Текст книги "Феникс Побеждающий"
Автор книги: Джон Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Округлым движением руки Фаэтон втеснил в затенённую каютку всю безблагодатность, нищенство и дикость своего нового окружения.
Потом перевёл дыхание и продолжил спокойно:
– И зачем Аткинс лгал? Я себя не обманываю, и это не наваждения. Хотя да, кое-что я всё-таки вообразил – я вообразил Аткинса порядочным. Я рассчитывал на его помощь. На его честность.
Дафна улыбнулась колечку и изящным движением вернула на безымянный палец левой руки.
– Лгал? Как же в наши дни, с ноэтическими проверками, возможна ложь?
Фаэтон раздражённо затряс головой:
– А как в наши дни возможно всё это?
Потом добавил:
– Но всего трёх дней в обществе Сырых мне хватило, чтобы убедиться в реальности бесчестия, безнравственности и всякой мрази. Одна женщина растила детей в симуляции, в полной безопасности, не пропуская ни единого сигнала из внешнего мира. Дети не могли даже подумать о побеге от этой удушливой любви – она проектировала их разумы так, чтобы они оставались слабоумными младенцами! И эта – лучшая среди местных! За ней – поставщик детской порнографии и наркотических грёз о каннибалических обрядах. Третий скупал древние предметы искусства – шедевральные скульптуры, бесценные портреты – и уничтожал на публике. Он бомбил археологические раскопки и устраивал костры из книг. А последний из них хранил на своей земле атомные боеголовки и боевые вирусы – в наихудших условиях, которые только позволены законом. Он ни на кого не нападал, никогда ничего из коллекции не использовал, но надеялся, что его склад когда-нибудь взорвётся от несчастного случая! И, уверяю, всё это – в рамках закона!
Речи Фаэтона шли резким потоком – он словно был рад опустошить цистерну, в которой уже долго копилось презрение к Сырым (и, пожалуй, к ситуации в целом.)
Под конец Фаэтон утих:
– Правда, неприязни к Наставникам у меня определённо поубавилось. Они необходимы, или кто-нибудь вроде них. Неужели Коллегия видит меня таким негодяем, как эти? Неужели и Аткинс так считает?
– Аткинс прав, тебе нужно это принять. Не вся твоя память настоящая – но ты даже не спросил, зачем я здесь и что знаю! А знаю я путь к твоему спасению.
Фаэтон вышел из задумчивости, метнул на Дафну строгий взгляд.
– А зачем ты тогда опустила некоторые мысли в кольце? Зачем оборвала историю?
Дафна вздохнула. Похоже, Фаэтон спрашивал только по-своему – либо никак. Она ответила напрямую:
– История обрывается, поскольку мне было некогда писать в дневник. Я была занята – искала тебя.
– Искала…? Почему бы не спросить Софотеков? Они должны знать, где я.
– Превосходная идея. Почему бы не спросить Навуходоносора? Может, тогда Нео-Орфей, Эмфирио и Сократ позовут меня с собой, и мы вместе, сцепив локотки, вприпляску спустимся к тебе по радуге, звеня бубенчиками на башмаках и напевая песенку трубочиста – как те Три Живоманта в конце Детской Оперы? Сдаётся мне, если бы я обратилась к ним, им было бы куда легче меня остановить, не находишь?
– Тогда как ты меня разыскала?
Тут её улыбка вернулась.
– По твоему следу из Кисуму, разумеется. Все на Земле знают, кто испортил увертюру песни Глубинных. Правда, тот твой друг – киборг-стервятник, считающий себя Композицией Воителей, не оставил записей в Средней Виртуальности. Радамант поначалу не мог узнать, где он летал и куда тебя отвёз.
– Радамант тебе помогал?
– Официально я не была изгнана, пока не заговорила с тобой.
– А. Конечно.
– Но, в любом случае, если бы я не догадалась, что тебя везут на Цейлон, даже Радамант не смог бы тебя отыскать.
– Не смог бы? Думал, Софотеки отслеживают передвижения всех.
– Они играют по правилам, и не позволяют себе знать то, что им знать не положено. С другой стороны, никто лучше них не извращает правила. Когда мы узнали, что ты на Цейлоне, мы нашли у Стервятников запись о входе, и с её помощью юридическое сознание Радаманта раскопало остальные записи. Диспетчерский подсофотек был вынужден отдать пассажирский манифест киборга – есть на то какая-то правовая уловка, я в неё не вникала.
Деталь встала на место.
– Так это ты? Композиция позвонила мне, когда вы рылись в журнале. Но зачем ты пряталась? Зачем записалась под моим именем?
Дафна расхохоталась, запрокинув голову.
– Дорогой! И ты мнишь себя Серебристо-Серым! Стражем древних обычаев! Я не маскировалась. Я миссис Фаэтон Радамант, твоя супруга. Этим именем я назвалась.
Фаэтон промолчал, но тоскливый взор говорил громче слов: вы мне не жена.
Она села на край койки, подалась вперёд, уперевшись руками в одеяло по обе стороны от себя. Голова приподнята, плечи – в полупожатии. Поза выглядела покорной и дерзкой одновременно.
– Не смей мне тут отрицать нашу свадьбу! Я помню церемонию, помню первую ночь, я знаю, где ты прячешь мусорные файлы и почему терпеть не можешь яйца! И не надо заливать, что эти воспоминания ненастоящие! У самого таких полно, но себя почему-то не поправляешь!
– Не вынуждайте меня к грубости, мисс…
– Да ты как посмел меня "мисс" обозвать!
– … Вы мне дороги, и я ценю вашу привязанность, но, несмотря ни на …
Она закатила глаза.
– Ты порой так невыносимо напыщенный! Это от Гелия передалось. Помнишь, как нас переродило в подземном царстве? У тебя после тамошней утробы семь метровых ноздрей отросло, и ты не мог от них избавиться и потому скрывался, чтобы никто не заметил твои неконтролируемые носы. Умора! Но это всё от напыщенности – ты боялся насмешек. Как и тогда, во время второго медового месяца – боялся заниматься любовью в Ниагаре, хоть мы и вселились в плавучие тела! А на этот раз тебя пугают мои чувства. Не бойся их.
Фаэтон молчал.
Дафна тихо и холодно продолжила:
– А ещё я знаю, почему у нас нет детей.
Фаэтон прервал:
– Да, да, я понял, у вас память моей жены!
Продолжил мягче:
– И да, вы мне очень дороги. Очень-очень, как же может быть иначе? Но… вы не моя жена.
Она слегка пожала плечами. Уверенная улыбка белела в мягких тенях от свечей.
– Нам суждено быть вместе, иначе бы я тебя не отыскала. День назад ты загрузил себе сон. Мой сон. Я его сочинила. Я поставила на него счётчик – чтобы узнать, сколько людей посмотрело и кто они – и когда он показал загрузку с Цейлона под именем Гамлет, я поняла – это ты. Я знаю тебя. Я помню тебя. Я помню нас. Я помню, что мы друг для друга значим. А ты помнишь?
– Признаю, у тебя и неё воспоминания во многом совпадают. Но, чёрт подери, ты не знаешь, почему она меня бросила, почему утопила душу во лжи, лишь бы забыть меня. Ты не знаешь её причин!
Дафна воровато оглянулась на рюкзак.
Глаза Фаэтона расширились, в голосе проступил гнев:
– Ты знаешь!
– Нет, я…
Дафна нервно вскочила, растеряв всё самообладание и изящество.
Фаэтон схватил рюкзак, начал в нём шарить.
– Она сказала, так ведь? Сказала тебе, но не мне…
Он выудил серебряную шкатулку, наклонил в сторону тусклых свечей. Тень заполнила выгравированные буквы.
На крышке было написано каллиграфическим женским почерком:
Доставить моему отделённому парциалу перед её необратимой гибелью, криоизоляцией, изгнанием, коренной перестройкой сознания или иным случаем отдаления от цивилизации.
Аварийный код пробуждения, перезагрузки памяти и восстановления рассудка.
Ограниченная доверенность.
Этот документ отменяет все инструкции Вечерней Звезды.
(Опечатано) Дафна Изначальная Полурадамант Самоосознающая, Искусственная кора мозга (ограниченная передача эмоций), Базовая нейроформа (с латеральными связями), Серебристо-Серая Манориальная школа, Эра 7004 (До Сжатия).
Он сжимал серебро до белизны костяшек.
– Она дала пароль тебе. Не мне. Я Вечернюю Звезду умолял. Но она дала тебе, не мне. Ты можешь её вернуть. Не я. Для тебя она оживёт. Но никогда, никогда – для меня…
Как бы он не старался, крышка не откроется. Внезапно силы покинули его, он привалился к стене. Ноги поскользили по полу с пронзительным скрипом. Он не старался удержаться, не выпускал шкатулку из рук – Фаэтон осел, спиной к стене, безвольно раскинув ноги. Он склонился над серебром в своей хватке.
Пару раз его плечи дрогнули, но он не издал ни звука. Взор опустошился.
Дафна подошла, протянула руку, желая его подбодрить, но остановилась, отступила и сказала:
– Сама по себе шкатулка бесполезна. Даже если старая версия проснётся, она не согласится пойти за тобой в ссылку. Нужно доказать, что ты прав, показать недобросовестность Наставников, восстановить доброе имя и вернуться из изгнания. Для этого – вторая вещица в рюкзаке. Золотой планшет. Ты до сих пор не понял, зачем он нужен? Я выдержала все эти лишения, только чтобы доставить его тебе.
Любопытство Фаэтона было сильнее скорби. Он глухо спросил:
– И зачем он?
Она элегантно указала на брошенную сумку, напомнив официантку, подающую на стол особо изысканный десерт.
– Ты же инженер, любовь моя. Разберёшься.
Он бережно отложил шкатулку и вытянул из рюкзака золотую пластину. От изумления выпрямился, встал на ноги. Планшет в руках сверкал золотом, кроме одной стороны – её заполняла мозаика мыслепортов и читающих головок, подогнанная так, что их разнообразные формы складывались вместе, без промежутков. Подняв голову, он сказал:
– Это же устройство для ноэтической проверки.
Дафна с триумфом добавила:
– Отсоединённое от Ментальности. Независимое устройство, изолированное, стерильное, безопасное. Даже ты не сможешь поверить, что в нём сидели инопланетяне. Видишь? Чтобы доказать, что Наставники видели брехню, нет нужды выходить в Ментальность. Кто-то влез в твой мозг. Устройство позволит это доказать – всему миру. И себе.
С улыбкой она окончила:
– Проверься, и мы сможем поехать домой и жить вечно и счастливо.
Он посмотрел на шкатулку у её ног, поднял взгляд на Дафну, прищурился.
Алые губы Дафны раздражённо сжались:
– И да, разумеется. Нельзя вернуть её, не вернувшись.
Фаэтон осторожно заметил:
– Ты не очень обеспокоена перспективой (как бы выразиться поделикатнее..?) остаться одинокой в пользу настоящей себя.
В глазах у неё заискрилось немного надменное озорство, полуулыбка вернулась на губы. Голос оживился показной беспечностью.
– А. Ты про ту, устаревшую… ? Могу сказать так – пусть победит лучшая.
НОЭТИЧЕСКАЯ ПРОВЕРКА
Фаэтон, к своему удивлению, был рад увидеть бесстрашный, чувственный, заботливый взгляд в глазах копии своей жены. Она стояла в золоте огоньков свечей, положив руки на бёдра, чуть откинув голову и улыбаясь солнечной улыбкой. От её фигуры исходило тепло. Фаэтон притворился, что занят планшетом.
(Копия была неточной. Она, в отличие от настоящей, его не покинула, она его не ненавидела, она предпочла бросить себя в ссылку, лишь бы не потерять его… )
Фаэтон хмуро сверлил взглядом ноэтическое устройство. Решил – расплету чувства позже.
Он поднял прибор, замялся.
– Что не так? – спросила Дафна.
– Ничто мне мешает.
Она приподняла бровь. В зелёных глазах проскочила недоуменная искорка.
– Ничто тебе не мешает, ты хотел сказать?
– Софотек Ничто, то есть. Тот, про которого Скарамуш рассказал.
– Тот "злой" Софотек, построенный призраками на развалинах Второй Ойкумены?
– Он существует, – жёстко сказал Фаэтон, – я уверен.
Дафна откинулась на кушетке и расхохоталась, с облегчением, но и подтрунивая.
– О, дорогой! И ты воротил нос от всяких "дрянных детективов", "боевиков" и "благографомании"? Там тоже Вторую Ойкумену главным злодеем делают, причём у них истории позанимательнее твоих.
– Ты что, Наставникам веришь?! Думаешь, я подделал себе память?
– Нет, любимый, нет, конечно же. Я верю тебе, дорогой. Пришла бы я иначе?
После этих слов Дафна распрямилась и продолжила серьёзно:
– Я тебя знаю. Ты бы так не сделал. А если бы и сделал, по какой-либо причине, то сочинил бы что-нибудь получше! Ты же с писательницей живёшь. Серьёзно тебе говорю, история этого наваждения состряпана неумело. Сам посуди: Вторая Ойкумена так ненавидела Софотехнологию, что даже запретила её, приравняв к убийству. И они, после этого, построили нового Софотека?
– Скарамуш сказал, что Ничто создал я. Но он солгал, чтобы я открыл воспоминания.
– Так почему ты уверен, что этот Софотек вообще есть? Может, это всё – ложь? Почему твои враги не могут быть обычными, глупыми людьми?
Фаэтон молчал.
– А может ты себе льстишь? Считаешь, что тебя провести по силам только искусственному сверхразуму…?
Фаэтон ответил резко:
– Истина не зависит от моих мнений. Как и от мнений остальных, стоит добавить. Я мог бы обвинить Наставников в слепом самоцентризме, поскольку они не видят угрозу, мог бы обвинить Аткинса в трусости, за то, что он счёл врага воображаемым – я с лёгкостью могу обвинять каждого, кто не разделяет мои взгляды. Но иногда и слепцы с трусами правы, пусть даже и по случайности. А порой прав человек, на которого охотится враждебный, чуждый Софотек, построенный мёртвой цивилизацией! Рассматривая человека, мы не узнаем, правду ли он говорит. Нужно рассматривать факты. Итак, мисс – какими фактами вы подкрепите заявление?
Дафна встала в полный рост, голос её звенел то ли от злости, то ли от азарта:
– Факт! Показания Аткинса. Снова факт! Признание Вечерней Звезды, что на крыльце её мавзолея ни Скарамуш, ни какой-либо ещё манекен ни на кого не нападал. Третий факт – Ганнис пытался отсудить Феникса и распилить на металлолом ещё до всего этого дурдома! Он хотел тебя разорить – зачем же ещё ему помогать Гелию в деле против тебя?
Фаэтон прищурился, наклонил голову к плечу:
– Ганнис…?
– Ганнис с Юпитера! Представляешь? Композиция из сотни одинаковых мозгов, Софотек которой думает точно так же? По пути от Аткинса я почитала всякие сводки из кольца, и я не думаю, что Анмойкотеп работал один. Последнюю тысячу лет Ганнис стабильно теряет деньги. В молодости, в одиночку, Ганнис действовал смело. Но заработав побольше, он решил размножить себя в комитет – видимо, чтобы больше успевать. Но группы всегда придерживаются более безопасных стратегий. Всегда! (Тебе стоит почитать работы Колеса Жизни о экологии принятия решений внутри иерархической структуры.) А Гелий вёл себя иначе, и поэтому стал Пэром. Он действовал всё более смело, предпринимал больше рисков, а когда ему показалось, что и этого мало – родил сына, Фаэтона, который любит риск ещё больше отца.
Фаэтон обдумал новую мысль.
– Ганнис, значит? Думаешь, он с Благотворительной Композицией совершил насилие над памятью, пока я лежал в общественной капсуле?
– Это всё объясняет. Почему же ещё у мавзолея не было следов Нептунца? Почему же ещё нет доказательств тому, что на ступенях напал манекен? Вся эта драка – ложь. Записанная в рассудок ложь.
Наяву ли он сражался со Скарамушем? Благотворительная Композиция в своём приюте проводила все сигналы, считывала все движения и команды Фаэтона. Могли ли ему показать фальшивку?
Поверить сложно. Сама суть Композиций не разрешала уединения разума – командная структура Благотворительного масс-сознания выкладывала все свои мысли в общий доступ. Как же совершить преступление? Или даже задуматься о нём?
Но Ганнис, наоборот, хоть и состоял из сотен своих копий, был лицом частным, и мог прятать мысли и от публики, и от других себя.
Фаэтон сказал:
– Не представляю, как Благотворительная могла участвовать в заговоре, и я не вижу способа (с нашим уровнем технологий) подделать сигналы в общественном контейнере незаметно для хозяев.
– Когда ты опустил забрало, все внешние сигналы отсекло. Благотворительная не знали, что происходило в броне. Что если перезапись произошла тогда?
– Я был отрезан и от всех редакторов сознания.
– Кроме тех, что могли быть внутри доспеха.
– Хочешь сказать, я носил с собой редактор, а потом он сработал?
– Прямо как отсроченная шкатулка памяти.
– Мы говорим о физическом объекте внутри брони? Внутрь имел доступ только Аткинс – перед заседанием суда он установил зонд. Но… Нет, чушь какая-то. Я когда спускался, не раз проинвертаризировал все части брони от шлема до подошв, и постороннее устройство я бы заметил. Может, оно растворилось после использования?
– Я склоняюсь к тому, что это был мыслевирус, и существовал он только в мозгу. Кто-то скормил его тебе раньше, через Среднюю Виртуальность.
Возможно ли такое?
Допустим, с умом сработанное логическое дерево могло добавлять ложные воспоминания по одному, во время (воображаемого) разговора со Скарамушем, и на случай его реакций Скарамушем были заранее подготовлены ответы в разных вариациях. Сжатая полуразумная программа могла раскрыться в сознании и пересылать поддельные сведения к органам чувств, или сразу в кору, без посредников. Никакой внешний источник не увидит "вторжения" – Фаэтон носил программу в себе. Гипотеза Дафны также объясняла, почему ни Радамант, ни Благотворительная ничего не помнили о вирусной цивилизации, напавшей на всех – её просто не было. Не было сложнейшего вируса, способного обмануть Радаманта – Фаэтону просто заранее записали несложную цепь воспоминаний об успешной вирусной атаке, а потом включили её.
Но когда эту цепь включили? До общественного контейнера Благотворительной? До этого он был у Курии. Неужели Аткинс? Перед заседанием суда Фаэтон пил чай с Дафной в мыслительном пространстве поместья. Сигналами фильтра ощущений тогда управлял Радамант, он бы не пропустил вирус через Среднюю Виртуальность.
Если только вирус не спрятался в дневнике Дафны…?
Понятно, что его мысли полностью подделали до того, как он открыл шкатулку, поскольку после этого он был в поместье, в комнатах Гелия, а потом – на разбирательстве Наставников.
Или программа действовала дальше? Достаточно изощрённый троян мог распознать попытку Фаэтона передать слепок сознания через сеть во время дачи показаний. Вирус мог заменить настоящий слепок заранее изготовленной подделкой. Тогда не нужна никакая волшебная супертехнология для изменения воспоминаний на лету – Навуходоносор читал уже подготовленную ложь. Её состряпали гораздо раньше, и загрузили в подсознание Фаэтона во время изначальной промывки памяти. (Но когда же прошла она?)
И почему Ганнис?
Он спросил вслух:
– Почему Ганнис?
– Потому, что Ганнис ненавидит Гелия. Всегда ненавидел. Это противостояние Юпитера и Солнца – настоящего светила и поддельного.
– Но почему же?
– Солнечная структура уже через четыре века опоясает Солнце по экватору и станет крупнейшим инженерным сооружением в истории. Почему бы Гелию не установить на ней сверхускоритель? Тебе и мне сложно уловить отличие между Возжённым Юпитером – карликовой псевдозвездой и жёлтым карликом из главной последовательности, наподобие Солнца. Это как осознать разницу между миллионом и миллиардом. Но к тому времени Гелий сможет вырабатывать новых металлов больше Ганниса, в три раза превзойти Вафнира по производству антиматерии, и прочая, и прочая. Юпитер сожжёт весь водород гораздо раньше Солнца – только посмотри на разницу в их размерах! А до этого какому-нибудь планетарному инженеру – а я всегда представляла на его месте тебя – придётся передвинуть спутники от угасающего Юпитера на новую орбиту вокруг отчима – Солнца.
– Невероятно. Ганнис думал, ему с рук сойдёт? Первая же ноэтическая считка покажет его вину.
Дафна пожала плечами.
– Думаю, он надеялся, что Гелий тебя поддержит, или даже проследует в ссылку за тобой. Как минимум он рассчитывал поднять такую вонь, что Пэры бы отозвали у Гелия приглашение в их клуб, после чего в декабре, во время Великой Трансцендентальности, главное место в умах людей займёт не его мечта, а видение Ганниса. И спустя много-много лет Ганниса раскроют, не исключено. Но, как мне кажется, некоторые его составные просто не знают о плане, и они продолжат своё дело и после того, как Ганниса-преступника накажут. Как ни крути, мечта Гелия уже угаснет. Сам знаешь, как после Трансцендентальности люди не доверяют своим суждениям и несколько веков приходят в себя от всемирного единства мысли? К тому времени Гелий, возможно, будет разорён. А после твоей смерти будет разорено и его сердце. Абсолютно точно.
Фаэтон хотел было возразить, но закрыл рот. Гипотеза имела смысл. Куда больше смысла, чем вера в шпионов из мёртвой колонии, не поленившихся пролететь тысячу световых лет, чтобы зачем-то поистязать Фаэтона. А тут – древнейший повод к преступлению, зависть, причём зависть не вымышленной личности, а Ганниса. Угроза была понятной, настоящей, человеческой.
И бессовестность Ганниса ему известна на опыте. Он уже предал Фаэтона однажды. Но всё же… всё же…
– Если бы Ничто задумал меня обмануть, он подстроил бы в точности то же самое, – сказал Фаэтон.
Глаза Дафны закатились.
– Ой, кончай всё это. Ты не хочешь уверовать в вероятную версию не потому, что она невероятна, а потому, что она слишком вероятна?
– Так. Повтори, пожалуйста…?
– Не собираюсь. Софотек Ничто – твой предрассудок. Ты как параноик – считаешь, что отсутствие улик – доказательство того, что тайну успешно скрывают. Человек, например, верит в фей, но ни одной не видит, откуда делает вывод – феи, оказывается, невидимые!
– Убеждать меня с помощью аналогий – всё равно, что в воздушный шарик гелий в жидком виде наливать. Такая затея не взлетит.
– Тогда обратимся к фактам. Что ты можешь доказать?
– Ничего. Мы никак не можем выяснить, в порядке ли моё сознание и память – иными словами, само умение доказывать. Каким умозаключением можно показать непорочность умозаключений? Какое доказательство нужно, чтобы не сомневаться в его же достоверности?
– Брось, это уже не смешно. В таком случае всё, что тебе нужно – независимое подтверждение. Но Аткинс с тобой не согласен, Радамант с тобой не согласен, Вечерняя Звезда не согласна, и Благотворительная композиция не согласна. Ты не нашёл ни единого независимого подтверждения, но теперь у тебя в руках – ноэтическое устройство. Оно отделит правду от лжи, оно покажет, когда и как вложили в голову ложь. Чего ты ждёшь? Чего боишься?
Фаэтон молча, но очень пристально посмотрел на неё. Дафна поняла, и от такого нахальства заорала, уперев руки в бока:
– Да ты как посмел?! Думаешь, меня Ничто подделал? Промыть тебе башку поддельным устройством? Ну всё, приплыли, дальше некуда! Чем прикажете доказывать, что я настоящая?
Фаэтон поёжился:
– Это вполне разумный повод для беспокойства.
(На самом деле этот "разумный повод" мучил Фаэтона неотступным кошмаром. Невинную, беззащитную, воспитанную в Утопии девушку хватают в глуши, губят, заменяют клонированным телом, но из изуверства заставляют её поверить по-настоящему, поверить в то, что она любит, она ищет Фаэтона. Потом, после успешного выполнения задания, подадут сигнал, и наваждение невинности и любви, вся память убитой исчезнет, как забытый утром сон.)
– "Разумный"?! Ха! Ты окончательно спятил. И ради тебя я так мучилась! Кретин! Если не докажешь невиновность, с тобой погибну и я!
– Дорогая, мы уже миллион раз спорили, и ты отлично знаешь, что от эмоций толку нет. Программирование может быть подсознательным, ты и не поймёшь, что на самом деле служила цели Ничто…
Он замолк – Дафна сложила руки на груди, постукивая пальцами по локтю, и смотрела, из-под приподнятой брови, расплываясь в улыбке.
– Что такое?
Ты назвал меня "дорогая". А не "мисс", – произнесла она, словно лакомясь словами, – и "мы" не спорили миллионы раз. Да, я помню, ты миллион раз спорил с какой-то женщиной. Но это же не я, не так ли?
– Я, хм…
Она взмахнула рукой, как дирижёр, и продолжила:
– Но об этом ты позже передумаешь, с моего разрешения! Так вот, ты подозреваешь, что ноэтическое устройство заминировано. Ладно. Я конечно, глупее Софотека, но хоть половина интеллекта той Дафны мне перешло? Она бы поняла тщетность попытки всучить инженеру поддельное устройство. Ты же инженер? Осмотри эту штуку, если хочешь. Потом только назад собери – без неё мы тут навсегда останемся.
Фаэтон снова взглянул на золотой планшет. Можно ли его проверить? Почему нет – Фаэтон, всё-таки, заправлял неплохим магазинчиком, и оборудования тут хватало. Тут были и программы проверки мыслеинтерфейсов – уж разницу между считывающим и записывающим устройством они должны увидеть.
Дафна приподняла вторую бровь и сказала:
– И я не эмоциональная. Я страстно отстаиваю убеждения!
Зелёно-голубой халат в углу комнаты подключался к системе магазина Йронджо, и служил ему главным меню. Чёрная масса наноматериала потянула крисадамантовые пластины, они раскрылись, напоминая лепестки множества распускающихся цветов, и Фаэтон вышел из брони. Масса затем стянулась назад, металлические детали с лязгом встали на место, образовав пустой доспех.
Фаэтон залез в халат, который, после некоторой заминки, всё же втянул пару лишних рукавов. Накинув капюшон, Фаэтон пробежался по узористым пуговицам, отвечавшим за перевод с уникального полуинвариантного формата Йронджо на понятный базовой нейроформе язык.
Накидка оказалась весьма неторопливой – её можно было счесть антиквариатом. Почти полминуты она отыскивала на коже контактные точки – отростки, отведённые от кибернетических сетей, оплетающих спинной и головной мозг – и перенастраивала под них читающие головки в капюшоне. Наконец, сеть энергий вплела Фаэтона в мыслительное пространство лавки мыслей.
Все каналы связи чернели – магазин был полностью отрезан от Ментальности. То ли это напоследок Антисемрис сделал, то ли поставщика Нотора-Котока стоило благодарить за изоляцию – можно надеяться, что мыслительное пространство оказалось защищённым от вирусов и вторжений.
Фаэтон положил устройство для ноэтической проверки в нагрудный карман халата. Волокна внутри принялись ощупывать порты, находить соединения, загружать в память вступительные процедуры. Одновременно Фаэтон приказал просунуть под золотой корпус оптоволоконный зонд, способный видеть, к тому же, и магнитные поля, окружавшие каждую часть машины. Изображения из нутра рисовались на сетчатке Фаэтона крошечным лазером с каймы капюшона, создавая иллюзию объёма.
Дафна улеглась на кровать, подтянула детский планшет и начала лениво что-то листать.
Осмотр прибора подарил исключительно недоумение.
Он мог понять строение второстепенных частей – генераторов импульса, механизмов передачи данных, шифрователей и расшифровщиков, спаек. Расположение читающих мысли вычислителей и взаимовычислителей оказалось особенно остроумным – их выстроили в кольцевую структуру. Похоже, Софотеки наконец-то расправились с разбалтывающей интерференцией замкнутых псевдоматериальных полей и добились легендарной самоудерживающей кольцевой информационной волны. Гениально.
Но основная память и процессор оказались совершенно непостижимыми. Их, по всей видимости, разместили на нейтрониевом полотне. На плотной матрице субатомных частиц, удерживаемой сильным взаимодействием при абсолютно нулевой температуре – но каким-то образом сохранялась и строжайшая упорядоченность. Края полотна расплывались в дымку виртуальных частиц, не отличающуюся никакими свойствами, однако сигналы, идущие к одному краю, появлялись напротив – словно лист замыкался на себя в невообразимом измерении. Удерживающее поле определённо вело себя так, будто краёв у полотна не было.
И полотно – что это? Можно спорить, из материи оно сделано, или из энергии. Можно только гадать, почему оно весило меньше города. То, что оно не взрывалось и даже не поддавалось помехам, противоречило всему, что Фаэтон знал о мироустройстве. Не выткали ли его из квантовых струн? Или это – побочный продукт нарушения суперсимметрий, как псевдоматерия, но совершенно другая? Антигравитация? Или так называемая субгравитация, существование которой допускалось теорией гравитонных частиц?
И главный вопрос: испорчен ли прибор? Фаэтон едва не рассмеялся. Устройство могли разобрать, вывернуть, повернуть в четвёртом измерении и собрать назад – а Фаэтон всё равно бы ничего не заметил. Он не знал его изначального строения, не имел инструментов, способных читать ориентацию нейтральных субатомных частиц, с помощью которых был сложен процессор и основной массив памяти, а даже бы если инструмент был, он смог бы судить о информации по грубому механизму удержания не с большим успехом, чем судить книгу по её библиотечному кольцу.
Какой-то инженер. Фаэтон – человек. А прибор этот – дар богов. Чудо.
Ну, на худой конец он мог изучить понятные части. Сигнал от читающих головок поступал на информационное кольцо через последовательность вложенных концентрических взаимовычислителей. Такое строение разрешало множество инженерных проблем. Фаэтон, разглядывая его раньше остальных, чувствовал себя избранным.
– Я кажется понял, почему Вторая Ойкумена себя разрушила, – рассеянно сказал он вслух.
– И почему же, милый? – ответила Дафна, не отрываясь от планшета.
– Они не вынесли, что Софотеки – инженеры куда лучше них. Это шедевр! Тут самоддерживающиеся информационные волны содержатся в кольце без трения! Геометрия – полностью кольцевая, так что она не подвержена краевому истечению, и, насколько понимаю, эта штука неискажаема, несамоинтерферируемая и безынертная, поэтому информация тут хранится до конца времён, или пока квантовая эрозия не испортит фундаментальную структуру поведения обыкновенных частиц – смотря что настанет раньше. В памяти по любым двум точкам на кольце можно построить треугольную матрицу высотой, ограниченной, наверное, самой кривизной пространства. Значит, теперь в любую область можно загрузить практически любое число строк, не обращая внимания на точки прерывания и краевое истечение, от чего страдали старые, квадратные матрицы ранжирования файлов. И это только окаймляющая система, инфоядро, ты только представь – кусок невесомого нейтрония!
– Отлично, дорогой, – сказала Дафна отсутствующе.
– Читающие головки, передающие данные на кольцо, могут быть использованы в любом сочетании, по несколько функций сканирования одновременно, так что теперь не нужен отдельный порт на каждое нейронное сочетание. Головки подсоединены к счётчику… Так. Что тут у нас…?
Дафна подняла взгляд:
– Нашёл что-то, милый?
Фаэтон стянул капюшон, проморгался от изображений устройства и встретился взором с Дафной:
– Когда ты в последний раз использовала прибор?
– Использовала? Я даже плёнку с головок не отклеивала. Его никто не трогал. Это прототип.
– Аткинс с ним ничего не делал? Не проверял на оружие, не включал?
Глаза Дафны расширились. Она села.
– О боже! Неужели тут правда ловушка? Я же про проверку шутила. Думала, займёшься делом, и на беспокойство сил не останется. Там что, действительно что-то не так? Быть не может! Я из рюкзака не доставала!
– На обычных часах стоит ноль, будто прибор не использовали, но у читающих головок есть свой счётчик, подсоединённый к координатору движений. Судя по нему, головки встали в десять в двадцать восьмой степени различных комбинаций примерно четырнадцать часов назад. Примерно столько сочетаний нужно для проверки одного мозга. Словно кто-то просканировал себя раньше.
