Текст книги "Феникс Побеждающий"
Автор книги: Джон Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Уж не считаешь ли ты, что они восстали из чёрной дыры ради моих журналов? Даже если так, почему констебли не в ответе? Почему они не раскопали в архиве Аткинса?
– Аткинс не в архиве. Я его видел.
– Ах! Ях! Если Аткинс снова ходит по земле, то битв и смерти долго ждать не придётся!
Фаэтон взглянул в красные глаза падальщика. Оно хотело войны? Сочувствие к киборгу сразу улетучилось.
Антисемрис не желал остаться в стороне.
– Эй, башка птичья! Вы тут оба околесицу несёте. Это розыгрыш маскарадный. Такого Наставники не допустят.
– Они не всесильны – ответила Композиция.
Фаэтон спросил:
– Некто прочитал журналы – обращение должно оставить запись. Что в ней сказано?
– Пришелец был под маскарадным протоколом и представился псевдонимом.
– И под каким?
– Под вашим. Он зовётся Фаэтон Радамант.
Фаэтон нахмурился. Почему его имя? Загадка.
– Уж не представился ли он мной, чтобы добраться до журнала? Ты меня ведь тоже перевозил.
– Официально – нет. Я записал тебя в категорию "безбилетные".
– Но дыра в законе не позволит просто переодеться пассажиром, нужно действительно им быть. Так что если меня не решил выслеживать Глубинный…
– Но я сюда кого-то отвёз. Не Глубинного, а человека.
– Сюда? На Талайманнар? Кого?
Воитель не ответил:
– Зря ты раскрыл убежище. Эта линия небезопасна.
Все головы Антисемрисы взглянули в сторону. Его экран потемнел, проступили белые буквы:
ФАЭТОН, ПРОСТИ, НО ОНИ ПРЕДЛОЖИЛИ ШЕСТЬСОТ ТЫСЯЧ СЕКУНД И ПОЗВОЛИЛИ ВЕРНУТЬСЯ, ЕСЛИ Я ПЕРЕСТАНУ ПОМОГАТЬ ТЕБЕ. СВЯЗЫВАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ, ТАК ЧТО НЕ ЗВОНИ.
Фаэтон ничего не понял. Антисемрис помогал Молчаливым? Нет, бред. Видимо, между Наставниками и Антисемрисом произошёл сверхскоростной разговор, и его подкупили. Фаэтон опять потерял связь с Нептуном…
Тут окна по правую руку осветились пожаром.
Раздался взрыв.
Фаэтон подбежал к иллюминатору и взглянул наружу.
На вершине уступов на другой стороне залива он увидел кладбище домов, где он утром сознания собирал. Кладбище горело.
На секунду показалось, что на фоне тёмного неба пролетела человеческая фигура в чёрном камуфляже. Она упала на кладбище и со вспышкой зарылась в обрыв.
Пока Фаэтон недоумённо моргал и думал, что же произошло, раздался очередной взрыв. Он сотряс худосочные остовы-раковины покойных домов. Из окон пылал огонь, здания, одно за одним, заваливались к земле.
Потом шум пожара услышать было нельзя – все дома в плавучей деревне, недавно оживлённые Фаэтоном, завопили от ужаса.
ПОДМОГА
Фаэтон выбежал на палубу.
На северном обрыве полыхало пламя, освещая всё вокруг. Сквозь алмазные этажи шатра, прямо над собой Фаэтон различил мятущиеся и ворчащие тени во мраке – должно быть, ночную смену оторвало от работы – либо линии связи легли, либо Антисемрис отключил сервер. От воплей домов все (кто имел ноги) вскочили на ноги, и добавили в общий гвалт своих воплей ужаса и смятения.
– Сохраняйте спокойствие! – закричал вверх Фаэтон – Горит только свалка, вы и ваши жилища в безопасности!
Вышла Друсиллет. Немногие люди приняли изменения Фаэтона, но она была среди них и с гордостью носила новую униформу, а на её охлаждающей шали к тысячам микропор, выдувающим прохладную кислородную смесь, добавилась россыпь приёмных точек и телефонных бусин. Небольшая – в пару сотен метров – сеть, связавшая дома Сырых, по сравнению с Ментальностью просто смехотворна, но точки и бусины на шали показали, что хотя бы одному человеку хватило воли воспользоваться трудами Фаэтона и улучшить свой быт.
Теперь сеть пригодится. Фаэтон спросил:
– Что случилось?
Ответ ей пришлось выкрикивать, заглушая шум:
– Это Наставники. Они подписали петицию об уничтожении заброшенных домов как потенциально опасных, предложили общественный план сожжения, получили разрешение – и всё в полсекунды! Пожар вызван пучком энергии с города-кольца. Констебли удерживают пламя в границах – у них есть подавители и поля из псевдоматерии, улавливающие кислород, а Навуходоносор изобрёл какое-то нанооблако, управляющее огнём. Видишь туман, что с моря идёт? Навуходоносор либо поладил со Старицей Моря, либо нашёл клеточные фабрики, которыми она не владеет.
– Мы в опасности?
– Нет, пожар нам не опасен. Дома кричат из-за противопожарного инстинкта. Я пыталась успокоить, но без вашего допуска они не затыкаются.
– У меня нет допуска.
– Рассудки домов не связаны в градоуправляющую сеть. Сигнализации должны отключать владельцы – но многие не знают как.
– Инструкции же написаны Стандартным пиктографичеким кодом на плинтусе-
– Не все умеют читать.
У Фаэтона едва не кончилось терпение.
– Так отключите энергию и перезагрузите.
– А если на случай отключения вступят аккумуляторы? Программа с утра могла промутировать.
Она права. Фаэтон не знал, как обращаться с машинами глупее человека.
Друсиллет всё равно послала команды на отключение и перезапуск. Стенания плавучих хижин утихли. Секундой дольше звучало эхо. Теперь ничто не заглушало отдалённый треск и гул пожара.
Стало темно. Недавно яркие дома теперь выглядели как тени с огненно-рыжей каймой. В хижинах не было ни света, ни сознания – как в тот день, когда Фаэтон их впервые увидел.
– Перезапускай.
– Я уже. Видать, в программе лажа.
Просто прелестно. Фаэтон сказал:
– Ну, хотя бы от пожара свет остался.
В этот миг возгорание изменилось. Туман поднялся от моря по северным утёсам и окутал каждый дом на кладбище шёлковой паутиной, закачивая в пламя чистый кислород. Каждое здание, каждый пень от срубленного дома мгновенно сгорел дотла иссиня-белым пламенем, а опутавшая их паутина потушила уже ненужный огонь.
На миг всё осветилось ярчайшей вспышкой. Над собой, на прозрачных галереях Фаэтон увидел мрачные, озлобленные лица рабочих. Некоторые с гневом смотрели на север, а некоторые с гневом глядели вниз, на Фаэтона.
Тут, как внезапная слепота, опустилась тьма.
Фаэтону показалось, что он заметил какое-то ползучее движение под северным обрывом. Снова он подосадовал на несовершенное зрение. Наверное, шёлковые паутины изменили назначение и начали обеззараживать почву – чтобы ни одно уцелевшее зерно от дома не проросло вновь.
– Это плохо – тихо произнесла Друсиллет.
– Они не имеют права уничтожить восстановленные дома – очевидно, что они у нас в собственности. А те здания заброшенные – у них такое же право их сжигать, как у нас обирать.
– Плохо. Нет новых сознаний. Нет новых домов.
– С должным уходом нам и старые прослужат.
Друсиллет всё равно выглядела неуверенной. Фаэтон спросил:
– А как часто вы срубаете новый дом?
– Ну, каждую неделю…
– Неделю? Они рассчитаны на четыреста лет!
– Сырые живут небрежно.
– Они что, не чинят их? Не воспитывают? Не убираются?
Друсиллет глядела в пол.
– Нет. Кладовка опустела, фильтры забились, коврик запачкался – пора срубать новый дом. Повод к гулянке.
Фаэтон с отвращением затряс головой и отвернулся. Потом сказал:
– Ладно. Жаль, я не догадался юридически оформить власть над кладбищем. Я забыл, как быстро действуют Софотеки…
Фаэтон размышлял. Похоже, Наставники действительно не знали, где он – пока Фаэтон не выдал себя в разговоре с Композицией Воителей. Следовательно, Констебля Пурсиванта прислали не они.
Но если не Наставники, то кто? Молчаливые? Какая-то новая, неизвестная сторона? (И кого же Композиция привезла на остров?)
Похоже, Пурсивант был не от Молчаливых. Непохоже, что можно вмешаться в работу полицейского участка и не обратить внимание Разума Земли, пусть даже у сил врага есть очень сильный набор вирусов. А если набор вирусов настолько могуч, то таиться им смысла нет – и так вся Ментальность уже под ними.
Так. Чутьё подсказывало Фаэтону, что тут был огрех в логике, что он упускал нечто очевидное. Насколько силён и сложен Софотек Ничто?
Но Фаэтон не умел, как Чародей, автоматически переносить интуицию в сознание. Мысль ушла, когда на палубу вывалилась группа Сырых и потребовала оплаты за остаток ночной смены.
В темноте и толчее Фаэтону пришлось щуриться, чтобы их разглядеть.
Тут было небольшое тройное сознание (его три тела – тощие, тряские девы с огромными глазами), горластый неоморф в парящем коробе и пара базовых в рваных рубахах и с зататуированными лицами – один нейтрального пола, другой – гермафродит.
Базовые предпочли не носить униформу от Фаэтона, и раскрасили торсы умной краской. При каждом растяжении частицы красителя пытались охладить кожу, или (что вероятнее) впрыснуть в поры какой-нибудь химикат. Тела сверкали цветами так, что и павлин бы устыдился, а уж запах духов от краски разил наповал. Фаэтон поспешно шагнул назад и прижал к носу платок из наноподкладки костюма.
– Я ничего не могу сделать, – объяснял он, – я не могу заплатить секундами или деньгами, которых не имею. Клиенты ещё не перевели средства, да и не могут они. Антисемрис ушёл и поставил блок, сначала нужно найти обход.
Тела тройного разума заговорили разом, и Фаэтон опять пожалел, что не имел фильтра ощущений. Он бы уложил в линейный формат одновременный поток речей.
– Твои проблемы! Мы дело сделали! – говорила первая.
– Нет денег? А как же жирный счёт на связь с Нептуном? – голосила вторая.
А третья ехидно напомнила, что Наставники никого не трогали, пока Фаэтон со своим честолюбием и идеалами тут всё не перемешал.
– Даёшь Йронджо! – завопил один базовый.
А другой обозвал Фаэтона предателем.
Но всех заглушил динамик неоморфа в летающем гробу:
– Раньше, когда отключало от Мозгалища, когда обрывалась связь или ломались программы, старый-добрый Йронджо объявлял отгульный выходной, не так ли? Он носил грёзы горстями, и горстей у него было побольше, чем у некоторых, и провода он раздавал как леденцы! У нас и жидкости, и пиво, и картриджи были. На зверские игрища он подключал одичатели, чтобы подавить кору мозга, чтобы подсознание порезвилось и натешилось! На свальные праздники он подключал всех в сочные, слизистые, томные дрёмы из своих закромов! Не банальные перепихоны, а настоящие грязные оргии, где каждое подавленное желание украдкой читалось и внезапно исполнялось! С двойной силой! С двойной! Да, хорошие дни были! Жизнь! Веселье! А сейчас? Некто с именем Фаэтон, прикидывается сынком богатины, что якобы солнцем владеет! И как он скрашивает наши последние годы и часы? Устраивает вечеринку? Наливает, раздаёт, втыкает, радует, грезит нас? Не! Не! Он нам костюмы кроит, делит нас, долбит, проповедует, в гроб загоняет – пока все не станет либо его, либо наше! Не делится! Играет нечестно! Что скажете? Хотите праздник? Или будете слушать бредни похожего на Фаэтона мажорика?
Всё больше собиралось на палубе. Толпа заполнила лестницы, напирала, голосила и размахивала конечностями.
Потом начала скандировать:
– Праздник! Праз-ник! Праз-ник!
Фаэтон поднял ладонь и закричал в ответ:
– Вы спятили? По домам! Отдыхайте! Завтра нужно отработать вдвойне – чтобы восполнить сегодняшние потери! Иначе будет нечего есть!
Тут с галереи, прямо на вершину неоморфа спрыгнул Ошенкьё. Он приник к динамику летающего короба, и его голос также усилило:
– У Хари Золочёной хавки полно! Под костюмчиком. Знаем! Чёрные сливки, просто объедение, превращаются во всё, что пожелаешь! Они наши, не его! Нам нужнее!
Ошенкьё хотел подкладку брони Фаэтона. Толпа, судя по перешёптываниям, тоже бы не отказалась.
В латах Фаэтона тоже усилители голоса нашлись:
– Кретины! Подумайте о завтра! Подумайте о миллионах "завтра"! Я пригласил Нептунцев – они вернут вечную жизнь!
– Завтра не настанет! – закричал неоморф.
Сборище подхватило:
– Завтра не настанет! Завтра не настанет!
И они накинулись и обхватили доспех.
"Да, для вас завтра не настанет" – хмуро подумал Фаэтон, опустил забрало, провёл необходимые вычисления и отправил по броне несильный разряд. Все руки, обхватившие его, свело. Заряд передался по телам, напиравшим на передние ряды, от них – ещё дальше, каждому в толпе. Шум раздался прежде неслыханный – прерванный вдох захрипел из сотен сдавленных лёгких разом.
Когда Фаэтон отключил ток, все рухнули на палубу, тихонько стоная и дёргаясь. По сравнению с воплями Сырых тишина встала оглушительная.
Фаэтон обратился к повисшей сверху пчеле-констеблю:
– Вы снова меня подвели. Неужели защиты заслуживают только богатые и могущественные?
– Извините. Пока они вас не трогали, они просто пользовались правом на собрание и свободу слова. Мы собирали полицейские единицы для вмешательства, но вы напали первым.
– Напал? Это самооборона.
– Возможно. Не все, правда, вас трогали – некоторые, наоборот, оттаскивали товарищей назад. Магистрат ещё не пришёл к решению. Но жалоб на вас ещё не поступило – все жертвы без сознания. Мы отнесём их в зону ожидания, пока они не будут готовы к суду и наказанию.
И на этих словах дюжины крабообразных летающих машин начали выхватывать оглушённых Сырых, одного за другим, и уносить вдаль.
– Стойте! Куда вы уносите моих рабочих? Они нужны мне до завтра – завтра много заказов!
Констебль прожужжал под ухом:
– Сырые, хоть они и изгои, уже много лет не переступали черту, не опускались до преступлений – но только до сегодняшнего дня, благодаря вам. Золотая Ойкумена не потерпит насилия. Вашим замыслам придётся подождать.
Уже половину Сырых унесли. Роботы деловито выуживали новых, и скоро палуба опустела.
– Когда их вернут?
– Вообще-то я не обязан отвечать, сэр, но есть слух, что Наставники собираются оплатить им дешёвые комнаты в Кисуму, неподалёку от фермы умоисступлений, которой заправляют бывшие члены Красной школы. Говорят, там прямо в джунглях плесневеют бесхозные ящики удовольствий, а раскадровки грёз, умные опьянители и деформаторы личности можно найти, покопавшись в траве. Нет, Сырые имеют полное право попроситься назад, и вернуться к суровой действительности, тяжёлому труду и жизни без наваждений. Кто-нибудь согласится. Может быть.
– Значит, Наставники победили? – прошептал Фаэтон.
Робопчела ответила:
– Что касается этого, сэр, мне не положено выражать личное мнение во время исполнения служебного долга. Как частное лицо частному лицу – вы слишком быстро и слишком жёстко пытались возглавить дела. Не из-за этого ли вас изгнали в своё время? Всё, мы прощаемся. Возможно до утра – вдруг кто-то из пострадавших захочет подать жалобу.
Рой констеблей, постоянно ожидавший над островом с момента прибытия Фаэтона, тоже пропал.
В каюте Фаэтон встал перед зеркалами. Позвонил Семрису и Антисемрису, но их сенешали, повинуясь программе, отклонили звонки и не сообщили хозяевам.
Потом набрал Анмойкотепа – того какофила, что поймал его после слушания Курии в орбитальном городе и так Фаэтоном восхищался. Антисемрис, по просьбе Анпойкотепа, мог бы помочь, ведь тот тоже был Какофилом.
Под маскарадным протоколом Фаэтон обошёл сенешаля Анмойкотепа. (Наставники не могли преодолеть маскарадный протокол, поэтому предупреждения о том, что звонок стоит отклонить, Анмойкотеп не получил.) Его дом согласился взять на себя расходы по звонку, когда услышал, что разговор пойдёт "о Фаэтоне", но парциал Анмойкотепа, проступивший на экране, без обиняков заклеймил Фаэтона придурком и предателем.
– В чём же предательство Фаэтона? – спросил Фаэтон. (Такое обвинение ему уже порядком надоело.)
Парциал, как и хозяин, выглядел вздутым коническим грибом, с которого свисали всяческие щупальца и клешни:
– Фаэтон предал нас! Он проиграл! Нам, остриям сияющего будущего, нам, парящим на ликующих высотах, нам, чей заклятый враг – окалина прошлых поколений (уже мёртвых поколений, как я их зову), нам в нашем всеважнейшем походе некогда трепаться с ничтожествами! Фаэтон теперь нищ! Он нам ничего не даст!
Ничего не даст? Примерно так же талайманнарские попрошайки приветствовали новичков. Странно слышать такие слова из уст сына богачей.
Фаэтон ответил:
– Взамен вы можете кое-что дать ему. Если у Фаэтона будут средства на орбитальный лазер связи, он сможет связаться с Нептунцами. Возможно, они хотят нанять его капитаном Побеждающего Феникса. Корабль не разберут, он сможет полететь к звёздам и рождать новые миры.
Какофил перекинул щупальца сначала на один бок, потом на другой:
– Нам-то что? Фаэтон хочет летать и рождать миры, а я хочу подключить проводку к центрам удовольствия и врубить порносон для контекста. Чем его мечта лучше моей?
Фаэтон напомнил себе, что по сути клянчил деньги, и поэтому постарался не грубить.
– При всём моём уважении, господин Анмойкотеп, я прошу заметить, что если вы не откажете в помощи Фаэтону, то он, когда достигнет мечты, сможет создать мир и для вас – на котором вы наконец и навсегда укроетесь от старшего поколения. Если вы вместо этого спалите себе мозг порноснами, ни вам, ни ему пользы это не принесёт.
Из трёх жерл на теле парциала что-то закапало:
– Но что твой донимучий вздор даст нам сейчас? Вот в сей же миг? Фаэтон вышел из моды. Может, после его смерти, мы преподнесём его как мученика, загубленного косностью старых поколений. Да! Вот в этом польза! Но живой Фаэтон, цепляющийся за безумную мечту? Не отбросивший её? Нет, о нет. Если он, несмотря на всё, преуспеет – он станет нам худшим врагом. Разве не понятно? Рядом с ним мы будем выглядеть никчёмными.
От осознания Фаэтона затошнило – Какофилы и не собирались "сбегать" от "гнёта" старших поколений, а все их моральные манифесты – лишь попытка оправдать зависть к чужому добру. Перелететь в другие миры, построить для себя новый порядок они не смогут – для этого нужен труд, а труд они презирали.
А что насчёт их благодарности Фаэтону, насчёт почёта и уважения, обещанному ему? Почёт и уважение тоже требуют труда.
В вежливых выражениях Фаэтон распрощался.
Оставался Нотор-Коток, но и его цилиндрическое тело пользы не принесло.
– Я, на настоящий момент, не имею достаточного числа денег или прочих активов, достаточных для найма орбитального лазера, или иного устройства схожего назначения, способного передать сообщение ближайшей (насколько мне известно) Нептунской станции, также не имею возможности передать оное сообщение с помощью ретранслятора или иного сервиса. Своё утверждение основываю на расчётах, что средства понадобятся "изрядные", и под "изрядными" я подразумеваю достаточные для покупки по частям комплекса связи целиком, который "законопослушные" владельцы (под которыми я имею в виду тех, что чтут заветы Наставников), нам в нашем нынешнем положении, по всей видимости, предоставить не согласны.
(Фаэтон терпеть не мог Инвариантную манеру речи с её постоянными оговорками и уточнениями. Опять он затосковал по фильтру ощущений, который бы выбросил все лишнее.)
Фаэтон спросил:
– Нет ли среди нонконформистов тех, кто согласился бы одолжить денег? Я не могу накопить средств – моя рабочая сила арестована.
Сложной речью Нотор поведал Фаэтону прописную истину. Большинство нонконформистов таковы из-за нищеты. Большинство нищих таковы из-за недостатка воли – они не способны отказаться от сиюминутных удовольствий. Они не способны дать денег ради выгоды в будущем.
Фаэтон спросил снова:
– А если деньги вернутся не просто в многократном количестве, но в бесконечном?
– Объясни свои слова.
– "Бесконечный" значит бесконечный. Неважно, сколько я позаимствую, и под какой процент. Я готов пообещать стократное, тысячекратное возмещение. Вы не забыли о Молчаливой Ойкумене? Если их энергостанции целы, или поддаются восстановлению, я могу первым делом отправиться к Лебеди X-l и добыть из фонтана сингулярности столько, сколько кредиторам будет угодно.
– Получаю сигнал от остальных частей мозговой сборки. Ждите. По нашим расчётам, никто не согласится вложиться в ваше дело, какой бы ни была выгода. Собственность тех нонконформистов, кто, возможно, согласился бы предоставить средства, за последние пару секунд была выкуплена Софотеком по имени Навуходоносор…
Кто-то подслушивал канал связи, или Навуходоносор просто предсказал следующий шаг Фаэтона и со скоростью молнии расстроил его планы.
Нотор продолжил:
– Также мой поставщик связи, по каналам которого мы сейчас общаемся, сообщил, что если я не прекращу общение с вами, Благотворительная Композиция распродаст телекоммуникационные акции, что приведёт к искусственному понижению цен и к разорению нашего поставщика. Он не хочет рисковать и грозится отключить нас, если я не прекращу все сношения с вами.
Сырых, которых я обязан защищать, могут переселить. Предполагаю, что мне понадобится линия связи, если я собираюсь продолжить их оберегать. Следовательно, одновременная поддержка связи с вами и помощь Сырым вместе невозможна, и я вынужден поставить высший приоритет на последнем.
С остатками надежды Фаэтон спросил:
– Может, мы сможем писать письма?
– А кто будет почтальоном? Кто переведёт его из рукописного формата? Я не умею читать письмена Серебристо-Серых.
– Значит, я побеждён?
– Ваша терминология неточна. "Побеждён" – понятие, описывающее некоторый комплекс эмоционально-энергетических соответствий в мозгу при восприятии им вселенной. Но по определению вселенная обязана быть сложнее инфочастиц или мыслей, описывающих её сложность. "Поражение" – не явление, а оценка явлений, и потому она открыта для перетолкований.
Видимо, это должно было его приободрить.
Сигнал оборвался, иконка на экране показала, что дальше связь предоставлена не будет. Зеркала погасли, и больше они не заработают.
Фаэтон прошагал на палубу. Он стоял на носу баржи, оперев одну ногу на поручень, смотрел на море и размышлял – какие ещё ходы открыты? Побеждён ли он окончательно?
Всё-таки дела шли лучше, чем два дня назад, когда он задыхался на морском дне. Теперь у него есть союзники. Слабые, возможно, как Антисемрис, или такие, с которыми нельзя поговорить – как Нотор-Коток или Нептунцы. Но мечта жива, и это – крепкая мечта. Достаточно крепкая, чтобы восполнить слабость союзников.
Предложение бесконечной выгоды – воплощение мощи его мечты. Бесконечная энергия сингулярности в Лебеди X-l, или богатства множества нерождённых миров могут побудить на поддержку тех, кто недоволен Золотой Ойкуменой или терпит от неё лишения. Бессмертие не отменило экономических законов, но теперь человек мог измышлять такие долгие путешествия, такие грандиозные замыслы, что их окупаемости нужно было ждать практически вечность. Где-нибудь кто-нибудь захочет напитать мечту Фаэтона, в надежде, что через миллионы или миллиарды лет Фаэтон вознаградит его доверие. Где-нибудь, как-нибудь он найдёт поддержку.
Фаэтон взглянул на небо. Звёзды едва виднелись – мешали спутники, засветка от орбитального города, всполохи от раздираемых на минералы астероидов на высокой орбите. Глаза, наконец, ослепли ко всем частотам, кроме человеческих – но звёзды всё ещё были видны.
Лебедь X-l не был виден, но атлас в голове (это расширение Фаэтон бы никогда не стёр) подсказал нужные широту и подъём. Фаэтон повернулся в сторону созвездия Лебедя и объявил ночи:
– Вы руководили Наставниками. Они запретили меня, обобрали, заклеймили, изгнали. Но меня не остановить, и не перенацелить – если только не пришлёте убийц.
Но вы не осмелитесь на убийство посреди Золотой Ойкумены, не так ли? Даже в самых заброшенных местах слишком много глаз, слишком много сознаний, которые узнают убийство.
Фаэтон прервал монолог и призадумался. Да, действительно, здесь могли таиться шпионы, подслушивающие жучки, в том числе и засланные врагом.
Фаэтон продолжил:
– Софотек Ничто, Молчаливые, Скарамуш или как вам ещё угодно, вы превосходите меня разумом и силами, которые я без помощи даже постичь не могу. Но вы скрываетесь, таитесь, словно испуганы, обуяны страхом, ненавистью и прочими недугами, от которых разумный и праведный человек свободен. Мой мозг может и меньше ваших, но он хотя бы в порядке.
Ответа Фаэтон не ожидал. Скорее всего, никто не следил, и враг уже потерял его. Вряд ли кто-нибудь из врагов был в пределах слышимости голоса.
Однако друг рядом всё же был, и с ним можно поговорить.
Фаэтон достал детский планшетик, с помощью штепселя ближнего действия подключился к разуму магазина, включил найденный ранее переводчик и принялся писать:
Я приветствую Цереброваскуляру по имени Дочь Моря и передаю ей пожелания всего наилучшего. Дорогая госпожа, с прискорбием вынужден сообщить, что недавно начатый нами период плодотворной взаимопомощи, к моему сожалению, подошёл к преждевременному концу. Наставники (или, скорее, Софотек Навуходоносор, действующий по их указке и попустительству) вмешались в события таким образом, что лишили нас рабочей силы в лице Сырых. Теперь я не могу исполнять обязательства по уходу за птицами, прополке, удобрению ваших частей тела, и вообще всё то немногое, что Вы просили нас сделать в обмен на…
Фаэтон подробно описал ситуацию. Он объяснил планы перевести Сырых в Нептунскую нейроформу, накопить средства, достаточные, чтобы наняться капитаном Феникса под эгидой Нептуна – сами по себе Нептунцы едва ли могли позволить перевозку корабля от орбитальной станции на Меркурии во внешнюю часть системы.
Фаэтон завершил:
… Следовательно, сейчас я могу положиться только на Вашу помощь. Вы на самом деле не изгнанник, и возможно, Антисемрис и его эксцентричные клиенты не откажутся иметь с вами дело и согласятся переслать сообщения от Вас в Нептунскую Думу. Только если я найду способ связи со своим другом Диомедом и его недавно основанной ячейкой Серебристо-Серой школы на Нептуне – только в таком случае Программа Фаэтона по Исследованию Далёких Звёзд сможет жить. Не могли бы Вы, ради меня, передавать им эти сообщения?
Планшет перевёл письмо в сочетание химических формул и феромонов. Фаэтон отщипнул пару грамм от подкладки доспеха, записал туда химические сигналы и бросил капельку в море.
Секундой позже ночная птичка проглотила каплю и улетела прочь. Фаэтон понадеялся, что эта птица – часть Дочери Моря, а не дикая.
Запасы наномеханизмов иссякали, грамм за граммом. Фаэтон с сожалением проводил взлетающую птаху взглядом.
И подготовился ждать. Дочерь Моря, Цереброваскуляр, не отличалась цельным рассудком. Различные части разума, служащие ей корой мозга, средним мозгом и задним мозгом, были распределены по гектару кустов, водорослей и стеблей, фармаколоз, а также по разумам нескольких роёв насекомых и птичих стай. Они не взаимодействовали одинаковыми способами, или даже с одинаковой частотой. Электрическая мысль перелетит с одного корешка куста на другой за миллисекунды, а химическая, или записанная формой мысль проявится через часы или года.
Кому же захочется иметь такой нестройный, медленный разум? Но с другой стороны, то же самое вопрошали про себя Инварианты и Тахиструктуралисты, глядя на неуклюжий, медленный, биологический, многоуровневый и слишком человеческий мозг Фаэтона.
К немалому удивлению, планшет загорелся окошком с ответом всего через полчаса. Дочь моря, должно быть, перестроила часть сознания, или сподрядила стаю мыслепереносчиков для поддержания частот разума, близких к стандартным – и всё ради него, на случай его звонка! Фаэтон был тронут.
Ответ передавался последовательностью неслышимых сигналов, исходивших от медицинских кустов и лиан, растущих на южных обрывах.
Перевод гласил:
"Горе всегда больше слов, в которые его ловят. Можно, попробую изложить душу без упрёка? Что твои мысли, если не огоньки, проблескивающие через витражи слов, горящие в одиночестве одного черепа? А ты молишь отправить этот свет в слепые очи Нептуна. Каким золотом можно разжечь Маяк желания, что я сложу костёр, исполинам на зависть, и отправлю столь яркий луч сквозь столь широкую ночь? И каков конец? Успех отправит Фаэтона на небеса, одолевать чудовищ безголосых посреди обширной, звёздами изодранной тьмы, а неудача затянет в нищую могилу под безымянным камнем. Но в обоих судьбах факел Фаэтона уходит, огонь гаснет, а я – Дочь Моря – остаюсь горевать на скудельно-сахарной, бездушной, тонковетренной, зелёнобокой Земле, так противной мне."
Фаэтон нахмурился. Одолевать безголосых чудовищ посреди тьмы? Она ожидала, что Фаэтон начнёт войну с остатками Молчаливой Ойкумены? Или "чудовище без голоса" – это метафора стихийных сил природы, с которыми при строительстве сражается каждый инженер? Неважно. Люди порой даже свою нейроформу не до конца понимают.
Но общий посыл читается. Дочь моря интересовалась личной выгодой.
Фаэтон настроил переводчик на такую же пышную метафоричность:
Из камней, или из кометных груд вокруг Денеба или дальнего Арктура я изваяю мир, и он будет для тебя женихом, влюблённо исполняющим каждое желание. Гневливые тучи давно утраченной Венеры вскипят смердящей серой, заменят в новом мире небеса, и тебе не придётся сделать ни одного нового вдоха разрежённого, пресного воздуха Земли. Грохочущие гряды вулканов сотрясут поверхность как хохот богов, и снова ты увидишь, как с тяжёлого чёрного, отравленного неба прольётся едкий ураган и зальёт пламенеющие моря зловонного, жидкого олова. Ты будешь жить как на Венере, на Венере, какой она была так много лет назад! Ныне бесполезные органы, приспособленные для старого мира, снова зацветут, передадут неописуемые, жаркие, сильные ощущения, незнакомые земным глазам, те чувства, о которых так твердит тебе память. Вперёд! Помоги мне! И когда Феникс Побеждающий вернётся, он в круге Галактики станет гнездом, откуда выйдут тысячи сияющих миров.
Нотор-Котоку он тогда то же самое предложил. Снова Фаэтон записал на каплю из конечных запасов указанные планшетом химические сочетания и снова бросил каплю в воду.
Ночная птичка её склевала.
Когда наступила Главная полночь, Фаэтон спустился в каюту исполнить вечерние обряды. Сначала прошла «застольная процедура» – Фаэтон влил в доспех питательные вещества и позволил плащу накормить его внутривенно. После он со всеми предосторожностями исполнил скромный цикл сна. Под конец Фаэтон настроил нейрохимию с помощью церемонии «Отвечая Кругу.» Её придумали ещё в Четвёртую Эру, и первоначально она возвращала уставшим участникам композиций здоровье, силы и видение цели.
Через несколько часов, во время Малой полуночи (иначе называемой Юпитерской полуночью) Фаэтон снова поднялся на палубу. Планшет показал, что пришёл новый ответ от Дочери Моря, и на этот раз он поступил из другой части разума, расположенной где-то в отцеживающих зарослях. Планшету недоставало сложности, и поэтому он не мог отличить, "сознательной" ли была эта часть мозга, или это – подсознательный отклик, наподобие сна:
"Нужда– семена-рассыпаны-ответ-тьма/маска/приближается-ярко обещано посеяно-принято-мир ласковых цепей? Идёт."
После двойной реконструкции один из режимов переводчика всё-таки выпрямил сообщение в понятный формат:
