнике. – Мы так наелись, что нам стало плохо». Но, вспоминая об этом позже, в «Эпизодах революционной войны», Гевара рассказал об этом событии с мрачным юмором: «Приютивший нас домик превратился в сущий ад. Сначала понос случился у Альмейды, а потом, один за другим, и остальные семь кишечников выказали черную неблагодарность».

Весь следующий день они приходили в себя и принимали бессчетное число любопытных посетителей – адвентистов из местной общины. Высадка повстанцев стала большим событием, и местные жители были прекрасно осведомлены обо всем, что произошло. Че и его товарищи узнали, что шестнадцать их спутников с «Гранмы» считаются погибшими. Еще о пятерых говорили, что их взяли в плен живыми, а неизвестное число повстанцев, как и они сами, сумели скрыться в горах. Жив ли Фидель, было пока неизвестно.

Ради собственной безопасности заговорщики решили рассредоточиться, разместившись в разных домах в округе. Приняли они и другие меры предосторожности: сняли форму и оделись как гуахиро, крестьяне провинции Орьенте, а оружие и боеприпасы спрятали в доме одного из крестьян. Только у Че и Альмейды, выступавших в роли неофициальных командующих, осталось по пистолету. Один из бойцов был болен и не мог идти. Поэтому его также оставили в доме. После этого остальные двинулись в путь. Но, не успели они выйти, как узнали, что об их присутствии стало известно военным. В тот же день, всего через несколько часов после их ухода, в дом вторглись солдаты, обнаружили тайник с оружием, а их больного товарища взяли в плен. Ясно, что кто-то донес на них – и теперь военные шли по следу.

К счастью, помощь пришла скоро. Гильермо Гарсиа, один из главных активистов сельской ячейки «Движения 26 июля», вызвался проводить солдат и повел их по неверному пути. От него Че с товарищами узнали, что Фидель, или Алехандро (этим именем он пользовался во время войны, поскольку полное имя Кастро – Фидель Алехандро Кастро Рус), жив. Вместе с двумя товарищами он установил контакт с теми, кто сотрудничал с повстанческим движением, и отправил Гарсиа на поиски выживших.

Но от Фиделя и его убежища в горах их отделяли несколько дней перехода. Однако благодаря Гарсиа в течение всего пути Че и его друзьям помогали сочувствующие им крестьяне. Наконец на рассвете 21 декабря они пришли на кофейную плантацию, где их ждал Фидель. Там же они обнаружили, что в живых остался и Рауль Кастро, который прибыл отдельно, с четырьмя товарищами.

Несмотря на то что планы Фиделя потерпели крах, он уже снова взялся за работу. Для поисков выживших Кастро набирал крестьян, а в Сантьяго и Мансанильо был направлен курьер с просьбой о помощи к Франко Паису и Селии Санчес – создателю сельской ячейки «Движения 26 июля» в этой местности. Однако перспективы пока что были печальные. Из восьмидесяти двух человек, высадившихся на берег с «Гранмы», заново собрались лишь пятнадцать, и на всех было только девять единиц оружия. Прошло уже почти три недели, и шансов найти еще кого-то становилось все меньше. Одновременно с приходом Че поступили известия о том, что в плен попал Хесус Монтане, а друг Фиделя Хуан Мануэль Маркес и еще двое товарищей погибли. Че также узнал, что убит и его друг, Ньико Лопес. В течение последующих дней на плантацию пришли еще двое, в том числе товарищ Че по тюрьме Калисто Гарсиа. Но от повстанческой армии Фиделя остались лишь крохи. Теперь, чтобы восстановить ее силу, нужно было полагаться на местных крестьян.

К тому же воссоединение с Фиделем оказалось для Че и его товарищей не таким уж счастливым. Кастро впал в ярость, узнав, что они потеряли оружие. «Вам чудом удалось не заплатить за совершенную ошибку, – сказал он им. – Если бы вы нос к носу столкнулись с солдатами, единственной надеждой выжить для вас стали бы ваши ружья. Оставлять их было преступно и глупо». В тот вечер у Че случился приступ астмы, вполне возможно вызванный расстройством из-за выволочки, устроенной Фиделем.