Текст книги "Феникс Побеждающий"

Автор книги: Джон Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Дафна моргнула.

– А. Звучит неопасно.

– Но кто это был?

– Никто. Прибор лежал в рюкзаке. Четырнадцать часов назад я спала в компании двенадцати камушков. Я помню точное их число – они вонзались в спину, мне оставалось только пересчитывать, снова и снова. Я бы показала синяки, но ты пока не признал меня женой, так что это было бы против приличий. Ты действительно не будешь его использовать? Действительно думаешь, что я – шпионка твоего негодяя из фильма? Только потому, что головки сдвинуты? Это ещё не значит, что устройство заминировано! Настрой его только на чтение, запрети запись. Нельзя так сделать?

– Сложность ноэтических технологий обусловлена тем, что между устройством и сознанием есть постоянная связь. Наблюдение меняет объект. С помощью этого, кстати, Чародеи Пятой Эры научились лгать под присягой.

– Не понимаю. Допустим, твои злодеи выкрали ночью устройство. И что? Они поклялись друг другу? Засвидетельствовали показания? Заключили договор? Что бы они не делали, устройство в порядке.

– Между субъектом и ноэтическим устройством проходит двусторонняя связь. Они влияют друг на друга. Чародеи научились обману именно так – они изменяли не своё сознание, а устройство. А если прибор изменил враг, то хорошей цели он точно не преследовал.

– Тогда разберись! Пусти самодиагностику! Сбрось настройки! Что ты там обычно делаешь, после того, как напортачишь с чем-нибудь, наплевав на все предостережения Радаманта?

Фаэтон заморгал.

– Например?

– Помнишь, как в Новом Париже обрушил восточный флигель поместья? Или когда ты захотел выжать побольше мощности из двигателя, полез перенастраивать работу лопастных колёс и опрокинул нас в лаву?

– Поверить не могу! Ты снова про это! Мы опрокинулись из-за неожиданного течения, что даже Софотек Борей подтвердил! То было последствием хаотических потоков в ядре Земли. А с флигелем я виноват, конечно, но я пытался сберечь энергию, подключив нелинейный прерыватель.

Дафна воздела взор к потолку:

– Как легко задеть мужское самолюбие! Я на что намекаю – ты как в итоге починил кротокатер? Как вернул на место стены-поля поместья? С помощью перезагрузки. Просто верни настройки на заводские.

Фаэтон нахмурил брови.

– Слишком просто. Но причин не сработать я не вижу…

– Смею напомнить, что с флигелем ты показушничал не ради энергосбережения, и ты отлично это понимаешь.

– Хорошо, хорошо! Невероятно, я тут, похоже, разыгрываю старый спор с чудищем-марионеткой в руках Молчаливых!

– Какая неслыханная грубость!

Фаэтон выставил палец в грудь Дафне.

– Предупреждаю, если это – происки Молчаливых, и ты убил эту милую девушку, образ женщины, что я любил, клянусь, вытравлю всю вашу проклятую цивилизацию как гнездо тараканов! Передай своим хозяевам! Я родился, разрушая миры!

– Дорогой, не паясничай, ты напоминаешь дикаря. Но слышать такое лестно – не ради каждой девушки обещают губить людей без разбору. Так я действительно милая?

– Перестань, это не смешно. В лучшем случае едва забавно.

Фаэтон отбросил халат и облачился в доспех.

Дафна села.

– А сейчас ты чем занят?

– Предохраняюсь. Сделаю подобие шлюза – подключу прибор через мыслепорты брони. Ноэтические импульсы не в силах пробить адамантий, а если прибор начнёт вытворять что-нибудь непредвиденное – просто обрублю связь.

Чёрные щупальца уложили чешуйки брони на тело, поверх Фаэтон с трудом натянул халат. Потом несколько минут мазал наноматериалом по шлему, проводя контакты от плечевых портов доспеха на голову. Сигнал теперь шёл к местам, где находились контактные точки, правда, получившиеся космы проводов толком не влезали под капюшон и вываливались на грудь.

Некоторое время Фаэтон загружал из памяти магазина необходимые программы. Соотносители, переводчики форматов, циклы безопасности, регулировщики относительных времён, и так далее…

Из-за особенностей клиентуры Йронджо владел таким количеством программ безопасности, что Фаэтон столько ни в одном другом магазине не видел. Он приказал поисковому дереву отыскать каждую и объединить их все.

Позже, разумеется, обнаружилось, что стерев из личного мыслительного пространства программу-секретаря и программу-сенешаля, Фаэтон обрёк себя на необходимость вручную искать архитектурные активаторы, маршрутизаторы, архиваторы и разархиваторы, распознаватели образов, ограничители шагов, переключатели приоритетов…

Некоторые программы потребовали дополнительных процессорных чёток, чипов и прочего оборудования. Фаэтон прилаживал новые детали на халат, самые крупные – подвешивал на ремнях. В стене позади зеркал оказались шкафчики-мастерские, в которых Фаэтон либо отыскивал, либо изготавливал необходимое.

Руки поднимались с трудом – на Фаэтоне было, помимо брони, практически три плаща – к двум халатам (схемопамяти первого не хватило) присоединился слой дополнительных кабелей, соединителей, разветвителей и прочих деталей. На восьми рукавах висели гроздья охладительных дисков.

Для доступа к функциям магазина Фаэтон открыл одно из зеркал и провёл к нему дополнительные провода, защёлкивая на каждом по аварийному прерывателю, вместе с оценивающим угрозу модулем.

– Ты как чуть ходячая Рождественская ёлка, – заметила с кушетки Дафна.

– Свечку только на макушку не ставь.

Голос из динамика под толщей проводов слышался глухо. Фаэтон вздохнул:

– Хорошо хоть Серебристо-Серые этого безобразия не видят. Гелий дал обет, что его технология будет служить Красоте.

– Ну, герой, ты сейчас не Серебристо-Серый. Более того, я всё записываю на кольцо. Потом посмотрим на снимки, все вместе, и от души посмеёмся, – в её тоне слышались тоскующие нотки.

– Хм. Если Серебристо-Серая школа увидит меня в этаком облачении, то выгонит снова.

– Не беспокойся, тебя тут же примут Чёрные. Возглавишь новое движение Портняжного Абсудизма, станешь законодателем мод. Даже Асмадей Бохост станет подражать твоим нарядам.

– О боже! Да только ради этого стоит подвергнуться риску зажарить мозги поддельным прибором! Прочие мои достижения рядом с этим померкнут и забудутся! Я войду в историю как человек, угодивший всем ужасам чувства стиля мистера Бохоста!

Дафна всмотрелась в Фаэтона.

– Ты оттягиваешь.

– Разве что чуточку…

– Ты боишься.

– Что логично, эта штука и убить меня может.

– Ты параноящий психопат.

– Зато привлекательный. Уж не пытаетесь ли вы, мисс, подстегнуть мою отвагу? Вам, когда вы были у Вечерней Звезды, стоило прилежнее изучать науку манипуляции.

– Ах, значит, я снова разжалована в "мисс"? Я не против, ты теперь хотя бы говоришь так, будто собираешься выбираться из ссылки. У тебя чуть менее обречённый настрой.

– Я думаю, как ещё себя обезопасить, если ноэтическое устройство – действительно ловушка.

– Напяль второе ведро.

– Это не ведро, оно отслеживает энергетические уровни в капюшоне.

– Всё равно ведро.

– Возможно, сейчас я боюсь успеха. Если проверка покажет, что я не просто так открыл воспоминания, то автоматическое изгнание – следствие договора на Лакшми – закончится. И что с того? Ничто не помешает Коллегии Наставников начать новое судилище. Они всё ещё боятся колонизации. Если кто-то из тех колонистов выжил, то, можно предполагать, Наставники стерпят полёт хотя бы к Молчаливой Ойкумене, чтобы узнать, что там произошло. Но если всё-таки права ты, и это – наваждение от Ганниса, то уважительная причина пропадает.

Дафна сидела, подавшись вперёд, обняв щёки ладонями и поставив локти на бёдра. Взгляд её был нахальный.

– Это оставь мне и Аурелиану. Мы разберёмся.

– Каким образом?

– Это сюрприз.

– Ты же терпеть не можешь сюрпризы.

– Только чужие.

– Мисс, расскажите мне, пожалуйста.

– Мы всё ещё на "мисс"? Скажи "Дафна, моя любимая жена, расскажи, прошу тебя" и я может быть подумаю.

– Ни за что. Ты и так всё выдашь с радостью.

– Это с какой стати? – ехидно улыбнулась она.

– А с такой, что ты, как и я, слишком гордишься своими достижениями и не сможешь ими не похвастаться.

Дафна поскучнела лицом и принялась копаться в причёске.

Фаэтон сказал:

– Всё, не тяни. Мне ведёрко жмёт.

– Мы богаты.

– Что?

– Ты богат, на самом деле. Я получу деньги, если снова за тебя выйду.

– Не обманывай себя. У меня нет ни грамма денег, ни секунды вычислений.

– Богат, на самом деле. Не настолько, чтобы выкупить корабль, но на фрахт посудины Чёрных для переезда к Меркурию хватит, и на подготовку к отлёту Феникса останется.

– Ой, брось. И откуда же это баснословное богатство?

– С летающих жилеток.

– Летающих жилеток?

– У тебя патент на них. Радамант так дело устроил, что ты сдаёшь чертежи в аренду за небольшой процент. Ну а во время праздника все хотят летать – это жуть как весело. Аурелиан Софотек уже опустил второй массив для левитации над Западной Европой – для Арийских Индивидуалистов, и третий над Макроструктурой – столичной галереей Несоединённых Цереброваскуляров, которая в Индии.

– Чепуха какая. Наставники…

– … частная и добровольная организация. Они не могут арестовать счета, они не полиция. Все берут жилеты напрокат, не снимая масок, только Аурелиан знает их личности.

– Но– но почему люди– почему люди игнорируют Наставников?

Дафна развела мягкие, тонкие руки в показном недоумении.

– Гипотеза первая. Народ согласен с Наставниками в принципе, но до тех пор, пока эти принципы не приносят им неудобств. Когда эти принципы требуют отказаться от радости полёта, они испаряются быстрее плевка на дневной стороне Меркурия. Знаешь, многие люди расстроились из-за непредвиденных ограничений массовой потери памяти. Гипотеза вторая. Граждане поняли, что Наставники, на самом-то деле, должны сдерживать твоих местных приятелей – оружейников, полуработорговцев, производителей детского порно, разрушителей, вредителей, мистагогов, смутьянов, переписчиков истории, разносчиков ненависти, проповедников самоубийств – и что Фаэтону, светлому, яркому, героическому, нет места среди такой дряни.

Слои плащей, кабелей и проводов едва не заглушили вопрос Фаэтона:

– Значит, люди отринули Наставников… ради меня? Они, наконец, разделили мою мечту?

– Не больно-то умиляйся. Бритва Оккама требует отсекать воображаемые сущности, такие как, например, сознательность, благородные позывы и желание делать добро у наших сограждан. Нет, первая гипотеза вероятнее. Им плевать на твои идеалы и на идеалы Наставников. Они хотят игрушек.

– Их любовь к игрушкам позволит и мне вернуть любимую игрушку. Нет ли в этом зерна свободнорыночной морали? Я хочу корабль. Нептунское переговорное древо предсказало, что Дума согласится нанять меня капитаном Феникса.

Дафна протянула точёный палец к нагрудному карману, в котором томилось ноэтическое устройство.

– Но первым делом вытащи уже, наконец, нас из этой треклятой ссылки! Скажи волшебное слово, позволь уже штуковине залезть себе в башку. Если я окажусь шпионом Молчаливых, а это всё – хитроумной западнёй, то я после извинения принесу.

– А если умру?

Дафну покоробило.

– Ну, очевидно, тогда извинений не будет! Смирись уже! Я волнуюсь, у меня жизней не осталось. Я смертная уже целый час, это не шутки. А если сюда метеорит грохнется? Мало ли что?

– На твоём месте о метеоритах бы я не волновался. С Четвёртой Эры значительных ударов не было. После падения на Балтимор все потенциально опасные небесные тела отслеживались – сначала Цыплячей Подкомпозицией, потом Цереброваскулярой Звёздный Вальс, а сейчас – Софотеками. Они любой булыжник заметят…

Фаэтон нахмурился. Вопрос был настолько очевиден, что додумался он только сейчас.

Где же Вторая Ойкумена прятала звездолёт?

Должен быть второй Феникс, поменьше, помедленней, незаметней – но способный, несмотря ни на что, долететь от Лебедя X-l до Солнечной системы. Где скрывался злой двойник его золотого Феникса? Специальные Софотеки отслеживают в системе каждый камень, чуть ли не каждую пылинку. Если Тихий Феникс держался дальше Нептуна (как Фаэтон предполагал), то как Софотеки не заметили обмен информацией, передачу инструкций и отчётов между Ничто и агентами?

(Если только… Могли ли агенты выходить на связь изредка и действовать, по большей части, по своей воле? Если так, они способны на глупость, на нелогичность, на человеческую ошибку.)

Технология Молчаливых отличается от технологий Золотой Ойкумены, но можно предположить, что по степени развития они примерно равны, поскольку несоизмеримое преимущество избавило бы Молчаливых от необходимости скрываться и действовать тайно.

Следовательно, можно предположить, что соблюдались все привычные научные и инженерные принципы. Молчаливые не могут приводить массу корабля в движение без соответствующих расстоянию выбросов энергии.

Вдобавок, если Ничто и скрывался в корпусе поменьше исполинских электрофотонных матриц Софотеков Золотой Ойкумены, плотность энергии, и её потребление, необходимое на достаточное Софотеку число операций в секунду, выдали бы его. Например, псевдонейтроний внутри ноэтического устройства можно было заметить с орбиты детектором слабо взаимодействующих частиц.

Где же такое большое тело – звездолёт, скажем – пряталось от Разума Земли?

– Милый, ты молчишь. Значит, ты задумался.

– А что, не стоит?

В освещённой свечами каюте протянулся женский вздох:

– Стоит. Стоит задумываться о том, чтобы поскорее провести ноэтическую считку, доказать правоту и вернуться домой до конца ночи, чтобы нормально провести её остаток. С тёплым бассейном, сопричащением, застольной процедурой и прогулкой по саду Новых Ощущений Вечерней Звезды. Завтра Антиапофеозная Школа собиралась вернуться из своей отчаянной малой Трансцендентальности в мыслительное пространство людей, и, говорят, они принесут из глубины Разума Земли Парахудожественный Феномен, упрощённый и адаптированный для нашей нейроформы. И, как мне кажется, гораздо лучше провести день так, чем сидеть в ржавой посудине и наслаждаться зрелищем нашего старения. Поехали домой, меня уже гнетёт эта нищета и грязь. Очень похоже на резервацию, где Старки жили.

Она крупно дрожала, стиснув локти. Одна из свечей на подоконнике иллюминатора начала гаснуть. Дафна вполоборота смотрела на смерть огня.

Фаэтон понимал, что её мучают мрачные мысли. Старки не только не подключили ребёнка ни к какой ноуменальной системе бессмертия, но даже не рассказали о существовании таковых. С Дафной в молодости произошла не одна катастрофа – она падала с деревьев, переворачивалась вместе с лодкой, попадала под ноги шагающих статуй – да, детство у неё было бодрое. Потом бродячий жонглёр, Чародей из школы Добрых Шалостей, поведает ей о реинкарнационных хранилищах Орфея, и девочка никогда не простит родителям-примитивистам то, что её подвергали таким опасностям.

Огонёк затрещал, вздрогнул, дал напоследок чуть больше света и погас. Наверх потянулась ниточка дыма.

– Поскорее уже вытащи отсюда нас, – попросила Дафна.

– Дорогая, не бойся.

Не отворачиваясь от погасшей свечи, она горько ответила:

– Почему бы и нет? Ты сам боишься.

Слышалась резкость, Дафне не присущая. Фаэтон сказал:

– Ты что имеешь в виду?

Дафна схватила планшет, развернулась к Фаэтону. Свет от экрана осветил подбородок, бросил поверх глаза тень.

– Мне бы не пришлось отправляться в ссылку, преодолевать весь путь сюда, тащить с собой устройство Аурелиана, да и вообще ничего не пришлось бы делать, если бы тебе хватило здравого смысла выйти в сеть и пройти ноэтическую проверку у Радаманта или на любом общественном канале! Даже программа самоанализа сказала, посмотрев на твою психометрику, что боязнь Ментальности идёт вразрез с твоим характером! Пора уже понять – это наведённый страх. Если был бы хоть вполовину так умён, каким себя мнишь, то не пришлось бы сюда ехать и вытаскивать тебя!

– Ты читала самоанализ? Это личное!

– Ой, брось. Я же супруга твоя. У нас обмен памяти. Я была тобой.

– Я бы всё равно не позволил себе залезть в твой дневник без спроса!

– Неужели? А если бы там лежал код пробуждения старой Дафны? Или втихомолку читать дневники куда хуже, чем вламываться в частные мавзолеи, размазывать охрану, драться с Аткинсом и похищать спящих?

– Я– ладно, принимаю. Но всё равно, тебе не-

– Что, боишься, найду откровенные фантазии? Узнаю, что мечтаешь переодеть меня в пони и хорошенечко объездить? Признаюсь, не против попробовать…

– Мисс, не уклоняйтесь от темы!

– Снова "мисс", так? Не беспокойся, герой. Я умру в изгнании и унесу твои тайны с собой.

Дафна отшвырнула планшет на койку и продолжила:

– Да неважно даже, включишь ты эту чёртову машину, или нет. Я и так знаю, что она скажет.

– И что же?

– Что ложные воспоминания передали через Среднюю Виртуальность. Около здания Курии один какофил, подручный Анмойкотепа, передал какой-то файл скорочтения. Ты тогда был подключён через общественную сеть около суда, и фильтром восприятия управлял дешеванский публичный сервер. Помнишь, Аткинс жаловался, что даже военную систему Анмойкотеп взломал играючи?

– П-помню. Но откуда такой вывод…

– Проще простого. Тебе изнасиловали память, причём не в то время, пока ты подключался через Радаманта – он бы засёк – и не до слушания, поскольку ноэтическая сверка в Курии это бы выявила. Промывка не могла пройти в капсуле Благотворительной – их консьержи бы заметили нападение. Ну и кого же ты встретил по пути от здания суда к общественным кабинкам? Какофилов.

Она указала на светящийся планшет.

– И даже программа самоанализа заметила – что-то гонит прочь мысли о Какофилах. Она тебе сообщила, но тебе плевать! И не надо тут заливать чушь про "как я могу хоть что-то узнать, если мозг испорчен"? Посмотри на доказательства! Взгляни уже на собственный хренов самоанализ! Вспомни Теорию Обмана, которой тебя учили! "В каждой ложной системе фактов есть минимум одно самопротиворечие." Это ложь, Фаэтон, ты должен это понимать! Нет Молчаливой Ойкумены, не никаких шпионов и ловушек! И Ничего нет! То есть Ничего не существует. Софотека Ничто нет. Черти тебя раздери, я от такой ахинеи даже звучу как дура!

На покрасневших глазах навернулись слёзы, Дафна начала хохотать, и багровое от злости лицо, несмотря ни на что, показалось Фаэтону прекрасным.

– Не расстраивайся. Помни о самоконтроле.

– В жопу всё! Я больше не Серебристо-Серая, я Красная, нам положено психовать!

– Даже если и так, твоя гипотеза всех фактов не объясняет. Зачем встраивать в голову ограничитель, предохраняющий о мыслях и снах об Второй Ойкумене? Кому это нужно, если не выходцам оттуда?

– Может, они хотели заблокировать вообще все сновидения, без разбору, чтобы ты умер от недостатка полноценного сна до того, как ноэтическая проверка покажет их вину. Почему Вторая Ойкумена? Не знаю. Может её случайно выбрали, может, это самый страшный образ в твоём подсознании, может вирус мутировал. Дорогой, в мире есть хаос. Не всё запланировано.

– Кто-то этим вечером через Дочь Моря угрожал мне.

– А, это. Это моё письмо, Дочь моря всё переврала.

– И что же значил "мир ласковых цепей, в котором я запутаюсь"?

– Я просто предложила провести четвёртый медовый месяц на настоящей луне. Может, когда ты устроишь планетоид любви для нас двоих, ты расхочешь искать счастья у чужих звёзд, и найдёшь его поближе.

– И– ага. Значит– Собираешься полететь со мной?

– Возможно. Если ты ведёрко с головы снимешь, конечно. Точно не знаю. Но знаю точно – не попадём никуда, пока ты мнёшься перед якобы заминированным прибором. Если боишься, проверь эту чёртову штукенцию на мне. Узнай, кому я служу – Молчаливой Ойкумене, голубеньким Феечкам, Рождественскому Батюшке…

– Это может быть небезопасно…

– Тогда пострадает вражеский шпион, – отвечала Дафна, разводя руки.

– Не будет ли мудрее подготовиться…

– Нет, Фаэтон Изначальный из дома Радамант, ведро я носить не буду! Смиритесь. Всё, надоело.

Она подошла, засунув руку, нащупала в кармане халата мыслеинтерфейс ноэтического устройства.

– Я не шпионка, Фаэтон.

Фаэтон замер от ужаса – жена могла погибнуть у него на глазах.

– Стой!

Но тяжёлая, опутанная проводами рука ничего не успела изменить.

– Клянусь, – добавила она.

Устройство загудело. Взгляд Дафны опустел.

– Нет! Погоди!

Тут Дафна снова заулыбалась, а прибор огласил:

– Субъект не противоречит своему мировоззрению, мнению и знаниям – она не лжёт. В сознании нет скрываемых мыслей. Признаков постороннего вмешательства не найдено. Её последняя редакция памяти – временная потеря воспоминаний, совершённая по её просьбе Софотеком Вечерняя Звезда из Красной школы второго ноября этого года.

– И, клянусь, я тебя люблю, – продолжила Дафна.

– Частично верно. Скрывается мысль о том, что вы ведёте себя исключительно непредсказуемо, что выводит субъекта из себя, и, по её мнению, несмотря на все её старания, любить вас стало тяжелее.

Дафна, как ошпаренная, вытянула руку.

– Ой, заткнись уже!

И вполголоса добавила:

– Трепло золочёное.

Фаэтон глубоко вздохнул.

– Хорошо, теперь я считаю риск оправданным. Устройство! Исследуйте меня на признаки посторонних вмешательств, пожалуйста.

Устройство снова загудело, закашлялось, потеряло в тоне и умолкло.

– Что-то не так? – озабоченно поинтересовалась Дафна.

– Отчёт, – приказал Фаэтон.

Прибор отчитался:

– Работа невозможна. Подходящие показатели отсутствуют.

Дафна взмахнула:

– Снова попробуй!

Прибор сказал:

– Внешний источник энергии влияет на циклическую матрицу памяти. Отключаюсь.

Рассерженная Дафна чуть не завизжала:

– Сними ведро и попробуй заново!

Фаэтон снова засунул внутрь прибора зонд.

– Не думаю, что мешает броня.

Прибор озвучил:

– Пожалуйста, подождите. Системе необходимо перезагрузиться и пройти процедуру переукладки.

– Проклятье! – воскликнула Дафна. – Ты опять провод какой-нибудь вверх ногами вставил, как тогда, в Париже!

– Нет, сейчас случился электромагнитный импульс. Он перемешал некоторые внешние схемы. Бесконечное самоподдерживающееся кольцо, о котором я рассказывал, запуталось. Информация на месте, но завязана в узел Мёбиуса, и вся адресация нарушена. Но нейтроний, или псевдонейтроний, или что там ещё – он в порядке. Его и антиматериальным залпом не поцарапаешь… Так. Энергия прошла в частотах обычного мыслепорта. Может, обратная связь от доспеха? Или резонанс?

– Вылезай из брони и давай заново.

Тут из кольца на пальце Дафны раздался девчачий писк:

– Не снимай броню! Дафна, назад! На Фаэтона напали!

ВРАГ

Фаэтон растерянно замер, а Дафна бросилась на пол и перекатилась под койку.

Подчёрпнутая из боевиков привычка, возможно, спасла ей жизнь. Осколки раздробленной двери сорвали с Фаэтона три слоя плащей и проводов, с музыкальным громом зарикошетили о латы. Взрыв был на уровне головы.

В дверной раме горело. Фаэтон вступил в пламя. Обрывки проводов и лоскуты халатов плавились на бронированном теле, раскаляясь добела.

Фаэтон ухватил в пекле какое-то существо, упёрся в него всем телом и, взревев суставами доспеха, вытолкал наверх лестницы – вдаль от каюты. Вдаль от Дафны.

То ли пинок, то ли взрыв прозвенел в грудь и отправил обратно по ступеням кубарем. Через плечо крикнул:

– Дафна?

– Я цела! Лови его!

Залп из ускорителей частиц, выброс магнитной энергии – Фаэтон преодолел пролёт, упал на палубу.

Было темно. Алмазные навесы помутнели и, растянувшись, обхватили борта – вся палуба оказалась под куполом, запечатанная надёжнее саркофага.

Свет исходил только от кольца огня под копытами твари. Она встала на дыбы, разбрызгивая шипящий кипяток. От неё валил пар и дым, клубы поднимались и свивались в кольцо под нагаром на бриллиантовом своде.

Она – лошадь Дафны, разумеется.

Вернее, бывшая лошадь. Встав на задние копыта, существо стояло прямо, поджимая скрюченные передние ноги. Изо рта и глаз текли бело-голубым потоком полупрозрачные кипящие слёзы, отводя побочное тепло бурлившей внутри наноперестройки. Череп раскололся, из разлома хлынула кровь напополам с рассолом нанороботов. Пламя бросало отсветы и отражалось металлическими бликами от стремительно растущих инструментов, в которые затвердевали щупальца распадающейся на языки рвоты, вытекающей сквозь обломки конских зубов.

Фаэтон выставил ладонь, зарядил батареи…

– Стой! Говори! – раздалось из нутра твари. Сейчас она походила на кентавра, вставшего на дыбы, но человеческое лицо заменял клубок чёрных жгутов, направленных концами в Фаэтона, извиваниями напоминая многоголовую кобру. Выстрелов не последовало.

Забавно – Фаэтон, цивилизованный человек, должен был первый предложить переговоры.

– Кто ты такой? – выкрикнул Фаэтон.

– Помнить это мне запретили. Я ничто.

(Почему же вдруг по хребту пробежал холодок? Похоже, втайне от себя, Фаэтон надеялся, что и всё это, и враги, и злодейства – окажется наваждением, сном, симуляцией, розыгрышем, недоразумением. Но вот стоит враг. Наяву.)

– Ты от Софотека Ничто?

Ответа не последовало. Существо сделало шажок вперёд, и, постукивая копытами по почерневшей палубе, переминалось на месте, не опуская, впрочем, скрюченных передних лап. Из осколков черепа полезли новые побеги, застывая во зловещего вида трубки и фокусирующие устройства. Оружие? В темноте понять сложно.

Фаэтон во время передышки поднастроил собственный доспех. Лишнее тепло от стремительных реакций в нановеществе вышло шипящим хором струек пара.

Фаэтон опять спросил:

– Вы органический или нет? Личность или парциал?

– Я ничего из того, что ты способен понять. Понимание нас не поймёт.

Слова выходили ровно, пусто, бездушно.

– Не несите чепухи, сударь! Если вы независимая самоосознающая сущность, то сообщите. Я хочу понять, будет ли ваше уничтожение считаться убийством?

Голос без выражения и чувств ответил:

– Самоосознание – ничто, наваждение, болезнь восприятия. Только боль настоящая.

– Чего вы хотите?

– Сдавайся. Смешайся с нами.

– Сдаться… Зачем? За что?

– Мы срежем гнилую похотливую плоть с обнажённого мозга, сохраним нервную систему в океане себя. Заберём от тебя все действия и движения – сложить сможешь ужасную тяготу индивидуальности. Органы чувств за лживость будут ослеплены. Все воспоминания вымарают, кроме связанных с Ничто. Тогда ты узнаешь истинную верность, истинную самоотдачу, истинную мораль. Истинно морально только то, что не несёт выгоды делающему, следовательно ты больше не получишь благ любого вида – ни удовольствия, ни заботы, ни самолюбия. Истинная действительность – только боль, она показывает, что мы живы. Примешь бесконечную реальность – твой беспомощный, извлечённый мозг навечно погрузится в бесконечные муки. Это научит негордости, неэгоизму, безсамости. Ты получишь просветление, названное немышлением.

Фаэтон превратил в оружие всё в броне, что было возможно. По расчётам, разнообразного залпа хватит для испарения плоти и перегрузки нервных схем. Ускорители частиц теперь могли уничтожить всё на палубе. Фаэтон сфокусировал прицельные элементы и поднял руки на возвышавшуюся в темноте тварь.

Но хладнокровно убивать собеседника Фаэтон готов не был. Неправильно это. Как ещё узнать происхождение и цели врага?

– Весьма привлекательное предложение, сударь, но, боюсь, вынужден вам отказать. Положа руку на сердце, признаюсь – я не в силах понять, чем бесконечная и бессмысленная пытка поможет либо вам, либо мне. Уверен, вам нужно что-то ещё…

Вздымающееся существо ответило с тяжеловесной однотонностью:

– Самость – иллюзия. Искать выгоду эгоистично. Не ищи ничего, не достигай ничего, будь ничем. Небытие – истинное бытие.

Фаэтон еле сдержал желание открыть огонь. На что эта жалкая, занудная, беспросветная тварь надеялась? Может, она всего лишь тянула время, ожидая подкрепления?

Всего одна мысль – и Фаэтон тут же подключится к Ментальности и покажет событие миру. Секретность Ничто пойдёт прахом.

Но выживет ли Фаэтон? Не ждал ли его подключений в Ментальности вирус? Несуразное нападение, последнее противостояние лицом к лицу с послом бессмысленного ужаса – может, это всё хитроумная уловка, цель которой – заставить Фаэтона выйти в сеть.

Фаэтон совершенно не знал, что делать.

– Объясните своё поведение. Зачем прибегать к силе? Насилие взаимно саморазрушительно, мирное сотрудничество взаимно выгодно.

– Выгода для себя неправильна. От неё идут удовольствия, которые суть гниение. Удовольствия порождают жизнь, не вписывающуюся в природу и противную ей, жизнь порождает радость жизни, заключающую псевдосамость в тюрьму логики, пленяя разум в материальной действительности. Но когда разум переходит в состояние над логикой, тогда пропадают определения, границы, пределы, открывается бесконечная свобода – свобода пустоты. Это состояние для тебя описать невозможно – ты не существуешь, твои определения ложные. Твой мозг перестроят. Тебя поглотят. Подчинись.

Темноту наполнило молчание. Фаэтон всё ещё не решился стрелять в самоосознающую сущность во время переговоров, хоть она и враг. Значит, нужно ждать, пока пришелец нападёт снова? Это было бы более чем глупо. Чувство долга подсказывало сообщить всему миру об опасности, пусть даже ценой жизни, но сомнения не давали делать. Фаэтон раньше решал не такие задачи. Он знал, как преодолевать инженерные трудности, знал, как достигать чётко поставленных целей в понятых разумом областях мира. Но это…

Безумное дитя будит жалость пополам с терпением. Но когда во власти безумного оказалось оружие и знания Молчаливой Ойкумены, целой цивилизации, просыпался только страх.

Правда, эту бессмыслицу даже воспринимать всерьёз сложно. Из всех переговорщиков, с которыми Фаэтон имел удовольствие встречаться, этот был самый дурной – да даже младшеклассник увидел бы логические дыры в его философии.

Чего же оно хотело? И как разговаривать с таким?

Фаэтон скопил смелость и заговорил:

– Простите меня, сударь, но я вынужден попросить вас удалиться в руки ближайшего констебля. Сдайтесь добровольно – я не желаю вам зла. Вы совершенно безумны, переговоры с вами бессмысленны, но, уверен, с достижениями ноуменальной науки ваше безумие излечат за одну редакцию.

Из лошадиной шеи раздалось:

– Ты, наконец, понял правду нашего предложения. Логика тщетна. Истину нужно отпечатать силой на пленных мозгах. Твоя истина – не моя. У нас нет общего, нет понимания, нет доверия, нет согласия. Между нами нет ничего.

Свинцовый глас затих.

Фаэтон начал недоумевать:

– А зачем тогда все эти переговоры? Зачем вы вообще хоть что-то делаете, если уж на то пошло? Если жизнь ужасна, бессмысленна и нелогична – покончите с ней! Уверяю, мешать не буду, скорее буду рад, что избавите меня от такой неприятной обязанности.

Щупальца на месте лица стянулись в узел, распутались, захлестали. Похоже, слова впервые разбудили в твари хоть какие-то чувства – от бёдер и подгрудка пошёл дым, сквозь, просверливая мясо наружу, судорожно выбивались иглы, крючья и трубки, концы которых чернели дулами оружий. Кровавые ручейки спускались по телу, по голеням и плюснам, разливаясь лужей на палубе. Тело покосилось, устояло, с лязгом переступая копытами, забавно поджимая передние ноги – попытки удержать равновесие напомнили танец.