Текст книги "Рабы Тьмы"

Автор книги: Джон Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

VIII

Малогарст

Он открыл рот, чтобы закричать.

Пыль… Он чувствовал вкус пыли… и дыма от полевых костров.

Он попытался встать и посмотреть, откуда прозвучал голос.

Гор Луперкаль стоял рядом с ним, положив руки на перила беломраморной балюстрады. Вспышки двигателей космических кораблей расцвечивали ночное небо над головой. На темной равнине под балконом, где они стояли, перемигивались огни. Ветер колебал пламя факела, горящего в железном креплении под ними.

– Господин… – начал Малогарст.

– Что ты делаешь, Мал? – спросил Гор, не поднимая взгляд.

Малогарст хотел заговорить, но замешкался. Он огляделся вокруг. Коснулся камня балюстрады – тот был твердым, материальным. Он посмотрел на свою перчатку. Пальцы были закованы в серо–белый керамит.

– Ты не должен здесь быть, – сказал Гор.

– Где «здесь», мой господин?

Гор выпрямился, на мгновение нахмурившись. Малогарст понял вдруг, что примарх был облачен не в темно–зеленый Сынов Гора, и не в черный Повелителя Нового Империума. Его доспех был белым – как в давно прошедшие дни, белым – цвета Лунных Волков.

– Это Улланор, Мал, – сказал Гор. – Разве ты не видишь? Это Улланор, и завтра мой отец окажет мне великую честь.

Малогарст посмотрел на Гора. Его лицо было таким же, как… Нет. Оно было как будто сильнее, нетронутое теми заботами, что осаждали его тогда, накануне триумфа. Этот Гор был спокоен – скорее образ того, что должно было быть, чем то, что было в действительности. Он глядел, как ночь заполняет тишину равнины, и он стоял один.

– Магистр войны… – выдохнул Гор. – Меня назовут Магистром Войны, Мал. Завтра, на этом самом месте, мой отец передаст мне командование Великим Крестовым походом.

Малогарст моргнул. Ветер, касающийся его лица, казался реальным. Очень реальным. Словно острый край лезвия, прижатый к коже.

– Он говорит, что Он должен вернуться на Терру. Есть дела, которые требуют Его присутствия. Дела… – слово скользнуло прочь и развеялось по ветру. – Он забирает Рогала с собой.

– Сир…

– Полное командование, абсолютная власть в завоеваниях – моей ли рукой или чужой. Такая честь, Мал, такая демонстрация доверия…

– Сир, я не здесь…

– Вот только почему это кажется пустым – незавершенная задача, с которой надо поскорее разобраться?

Малогарст шагнул ближе.

– Господин, это – не реальность. Улланор был давным–давно. У нас мало времени…

Гор повернул голову. Темное небо содрогнулось, окрашиваясь алым рассветом, а затем – сияющей голубизной. Пылающее солнце взлетело в зенит. Равнина огней превратилась в море лиц среди блеска брони. Балкон сотрясался от поступи Титанов. Ревели боевые рога, разгоняя своим звуком ветер. Вся мощь человечества маршировала и выкрикивала кличи, пока солнце не закатилось во тьму и звезды не осветили красным возвратившуюся ночь, и Гор уже не был облачен в белое с серым, но возвышался мрачным силуэтом – сама темнота, обретающая форму лишь в блеске острых краев и в обрывках теней.

– Малогарст… – выдохнул Гор, и голос его раскатился громом, сливаясь с воплями боевых рогов.

Малогарст отступил назад. Воздух вышибло из легких. Нестерпимый жар опалял его плоть. Напряжение сдавливало кости. Он слышал смех, высокий и пронзительный, разрывающий мысли. А потом Магистр войны отвернулся – черная тень на фоне неба, полного красных грозовых облаков.

– Вы послали эту тень? На какое посмешище вы себя выставляете?

И он засмеялся, но Малогарст слышал пустые раскаты грома.

Броня Гора была вновь белым и серым Лунных Волков, но теперь ее покрывали сажа и потеки крови. Балкон исчез, земля под ногами была зернисто–серой – город, обращенный в пепел огненной бурей.

– Господин, – позвал он. – Господин, послушайте меня. Я – Малогарст. Я ваш слуга.

Гор обернулся к нему. Малогарст едва не упал.

– Ты – ложь. Здесь нет никого. Это – пустошь богов.

Гор поднял взгляд, и вдруг ореол его присутствия словно бы умалился, словно он стал чем–то более похожим на человека. Тени скрылись, оставляя его лицо, дрожащий жар остыл. Красные облака и спирали из пепла замерли. Он посмотрел на Малогарста, и советнику показалось, что в глазах примарха, где только что был огонь, он видит боль.

– Мал?

– Это я, господин, – ответил Малогарст.

– Но ты не можешь быть здесь…

– Господин, вы помните «Мстительный дух»? Ваша рана…

Но Гор лишь покачал головой.

– «Мстительный дух» был давно.

– Нет, сир, – возразил Малогарст. – Это – сейчас. В это самое мгновение вы сидите на своем троне, и я там, с вами. Разве вы не помните?

– Помню… – произнес Гор. – Я помню всё. Я помню, как расходилась земля под первым плугом. Я видел, как первый меч поднимается из воды, остывая после кузницы. Я держал угли умирающего солнца в своей руке.

– Вы были ранены…

– Волк укусил глубоко, но недостаточно глубоко. Лишь царапина, напоминание о том, что у моих братьев тоже есть зубы.

Малогарст покачал головой.

– Рана открылась снова, на Бета—Гармоне. Вы истекали кровью. Вы…

– Я умирал.

– Да, – Малогарст замолчал на мгновение. – Вы всё еще умираете.

Гор не ответил.

– Улланор… – медленно выговорил Гор, и вокруг них облака и пепельный ветер взметнулись на миг и вновь застыли. – Улланор…

– Вы помните? Но тогда вы помните и приказы, что вы отдали?

Примарх нахмурился, и на секунду тени выросли вновь, точно темные вены проступили под кожей.

– Приказы? Нет, но Улланор ждет меня – там. Он ждет меня.

Гор зашагал вперед. Пепел под его ногами не издавал ни звука, и впереди расстилалась лишь серая равнина.

Малогарст ощутил, как его мысли кружатся водоворотом.

Улланор ждет меня…

Несмотря на всё, что он знал о варпе, несмотря на все те шаги, которые он предпринял, чтобы достичь этой точки, он всё же не был уверен. Был ли он в действительности на «Мстительном духе»? Оставался ли он по–прежнему там, истекая кровью на полу?

Он поспешил за своим Воителем.

– Сир, что происходит?

Гор взглянул на него. Бескрайняя стылая равнина отражалась в его глазах.

– Есть цена, Мал, цена, которую нужно платить. Я должен идти.

– Вы не имеете в виду…

– Я не умираю.

Он не останавливался. Завеса пепла скрывала его силуэт. Вновь поднялся ветер. Малогарст вскинул руку, прикрывая глаза от обжигающих искр. Он моргнул. Гор уже стал размытым пятном в вихре пепла, уходя всё дальше.

– Сир!

– Я не умираю, Мал, – донесся до него голос Гора, как нить, тянущаяся из–за пределов зрения. – Я сражаюсь.

Лайак

Призрак ударил воплем по разуму Лайака; один из шести глаз его маски треснул. Он прокричал имя изгнания. Его броню и жезл окутал огонь. Призрак обернулся вокруг Лайака. Он был ничем, наброском быстрых движений и вопящего лица. Когти, впрочем, у него оставались. Они чиркнули по Лайаку, стоило ему взмахнуть своим пылающим жезлом. Его обдало холодом от этого прикосновения. Из рассеченной кожи шла кровь. Разум превратился в водоворот образов–голосов.

Ты – чистая душа, Лайак…

Ты – пустой человек…

Как тебя зовут?

В своем разуме он призывал имена и формулы, бичуя ими память, будто дождем клинков. Ответа не было. Никакого. Он падал.

Боги отреклись от тебя…

Ты был взят сюда лишь как жертва…

Почему, как ты думаешь, они благословлены как мученики?

Его лицо горело огнем. Металл шлема корчился, извивался. Крючья на внутренней стороне рвали плоть, точно зубы. Жезл выскальзывал из рук. Разум кружил без остановки, не в силах отыскать центр. Ладони Лайака поднялись к маске.

Кто ты?

Ты наверняка был кем–то прежде…

Я – никто.

Маска будто сама упала ему в руки. Кровь полилась из руин разодранного лица. Туман был точно стена, прижатая к самым его глазам. Огонь вокруг брони угас.

– Теперь, – разнеслось далеким криком–плачем на ветру, – теперь ты воистину наш.

Лайак поднял взгляд. Сверху на него смотрело лицо. Молодое, но генетическая алхимия – скорее, чем время, – сделала его черты твердыми. Одинокий язык черного пламени отмечал каждую щеку. Глаза были темными. Броня цвета пепла кольцом охватывала шею.

– Я не знаю, кто ты, – выдохнул Лайак, и собственный голос показался ему чужим.

– О нет, ты знаешь, – возразил обладатель лица. – Я был рожден под светом звезды, что сияет над Террой. Этот свет… В те времена он приходил сквозь иллюминаторы, когда станция выходила из тени затмения.

Лайак слушал, пригвожденный к месту словами странной фигуры.

– Даже сквозь всю эту пыль и сажу, ты мог видеть свет. Говорили, там и тогда, что это опасно, что если пленка на кристалле окажется повреждена, то свет убьет тебя… Это не имело значения. Что такое была смерть по сравнению с этим светом? Я был тогда один: ребенок, взрослеющий без воспоминаний о тех, кто создал меня, полагаясь лишь на инстинкты, способные сохранить невинную душу в гниющем городе, повисшем среди пустоты.

– Замолкни, – рыкнул Лайак, чувствуя слабость в произнесенном слове в тот самый миг, как оно сорвалось с языка.

Фигура в серой броне не сдвинулась с места; лицо оставалось безмятежным. Лайак не мог отвернуться. Этот спокойный взор был как целый мир; а слова – громче мыслей и мягче пепла.

– Меня нашли. Я был последним, кто остался в живых. Меня спросили, верю ли я в богов. Боги… Те, кто нашел меня, пришли из–за них. Боги были повсюду. На каждом перекресте было по святилищу, усыпанному приношениями – клочками ткани, яркими трубками поливальщиков, крошечными костями. Под кучей хлама можно было увидеть богов. Они были сделаны из старого стекла, запыленного металла и проводов. Их были сотни. Кал’дур’ха, Податель Дыхания. Су’неш Джанек, Госпожа Молнии. Воль’Теон, Стоящий–в–Начале, и прочие; с невнятными именами, но всеобъемлющей силой. Их жрецы–надсмотрщики громыхали от амулетов. Можно было слышать, как они идут, чтобы убивать. Жертвоприношение, вот как они это звали, но, по сути, оно оставалось тем же убийством. Единственное, что я мог вспомнить из времени, прежде чем я остался один, это жрец–надсмотрщик с вырезанной на лице звездой и кулон с каплей крови, болтающийся на его руке, сжимающей нож…

Лайаку казалось – он видит, как образы расцветают внутри этих слов: изломанные, витражные видения о мальчике, жившем в тенях.

– Всё это кончилось, когда пришли они. Всё сделалось пламенем, и надсмотрщики кричали, сгорая. Меня нашли, потому что я выбрался из укрытия, чтобы посмотреть, как сгорают боги. Я плакал. Меня увидели. Я не убежал. Они были огромными: гиганты в сером, несущие в руках огонь. Они не убили меня, хотя убивали всех остальных. Они спросили меня, отчего я плачу. – Говоривший протянул руку, чуть расставив пальцы, как если бы хотел погладить Лайака по щеке. – Я рассказал им. Они забрали меня с собой. Изменили меня. Переделали меня. И я видел истинный свет солнца – и сжигал ложных божеств. Мне была дана цель, и я обрел себя в пламени. У меня была истина, и больше ничего мне не было нужно.

– Я не… – выдохнул Лайак. Он всецело владел собой, его мир зиждился на силе, однако в это мгновение он чувствовал себя как с содранной кожей и без малейшей воли к сопротивлению. – Я не знаю тебя.

– Нет, – было ему ответом. – Ты раб. Носитель пустого имени, существо, а не человек, которым ты был когда–то. Было бы милосердием сказать, что это благословение, что ты обретешь покой. – Лайак мог видеть сквозь протянутые к нему пальцы. – Но я никогда не был милосерден, не так ли?

Серебряный кинжал резанул по горлу призрачной фигуры. Оттуда вырвалась кипящая чернота. Призрак рухнул назад, взбухая и раздуваясь, точно дым, подхваченный бурным ветром. Раздался пронзительный вопль, переходящий в завывание, проносясь эхом всё дальше и дальше.

Настоящая, вещественная рука показалась из тумана и схватила Лайака за запястье. Он поднялся; его мышцы отреагировали, опережая разум. Он посмотрел в пустые глаза Хебека; раб помог ему встать на ноги.

– Двигайся! – раздался голос Актеи.

Его рабы клинка стояли по обе стороны от оракула. Она по–прежнему держала в руке хрустальный флакон, но теперь поворачивала голову из стороны в сторону, изучая туман слепыми глазами. Серебряный кинжал в другой ее руке казался взгляду Лайака потускневшим.

Жезл по–прежнему оставался у него в руке; в другой была маска. Он поглядел на Актею.

– Всё в порядке, – бросила она. – Я не могу видеть твое драгоценное лицо, помнишь?

Лайак поднял шлем, и тот со щелчком вернулся на место.

– Иллюзии, – прорычал он; его мысли возвращались на свои места.

– За мной, быстро, – произнесла Актея – и бросилась бежать. Лайак поспешил следом и сравнялся с нею спустя всего лишь два длинных шага.

– Где примарх? – окликнул ее Лайак.

– Там же, где и мы все, Пустой, – ответила Актея, тяжело дыша. – Потерян.

Вольк

«Грозовой Ворон» копьем вонзился в темноту. На дисплее шлема Волька зажглись руны наведения. Надвигающийся рой отображался пульсирующим облаком отметок угрозы. За ними будто бы клубилась, вздымаясь, пыль. Изумрудные и охряные облака складывались в призрачные лица; их глаза сверкали огнем умирающих звезд. Боевые корабли формировали своего рода клетку вокруг «Железной крови». Поток тактических данных, доступных Вольку, фиксировал двадцать пять единиц, и еще десять маячили на границе зоны действия ауспексов. Корка застарелых корост скрывала их изначальный облик. Некоторые были слиянием двух или больше судов: корпуса держались вместе благодаря металлу, проросшему сквозь них, точно пораженные раком кости. Другие бугрились опухолями; пузыри кист усеивали орудийные гнезда. И все они изрыгали в пустоту космоса снаряды и летательные аппараты.

– Нам будет, что убивать, – донесся сквозь потрескивание в воксе голос Аргониса. Вольк глянул через левое плечо и обнаружил перехватчик эмиссара, очерченный синим: синхронизированные данные эскадрильи кружились вокруг него кольцом. То был «Зифон», машина компактнее и быстрее, чем «Грозовой Ворон», но с меньшим боезапасом. И 786-1-1 был снаряжен полностью. Пускай запасы Легиона почти иссякли, но если они не переживут это столкновение – неважно, сколько еще останется патронов.

– Будем надеяться, ты всё так же хорош в убийстве, как прежде, – ответил Вольк.

– Как и ты, брат, – сказал Аргонис. Вольк моргнул – такова была безыскусная искренность этих слов.

Вольку не приказывали вступать в бой, но ему не нужны были приказы. Он был воином, и существовал – прежде всего – ради битвы. Пертурабо никак не прокомментировал его решение. Вольк сомневался, что примарх вообще счел это сколько–нибудь важной деталью.

Вольк как раз забирался в кабину истребителя, когда вокс у него в шлеме щелкнул и раздался голос Аргониса.

– Я буду твоей тенью, Железный Коготь, – сказал тот; старый позывной, взывающий к временам, существовавшим ныне только в памяти.

– Как пожелаешь, – ответил Вольк.

Уже в космическом пространстве, Вольк ощутил, как отдается у него в позвоночнике рев двигателей, толкающих истребитель туда, где разворачивалось сражение. Десятки других боевых машин рассыпались вокруг кораблей Железных Воинов, готовясь встретить вражеский рой. Корабли поворачивались, перестраиваясь ромбом; орудия заряжены, но пока не стреляют. На дисплее шлема Волька таймер в углу отсчитывал время до перехода в варп.

– Цели два–восемь–пять на три–пять–семь, – сказал Аргонис.

– Вижу их. Вступаем в бой.

Истребитель Аргониса свернул в сторону. Звездный свет выхватил орлиные перья, выгравированные золотом на черном с зеленью фюзеляже. Вольк проделал тот же маневр. Всё чувствовалось привычным – словно тогда, когда берешь в руки старый меч. Здесь он не командовал авиа–батальоном. Все его братья остались на Крейде. Он не знал даже, достигнут ли они когда–нибудь Улланора. Вольк знал: ему полагалось бы чувствовать себя слабее и меньше, но это было не так. Пока звон прицельных систем наполнял его уши и перегрузки сдавливали плоть, он чувствовал себя так, словно нечто на краткое время возвратилось к нему.

Три огонька размером с булавку вспыхнули в поле зрения, окаймленные янтарными метками прицела. Он моргнул. В левом глазу развернулось увеличенное изображение. Каждое из пятнышек было летательным аппаратом; каждый в несколько раз превосходил размером как его машину, так и машину Аргониса.

– Три цели, приближаются быстро, разделяемся и идем наперерез, – передал он по воксу.

Аргонис направил свой перехватчик по широкой дуге, нацеливаясь наперерез наступающим машинам противника. Вольк свернул в противоположную сторону.

Предупреждения о наведенных вражеских орудиях звенели в ушах.

Позади него первые залпы чужого флота пробивали сферу истребителей, устремляясь к «Железной Крови». Орудия кораблей легиона открыли ответный огонь. Потоки пламени расчерчивали темноту. Взрывались торпеды. Ночь расцветилась вспышками плазмы.

Три выбранные Вольком цели ускорились. Их двигатели выдыхали рваные конусы пламени. Они не пытаются уклониться, понял он. Никто из них не пытался. Весь вражеский флот смыкался вокруг «Железной Крови» и ее кораблей, сжимая сферу вокруг них. Они не выживут, осознал Вольк. Пусть их было больше, но они шли прямиком на пушки Железных Воинов. Даже если им удастся сбить несколько кораблей, то лишь ценой собственного уничтожения. Этот план не имел никакого смысла.

Турели на вражеских истребителях повернулись. Вольк бросил 786-1-1 в крутую спираль, уходя из–под обстрела. Шторм лазерного огня обрушился на него, но он уже вращался. Цели были прямо перед глазами, зажатые между ним и перехватчиком Аргониса. Снова зазвенели сигналы систем прицеливания. Его палец нажал на кнопку огня. Ракеты сорвались с крыльев. С другой стороны от троицы противников Аргонис выпустил залп собственных ракет и резко ушел вверх. Вольк повторил маневр секунду спустя. Ракеты достигли цели, и вражеские истребители перестали существовать. Проржавевшая броня и костяные наросты исчезли в сферических вспышках грязного света.

– Всё просто, – выдохнул Аргонис по воксу; они оба вновь вернулись в строй.

– Так что, ты горд участвовать в убийстве собственного Легиона, брат?

Пространство вокруг них сверкало и пульсировало вспышками взрывов. Счетчик, бегущий по краю визора Волька, мигал, отсчитывая мгновения до того, как флот сможет отступить в варп.

– Ты недоумок, – рявкнул Аргонис. – Чем бы ни были эти создания, они – не мой Легион.

– Ты так уверен?

– Что они пытаются сделать? – спросил Аргонис, как если бы не услышал.

Вольк собирался ответить, как вдруг сфера космоса за куполом кабины содрогнулась и исказилась.

– Взгляни на звезды, – позвал Аргонис.

Вольк оглянулся.

Звезды исчезли. Клубящиеся облака газа поглотили темноту. Угольно–красное свечение мерцало во мраке. И не было больше просто кольца ржавых кораблей и пылающего роя снарядов; были тени на глубине. Обширные, громадные тени. Тени, что двигались, словно силуэты морских тварей, всплывающих из таких глубин, куда не достигает свет.

«Железная Кровь» начала стрельбу из основных орудий. Новые солнца расцветали во мраке. Макро–снаряды ударили о пустотные щиты вражеских кораблей. Волны энергии выплеснулись в темноту – пустотные щиты падали слой за слоем, дрожащими вспышками. Остальные корабли Железных Воинов также открыли огонь. Три раздутых корабля погибли: разодранные на части, окутанные пламенем, изрешеченные насквозь.

Но темнота за горящими обломками не была просто чернотой. Это была кожа. Прозрачная кожа на черном оке, глядящем вперед. Рой приближающихся торпед прорвался сквозь стену взрывов, пылая, будто рой насекомых, летящих сквозь пламя свечей.

Вольк ощутил, как тело охватывает жар. Он покрылся потом. Он чувствовал, как давление расплющивает капли по его коже. Перед глазами всё расплывалось.

– Ты слишком слаб… – выдохнул голос внутри его черепа, что мог быть воспоминанием, а мог принадлежать ему самому. – Железные Воины умирают, и железо в их крови становится ржой. Они умирают без патронов в оружии. Они умирают так, как было всегда и как всегда будет. Как слабые и нежеланные дети войны.

«Но разве есть выбор? – ответил голос у него в мыслях, тихий и размеренный по контрасту со штормом. – У нас нет выбора и никогда не было. Мы – инструменты для чужих завоеваний. Мы ломаемся, и нас выбрасывают, использовав. Нам не остается быть ничем иным».

– Всегда есть нечто иное, – ответил голос внутри черепа. – Тебе лишь нужно позволить себе стать им.

– Брат! – окрик–предупреждение выдернул его обратно в реальность. Красные огни озаряли кабину. Фюзеляж сотрясался от попаданий. Что–то ударило прямо в стекло кабины; от места столкновения разбежалась паутина трещин. Вольк влетел в крошащуюся стену обломков. Его палец лежал на рычаге активации лазпушек, опустошая их заряд. Он ощущал жар разрушения – своими нервными окончаниями, своей душой.

Он осознал, что не способен остановиться, что он, не осознавая того, летел строго по направлению к надвигающимся врагам. Все это время он убивал. Обломки, окружавшие его, – вот и всё, что осталось от его жертв.

Таймер на краю его поля зрения неумолимо приближался ко времени, когда «Железная Кровь» будет готова к переходу в варп. Ему следовало развернуть 786-1-1 и как можно скорее добраться до корабля. Ему следовало покинуть сферу боевых действий. И он не сделал этого. Он не мог. Нечто иное, нечто, таящееся у самых корней его измененной плоти, удерживало его там, где он был сейчас. Он не желал держаться. Он не желал выносить испытания, которые не под силу другим. Он желал истинно быть тем, чем всегда и оставался; тем, чем всегда по–настоящему был.

– Что ты делаешь?! – окликнул его Аргонис.

Нейроконтакты, соединяющие Волька с 786-1-1, горели. Торпеды и пушки были его пальцами.

Вражеская машина мелькнула в поле зрения Волька. Он выстрелил. Лучи лазеров протянулись от него к цели.

Взрыв…

Свет… Яркий свет за лихорадкой размытых красок. Он вращался. Двигатели ревели в такт с сокращениями его легких.

Вольк видел, как остальные истребители заградительного строя разворачиваются, пылая выхлопами двигателей, как они сжигают остатки горючего и несутся обратно в объятия своих кораблей–носителей.

Ему следовало быть с ними. У него было достаточно топлива. Достаточно времени.

Голос…

– Выходи из боя! – звенел у него в ушах крик Аргониса. – Выходи из боя немедленно!