Текст книги "Третья Мировая война: нерасказанная история (ЛП)"

Автор книги: Джон Хэкетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА 7: ВАРШАВСКИЙ ДОГОВОР

В начале 1980-х советские надежды на установление мирового господства прошли два этапа и вступили в третий. В первые дни революции они с уверенностью полагали, что марксистско-ленинистская идеология окажется непреодолимым магнитом для народов мира, и советский союз окажется выше всех других народов в качестве ее единственного источника и проводника. На заднем плане, это, конечно, должно было быть подкреплено наличием мощных вооруженных сил. Но надежды на идеологическое превосходство не были реализованы. Никогда не было никакого безумного порыва со стороны других стран последовать примеру советской России и создать марксиситско-ленинистские государства. Поэтому надежды сменились на не менее исполненное уверенности ожидание того, что Советский Союз станет экономической сверхдержавой. Было бы легко обогнать США и получить безграничную власть с позиции самой богатой и успешной нации мира. Конечно, по-прежнему нужна была опора на мощные вооруженные силы. Эти надежды тоже не оправдались. Валовой национальный продукт (ВНП) советского союза в 1984 еще не достиг 3 000$ на душу населения и находился на девятнадцатом месте среди европейских стран. К началу 1980-х Советский Союз действительно стал мировой державой путем создания действительно мощных вооруженных сил и их влияния, а не через преимущества своей идеологии или экономические показатели. Огромная власть Советского Союза почти полностью держалась на вооруженных силах.

Их развитие, прежде всего отчаянные усилия достичь ядерного паритета с США были очень дорогостоящими. Экономический рост в СССР замедлился. Тем не менее, расходы на оборону продолжали расти на более чем 5 процентов в год, и вероятно быстрее, чем весь внутренний валовой продукт. Треть всей продукции машиностроения занимала военная техника, что создавало серьезные препятствия – для экономики не хватало другого оборудования и техники. Большая часть научных исследований и разработок была направлена на военную промышленность, как и пятая часть всей металлургии, шестая часть химической промышленности и примерно столько же всей потребляемой энергии. Хотя эти цифры приблизительны, учитывая внутреннее ценообразование в Советском Союзе, было вполне вероятно, что к 1983 году расходы на оборону составляли 15–20 процентов от общего объема ВВП.

Стареющее руководство Советского Союза, характер и мировоззрение которого был сформирован Великой Отечественной войной, всегда полагалось на военных, и было к ним очень близко. Но возраст верхушки делал перемены неизбежными. Брежнев не сделал ошибки (допущенной другими, и именно из-за которой его собственная карьера была столь успешна) – не указав своего явного преемника. Однако было несомненно, что с середины 1980-х в Политбюро и высшее военное командование придут более молодые люди, с менталитетом, сформированным другими условиям, нежели у их предшественников. Поэтому сдвиг в мировоззрении и приоритетах был ожидаем.

Новички едва ли примут более либеральную политику. Это были жесткие реалисты, для которых абсолютная власть коммунистической партии Советского Союза, а также сохранение своих позиции в ее структуре перекрывало все другие соображения. Кроме того, изменения структуры, организации и стиля руководства, безусловно, вряд состоится, хотя бы для демонстрации того, что ничего не изменилось. Время «старой гвардии» было на исходе. У них осталось время примерно до середины восьмидесятых годов. Далее они, вероятнее всего, уже не смогут извлекать для себя максимальную пользу из военной мощи Советского Союза за счет недавно открытых возможностей, для использования этой мощи на расстоянии, для укрепления созданного в мире положения. Для этого потребовалось искажение экономики, которая не могла быть бесконечно устойчивой, даже с населением, привыкшим к более чем скромным условиям. Кроме того, рост советской военной мощи ускорил расходы на оборону в других странах, что, в свою очередь, заставило отреагировать Советский Союз, заинтересованный тратить на оборону меньше, однако как прямой результат своей политики, вынужденный тратить больше.

Впереди замаячили признаки обширной и дорогостоящей программы переоснащения армии современными вооружениями, большая часть которых потребовала бы для разработки двадцать лет, прежде, чем будет принята на вооружение, а также новой философии войны. Это не требовало немедленных действий, однако на фоне растущей слабости в общей структуре обороны, не могло долго ждать.

Были и другие тенденции, указывающие на надвигающийся кризис. Население советского союза в период с 1974 по 1984 увеличилось на двадцать пять миллионов человек, но только четверть из этого количества составляли русские. Остальная часть приходилась на Азиатов, среди которых демографический рост был в четыре раза выше, чем среди Московитов. Наибольший рост приходился на Центральную Азию. В первой половине 80-х население СССР включало примерно семьдесят миллионов мусульман. Нечувствительность к внешним воздействиям, таким образом, продолжала оставаться главным фактором в поддержании высшей цели – полном доминировании КПСС. Однако полное исключение такого воздействия, однако, не могло было быть гарантировано даже изнутри самого Советского Союза.

Потребность в западных вещах была повсеместной. Прослушивание западных радиостанций было обычным явлением. Пожалуй, целых пятьдесят миллионов человек в Советском Союзе, по словам Владимира Буковского, в 1981 слушали BBC, «Голос Америки», «Дойче Велле» и другие западные радиостанции. Очень часто слушали музыку, а затем и новости.

Другие страны Варшавского договора была более открыты к внешнему влиянию, чем СССР, отчасти в связи с неспособностью СЭВ удовлетворять их нужды. В результате появлялись более тесные контакты с западными странами, а также росла задолженность им. Таким образом, СССР должен был рассчитывать на прямое военное столкновение с США, которое, безусловно, будет неразумным откладывать далее, к примеру, 1985 года. В дебатах на высшем уровне в Советском Союзе относительно того, как долго он сможет проводить политическую линию, при которой риск вооруженного конфликта будет высок, безусловно, признавалось, что такую политику будет целесообразно проводить не позднее первой половину 1980-х годов. Окно возможностей не будет длиться вечно.

В международных отношениях после Второй Мировой войны и до распада империи в результате Третьей, Советы часто считали себя проницательными хозяевами и дальновидными стратегами, однако часто демонстрировали удивительную степень недальновидности. В наши дни это часто поражает. Их чрезвычайно плохое управление делами в Австрии в 1946 было одним из первых примеров. При полной уверенности в благодарности австрийцев за освобождение их страны Красной Армией, они были уверены, что в ходе свободных выборов придет к власти коммунистическое большинство. Однако, в Ассамблее не оказалось ни одного коммуниста. Были и другие ошибки: в отношении Югославии, Венгрии, Чехословакии, Ближнего востока, на Индийском субконтиненте, с Китаем. Был полный драматизма разрыв с Египтом, где советы прежде глубоко укоренились, закончившийся их полной высылкой в 1972 году. В истории международных отношений редко можно было найти более яркий пример глупости, чем провоцирование создания НАТО и перевооружения Германии Западом. Рейх пал перед его четырьмя основными врагами – США, Великобританией, Советским Союзом и Францией, потерпев полное поражение. В течение четырех следующих лет однако, советская политика настолько восстановила против себя своих бывших союзников, что их терпение исчерпалось и эти три страны не увидели иной альтернативы, кроме как создать оборонительный союз, а затем принять в него и повторно вооружить поверженного врага. Просоветские фантазеры на Западе тщетно пытались скрыть простую истину. НАТО было исключительно оборонительной структурой, которая была призвана в жизнь СССР и только СССР. Советский Союз сам был виновником того, что стало его наибольшим проклятием.

Граждане Советского Союза к 1970-80 годам, возможно, уже пришли к осознанию собственной судьбы как безнадежной, без уверенности или даже надежды на то, что что-то измениться к лучшему. Было бы неправильно полагать, как делали многие на Западе, что они совершенно не имели представления о том, что происходило в остальном мире, за пределами их собственной замкнутой системы. В дополнение к вещанию западных радиостанций, распространение информации в Советском Союзе было намного свободнее, чем было принято считать на Западе. Конечно, и гораздо свободнее, чем хотелось Коммунистической партии. В стране процветал огромный черный рынок, который был не только разрешен властями, но даже активно поощрялся как компенсация собственной экстраординарной несостоятельности. Хотя с распространением информации, конечно, все было не так. Хотя общественное мнение в коммунистическом государстве едва ли было значимым, было неизбежно, что за четыре или пять лет до войны в Советском Союзе не просто существовало широкое понимание происходящих во внешнем мире событий, но оно начало оказывать влияние на политические процессы. Бойкот Олимпиады произвел гораздо большее впечатление, чем принято считать за рубежом. Попытки Партии приуменьшить его последствия и утверждают, видные общественные отношения успех производства породил в Москве настоящую волну злых шуток. Яд давно стал единственным надежным показателем реакции общества на события. Вторжение в Афганистан вызвало широкий интерес и глубокое неприятие. Поскольку оно тянулось без удовлетворительного завершения или хотя бы его отдаленной перспективы, оно все более и более признавалось ошибкой первой величины. Захоронение погибших проливало свет на отношение населения к этой войне. Первоначально их отправляли для похорон домой, но потом поток тел продолжился и столь возрос, что это было сочтено нецелесообразным. Общественное беспокойство в азиатских республиках, из которых пришла первая волна участвовавших в афганской войне войск, стало настолько заметно (в частности в Казахстане), что с середины 1981 эта практика полностью прекратилась. Мертвых хоронили там, где они погибли.

Еще долго многие будут задним числом понимать, что Запад должен был сделать больше усилий, чтобы воспользоваться трудностями советского союза в начале 80-х, например, в Афганистане или Польше. В первом случае, активные поставки вооружения повстанцам или активный подкуп советских войск требовал большей согласованности действий с Пакистаном, чем это было бы мудрым решением. Более того, разобщенность афганцев была почти таким же сильным источником слабости, как и отсутствие тяжелого вооружения. С Польшей тоже была настоящая головоломка. Мог ли запад спасти «Солидарность»? Насколько в западных интересах было нанесение экономического ущерба стране после введения военного положения в надежде, что правительство и народ не пострадают, а возобновят прогресс на пути к демократии?

Хотя в целом довоенные попытки Запада использовать советские проблемы были неэффективны, они принесли некоторые побочные плоды. Хотя в мирное время Западными правительствами было сделано очень мало, открылись заманчивые возможности для вмешательства во внутренние дела стран Варшавского договора в случае войны. Для ЦРУ или других подобных организаций было слишком рисковано проводить масштабные мероприятия в мирное время и правительство в целом, приказали им не пытаться. Когда началась война, она оказалась слишком короткой, чтобы организовать нечто большее, чем поддержку пратизаной деятельности массовыми воздушными поставками снаряжения. То, что не удалось сделать правительствам, было, однако, в значительной степени компенсировано усилиями влиятельных лиц, которые настаивали на боее широком использовании возможости вредить советской системе в мирное время. Правительства стран Запада имели возможность создавать организации, систему подготовка, и даже запасы оборудования через активистов из числа эмигрантов из стран Балтии, Украины и других республик советского Союза, не говоря уже о странах Варшавского договора. Люди на западе, происходившие из этих завоёванных стран, предложили свои услуги, когда появилась реальная угроза войны. Существовало намного больше ресурсов, чем могло быть использовано в течение фактического времени боевых действий, однако некоторые из них были успешно использованы, особенно в Польше, странах Балтии и на Украине. Наиболее полезны были те из этих изгнанников коммунизма, которые после распада Советского Союза были более чем готовы вернуться в свои страны и способствовать их восстановлению. Среди них часто находились наиболее способные мужчина и женщины своих стран. Некоторые имели очень высокие управленческие способности, которые были неоценимы при создании режимов, пришедших на смену коммунистическим.

План вторжения в Западную Европу силами Варшавского договора, окончательно принятый в Кремле, предполагал быструю оккупацию Федеративной Республики Германия в течении десяти дней, затем фронт должен был сомкнуться на Рейне, а затем должны были начаться переговоры с США с позиции силы.

Существовало несколько очень важных причин, по которым СССР должен был достигнуть Рейна максимально возможно быстро. Первая заключалась в необходимости достижения решающего военного успеха, чтобы мощно и четко определить политическую базу прежде, чем в Европу смогут быть переброшены подкрепления из США и создать действительно опасное положение. Вторая заключалась в том, чтобы дать Западу как можно меньше времени на то, чтобы разрешить сомнения и колебания относительно применения ядерного оружия – для них было естественно предположить, что применения ядерного оружия прежде всего будет необходимо Западу, чтобы компенсировать превосходство в обычных вооружениях, развернутых против них странами Варшавского договора. Третья и едва ли менее важная причина заключалась в необходимости свести к минимуму напряжение, которое длительная военная операция создаст на Варшавский договор, особенно стран, которые до войны обозначались как «Северная часть договора» – Германскую Демократическую Республику, Польшу и Чехословакию. Первые две из этих причин мы рассмотрим в следующей главе. Третья заслуживает быть рассмотренной здесь.

Вооруженные силы каждой из этих трех стран, хотя все они были созданы (с нуля в ГДР, восстановлены в Польше и Чехословакии) под тщательным контролем СССР, различались коренным образом. Даже в навязанных извне смирительных рубашках, они отражали дух и мировоззрение собственных народов. Роль, которую сыграли в Третьей Мировой войне армии «Северной части», как видаться теперь, в ретроспективе, вряд ли была удивительной.

Этим трем армиям была определена своя роль и поставлены задачи в рамках операции по быстрому и сокрушительному вторжению в Западную Европу, которая должна была быть молниеносной и успешной. Это план был лишь одним из многих оперативных планов, хранившихся и постоянно обновляемых в Кремле, но теперь он приобрел самое высокое значение. Это был план, неизбежно затрагивающих эти три страны больше, чем любой другой.

Каждая из трех этих армий была организована, оснащена, подготовлена и ориентирована на совместные с советской армией крупномасштабные наступательные действия. Каждая должна была быть интегрирована в структуру советской армии настолько, насколько это было возможно. Совет обороны Политбюро понимал раздражение некоторых старших и наиболее оторванных от реальной практики офицеров Советского Верховного Командования относительно очевидной невозможности такой интеграции, но это раздражение должно было сдерживаться. Армии этих трех стран, как показали последующие события, были принципиально разными, каждая имела свои отличительные особенности, происходящие из различной истории и различной культуры.

В Польше ситуация была иной. Польские вооруженные силы, отказавшиеся в 1970 выступить против почти дошедшего до мятежа гражданского населения, были вынуждены взять полный контроль над страной. До сих не ясно, ввел ли генерал Ярузельский военное положение потому, что был польским патриотом, а единственной альтернативой установлению прямой советской администрации, или потому, что как коммунист искренне верил в то, что власть «Солидарности» несовместима с порядком в государстве. Каким был не был ответ на данный вопрос, приход к власти оказал воздействие на польскую армию. Во-первых, ее силы были так привержены делу обеспечения внутренней безопасности, что вряд ли могли внести значимый вклад во внешнюю военную операцию. С другой стороны, война с западной Германией была для многих польских солдат лучшим делом, чем подавление «Солидарности». В реальности, вскоре они получили наихудший вариант, так как польская армия могла бы сыграть более важную роль в войне, предотвратив нападения польских партизан на советские линии снабжения, ведущие через Польшу в ФРГ. Армия ГДР (Национальная Народная Армия или ННА) была создана с нуля в 1960 году. Она была самой малочисленной из трех, имея не многим более 120 000 солдат к началу войны, половина которых являлась призывниками, служившими восемнадцать месяцев. У нее не была своих собственных военных традиций (некоторое воссоздание в 1970-х саксонских традиций в противовес Прусским не имело большого значения) и она была полностью подчинена партийному режиму, имеющему тесные связи с Советским Союзом. Страх перед угрозой, исходящей от Западной Германии, тщательно культивируемый СССР, оказался полезен в период формирования армии, но «остполитик» и разрядка международной напряженности значительно снизили значение этой угрозы как связующей силы, и дезертирства военнослужащих ННА на Запад в 1970-х было значительным. Надо сказать, оно было довольно редким среди офицеров в звании выше подполковника, что свидетельствовало о там, какие награды и поощрения обеспечивались военным Партией. Несмотря на то, что две танковые и четыре мотострелковые дивизии ННА были приданы для полноценного участия в наступлении Группе Советский Войск в Германии (ГСВГ) в августе 1985, надежность ННА (не столько офицеров, особенно старших, сколько рядового состава) всегда была для Советского верховного командования поводом для беспокойства. Когда надежды на достижение молниеносного успеха в операции стран Варшавского договора против НАТО, от которого более чем от чего-либо зависела лояльность ГДР не оправдались и начались народные волнения, включая акты саботажа и открытые выступления, прежде всего, в Дрездене 11 августа было явно неразумно использовать ННА, по крайней мере, в первую очередь, для их подавления. В первую очередь, против них были направлены отряды Берайтчафтсполицай[50]50
  Специальные подразделения полиции, аналог ОМОН-а.


[Закрыть], а затем, когда беспорядки 14 августа охватили Лейпциг, дежурный полк под командованием министерства государственной безопасности. Когда беспорядки распространились еще больше, Советы с превеликим нежелание дали разрешение ГДР отвести регулярные силы с линии фронта и неохотно дали разрешение на использование их для подавления беспорядков. Три мотострелковых полка, отведенные с фронта с этой целью 17–18 августа, вышли из-под контроля, приказы оказались проигнорированы, офицеры – расстреляны, дезертиров было хоть отбавляй, партия все еще была главной силой в ГДР, но теперь была все менее и менее в состоянии управлять страной.

В Польше ситуация была иной. Польские вооруженные силы, отказавшиеся в 1970 выступить против почти дошедшего до мятежа гражданского населения, были вынуждены взять полный контроль над страной. До сих не ясно, ввел ли генерал Ярузельский военное положение потому, что был польским патриотом, а единственной альтернативой установлению прямой советской администрации, или потому, что как коммунист искренне верил в то, что власть «Солидарности» несовместима с порядком в государстве. Каким был не был ответ на данный вопрос, приход к власти оказал воздействие на польскую армию. Во-первых, ее силы были так привержены делу обеспечения внутренней безопасности, что вряд ли могли внести значимый вклад во внешнюю военную операцию. С другой стороны, война с западной Германией была для многих польских солдат лучшим делом, чем подавление «Солидарности». В реальности, вскоре они получили наихудший вариант, так как польская армия могла бы сыграть более важную роль в войне, предотвратив нападения польских партизан на советские линии снабжения, ведущие через Польшу в ФРГ.

Без устали подчеркиваемая Советами угроза национальной безопасности Польши, исходящая от ФРГ, к 1970-м становилась все менее убедительной. Существовало еще меньше факторов, способных связать военные интересы Польши со слепой враждебностью к НАТО, которой был одержим СССР. Нежелание советских военных воспринимать польских офицеров как столь же высоких профессионалов как и они сами (что, несомненно, соответствовало действительности) и нежелание Москвы обеспечивать Польскую армию современной техникой давало мало возможностей для преодоления неизбежного разрыва между странами, которые были скорее врагами, чем союзниками. Кроме того, беспокойство советской стороны вызывало стремление польских военных к приоритету военного профессионализма над идеологическими соображениями, наблюдавшееся в конце 1970-х[51]51
  Напоминание, что приоритет военного профессионализма над идеологическими соображениями был определен в СССР расформированием института военных комиссаров в 1942 году вряд ли имеет смысл в связи с воззрениями авторов…


[Закрыть].

Следовательно, Польша ни в коем случае не могла рассматриваться Советами как надежные военный союзник. Было лишь одно соображение, позволявшее удержать Польшу в русле планов Варшавского договора по быстрому вторжению в Западную Германию. Это была убежденность в том, что если Польша отколется от Варшавского договора, боевые действия между его силами и НАТО будут вестись не на территории Германии, а на территории Польши. Следовательно, быстрое и решительное вторжение в Западную Германию было бесконечно более предпочтительно. Когда вторжение стало быстрым, но не решительным, советские опасения по поводу благонадежности польских войск вскоре полностью оправдались. Когда советские пути снабжения в Польше стали все более и более страдать от деятельности партизан при обширной и умелой (хотя и со значительными потерями) поддержке военно-воздушных сил НАТО, польские подразделения были отведены из Германии в Польшу для обеспечения безопасности путей снабжения от полного разрушения. Мятеж в Познани 17 августа, поднятый одной из восьми польских механизированных дивизий, первого из возвращавшихся домой формирований, послужил сигналом к началу общей схватки с советским Верховным командованием.

События 1968 года в Чехословакии не только положили конец всем надеждам на интеграцию Чехословацких и Советских интересов. Они также практически уничтожили Чехословацкую Народную Армию (ЧСНА).

Ранее существовавшие надежды на интеграцию Чехословацких и Советских интересов, по сути дела, никогда не были полностью оправданы. С другой стороны, в первые годы межвоенного периода, СССР имел все основания считать Чехословакию наиболее просоветской из всех своих новых сателлитов. Выборы в Чехословакии в 1947 году проходили без, как это часто утверждается, давления Красной Армии, которая на тот момент имела в ограниченное присутствие в этой стране. Создание коммунистического правительства было результатом, в первую очередь, более или менее респектабельного демократического процесса, который был несколько запятнан переворотом 1948 года и был, по иронии судьбы, таким же судьбоносным, как и массовый отказ от коммунизма Австрии, где советские войска так опрометчиво позволили проведение свободных выборов годом ранее. В последующие годы, устойчивое возрождение чешского национального самосознания, антисоветских настроений и опасений по поводу возможности внешних репрессий против свободных институтов, ко временам Дубчека привело к уровню недовольства внешней гегемонией, который был опасен сам по себе. Кроме того, вероятность, что инфекция может распространиться за пределы Чехословакии, была слишком высока, чтобы ею можно было пренебречь.

По крайней мере за десять лет до 1968 года, в ЧСНА наблюдалось растущее разочарование из-за стремления Советов к полному подчинению интересов Чехословакии интересам Советского Союза. Это было достаточно возмутительным, чтобы офицерский корпус оказался глубоко обеспокоен вопросами национальной безопасности. Столь же возмутительным для военных специалистов было нарастающее вмешательство политических соображений в военные вопросы. Это было особенно возмутительным для высококвалифицированных младших офицеров, так как их карьеры часто рушились из-за сильного нежелания принимать советские доктрины как непривычные и не соответствующие первостепенным задачам в сфере Чехословацкой оборонительной политики.

Вторжение 1968 года, организованное и возглавляемой Советским Союзом при символической поддержке других стран Варшавского договора, расколола ЧСНА. Оно также положило конец наблюдавшимся в стране, в целом просоветским тенденциям. Армия Чехословакии так и не оправилась от этого. Ее численность и уровень профессионализма не сравнялись с теми, что были ранее. До начала войны в 1985, несмотря на стойкие советские усилия вновь установить полный контроль над Чехословацкими вооруженными силами (а отчасти и благодаря им), ЧСНА ни в коем случае не могла рассматриваться советами как полностью надежный инструмент ведения войны. Тем не менее, ЧСНА была также задействована в наступлении в ходе молниеносной войны против Запада. Однако еще до того, как наступление было остановлено, предсказуемым результатом упорной обороны НАТО в Федеративной Республике Германии стал мятеж, охвативший 4-ю мотострелковую дивизию ЧСНА в Хебе 17–18 августа.

В целом, составители советских военных планов не могли рассчитывать на большой вклад стран-союзников по Варшавскому договору. Задачей этого договора не было, как в случае с НАТО, объединение усилий группы стран ради общего дела. Его задача была гораздо более проста и жестока.

Советы видели в Варшавском договоре аппарат поддержания контроля над Восточноевропейскими странами и предотвращения их использования в качестве плацдарма для нападения на Советский Союз. Им нужен был гласис, а не альянс. Здесь уместны оба определения слова «гласис», содержащиеся в Оксфордском словаре английского языка:

1. Местность, покрытая гололедом после осадков и заморозков.

2. Пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости, возводившаяся с целью улучшения условий обстрела впереди лежащей местности, маскировки и защиты укрепления.

Это не было территорией, на которой размещаются дружественные силы.