Текст книги "Вера"

Автор книги: Джон Ф. Лав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

6

– Ваш доклад о событиях у Гора пять и Гора четыре, – сказал голос, – хорош. Тем не менее последнюю часть, о том, что происходит в Пропасти, понять труднее. Наши аналитики видят картину иначе.

– Нашим аналитикам, – ответил Суонн, – приходится работать с крайне скудной информацией. Мы располагаем данными, полученными от наблюдения за эмиссией двигателей, у нас есть радио– и оптические телескопы, расположенные на Шахре, и несколько зондов, которые по случайности оказались в системе. У нас нет кораблей в этой зоне, потому что вы, – директор с трудом не срывался на крик, – всех отозвали и разместили вокруг Шахры. Если вы иначе видите картину, то исключительно потому, что знаете больше нас. Хотя бы раз просто скажите, да или нет.

В командном центре Суонна было множество экранов, на которых по большей части шла трансляция того, что прямо сейчас происходило на Шахре, и директор даже смотреть на них не хотел. Сейчас он обращался не к изображению, а – по крайней мере на первый взгляд – говорил в старомодный микрофон. Департамент по административным вопросам не любил лиц. Он предпочитал голоса.

– Да, разумеется, мы знаем больше. Навряд ли мы стали бы строить корабли вроде «аутсайдеров», не продумав, как за ними следить. Фурд отключил связь – кстати, как с нами, так и с вами…

– В этом вопросе мы полагаемся только на ваши слова, – сказал Суонн и тут же пожалел об этом. В его тоне не слышалось визгливости, а в замечании она была.

– Фурд отключил связь, – спокойно продолжил голос, – но мы по-прежнему можем его отследить. Он прекрасно знает об этом и нейтрализовал некоторые из наших устройств, но не все. И Джосер был не единственным нашим наблюдателем на «Чарльзе Мэнсоне». Фурд знает и об этом.

– Значит, вы располагаете информацией, которой у нас нет, о том, что делают эти два корабля в Пропасти. Я настаиваю, чтобы вы ею поделились.

– Настаиваете?

После смерти Буссэ и отлета «Чарльза Мэнсона» Суонн не выходил из командного центра, и дни, проведенные здесь, казались директору длиннее всей его жизни. Тревожные, неизмеримые и непонятные, они простирались позади, переполненные шумом и зловонием. Суонн не мылся, не менял одежду и не позволял другим в штабе держать себя в форме – солдатам и офицерам безопасности, которым он приказал следить за событиями на Шахре, связистам, которым он приказал наблюдать за «Чарльзом Мэнсоном» и «Верой», и аналитикам, которым он приказал интерпретировать полученные данные. На полу валялись чашки, подносы с едой, еще не использованные туалетные принадлежности, все лежали там, где упали. В бункере стояла густая и вязкая атмосфера, шершавая и волокнистая, как слюна во рту Суонна.

Директору не представилась возможность узнать, что он поступил с командным центром так, как Фурд – с мостиком на «Чарльзе Мэнсоне».

– По-видимому, мы имеем дело с непобедимым противником, – начал Суонн. – Она вошла во внешние пределы системы Гора и явно собирается напасть на Шахру. По вашему приказу единственный корабль, способный победить Ее, вступил с Ней в бой без какой-либо поддержки. Согласно нашему анализу, «Вера» заставила «Чарльз Мэнсон» отключить ПМ-двигатель, произвести фотонный бросок сквозь Пояс и пролететь сквозь огромный астероид. Затем у Гора четыре Фурду, судя по всему, удалось нанести Ей ущерб. – Суонн неожиданно понял, что перечисляет события, загибая пальцы на руках, под обкусанными ногтями виднелась грязь; насколько он помнил, ладони Фурда всегда были в безупречном состоянии. – Теперь они обмениваются серией каких-то странных ударов и летят через Пропасть практически бок о бок. Летят к нам. Фурд не выходит на связь. И вполне возможно, теперь у Шахры не один непобедимый противник, а два. Да, я настаиваю!

Голос ответил не сразу.

На одном из экранов командного центра шла прямая трансляция с выступления президента Шахры, тот призывал жителей сохранять спокойствие. Ирония не укрылась от внимания Суонна. Конечно, в штаб стекалась информация о тревожных, но совершенно разрозненных инцидентах, происходящих по всей планете, тем не менее только спокойствие Шахре и осталось. Все выходило из-под контроля без всякой паники. После отлета «Чарльза Мэнсона» – если «Вера» все-таки придет сюда, сможет ли Она устроить больший хаос? – волнения нарастали, но их все еще ничего не связывало, и понять общую картину было сложно. Люди на Шахре словно прониклись местным чувством отчужденности и отвернулись друг от друга. Избирательные участки пустовали. Когда Суонн давал интервью, а последние дни он делал это часто, то собирал в десять раз больше зрителей, чем президент.

А может, все эти события – лишь вершина айсберга, как и бой в Пропасти между Фурдом и «Верой». Может – Суонн тут же пожалел, что вообще о таком подумал, ведь отголоски подобных мыслей не уходят, – их сложно понять, так как они слишком велики для понимания.

– Нет, не два, – в конце концов сказал голос.

– Что вы имеете в виду?

– Не два противника, директор. Фурд все еще борется с Ней.

– Борется?

– Она получила повреждения, такого еще не делал никто. Она обороняется, «Чарльз Мэнсон» по-прежнему атакует. Мы не совсем понимаем, что конкретно делает «Вера», но Она обороняется.

– Но вы же не знаете наверняка, так?

– Я уже говорил, Фурд отключил с нами связь.

– Но у Департамента есть способы. Вы знаете или не знаете, что происходит в Пропасти?

– Мы не знаем. Фурд стал практически похож на Нее.

– Я вообще-то видел его, помните? И говорил с ним, когда «Чарльз Мэнсон» чуть не уничтожил корабль Коупленда. Фурд всегда походил на Нее.

– Но мы знаем, что он сумел нанести Ей урон, директор, и знаем, что сейчас пытается Ее прикончить. Мы не в состоянии понять Ее реакции, но интерпретировать их как объединение сил с «аутсайдером» тоже не можем.

– Вы противоречили сами себе по крайней мере три раза, но ладно. Мы можем согласиться, что он нанес «Вере» урон и что никто и никогда этого не делал. – Несмотря на свое отношение к Фурду, Суонн помнил, насколько искренним было его удивление, когда он услышал об успехе «Чарльза Мэнсона». – Тогда почему никто ему не помогает? Неужели всему флоту Гора надо оставаться около Шахры?

– Директор Суонн, поверьте мне. Если Фурд потерпит неудачу, вам понадобятся все силы.

– Даже «Чарльз Мэнсон» не способен уничтожить целый флот. А Она, по вашему мнению, может?

– Если Фурд потерпит неудачу, Она направится к Шахре. Возможно, мы слишком много кораблей держим в резерве, но будет лучше, если планету станет защищать весь флот системы.

В общении по микрофону было одно преимущество: Суонн мог не скрывать своего скептического отношения к словам собеседника. Даже сам голос, казалось, не верил в последний ответ.

Директор замолчал и заговорил только тогда, когда тишина уже стала откровенно неприятной:

– Если они настолько схожи друг с другом, если один «аутсайдер» может нанести Ей урон, то сколько их понадобится, чтобы уничтожить «Веру»?

– Что вы имеете в виду, директор Суонн? Конкретно?

– Один «аутсайдер» сумел повредить «Веру». Два или три смогут прикончить. Отправьте на помощь «Чарльзу Мэнсону» еще двух или трех. Так достаточно конкретно?

– Нет. Они не сражаются командой. Только в одиночку. И если Она победит Фурда, нам понадобится каждый «аутсайдер».

7

Фурд стоял в жерле кратера и смотрел, моргая, через черный провал на свой корабль.

Ему было холодно. Он поднес ладонь к лицу, сжал пальцы в кулак. Увидел проступившие вены, сухожилия, ногти – безупречно ухоженные ногти, – но сама кожа оказалась серебристо-серой. Ему было холодно, а потом Фурд неожиданно понял, что стоит в открытом космосе без скафандра. Стоит – здесь работала гравитация – и дышит; сквозь открытый рот вбирает в легкие нечто, по ощущениям похожее на воздух, и чувствует, как поднимается и опускается грудь. «Я – модель, – сказал он себе. – Конструкция из жидкого серебра, созданная тем, что живет в этом корабле, но я – это все равно я, со всеми воспоминаниями и желаниями. Я только что ожил, но помню всю свою жизнь до этого момента. Почему они просто не сделали двойника, лишь внешне похожего на меня? Почему создали таким, наполнили всем, что делает меня мной? Слишком вычурный замысел».

Он посмотрел на ладонь, поднял взгляд вверх по руке к телу. «Большое, мускулистое; подтянутое и аккуратное; таким я проснулся сегодня, таким я вижу себя каждый день там, на „Чарльзе Мэнсоне“. Как они обо всем узнали? Зачем поставили меня сюда?» Ему было холодно.

Снаружи кратера, между ним и кораблем, парили около трехсот иссиня-черных пауков цвета вороненой стали. Они готовились ринуться в пробоину, в открытую рану, которую мы проделали в Ее боку. Они готовились войти в Нее, атаковать, как сделала сама «Вера», но, когда холодный свет залил кратер, я сказал Кир придержать их. (Это воспоминание или предположение? Он не знал.) А позади него, в самой глубине кратера – за клубящейся тьмой, искажавшей расстояние, – лежали гигантские кольца, гирлянды Каната, создания, сплетенного Ею из кусков «аутсайдера» и самой себя.

Он чувствовал холод. Не потому что стоял в открытом космосе – там царила стужа, от которой он умер бы мгновенно, даже не успев ощутить, если бы был человеком. Холод существовал внутри него. Фурд знал, что никак не мог быть живым, но избежал соблазна и не начал давать определение тому, что же такое «жизнь». «У меня есть желания, воспоминания, сенсорные входы и выходы, самосознание, как и у того, в корабле напротив. Может, даже больше. По сути, я больше, чем я есть. Я, наверное, смотрю сейчас на экран и вижу себя здесь, но я не могу посмотреть в ответ, ведь я спрятался на мостике, и у меня нет экрана, который увеличивает картинку за секунды до приказа. Грамматика не работает, она слишком неуклюжая. Слова не работают. Я здесь, в кратере, и я там, на корабле, нас разделяют шестнадцать сотен футов. И я не могу назвать того Фурда „он“, ведь это я.

Я самоотносим, я – книга, читающая книгу. Одинаковый софт, разное железо. Софт – это воспоминания, желания, части моей личности, но я сделан из жидкого серебра, а оно остается твердым, только пока держит мою форму. Я – неорганическое существо… нет, не лезь туда, не надо определений. Меня сделали.

Где-то там, позади, я вырос из серебряного озера. Меня сделали люди, живущие на этом корабле. (Да, люди. И да, живущие.) Я использую местоимение „Они“, не „Она“, не „Оно“, называю „людьми“, их там много, они социально взаимодействуют друг с другом, но я понятия не имею, как они выглядят, зачем меня сделали и почему их корабль все это вытворяет. Я знаю о них меньше, чем молоток о том, кто держит его за ручку, – меньше, чем атом в середине этой ручки, – но меня создали именно таким и поставили сюда по какой-то причине.

Все так и не иначе», – подумал Фурд, глядя на пауков, парящих между ним и кораблем. Они не двигались, черные на фоне серебра «Чарльза Мэнсона». Парили, сомкнув строй, и он видел лишь пять или шесть тел, но сотни торчащих позади, иногда переломанных конечностей, синтетики походили на статуи богини Кали. Он знал, что попытается их остановить, когда они войдут в кратер. Не хотел этого, но и принуждения не осознавал; его просто таким сделали. Действие было неизбежным, сродни дыханию, хотя Фурд стоял в открытом космосе и не был живым.

По какой-то причине он обернулся, посмотрел в глубины кратера и совершенно не удивился тому, что оттуда вышло. Оно встало рядом с ним в открытой пасти кратера, лицом к паукам.

Команда на мостике не могла прийти в себя, глядя на фигуру, стоящую в пасти кратера. Они разглядели только то, на кого она похожа, а Фурд понял, что она есть. Он прочувствовал язык ее тела, жестов, поведения. Он знал, что скрывается за ее глазами.

Экран сфокусировался на лице существа.

– Это не просто… – начал Фурд, но горло свело. Коммандер глубоко вдохнул, широко раскрыв рот, ощущая, как поднимается и опускается грудь. – Это не просто копия. Не конструкт. Это я, все, чем я являюсь, там есть душа, самосознание, там есть все.

– Как вы об этом узнали? – спросил Смитсон.

– Вы бы тоже узнали, если бы смотрели на себя. Оно знает все, что знаю я, но ему известно о том, что его сделали, и сейчас оно пытается понять зачем. Не оно. Я. Я знаю, что меня сделали, я пытаюсь понять зачем… Для такого нет слов, слова не работают.

Фурд посмотрел сквозь экран мостика в собственную серебристо-ледяную душу и почувствовал холод.

На экране фигура повернулась, взглянув в темные глубины кратера. Ей навстречу шли другие и одна за другой становились рядом.

Фурд повернулся и увидел, как они идут ему навстречу.

Кир была первой. Серебристо-серая, всех оттенков серого, от почти белого до почти черного. Она подняла руку в приветствии. Ногти с таким же безупречным маникюром, как у него, темно-голубые на «Чарльзе Мэнсоне», здесь темно-серые. Юбка при ходьбе, как обычно, изящно покачивалась, а Фурд, как обычно, почувствовал возбуждение.

«Мне даже эрекцию дали», – подумал он, захотел вынуть член и посмотреть, но, кажется, сейчас было не время. Он ожидал, что тот будет серебристо-серым.

Кир улыбнулась:

– Коммандер.

– Привет, Кир.

«Они позволяют мне слышать произнесенные слова прямо здесь, в открытом космосе». В безвоздушном пространстве звуки не слышны. Но стоять и дышать в нем тоже нельзя, а Кир дышала, как и Фурд; ее грудь под блузкой поднималась и опускалась. Голос был таким же, как на «Чарльзе Мэнсоне», таким, каким его помнил коммандер.

Он снова осмотрел ее сверху донизу.

– Я знаю, вы так одеваетесь, чтобы возбуждать меня. И возбуждаете. Вам идет. Вы прекрасны.

Она не успела ответить, к ним подошли Тахл, Каанг и Смитсон. Тахл, стройный и изящный, как Кир, но легче ее. Каанг, милая, непримечательная, пухлая и перепуганная. И Смитсон…

Смитсон выглядел странно, на «Чарльзе Мэнсоне» он и так был серым. Отличались только глаза: обычно теплые и золотые, сейчас они стали средних оттенков серого. Когда он протянул конечность для приветствия, Фурд услышал влажное бульканье.

Они обладали самосознанием. Фурд на «аутсайдере» сразу все понял, стоило ему взглянуть на себя, и что-то в их облике делало это очевидным. Физически и духовно они ничем не отличались от своих оригиналов, тех, кто заново осознавал себя каждое утро своей жизни; тем не менее они знали, что их сделали, они знали, что будут защищать кратер. Они также понимали, что им нужно войти в корабль и найти своих создателей, и понимали, что никогда так не поступят.

Команда пришла и встала рядом с Фурдом в пасти кратера, воображая (они могли воображать, им дали и такую способность), что те, другие я на «Чарльзе Мэнсоне» – нет, не другие, их я: слова толком не работали – думают.

– Видите? – сказал Фурд остальным. – Они – это мы. Они – все, что мы есть. Скажите, что это не так.

– Что будем делать, коммандер? – спросила Каанг. Она, всхлипывая, смотрела на себя и остальных в кратере.

– Что будут делать они? – спросила Кир. Она тоже не могла отвести глаз от пробоины.

– Вы уже знаете, – ответил Фурд. – Она их создала и поставила туда. Поставила нас туда. Мы будем защищать кратер от наших пауков.

– Она же могла сделать что-то обычное, – сказала Каанг. – Просто синтетиков. Пусть они бы выглядели, как мы, но им не обязательно было быть нами.

– Обязательно, – холодно отрезал Смитсон. – В этом весь смысл. Заставить нас сражаться с ними и убить.

Снова воцарилась тишина. Каждый думал о семье и близких, если, конечно, было о ком думать, по-разному, в зависимости от биологии, культуры и обстоятельств, но вот себя они представляли практически одинаково. Некоторые даже могли представить, как лишают жизни своих любимых или семью, но это было гораздо хуже. Хуже самоубийства. Намеренно убить кого-то разумного, когда этот разум – твой собственный, когда ты знаешь – в отличие от самоубийства, – что выживешь и будешь понимать, что сотворил…

– Мы должны атаковать кратер, – сказал Фурд.

– Я знаю, коммандер, – ответила Кир. – И если они станут его защищать, нам придется их убить. Себя убить. Жаль, но слова сейчас работают плохо.

– Когда «Вера» приходила на Шахру в прошлый раз, то ничего подобного не делала, – заметил Тахл.

– Вы же сами говорили, что мы узнаем о Ней много нового.

– Да, коммандер. Говорил. Но это…

– Мы нанесли Ей урон. Заставили сражаться за собственную жизнь. Такого никто не видел потому, что такого никто не делал. – Он глубоко вздохнул, почувствовал, как воздух скребет горло. – И поэтому нам придется смотреть на собственную смерть.

Он кивнул Кир, та послала сигнал паукам.

Они стояли в открытой пасти кратера и смотрели, как синтетики начали двигаться в их сторону.

– Почему они послали сюда и меня? – спросила Каанг. – Я же не имею к этому отношения. Я – всего лишь пилот. Мы все здесь умрем.

Фурд засмеялся:

– А мы достаточно живы, чтобы умереть?

– Коммандер, нас же всего пятеро против… сколько там?

– Около трехсот, – ответила Кир.

– И мы безоружны, – сказал Смитсон. – Даже ножей нет.

– Пятеро против трехсот или трех тысяч. Это не имеет значения, – заметил Фурд. – Нас создали и поставили сюда не для того, чтобы дать умереть просто так.

– Разве? – возразил Смитсон. – Может, в этом и смысл. Заставить нас там убить нас здесь.

Пауки медленно двигались к кратеру, так медленно, что, казалось, они дрейфуют.

– Я думаю, – сказал Тахл, – те, кто нас создал, дали нам какие-то необычные способности.

– Я думаю, – сухо ответил Фурд, – что у тебя они и так есть.

– Нет, коммандер. Сверх способности. Иначе зачем они?..

– Я ничего не чувствую, – встряла Кир. – Все, что есть у меня здесь, есть у меня и там.

– Мы должны пойти внутрь корабля и найти их, – сказал Смитсон. – Но мы знаем, что не сможем так поступить. Вот этого нас точно лишили.

– Тогда, – подвел итог Фурд, – здесь мы и умрем. Сражаясь со своим собственным оружием.

Пауки подплыли ближе. Экипаж «аутсайдера» машинально отступил вглубь кратера, давая пространство для первых синтетиков.

– Когда они отрежут нам руки и ноги, – пробормотал Смитсон, – мы тоже распадемся, обратимся в ничто?

– Ничто, – бесстрастно ответил Тахл, – не превращается в ничто.

– Тахл, а там мы… – начал Фурд.

– …были такими же? – закончил вопрос шахранин. – Не помню, коммандер. Возможно, мы больше держали при себе.

Фурд окинул взглядом мостик и свирепо воззрился на Кир.

– Смотрите на экран! Не отворачивайтесь. Они – это мы. Мы бы хотели такой чести. Мы бы не хотели, чтобы мы отвернулись.

– Вы правы, коммандер, прошу прощения.

Из всей команды на мостике отвернулась только Кир. Обычно она первая наблюдала бы за тем, какой эффект произведут ее орудия. Ей нравилось их использовать, но не против таких противников. Она вновь взглянула на экран, где копия вместе с остальными смотрела на нее, моргая от холодного света, залившего пробоину, и приняла решение. Кое-что она сделать все-таки могла.

Кир нажала несколько кнопок.

Пауки подплыли ближе, первый уже вошел в пасть кратера. У него не хватало конечности посередине, по всему телу виднелись борозды. Он пополз вперед, направившись не к Фурду, а к Кир. Та отошла в сторону, подальше от остальных, она поняла, что сейчас сделала там, на «Чарльзе Мэнсоне».

– Кир?

– Я должна быть первой, коммандер, не вы.

– Почему?

– Потому что на корабле ими управляю я.

– Не понимаю.

– Поймете.

Синтетик неуклюже приблизился к ней, казалось, совершенно случайно. Из-за отрезанной лапы он нелепо ковылял. Кир видела его силуэт на фоне серебряного корпуса своего корабля, висящего в шестнадцати сотнях футов отсюда. А на «Чарльзе Мэнсоне» команда смотрела, как паучьи очертания проступают на фоне серебряной фигуры самой Кир, стройной и изящной.

Та сделала еще один шаг в сторону. Как и ожидала, другие пауки в кратер пока не лезли. Посмотрела в несуществующее лицо синтетика. Ее собственное оружие. Она управляла им на «аутсайдере». Тот подошел к ней, стуча лапами по полу кратера, вытянул вперед пару конечностей, словно приветствуя Кир, и сменил когти на манипуляторы. Кир высчитывала то, насколько долго сможет с ним сражаться с ним, сможет ли протянуть до того времени, когда создатели наконец не покажут, какие же такие способности дали ей для битвы. Пока она все обдумывала, паук встал на задние лапы и выколол ей глаза. Кир закричала. Фурд подумал, что больше от ужаса, чем от боли, но не мог сказать наверняка, так как никогда до этого не слышал ее крик. В кратер вплыло еще несколько пауков, гораздо больше ждало снаружи. Кир продолжала кричать. Никаких очевидных воплей, вроде «Мои глаза» или «Помогите», без всяких слов. Фурд жестом приказал остальным разделиться. «Не может такого быть, – подумал он. – Если они нас сделали, то почему позволяют вот так просто зарезать? Они же должны были что-то нам дать. Но что?»

Кир не отводила взгляда от экрана. Она так сильно сжала пальцы в кулак, что ее ногти – с прекрасным маникюром и темно-багровым лаком – впились в кожу, по ладоням потекли красные струйки. В пробоине ее черные ногти и кровь казались почти одинаковыми, оттенки едва отличались друг от друга. Она видела их предельно ясно, так как в кратере, крича, рухнула на колени и закрыла глаза руками глаза, а Фурд приказал остальным рассредоточиться, пауки вошли внутрь и карабкались друг на друга, отталкивали друг друга, лишь бы первыми добраться до команды.

– Вы приказали синтетику напасть сначала на вас, а не на меня.

– Да, коммандер.

– И отдали точный приказ о том, что с вами сделать.

– Да, коммандер. – Кир выдержала взгляд темных и непроницаемых глаз Фурда. – Я могла сделать для них только это, я имею в виду нас, там, в кратере. Они знали, что я прикажу паукам атаковать. Поэтому я убила себя самым отвратительным способом, каким смогла.

Фурд хотел спросить, как эта мысль пришла ей в голову, но ответ уже знал: Кир была так сделана.

В кратере они отвернулись друг от друга; сражались поодиночке и проигрывали. Кир была еще жива, когда паук, выколовший женщине глаза, срезал ей лицо, лишив всех черт, сделав из нее свое подобие, и только после этого прикончил, перерезав горло. Кровь – темно-серая, почти черная – должна была парить вокруг шаровидными каплями, но в кратере работала гравитация.

Фурд погиб легко, гораздо легче, чем ожидал. Паук просто вспорол ему живот – заблестели, вывалившись, серебристо-серые внутренности, – потом перерезал горло. Коммандер не позвал на помощь, но просто упал вперед, качая головой («Нет, так не может быть»), а синтетик, аккуратно переступив через тела коммандера и Каанг, которую насадил на коготь другой паук, направился к Смитсону и Тахлу. Он знал, что с этими будет труднее, так ему говорила программа.

Смитсон на «Чарльзе Мэнсоне» следил за тем, как его окружили пять синтетиков и принялись вертикальными полосками нарезать на куски. Он чувствовал скорбь, но скрывал ее яростью. Он материл их здесь и там, в кратере, пока его шинковали на стейки; плоть эмберрца на «Вере» имела ту же влажную консистенцию, как и на «аутсайдере». Ему оторвали две передние конечности, но он выпростал вторичную, схватил одного синтетика и успел разбить им еще двух, однако потом рухнул на пол, а пауки начали рубить его на равные части.

Остался только Тахл. Он стоял один против девяти противников, и все больше и больше синтетиков входило в кратер. Тахл стал выводить их из строя, ломая им конечности, и уже справился с пятью, двигаясь привычной походкой шахранина в бою – не только с природной скоростью и грацией, но, казалось, излучая нечто, из-за чего враги становились медленными и неуклюжими. «Прямо как настоящий живой шахранин», – с усмешкой подумал он, зная, что победить всех не сможет. Те, кто сделал его и остальных членов экипажа, поставили их в кратер сражаться с пауками, и это удивляло Тахла.

«Они должны были дать нам хоть что-то».

Другие ничего не нашли, он тоже, но разгадка должна была находиться где-то рядом. Тахл снова задумался о том, что же это, когда и как проявится, пинком отшвырнул прочь парочку неподвижных пауков, освобождая пространство для вновь прибывших, а синтетики окружали его со всех сторон. И тогда он все понял. И улыбнулся.

Тахл на мостике внимательно наблюдал за тем, как ведет себя в бою.

Остальные выполнили приказ Фурда. Смотрели на собственную смерть, даже когда эмоции стали невыносимыми. Тахл не позволил чувствам завладеть собой, когда увидел, что произошло с Кир, хотя ирония заключалась в том, что она сама – слова не работали нормально – велела паукам так себя убить. Он сохранял спокойствие, когда быстро погиб Фурд, не выказал волнения, наблюдая за собственной битвой, – хотя и смотрел на экран пристально, искал, но не находил хоть какое-то изменение в своем поведении.

Он знал, есть что-то еще.

Она сделала нас, поставила защищать кратер. Она должна была дать нам способность обороняться, нечто большее, чем мы сами, и он думал, как и где оно проявится. Тахл наблюдал за тем, как движется среди пауков – прямо как настоящий живой шахранин, с усмешкой подумал он, – а потом до него дошло, что на его фоне синтетики выглядят медленными и неуклюжими, но так было и с Ее пауками, когда каждый из них сражался как минимум с шестью противниками до тех пор, пока…

Экран сфокусировался на изображении последнего защитника кратера. И тогда Тахл на «аутсайдере» все понял и улыбнулся, а Тахл на «Вере» улыбнулся себе в ответ.

Все пространство вокруг шахранина было завалено сломанными пауками без конечностей или с перебитыми лапами, но они по-прежнему раскачивались из стороны в сторону, пытаясь достать противника. Внутрь уже входили другие, окружая врага: девять, десять, одиннадцать. Они пытались выманить его осторожными обманными выпадами, но прямо пока не нападали. К ним постоянно прибывало подкрепление.

Тогда Тахл и улыбнулся себе.

Я бы хотел пожить дольше, подумал он, и это разумно, ведь меня таким создали. Дали самосознание, сохранили воспоминания, желания. Он мог бы сказать, что они дали ему душу, но шахране – возможно, из-за способа размножения или социальной организации – были не особо религиозным народом. А потому Тахл подумал про ощущение собственного существования. «Меня таким сотворили, и следующий шаг будет легким. Я же не умру окончательно, ведь по-прежнему буду жить вот там».

Он застыл. Сложил руки на груди и рухнул сам в себя.

Процесс пошел с головы, и вскоре все тело растаяло, подобно ледяной скульптуре. Тахл превратился в жидкое серебро. Сознание исчезло первым, когда все остальное только начало разрушаться. В последний момент шахранин подумал: «Они не сделали нас телепатами, а я бы очень хотел сказать тем, на „Чарльзе Мэнсоне“, что наш противник – это не Она и не Оно. Тут есть люди. Может, экипаж „аутсайдера“ это выяснит. Или даже увидит их».

Голова серебряным каскадом хлынула на тело, то в свою очередь обрушилось на ноги, лужей собравшись вокруг ступней, которые, впрочем, быстро растворились и сами. Когда Тахл исчез, то же самое произошло с телами остальных. Кир, Фурд, Каанг и Смитсон обвалились в себя, и после них остались лишь серебряные озерца; всего пять, вместе с шахранином. По ним пробежала еле заметная радужная рябь, но в остальном они были совершенно инертными и не сопротивлялись. Пауки проходили мимо, вглядывались в них и равнодушно тыкали когтями.

Потом пять лужиц одновременно взорвались, распавшись на тысячи блестящих бусин размером с ноготь. Какое-то мгновение они не двигались, никак не соприкасались друг с другом, только слегка колыхались, а затем ринулись по полу кратера, огибая клацающие лапы синтетиков, соединяясь, воссоединяясь, пока вновь не превратились в единое существо: серебряную подрагивающую пленку толщиной несколько молекул. Она походила на карту, чьи материки и океаны формировались вокруг конечностей пауков, и смещалась в глубины кратера, проникая сквозь размытую черную завесу, туда, где серебристо-серые кольца гирляндами висели на стенах. Пленка поднялась, дотронулась до петель Каната, приглашая спуститься, присоединиться к себе; и те вошли в нее и продолжали, продолжали входить, пока не растворились полностью. А затем она откатилась обратно, к жерлу пробоины.

Ее объем возрос. Теперь пленка покрывала пол кратера непрерывным слоем толщиной несколько дюймов.

Фурд вскрикнул, когда увидел смерть Тахла. Пока умирали другие, коммандер оставался бесстрастным, внешне никак не отреагировав даже на собственную гибель, но теперь не мог даже взглянуть на шахранина, сидящего рядом; оба чувствовали смущение и замешательство.

Коммандер наблюдал за тем, как лужи рассыпаются на бусины, как те соединяются и комбинируются.

– Уводите нас отсюда, Каанг.

– Коммандер, наши пауки…

– Забудьте о них, Кир, с ними уже покончено. Уводите нас отсюда, Каанг. Немедленно.

Жестом расставания забили струи маневровых двигателей. «Чарльз Мэнсон» развернулся, включил ионный двигатель на семьдесят процентов и сбежал. «Мы постоянно мечемся туда-сюда, – подумал Фурд. – Как будто мастурбируем».

Ковер из жидкого серебра растянулся от жерла кратера до его глубин, там, где клубилась тьма. На нем то тут, то там поднимались небольшие конусы или, наоборот, возникали крохотные вмятины, чьи размеры не превышали и дюйма в высоту или глубину; они появлялись и исчезали беспорядочно, словно на пол падали первые одинокие капли дождя. Подобно тенями от облаков, на поверхности спиралями завивались цвета – кобальтовый, фиолетовый, бордовый, жемчужный и темно-серый.

В кратере находилось около тридцати пауков; остальные парили снаружи. Они шли по серебряной жидкости – та более не огибала их, – выбирая, куда поставить лапу, почти с человеческой брезгливостью, вращались, ища врага, но не находя никого. Они заметили, как улетел «Чарльз Мэнсон», но это ничего для них не значило; местонахождение корабля не входило в параметры миссии, пока синтетики не выполнят задание и не приготовятся уйти.

Около жерла кратера поднялся очередной конус, но в этот раз он не исчез, а принялся расти, утягивая за собой все больше жидкости. Он быстро темнел, приобретая плотность, связность и форму: треугольное тело размером с человека, без лица, но с тремя суставчатыми конечностями, торчащими из каждой вершины. Всё, как ожидал Фурд.

Если и был момент, в который паук, можно сказать, начал свое существование, так в то самое мгновение, когда он вышел из серебра, оставив после себя дыру. Та быстро сомкнулась с явственным бульканьем, а он развернулся, рассматривая синтетиков с «Чарльза Мэнсона». Они безучастно взглянули на него в ответ. Создание «Веры», поднимаясь то на один, то на другой угол собственного тела, двигаясь спазмами из прямых углов и диагоналей, как новая фигура на шахматной доске, нырнуло прямо в гущу противников и разорвало троих, прежде чем те успели отреагировать. Четвертый, вспомнив бой на «Чарльзе Мэнсоне», срезал сустав с ноги нападавшего, но в этот раз серебряный паук делиться не стал. Он остановился и безлико уставился в глубины кратера, где уже зарождались другие такие же, как он сам.