Текст книги "И проиграли бой"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– В кого собирался стрелять?

– Н-н-ни в кого. Просто по палаткам, чтоб напугать.

Мак зловеще улыбнулся и повернулся к Лондону.

– Что, по-твоему, с ним делать?

– Полегче бы! Ведь дите совсем.

– Дите с карабином. Можно мне его еще на пару минут?

– А что ты собираешься делать?

– Отправлю его обратно, чтоб дружки посмотрели и неповадно им было б с ружьями разгуливать.

Джим сидел на матраце и молча наблюдал.

– Ты вот только что говорил, что я голову теряю, обратился к нему Мак. – Так сейчас, как видишь, я совершенно спокоен.

– И это только на пользу, – сказал Джим.

– Бью я без промаха. Тебе, небось, жалко мальчишку?

– Нет, это хороший урок остальным.

– Вот и я так думаю. А ты, парень, послушай, что я скажу: или выпустим тебя сейчас к нашим ребятам, убьют, ей-богу убьют. Или останешься здесь, и мы по свойски разберемся.

Здоровый глаз мальчишки вытаращился.

– Что, Лондон, даешь «добро»?

– Только уж не калечь совсем.

– Мне нужен не труп, а живой рекламный щит. Ты, парень, видно, тоже второй путь выбрал, а?

Мальчишка отпрянул, пригнулся, надеясь увернуться от удара, но Мак крепко ухватил его за плечо и замолотил кулаком по лицу парня. Хрустнул нос, заплыл и второй глаз, почернели и вспухли скулы. Мальчишка неистово бился, но короткие хлесткие удары достиг али цели. Вдруг пытка прекратилась.

– Развяжите его, – бросил Мак и вытер окровавленный кулак о куртку парня. – Не так уж и больно, а? Зато старшеклассникам будет на что полюбоваться. Реветь прекрати! И дружкам в городе скажи, что их ждет.

– Может, его умыть? – спросил Лондон.

– Да ты что! Я старался, разукрашивал, а ты мне все хочешь испортить. Ты думаешь, хирургу приятно резать людей?

– Не знаю, – бросил Лондон.

Пленного развязали, он беззвучно плакал.

– Вот что, парень, – обратился к нему Мак. – Не очень-то тебе и досталось. Подумаешь, нос расквасили! Попади ты в другие руки, а не ко мне – изуродовали бы! Так вот, передай своим приятелям: кто сунется тому ногу сломаем, а следующему – обе. Понял? Я спрашиваю, понял?

– Понял.

– Ну то-то. Отведите его к дороге и пусть домой чешет.

Двое мужчин взяли мальчишку под руки, выволокли из палатки.

– Не выставить ли нам, Лондон, патрули, чтоб такие вот мальчишки с ружьишками не шатались?

– Я этим займусь, – пообещал Лондон, а сам все смотрел и смотрел на Мака, и глаза его выражали ужас. – Тебе жестокости не занимать. Понятно, когда в раж войдешь, но ты-то был спокойнешенек.

– Вот именно. Это труднее всего дается, – устало сказал Мак. На губах еще играла холодная усмешка. Он стоял не шелохнувшись, пока Лондон не вышел, а потом сел на матрац, обхватил колени руками. По всему телу у него прошла дрожь. И без того бледное лицо посерело. Джим здоровой рукой взял друга за запястье.

– Не будь тебя рядом, я б не смог так, – устало произнес Мак. – А ты, похоже, вообще без нервов. Стоял, смотрел. И хоть бы что.

Пальцы на запястье Мака сжались.

– Не терзай ты себя, – тихо сказал Джим. – Ты не перепуганного мальчишку бил, ты дело наше спасал. Надо было опасность ликвидировать, и ты прекрасно справился. Спокойно и хладнокровно. Как и с любым другим заданием. Так что не терзай себя.

– Надо было б ему хоть руки развязать, прикрылся б малость или двинул бы меня разок-другой.

– Хватит об этом! – повторил Джим. – Это лишь звено в цепи. А сочувствие врагу еще хуже страха. Ты и вправду был, как хирург. Провел операцию, только и все го. Если б не рана, я б вместо тебя все проделал. А вы пусти мы его к ребятам…

– На клочки б разорвали, – признал Мак. – Надеюсь, больше они никого не поймают. Второй раз у меня рука не поднимется.

– Поднимется, и еще не раз! – уверил его Джим.

– Ну, Джим, ты целишь дальше меня. Боюсь я таких людей, встречал раньше. Господи, как же я их боюсь. А ты, Джим, меняешься на глазах. Ты прав, лишь холодное сердце победит злобу. Так уж считается. Я знаю. И все же, боже милостивый! Людям это не присуще, поэтому я и боюсь тебя.

– Я хотел помогать тебе. А ты, из добрых чувств, меня все берег, негромко заговорил Джим. Он встал, подо шел к ящику, уселся. Неправильно это. Ну, а потом меня ранило. И пока я болтался без дела, я вдруг осознал свою силу. Я сильнее тебя. Мак. Сильнее всех на свете. Потому что двигаюсь к цели по прямой, а вам мешают женщины, курево, выпивка, приходится думать о крове и пище, – глаза у Джима холодно блестели, точно камушки в воде. Я хотел помогать тебе. Мак. Но теперь наоборот: ты будешь помогать мне. Нужно объединить силы. В себе силы я уже чувствую.

– Спятил ты! – бросил Мак. – Рука болит? Может распухла? Может, заражение началось, вот и заговариваешься.

– Не выдумывай. Мак, – спокойно остановил его Джим. – Я вовсе не спятил, в здравом уме. Пойди позови Лондона, мне нужно с ним поговорить. Озлоблять его не стану, но ему придется выполнить кое-какие указания.

– Может, ты и не спятил, Джим. Но не забывай, что Лондона выбрали главным. Он всю жизнь в вожаках. Начнешь ему указывать, он тебя растерзает. – Мак с сомнением взглянул на Джима.

– Иди и передай мою просьбу.

– Ну, вот что…

– Мак, делай, как сказано. Тебе же лучше.

Они услышали басовитый рык, который перерос в высокий истошный вой – пожарная сирена. Тут же к ней присоединилась еще одна, потом еще. Сирены то стихали, то взвывали вновь.

– Это Сэм! – воскликнул Мак. – Сумел-таки!

Джим с трудом поднялся.

– Сиди-ка здесь, – посоветовал Мак. – Ты еще очень слаб.

– Сейчас увидишь, как я слаб! – недобро усмехнулся Джим, вышел из палатки, Мак последовал за ним.

К северу над верхушками деревьев чернело усыпанное звездами небо. Чем ближе к Торгасу, тем все больше оно светлело от городских огней. А влево от города над стеной деревьев высился красный купол нового пожарища. Вой сирен то сливался, то разделялся: од на не успевала затихнуть, как вступала другая.

– Сейчас-то мигом приехали, – заметил Мак.

Из палаток вылезали люди, таращились на зарево. Над кронами деревьев уже показались языки пламени, зарево росло, ширилось.

– Хорошо занялось, – кивнул Мак. – Даже если и потушат, дом уже не спасти. Водой такое пламя не залить, без огнетушителей не обойтись!

К ним торопливо подошел Лондон.

– Поджег-таки! – крикнул он. – До чего ж злобный человек! Я не сомневался – подожжет, непременно подожжет! Ничего, черт, не боится!

– Что ж, если вернется, он нам пригодится, – спокойно сказал Джим.

– Как это – пригодится? – удивился Лондон.

– А так: раз человек способен такой пожар устроить, он и на другое способен. Эх, как весело горит. Пойдемте-ка в палатку, Лондон, кое о чем нужно потолковать.

– Он хочет сказать… – вступил было Мак.

– Я сам скажу то, что хочу. Заходите, Лондон.

Джим прошел первым, уселся на ящик.

– Что еще за фокусы? – рявкнул Лондон. – О чем это нам толковать?

– Мы терпим поражение, и все потому, что нет твердой руки. Почему спалили сарай у Андерсона? Потому что стража ненадежная, им на приказ наплевать. Почему дока умыкнули? Потому что его телохранителя не оказалось рядом.

– Верно. Ну что ж нам делать?

– Нужна настоящая власть, чтобы все приказы неукоснительно выполнялись, – продолжал Джим. – Люди ведь сами вас выбрали, верно? Так что хотят они того или нет, а распоряжения должны выполнять безропотно!

– Джим! Но это ж нереально! Да народ попросту по другим округам разбежится.

– Вернем силой. Где ружье?

– Вон лежит. На что оно тебе?

– Это и есть власть! – отрезал Джим. – Хватит повторять ошибки! Пора их исправлять!

Лондон подошел к нему вплотную.

– Что значит «пора исправлять»? Смотри, парень, доиграешься!

Джим не шелохнулся. Молодое лицо застыло резной маской, лишь насмешливо подрагивали уголки губ. Самоуверенный взгляд остановился на Лондоне.

– Садитесь, Лондон. Наденьте рубашку, – мягко про говорил он.

Лондон недоуменно взглянул на Мака.

– Он что – рехнулся?

Мак отвел взгляд.

– Не знаю.

– Ты тоже сел бы, – предложил Джим. – Минутой раньше, минутой позже – не все ли равно.

– Что ж, сяду.

– Ну вот и ладно. Хотите – гоните меня в шею из лагеря, ваше право. В тюряге мне место всегда найдется. А хотите – я останусь, только дайте мне сдвинуть забастовку с мертвой точки.

Лондон вздохнул.

– Как мне все осточертело! Со всех сторон только беды и жди. Сейчас я тебе покажу, где раки зимуют, от горшка два вершка, а туда же… Пока здесь главный я.

– Именно поэтому я буду передавать приказы через вас, – подхватил Джим. – Поймите меня, Лондон, мне не власти охота, а дела. Я хочу лишь сдвинуть забастовку с мертвой точки.

Лондон безнадежно покосился на Мака.

– Что скажешь? Куда этот парень надумал забастовку двинуть?

– Не знаю. Это у него, может, заражение крови началось, бредит так я считал раньше. А теперь вижу – дело говорит! – Мак даже рассмеялся, но натужно, его никто не поддержал.

– Джим рассуждает как русский большевик, – сказал Лондон.

– Неважно, как рассуждаю, важно, как поступаю, парировал Джим. Ну, вы меня выслушаете?

– Да что с тобой поделаешь, валяй.

– Так вот, завтра мы в пух и прах разнесем предателей-«подменщиков». Выберите самых боевых ребят. Дайте им дубинки. Поедем в машинах, по две в ряд. Легавые, возможно, выставят патрули на дорогах, возможно, перегородят дороги. Нельзя, чтоб нас остановил и. Если будут заграждения, первая машина сшибает их, люди пересаживаются во вторую и едут дальше. Ясно? Все должно у нас получиться. Не выйдет – считай, что мы и не начинали никакой забастовки.

– Ты будешь командовать, а мне каково ребятам в глаза смотреть? спросил Лондон.

– Не хочу я командовать, не хочу на виду быть. Ребята ничего и не заподозрят. Я шепну, а вы уж и скомандуете. А сейчас первым делом надо послать людей на пожарище, пусть разведают, что и как. Завтра, боюсь, нам придется туго. И зачем только Сэм все это затеял! Впрочем, после драки кулаками не машут. Сегодня ночью придется усилить охрану лагеря. Они непременно постараются отомстить, учтите. Охрану выставить в две цепи и чтоб сообщались друг с другом. Потом в нашу стачечную «полицию» мне потребуется чело век пять. Они вправят мозги тем, кто либо уснет на посту, либо удрать захочет. Выберите мне самых отчаянных.

Лондон с сомнением покачал головой.

– То ли по шее тебе надавать, то ли послушать – сам не знаю. С этой забастовкой хлопот полон рот.

– Пока размышляете, выставили бы охрану. Думается, уже ночью «хлопоты» начнутся.

– Что ж, парень, я, пожалуй, рискну.

Он вышел. Мак все не отходил от сидящего на ящике Джима.

– Как у тебя рука?

– Наверное, зажила. Больше не болит.

– И что это на тебя нашло? – продолжал Мак. Я чувствовал, что-то неладно.

– В такой заварухе, как наша, многому учишься. Видишь вдруг, сколь велики у нас силы и сколь мала отдача. Наша забастовка тому пример! И уже не усидишь спокойно, засучиваешь рукава и сам берешься за дело. В такие-то минуты и хочется власти, – глаза у Джима вдруг закатились.

– Что с тобой? – крикнул Мак.

– Голова кружится, – пробормотал Джим и мешком свалился с ящика.

Мак втащил его на матрац, под ноги подложил ящик. По лагерю переливчатым ручейком бежал разноголосый и неумолчный говор. Мимо палатки спешили люди. Снова завыли сирены, волной набежали голоса за стеной, но вол ной спокойной, ленивой – пожарные машины отбывали восвояси. Мак расстегнул Джиму рубашку, принес ведро с водой – оно стояло в углу палатки, – побрызгал приятелю на лицо и шею.

Джим открыл глаза, уставился на Мака.

– Голова кружится, – грустно повторил он. – Жаль, дока нет, он бы таблетку какую дал. Как, по-твоему, Мак, он вернется?

– Не знаю. Тебе полегчало?

– Да просто голова кружится, и все. Но, похоже, на сегодня я отстрелялся. Пора отдохнуть малость.

– Конечно. Тебе поспать бы не мешало. А я схожу на кухню, может, бульона раздобуду. Бульон тебе сейчас в самый раз. Ты лежи пока, я мигом.

Джим, нахмурившись, созерцал палаточный купол. По думал вслух: «Неужели, кончилось? По-моему, нет. Хотя кто знает». Глаза сами собой закрылись, и он уснул.

Пришел Мак, принес бульон, поставил миску прямо на землю. Убрал ящик из-под ног Джима, сел на край матраца, глядя на неспокойное лицо спящего.

Выражение его то и дело менялось. Вот Джим ощерился, видно, во рту у него пересохло. Сомкнул губы. Нервно задергалась щека. Снова с великим трудом разлепились губы, Джим пытался заговорить, но лишь промычал. Мак накрыл друга старыми одеялами.

Вдруг огонек в лампе нырнул с фитиля вниз и тьма враз заполонила жилище. Мак вскочил, отыскал узкогорлую бутыль с керосином. Отвинтил колпачок на боку лампы, залил керосин, и вновь замаячил желтый язычок, потом раздвоился, словно раскрыла крылья огненная бабочка.

Снаружи неспешно прошагал патруль. Далеко на шоссе прогрохотали грузовики, спешащие в дальний рейс. Мак снял лампу с шеста, поставил на землю подле матраца. Из кармана брюк извлек пачку сложенных вдвое листков, помятый конверт с маркой и огрызок карандаша. Разложив листки на коленях, он медленно, крупным детским почерком начал:

«Дорогой Гарри!

Ради бога, помоги. Вчера ночью умыкнули нашего дока, я уверен, сам бы он не ушел, не из тех. Однако его нет. В этой долине хозяйчики держатся друг за дружку. «Бдительные» бдят денно и нощно. Нам нужны еда, лекарства, деньги. Дик – молодчина, очень много делает, но если не получим дополнительной помощи, наше дело труба. В жизни еще не встречал такого единства у хозяев. Человека три заправляют в округе буквально всем. Не исключено, что Дик сейчас за решеткой.

Джим растет не по дням, а по часам. Я по сравнению с ним козявка. Завтра, наверное, нас попрут с этого участка. Эти Б. сожгли хозяйский амбар, и хозяин, конечно, ярится. Без дока Бертона санитарное управление вышвырнет нас отсюда в два счета. Придумай что-нибудь! За нами с Джимом настоящую охоту устроили. На всякий случай нужно подыскать нам замену.

Я не прошу, я вопию о помощи. Наши сторонники боятся и нос высунуть, но это еще не самое страшное…»

Он достал еще один листок.

«Ребята начинают огрызаться. Ты знаешь, как переменчиво у них настроение. Завтра поутру они могут пойти и спалить городскую управу, а могут удрать в горы и отсиживаться там с полгода. Ради всего святого, Гарри, оповести всех, что срочно нужна помощь. В ыгонят нас отсюда, и нам негде будет приткнуться. Собираемся пикетировать долину на машинах. Иначе не поймешь, что и где творится.

Ну, прощаюсь. Письмо это передаст Джек. Ради бога, помоги нам.

Мак».

Он перечитал письмо, подправил буковку, сложил листки, сунул в замусоленный конверт. Адресовал письмо «господину Джону Г. Уиверу».

Снаружи раздался оклик часового

– Кто идет?

– Лондон.

– Проходите.

В палатку вошел Лондон. Посмотрел спящего Джима.

– Я, как он сказал, выставил охрану

– Вот и славно. А он вконец умучился. Жаль, дока нет. Что-то не нравится мне у Джима плечо. Говорит, не болит, дурачок, сам всегда на рожон лезет. – Мак снова повесил лампу на шест в середине палатки.

Лондон уселся на ящик.

– Какая его муха укусила? – беззлобно спросил он. То, знай себе, болтает впустую, то вдруг – раз, меня пинком под задницу, сам распоряжаться начал.

Глаза у Мака засветились гордостью.

– Никак не возьму в толк. Уж кого только не повидал, всяк по-своему с ума сходил, а такого не видывал. Ведь тебе, Лондон, пришлось подчиниться. Я подумал было сна чала, что парень просто рехнулся. Может, так оно и есть. А где твоя невестка?

– Я их с сыном в свободную палатку определил.

– А где ж ты нашел свободную? – вперил в него взгляд Мак.

– Ночью, видно, кто-то из ребят деру дал.

– А вдруг это палатка тех, кто в охране?

– Нет. Я прикинул, вроде беглые есть.

Мак потер кулаками глаза.

– Пора, самая пора. Трудно нашу жизнь выносить. Вот что, Лондон, мне нужно письмецо отправить, так я тишком туда и обратно, заодно разведаю, что да как.

– А почему б тебе из ребят кого-нибудь не послать?

– Видишь ли, это письмо непременно должно дойти. Надежнее самому отправить. Не бойся, не поймают, не впервой от слежки уходить.

Лондон сосредоточенно разглядывал свои большущие ладони.

– Это письмо… к твоим красным дружкам? – спросил он.

– Да, ты угадал. Прошу помощи, чтоб наша забастовка не захлебнулась.

Лондон смущенно продолжал:

– Мак… вот… о красных всегда говорят, что они сволочи… Мне что-то не верится, а Мак?

Мак тихо засмеялся.

– А это уж как посмотреть. Если у тебя тридцать тысяч акров земли и миллион долларов, красные для тебя, конечно, сволочи. А если ты простой рабочий парень, то для тебя это ребята, которые хотят, чтоб ты по-человечески, а не по-свински жил. Ты ведь все сведения из газет черпаешь, а газеты – в руках тех, у кого и земля, я деньги. Потому-то мы и сволочи, ясно? Вот встретил ты нас, сам видишь, кто мы. Голова на плечах есть, вот и решай.

– Хоть вы и красные, я ж с вами сработался. А ведь и до вас я нашего брата собирал и вел.

– Вот именно! – загорелся Мак. – Вот именно! Ты всегда их вел. Ты сам из работяг, но в тебе есть жилка вожака.

На что Лондон просто ответил:

– Что я говорил, то ребята и делали. Никогда поперек не шли.

Мак придвинулся ближе, положил руку Лондону на колено и тихо заговорил.

– Вот что. Похоже, на этот раз мы проиграли. Но забастовка наша шуму наделала, может, на хлопке все тихо мирно сладится. Газеты сейчас пишут, что мы только сеем смуту. Но мы лишь учим работяг действовать заодно, чтобы все больше и больше их сплачивалось. И неважно, победим ли мы сейчас или проиграем. Зато почти тысяча людей научилась бороться. А когда этих тысяч наберется много, когда все они будут бороться вместе, тогда уж троим хозяйчикам не удержать в руках всю долину Торгас. Тогда можно будет, не боясь угодить за решетку, и яблочко съесть. Тогда не станут вываливать яблоки в реку, чтобы поддержать цену. И это в то время, когда такие, как мы с тобой, яблок вдоволь не едим. Смотри шире, Лондон, не замыкайся в нашей забастовке.

Лондон страдальчески следил, как Мак говорит, точно хотел увидеть слова, слетавшие с губ.

– Так это же леворю… революция?

– Ну, конечно. Против голода и холода. Ведь те трое, что заправляют всем в долине, ни перед чем не остановятся, чтоб сохранить власть, чтоб по-прежнему выбрасывать яблоки ради рыночных цен. Конечно, всякий, кто думает, что пищу должно есть, – красный. Понятно?

В широко открытых глазах Лондона читалась задумчивость.

– Я часто слушал левых. Да не особо прислушивался. Уж очень они все горячие. А я горячим не шибко верю. Но так, как ты, никто из них не говорил.

– Значит, смотри зорче, больше поймешь. Говорят, мы ведем нечестную игру, работаем подпольно. Рассуди сам, Лондон. Оружия у нас нет. Случись с нами что – в газетах и строчки не напишут. Зато, не дай бог, пострадают хозяева, тут уж щелкоперы чернил не пожалеют. У нас нет ни денег, ни оружия, поневоле приходится мозгами шевелить. Все равно что с дубинкой против пулеметов идти, понимаешь, Лондон? Вот и остается только прокрасться в тыл, да оглушить пулеметчиков. Может, это и нечестная игра. Но мы ведь не в футбол играем. И правил для голодного человека не существует.

– Я этого не понимаю, – медленно проговорил Лондон. – Ни у кого времени не хватило все растолковать. Умные да спокойные речи любо-дорого слушать. Не чета тем, лихим головам. «К черту легавых!» «Долой правительство!» Того и гляди, все государственные конт оры дотла сожгут. Такое мне не по душе, дома-то все красивые. А вот как ты, со мной никто не говорил.

– Безмозглые, значит, тебе собеседники попадались.

– Слышь, Мак, ты вот говоришь, мы проиграли. С чего ты взял?

Мак призадумался.

– Нет… – словно отвечая сам себе, пробормотал он. – Не вытянем мы сейчас. Объясню, почему. Власть в долине у малой кучки людей. Тот, что вчера приезжал, уговаривал нас прекратить забастовку. Теперь они знают: мы будем бороться. Значит, выход таков: или разогнать, или пере бить нас всех. Будь у нас врач, продукты, да если б и Андерсон нас поддерживал – глядишь, и продержались бы какое-то время. Но Андерсон на нас зол. И нас отсюда вышвырнут; понадобится – они и пушки приволокут. Главное – через суд провести решение, чтоб нас выгнать, а за остальным дело не станет. Куда нам тогда податься? Нигде уже лагерь не разобьешь – запрещено. Пойдет у нас раскол, недовольство, вот и проиграли. Не так мы сильны, как кажется. Боюсь, даже еды нам и то больше не раздобыть.

– Так, может, сказать ребятам, что забастовке конец, и всех распустить?

– Тише, Лондон, тише, разбудишь Джима. Ничего пока говорить не надо. Они нас попугали, а теперь мы их попугаем. В последний разочек. Сколько хватит сил. Если кого из наших убьют, в округе тут же известно станет, да же если газеты умолчат. А остальные наши еще отчаяннее сражаться станут. Понимаешь, у нас есть враг. Вот тут-то ребята сплотятся – врага единым фронтом встретят. Амбар у Андерсона спалили наверняка такие же бедолаги, как и мы, только они газет начитались. А мы их должны на свою сторону привлечь и как можно скорее. – Мак вытащил изрядно отощавший кисет.

– Это я про запас оставил. А сейчас в самый раз закурить. Будешь, Лондон?

– Нет, я не курю, а табак, когда заведется, жую.

Мак свернул тонкую самокрутку из оберточной бумаги, приподнял колпак лампы, прикурил.

– Тебе неплохо бы вздремнуть, Лондон. Мало ли что ночью случиться может. А я пока в город схожу, письмо опустить нужно.

– А если схватят?

– Не схватят. Я садами пойду. Никто меня и не заметит. – Он вдруг настороженно взглянул за спину Лондону. Лондон обернулся. Край палатки вздыбился, в щель червяком пролез Сэм, поднялся на ноги – весь в грязи, одежда порвана. Длинная царапина прочертила впалую щеку. Он, видно, очень устал: рот раззявился, глаза ввалились.

– Я на минутку, – прошептал он. – Ну и дела! Вы наставили везде охраны, а я хотел незаметно. В общем, среди нас – стукач. Это точно.

– Ты отлично сработал! Мы видели зарево.

– Еще бы! Весь дом – к чертовой матери! Но дело не в этом, – он тревожно оглянулся на спящего Джима. Меня сцапали!

– Да ты что!

– Теперь они меня в лицо знают!

– Здесь тебе находиться не след! – сурово постановил Лондон.

– Знаю. Хотел только вас предупредить: вы меня не знаете, не видели, не слышали. Мне пришлось… в общем, крепко я вложил там одному. Все, пошел. Если снова попадусь, то никакой я не забастовщик. Просто псих. чокнутый. И дом спалил по наущению господнему. Вот и все, что хотел вам сказать. Вам из-за меня рисковать не стоит. Я сам этого не хочу.

Лондон подошел к нему, пожал руку.

– Ты, Сэм, хороший парень. Отличный, можно сказать. Ну, до встречи.

Мак, глядя на палаточный полог, негромко бросил через плечо:

– Будешь в городе, зайди на Центральный проспект, дом сорок два. Скажешь, ты от Мейбл. Тебя накормят. И больше там не появляйся.

– Спасибо, Мак. До свидания! – Сэм стал на колени, приподнял край палатки, выглянул, изогнувшись шмыгнул во тьму – брезентовый край опустился на землю.

Лондон вздохнул.

– Дай бог ему выкрутиться. Парень он неплохой. Отличный, можно сказать!

– Забудь о нем, – посоветовал Мак. – Кончит он в один прекрасный день так же, как и малыш Джой. От судьбы не уйдешь. И нас с Джимом рано или поздно та же участь ожидает. Это почти неизбежно, впрочем, какая разница!

Лондон изумленно открыл рот.

– Ну и веселенькую же картинку ты показал! Неужто вы, ребята, радости в жизни не видите?

– Еще как видим! Больше, чем остальные. У нас работа важная. Нет ничего приятнее на свете, чем сознавать свою нужность. Другое дело, когда работа бесцельная вот тогда человек всякую уверенность в себе потеряет. Наше дело поспешает медленно, но верно цели держится. Господи, что ж я здесь торчу да лясы точу. Мне ж идти надо!

– Будь только осторожен.

– Постараюсь. Хотя многое б отдали хозяйчики, чтоб нас с Джимом убрать. Я-то поберегусь, а ты оставайся здесь и смотри, чтоб с Джимом ничего не случилось. Ладно?

– Договорились! С места не сойду.

– Ты все ж таки приляг на матрац с краешку и вздремни чуток. Но Джима сбереги. Он нам нужен. Ему цены нет.

– Понял.

– Ну, тогда до встречи. Постараюсь вернуться побыстрее. Хорошо б обстановку в городе разведать. Может, газе ту удастся раздобыть.

– До встречи.

Мак вышел. Заговорил с одним часовым, чуть про шел – с другим. Стихли его шаги, а Лондон еще прислушивался к ночным шорохам. Вроде все спокойно, но не похоже, чтоб в лагере спали. Ходят взад-вперед часовые, встретятся-перекинутся словом. Закукарекали петухи: один – совсем рядом, другой – судя по голосу, старый, опытный петух – в отдалении; зазвонил станционный коло кол, зашипел, запыхтел и двинулся поезд, все быстрее и быстрее застучали колеса. Лондон присел на матрац подле Джима, вытянул одну ногу, на другой – согнутой в колене – скрестил руки. Потом положил на колено голову и испытующе посмотрел на Джима.

Тот спал неспокойно. Вот вскинул руку, снова уронил. Пробормотал: «Ох… и воды». Тяжело задышал. «Все дегтем залили». Открыл глаза, заморгал, еще находясь во власти сна. Лондон опустил руки, будто собирался поддержать Джима, но не стал трогать – глаза у того закрылись, и он затих. По шоссе прогрохотал грузовик. Кто-то приглушенно вскрикнул чуть поодаль от палатки.

– Что там еще? – негромко спросил Лондон.

– Звали, командир? – в палатку просунулся часовой.

– Кто кричал?

– Сейчас-то? Вы разве только что услышали? Да это старик, тот, что ногу сломал. Совсем спятил. Дерется, кусается – ребята едва удерживают. Сейчас, наверное, рот заткнули.

– Ты, никак, Джейк Педрони? Да, похоже. Вот что, Джейк. Док говорил, если старику время от времени не ставить клизму, он свихнется. Я к нему пойти сейчас не могу. Сходика ты, скажи, чтоб сделали все как надо.

– Понял.

– Ну вот и хорошо. Ступай. Куда ему драться со сломанной ногой! А как тот парень, что ногу вывихнул?

– Его кто-то угостил виски. Так что с ним полный порядок.

– Если что – зови меня, Джейк.

– Лады!

Лондон растянулся на матраце рядом с Джимом. Далекий поезд все набирал скорость. Снова затеяли перекличку петухи: теперь начал старый, а молодой подхватил. Лондон почувствовал, как сон тугой пеленой обволакивает его. Но он все же приподнялся на локте, взглянул еще раз на Джима и лишь после этого окунулся в тяжелый сон.