Текст книги "Вера"

Автор книги: Джон Ф. Лав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

Выстрел пришел со стороны «Чарльза Мэнсона». Его сделала Кир, стоявшая на вершине трапа в открытом шлюзе.

Фурд настолько удивился, что несколько секунд даже не мог пошевелиться. Не понимал, что все еще держит в вытянутой руке пистолет, и наблюдал, как тело парня поднялось в воздух и начало затяжной кувырок назад, как его конечности еще двигались по инерции, но жизнь из них уже исчезла. Когда солдат упал на землю, над ним склонились люди и только тогда увидели его лицо, они обернулись к Фурду, но тот решил, что ему нечего им сказать. Он продолжил путь к кораблю – «аутсайдер» находился уже совсем близко, – хотя не мог быть уверен, что когда-нибудь до него доберется, только ничего другого не оставалось. «Излишне», – повторял он про себя и неосознанно произносил слово так, что второй слог попадал в ритм с его длинными шагами. Излишне. Сухое, бесполезное слово, и таким же бесполезным был гнев Фурда.

Коммандер старался не показывать страха или вины, выглядеть человеком, у которого есть важное дело где-то в другом месте. Он шел энергично (но на бег не срывался, это могло стать смертельным), а вокруг него все, что так долго держал Буссэ, все без исключения шло прахом. Из толпы слышались крики, призывающие к мести, и вполовину не столь горькие, как желание Фурда сдаться и понести наказание. Дроны снизились над «Чарльзом Мэнсоном» и развернули орудия в сторону шлюза. Солдаты вновь подняли автоматы, а Фурд продолжал идти.

Когда позади послышались первые выстрелы, он не напрягся, не обернулся; когда они не утихли, он предположил, и предположил верно, что люди убили химер и, скорее всего, расстреливают коляску и тело возницы. С некоторым затруднением он приказал себе не думать о них, даже о паутине в окне, и продолжил идти. Не прибавил скорости, не сбавил темпа. Коридор за ним смыкался, военные словно старались заполнить вакуум, созданный его проходом. Фурд находился всего в нескольких шагах от корабля, но знал, что оцепление не выдержит, а затем он умрет так, как никогда не предполагал.

Впереди отступала его собственная команда. Медленно, аккуратно, не опуская оружия, они поднимались по трапу в главный шлюз. В первый раз коммандер взглянул на их лица, довольный тем, что узнаёт каждого. С неуместной и нелепой радостью отметил, что они не совершили элементарной ошибки: не стали выдвигаться вперед и пытаться прикрыть его, ведь это лишь ускорило бы неизбежное. Тахл к ним не присоединился, держал Буссэ, а Кир по-прежнему стояла в открытом шлюзе. Фурд старался не смотреть на них. Похоже, снова стало тихо, так как он услышал негромкий, но совершенно нелепый звук – жужжание своего коммуникатора. Фурд проигнорировал его – хотя и задумался о том, как бы сейчас выглядел, если бы ответил на звонок, – и продолжил идти. Осталось так мало.

Просчитав, что оцепление падет буквально в нескольких шагах от корабля, он все же надеялся, что этого не случится. В природе иронии крылось предательство, желание отвернуться от самой себя, и Фурд знал об этом, как будто уже стал шахранином. Конвой стал распадаться чуть позже, достаточно, чтобы поманить возможностью добраться до «аутсайдера». Но Фурд не слишком удивился, когда оказался всего в двух или трех шагах от трапа, почти рядом с Тахлом, а военные перестали сдерживать толпу, и позади раздался давно ожидаемый рев. Только тогда коммандер позволил себе взглянуть на Тахла. И ирония вновь совершила полный оборот.

Шахранин наклонился вперед и сказал Буссэ:

– Я очень сожалею, полковник.

Когда Фурд прошел мимо них и стал подыматься по трапу, Тахл пронзил когтями шею военного, поднял содрогающееся тело и швырнул его под ноги солдатам, бегущим за коммандером. От столь демонстративного и непристойного жеста они замерли, дав Тахлу и Фурду войти в шлюз, который тут же затянулся вслед за ними, но коммандер успел бросить последний взгляд назад. Медики из конвоя уже окружили полковника, подлетел, завывая сиреной, дрон скорой помощи, но было слишком поздно. Антидот мог подействовать только в течение нескольких секунд после попадания шахранского яда в кровь.

– Это было излишне, – тихо сказал Фурд Кир, направляясь по тесному главному коридору к мостику. – Я знаю, насколько хорошо вы обращаетесь с оружием. С любым оружием. Вы могли ранить его. В ваших действиях не было никакой надобности.

– Но Тахл… – начала Кир.

– То, что сделал Тахл, – ответил Фурд, не повышая голоса и не поворачивая головы, – было неизбежно. А то, что сделали вы, неоправданно.

Несколько мгновений спустя, хотя никто на «Чарльзе Мэнсоне» об этом не узнал, ирония вывернулась наизнанку в третий раз.

Тахл не хотел убивать Буссэ; он не использовал яд, лишь сделал вид, чтобы отвлечь внимание толпы. Он в последний раз кинул жребий, а его когти пронзили плоть, не впрыснув токсина. Но Тахл не знал о больном сердце полковника. Неожиданная и быстрая атака шахранина вызвала обширный инфаркт, от которого Буссэ умер.

«Чарльз Мэнсон», чужой и неприступный, еще несколько минут стоял на девятой посадочной площадке одиноким, самодостаточным отрицанием всего вокруг. Потом тихо, не запрашивая разрешения у Блентпорта, включил магнитный двигатель и без всякого сопротивления поднялся в воздух. Набрав необходимую высоту, переключился на ионную тягу, покинул атмосферу Шахры и без всяких церемоний, не проходя процедуру идентификации, миновал серебряный строй оборонительного кордона. Примерно в то время, когда доктора поняли, что имеют дело не с ядом, а с сердечным приступом, флот сомкнул ряды за «аутсайдером»; словно проститутка, поправляющая одежду после ухода клиента.

Часть пятая

1

Фурд окинул взглядом мостик. Один за другим все замолчали.

– После этого, – он махнул рукой, указывая на еду, выставленную перед ними, – будут только пилюли и гиперконцентраты. Наша последняя нормальная трапеза до самого окончания миссии.

– И прежде чем миссия закончится, – сказал как всегда бестактный Смитсон, – один из нас предаст вас.

Он походил на гуманоидную смесь рептилии, моллюска и чего-то еще, не поддающегося классификации. Для неверующего нечеловека, который не слишком часто путешествовал по Содружеству, он очень хорошо знал человеческие культуры и религии. «Только пользуется своими знаниями исключительно для издевок», – подумал Фурд, равнодушно разглядывая подчиненного. Тот воззрился в ответ, как будто понимал, чем сейчас занята голова коммандера, что, впрочем, вполне могло оказаться правдой. Смитсон был высоким, серым и влажным, а его большие и умные глаза, казалось, видели все; теплые и золотые, словно моча.

Через несколько секунд Смитсон выпустил и быстро втянул вторичную конечность из нижней части тела, в его невербальном словаре это равнялось пожатию плечами. Фурд посчитал жест за примирительный.

Последняя трапеза началась без всяких церемоний и проходила в тишине. Разговаривали редко, вполголоса и на самые общие темы, звук был чуть громче звяканья приборов по тарелкам. Когда остальные закончили, Тахл еще ел, но все уже привыкли к тому, как он потребляет пищу, потому даже не обратили на него особого внимания: к тому же на тарелке шахранина лежало не живое мясо, а специальная заготовка, выращенная в культивационных чанах «аутсайдера», с искусственной нервной системой, включающей моторные рефлексы. Подавали ее, разогревая до температуры тела. Тахл всегда следил за тем, чтобы есть аккуратно и медленно, не думая, что перед ним лежит настоящая добыча.

Смитсон всегда справлялся с пищей быстрее всех. Он был экстремальным вегетарианцем и всем телом всасывал концентрированную овощную слизь, расщепляя ее на субатомном уровне столь же эффективно, как плотоядные вытягивали питательные вещества из мяса. Он даже ел, как хищник, быстро, агрессивно, вечно оглядываясь по сторонам.

Фурд настаивал, чтобы редкие трапезы на мостике команда проводила вместе, провоцируя людей на возражения. К его досаде, никаких жалоб не было, хотя столь либеральный жест раздражал Тахла и Смитсона: их обоих несколько беспокоили человеческие кулинарные привычки, хотя и по разным причинам, и они предпочли бы есть в одиночестве.

Мостик находился в круглом отсеке, расположенном в середине корабля. Офицерские консоли по периметру повторяли очертания изогнутых стен. Те закрывал сплошной экран, тонкий, словно нанесенный краской. На него выводились данные с тысяч наблюдательных приборов по всему корпусу корабля; обычно экран показывал то, что мог увидеть человеческий глаз, но изображение можно было увеличить, отфильтровать или изменить длину волны, чтобы дать картинку в любом электромагнитном диапазоне. Одно только сведение воедино информации, поступающей с датчиков слежения, и обеспечение непрерывной и постоянно обновляющейся панорамы в 360 градусов было невероятно сложной задачей и требовало компьютера размерами чуть ли не с большой палец Фурда.

Именно на мостике девятипроцентное сознание «Чарльза Мэнсона» наиболее часто общалось со своей командой. Обычно – словно хороший дворецкий – оно предупреждало желания экипажа до того, как те высказывались: увеличивало изображение на отдельных участках экрана и выводило информацию на экран. Или могло показать нечто непрошеное, то, что считало важным, как будто привлекая внимание экипажа вежливым покашливанием. Обычно корабль все предугадывал верно, и Фурд очень редко отменял его решения.

Трапеза закончилась тихо, как и началась. Постепенно все разговоры вернулись к миссии. Незаметным фоновым шумом щелкали и бурчали ретрансляторы, из коммуникаторов доносился шепот голосов. На мостике царили полумрак и сдержанность, местные обитатели бормотали над консолями, как хирурги во время операции. Сам же Фурд впервые после событий на Шахре почувствовал себя комфортно. Он вернулся на корабль, в собственный мир. На планетах, среди настоящих людей, коммандер становился на удивление ранимым, и Тахл, или Кир, или Смитсон часто спасали его от неосмотрительных порывов великодушия. Но на «аутсайдере» Фурд царствовал безоговорочно. Его дом был здесь, а не в скудно обставленной квартире на Земле и тем более не на родной планете, где его давно никто не ждал.

«Чарльз Мэнсон» находился на расстоянии пятидесяти минут полета от Шахры и направлялся к Гору 5, туда, где ожидали Ее появления.

Фурд окинул взглядом мостик. Один за другим все замолчали.

– Доложите обстановку, пожалуйста, – пробормотал он.

– С Шахры передают, что не засекли какой-либо активности «Веры», коммандер, – сказал Тахл, находящийся непосредственно слева от Фурда.

– Ваша оценка?

– Скорее всего, они правы. Если бы Она вошла в систему незамеченной, то наши приборы уже засекли бы остаточные следы, а они показывают лишь нормальные фоновые помехи.

– А директор Суонн, он снова звонил? – спросил Фурд, вспомнив о фоновых помехах.

– Пока нет, коммандер.

Коммандер перевел взгляд на Джосера. Тот был среднего телосложения, с подозрительно приятным и открытым лицом и напоминал Фурду священников из приюта.

– Возможно ли, что Она уже вошла в систему?

– В других системах ее появление не заметили, коммандер, но в нашем распоряжении находятся самые чувствительные сканеры. В целом я считаю, что нет.

– Спасибо.

– Кроме того, корабль, который войдет на периферию любой звездной системы на ПМ-двигателе, выпустит такое количество энергии, что…

– Да, благодарю вас. – Взгляд Фурда переместился к консоли напротив.

– Оружейные системы в полной готовности, – сказала Кир. – Они будут работать удовлетворительно. Если, – тут она выразительно взглянула на Джосера, – мы сможем Ее засечь. А мы, вполне возможно, с этой задачей уже не справились.

– Корабль, который войдет в звездную систему на ПМ-двигателе, выпустит такое количество энергии, что…

– Вы бы Ее засекли. Но вы не уверены, – необоснованно заявила Кир.

Фурд поднял бровь.

– Рапорт о текущей обстановке, – тихо проинформировал он воздух над головами подчиненных, – должен ограничиваться фактами, если только я не спрошу чьего-либо мнения, и должен адресоваться исключительно мне.

Напряжение неожиданно спало. На корабле было тесно, сорваться мог любой, и Фурд держал все, а особенно личные отношения, на пониженных тонах. Разговоры состояли из недоговоренностей, намеков, нюансов, интонаций, а несказанное было всегда важнее произнесенного вслух. Когда в любом другом месте сжимали кулаки, на «Чарльзе Мэнсоне» поднимали бровь.

Кир отбросила назад прядь темных волос и искусственно улыбнулась:

– Вы правы, коммандер. Что касается меня, я приношу извинения. – Она подняла вверх три пальца, продемонстрировав идеальный маникюр, выждала, пока все не обратили на нее внимание, и начала считать: – Во-первых, группа орудий дальнего действия. Во-вторых, группа орудий среднего действия. В-третьих, орудия ближнего боя, включая две ракеты, собранные согласно вашим требованиям. Я перечислила их вместе, так как рапорт для всех один и тот же: орудия протестированы и прекрасно действуют после переоснащения.

Фурд поблагодарил ее изящный кулачок, все еще поднятый в воздух, и добавил:

– Уделите особое внимание тем двум ракетам.

– Это было излишне, – тихо сказал Фурд Кир, направляясь по тесному главному коридору к мостику. – Я знаю, насколько хорошо вы обращаетесь с оружием. С любым оружием. Вы могли ранить его. В ваших действиях не было никакой надобности.

Десять минут спустя она явилась с рапортом в его кабинет.

– Вы хотели видеть меня, коммандер.

– Заходите. Закройте за собой дверь, пожалуйста.

Кир подчинилась, но осталась стоять.

Все, кто служил на «аутсайдере», сами выбирали себе униформу. Кир носила темно-синий мундир поверх белой рубашки с длинным рукавом и клетчатую юбку в складку. Несколько таких пошили специально по ее заказу за большие деньги. Такой наряд возбуждал Фурда, напоминая о девочках из приюта его детства, одну из которых он изнасиловал.

– Вы знаете, почему я вас вызвал. – Коммандер не стал задавать вопрос, а Кир отвечать. Только пристально смотрела.

Фурд часто думал о том, насколько много в Кир человеческого. Разумеется, внешне она была практически идеальной женщиной, но внутри ее словно переполнял яд. Подозрительно красивая, с лицом, напоминающим классическую статую то ли Справедливости, то ли Свободы, она была слишком совершенна для живого человека. Темные волосы, отливавшие фиолетовым, вызывали ассоциации то ли с птичьим оперением, то ли (Фурд считал такое сравнение более подходящим) с надкрыльями жуков, свисая ниже плеч. Темно-синие помада и лак на ногтях; иногда они были темно-бордовыми или темно-серыми, пурпурными или черными в тон других мундиров, сшитых на заказ.

Несмотря на ум и красоту, Фурд считал Кир холодной, хищной, а часто и вовсе отвратительной.

– Почему вы его убили?

– Он мог убить вас.

– Вы могли его ранить.

– Я не могла сказать наверняка, бросит ли он оружие на землю.

– Почему вы его убили?

– Потому что хотела.

Фурд пристально посмотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на стол, где лежала тяжелая линейка из твердой древесины около трех футов в длину. Сувенир на память; в приюте священники часто били ею Фурда, и сейчас коммандер был не прочь наказать Кир. Она видела, как он разглядывает инструмент, знала, о чем думает командир. Его желание шло против любых правил, даже против намеренно двусмысленных предписаний, созданных Департаментом для «аутсайдеров», но авторитет Фурда был настолько высок, что Кир приняла бы и такое.

Он действительно хотел высечь ее, лишь мысль об уничтожении «Веры» жгла сильнее, и пришел в ярость от самого себя, когда решил ничего не делать. Знал: Кир выдержит порку, но не ради жизни, которую столь бесцельно забрала. Кир не совершала актов искупления.

– Почему вы его убили? – повторил он.

– Потому что хотела, – повторила она; и мысленно добавила, ничего не сказав: «Чтобы вы точно не погибли».

– Я думал, что наш разговор будет бессмысленным. Свободны.

Она какое-то время смотрела на него, потом развернулась к выходу, складки юбки закачались от резкого движения.

Фурд поблагодарил изящный кулачок Кир, все еще поднятый в воздух, и добавил:

– Уделите особое внимание тем двум ракетам, – и перешел к консоли слева от нее.

– ПМ-двигатель выключен после прыжка в систему Гора, – отрапортовал Смитсон. – Остальные…

– Он в исправном состоянии?

– Разумеется. Но если вы вздумаете использовать ПМ-двигатель внутри системы…

– Пожалуйста, мне нужен от вас только детальный рапорт. Вам ясно?

Смитсон ощетинился – не слишком-то легкая задача для столь влажного существа – и огрызнулся:

– Да, коммандер. Я вас понял. Детальный. – Он поудобнее устроился в своем укрепленном кресле, выпустил конечность из живота, воздел ее вверх, намеренно, но совершенно отвратительно копируя Кир, и принялся считать: – Во-первых, фотонный двигатель. Во-вторых, ионный. В-третьих, магнитный. В-четвертых, маневровый. В-пятых, в-шестых и в-седьмых, термоядерный двигатель, термоядерный реактор, запасной реактор.

На дополнительной конечности выступали и тут же втягивались обратно подобия пальцев, пока Смитсон вел счет. Подражая Кир, он добавил:

– Я перечислил их вместе, так как рапорт для всех один: двигатели находятся в прекрасном состоянии и протестированы после переоснащения.

– Спасибо, – поблагодарил его Фурд с искренней радостью.

Разговоры на «Чарльзе Мэнсоне» обычно были холодными и язвительными; даже в хороший день сдержанностью они напоминали общение между шахранами. Но, в отличие от шахран, экипаж «аутсайдера» каким-то образом стал не просто суммой отдельных индивидуумов, но чем-то большим, и это радовало коммандера.

Словно подчиняясь невидимой часовой стрелке, инициатива переходила от одного члена экипажа к другому.

– Каанг?

Она чем-то увлеклась и не услышала Фурда. А он посмотрел на нее и в очередной раз подумал, насколько же она обычная: немного полноватая, рыхлая, бледная, со светлыми волосами средней длины, убранными в совершенно непримечательный хвост. Она даже отдаленно не напоминала кого-то, кто обладал одним-единственным даром, но таким, что слово «гений» казалось неподходящим для его описания; правда, в любом другом деле Каанг была совершенно бесполезна.

– Каанг, мне бы хотелось услышать ваш рапорт. Пожалуйста.

– Прошу прощения, коммандер. Мы в пятидесяти девяти минутах от Шахры. Я иду на фотонном двигателе, мощность тридцать процентов, согласно вашим распоряжениям. Мы пересекаем Пропасть и направляемся к внешней планете системы, Гору пять. Подробные координаты на экране.

– Спасибо, – Фурд откинулся в кресле. – Больше приказов нет.

Тридцати процентов от максимальной скорости фотонных двигателей все равно хватало для создания релятивистского эффекта. Звезды горели шахранскими осенними пожарами, пульсируя на краю мрака. Без автоматических корректирующих фильтров и вертикальной регулировки экрана инфракрасное излучение стало бы видимым, красный цвет превратился бы в зеленый, зеленый – в фиолетовый, а фиолетовый – в невидимый ультрафиолет. А холодные звезды впереди и сзади столпились бы, образовав на глазах сужающуюся полосу, и превратились бы наконец в коридор из вечности в вечность. Но ничего этого не произошло, корабль корректировал последствия эффектов, а потом корректировал последствия корректировок – и так до тех пор, пока не выводил на экран необходимую ложь – рабочий аналог изображения. «Аутсайдер» все делал тихо, незаметно, без приказов со стороны. «Чарльз Мэнсон» был разумен на девять процентов, тогда как все остальные корабли Содружества – максимум на пять.

Он походил на изящный серебряный треугольник, тонкий и вытянутый. Более тысячи шестисот футов в длину, около трехсот футов в ширину, если мерить по корме, где располагались главные двигатели.

От мостика лучами расходились другие жилые отсеки, куда втиснули пятьдесят семь человек, включая шесть, расположившихся в командном пункте. Здесь царила тишина, а у команды не было места, где она могла бы собраться вместе; один член экипажа за весь полет видел не больше шести или семи сослуживцев. Среду обитания разбили на помещения так, чтобы в случае непоправимых (едва ли, но всякое возможно) повреждений каждое могли легко отключить, перенеся его функции куда-то в другое место, а корабль продолжал бы свободно двигаться, забыв о ранении, словно ампутировав больную часть тела.

– Кир?

– Без изменений.

– Смитсон?

– Без изменений.

– Коммандер, – прошептал Тахл. – Директор Суонн снова вышел на связь. Он спрашивает, почему вы не отдали приказ с максимальной скоростью двигаться к Гору пять…

– Скажите ему…

– Он настаивает, чтобы вы поговорили с ним лично, коммандер.

– Настаивает.

– Это его слова.

– А это мое: позже.

И «Чарльз Мэнсон», крейсер класса «аутсайдер», Инструмент Содружества, пошел вперед с выбранной им скоростью. Эта серебряная, невероятно функциональная шкатулка с драгоценностями – двигателями, вооружением, узлами сознания, бионикой, электроникой, источниками энергии, сканерами, сигнальными системами и системами жизнеобеспечения – была упакована с плотностью, сравнимой с карликовой звездой. «Чарльз Мэнсон», прекрасный внешне, но тесный и мрачный внутри, походил на серебристое вечернее платье, под которым скрывалось рваное нижнее белье.

Все технологии, использованные при создании «аутсайдеров» были настолько продвинутыми, насколько возможно, насколько вообще позволяла наука. Не самые большие среди кораблей Содружества, эти крейсеры были почти совершенными. Улучшить их могли, только встряхнув очередным глобальным прорывом уже давно оцепеневшую физику. На неизменных тридцати процентах фотонной тяги «Чарльз Мэнсон» шел навстречу «Вере», безмолвный и несущий беду.