Текст книги "И проиграли бой"
Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Альф потер жирный подбородок.
– Я-то знаю об их двух лагерях. Один – вдоль шоссе, другой – у реки. Там в ивняке бродяги испокон веков лагерь разбивали.
– То, что нужно. Как туда добраться?
Альф ткнул толстым пальцем.
– На перекрестке свернете, дойдете до окраины, увидите реку и мост. Чуть влево – тропинка в ивняке. Метров четыреста пройдете – там и лагерь. А вот сколько у них народу, сказать не берусь.
Мак поднялся, надел шляпу.
– Хороший ты парень. Альф. Нам пора. Спасибо, что накормил.
– У моего старика есть сарай с койкой, на тот случай, если надумаете у него переночевать, – предложил Альф.
– Не получится. Альф. Нам нужно дело делать, а значит, быть среди людей.
– Наведывайтесь, всегда подкормлю, только время выбирайте, как сегодня, – чтоб посетителей не было.
– Спасибо еще раз. Все ясно, непременно заглянем.
Мак пропустил Джима вперед и закрыл за собой дверь. Спустившись с крылечка, они пошли по указанной улице. На углу из подъезда вдруг вынырнул полицейский.
– Что задумали? Говорите! – рявкнул он.
Джим от неожиданности отпрянул, а Мак спокойно остановился.
– Мы, начальник, простые работяги. А задумали вот яблоки пособирать.
– Что ночью здесь делаете?
– Да мы прямо с поезда, на товарняке прикатили.
– И куда идете?
– К реке, вроде там ребята расположились.
Полицейский точно врос в землю.
– Деньги есть?
– Вы же видели, мы в кафе расплачивались. Мы не какие-то там бродяги-побирушки.
Полицейский наконец отошел в сторону.
– Проваливайте, да поживее, и чтоб по ночам не шастать по городу!
– Слушаемся, начальник.
И они спешно отошли.
– Ну и любезничал ты с ним, – удивился Джим.
– А почему б и не полюбезничать? Вот тебе первый урок: не спорь с легавым, тем более ночью. Получи мы сейчас по месяцу тюряги за бродяжничество, славно бы дело обернулось, а?
Они поплотнее запахнули легкие хлопчатые куртки и прибавили шагу. Все меньше и меньше фонарей попадалось им на улицах. – А с чего ты думаешь начинать? – спросил Джим.
– Не знаю пока Нужно каждую возможность использовать. Начинаем мы обычно с того, что разрабатываем план в целом, а частности определяются сообразно условиям. Нужно каждой зацепкой пользоваться. Иначе ничего не выйдет. Придем, посмотрим, какая там обстановка.
Джим зашагал шире и энергичнее.
– Мак, доверь мне настоящее дело. Не хочу всю жизнь быть на подхвате.
Мак рассмеялся.
– Подожди, еще надоест. Так надоест, что назад в город запросишься, где по восемь часов в день работают.
– Вряд ли, Мак. Сейчас мне как никогда хорошо. Прямо, того и гляди, лопну от радости. Разве у тебя не так?
– Изредка. Обычно я так занят, что некогда в своей душе копаться.
Стали попадаться ветхие дома, сварочные мастерские, стоянки старых автомашин, свалка их разрозненных и искалеченных частей. Фонари освещали черные окна брошенных домов; от кустов, переходящих в подлесок, бежали тени. Холодало. Джим и Мак пошли еще быстрее.
– Вон, по-моему, фонари у моста, с каждой стороны по три, видишь? – показал Джим.
– Вижу. От моста, кажется, налево свернуть?
– Да, налево.
Мост о двух пролетах перекрывал узенькую речушку, сейчас, летом она превратилась в маленький грязный ручеек, змеящийся по песчаному руслу.
Взяв от ската моста влево, Джим и Мак обнаружили вскоре бегущую по самой кромке старого русла тропу, она уводила в ивняк. Мак шел первым. Через минуту они окунулись в кромешную тьму, спереди, сзади и по бокам их обступили густые ивовые заросли. Лишь изредка над головой меж веток проглядывало вечернее небо, справа по самому берегу темной стеной высились тополя.
– Не вижу я тропы, – посетовал Мак. – Придется наощупь пробираться. – И медленно, осторожно шагнул вперед. – Джим, подними руки, чтоб ветками глаза не выколоть.
– Уже чуть не выколол. По губам только что хлестануло.
Некоторое время шли молча, старательно держась утоптанной тропы.
– Дымом запахло. – заметил Джим. – Считай, добрались.
Вдруг Мак остановился.
– А вот и огоньки впереди. Значит, так, как и прежде, разговор завожу я.
– Идет.
Тропинка неожиданно вывела на большую поляну, посередине горел костер. На другом краю виднелись три грязные, некогда белые палатки. В одной горел свет и по стенам бродили огромные черные тени. На поляне было человек пятьдесят: кто спал прямо на земле, завернувшись в одеяло, кто сидел вокруг костра. Не успели Джим с Маком выйти на поляну, как услышали короткий вскрик из освещенной палатки. И сразу задергались, закопошились тени на брезентовой стене.
– Может, кто заболел, – тихо сказал Мак. – Но считай, что мы ничего не слышали. Очень неразумно совать нос не в свое дело.
Они подошли к костру, подле которого, обхватив колени руками, сидели в кружок мужчины.
– Можно ли к вам присоединиться? – спросил Мак. – Или ваше общество только для избранных?
Несколько небритых лиц повернулись к нему, в глазах бусинками отражалось пламя костра. Один из мужчин подвинулся.
– Садись, земли всем хватит.
Мак только крякнул.
– Может, где и хватит, да только не в моих краях.
Заговорил худолицый, освещенный костром мужчина, сидевший по другую сторону.
– Ты, брат, попал в замечательное место. Здесь всего хватает жратвы, выпивки, автомобилей, домов. Присаживайся, у нас роскошный ужин.
Мак присел на корточки, кивнул и Джиму – садись. Вытащил кисет, аккуратно свернул изящную самокрутку. Затем, будто спохватившись, предложил:
– Ну, что, капиталисты, кому курить охота?
К нему потянулись несколько рук. Кисет пошел по кругу.
– Только что приехал? – спросил худолицый.
– Именно. Дай, думаю, пособираю яблочек, да обратно – свои миллионы считать.
Худолицый зло выкрикнул:
– А знаешь, сколько нам платить будут? Пятнадцать центов! Пятнадцать, чтоб им подавиться, собакам!
– А сколько ты, собственно, хочешь? – воскликнул Мак. – Имей совесть, парень! Или у тебя хватит наглости заявлять, что тебе, видите ли, хочется есть? Яблоки собираешь, вот их и жуй. Они такие вкусные, красивые! Тон его вдруг ужесточился. – А что, если мы эти яблоки не станем собирать?
Худолицый так и взвился.
– Придется! Никуда не денешься! Все до последнего гроша на дорогу сюда потратили!
– Не станем мы собирать, другие охотники найдутся!
– А если мы этих охотников – в шею? – крикнул Мак.
Люди у костра насторожились.
– Так ты чего ж… бастовать предлагаешь? – спросил худолицый.
Мак рассмеялся.
– Ничего я не предлагаю.
Коротышка, сидевший опершись подбородком о колени, сказал:
– Лондона чуть удар не хватил, когда сообщили, сколько платить будут.-И повернулся к соседу: – Ты, Джо, видел его. Правда, ведь его чуть удар не хватил?
– Аж позеленел весь, – подтвердил тот, – стоит, молчит, а сам весь зеленый. И деревяшку, что в руке держал, всю раскрошил.
Кисет наконец вернулся к владельцу, Мак помял его, убедился, что табаку осталось кот наплакал и сунул в карман.
– А кто такой Лондон?
Ответил ему худолицый.
– Лондон-мужик что надо, голова! Мы с ним всегда ездим. Что и говорить – голова!
– За старшего у вас?
– Да нет, просто хороший мужик. Мы с ним ездим. Послушал бы ты, как он с легавыми держится. Он…
Снова из палатки раздался крик, на этот раз долгий. Все повернули головы, потом снова безразлично уставились на огонь.
– Болеет, что ли, кто? – спросил Мак.
– Невестка Лондона рожает.
– Да, не самое удачное место для родов. А врач-то есть? поинтересовался Мак.
– Откуда! Где ж его возьмешь?
– А почему ее в окружную больницу не свезут?
Худолицый глумливо бросил:
– Как же! Будут они цацкаться с бродягами залетными! В больнице нет мест. Вечно она забита до отказа. Будто сам не знаешь.
– Я-то знаю, – вздохнул Мак. – Видно, и тебе это не в новинку.
Джим поежился, подобрал ивовый прутик, сунул его в костер, прутик сначала задымил, потом заиграл пламенем. Мак протянул в темноте руку и незаметно пожал руку Джима. А вслух спросил:
– А есть там, с ними, кто в родах кумекает?
– Старуха одна, – ответил худолицый; вопрос показался ему странным, и взгляд сделался подозрительным. А тебе-то что?
– Я кое-что в этом смыслю, – ответил Мак. – Учился немного. Мог бы сейчас помочь.
– Ну, так иди к Лондону! – Худолицему, видно, не хотелось самому принимать никакого решения. – А нам не след о нем языком трепать.
Мак словно бы и не заметил подозрительности собеседника.
– Пожалуй, и впрямь надо сходить. – Он поднялся. Пойдем со мной, Джим. Где он, в той палатке, где свет?
– Да, там.
Сидевшие у костра проводили Мака и Джима внимательными взглядами, потом снова засмотрелись на костер. Двое друзей шли поляной, старательно обходя кучи тряпья – под ними спали люди.
Мак прошептал.
– Ну и повезло же нам! Если в грязь лицом не ударю, считай, что начали мы удачно.
– Я не совсем понимаю… Даже не знал, что ты медицине учился.
– Да никто на белом свете этого не знал! – усмехнулся Мак. Они подошли к палатке: за подсвеченной брезентовой стеной суетились черные силуэты людей. Мак встал у входа и позвал:
– Лондон!
Почти мгновенно взлетел палаточный полог и вышел высокий мужчина. В плечах не обхватить. Жесткие черные волосы обрамляли похожую на тонзуру лысину на макушке. По лицу пролегли волевые морщины; черные, налитые кровью, как у гориллы, глаза смотрели свирепо. Угадывалась в этом человеке властность. Вести за собой людей для него столь же естественно, как и дышать. Выйдя, он опустил за собой полог.
– Что нужно? – сказал – точно отрезал.
– Мы только что приехали, – объяснил Мак. – Ребята у костра говорят, здесь роженица.
– Ну и что с того?
– Вот я и подумал, может, чем помочь, раз у вас доктора нет.
Лондон приоткрыл полог-полоска света упала на лицо Маку.
– Ну, и чем ты можешь помочь?
– Я работал в больницах. Доводилось и роды принимать. Так почему б и сейчас не попробовать.
– Заходите, – уже спокойнее сказал великан. – Хоть старуха здесь и вертится, она, помоему, малость чокнутая. Заходите, сами все увидите.
В палатке было тесно и душно. На блюдце горела свеча. Посреди палатки стояла самодельная печурка – ее смастерили из керосинового бака, – рядом сидела сморщенная старуха; в углу стоял бледный парень. У дальней стены на земле разложен матрац, на нем лежала молодая женщина, лицо у нее побелело, по нему грязными ручейками стекал пот, волосы растрепались. Все трое разом взглянули на вновь пришедших. Старуха отвела взгляд и уставилась на раскаленную печку, поскребла ногтями ладонь.
Лондон подошел к матрацу, опустился на колени. Роженица перевела взгляд с Мака на свекра. Тот сказал:
– Теперь у нас есть доктор. Больше опасаться нечего.
Мак взглянул на молодую женщину и подмигнул: лицо у нее застыло от страха.
Парень подошел к Маку, тронул его за плечо.
– Все будет в порядке, док?
– Конечно, она у тебя молодец. – Мак повернулся к старухе. – А ты повитуха, что ли?
Та, продолжая скрести морщинистые ладони, лишь бессмысленно посмотрела на него и не ответила.
– Я спрашиваю: ты повитуха? – прокричал Мак.
– Нет, но раза два детей принимать доводилось.
Мак взял ее руку, поднес поближе к свече: ногти длинные, неровные, грязные, кожа серая с синевой.
– И они, конечно, родились мертвыми. Нужно много чистых тряпок, у вас что-нибудь есть?
Старуха показала на кучу газет.
– У Лизы схватки пока два раза только были, – проскрипела она. – А подтереть и газетами можно.
Лондон подался вперед, рот приоткрылся от напряженного внимания он испытующе глядел Маку в лицо. В неярком свете тускло поблескивала лысина.
– У Лизы схватки два раза были, последний раз только что, повторил он старухины слова.
Мак молча кивнул ему на палаточный полог и вышел следом – Лондон и Джим.
– Слушайте, а вы видели ее руки? – опросил Мак. Ребенок-то, может, и выживет, а снохе вашей ничего не светит. Давай-ка от старухи избавимся.
– А роды ты, что ли, будешь принимать? – набычился Лондон.
Чуть помолчав. Мак оказал:
– Я приму. Джим кое в чем поможет. Но его помощи мне мало.
– Ладно, я помогу, – сказал Лондон.
– И этого мало. Из ребят никто не подсобит?
Лондон усмехнулся.
– Коли позову – помогут, как же иначе?
– Так позови, – попросил Мак, – не тяни резину.
Он, а следом и Мак с Джимом, подошли к маленькому костру, вокруг которого сидели притихшие люди; они тут же подняли головы.
Худолицый кивнул:
– Привет, Лондон.
Тот громко заговорил:
– Послушайте-ка, ребята, что вам док скажет.
Подошли еще несколько человек, заслышав голос своего вожака, однако лица у них оставались безучастными.
Мак откашлялся.
– У Лондона тут невестка сейчас рожает. Он хотел ее в местную больницу определить, но ему отказали. Мест говорят, нет, да еще и бродягами вшивыми нас всех обо звали. Что ж, помощи от них не дождешься. Придется самим управляться.
Люди вокруг посуровели, сдвинулись плотнее вокруг костра, безразличие отступало. А Мак продолжал:
– Мне случалось в больнице работать, так что сейчас я кое в чем помогу, но и ваша помощь, ребята, тоже нужна. Своих бросать нельзя.
Худолицый поднялся на ноги.
– Дело говоришь. В чем наша помощь?
В отблесках костра на лице Мака заиграла довольная, торжествующая улыбка.
– Молодцы, ребята! Понимаете, что такое сплочен ность. Во-первых, поставьте греть воду, достаньте белое тряпье, прокипятите. Где и как будете доставать – дело ваше. – Он указал на троих: – Ты, ты и ты разожгите большой костер, раздобудьте два больших котла. Поищите литров на пятнадцать – двадцать. Остальным – собирать тряпье. Все сгодится: носовые платки, старые рубашки, все, что угодно, лишь бы белое. Когда вода закипит, бросьте тряпье в котел и полчаса кипятите. А пока мне нужен чайник горячей воды, да поскорее.
Люди вокруг засуетились, забегали. Мак прибавил:
– И вот еще что. Нужна лампа, хорошая лампа. Хоть из-под земли мне ее достаньте. Не дадут – украдите. Без света не обойтись.
Как быстро все переменилось! Безразличия у людей как не бывало. Растолкали спящих, объяснили, что делать, зарядили всеобщим возбуждением; работалось всем в охотку. Быстро разложили костры, поставили четыре котла с водой, насобирали тряпье. Каждый хотел пособить. Один даже снял майку и бросил в котел, а рубашку надел на голое тело. Вдруг всем сделалось хорошо, люди смеялись, обменивались шутками-прибаутками, подбрасывая в костры тополиные ветви.
Джим стоял подле Мака и наблюдал за людьми.
– А мне что делать? – спросил он.
– Пошли со мной. Поможешь мне там, в палатке.
Тут же из палатки донесся вскрик. Мак протянул Джиму пузырек и на ходу бросил:
– Вот таблетки: бросишь по четыре штуки в каждый котел, остальные вернешь мне, потом набери ведро горячей воды – и бегом ко мне!
Мак поспешил в палатку, а Джим, разбросав таблетки по котлам, зачерпнул из одного ведро воды и пошел следом за Маком. Старуха, чтобы не мешать, забилась в угол. Она все чесала ладони и с подозрением глядела, как Мак опустил две таблетки в горячую воду и окунул руки.
– Руки у нас должны быть чистыми, – пояснил он.
– А что это за таблетки?
– Двухлористая ртуть. Всегда при себе ношу. Вымойка и ты, Джим, руки, а потом принеси еще воды.
Снаружи раздался голос:
– Док, вот лампы!
Мак поднял полот: ему передали большую керосиновую лампу и газовый фонарь.
– Какому-то бедняге фермеру утром придется впотьмах коров доить, усмехнулся Мак, прибавил давления в фонаре, включил, газокалильная сетка засветилась ярким белым светом, в фонаре мерно зашипело. А снаружи доносились голоса, треск сучьев для костров.
Мак установил фонарь рядом с матрацем.
– Все будет в наилучшем виде, Лиза, – подбодрил он роженицу и стал осторожно снимать с нее грязное стеганое одеяло. Лондон и бледный парень не сводили с него глаз Лиза вцепилась в край одеяла, стесняясь своей наготы.
– Ну, ну, мне же нужно тебя подготовить, – хотя Мак и говорил как мог убедительно, женщина не отпускала одеяла.
Подошел Лондон.
– Делай, что тебе говорят, – только и сказал он.
Лиза испуганно взглянула на него и разжала пальцы. Мак закатал одеяло ей на грудь, начал освобождать ее от исподнего.
– Джим, – попросил он, – принеси-ка тряпицу и мыло.
Джим вернулся с тряпицей, от которой еще шел пар, и с тоненьким обмылком. Мак обмыл роженице ноги, живот. Делал он все очень осторожно, и мало-помалу Лиза успокаивалась
Принесли еще прокипяченных тряпок Но начались роды лишь к рассвету. Раз палатку крепко тряхнуло. Мак оглянулся.
– Эй, Лондон, твоему парню дурно. Вынеси-ка его на свежий воздух.
Вконец смутившись, Лондон взвалил своего худосочного сына на плечи и вышел.
Вот показалась голова младенца. Мак осторожно подвел под нее руку. Лиза, обессилев, лишь застонала, и ее мучения кончились Мак перерезал пуповину прокипяченным перочинным ножом. Сквозь брезентовую стену уже проникли первые солнечные лучи, а фонарь в изголовье все шипел и шипел Мак обмыл маленькое, сморщенное тельце, потом дочиста отмыл руки старухе и лишь после этого передал ей новорожденного. Через час вышел послед, и Мак вновь бережно обмыл Лизу.
– Ну, а теперь все тряпье – вон и в костер! – сказал он Лондону.
– Даже то, что не пригодилось? – удивился тот.
– Да, все тряпки до единой. Больше они не нужны. Мак устало оглядел палатку. Старуха держала запеленутого младенца. Лиза лежала, закрыв глаза, и дышала ровно. – Пойдем, Джим. И нам выспаться не грех.
На поляне еще спали. Солнце позолотило макушки ив. Мак с Джимом нашли ямку под кустом и улеглись.
– У меня словно песок в глазах, – сказал Джим. Устал, видать. А я и не знал, Мак, что ты в больнице работал.
Мак подложил руки под голову.
– И не думал там работать
– А где же ты научился роды принимать?
– Да нигде не учился, не видел даже ни разу, как рожают. Знал только, что чистота кругом не помешает. Слава Богу, все обошлось. Случись что не так – нам крышка! Старуха куда больше моего в таких делах смыслит. Да она и сама все прекрасно поняла.
– Но ты так уверенно действовал!
– Еще бы! Нужда заставила. Мы же должны каждую возможность использовать Сейчас нам повезло Что ж нам, от своей удачи бежать? Конечно, девчонке помогли – это тоже неплохо, но и случись с ней что, главное – чтоб мы не упустили возможность. – Он повернулся на бок, подперев щеку рукой. – Хоть устал как собака, зато на душе легко. Мы за ночь завоевали и доверие Лондона, и доверие мужиков. Да еще и поработать их заставили, они ж работали ради себя, отстаивали свои интересы, и работали сплоченно. Для этого-то мы сюда и приехали научить их бороться сообща, а не просто выклянчить себе за работу лишний грош. Да ты и сам это понимаешь
– Понимать-то я понимал, – ответил Джим, – но не представлял, с какого конца за дело браться.
– А правило у нас только одно по обстоятельствам использовать любую возможность. Посторонних средств оружия или солдат – у нас нет. Сегодня удачная ночь: возможность представилась – лучше не сыскать, да и мы лицом в грязь не ударили. Лондон теперь наш Он прирожденный вожак. А куда вести – мы подскажем, особо стараться, думаю, и не придется А вести людей должен всегда один из них. Мы лишь растолкуем Лондону, что и как делать, а действовать вожаки должны сами. Лондона мы уже сейчас обучать всем премудростям начнем, а он это учение до остальных донесет. Вот увидишь, о прошедшей ночи все в округе знать будут сегодня же Ну, что ж, первый блин у нас отнюдь не комом. Конечно, потом нас могут за решетку упрятать, дескать, занимаетесь врачебной практикой без разрешения Но люди за нас горой встанут.
– А как получилось, что все они вдруг так слаженно, так дружно заработали – прямо как часы, да и с охотой. Ведь ты им и сказал-то всего пару слов, а им все было в радость.
– А как же иначе? Людям нравится работать плечом к плечу. У них в этом потребность. Знаешь, десять человек могут поднять в двенадцать раз больше, чем один. Чтоб их зажечь, нужна только искорка. Конечно, они недоверчивы, почти всякий раз, когда им предлагают делать что-то сообща, плоды их труда присваивает другой. Но взгляни на них, когда они работают на себя. Сегодня как раз такой случай, они старались не ради хозяина. Потому-то все у них и ладилось.
Джим заметил:
– Но тебе ведь так и не пригодились все тряпки. Зачем же ты велел Лондону их сжечь?
– Неужто не понимаешь? Каждый, кто хоть малую толику дал, сознавал, что дает на общее дело, на его дело. Потому что ребенок этот появился на свет стараниями каждого. И отдай я кому тряпки, значит, его помощь не пригодилась, значит, обошлись без него. Они пожертвовали чем-то, оторвали что-то от себя – и нет вернее способа объединить людей, нацелить их на общее дело.
– А сегодня будем работать? – спросил Джим.
– Нет, пусть сначала весь лагерь узнает о том, что произошло ночью. А к завтрашнему дню это станет уже легендой. Вот и подождем до завтра. А сейчас нужно отоспаться. О лучшем заделе мы и мечтать не могли.
Шелестели ивы у них над головами, изредка роняя, листья.
– Не помню уж, когда так уставал, – признался Джим, – а душа радуется.
Мак приоткрыл глаза.
– Ты держишься молодцом. Толк из тебя выйдет. Хорошо, что ты со мной поехал. Ты здорово помог мне ночью. А сейчас закрывай-ка глаза, хватит разговаривать, пора спать.