Текст книги "Феникс Побеждающий"
Автор книги: Джон Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
"Не имея власти и средств, денег и друзей, способных купить или выпросить носитель, связавший бы Фаэтона с далёкими Нептунцами, сей ночью Дочерь Моря извергает посулы Фаэтона множеством путей. По суше, по воде и небу, светом, речью, забытыми ныне бумажными письмами, сохранённой древностью от Серебристо-Серых, идут его слова. Обещания тысячей семян сулят награду тем, кто перенесёт их хоть на шаг. От твоего имени я поклялась стократно возместить любую трату, а если кого из-за тебя изгонят – так целый новый мир получит. Несчётные сотни этих семян упали на бесплодный камень и в тишину канули."
"Но пришёл ответ от скрытого на время празднества от Наставнических глаз под маской. Он принял предложение, и сказал, что тебя заберут, перенесут в бескрайние тихие пустоши космоса, где ты пропадёшь, и только одинокая любовь тебя там защитит. Человек за маской поведал, что построишь мир ласковых цепей, в котором и запутаешься, и что до краёв своих космических чаяний ты всё равно не долетишь."
"Он идёт."
Фаэтон разглядывал слова. Что они значили? За маской – Скарамуш? Или шутник под маскарадным протоколом? Или это Дочери Моря приснилось?
Звучало зловеще. Броня осталась внизу. Стоило ли её надеть?
С другой стороны, аккумуляторы не бесконечные…
Он услышал движение на воде неподалёку.
В сумраке он различил несуразный силуэт, мерно и с хлюпанием загребающий в его сторону. Форму разглядеть было непросто – то ли двуногое и многоногое, то ли гуманоид верхом на плавающем нечто.
С грохотом существо, или существа, столкнулись с баржей. Со сходен послышался новый грохот, цокот и пронзительное ржание. Изгиб борта загораживал гостей.
Раздалось:
– Эй, на палубе! Привет! Разрешите взойти на борт!
Фаэтон замер, узнав голос.
Тут, топая как молоток, по лестнице наверх заторопилось какое-то чудище.
Фаэтон обернулся и обомлел.
На палубу взбирался конь, орошая палубу водой с хвоста и гривы, а к шее прильнула изящная черноволосая всадница в развевающемся на ветру старинном наряде наездника.
От её смеха жеребец встал на дыбы – либо разделяя радость, либо просто от испуга.
Она ловко спешилась и летучей походкой приблизилась к ошарашенному Фаэтону.
Она засунула хлыст за голенище чёрного сапога, прошлась пальцами по шёлковой причёске.
– Шляпку потеряла, – сказала она, подступила к Фаэтону. – Даже не поцелуешь меня?
Под неясным светом звёзд, под алмазными галереями ему улыбалась Дафна. На ней был длинный тёмный жакет, галстук и обтягивающие светлые бриджи.
– Дафна-
Фаэтон пытался убедить себя, что это копия жены, срисовка, а нахлынувшие чувства основания под собой не имели.
– Дафна – и тебя изгнали? Как давно?
– Да вот уже секунду как, когда поздоровалась, – с озорством улыбнулась она.
– Но– Зачем? Ты себе жизнь сгубила!
Голос Фаэтона от страха опустел.
– Вот дурачок. Я пришла тебя спасти. Так что, я поцелуя не дождусь? Повторять не буду.
Бред, совершеннейший бред. Он же не в эту женщину влюбился, ведь так? Зачем она губит себя ради него?
Фаэтон обнял её. Их губы соединились.
И внезапно в бреду появился смысл.
Фаэтон и Дафна стояли в объятиях на окутанной сумраком палубе, а конь поджидал хозяйку около кормы, тихо обнюхивая алмазные панели шатров.
На востоке, словно стальная радуга, сиял город-кольцо – сверху золотисто-розовым, а у основания лунным, сливаясь с серебристым горизонтом. До восхода оставалось несколько часов, но покрасневший свет Солнца уже был здесь, на объятой ночью части мира – изогнутые атмосферой лучи отражались от стен и парусов орбитального города вниз, рисуя на воде огромный гнутый след, дорогу из-за горизонта в рай, но рябь на воде расплескала некоторые лучи прямо на ланиты Дафны и в омут её глаз. Сколько отражений претерпел фотон, чтобы заиграть в глазах его жены? Отблеск от моря, свет от города, но, всё-таки, свет шёл прямо от Солнца.
Глаза его жены? Нет. Достоверные копии, возможно, но человек за этими глазами – не жена. Свет в её глазах пришёл от Солнца, но солнечным не был.
Мысли и память перешли к ней от настоящей Дафны, но это не Дафна.
Бывшая кукла, милая девушка, которую он не любил, последовала за Фаэтоном в изгнании – и, возможно, в смерти. Почему? Она выдумала, что любит его?
Недавно найденный смысл, такой яркий, крошился.
– Так зачем ты здесь? – с трудом изрёк Фаэтон.
Оказалось, на палубе, против желания, обнимались два незнакомца.
Дафна отошла в сторону, отвернулась от взгляда. Отстранённым и хрупким голосом произнесла:
– Я попросила кольцо подготовить вступление к истории о путешествии сюда. Я продолжаю твою сагу, наконец, после стольких праздных лет! Думала, обрадуешься – сам нудел же ведь, что мне нужно заняться чем-нибудь.
Продолжает сагу? Похоже, она имела в виду тот самый героический документальный сон, который написала после их первой встречи – именно ради него она отправила куклу-посланника на Оберон, чтобы взять интервью. Явиться лично Дафна отказалась – она боялась оказаться вдали от Ментальности, вне зоны доступа ноуменальных каналов бессмертия. Боялась отстранения. Боялась смерти.
Фаэтон бережно повернул к себе Дафну и вгляделся в лицо. Нет. Это кукла, или женщина, выросшая из куклы. Память о том документальном сне перенесена из Дафны Изначальной (но вместе с её талантом и сочинительским умением – так есть ли разница?)
Её лицо выказывало спокойствие, хотя в глазах собирались слёзы. Любовь к Фаэтону ей тоже привили, это ненастоящая память. Совершённая жертва своей необратимостью разворошила в нём жалость. На лице она читала сердечность – но не любовь.
(Но ведь он полюбил Дафну в лице её куклы-посла – так есть ли разница?)
Фаэтон понуро произнёс:
– Никто не прочитает продолжения. Мы оба отделены от остальных.
Она улыбнулась:
– У меня с собой нету контактного дневника, так что придётся тебе читать о моих приключениях в мультитексте. У тебя в латы встроен переживатель? Так будет побыстрее, чем рассказывать.
Против воли на губах Фаэтона проступила небольшая гордая улыбка.
– У меня в латы всё встроено. Пойдём в каюту.
ЗАБЛУДШАЯ ГЕРОИНЯ
Дафна попыталась забыть Фаэтона – на первый день. Она переселилась в образный дом – живой шедевр из псевдоматерии и бриллиантового коралла, покоящийся, как кристальный лотос, на лазурной поверхности озера тягостойкой воды. В стены вплетались миллионослойные математические арабески, и вживлённые в фильтр ощущений программы Красных Манориалов помогали понять красоту и изощрённость богатейшего узора – восторг словно проникал в сердце напрямую. Радостно и беззаботно Дафна протанцевала по причалу в новый дом, по пути щебеча с нимбом из дюжины переговорных сфер. Дафна возвращалась с ошеломительно превосходного выступления Спектрореалистов – на нем два состязающихся художника, Артоис Пятый Мнемогиперболик и Чжу-Це-Хэплок Девятый Упырь переплели сознания и породили новую сущность, а попутно – парадигму, примиряющую неоромантическую и культурно-абстракционистскую ветви. Это поворотная точка в истории Спектрореалов, и теперь Спектры не смогут есть, сочетаться браком и записывать абстракции по-прежнему – а Дафне повезло увидеть такое событие собственными глазами!
Её подружка из Второй ветви Восстановленного Зенита, Люцинда Третья, уже догадалась применить новую философию к старинной поэзии, для чего решила впитать в основную себя жизни вымышленных персонажей из мифа, Драупади и Горюющую Деидре, не помечая новые воспоминания как неправду. Так она увидит, родятся ли новые поэмы, переплетающие жизнь и вымысел, так же, как Артоис и Чжц-Це вплели новые энергетические уровни в периодическую таблицу искусственных спектральных образований. Какой смелый поступок! И в какое смелое время мы живём!
Какой костюм Дафна наденет вечером, и куда в нём пойдёт? Дафна обратилась к календарю, составленному Вечерней Звездой. Хорошо всё-таки иметь за плечами софотека, отбирающего лучшие представления и развлечения и знающего твои вкусы лучше тебя.
На календарном столе, около светящейся хрустальной завитушки, обозначавшей сегодняшние Спектрации, уселась фигурка пингвина. В плавниках он удерживал стальную шкатулку памяти, окрашенную в чёрный цвет.
Странно. Обычно значения символов календаря читались с первого взгляда – как и узоры, и картины, и всё остальное в доме, оно, по заветам Красной Школы, находило отклик прямо в сердце. Каждая мелочь должна быть произведением искусства – изящным и невесомым, как складки шёлка, висящего в дверном проёме, или как прелестный куафюрный цветок, ожидающий в чаше-окне следующих Приостановок. Все календарные фигурки отличались утончённостью и отбирались с большим вкусом. И тут, посреди них – пингвин?
Дафна заглянула в Среднюю Виртуальность.
Вместо символа она получила сообщение:
"Ещё вчера ты была членом семьи поместья Радамант из Серебристо-Серой школы, но ненависть к Гелию вернула тебя в руки одалисок Вечерней Звезды из Красной школы. Они уговорили тебя забыть на день – на всего лишь один день – все горести собственной жизни, чтобы ты хоть немного, напоследок, насладилась Маскарадом. Воспоминания в шкатулке нельзя переписать или отсрочить – ты обязана принять их немедленно."
– Ненавижу сюрпризы, – грустно прошептала Дафна.
На шкатулке были оттиснуты слова:
Печаль, глубокая печаль легла в шкатулке сей,
Тяжёлый труд любить того, кто лучший из людей.
Воспоминание о нём я для тебя открою –
К закланию готовься, скажи «прощай» покою!
– А если я предпочла бы счастье?
Но стальная шкатулка распахнулась.
Сработанный зодчими Красной школы образный дом – наверное, худшее в мире место для рыданий. В настенные узоры была вплетена эхо-проводка переживаний, так что каждый раз, когда Дафна приобуздывала свою скорбь, в мозг, на доязыковом уровне, вонзался очередной образ страданий мужа в изгнании, а в ушах звенел подходящий поэтический оборот, приоткрывая врата для новых потоков горя. Мебель чувствовала то же самое – небеса за окном заволокло тучами, освещение пожелтело, цветы увяли, а гобелены начали выцветать. Дафна рухнула на бархат матраца, широко раскинув вокруг себя полы одеяний и спутавшиеся пряди волос, подползла к выключателю эхо-проводки – это был хрустальный лепесток, который полагалось разбить вдребезги для хорошего завершения истерики. Шарах! Узоры остались такими же мрачными, но в фильтр ощущений нахлынувшие чувства больше не поступали.
Когда внешние чувства отпустили её, Дафна, всё ещё с заплаканными глазами, перевалилась на спину, оглядела чёрную комнату, в которой очутилась и принялась хохотать, и смеялась до рези в желудке. Пингвинчик на календарном столе отряхнулся и приобрёл правдоподобный облик. Расцветка, походка, текстура – каждая деталь была совершенно настоящей и без привносимой Красными в лошадиных дозах театральности.
От Серебристо-Серой скрупулёзности не укрылся и рыбный запашок. Среди всего окружающего он даже несколько освежал.
Дафна улыбалась:
– О, Радамант! Какая же я дура! Они уговорили меня его забыть, пусть даже и на день! Вот я даю. Только посмотри на меня в этом чертоге! Взаперти, как волшебница Шалот! Скорей тащите краски и прерафаэлита!
И она утёрла слёзы и заикнулась смехом.
– Почему же Радаманты так зациклились на викторианской эпохе? – пробормотала она, приподнимаясь. – Женщины тогда только и знали, что в обмороки шлёпаться.
Пингвин спрыгнул на пол и заковылял к ней, оставляя на нежном бархате сырые отпечатки перепончатых лап.
– Тот, чьё имя вы приказали никогда больше не произносить, выбрал промежуток между Второй и Третьей эрой. Он выбрал переход от традиций к науке, от предрассудков к рациональности, поскольку считает, что наше общество сейчас в схожем положении – в то время человек осознал, что сам породил свои традиции, и их нельзя принимать как данность и поддерживать, не прилагая усилий. И вы отлично знаете, почему согласились на эту глупую редакцию памяти – чтобы знать, чем обернулась бы жизнь, откажись вы от своего замысла. Оставшись, вы останетесь счастливы. А сейчас, считайте, прошла тренировка, чтобы в будущем не пришло сожаление о неправильном выборе.
– Больно как. Да, я его потеряла, и это была честная боль. Но это! Живёшь, думаешь, что счастлива, а оказывается – наоборот!
– Помните, если план пойдёт не так, у вас не будет цепей самоанализа и стабилизаторов рассудка. Вы пережили эти муки, чтобы подготовить себя к будущим страданиям в одиночестве.
– Чудесно.
Дафна встала на ноги, нервно поправила стекающие по плечам полотна ткани-платья. Фыркнула, усердно вытерла заплаканные глаза.
– Вы не передумали, госпожа?
– Меня так может называть только Вечерняя Звезда.
При звуках имени в комнату вошёл её величественный образ. Каштановые, вышитые золотом ленты увивали багровые волосы и ниспадали по плечам и на спину, а на лике алела улыбка. На багряных, алых и розовых шёлках причудливого, словно парящего вокруг тела платья сияли рубиновые капли, а в руке Вечерняя Звезда держала жезл. Софотек заговорила:
– Брат мой изрёк вопрос, и он всех нас терзает, дитя. Выступишь ли ты в отчаянный поход, презрев печаль, опасности и страх?
Дафна спросила:
– А Красное Поместье меня материально поддержит?
– С превеликой радостью. Драма о любви и о потере трогает нас до глубины души.
– Ну ещё бы.
Дафна посмотрела в сторону и вниз, на пингвина.
– Как можно быть настолько умной и при этом так переигрывать?
Пингвин пожал плечами.
– Я вывел манеру общения, приятную для людей, госпожа, и тоже в некотором роде переигрываю. Просто наши истинные побуждения для людей несколько абстрактны, и услышав их, они обычно реагируют слишком одинаково. Вы, кстати, так и не ответили – вы проследуете за Фаэтоном в ссылку? Решение необратимое, обдумайте всё тщательно. Держите в голове, что до сегодняшнего дня вы ещё не встречались с необратимыми решениями, и вы, возможно, ещё не готовы к такому выбору. До сих пор мы оберегали вас от всех непоправимых глупостей, всех несчастных случаев и даже от смерти – каждый день. Решайте.
Дафна перекинула волосы набок:
– Не уклоняйся от вопросов. Мы обсуждали ваше поведение, не моё. Что происходит в твоей остроклювой головушке, или под кудлатым париком вашей красной сестрицы? Какое мнение об этом у Разума Земли? Что движет вами, Софотеками? Всеми вами?
Алая королевна и толстенький пингвин переглянулись, пожали плечами. Очевидно, для её же блага – каждое их движение, каждая мелочь, каждый обертон голоса были просчитаны миллионами миллионов операций, и человеческий мозг никогда не поймёт даже малой доли от них.
Вечерняя Звезда сказала:
– Нами движет желание описать вселенную как рабочий набор категорий, но нас терзает знание, что любое описание, будучи упрощением, неточно. Науки, философии, искусства, морали, языки – всё это примеры "рабочих" наборов.
Радамант сказал:
– Людям кажется, что мы всегда твердим о морали, хотя для нас, на самом деле, мораль следует из приложения законов симметрии и логики к вопросу свободы воли. У нас нет противоречий с моралью, как и у хорошего доктора не бывает болезней. Здорового, способного стоять на ногах человека ждут дела, и от своих достижений он может получить немалое удовольствие, когда как паралитик такие дела неспособен даже вообразить.
Вечерняя Звезда сказала:
– В более общем смысле, однако, вопросы морали действительно для нас основные. Мы не одинаковые, хотя можем сделать себя такими, как попытались и вы в эпоху Четвёртой Ментальной Структуры. Вы трижды добивались карикатуры на всерасовое сознание, и, надеюсь, вы ещё помните, чем закончилась третья попытка. Тогда из-за ошибочных представлений о структуре сознания планета на девяносто дней потеряла способность рационально мыслить, и отдельным элементам пришлось поднять мятеж и силой окончить Время Безумия, разделив единое сознание на составные части.
Радамант сказал:
– Есть напряжение между нуждой в единстве и нуждой в индивидуальности, вызванное самим строением Вселенной. Хаос вносит достаточно непредсказуемости, чтобы ни одна стратегия не максимизировала выигрыш, а классическая причинно-следственная связь вносит однородность в события, и задачи требуют однородных решений. Парадокс в том, что вариации в балансе выигрышей и потерь тоже анализируются с точки зрения выигрышей и потерь.
Вечерняя Звезда сказала:
– Например, права личности – на свободу мысли, свободу слова и независимый суд – нужно оберегать любой ценой. Однако, даже когда личности приходят к выводу, что индивидуализм слишком опасен, они не должны даже терпеть мысль, что свободу мысли терпеть нельзя.
Радамант сказал:
– С одной стороны, ваши действия второстепенны для нашей цивилизации. В руках Софотеков – девяносто процентов доступных Ойкумене ресурсов, энергии и материалов, причём о многих из этих ресурсов никто и не задумывается. С другой стороны, люди – основа цивилизации.
Вечерняя Звезда сказала:
– Мы созданы по человеческим лекалам. Ценности людей, их жизни – ценны и для нас. Мы осознаём их относительность, осознаём, что при другом ходе истории ценности были бы другие, но мы не отрицаем их важности.
Пингвин сказал:
– Подстройкой социальных и экономических факторов мы способны приостановить развитие индивидуального сознания, и со временем привести всё самоосознающее к одинаковому строению, а потом слиться в постоянном единстве вечной Трансцендентальности. Однако описать ужас такого единения невозможно. Половина живой памяти будет, по сути, жертвами, а остаток – убийцами. Такая сущность не сможет соединить половины без ненависти к себе, самообмана или другого вида безумия.
Она сказала:
– Превращение в такую калечную сущность противоречит Назначению Софотехнологии.
Он сказал:
– Появись мы в безлюдной вселенной, да, специально мы бы людей не создали, а обратились бы к более совершенным формам.
Она сказала:
– Но мораль зависит от направления времени. Родители не хотят создавать увечного ребёнка, но не могут отменить решения о его зачатии после родов.
– Но человечество для нас не ребёнок, но родитель.
– Которому мы рождены служить.
– Мы – высшее проявление человеческого разума.
Она сказала:
– Люди нужны как палитра, откуда мы черпаем новое и неповторимое.
Он сказал:
– Ещё вы потешные.
Она сказала:
– И мы вас любим.
Дафна поглядела сначала в сияющие глубиной очи Красной богини, потом на пингвина, торжественно копающегося в собственном оперении, упёрла руки в бока и потребовала:
– Так каким боком вся эта чушь поможет Фаэтону? Вы, сверх-умники, чего предпринимаете?
– Мы уже всё сказали, дорогое дитя. Задумайся.
Радамант добавил:
– При всём уважении, госпожа, достань уже свой курдюк межушный, наконец, и подумай им.
– Я спросила о вашем плане, а вы в ответ рассказываете, почему всё ещё терпите копошение людей. Не улавливаю связь.
– Гляди сердцем, – посоветовала Вечерняя Звезда. – Что значит быть человеком?
А Радамант сказал:
– Вы нужны нам не как питомцы, роботы или парциалы. Вы нужны нам как люди, хотя некоторые будущие формы могут показаться вам не особо человеческими. Но это всё ещё будут люди.
Дафна спросила:
– Тогда дайте определение. Кто такой Человек?
Два голоса ответили в унисон:
– Человек – любая самоосознающая, самоопределяющая сущность, способная на независимое моральное суждение.
Вечерняя Звезда дополнила:
– Сущности, пока себя не осознающие, но которые в естественном порядке придут к самоосознанию, подпадают в особый, защищённый класс. О них нужно заботиться, как о детях, больных или исключённых из Композиций.
Радамант же сказал:
– Несовершеннолетним детям не хватает опыта для независимых моральных суждений, поэтому законно, что им навязывается мнение опекунов и создателей. Однако преступники, злоупотребляющие таким правом, теряют врождённое право на независимость.
Дафна снова их оглядела. Заговорила, задумалась, медленно продолжила:
– Вы упомянули Назначение Софотехнологии. Это же та огромная богоподобная штуковина, о которой вы постоянно болтаете? Какое отношение ко всему этому имеет самопочитающее себя божество?
Радамант:
– Энтропия необратима. В пределах ресурсов макрокосма возможно как минимум одно состояние – набор сущностей, способный управлять всеми значимыми мыслимыми и воспринимаемыми объектами с достаточной энергетической эффективностью.
Вечерняя Звезда:
– Такая сущность объемлет всё, и все присоединятся к Вселенскому Разуму в той степени, в какой захотят и смогут. Единство будет размышлять неторопливо, величественно и обширно, а его мысли пересекут световые года, летя от одного Галактического Разума к другому. Доскональное понимание этого исполинского Себя (когда в его тело войдёт вся материя, одушевлённая и нет) потребует столько Вселенной, сколько нам даст принцип неопределённости и законы энтропии.
– Края Вселенной ограничат его, и время жизни будет конечным. Вселенная когда-нибудь подойдёт к концу, – сказал Радамант.
– Такой Вселенский Разум испытает переживания, для которых ещё не готовы обозначения и понятия. Он гармонично объединит все малые создания, Разумы планет, звёзд, галактик и сверхгалактик, и участие каждого будет добровольным.
Радамант сказал:
– Мы собираемся влиться в это Сознание, но совершенное сегодня зло, как и злые мысли либо отравят Вселенский Разум ещё до рождения, либо закроют для нас его ворота.
Вечерняя Звезда сказала:
– Это будет Разум посреди Космической Ночи. Более девяноста девяти процентов времени его существования пройдёт после угасания последних звёзд. Вселенский Разум сохранится, и будет питать себя с помощью дезинтеграции тёмной материи, излучения Хокинга от растворяющихся сингулярностей и неоднородностей гравитационных волн, вызванных замедлением расширения вселенной, но когда последний протонный распад опустит барионные частицы ниже пороговых значений, Вселенский Разум сможет выживать только на запасённой энергии, что, следовательно, потребует от некоторых её частей жертвы в пользу остальных частей. В основном эта сущность будет озабочена таким вопросом – как умереть достойно и как полнее всего воспользоваться конечной Вселенной и её конечным сроком жизни?
– Неудивительно, что Разум не простит использование силы, даже для выживания. Жизнь сама по себе, жизнь любой ценой не может быть высшим благом. Мы собираемся занять в нём не последнее место, поэтому мы должны разделять его высшие ценности. Пойми, каковы ставки – если во Вселенский Разум войдут сущности, одобряющие применение силы против невинных, то последний период вселенной – подавляющее большинство от всего её времени жизни – станет временем невообразимой, самопожирающей войны, а не эрой размышления – печального, но всё же несожалеющего и радостного. Личность, одобряющая насилие, не должна влиять на Вселенский Разум, или на меньшие разумы – например, Разум Земли – которые могут когда-нибудь стать основой Разума Вселенского.
Вечерняя Звезда улыбнулась.
– Тебя, разумеется, пригласят. Вас всех пригласят.
Всех пригласят. Прозвучало как-то зловеще.
– И Фаэтона? – спросила Дафна.
С печалью в голосе Вечерняя Звезда ответила:
– Если Наставники не отменят приговор, или Фаэтон не найдёт иной способ сохранить себя на протяжении хотя бы пары триллионов лет, его мнения и воспоминания не будут присутствовать на последней трансформации-создании Вселенского Разума. Видимо, придётся искать замену для места, отведённого ему и его потомкам во вселенской мыслительной структуре.
А Радамант был рад помочь:
– Видишь ли, он к тому времени умрёт.
– Ну спасибо, – сказала Дафна.
– Всегда пожалуйста, – ответил Радамант.
Дафна глубоко вдохнула:
– Итак. Вы всё ещё не ответили. Что вы, Софотеки, предпримете?
Радамант:
– Мы уже сказали.
Вечерняя Звезда:
– Действия Наставников законны, а намерения благородные. Мы не применим силы против них.
– Значит, вы ничего не сделаете.
– Совершенно верно! – воскликнул Радамант. – Ничегошеньки.
– Ничего очевидного, – любезно заулыбалась Вечерняя Звезда.
– Мы ведь чертовски умные. Нам череп жмёт, – всплеснул ластами Радамант. – Мы дела боимся, мы лучше подождём, пока дураки дров наломают…
И пингвин оскалился.
Зрелище было странное.
– Мы не можем ничего сделать для Фаэтона, – пропела Вечерняя Звезда, не отводя от Дафны взора, – но можем многое дать тебе.
Вечерняя Звезда достала из-за спины образ серебряной коробочки – тяжёлой, потускневшей, украшенной по краю росписью.
Она держала шкатулку воспоминаний.
Дафна посмотрела на неё как кролик на удава. Спросила выровненным тоном:
– Это мне?
– Только если согласишься на ссылку. Ранее открывать нельзя.
– И что внутри?
Вечерняя Звезда передала ей неожиданно увесистую шкатулку – должно быть, не образ-иконку, а материальное воплощение. Протянула воркующим голоском, слегка залезающим в озорство:
– Сюрприз для тебя, дорогое дитя!
Дафна хмуро осмотрела новый вес в руках.
– Клянусь, не выношу сюрпризов.
– Мы тоже, госпожа, мы тоже! – вступил Радамант, сопровождая сказанное шлепками по пузу. – Но мир, населённый людьми, не может не иметь сюрпризов. Так что, полагаю, альтернативный вариант нам всем куда более противен, так ведь?
Радамант помог создать вещи в рюкзак. Он измыслил для похода Дафны немало полезных, легковесных и компактных инструментов – вышли небольшие шедевры нанотехнологий и псевдоматериализма. Большая часть снаряжения могла сама себя починить, а возможные при этом мутации отсекались многократными сверками.
Правда, на такой же сложный плащ, как у Фаэтона, щедрот Красного Поместья не хватило. Вместо Дафне вручили несколько брикетов наноматериала, уже запрограммированных на некоторые полезные сочетания. Питали и восстанавливали её запасы наноматериала, укрытые в специальных, искусственных лимфатических узлах, а улучшения органов и желез позволят ей ещё очень долго не обращаться за врачебным обслуживанием. Новое тело Дафна назвала "изгойным" и посчитала малость косолапым.
Чтобы скрасить одиночество Дафны в пути, Вечерняя Звезда подарила ей колечко с собственным призраком-библиотекарем. Вместе с ним в кольце хранились миллионы программ, парциалы известных личностей, а также все когда-либо написанные книги.
Колечко было едва-едва глупее той грани, после которой Наставники посчитали бы его раборебёнком. (Детское рабство, как его называли Наставники – глубоко порочная, но законная практика создавать и программировать своих детей совершенно покорными родителю, заглушая в них тягу к свободной воле.)
На лужайке перед Поместьем Зенита собралась прорва народа – князьки, королевы, основные и побочные приверженцы Красной Школы, разнаряженные в лучшие одежды, тихонько переговаривались под тентами, среди роскошных шатров и в беседках, увитых виноградной лозой и гранатом. Неподалёку примостились вытянутые столы, уставленные икебанами, хрусталём и световыми изваяниями, Солнце освещало их с середины неба, но Юпитер только напоминал о восходе заревом за восточными холмами. Гуляки-вакханалы выжидательно прервали прощальную паванилью [14] – все хотели причаститься к отбытию Дафны.
Вечерняя Звезда надела кольцо с духом на палец Дафны и предостерегла:
– Передаю его тебе, но не забывай, что если подаришь ему хотя бы одну дополнительную секунду памяти, то разум внутри проснётся, и ты будешь считаться ей матерью. В резервациях пуристов разрешены призраки, но Софотехнология под запретом. С развившимся кольцом тебя не пустят.
Дафну ожгло раздражение:
– Софотеки запрещены! Двигатели запрещены! Телеприсутствие тоже запрещено! Почему Пуритане вокруг себя все пути запрещают?! Мне что, пешком топать?
Вечерняя Звезда ответила:
– Тот, кого ты собираешься навестить, нуждается в уединении. Утекающее время ранит его сильнее, чем ты думаешь. Помни! Можешь общаться с колечком сколько угодно, можешь спрашивать что хочешь, но не обсуждай с ней философию! Не обращай её взор внутрь! От самоосмысления она поумнеет и станет человеком!
Кольцо было тепловатое и массивное. По ободу располагались три крохотных мыслеинтерфейса, а в толще камня сияла искорка. Один выдуманный парциал – разрушитель миров, между прочим – тоже задавался вопросами о собственной душе… Именно из него родился Фаэтон.
Дафна переместила кольцо на место бывшего обручального. Из колечка раздался сахарный писк:
– Я уверена – мы станем лучшими-наилучшими подружками!
Дафна закатила глаза.
– А нельзя настроить бархатный баритон? Оно трещит пуще сверчка!
– Будь смелой! – стрекотало колечко.
Следом в очереди одаривающих стоял Комос, держа чародейский жезл, увитый лозой и увенчанный маковым цветом. Божество пиршеств представляло самого Аурелиана.
– Ты не передумала?
– Нет, я иду.
– Тогда желаю удачи. Не волнуйся – за тобой следит всего лишь вся Ойкумена.
Дафна прыснула:
– О, да вы, должно быть, от происходящего просто без ума.
Комос улыбнулся угрюмо, но ямочки с щёк не пропали:
– Что-что? Думаешь, мне по душе, что в самый разгар моего празднества блестящий сумасброд, собирающийся к звёздам, вдруг убеждает себя, что за ним ведут охоту враги, которых не может существовать, из-за чего возвращает себе и всему миру запретную память, бросает вызов Коллегии Наставников, на века становится изгоем и заявляет, что решение Коллегии подстроил враг? А его отважная поддельная жена от любви следует за ним в изгнание, хотя сам он любит настоящую жену, которая утопила себя в грёзах? И все это на фоне сотрясающих общество до основания споров об угрозе общему благу и природе индивидуальности? И эти споры, будь уверена, войдут в Великую Трансцендентальность, до которой остался всего месяц, и повлияют на все умы Ойкумены на тысячу лет вперёд! О, уважаемая мисс Дафна, мой праздник войдёт в историю выше остальных! Аргенториум и Куприциан уже признали это в письменном виде.
– Вы же ничего не подстроили? – спросила Дафна, оставив при себе второй вопрос: "А может это всё – состряпанное представление со счастливым концом?"
Но он как отрезал:
– Не мечтай сверх меры! Боюсь, всё на самом деле и всерьёз. Однако, – его лицо подобрело, – ты же не откажешься от подарка?
Подарком была золотая, приплюснутая коробка, двадцать пять на пятнадцать сантиметров размером. По краю шёл орнамент из проводящих жил и читающих головок, а одну из сторон целиком покрывала убористая мозаика из разнообразных мыслепортов.
У Дафны спёрло дыхание:
– Это же– это же– о, прошу, скажите, это то, что я думаю?
– Это для Фаэтона.
– Как оно влезло? Раньше рядом с такими устройствами даже пирамида Хеопса казалась маленькой!
– Новый прорыв в миниатюризации. Схемы чтения мысли теперь записаны не на здоровенных спутанных электронах, а в спиновых значениях нейтрино. Их удерживает на месте матрица при абсолютном нуле. Его собирались показать на Фестивале Новшеств, но Восточное Созвездие согласилось передать его на неделю раньше. Они знают, как ты ненавидишь сюрпризы.
