Текст книги "И проиграли бой"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Мы вам, ребята, не мешаем! Просто положено процессии сопровождать!

Затопали, застучали каблуки по бетону. Шеренги смешались и лишь на подступах к городу подровнялись. С тротуаров и из-за заборов на них глазели обыватели. Многие, увидев гроб, обнажали головы. Мак просчитался: на пути процессии по перекресткам были выставлены полицейские, они останавливали движение или направляли машины в обход, пропуская похоронное шествие. Вышли к деловым кварталам, солнце уже светило вовсю, отражаясь в лужах. Потеплело, и от промокшей одежды шел пар. Любопытных на тротуарах прибави лось: они глазели на гроб и на подтянувшихся людей, те шагали ровнее, в ногу, лица сделались важными. Никто не попадался им на пути, ни прохожие, ни машины.

Так вслед за грузовиком и прошагали через центр городка, миновали окраины, направляясь к окружному кладбищу. Идти пришлось еще с милю. Маленькое кладбище потонуло в траве. Над недавними могилами высились блестящие металлические столбики сименами и дата ми. На задах у свежевырытой ямы высилась куча не просохшей еще земли. Грузовик остановился у ворот. Сидевшие в кузове соскочили наземь, вновь взяли гроб на руки. Полицейские на мотоциклах выжидательно остановились на дороге.

Альберт Джонсон достал из-под водительского сиденья моток буксировочного троса и пошел к могиле. Толпа, смешав ряды, двинулась следом. Джим выпрыгнул из кузова и хотел было присоединиться к остальным, но его остановил Мак.

– Там они и без нас разберутся. Главное мы сделали – шествие организовали. Подождем здесь.

Рыжий парень, миновав кладбищенские ворота, подошел к Маку.

– Не знаешь тут такого, Маком зовут?

– Ну, положим, меня Маком зовут.

– А приятель – Диком зовут – у тебя есть?

– Конечно.

– А как его фамилия?

– Холсинг. Что случилось-то?

– Ничего. Он вот записку просил передать.

Мак развернул листок, прочитал.

– Чудеса в решете! – воскликнул он. – Прочти-ка, Джим.

Джим взял записку. В ней говорилось:

«Не смог отказать даме – благодетельнице. У нее дешевенький домик, э 212, Салинасская дорога. Высылайте грузовик незамедлительно: она дает двух коров, бычка, десять мешков лимской фасоли. Пришлите ребят, чтоб забили коров.

Дик.

P. S. Вчера вечером едва не попался.

Р. Р. S. Топорищ оказалось лишь двенадцать.

Мак рассмеялся.

– Ну, надо ж! Только подумать! Две коровы, бычок и фасоль! Живем! Беги-ка, Джим, разыщи Лондона, пусть скорее сюда идет.

Джим нырнул в толпу и уже через минуту вернулся, за ним торопливо шагал Лондон.

– Он, Лондон, уже рассказал? Или нет еще? – с ходу крикнул Мак.

– Сказал только, что теперь у нас жратва есть.

– И немало! Две коровы и теленок. Десять мешков фасоли! Пусть ребята прямо сейчас на грузовике и едут за всем добром.

Слышно было, как застучали комья земли по крышке соснового гроба.

– У ребят сразу настроение поднимется, если их мясом да фасолью накормить.

– Да и я б от кусочка мяса не отказался.

– На грузовике, Лондон, поеду я сам. Дай мне человек десять на охрану. Хочешь, Джим, поедем вместе. – Мак призадумался. – Нам же дров нужно раздобыть. В лагере почти ничего не осталось. Вот что, Лондон, пусть каждый из ребят прихватит хоть щепку, хоть ветку, хоть доску от забора или дренажной штольни – что угодно. Растолкуй, зачем это. Приедете в лагерь, выройте яму, на дне костер разложите. Ну, а большой жестяной лист мы где-нибудь в хламе отыщем. Чтоб к нашему приходу костер вовсю горел. Повернулся к рыжему парню и спросил: – А где эта Салинасская дорога?

– С милю отсюда. И меня подбросите – нам по пути.

– Схожу-ка за Альбертом Джонсоном и ребятами, – решил Лондон и тут же исчез в толпе.

А Мак все не мог нарадоваться.

– Вот уж повезло, так повезло! – приговаривал он. Теперь хоть с голоду не умрем! Ай да Дик, молодчага! Чудо-парень!

Джим заметил, что толпа оживилась, заволновалась, засуетилась. Люди вразнобой двинулись обратно. Впереди шагал Лондон и указывал, кому ехать с Маком. Люди, смеясь, перекликиваясь, окружили грузовик. Альберт Джонсон положил грязный трос обратно под сиденье, взобрался в кабину сам. Мак сел рядом, помог залезть и Джиму.

– Лондон, пусть люди не расходятся, – крикнул Мак.

Его сопровождающие запрыгнули в кузов.

И тут в толпе принялись куражиться. Ухватили все разом машину за борта и она не смогла двинуться с места, лишь беспомощно пробуксовывали колеса; швыряли катышками мокрой земли в кузов. А полицейские на дороге бесстрастно наблюдали за происходящим.

Альберт Джонсон поддал газу и вырвался с машиной из толпы. Мотор надсадно гудел; вот грузовик выскочил на дорогу. Двое полицейских тут же оседлали мотоциклы и поехали следом. Мак обернулся и посмотрел в заднее окошечко. Толпа бурливой волной выкатила с кладбища и быстро заполонила дорогу. Полицейские напрасно пытались освободить проезжую часть. Ликующие люди лишь посмеивались над ними, подталкивали их, прыгали вокруг точно дети. Грузовик вместе с эскортом завернул за угол и вмиг исчез из виду.

Альберт безнадежно взглянул на спидометр.

– Чего доброго, эти молодчики нам превышение скорости припаяют.

– И то правда, – согласился Мак и повернулся к Джиму. – Если кто попадется навстречу, Джим, пригнись, – и снова обратился к Альберту: – А если нас кто вздумает остановить, гони, не сбавляя скорости. Не забывай, что стало с грузовиком Дейкина.

Альберт кивнул и сбавил скорость до сорока миль.

– Меня не остановишь, я баранку кручу сызмальства, была б только машина.

Поехали они не центром города, а окраиной, перебрались через речушку по деревянному мосту и выехали на Салинасскую дорогу. Альберт замедлил ход, высадил рыжего парня, тот весело помахал им, и машина поехала дальше. Мили через три, уже у подножия холмов, сады стали редеть, уступая полям со жнивьем. Джим засмотрелся на вереницу блестящих почтовых ящиков у обочины.

– Тут уже номер двести восемнадцатый. Скоро приедем.

Один из полицейских повернул и поехал к городу, второй же неотступно следовал за грузовиком.

– Ну, вот, приехали. Вон и большие белые ворота, определил Джим.

Альберт остановил машину, один из провожатых соскочил на землю, открыл ворота. Полицейский заглушил мотор и поставил мотоцикл, прислонив к воротам.

– Эй, это частная собственность! – крикнул ему Мак.

– Не бойся, я на дороге побуду, просто рядом постою и все.

Впереди метрах в ста под раскидистым деревом виднелся белый домик, а за ним высился большой белый сарай.

Из дома сутулясь вышел фермер с пшеничными усами, остановился, поджидая гостей. Альберт подъехал ближе. Мак заговорил с фермером.

– Добрый день, мистер. Хозяйка разрешила кое-что забрать.

– Знаю, – кивнул фермер. – Она предупредила. Две старые дойные коровы да телок.

– А можно ли их здесь же и забить?

– Валяйте. Но занимайтесь этим сами, а потом приберите, чтоб все чисто было.

– А где они, мистер?

– В сарае. Только там не забивайте – грязищу развезете.

– Ясное дело! Поставь-ка машину к сараю.

Грузовик подъехал, и Мак подошел к кузову.

– Ребята, кому-нибудь из вас доводилось забивать корову?

Ответил ему Джим.

– У меня ж отец на бойне работал. Могу показать, что и как. Самому-то не справиться – рука болит.

– Давай, давай, – кивнул Мак.

К ним подошел фермер.

– А кувалда у вас найдется? – спросил Джим.

Фермер ткнул пальцем в сторону маленькой пристройки к сараю.

– А нож?

– Найдется и нож. Хороший нож. Только вернуть не забудьте. – И он зашагал к дому.

Джим повернулся к товарищам.

– Двое идите в сарай, выводите сперва теленка. Он, должно быть, самый резвый.

Вернулся поспешая фермер. В одной руке он нес тяжелый молот на короткой ручке, в другой – нож. Джим взял его, осмотрел. Лезвие сточено: тонкое, узкое, конец заострился, как игла. Он потрогал его пальцем.

– Острый, острый, некогда ему тупиться, – проворчал фермер, забрал нож, обтер о рукав, поймал лучик света, поиграл им. – Сталь отменная, германская.

Четверо мужчин выволокли из сарая теленка, едва поспевая за ним, придерживая за веревку на шее, то подталкивали его боками и плечами, осаживали – он все норовил вырваться.

– Вот здесь забивайте, – указал фермер. – Тут кровь в землю впитается.

Мак возразил:

– Нет, кровь нам пригодится. Это ж питательный продукт. В чем бы только ее довезти?

– Отец ее пил, – вставил Джим. – А я не могу, тошнит. Бери, Мак, кувалду и бей вот сюда, да посильнее. – Нож он протянул Альберту Джонсону. – Последите за моей рукой. Вот здесь, как только Мак кувалдой огреет, вы ножом и полоснете. Здесь большая артерия, ее нужно вскрыть.

– А как узнать, вскрыл ты ее или нет?

– И узнавать нечего, кровь фонтаном ударит. А вы, ребята, чуть в сторону отойдите.

Двое встали по бокам, придерживая бычка. Мак ахнул молотом ему по голове, бычок припал на передние ноги. Альберт резанул ножом и отпрыгнул в сторону – из артерии хлынула кровь. Теленок подпрыгнул и медленно осел. Мордой он ткнулся в землю, ноги подкосились. По сырой земле растекалась лужа густой алой крови.

– Какая досада, что сцедить не во что, – посетовал Мак. – Будь у нас бочонок…

– С этим все! – крикнул Джим. – Выводите следующую! Сюда давай!

Помощникам его было в диковинку, как забивают бычка, но разделались они с двумя коровами, и любопытства у них поубавилось. Коровы лежали на земле, из голов сочилась кровь, Альберт вытер липкий нож куском мешковины и протянул его фермеру. Потом подогнал грузовик к тушам, помощники с натугой втащили их в кузов, свесив вялые коровьи головы за борт, чтобы кровь стекала на землю. В последнюю очередь погрузили десять мешков фасоли, сгрудив у кабины, сами уселись сверху.

Мак повернулся к фермеру.

– Спасибо, мистер.

– Это не моя ферма. И корова не моя. Я здесь издольщиком.

– Все равно спасибо. За то, что нож одолжили. – Мак помог Джиму взобраться в кабину, и тот сел рядом с водителем. Рукав рубашки у Альберта Джонсона до самого плеча побурел от крови. Альберт завел мотор, и, тяжело пыхтя, машина двинулась по проселочной до роге. Полицейский у ворот фермы поджидал их, и как только они выехали на дорогу, пристроился сзади.

Сидевшие, на мешках в кузове затянули песню.

 
Лишь супа просим на обед дать!
Лишь супа мы хотим отведать!
 

Полицейский лишь усмехнулся, а из кузова уже пропели и ему:

 
Слезы лить тебе весь век,
Твой начальник – гомосек!
 

Мак, перегнувшись через Джима, бросил Альберту:

– Городом не поедем. Нам нужно груз в целости и сохранности в лагерь доставить. Не беда, если придется круг дать.

Альберт угрюмо кивнул.

Небо очистилось, но высокое солнце не грело.

– То-то ребята обрадуются! – сказал Джим.

Альберт снова кивнул.

– Дай им вволю мяса нажраться, так они тут же спать завалятся.

Мак рассмеялся.

– Удивляюсь тебе, Альберт. У тебя что же, нет высоких представлений о благородстве рабочего класса?

– У меня вообще ничего нет, ни представлений, ни чего понасущнее.

– И терять нечего, кроме цепей, – вставил Джим.

– Как это нечего? Вон, волосы еще остались.

– Да и грузовик еще, – напомнил Мак. – Без грузовика мы б ни за что не управились.

– Доконал меня этот грузовик, – с сердцем сказал Альберт. – Чтоб ему пусто было, я с ним по миру пойду! – Альберт не сводил взгляда с дороги, но глаза у него погрустнели. Сквозь зубы он процедил: – Когда работенка есть, заработаешь, бывало, три доллара, ну, думаешь, сейчас девочку какую-никакую подцеплю. И всякий раз, как нарочно, упрется мой тарантас, закапризничает. И починка ровно в три доллара обходится. Этот чертов драндулет почище ревнивой жены.

– Живи мы в справедливом обществе, была б у тебя хорошая машина, – без тени шутливости сказал Джим.

– Да живи я в справедливом обществе, у меня б девчонка была. Я ведь не Дейкин. Это он на своем грузовике помешался, больше ничего в жизни ему не надо.

Мак повернулся к Джиму.

– Да, сразу видно, этот парень знает, чего хочет. Вовсе не машина ему нужна.

– Это ты верно подметил! – сказал Альберт. – Насмотрелся, как коров кончают, так сразу и прозрел.

13

Они уже ехали безбрежными садами. Листья яблонь потемнели после дождя, почернела и земля. По придорожным канавам бежали бурливые мутные ручейки. Полицейский не отставал, он повернул вслед за Альбертом раз, другой – грузовик дал крюк, объезжая город. За деревьями мелькали дома, там хозяйничали либо сами фермеры, либо издольщики.

– Кабы у ребят от дождя не портилось настроение, я б не возражал, чтоб и дальше лило как из ведра. То-то яблочки на деревьях погниют.

– И наши одеяла заодно, – угрюмо ввернул Альберт.

А в кузове затянули новую песню.

 
Честь и слава добрым людям!
Мы вовек их не забудем!
 

Альберт резко повернул и выехал на дорогу к ферме Андерсона.

– Отлично! Городок за милю объехали. Вдруг бы нас задержали немного б мы тогда привезли! Даже подумать страшно!

– Смотри, дымят, – указал Джим, – видно костер уже разожгли. – Меж яблонями вился, не поднимаясь выше крон, голубой дымок.

– Ставь машину в самом конце, у деревьев, – посоветовал Мак. Ведь туши-то придется разделать, а куски развешивать негде, разве что на ветках.

Их уже поджидали. Сидевшие в кузове на мешках махали шляпами, вскакивали, отвешивали поклоны. Альберт сбавил скорость и медленно повел машину через толпу в конец лагеря, там уже начинались яблони.

Лондон, а за ним и Сэм пытались протолкаться к машине. Люди вокруг заходились в радостном крике.

– Туши повесить! – скомандовал Мак. – Лондон, скажи поварам, пусть мясо потоньше нарезают – быстрее изжарится. А то ребята проголодались.

Глаза у Лондона блестели так же радостно, как и у всех вокруг.

– Господи, неужели поедим досыта! – приговаривал он. – Мы уж было вас и ждать перестали.

Сквозь толпу пробрались повара. Туши повесили на нижних ветках, освежевали, выпотрошили.

Мак крикнул:

– Лондон, надо чтобы все в дело пошло. Кости, головы и ноги пригодятся для супа.

На большой противень нарубили мяса, понесли к земляной жаровне, и вся толпа двинулась следом, освободив поварам место. Мак стоял на подножке грузовика и созерцал всеобщую суету. Джим все еще сидел в кабине, рычаг передач приходился ему меж ног.

Мак тревожно заглянул в кабину.

– Ты чего, Джим? Плохо себя чувствуешь?

– Да нет, все в порядке. Правда, плечо совсем затекло, не пошевелить.

– Тебя, небось, просквозило. Может, док чем подсобит. – Он помог Джиму выбраться, поддерживая под руку, повел к жаровне. Запах жарившегося мяса разносился по всему лагерю. С противня на угли капал жир, маленькие язычки-всполохи враз слизывали его. Толпа так тесно окружила жаровню, что поварам – а они переворачивали мясо длинными лучинами – приходилось проталкиваться к противню. Мак дошел с Джимом до палатки Лондона.

– Ты посиди здесь, а я за доком схожу. А приготовят мясо принесу.

В палатке было сумрачно. Брезентовые стены почти не пропускали света. Глаза у Джима постепенно привыкли к полумраку, и он увидел, что на матраце, накинув на плечи одеяло и закутав им младенца, сидит черноглазая Лиза и открыто, без любопытства, смотрит на него.

– Привет! Как дела?

– Хорошо.

– Можно к тебе на матрац присесть? Мне чуток нездоровится.

Она подобрала ноги и отодвинулась. Джим сел рядом.

– Чем это так вкусно пахнет? – спросила она.

– Мясом. У нас столько мяса, ешь – не хочу!

– Я мясо люблю! Одним бы мясом кормилась!

Вошел, откинув полог палатки, темноволосый худой сын Лондона. Остановился, уставясь на Лизу с Джимом.

– Он чувствует себя плохо, – поспешила объяснить Лиза. – Он ничего такого не делает. Его в плечо ранили.

– А-а, вон что, – протянул парень. – А я «ничего такого» и не подумал, – обратился он уже к Джиму. – Жене все время кажется, что я ее ревную, а этого и в помине нет. – И назидательно добавил: – Не веришь женщине, так смотри за ней, не смотри – все без толку. Гулящая гулящей и останется. А Лиза у меня – жена верная. С чего бы ей не доверять. Он помолчал. – Там мясо жарят, много мяса. А еще фасоль привезли. Но ее, наверное, потом будем есть.

– Я и фасоль люблю, – вздохнула Лиза.

– А ребятам не терпится, – продолжал ее муж. – Так и норовят недожаренный кусок ухватить. Ведь заболеют же.

Полог взлетел вверх, и в палатку вошел доктор Бертон. В руках он держал кастрюлю с кипятком.

– Прямо святое семейство, – улыбнулся он. – Мак сказал, ты, Джим, плечо застудил.

– Болит очень, – кивнул Джим.

Док взглянул на Лизу.

– А что, если ты малыша на минутку положишь и сделаешь нашему больному согревающий компресс.

– Я?

– Ты, ты. Мне некогда. Снимешь с него куртку, наложишь на плечо горячую тряпку. Старайся, чтоб вода в рану не попала.

– Да я, наверное, не смогу.

– Отчего же? Ведь он тебе помогал. Давай, снимай с него куртку, потом рубашку. А я попозже приду и наложу свежую повязку. – И он вышел.

Лиза несмело спросила:

– А ты сам-то хочешь, чтоб я…

– Конечно! Давай, все у тебя получится.

Она передала малыша Джо, помогла Джиму снять голубую куртку, стянула с него рубашку.

– А майку ты не носишь?

– Нет.

Она молча намочила тряпку, приложила к ноющему плечу. Мало-помалу боль отпустила. Лиза прижимала тряпку, разглаживала ее на плече, а муж не сводил с нее глаз. Вскорости вернулся доктор Бертон, а с ним и Мак он принес насаженный на щепку большой кус подгоревшего мяса.

– Ну, как, полегчало?

– Намного! Лиза все как надо сделала.

Молодая женщина отодвинулась и смущенно потупилась. Бертон наскоро перевязал плечо, и Мак протянул Джиму кусок мяса.

– Я его уже посолил. Док вот говорит, тебе б сегодня отдохнуть не мешало.

Бертон кивнул.

– Простудитесь – начнется лихорадка, – предупредил он. – Тогда вообще сляжете.

Джим набил рот жестким мясом и никак не мог прожевать.

– А ребятам нравится? – наконец спросил он.

– На седьмом небе! – ответил Мак. – Теперь им море по колено. Дай им волю, кого угодно под орех разделают. Я это предвидел.

– А пикеты сегодня выставлять будут?

Мак призадумался.

– Если и будут, то без тебя. Ты посидишь здесь в тепле. Джо передал малыша жене.

– Там много мяса, мистер?

– Полно!

– Схожу, принесу нам с Лизой.

– Валяй. Вот что, Джим, хватит канючить. Сегодня много дел не наделаешь. Уже за полдень. Лондон вышлет ребят на машинах, пусть разведают, сколько предателей-подменщиков все-таки вышло на работу. А уж завтра что-нибудь насчет них придумаем. Еды нам всем на два дня хватит. Погода вроде разгулялась: будет ясно и прохладно. Надоел уж дождь-то.

– А ты что-нибудь слышал о тех, кто сейчас работает? – спросил Джим.

– Так, кое-что. Ребята говорят, их привозят на грузовиках под охраной, но это лишь слухи, – в нашем лагере они кишмя кишат, поди проверь!

– Ребята сейчас успокоились, притихли.

– А как же иначе?! Животы набили, и ладно. Boт завтра нужно бы их на дело поднимать. Долго мы не продержимся, а вот покрепче ударить можем.

На дороге затарахтел мотор, смолк, за палаткой вдруг закричали, загалдели и вновь все стихло.

– Лондон здесь? – В палатку просунулась голове Сэма.

– Нет. А в чем дело?

– Там какой-то расфуфыренный господинчик прикатил, главного спрашивает.

– Зачем ему главный?

– Понятия не имею. Говорит, хочу потолковать с главой забастовщиков.

– Около жаровни Лондона найдешь. Скажи, чтоб сюда сначала зашел. Небось, на переговоры этот господин приехал.

– Хорошо. Так Лондону и передам.

Лондон не заставил себя ждать. Вслед за ним в палатку вошел коренастый мужчина располагающей внешности. Гладко выбритые румяные щеки, седые, почти белые волосы, в уголках глаз – добродушные морщинки. Всякий раз, когда он заговаривал, на губах появлял ась открытая приветливая улыбка.

– Вы начальник этого лагеря? – обратился он к Лондону.

– Ну, положим, – недоверчиво проронил Лондон. – Меня избрали главным.

Вошел угрюмый Сэм, сел позади Лондона, Мак присел на корточки, рукой чуть опираясь об пол. Незнакомец улыбнулся, зубы у него оказались белые, один к одному.

– Моя фамилия Боултер, – без церемоний представился он. – Я новый президент Ассоциации садовладельцев в этой долине.

– Ну и что? – хмыкнул Лондон. – Готовы мне теплое местечко предложить, если я ребят предам?

Лишь чуть опустились по бокам ухоженные розовые ладони Боултера, однако улыбался он как и прежде.

– Может, нам стоит начать разговор поспокойнее? – попросил он. Повторяю, я новый президент, а значит, и в наших отношениях будут перемены. Я не согласен с политикой нашего прежнего руководства.

Мак в это время глядел не на Боултера, а на Лондона.

Лицо у того немного прояснилось.

– Что ж, выкладывайте, с чем пришли.

Боултер посмотрел по сторонам, видимо, искал, куда бы присесть, но так и не нашел.

– Если мы будем рычать и огрызаться друг на друга, каши нам с вами не сварить. Это мое твердое убеждение. Я также считаю, всегда можно найти общий язык за столом переговоров и решить дело по-доброму.

– У нас нет стола, – ухмыльнулся Лондон.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я, – продолжал Боултер. – В Ассоциации все полагают, что вы не станете прислушиваться к голосу разума, но я постарался их разубедить: если американскому рабочему предложить что-то толковое, он прислушается.

– Ну, так и предлагайте «что-то толковое». – Сэм даже сплюнул. – Мы ведь слушаем.

Белозубая улыбка Боултера стала еще шире. Он одобрительно оглядел собравшихся.

– Вот видите? И я им то же самое говорил. Выложим карты на стол, и мы, и вы, посмотрим, может, ни одна из сторон и не проиграет. Ведь не звери же американские труженики!

– Говорите складно, вам бы в Конгрессе выступать, – буркнул Мак.

– Простите, не расслышал?

– Да нет, это я не вам, – ответил Мак.

Лицо у Лондона снова посуровело.

А Боултер продолжал:

– И приехал я ради того, чтобы выложить карты на стол. У меня и у самого, как вы знаете, есть сад, но из этого не следует, что мне чужды ваши интересы. Все понимаем: не ублажишь рабочего человека – сам не заработаешь, – он замолчал, видимо, ожидая ответ а, но никто не проронил ни слова. И продолжал: – Во всяком случае, я себе это так представляю. А пока мы с вами рычим да огрызаемся друг на друга, мы все в проигрыше. Предлагаю вам вернуться на работу. Вы получите то, что заработаете, мы – собранный урожай. И обе стороны довольны. Ну так как, возвращаетесь? И чтоб без претензий, без взаимных укоров, а как два разумных человека.

– Конечно, мистер, мы вернемся на работу, что ж, разве мы не американские работяги! Повысьте расценки, как мы просили, да прогоните всю сволоту, что за наш счет поживиться приехала. И завтра же с утра мы приступим к работе.

Боултер оглядел собравшихся. Улыбнулся каждому по очереди.

– Что ж, я считаю, расценки надо бы повысить. Я своим коллегам так прямо и сказал. Возможно, я плохой хозяин, в чем меня и упрекнула Ассоциация. Нынешние расценки – максимальные, выше мы просто не можем себе позволить, иначе останемся в убытке.

Мак ухмыльнулся.

– Мы все-таки, наверное, не настоящие американские труженики. Все, что вы говорили, толковым не назовешь. По мне, так вы нам суете пустую обертку без конфеты.

– Повысь они расценки, это все равно, что признать нашу победу, вставил Джим. – А победи мы, тысячи бедолаг поднимутся. Верно я говорю, мистер?

Боултер ответил с неизменной улыбкой.

– Я давно уже подумывал, чтобы повысить расценки. Но раньше у меня не было власти. Мнение мое и сейчас не изменилось, а положение изрядно: я президент Ассоциации. И я огласил свое решение, кое-кому оно пришлось не по вкусу: я настоял, чтобы расценки вам повысили до двадцати центов. И хватит взаимных претензий и укоров. Завтра утром мы ждем вас на работу.

Лондон покосился на Сэма. Тот все еще был мрачнее тучи. Лондон засмеялся, хлопнул его по костлявому плечу.

– Мистер Боултер, – ответил он, – Мак тут верно сказал: мы, наверное, не настоящие американские труженики. Вы хотели выложить карты, а свои-то выложили «рубашками» вверх. А наши, клянусь богом, все козыри. Ваши яблоки мы и не подумаем собирать, пока денег не прибавите. И никому другому их собирать не позволим. Ну, что скажете, мистер Боултер?

Улыбка, наконец, сползла с лица президента, и он серьезно проговорил:

– Американский народ потому и стал великим, что всегда брался за дело споро и дружно. Американскому труженику равных на всем белом свете не сыскать, как и его заработной плате!

Лондон сердито оборвал его.

– Может, китаец и полцента не получает в день, да на жратву хватает. А мы, может, в сто раз больше получаем, да что толку голодными ходим.

Боултер снова нацепил улыбку.

– И у меня есть дом, дети. И я работаю не покладая рук. Поверьте, я такой же, как и вы, такой же труженик. Все, что у меня есть, заработал своими руками. Судя по слухам, вас красные на смуту подбивают. Я не верю. Не верю, чтобы американцы, взращенные на наших идеалах, слушали красных. Мы все, так сказать, в одной упряжке. И в эти трудные времена нам нужно все равно идти вперед и помогать друг другу.

– Кончай мозги пудрить! – выкрикнул вдруг Сэм. Если есть что предложить, выкладывай, а болтовни с нас хватит!

Боултер враз сник.

– Согласны на половинную прибавку?

– Нет! – отрезал Лондон. – Видать, крепко вас прижало, иначе вы б и на эту малость не согласились.

– А почему вы решаете за остальных, вдруг они проголосовали бы против вас?

– Вот что, мистер, ребята у нас горячие, не дай бог вы к ним сунетесь, они костюмчикто ваш и помять могут. Мы бастуем, потому что нам мало платят. В садах выставим пикеты и ни одного из ваших молодчиков, которых вы навезли, и близко не подпустим. Ну, а теперь, наконец выкладывайте ваши карты. Что будете делать, если мы не станем работать?

– Натравят «бдительных», – подсказал Мак.

– Ни о каких «бдительных» мы понятия не имеем, – поспешно сказал Боултер. – Но если возмущенные горожане объединятся, чтобы восстановить покой и порядок, это их дело. Об их планах Ассоциации неизвестно. – И он снова улыбнулся. – Разве вы не понимаете: если наши дома, наши дети окажутся в опасности, мы, конечно, будем их защищать. Разве вы бы не стали защищать своих детей?

– Что мы и пытаемся делать! – воскликнул Лондон. – Пытаемся спасти их от голодной смерти. И средство у нас, у рабочего люда, только одно. Так что вам лучше и не заикаться о детях, не то…

– Мы всего лишь хотим решить спор мирно, – сказал Боултер. Американские граждане требуют порядка, и заверяю вас, мы порядка добьемся, даже если придется просить войска у губернатора штата.

– Да, вы наводите порядок, – клокоча негодованием, выкрикнул Сэм. – Из окон, паскуды трусливые, по людям стреляете. В Фриско женщин затаптывали – тоже порядок наводили. А в газете пишут: «Сегодня, напоровшись на штык, погиб забастовщик». Ишь, как вывернули «напоровшись» на штык.

Лондон одной рукой обхватил разошедшегося Сэма и отстранил его от Боултера.

– Тише, Сэм, тише! Успокойся!

– Пошел к черту! – не унимался тот. – Ишь, уши-то развесил, слушаешь брехню всякую.

Лондон на мгновение застыл, и тут же увесистый кулак его расквасил Сэму нос. Сэм упал. Лондон лишь взглянул на него.

– Забастовщик напоролся на кулак! – Мак истерично рассмеялся.

Сэм приподнялся, сел.

– Что ж, Лондон, сила солому ломит. Я больше и слова не скажу, жаль только, что в Кровавый четверг тебя в Фриско не было.

Боултер даже не шелохнулся.

– Я надеялся, вы не останетесь глухи к здравому смыслу, – сказал он. – У нас есть сведения, что вас баламутят красные, специально подосланные их организацией. Они вводят вас в заблуждение, обманывают вас. Им бы только смуту затеять. Это, если хотите, их профессия, они за это деньги получают.

Мак не выдержал, поднялся на ноги.

– Так, значит, они поганцы, американских тружеников только в заблуждение вводят? Может, и деньги-то они из России получают, а, мистер Боултер?

Тот смерил Мака долгим взглядом, румянец схлынул.

– Ну, что ж, вы вынуждаете нас на крайние меры. Жаль. Я хотел решить дело миром. Мы знаем, кто среди вас красные, с ними мы разделаемся. – Он повернулся к Лондону и едва ли не умоляюще произнес: – Не поддавайтесь на уловки! Возвращайтесь на работу. Мы хотим решить дело миром.

Лондон насупился.

– Хватит, сыт вашими речами по горло! Миром хотите дело решить! Мы-то на вас не нападали, лишь дважды с демонстрацией прошли. А вы? Одного убили, двоих ранили, сожгли грузовик и передвижное кафе, попытались голодом задушить. Тошнехонько, мистер, от вашей лжи. Давайте я вас провожу, а не то Сэм до вас доберется и, ради бога, никого больше не присылайте, пока не решите честный разговор вести.

Боултер печально покачал головой.

– Мы не хотим с вами воевать. Мы хотим лишь, чтоб вы к работе вернулись. Но уж если дойдет до схватки, чем воевать у нас найдется. Органы здравоохранения уже косятся на ваш лагерь. Властям не нравится, что в округ поступает непроверенное мясо. Местным жителям тоже надоели беспорядки. И, если понадобится, мы вправе вызвать войска.

Мак подошел к выходу, откинул полог. Уже вечерело. В лагере стояла тишина, люди не спускали глаз с палатки Лондона, их лица белели в сумеречной дымке. Мак крикнул:

– Все в порядке, ребята! Мы вас не предадим! – и бросил Лондону: – Зажги-ка свет. Я хочу пару слов сказать этому «другу человека».

Лондон поднес спичку к жестяному фонарю, повесил его на шест в середине палатки, фонарь светил тускло, но ровно. Мак встал прямо против Боултера, на губах появилась презрительная улыбка.

– Ты, папаша, говорил хорошо, хотя я-то знаю: со страху, небось, не раз в штаны напустил. Верно, все угрозы ты, пожалуй, исполнишь, но посмотри, к чему это приводит Стоило в Вашингтоне санитарному управлению сжечь палатки забастовщиков, как Гувер лишился на выборах голосов, рабочих голосов. Вы вызвали войска в Фриско, и почти весь город перешел на сторону забастовщиков. С помощью полиции вы не пропускаете продовольствие бастующим, и все для того, чтобы настроить против них общественное мнение. Я, мистер, сейчас не взываю к вашей совести, я лишь напоминаю, к чему приводили крутые меры. – Мак отступил на шаг от выхода. – Откуда, по-вашему, мы достаем пищу, одеяла, лекарства, деньги? Вы и сами прекрасно знаете – у вас в долине нас многие поддерживают. А ваши «возмущенные граждане» возмущены-то вами, и вам это хорошо известно. А перегнуть палку боитесь – против вас тогда профсоюзы ополчатся. И водители, и официанты, и те, кто на ферме спину гнет, – одним словом, все. И вы, предвидя все это, идете на хитрость. Увы, не вышло! Лагерь этот чище, чем те бараки, которые вы сборщикам построили. Теперь вы хотите нас запугать. И это не выйдет.

Боултер побледнел, отвернулся от Мака и обратился к Лондону:

– Я ехал мириться. Вы хоть знаете, что этого человека заслал к вам штаб красных, чтоб он забастовку затеял? Смотрите, как бы и вам не оказаться по соседству с ним за решеткой. У нас есть право защищать свою собственность, и мы этим правом воспользуемся. Я хотел откровенно поговорить с вами, предложил выгодные условия. Вы не согласились. Отныне дороги для вас закрыты. С сегодняшнего вечера запрещаются демонстрации на дорогах, принадлежащих округу, и прочие сборища. А шерифу даны полномочия набирать хоть тысячу помощников, если сочтет нужным.