Текст книги "Феникс Побеждающий"

Автор книги: Джон Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Настроение взлетело до небес. Недавние сомнения угасли, казались ненастоящими, а настоящий мир приобрёл в красках. Фаэтон присоединился к плясу толпы, подпевавшей бахвалистым рекламам.

На закате некто поднял топор и созвал народ.

Группа Сырых – кто-то бегом, кто-то в пляс – пробиралась сквозь лиловые сумерки по склону и полям к нагромождению сломанных домов и построек. Настроение царило ярмарочное – одни несли цветные фонари, другие потрясали топорами. Вскоре Фаэтон уже помогал срубить покойное здание с корней и скатить его с обрыва вниз, в воду. Брызги долетели аж до людей, толпа завизжала от восторга. Высокий четырёхрукий поднял пульт, указал на плавающий дом, выкрикнул приказы, и к зданию поплыли паукоруки, а волны вскипели от неумелого наностроительства.

Ошенкьё орал в ухо:

– Инженер! Дом твой! Твойский! Для тебя! Видишь! Мы делимся! Всем делимся! Подпишешь Договор, так?

Толпа возрадовалась. Из "Новичка" он стал "Инженером".

Музыка заиграла с новой силой, и Фаэтон пустился в пляс, вплёлся в топающий хоровод. Он весь вспотел, когда катил дом по склону, голова кружилась после пережитого труда, и поэтому он не отказался от напитка, который кто-то пропихнул в руку. После пары глотков сумерки стали ещё радостней и легкомысленней, а воспоминания приятно смазались. Вот вокруг отплясывают, отчебучивают и распевают. Вот кто-то привязал канат к химикатному дереву, свисающему над обрывом. Вот он горланит от страха, раскачиваясь на этой тарзанке на огромной высоте. Вот он целуется, возможно с гермафродитом. Стемнело окончательно – над стальной радугой орбитального города-кольца засветили звёзды. Вот он не обращает внимания на надоедливые предупреждения костюма и горстями вычёрпывает наноподкладку из-под нагрудника, расшвыривает её всем желающим, всем новым друзьям.

Так он стал всеобщей душкой. Его обожали. Он захотел пораскачиваться ещё, и его привязали к тарзанке, отпихивали на каждом взмахе всё сильнее и выше.

Фаэтон вспомнил свой крик:

– Быстрее! Выше! Дальше! Звёзды! Я поклялся дотянуться до звёзд!

И на вершине дуги, очерчиваемой его телом на верёвке, он выпрямится, потянется как можно выше, выскользнет из петли и рухнет в глубину, под смех и ликование новых друзей.

МЫСЛИ НА ПРОДАЖУ

Просыпалось Фаэтону тяжко и со стоном. В ушах долбил молот, писклявые голоса рифмовали на непонятных языках. Снова заснуть не давал кошмар – в нём над пропитанными кровью землями начинался чёрный восход.

Приблизившись к яви, он понял, что череп ему ритмично рассверливал барабанный грохот, издаваемый сверклявым комбинезоном на теле. Комбинезон? Нет, Фаэтон лежал в закруглённом углу бело-голубой комнаты, завёрнутый в рекламный плакат.

А где броня?

А где он, в конце концов? Стены сходились над ним, напоминая внутренность раковины. Простенок напротив усеяли пустые и слепые клетки-рецепторы. Овальная дыра мерзко светила прямо в зрачки. На полу – грязь и рассол, причём пол шатался, от качки подступала рвота.

Где же броня? Всего грамм наноматериала выгнал бы токсины из тела и очистил кровь от помоев.

Он закрыл глаза. Больно, как ножами пронзило – впрочем, как и открывать. Память клубилась. Фаэтон приказал упорядочивающей программе пронумеровать воспоминания и голографически восстановить пробелы, потом осознал, что такую возможность он потерял.

Возможно, навсегда.

Но всё же вспомнилось, как он раздарил весь наноматериал, который служил подкладкой и управляющей системой брони. Вспомнилось, как раздавал драгоценное и крайне сложное вещество беснующейся толпе, а та переписывала его, превращала в заурядные опьянители, которые жадно глотала и втирала в кожу.

Фаэтон схватился за гудящую голову. Такого быть не могло. Это воспоминание приукрасили, это ошибка какая-то. Всё изготовленное Софотеками нанообеспечение превратили в эндорфины и морфий? Всё равно, что сожрать мозг гения ради белков, или выплавить из твердотельного сверхсборщика несколько медяков обмотки терморегулятора…

Молю, пусть это неправда.

А что сказала бы Дафна, увидев, как он по глупости, от беспечности потерял, разломал свой сверкающий доспех…? Правда, вспомнил он, Дафну снова увидеть не суждено.

Может это симуляция?

– Окончить сценарий! – закричал Фаэтон. Сценарий не окончился. Всё осталось – и грязная скорлупа, в которой он сидел, и жарящий свет из окошка, и укачивающий пол. Или же пол стоял твёрдо, а укачивался Фаэтон – различить было не по силам.

– Окончить сценарий!

Он закричал снова, начал лупить по вогнутой стене.

– Завершить! Довольно! Хватит! Верните жизнь, чёрт вас дери!

Фаэтон водрузил себя на ноги. Комната осталось твёрдой и "настоящей" (если такое слово было всё ещё применимо к его жизни). Он был один, ему было нехорошо. Или не так нехорошо – шатался всё-таки пол.

Голод ударил в живот. Где же броня? Только она его питала.

Фаэтон выпрямился, с отвращением сорвал с тела рекламный плакат и вышвырнул в окно, как тряпку. Из-под окна раздался окрик – видимо, объявление зацепилось за незаметный из комнаты выступ и продолжило на нём вещать.

А нет – голос был человеческий. Теперь видно – к окну приближался некто, одетый в серое, голову обмотал выкинутый плакат.

Оказалось, что овальная дыра – не окно и не бойница, а недозакрытая то ли сломанная, то ли больная дверь. Она расширилась, человек в сером вошёл, за его спиной дверь попыталась стянуться до конца, крякнула, затрепетала, не смогла и вернулась в полуоткрытое состояние. В дверном проёме Фаэтон успел заметить волны и угловатые ноги его дома. Он был на плаву, в заливе.

– Где моя броня? – спросил Фаэтон, щурясь на свет и опираясь на изогнутую стену, чтобы стоять ровно.

Гость отвернулся, осторожно снял объявление с головы, смял в комок и выкинул в окно, на волю, где плакат расправился и улетел искать покупателей покредитоспособнее.

Человек в сером развернулся к Фаэтону, и лица у гостя не имелось.

Это был манекен.

Ошарашенный Фаэтон встал ровно. Никто из Золотой Ойкумены не прислал бы сюда, к изгнаннику, свою телепроекцию.

Скарамуш? Возможно…

– Чего ты хочешь? – прохрипел Фаэтон.

Динамик куклы ответил:

– Я пришёл с просьбой о содействии.

Фаэтон пытался стоять ровно без помощи стены. Так он прятал слабость.

– Содействие? В чём?

– Вы – жертва преступления. Я хочу наказать виновных, с вашей помощью. Они утверждают, что вы с ними из одной общины и потому в долгу перед ними, но не обращайте внимания на эту брехню. Содействовать – в ваших интересах.

Фаэтон сощурился ещё уже. Странная для Скарамуша фраза – да, Фаэтона изгнали преступно, но не думало ли это запредельное существо, что Фаэтон поможет ему покарать Наставников?

Фаэтон спросил:

– Откуда вы? С другой звезды? Из другого времени? Откуда столько знаний об Ойкумене, когда мы о вас не знаем ничего?

Гость изумился, и это было понятно даже без лица, по одной позе.

– Простите, господин, не хотел прерывать Ваши наваждения. Я констебль, офицер 21 Цейлонского командорства. Меня зовут Пурсивант Восемнадцатый, Со-Ментальная Неоформа, школа Ортохронической Андропсихопроекции.

– Что, простите?

– Извините, что не представил себя. По обычаю нашей школы мой лакей выложил в Среднюю Виртуальность визитку с именем и целью визита, думал, Вы её автоматически восприняли. Мне сообщили, что вам в ссылке не запретили Ментальность, я просто не ожидал, что Вы решите ей не пользоваться.

Манекен протянул к лицу Фаэтона серую и пустую ладонь.

– Вот мой значок. Удостоверение, со всеми ссылками на файлы ордеров и полномочий. Хотите изучить их подробно? Для этого всего лишь подсоединитесь к Ментальности.

Фаэтон глядел слепыми к Ментальности глазами на пустую руку манекена. Фаэтон сказал:

– Я не желаю выходить в Ментальность.

– Ах. Жаль. На 653 канале висит мировой судья. Она-они подпишут ордер на изъятие остатков наноматериала – того чёрного вещества из Вашего костюма – пока эти пьяницы его не доели. Многие из них спрятали вещество на своих плотах, и, по моим догадкам, ввели или выкурили не более пары грамм. Если хотите вернуть остальное – а его немного – медлить нельзя. Войдите в Ментальность и поговорите с судьёй. Предписание об аресте имущества будет готово ещё до того, как волчья стая Ваших новых дружков позавтракает тем, что ещё осталось. Счёт идёт на минуты. Подключитесь.

От дичайшего чувства Фаэтон на мгновение забыл, как говорить, но холод сомнения окатил его пыл. Каковы доказательства, что броня ещё цела? Каковы доказательства, что манекен – не телепроекция Скарамуша? Слишком уж настойчивы уговоры выйти в Ментальность.

Но всё же, вдруг доспех ещё не безвозвратно потерян, вдруг его можно спасти, а Фаэтон сомнениями и нерешительностью его уничтожал?

Фаэтон облизнул пересохшие губы, не зная, чему верить.

– Время уходит, – напомнил манекен.

Фаэтон подумал немного и твёрдо решил:

– Я поговорю с Йронджо.

До лавки мыслей Йронджо Фаэтон добрался не без труда. Для начала, окно-дверь не открывалось до конца, а констебль не имел права переписать неправильную команду в разуме дома – такая благотворительность по отношению к ссыльным запрещалась Наставниками. Фаэтон, отбросив остатки достоинства, протиснулся в овальную дыру, выпал на карниз и грохнулся с шестиметровой высоты прямо в море.

В море он не утонул – воды были густы от вытянутых наростов, липких усиков и прочих частей и сгустков тела Старицы Моря, или одного из её побочных заводов. Однако тело Фаэтона на плаву не держалось – модификации и приспособленные к космосу искусственные органы добавляли немало весу, но также они добавляли силы – он мог продираться сквозь гущу воды – и способность не дышать все те двадцать или более минут, которые он шёл, полз и плыл сквозь сплетение водорослей к проржавевшей барже, стоявшей в центре залива.

После карабкания по якорной цепи и неуклюжих объяснений с камерой плавучести Фаэтон оказался под самым бортом баржи.

Повисший на якорной цепи Фаэтон взглянул вверх. Над ним нависала отвесная стена, а дальнейший путь наверх загораживал выступ мостков. Манекена, представлявшего констебля Пурсиванта, поблизости не было.

Фаэтон постучался в стену баржи и криком позвал хозяина. Силу приспособленного к космосу тела Фаэтон недооценил – от ударов оставались вмятины.

Корпус гремел как гонг. Разогретый экваториальным климатом металл обжигал, ржа и наросты царапали кулак.

После субъективно немалого срока на мостки вышел вытянутый силуэт. Фаэтон изогнул шею и рассмотрел его – это был Йронджо – всё те же четыре руки, та же шляпа, что и вчера, тот же переливающийся сине-зелёным плащ. Одежда слегка гудела – её кондиционеры пытались нагнать вокруг Йронджо прохладного, благовонного воздуха.

– Эй! Ты гремишь моей собственностью, создаёшь беспокойство. На борту – ранняя смена рабочих, их трудовые ипостаси готовы к загрузке, они ждут, пока чипы здравомыслия откалибруются после вчерашних торжеств, а ты им мешаешь. Зачем? Хочешь поработать?

Без фильтра восприятия Фаэтон не мог ни увеличить видимое, ни затереть металлическую сетку пола, загородившую обзор. Йронджо тремя руками держал что-то округлое, крупное и золотое и прикладывался к этой чаше во время разговора. Глотки оттуда не прерывали речь – голос доносился из динамика в груди.

Фаэтон сказал:

– Я пришёл за бронёй. Созови всех.

– Невозможно.

– Как невозможно? Вчера Ошенкьё с этим справился! Достаточно включить плакаты!

– Да, но у Ошенкьё достаточно талонов, он заплатил штраф за прерывание. У тебя их нет. На самом деле, ты уже должен 200 единиц за возрождение мозга дома, и ещё 25 за аренду моего коракла, который отвезёт тебя домой, если, конечно, не хочешь плыть назад кролем. Плюс плата за справочные услуги, которая копится с начала разговора. У тебя, Новичок, крупные долги. Готов отработать, или будешь дальше висеть и тараторить?

Йронджо снова приник к золотой чаше, в которой, к своему ужасу, Фаэтон узнал свой шлем. Йронджо протяжными глотками доедал драгоценный интерфейс-подшлемник.

Ярость сотрясла тело Фаэтона:

– Стой! Ты портишь мою собственность! Верни шлем немедленно! А потом сделаешь всё необходимое, чтобы собрать все остатки моего снаряжения!

Насекомоподобная морда Йронджо выражения иметь не могла.

– Не надоедай. Снаружи ты может и был значительной особью, но здесь значителен только я. В нашей общине жизненно необходимо сотрудничать. Сотрудничество определяется как приспособление к моим желаниям.

Фаэтон ещё сильнее сжал якорную цепь. Он хотел бы запрыгнуть на мостки, но не мог. В голове плескалась злость, он попытался успокоиться. (Жаль, Радаманта нет рядом, чтобы успокоить его.)

– Я законно требую вернуть похищенную у меня собственность, – сказал Фаэтон. – Посмотри! Тут вокруг целый рой констеблей! Хочешь отнять у меня всё имущество, мошенник?

– Похоже Друсиллет и Ошенкьё, вопреки моим указаниям, не объяснили положение вещей. Залезай. Я всё расскажу.

Пинком Йронджо разложил трап, ведущий на борт. Фаэтон спрыгнул в воду, кое-как добрался до лесенки, вскарабкался. Йронджо стоял в одном из шатров, под алмазным навесом, под ногами колыхались радужные тени.

Слева и справа, в других шатрах, спали люди, мозги были подключены дешёвым проводом к интерфейсной панели, протянувшейся вдоль всей палубы.

Поблизости дремала крылатая девушка. Она, как ребёнок обнимает любимейшую игрушку, обхватила золотой нагрудник. Фаэтон, не говоря ни слова, наклонился и попытался забрать нагрудник, в котором, к счастью, сохранилось более половины подкладки. Уцелевшие наномеханизмы блестели и переливались.

– Стоять! – прервал Йронджо – Не воруй!

Фаэтон обернулся, в его глазах горело, в его висках стучало. Инстинкты цивилизованного человека подсказывали не трогать броню и переговорами решить спор законным образом. Но пригодны ли такие инстинкты сейчас?

Он вытянул нагрудник и положил рядом. Девушка заёрзала, что-то промямлила, но продолжила сон. Фаэтон же с остекленевшими от гнева глазами выступил против Йронджо.

Он осмотрел соперника. Есть ли смысл в разговорах? Над головой Йронджо, напоминая нимб, в прозрачной толщине алмазных сводов плавали экраны и иконки его магазина мыслей. В них использовалась Объективная символика – Фаэтон её понимал.

Слева виднелись процедуры, подавляющие невольные мысли, процедуры, создающие личностей без усталости, неспособных на скуку, молчаливых, честных. Очевидно, рабочие инструменты. Справа были стимуляторы наслаждений, обширный выбор наркотиков и порнографических симуляций, колебатели настроения, поддельные воспоминания, переходники для азартных игр и самооправдательные сны. Тут были отупители, онулители, искажённые архетипы и драмы из серии "Выбери себе месть".

Фаэтон с глубочайшим отвращением заметил и одуряюще-сладкие, бесплатные мыслеформы Композиций, распространяемые исключительно с целью убедить личность бросить страдания одинокой жизни и влиться в безусловную, нерассуждающую любовь масс-сознания. Они вызывали зависимость. Разумеется, ни одна Композиция не приняла бы в себя изгоя, и обещания этих грёз Йронджо выполнить не мог, но рядом продавались и прерыватели внимания – чтобы создать наваждение членства в Композиции.

Ни одного усилителя разума, расширения памяти, философского трактата, эмоционального балансировщика и вообще чего-нибудь полезного Фаэтон не нашёл. Не такими мыслями Йронджо торговал.

Без лишних слов Фаэтон выхватил шлем из рук Йронджо.

Йронджо двумя конечностями удержал запястья Фаэтона, третьей рукой держал шлем, а оставшейся сжал Фаэтону шею. Хват был жёсткий, как у тисков – сопротивления он явно не ожидал. Насекомая маска прижалась к лицу Фаэтона и ухмылялась единственно доступным выражением – жвалы раскрылись, словно насмехаясь над улыбкой.

Йронджо не догадывался, что Фаэтон был сильнее – одним движением Фаэтон отшвырнул четырёхрукого. Тот споткнулся, запутался в конечностях и упал.

Несколько сверкающих констеблей спустились пониже и, жужжа, окружили драку, подготовив иглы оглушителей.

Йронджо поднялся и пожаловался:

– На меня напали! Вы хвастаете, что Ойкумене неизвестно насилие, вот только этот дикарь совершает надо мною зверства!

Констебль ровным голосом издал:

– Закон, в определённых пределах, допускает возвращать украденное силой.

Фаэтон вмешался:

– Вот только вы и за меня не заступились!

– Его действия можно считать самообороной, к тому же у ваших поступков неясные мотивы, а Йронджо имеет весомые притязания на эту собственность.

Тут Йронджо потянулся к шлему.

Фаэтон тихо объявил:

– Собственность моя. Вмешивайтесь на свой страх и риск.

Йронджо отступил, но из его динамика пронзительно зазвучало:

– На каких основаниях ты это заявляешь? Ты всё сам раздал, прошлой ночью. Наблюдай!

Йронджо вытянул из кармана планшет, прикоснулся к поверхности и вызвал сияющую иконограмму-дракона в окружении орнамента на юридическом подъязыке. Внизу – подпись Фаэтона, образцово выведенная линейным прописным шрифтом Второй Эры.

– Ночью ты расписался под Договором. В нём говорится, что имуществом распоряжается групповая воля. Ты что, не читал? Я оставил экземпляр у тебя дома. Подписью ты передал право владения бронёй.

Фаэтон таращился на планшет. В окошке около росписи документ показывал запись ночных событий – Фаэтон, ухихикиваясь, одной рукой приобнял крылатую сильфидку, а второй тянулся световым стило к поднесённому Лестером планшету. Вокруг уже сгустились сумерки. Поверх видеофайла – нотариальное заверение времени, места и степени действительности. На заднем плане несколько людей начали срубать дом с основания. Всего этого Фаэтон не помнил, но память была смутной.

– Акт дарения недействителен на основании того, что я был опьянён.

– Опьянения и прочие добровольные изменения мыслительных способностей не считаются достаточными для отмены таких договоров. Так говорится в основном законодательстве Золотой Ойкумены.

– Паршивец! Опьянение не было добровольным!

Йронджо, убирая планшет, прогнусавил:

– Да ты просто отретушировал память, но, к счастью, записи садовых камер подтверждают мою версию. Ты немало выпил из предложенного пакета, а потом принял собственные болеутоляющие.

– Исключительно потому, что уже был пьян и не отдавал отчёт в действиях. До этого твой наёмник ужалил меня наркотиком! Это был человек с алмазными зубами и стеклянными глазами…

Посреди фразы Фаэтон понял, кто это был. Фаэтон не узнал его без стимулирующей бороды, плаща и непрозрачных шор на глазах.

– Ты приказал Лестеру меня отравить, от страха, что я, используя нанообеспечение костюма, потесню твою монополию. С самого начала ты задумал меня обокрасть!

Йронджо ответил ещё гнусавее:

– Не докажешь.

– Спятил? Мы граждане Ойкумены! Как ты вообще ожидал преуспеть? Тут только крикни – слетится сотня констеблей! Давай, проведём ноэтиескую проверку – она покажет, что ты на самом деле задумывал!

– Давай, отправляй констеблям жалобу. Только ты не решишься. Костебли каждый раз такое с новичками Погоста проделывают. Выжидают, пока новичок не получит убытка от наших действий, и, пока он ещё не знает местного уклада, вмешиваются и сеют разлад. Поощряют неверность. Раскалывают нас. Да, жалобу примут охотно – Наставники именно для этого и держат полицию на Погосте.

– Зачем?

– Зачем? Я позволяю изгоям выжить. Наставники хотят их смерти. Я единственный, кто процветает в этой дыре – остальным недостаёт воли, разума, выучки. Только я взял в изгнание капитал, заранее нашёл связных и установил реле в частных областях Ментальности, а договора заключал без условий об отмене обязательств.

– Ты готовился? Ты здесь добровольно? – Фаэтон говорил медленно, удивлённо, с презрением.

– Снаружи я никто. Здесь же я богаче Ганниса, известней Гелия, опаснее Орфея. Существование здесь никчёмное, гнусное и непостоянное, но я – его главнейшая ипостась. Усвоил? Ты не отправишь жалобы.

– Это почему?

Йронджо указал двумя правыми на кособокий, обесточенный дом Фаэтона и испустил невидимый сигнал. Из-под воды зазвучал треск, поплавки, удерживающие лапы дома-ракушки, сдулись, и через секунды лачуга ушла на дно.

Фаэтон смотрел в смятении, пытаясь припомнить, не остались ли в доме его вещи.

Йронджо продолжил:

– Не забывай, что заключил Договор, и арендная плата не отменяется. Если хочешь спать, я могу сдавать квадратный метр палубы – по повышенному тарифу. Будешь усердно трудиться, экономить, можешь продать пару органов подороже – и всего за месяц накопишь на углеродный сборщик, сможешь выткать подушку и навес. Если продолжишь меня раздражать – например, будешь угрожать полицией – откажусь продавать тебе пищу.

Фаэтон глубоко вдохнул, пытаясь успокоить припадок гнева. Он же цивилизованный человек? Образованный, воспитанный, честный, миролюбивый?

Он попытался:

– Давай решим миром. В магазине есть нужные процедуры – мы сможем сплести сознания и понять чужую точку зрения или, если хочешь, создадим временного посредника, с воспоминаниями обоих. Так мы решим спор справедливо.

Йронджо заклекотал грудью. Смех? Или проявление чувств, присущих только его своеобразной, наполовину Базовой, наполовину Инвариантной нейроформе?

– Абсурд! Мы смертные и нищие. Такие процедуры дороги. У нас нет времени и богатства изображать непогрешимое манориальное правосудие. Жизнь несправедлива, и мы не можем купить фильтры восприятия, которые бы красиво рисовали обратное. Несправедлива, поскольку иногда нужда требует от слабого подчиниться сильному. Я украл броню, возможно. Это твоё мнение. Ты не можешь это изменить. Это твой факт. Брони ты не получишь. Ты извинишься, ты будешь лебезить, будешь молить о прощении. Не потому что ты неправ, нет. Только потому, что слаб.

Ярость в Фаэтоне вспыхнула пожаром, но внезапно, невозможным образом утихла и превратилась в легкомысленное презрение. Разум очистился и остыл. Ранее он словно безуспешно карабкался по осыпающемуся под пальцами бархану, но теперь был на вершине, и обзор оказался куда лучше, чем ожидалось.

Он ответил:

– Слаб? По сравнению с кем? С тобой? Но от моих поступков не разит истеричным испугом. Слабее Наставников? Но они предпочли стереть память всему миру, лишь бы не иметь дела со мной. Слабее безымянных врагов? Я вскрыл их трусость на Виктории. Со мною – свет и правда. Больше мои мысли слабыми не будут.

Йронджо лишь отмахнулся обеими левыми.

– Поздравляю. Ты где жить будешь? У Сухих? Они Сырых ненавидят. Присоединись. У нас ты найдёшь товарищей.

– У меня встречное предложение. Присоединись ко мне, верни броню в целости, и обещаю не только не сдать тебя констеблям, но и целую новую планету вдобавок – для тебя и для всех Сырых, планету, выбранную вами, устроенную по вашему пожеланию. После того, как верну корабль – "Феникс Побеждающий" – и отправлюсь покорять звёзды.

– Абсурд. Ты бредишь.

– Это не бред! Моя память истинна и незатронута. Выбирай – броня или констебли? Если я дам показания, Курия точно применит боль напрямую к твоим нервам или просто сотрёт твои помыслы воспитательной программой.

– У них оснований нет, иначе бы это уже произошло. Приди в себя, Новичок! Зачем тебе броня? Лететь к звёздам? Этого не будет. Наноподкладка нужна для управления системами судна, или для уравнивания энергетических экологий? Судна нет. Броня не нужна, и в новой жизни бессмысленна. Теперь тебе нужен только я. Без меня ты безработен, без меня ты голоден. Без моих наваждений ты удавишься, не совладав с отчаянием.

Йронджо продолжил:

– Осознай уже своё незавидное положение. Тебя сбросили с орбиты в океан, и рядом – только мой кораблик. Он держится на плаву над смертоносной, бездонной глубиной, и если выпадешь, никакая сеть не выловит, никакая копия не оживёт вместо тебя, никакой Софотек не спасёт от собственной глупости. Только я. Я, и если я выкину за борт – утонешь, навсегда. Уймись уже со своей дурацкой бронёй – теперь она нужнее моим работникам, они получат из неё хотя бы сиюминутные удовольствия, ты же с ней не сделаешь ничего. К завтрашнему дню, или уже этой ночью, наноматериал кончится. Спустись ко мне, и я подарю ноософорик – сможешь стереть воспоминания о броне навсегда. Поднимись на палубу, и я подключу к объединению сборщиков. Отступники платят за побитовую работу. Твой мозг пригодится в случае избытка данных. Оклад – четыре талона в час.

В ответ Фаэтон предложил:

– Я позволю избежать наказания за грабёж, позволю избежать наказания за порчу дома, который, насколько могу судить, действительно мой как дар, позволю избежать наказания за враньё и мошенничество, я даже согласен работать на любом назначении, если договоримся о честной оплате и условиях труда. Я – усердный и сообразительный работник, и не собираюсь уменьшать продуктивность поддельными воспоминаниями и вредными снами. Я могу починить больные мозги домов, могу возродить умершие здания, могу протянуть несложную энергосеть, могу проложить сеть коммуникационную. Могу перепрограммировать магазин мыслей на поддержку операций как минимум первой протяжённости, что более чем удвоит производительность. Могу всё это, и сделаю, но только если немедленно восстановишь и вернёшь броню.

– Костюм – безделица, пережиток потерянной жизни. Он не нужен. Договор ясен.

– Он необходим для управления кораблём.

– Нет у тебя судна, оно не существует, оно выдумка. Мечта.

– Мой корабль не "оно". И он… действительно мечта, мечта наяву. Возвращай доспех. Даю последний шанс. ^[7]

Йронджо, не дрогнув, продолжал глядеть.

Фаэтон громко обратился:

– Констебль Пурсивант, вы нас слышите?

От кружащего роя спустился один из дронов, подвешенный на восьми гудящих гондолках. Из тела размером с палец раздался тот же голос, которым раньше говорил манекен:

– Я не могу совершать арест до согласия на свидетельские показания. Суду необходимо ознакомиться с воспоминаниями обеих сторон и определить, добровольным ли было опьянение, и был ли в действиях Йронджо злой умысел.

Фаэтон в упор смотрел в Йронджо. Наступил переломный момент – Йронджо не мог знать, что Фаэтон не согласится на ноэтическую проверку, что он боялся глубокой связи с Ментальностью. Сработает ли блеф на существе, которое встречалось с обманом на каждом шагу, как древний человек?

Йронджо точно распознает ложь…

Но он не заметил.

Не меняя выражения лица, Йронджо набрал на планшете команду, и одежды всех спящих проснулись, превратившись из тихих сине-серых полотен в сверкающие и орущие плакаты. Вслед за рекламными объявлениями с трудом просыпались носившие их люди.

После извещения Йронджо люди понуро понесли части доспеха назад к владельцу, особо недовольные добавляли к возвращённым поножам или наручам презрительный плевок. К соседним домам разослали лодки, ведомые подводной лозой. Собиралось всё больше людей, и доспех собирался дальше – нашлось и адамантиновое запястье, и налокотник.

Начались препирательства насчёт уже превращённого, но ещё не потреблённого наноматериала. Йронджо пресёк недовольство одним приказом. Понесли банки, горшки и мешки, угрюмые люди вываливали наноподкладку, чёрная лужа у ног Фаэтона росла. С Ошенкьё вышла заминка – свой изрядный запас он проглотил и хранил в желудке, в инертном виде, намереваясь впитывать его понемногу, по грамму за раз. Ему пришлось все выблевать, под сопровождение из шуточек и чертыханий. Опустошённый, он свалился кучей на палубу и зарыдал – его лишили недельного запаса галлюциногена, неслыханного богатства.

Управились меньше чем за час. Под кристаллиновыми шатрами на барже собрались все местные жители и смотрели на Фаэтона недобро. Чёрная масса под его ногами шла рябью – проходил процесс самоочистки, восстановления цепей памяти и командных строк. Где-то четверть материала всё-таки съели, но памяти в остатке хватало на все необходимые функции костюма. Ущерб был восполним.

С большим от радости сердцем Фаэтон наступил в чёрную массу. Подкладка узнала его клеточную структуру, и, как верная гончая после разлуки с хозяином, признала Фаэтона. Жидкость резко потекла вверх по телу, обволокла кожу, провела соединения с нервными клетками и мышцами, вслед на свои места поплыли золотистые пластины доспеха, стыкуясь между собой с приятным уху лязгом. Тело переполнило чувство благополучия и здоровья.

Йронджо подал знак своим:

– Теперь здесь твоей харе не рады, пришелец. Убирайся, и не возвращайся никогда!

Одним рывком толпа сгрудилась вокруг и спихнула Фаэтона в залив. Констебли не вмешались. Фаэтон с плеском грохнулся и камнем пошёл на дно, но под забралом он улыбался.

Чем глубже погружался Фаэтон, тем больше осознавал всю глубину своей ошибки. Улыбка таяла.

Снизу баржа выглядела квадратной тенью, окружённой рябью взволнованного света, по краям плыли тени поменьше – паукообразные формы мёртвых домов и раздутые под ними поплавки, оплетённые буксирной лозой, сетями и ламинарией.

Он совершил ошибку. Преследуя броню, забыл о жизни.

Ведь что оставалось делать?

Неизбежное препятствие в любом новом плане Фаэтона – боязнь перед Ментальностью. Нельзя было ни накопить новое богатство, ни купить билет на Меркурий, ни связаться с кораблём, ни поднять протест против решения Наставников. Все возможности пресекал поджидавший в Ментальности вражеский вирус.

Забавно – если Фаэтон купил бы перед ссылкой любой планшет, или любое другое средство опосредованной связи с Ментальностью – сгодилась бы даже пара дрянных перчаток, какими пользовались некоторые отчаявшиеся Сухие с Талайманнара – он бы сумел связаться с чёрными рынками, выполнять их заказы. Пресечь такие сделки Наставники, видимо, были не в силах.

Что ещё хуже, нужные устройства продавались даже в лавке Йронджо. Фаэтон мог бы долгим и мучительным трудом восстановить жизнь и добраться до корабля, не стань он изгоем среди изгоев.

Теперь даже эта возможность пропала.

Всё глубже он тонул.

Дно залива чередой уступов переходило в ложе океана. Сквозь заросли ламинарии и морской травы, пересекая ил и наносы, протягивались биоформации – нервные волокна Старицы Моря. Фаэтон заметил просеку среди водорослей, их словно смял исполинский каток. Из любопытства (и нежелания пока что всплывать) Фаэтон проследовал по пути разрушения.

Он брёл через взвесь грязи, размышляя, порой спотыкаясь. Фаэтон не спал так долго, так изнашивал нервную систему, что его кустарные средства уже не смогли бы исправить весь ущерб. Проверка систем костюма выявила новую беду. Он мог построить перерабатывающую среду, которая позволила бы выжить на дне. Он мог произвести нейретические ткани и восстановить самодельные цепи самоанализа, которыми он восполнял нехватку сна. Вот только наноматерии хватило бы на что-то одно. Более того, некоторые воспоминания о прошлых сновидениях, ассоциативных цепочках были утеряны, как и ментальное равновесие. Времени восстанавливать эти данные не было.