Текст книги "Феникс Побеждающий"
Автор книги: Джон Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Annotation
Второй том трилогии Золотой Век.
Феникс Побеждающий
ОСНОВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА, РАСПРЕДЕЛЁННЫЕ ПО ТИПУ СТРОЕНИЯ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ (НЕЙРОФОРМЫ):
КИБОРГ
ГОСТЕПРИИМСТВО
МЫСЛИ НА ПРОДАЖУ
КОШМАР
ДОМ НА ДНЕ
ПОЖАР
ПОДМОГА
ЗАБЛУДШАЯ ГЕРОИНЯ
ОСТРИЁ ЛЕВИАФАНА
НОЭТИЧЕСКАЯ ПРОВЕРКА
ВРАГ
ЗАРЯ
РАВНОСТОРОННЯЯ СТАНЦИЯ НА ОРБИТЕ МЕРКУРИЯ
ПРОЩАЛЬНАЯ ЧАША
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
Феникс Побеждающий
Второй том цикла «Золотой Век», или Брошенные в Утопии
ДЖОН РАЙТ
ОСНОВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА, РАСПРЕДЕЛЁННЫЕ ПО ТИПУ СТРОЕНИЯ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ (НЕЙРОФОРМЫ):
Биохимические самоосознающие существа: Бессмертные:
Основная нейроформа:
ФАЭТОН ИЗНАЧАЛЬНЫЙ из рода РАДАМАНТ, Серебристо-серая манориальная школа.
ГЕЛИЙ РЕЛИКТ из рода РАДАМАНТ, сир-создатель Фаэтона, основатель Серебристо-серой манориальной школы, пэр.
ДАФНА ТЕРЦИУС ПОЛУРАДАМАНТ, жена Фаэтона.
ТЕМЕР ШЕСТОЙ ЛАКЕДЕМОНЯНИН [1], Тёмно-серая манориальная школа, Адвокат.
ГАННИС СТОРАЗУМНЫЙ ГАННИС, Синергидно-синнойнтная школа, пэр.
АТКИНС ВИНГТИТУН [2] ОБЩИЙ ТИП, солдат.
НЕГАННИС, дочь ГАННИСА, также известная как АНМОЙКОТЕП ЧЕТВЁРТЫЙ НЕОМОРФ Хтонической школы, из движения "Никогда не будем первыми," или, как его называет Гелий, движения "Какофилов".
Альтернативно организованная нейроформа, обычно называемая «Чародейской»:
АО АОЭН, Мастер Фантазий, пэр.
АО ВАРМАТИР, один из Верховных Лордов Тишины, по прозвищу Лебедь.
НЕО-ОРФЕЙ Отступник, владыка и председатель колледжа Наставников.
ОРФЕЙ БЕСЧИСЛЕННЫЙ УТВЕРЖДАЮЩИЙ, основатель Второго бессмертия, пэр.
Нейроформа с объединенными корой мозга и таламусом, называется «Инвариантной»:
КЕС СЕННЕК, Логик, пэр.
Цереброваскулярная нейроформа:
КОЛЕСО ЖИЗНИ, математик-эколог, пэр.
ЗЕЛЕНАЯ МАТЕРЬ, художница, автор экологического представления у озера Судьба.
СТАРИЦА МОРЯ из Протектората Океанической Среды.
ДОЧЬ МОРЯ, терраформист Венеры.
Масс-сознания, или Композиции:
БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ КОМПОЗИЦИЯ, пэр.
ГАРМОНИЧНАЯ КОМПОЗИЦИЯ, член коллегии [3] Наставников.
КОМПОЗИЦИЯ ВОИТЕЛЕЙ (распущена).
Нестандартные нейроформы:
ВАФНИР с орбитальной станции Меркурия, пэр.
КСЕНОФОН ИЗДАЛЕКА, Тритонская нейроформа, школа Хладнокровных, называются "Нептунцами".
КСИНГИС из НЕРЕИД, также называемый Диомедом, Серебристо-серая школа.
НЕОПТОЛЕМ, слияние Диомеда и Ксенофона.
Смертные:
ВУЛЬПИН ЙРОНДЖО ПЕРВЫЙ, КУЗОВНОЙ РАБОЧИЙ, из Сырых.
ОШЕНКЬЁ, из Сырых.
ЛЕСТЕР ХААКЕН НУЛЁВЫЙ, из Сырых.
ДРУСИЛЛЕТ СВОЯ-ДУША, НУЛЕВАЯ, из Сырых.
СЕМРИС С ИО, из Сухих.
АНТИСЕМРИС, из Сухих.
НОТОР-КОТОК УНИКАЛЬНЫЙ, АМАЛЬГАМА, из Сухих.
Некий СТАРИК, садовник рощи Сатурновых деревьев, утверждающий, что он из школы Антиамарантиновых Пуристов, достоверно не опознан.
Электрофотонные самоосознающие существа: Софотеки:
РАДАМАНТ, дом-поместье Серебристо-серой школы, мощность в миллион циклов.
ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЕЗДА, дом-поместье Красной школы, мощность в миллион циклов.
НАВУХОДОНОСОР, советник коллегии Наставников, мощность в десять миллионов циклов.
ГОНЧАЯ, детектив-консультант, мощность в сто тысяч циклов.
МОНОМАРКОС, адвокат, мощность в сто тысяч циклов.
АУРЕЛИАН, хозяин празднований, мощность в пятьдесят тысяч миллионов циклов.
ЭННЕАДЫ, состоят из девяти групп софотеков, мощностью в миллиард циклов каждая, в них входят: Воинственный разум, Западный разум, Восточный, Южный, Арктический, Северо-Западный, Юго-Западный и другие.
РАЗУМ ЗЕМЛИ, единое сознание, в которое время от времени вливаются все земные и околоземные вычислительные машины, общая мощность – триллион циклов.
Симулякры, Персонажи, Конструкты:
КОМУС, воплощение АУРЕЛИАНА.
СОКРАТ и ЭМФИРИО, конструкты НАВУХОДОНОСОРА.
Судьи КУРИИ.
СКАРАМУШ, порождение нептунца Ксенофона.
Посланец ДИОМЕДА с НЕРЕИД.
ВТОРОСТЕПЕННЫЕ ПЕРСОНАЖИ, ВКЛЮЧАЯ ИСТОРИЧЕСКИХ И ВЫМЫШЛЕННЫХ, УПОМЯНУТЫХ В КНИГЕ:
АО АДАФАНТИЯ, прошлое, чародейское имя Дафны.
ЭЙША, софотек поместья Дафны, мощность в десять тысяч циклов.
КУРТИС МАЕСТРИК, Протонотарий Парламента, друг и клиент Дафны.
ЯСОН СВЕН ДЕСЯТЫЙ ЧЕСТНЫЙ ЛАВОЧНИК, чьё необъяснимое поведение разбудило любопытство Софотеков.
КШАТРИМАНИУ ХАН, премьер-министр.
УТА НУЛЕВАЯ СТАРК, мать Дафны.
ЙЕВЕН НУЛЕВОЙ СТАРК, отец Дафны.
ИСТОРИЧЕСКИЕ И ВЫМЫШЛЕННЫЕ ПЕРСОНАЖИ:
Ао Ормгоргон Чёрноточный Невозвращающийся из шабаша Тёмного Лебедя, венценосный капитан корабля многих поколений "Нагльфар", культурный герой, основавший Молчаливую Ойкумену около Лебедя X-l.
Ао Соломон Над Душами, остриё джихада Короля-Чародея Кореи, одержал победу над Композицией Воителей во время эры Пятой Структуры.
Ао Энвир Мастер Обмана, известный трудом "О независимости машин".
Арлекин, клоун из итальянской комедии дель Арте эры Второй Ментальной Структуры.
Бакленд-Бойд Сирано-Де-Аттано, первый человек, переживший посадку на Марс.
Вандонаар, облачный ныряльшик, который, как гласит поэма времён ещё не разожжёного Юпитера, заблудился и вечно кружит в вихрях Великого Красного Пятна, так что даже сама Смерть не может найти его и проводить в загробное царство.
Гамлет, персонаж линейной симуляции эры Второй ментальной структуры за авторством Уильяма Шекспира.
Ганнон из Карфагена, совершивший плавание вдоль западного побережья Африки. Первый известный человечеству первооткрыватель.
Демонтделун, которого постигла роковая неудача на обратной стороне Луны.
Манкуриоско, невропатолог.
Мать Чисел, цереброваскулярный математик, чьи изыскания в области ноэтической математики положили основание Ноуменальной технологии.
Неуклюжий Руфус, первая собака, пережившая посадку на Марс. (Пёс Бакленд-Бойда Сирано-Де-Аттано).
Нил Армстронг, первый человек на Луне.
Одинокий Авангард Бывшей Гармонии, первый человек, переживший спуск в фотосферу Солнца.
Одиссей, царь Итаки, вернувшийся из подземного мира. Отправился в далёкое плавание, чтобы познать ум и нравы людей.
Оэ Сефр аль-Мидр Спускающийся в Тучи, древний исследователь Юпитера.
Порфироносная Композиция, известный культ астрономов.
Скарамуш, клоун из итальянской комедии дель Арте эры Второй Ментальной Структуры.
Сэр Френсис Дрейк, капитан корабля "Золотая Лань", первооткрыватель Северо-Западного прохода.
Чан Нуньян Сфих с Ио, первооткрыватель, случайно устроивший пожар на Плутоне.
Энгататрион, прославленный поэт конца эры Четвёртой Структуры.
Ясон, предводитель Аргонавтов, привёзший из Колхиды Золотое Руно.
КИБОРГ
Он открыл дверь и вышел на запруженный толпой бульвар. Над ларьками с материей и лавками с антиквариатом, над театральными пространствами и театрами общих тел, над беседками и цветущими скверами распростёрлись воздушные ручьи и водопады изящной гидроскульптуры. Вода исходила из фонтана-основания и удерживалась с помощью субатомного вмешательства в поверхностное натяжение, поэтому прозрачные, сияющие потоки и струи текли то вверх, то вниз, то сливались вместе, то снова разъединялись с полным пренебрежением к законам физики и гравитации. Высокие окна, окружавшие толпу, заполнявшие вестибюль летающие объявления, экраны, ведущие в местную Ментальность – всё излучало свет, который проникал сквозь подвешенные воды гидроскульптуры и выходил, превращённый в радугу. С цветущих на струях фонтана лилий неспешно опадали лепестки.
А внизу, под всей этой красотой, скрывалась совершеннейшая неприглядность. Из людей только четверть не была манекеном – очевидно, здесь собирались манориалы, криптики и прочие использующие телепроекции школы, и какой бы роскошный наряд прохожие не носили и каким бы изяществом манер не отличались, Фаэтон, отрезанный от фильтра ощущений и от Поверхностной виртуальности, видел их лишь как толпу серых и безлицых кукол.
Возможно, здесь играла прекрасная музыка – Фаэтона не было в ментальности, он был глух. Тут и там находились транспортные бассейны и общественные мыслительные камеры, готовые отослать любое видение, сообщение или телепроекцию – но Фаэтон был нем, все каналы для него закрыты. Огнём в воздухе пылали драконограммы с неизвестным содержанием – без доступа к субтексту и гипертексту Фаэтон был неграмотен. Наверняка повсюду в Средней Виртуальности поджидали мыслепроводники, с которыми бы он вспомнил все пути, все нужные маршруты транспорта – но мнемонической помощи не было, Фаэтон был без памяти. Возможно, в Виртуальности воздух был пронизан роскошными узорами, неописуемо прекрасными, или же рядом висели планы и указатели, которые бы направили на верный путь в этом необозримом вестибюле. Но Фаэтон был слеп.
Порой среди манекенов встречалось лицо реалиста или живолюбца, но настоящие глаза при виде Фаэтона тускнели и смотрели мимо. Все фильтры ощущений вымарывали Фаэтона – мир его тоже не видел.
Фаэтон взглянул наверх – он ожидал, что объявления слетятся к нему, но нет – они парили дальше, сверкая кричащими цветами и аляповатой мазнёй. Даже реклама им пренебрегала.
Неважно. Фаэтон сосредоточился на насущных вопросах. Где он? Где Талайманнар и как туда попасть? Почему софотек Гончая отправил его туда?
Придётся спрашивать прохожих.
Фаэтон скрылся за стеной кустов – поток из фонтана накрывал это место прозрачным, подёрнутым рябью потолком. Вроде никто не следил.
Он вылез из брони и накрыл её плащом наноматериала, запрограммировал плащ отрастить капюшон, а себе обвёл глаза нанотканью, вытянутой из чёрного комбинезона – она затвердела в карнавальную маску. Вот и всё – замаскированы оба. Фаэтон надеялся, что хотя бы беглая проверка его не узнает. Он приказал костюму следовать за хозяином, обходя препятствия – "идти по пятам", как бы выразилась Дафна.
Он снова вышел в вестибюль, а за ним в трёх шагах держалась грузная броня под плащом. Фаэтон спустился по лестнице и оказался на набережной пруда, где настоящих людей, с настоящими лицами – из кожи, из плоти или из металлов, чешуи, полиструктурных материалов и энергетических поверхностей – было побольше. Они болтали и смеялись, изображали и сигнализировали, в воздухе чувствовался заряд карнавального веселья – многие пританцовывали под музыку, которой Фаэтон не слышал, а некоторые ныряли и скользили среди стоящих в пруду статуй и построек.
Обычно такие толпы не собирались. Украшения Виртуальности могли бы подсказать, какой праздник тут назревает, но, разумеется, он их видеть не мог.
А люди улыбались ему и доброжелательно кивали:
– С Новым Тысячелетием! Живите ещё тысячу лет!
Только сейчас Фаэтон понял, насколько ему не хватало и не будет хватать зрелища приветливых лиц. Он, улыбаясь, приветливо махал рукой и поздравлял в ответ:
– И вам тысяч лет!
Но тут же напомнил себе об осмотрительности. Вроде бы протоколы Маскарада более его не защищали, поскольку Фаэтон больше не принадлежал обществу и, следовательно, в празднике не участвовал. Но многие ли вообще попытаются определить личность того, кто под маской на карнавале? Очень немногие, подумал Фаэтон.
Никому не было позволено оказывать Фаэтону помощь, подавать деньги, еду и питьё, делиться убежищем, продавать или покупать товары и услуги. В теории, указ Наставников не запрещал взгляды, улыбки и разговоры, хотя на деле он и этого едва ли получит.
Если Фаэтон попытается что-нибудь купить, в сделку непременно вмешается Аурелиан и предупредит прохожего, что тот собирается иметь дело с изгоем, но Аурелиан совершенно точно будет молчать, пока Фаэтон не брал еды, денег или чего-либо ещё. Софотеки издревле не сообщали ничего, о чём их не просили напрямую.
Однако даже избегать щедрот оказалось непросто. Шли молодожёны, рука в руку, и раздавали всем снимки ещё не зачатых детей. Фаэтон улыбнулся, но фото не взял. Девочка (или некто в её облике) скакала на одной ножке и лакомилась сладким воздушным шариком. Она предложила конфету Фаэтону – тот от еды отказался. Жонглёр-виночерпий, окружённый поющими хлопушками, подкатился на своём пузыре и попытался всунуть в ладонь бокал, и Фаэтон едва успел отдёрнуть руку.
Жонглёр нахмурился и указал двумя пальцами – жестом опознания – на грубияна в маске, но тут в жонглёра врезался тощий гиноморф, на котором из одежды была разве что сотня шарфов удовольствий. Бокалы и бутылки разлетелись во все стороны от его пьяных объятий, оба рухнули и покатились кубарем, распевая гимны Афродите. Фаэтон тем временем поддался течению толпы и поплыл с нею дальше.
Люди выходили через ряд высоких, семидесятиметровых окон на балкон шириной с бульвар, где поток прохожих чуть ослаб. Неподалёку стоял памятник Орфею – тот стоял в позе Отца Второго бессмертия, держа в руках змея, глотающего собственный хвост. Фаэтон вскарабкался на пьедестал, всунул ногу в каменные извивы змея, подтянулся и осмотрелся над головами толпы.
На парапете, словно кораллы, росли небольшие башенки и невысокие небоскрёбы, окаймляя безвершинный столп лифта, ведущего на орбиту.
За балконом виднелся город – три вложенных круга зданий. Каждый выделялся своим стилем. Гору-основание орбитального лифта окружал самый старый район – дома в нем не имели окон и напоминали геометрические тела – кубы, полусферы, полуцилиндры – окрашенные без узоров в яркие, основные цвета. Постройки связывали прямые умных дорог и транспортных линий. Архитектура в стиле Объективной Эстетики – все формы, строительные плиты и шаблоны строго стандартные. Движения на улицах было мало – люди основной нейроформы не выносили давящий вид безликих монолитов. В центральном районе в основном находились компоненты Софотеков, склады, заводы и общежития Инвариантных, которые не желали красот, удовольствий и прочих неэффективностей и обитали в многоэтажных массивах спальных гробов.
Вокруг лежало второе кольцо – район в Стандартном стиле. Между тёмными озёрами и омутами текли ручьи наномеханизмов, и на чёрной жидкости собиралась белая пена. Водопады каскадных фильтров разделяли и смешивали потоки, а пруды, в которых хранились ингредиенты, были окружены аллеями псевдодеревьев и коралловыми устроениями нанофабрик. Сотни навесов цвета орхидеи отражали свет солнца. Дома и телеприсутствия вырастали, словно раковины – одно здание обвивало другое, и оба тянулись к горизонту, сверкая перламутром. Основными тонами были тёмно-синие, тёмно-жемчужные, сверкающие серебряные и крапчато-серые, улицы испещряли садики мысли, площадки для шабаша, святые диски, а также нимфарии, материнские деревья и транспортные бассейны – обычные люди и чародеи тяготели к фрактально-органическому хаосу Стандартной Эстетики. В садах и парках располагались части распределённых тел Цереброваскуляров.
А дальше, на окружающих холмах, царили зелёные рощи и белые поместья Консенсусной Эстетики, поддерживаемые в основном манориалами и Базовыми первого поколения. На склонах выстроились античные колонны, в растительной тени отдыхали английские парки, а среди них – дворцы в Георгианском, Неороманском, строгом Александрийском стилях.
Вдалеке Фаэтон увидел огромное озеро, в водах которого плавало около сотни диковинных существ, окружённых светом. Они походили на инкрустированные самоцветами каравеллы, а полотнища их парусов яркостью и рисунком напоминали крылья бабочек.
Фаэтон вспомнил город – Кисуму, расположен на юге Эфиопии, на берегу озера Виктория. Фаэтон вспомнил, почему вокруг было столько восторженных людей. В озере плавали Глубинные.
Это были последние из когда-то великой расы Юпитерианских полуколдунов, уникальной нейроформы, соединившей особенности Цереброваскуляров и Чародеев. Когда-то, до разожжения Юпитера, они покоряли штормы и течения его метановой атмосферы, и когда такой уклад жизни стал невозможен, они предпочли переселиться в китоподобные тела и заснуть на дне Марианской впадины, где по сей день плели между собой песни и звукообразы печального, неизмеримого чувства, известного только им. Их голоса в глубине заставляли вспомнить о старой жизни в бесконечной атмосфере газового исполина, они только напоминали о старых телах, песнях и переживаниях, но описать давние чувства заново не могли.
Один раз в тысячу лет, во время праздника, Глубинные просыпались из скорбной спячки, отращивали праздничную инкрустацию, цветные паруса и перепонки, всплывали и пели для людей.
Древний договор запрещал делать записи их песен, и даже обсуждать то, что было пережито во время выступления, было нельзя.
Неудивительно, что столько людей пришло наяву.
У Фаэтона подступил ком к горлу. Песню Глубинных он слышал лишь однажды – в прошлый раз, во время праздника под началом Аргенториума, Фаэтон сюда выбраться не смог. В позапрошлый раз, перед первой Трансцендентальностью Фаэтона (тогда торжествами заправлял Куприциан) песня откликнулась в нём ощущением бесконечности и бесконечной надежды – словно Фаэтон сам оказался среди необозримых облачных просторов Юпитера, или дальше – в гораздо более обширной межзвёздной пустоте.
Глубинные должны были стать живыми кораблями, способными выдерживать радиоактивный, полный космической пыли вакуум между лунами Юпитера, способными выдерживать немыслимый накал низкоорбитальных нырков в атмосферу Юпитера, но успешная очистка орбитального пространства и укрощение магнитосферы планеты обезопасили околопланетные маршруты. Глубинные обходились дороже, чем обычные судна. После строительства орбитальных лифтов и опасные нырки в атмосферу стали не нужны. Их уклад остался в прошлом. Пьянящий риск космических путешествий – тоже. Всё это Фаэтон услышал тогда, в той, первой песне. Она оставила в нём то зерно, что выросло мечтой о полёте к звёздам.
На праздник тогда его привела Дафна – но Дафна настоящая, или подделка, её посол – Дафна Терциус? Фаэтон не помнил. Похоже, нехватка сна сказалась на памяти.
Спрыгнув с пьедестала, Фаэтон пошёл против хода толпы. Глубинные не пели великую песнь тоски задаром. Всем, кто не заглушал песню через фильтр ощущений, выставлялся счёт, и, поскольку Фаэтон не мог заплатить, автоматика его раскроет. Раскрытому изгою, разумеется, никто путь не укажет, да и концерт из-за такого происшествия отложат, и вечер будет испорчен для всех. (Фаэтон с удивлением понял, что, несмотря на ссылку, всё ещё уважает права и чувства собратьев. Впечатление от той песни Глубинных до сих пор оставались в памяти, и он не хотел портить радость всем тем, кто оказался счастливей его.)
Фаэтон обошёл космический лифт. С обратной стороны, дальней от озера, толпа поредела. К растущим из парапета башням прикасались носами причаленные дирижабли, сами размером с кита. Рядом в воздухе висели драконограммы с расписанием в неизвестном формате.
Фаэтон остановил прохожую в костюме гипертермика.
– Прошу прощения, мисс, не могли бы вы помочь? Мы с моим спутником хотим попасть на Талайманнар.
Он указал за спину, на молчаливый силуэт доспеха в балахоне, и продолжил свою не совсем ложь:
– Но мы участвуем в игре в прятки, и по правилам нельзя выходить в Ментальность. Не подскажете, где тут ближайшая умная дорога?
Она склонила голову к плечу. Игривые глаза окружало пламя, а улыбка дымилась. Она что-то ответила, но Фаэтон не имел программы-переводчика на свой язык, грамматику и логику.
Он попробовал попроще:
– Талайманнар? Талайманнар? Дорога? Умная?
Фаэтон изобразил, как скользит по поверхности без трения, размахивая руками. Женщина захихикала.
По её размашистым жестам он понял, что умные дороги отключены. Она указала на дирижабль и подтолкнула к нему – мол, иди! Туда!
Фаэтон замер – она ему путь показала, или пригласила на свой корабль? Правда, в глазах тревоги не видно – непохоже, чтобы сейчас Аурелиан втайне предупреждал её о встрече с изгоем. А, вот она развернулась и пошла вместе с толпой – дирижабль явно не её.
Фаэтон поднялся на причал. Вблизи он увидел на борту герб Протектората Океанической Среды. Это был грузовоз, и, похоже, именно в нем Глубинный летел из Тихого океана на озеро Виктория.
Публика утихла. На озере Глубинные заняли нужные места и расправили звуковые перепонки. Напряжение, ожидание прощупывались в воздухе. Фаэтон неохотно переступил золочёный порог судна и обернулся.
Вокруг балкона повисли увеличительные экраны, показывающие самых дальних Глубинных – они, неподвижные, с расправленными парусами смотрели на возвышающуюся матриарха-дирижёра, и миллионы певчих перепонок покрывали её тело, как осенний лес покрывает склоны горы.
Фаэтон с трудом передвигал ноги – он жаждал услышать последнюю свою песню. В изгнании музыки не будет – никто ему не сыграет, никто не продаст записей, и он сможет разве что подпевать пролетающим мимо рекламным плакатам.
Он собрался, отвернулся и шагнул внутрь корабля. Люк за спиной захлопнулся без звука.
Внутри никого не было.
На устилавших палубу багровых коврах стояли столики и структурные стержни, сплетённые из стекла и белоснежного фарфора, а с потолка свисали бронзовые, украшенные узорами шлемы восприятия – весьма древние на вид. Ближе к носу корабля, напротив высоких окон, находились кресла, рядом с ними на специальных подносах лежали зрительные обручи. Перегородки между креслами сейчас были прозрачны, но на стеклянной поверхности угадывались очертания существ из японской мифологии.
Фаэтон не опознал стиль. Неужели он старше Объективной эстетики? Как бы то ни было, обстановка оказалась роскошной.
Фаэтон вошёл, броня проследовала. По привычке поднял ладонь, надеясь жестом открыть канал, разочарованно опустил руку. Всё, жесты или мысленные приказы больше никогда не сработают, но привыкнуть будет просто, сказал он себе. Он – Серебристо-Серый, и его школа блюла обычай говорить вслух.
– Кто здесь? Где я? Есть кто-нибудь на борту?
Тишина. Он с опаской сел в кресло.
Перегородка слева была полураскрыта, так что между окном и ним находилась стеклянная панель. Через панель было видно больше цветов и движения – сквозь неё серые куклы выглядели как люди, с живыми лицами и карнавальными костюмами, а в воздухе парили плакаты и экраны, но за краями панели они пропадали, а люди опять выглядели манекенами.
Фаэтон понял, что перегородка настроена на Поверхностную Виртуальность. Эта старинная диковинка переводила ментальные образы в световые. Фаэтон не упустил возможности развлечься – он сдвинул голову и рассмотрел прочие части балкона в цвете и роскоши, потом опять посмотрел с другого места. Серые манекены превращались в разнаряженных придворных и обратно в серые манекены.
Но вот среди среди пышности нарядов он заметил клоуна в бело-розовом костюме из тюля, с трёхконечной шляпой, крючковатым носом и вытянутым подбородком. Скарамуш. За ним – Колумбина, щеголявшая похабной юбкой и бледный Пьеро в белом, мешковатом наряде. Троица шла против потока людей с изрядной спешкой, методично и синхронно осматривая толпу.
Они настигли человека в золотой броне – но это всего лишь кто-то, наряженный в Александра Македонского. Полководец недоумённо взглянул на клоунов, те шутливо поклонились, и Александр отвернулся. Трое замерли, словно вслушиваясь в передаваемый приказ.
Фаэтон попытался убедить себя, что это совпадение. Агенты Ксенофона не настолько глупы, чтобы не сменить облик. Это, наверняка, Чёрные Манориалы переоделись, чтобы унизить Фаэтона. Внешность врагов Фаэтон описал на слушании Наставников, и скачать её мог кто угодно.
Но с другой стороны, те же Наставники точно выкладывали новости о перемещениях Фаэтона наряду с указаниями о том, как изгоя избегать. Чёрные могли узнать, где он, просто обратившись в Ментальность. Только враг мог искать его своими силами – чтобы не оставить следов.
Троица, словно услышав мысли, повернулась в сторону дирижаблей. Оглядела окна. Взгляды встретились. Они посмотрели левее – на броню за спиной.
– Они же не знают, что искать нужно пару, – успокоил себя Фаэтон.
Но клоуны, распихивая людей, направились прямиком к причалу. Они вышли из поля видимости экрана, потеряли облик и затерялись в толчее таких же манекенов.
Фаэтон сощурился, но без доступа к Ментальности не мог усилить зрение, сделать запись или настроить программу, которая отследила бы движение врагов в толпе. Вне сети он слепой, беспомощный калека. Враги приближались.
Он не мог послать сигнал и прочитать серийные номера нужных манекенов, не мог вызвать констеблей – если выйти в Ментальность, спрятанные потомки вирусной цивилизации нападут, как только он откроет канал
Есть же способ отправить звуковой сигнал через броню? Фаэтон вскочил и кинулся к доспеху – по плечам костюма шёл ряд контактных гнёзд и мыслеинтерфейсов. Вот генератор сигналов – его частоту можно настроить на канал констеблей, вот микрофон, реагирующий на голос – оставался провод, чтобы их соединить.
Такой провод продавался в любом магазине и стоил полсекунды – но покупать ему запрещено. Наномеханизмы брони не могли его произвести, и без провода костюм мог издать только бессмысленный вопль. Визг в радиочастотах. Визг, который бы никто не стал слушать.
Фаэтон попытался повернуть экран, чтобы отыскать клоунов в толпе у подножия пристани. Тщетно – перегородка надёжно закреплена. Насколько близко уже подошли марионетки врага?
И что теперь? Если бы Фаэтон участвовал в каком-нибудь мыслепредставлении, которые так любила его жена, он бы порвал майку на своей могучей, волосатой груди, схватил бы ломик поухватистее и бросился бы в бой. Но сила против них не поможет – разум, управляющий манекенами, тут даже не присутствовал.
И от хитрости толку нет – ими, видимо, управлял софотек Ничто, сознание настолько умное, что даже Разум Земли не замечала его передвижений в Ментальности.
Что оставалось? Чистота духа? Твёрдость характера?
И если дело в характере, то что поможет? Честность? Непредвзятость? Целеустремлённость?
Фаэтон собрался с духом, скинул плащ с брони и позволил костюму принять тело. Чёрный материал обвился вокруг Фаэтона, золотые чешуйки встали на место. Он опустил забрало.
Фаэтон подошёл к люку дирижабля и распахнул его, но не переступал порога. Он стоял над пристанью, немного выше толпы. Куклы приближались, их предводитель уже вступил на причал, но замер от неожиданности – он повернул пустое, безглазое лицо наверх и увидел Фаэтона, в сияющей золотым адамантием броне.
От озера поднялся низкий, тягучий, похожий на вздох гобоя звук – набирающий силу, он заполнил всю ширину неба пробирающей до мозга костей красотой. Пение Глубинных началось, и первой же ноты увертюры, первой партии хора хватило, чтобы у Фаэтона навернулись слезы на глазах. Все – помимо трёх преследователей – смотрели на озеро вдалеке, не отрываясь, и лица зрителей словно свело от восторга, будто бы все они оказались во сне.
Фаэтон нажал на генератор сигналов под пластиной на плече. Звука не было, но только что он оглушил соседние радиоканалы подобием вопля.
Голос Глубинного дрогнул и утих. Воздух заполнился тишиной.
Глубинные прекратили петь. Фаэтона заметили. По толпе пронеслась молва, которую Фаэтон не слышал, и тысячи лиц, недовольно ворча и перешёптываясь, обернулись на человека в золотой броне. Все глаза смотрели на него.
Преследователи замерли у подножия пристани. Очевидно, что бы они не задумали, проворачивать это на виду им не хотелось.
Ропот толпы нарастал, раздались выкрики, и тут поднялся чудовищный гул, подобного которому Фаэтон не слышал – тысячи голосов орали на него, приказывали не мешать празднику, уйти, убраться подальше, скрыться. Вместо музыки небо наполнили визгливые вопрошания и крики гнева.
А троица врагов не шевелилась. Фаэтон указал на них пальцем. Он понимал, что его слов в таком гомоне никто из людей не расслышит, но также он знал, что его слушали не только люди, за каждым его поступком пристально следили Софотеки и Композиции, и событие, во всех подробностях, мгновенно окажется на каналах для сплетен и новостей.
– Вот враги Золотой Ойкумены, и они среди вас. Кто управляет этими манекенами? Где констебли? Почему я не защищён от жестокости? Ничто! Ты не сможешь и не посмеешь напасть в открытую, несмотря на свой превосходящий разум! Объявляю тебя трусом!
Над скопищем поднялась новая волна гула, но тут, внезапно, направленные на него взгляды потеряли блеск. Люди больше не сердились, на неверящих лицах не читалось отвращение – по общему молчаливому согласию, все просто перенастроили фильтры ощущений и вырезали Фаэтона из восприятий. Возможно, они его и из памяти стёрли – чтобы брехня помешанного изгоя не омрачала воспоминание о том замечательном дне. Все головы повернулись к озеру разом, как пшеничные колосья под порывом ветра.
А Фаэтон лишь ухмылялся. Общество воспитало их на поддельных ощущениях, и в этом их изъян. Они могли настраивать фильтры как угодно – действительность от этого не изменится. Глубинные не носили фильтров, и, пока у них был открыт хотя бы один канал с Ментальностью, они видели Фаэтона, и, поскольку он не мог отблагодарить их за выступление, они петь не начинали. Толпа могла его забыть, но Глубинные при нём не запоют.
Они ждали, чтобы он ушёл? Покинул пределы слышимости песни? Но ведь понятно, что путь пешком займёт несколько часов – они столько ждать не готовы. Также понятно, что правила изгнания не позволяют продавать или дарить право на поездку. Оставался единственный выход – увезти его насильно.
Кто сломается первым в состязании упрямств – Фаэтон, убеждённый в своей правоте, или толпа, которую, возможно, грызло сомнение в решении Наставников?
Если бы противники были уверены в том, что правы, подумал Фаэтон, они бы просто попросили констеблей его убрать. А если нет…
Люк захлопнулся перед носом, а мостки пристани втянулись в причальную башню. Фаэтон стопами почувствовал толчок – дирижабль взлетел.
Его увозили. Фаэтон успел увидеть, что три манекена-преследователя неподвижно ссутулились у основания уже сложенной пристани. Их руки и головы безвольно повисли – по позе было видно, что эти тела покинули. Агент Ксенофона (софотек Ничто, или кто-нибудь другой, ими управлявший) отсоединился и сбежал.
Мимо окон наблюдательной палубы пронеслись накренённые причальные башни и балкон, опоясавший орбитальный лифт. Дирижабль описал изящный полукруг, набрал высоту и поймал ветер.
Радость от победы омрачилась тут же, как Фаэтон увидел, далеко внизу, синие просторы Виктории. Солнце подсвечивало рябь, глубины отражали форму далёких облаков, и среди отражений плыла флотилия древних существ, с расправленными парусами, но песня не достигала такой высоты – до дирижабля долетал лишь приглушённый, тоскливый отзвук.
Даже если произойдёт чудо и изгнание отменят завтра, эту глубинную песню он никогда не услышит и никто её не опишет.
Фаэтон резко подошёл к носовому окну и уставился на африканские холмы и небо впереди.
Серебристая полоса побережья осталась позади. Впереди был Индийский океан – бескрайнее поле кобальтового цвета, иссечёное пенистыми шапками волн.
