Текст книги "Ночь у Насмешливой Вдовы"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Фред Корди, упавший или, скорее, спрыгнувший вниз, кувырком прокатился мимо него как будто в замедленной съемке. Громадная голова Вдовы, отколовшаяся от основания целиком – Уэст видел лунный свет между головой и шеей, – очень медленно развернулась и посмотрела на него – взгляд ее был ужасен. Краем сознания писатель отметил, что из левой глазницы вылетело что-то черное и плоское.

Потом, в гуле и реве камнепада, поднялось такое густое облако пыли, что Уэсту пришлось крепко зажмурить веки.

Площадка под ним ходила ходуном. Уэст так и не понял, как ему удалось уцелеть, не свалившись вниз в потоке камней, или не стать жертвой глыбы, упавшей сверху. Он уцелел чудом, как человек, рядом с которым взорвалась бомба.

Наконец воцарилась блаженная тишина, и снизу послышались голоса.

– Корди!

– Не трогайте его!

– Вы только посмотрите туда!

– Кто там? Эй, мистер Уэст!

Даже через сомкнутые веки Уэст различил яркий свет, когда на него направили несколько фонарей. Однако разлепить веки он не мог; глаза ужасно болели. Мышцы сделались ватными; он не знал, долго ли сможет держаться. Ему хотелось позвать на помощь, но голоса тоже не было.

Когда приступ страха миновал, он начал спускаться. Спуск оказался куда легче, чем он ожидал; его подбадривали голоса снизу.

– Вы гнались за ним, мистер Уэст?

– Вы его взяли, мистер Уэст.

– Точно!

– Старой Вдовы больше нет, – произнес суровый женский голос. – Она развалилась. Горе нам всем, попомните мои слова!

Почти добравшись до земли, Уэст оглянулся через плечо. Стоявшие на земле смотрели на него, потом их взоры устремились вниз, на фигурку, распластавшуюся на траве. Десятки фонарей освещали ее – и еще кое-что.

В некотором отдалении от обрушившейся глыбы лежала крошечная пишущая машинка; черная крышка отлетела в сторону и раскололась, но клавиши сверкали белизной. У самого подножия Вдовы ничком лежал Фред Корди. Туман обволакивал его.

Тяжелые камни и пыль покрывали его искалеченное тело. Руки были широко раскинуты; волосы на голове промокли от росы. Над туманным пологом поднималась лишь спина сапожника в старой, заплатанной рубахе. На спине чернели два пулевых отверстия.

Глава 18

Фреда Корди похоронили в пятницу, девятнадцатого сентября, спустя четыре дня после гибели. День был прохладный, по небу бежали кучевые облака.

Народу на похороны пришло немного, так как у Корди почти не было друзей, а многие втайне радовались его смерти. Пришли Гордон Уэст и Джоан Бейли с полковником, Ральф Данверс, Сквайр Уайат и, как ни странно, Марион Тайлер.

– Он вскапывал мой сад, – сказала Марион.

Несмотря на атеистические воззрения покойного Фреда, миссис Корди настояла на церковном погребении, а преподобный Джеймс не мог отказать плачущей женщине. Миссис Корди облачилась в глубокий траур. Она крепко держала за руку одиннадцатилетнюю дочь Фредерику, которая под черной вуалью сосала леденец. Сквайр Уайат обещал найти для миссис Корди и Фредерики место в своем доме.

Панихида закончилась, на землю упали первые капли дождя.

В целом Стоук-Друид смерть сапожника не затронула.

В период между ночью на понедельник, когда был убит Корди, и четвергом, когда закончилось дознание, настроение жителей деревни менялось. Вначале всеми овладела тревога, в Стоук-Друиде впервые в истории начали запирать двери и окна. Тревогу сменил гнев. И наконец, гнев перешел в апатию.

От дознания ожидали многого. Например, все понимали, что пишущая машинка, спрятанная в глазнице Насмешливой Вдовы, была та самая, на которой печатали анонимные письма.

Дознание вел мистер Вэнс, тот самый услужливый коронер, что занимался делом о гибели Корделии Мартин. Коронер шепотом совещался с инспектором Гарликом. Им жадно внимали репортеры, приехавшие из Лондона, которых привлекли слухи о привидении, явившемся Джоан Бейли.

Первым свидетелем, по обычаю, стала жена покойного, миссис Мэри-Энн Корди, которая, как и полагалось, опознала труп. Следующим давал показания доктор Иоганн Шиллер Шмидт, производивший вскрытие.

Покойный, объяснил доктор Шмидт, умер в результате кровоизлияния, произошедшего после огнестрельного ранения в левое легкое. В него попали две пули, они прошли по диагонали, справа налево. Обе пули, не задев позвоночник, засели в мягких тканях; одна из них задела жизненно важный орган.

То, что человек, получивший подобные ранения, сумел пересечь луг и взобраться на каменного истукана, необычно, однако вполне возможно. Впрочем, вскоре силы оставили его (доктор не сумел установить, когда именно).

Отчет о результатах баллистической экспертизы, присланный из Бристоля, оказался кратким.

«Обе пули, представленные на рассмотрение, выпущены из револьвера «уэбли» 38-го калибра. Оценить точное расстояние, с какого были произведены выстрелы, не представляется возможным; можно лишь утверждать, что оно не было ни очень близким, ни очень дальним».

Гордон Уэст, которого вызвали после отчета баллистика, рассказал – ему велели не углубляться в подробности – историю, которую все и так знали.

Сумеет ли он оценить расстояние, с которого могли быть произведены выстрелы?

Он сумел лишь рассказать о том, где находился сам, когда послышались выстрелы. По его подсчетам, стрелок мог стоять в десяти-двенадцати метрах от них. Поскольку Уэст бежал значительно левее Корди, хотя в том же направлении, пули никак не могли задеть его.

Тут коронер, по просьбе полиции, приостановил следствие.

У жителей Стоук-Друида от изумления глаза вылезли на лоб. Несколько секунд после заявления коронера в зале царило напряженное молчание. Наконец, заговорил мистер Раш, торговец скобяными изделиями (лицо у него было слегка запачкано ржавчиной).

– Ну и ну! – воскликнул мистер Раш. – А как же анонимные письма?

– Сэр, они не относятся к данному дознанию. Позвольте напомнить, что следствие откладывается!

– Плевать мне на следствие! – заявил сидящий в противоположном углу Тео Булл. – Кому принадлежит пишущая машинка? Кто писал письма? Вы ни слова не сказали о машинке, только то, что ее прятали в голове у каменной Вдовы. Как будто мы без вас не знали!

– В последний раз, господа, напоминаю вам, что…

Если бы в тот момент коронер поступил недальновидно и приказал полиции очистить зал, последствия могли бы быть весьма плачевными.

– Господа, – сказал он, – я действую строго в рамках закона.

Публика было заворчала и затопала, но жители Стоук-Друида, как и все англичане, привыкли настолько уважать закон, что последнее заявление утихомирило недовольных.

Однако это не помешало жителям деревни позже устраивать митинги протеста – гораздо более шумные, чем тот, что последовал за знаменитой проповедью викария. Кто-то сбил с полисмена каску на улице, возле книжной лавки Данверса; однако Роберт, повинуясь приказам, не реагировал на оскорбление и не арестовал обидчика. В ночь с четверга на пятницу пабы – и в «Лорде Родни», и в «Голове пони» – были набиты до отказа.

В «Голове пони» речь держал Сквайр Уайат. Выйдя к стойке, он обратился к группе своих почитателей. Его густые волосы были так тщательно разделены на пробор и причесаны, что походили на парик.

Сквайр Уайат залпом проглотил треть кружки пива, отчего брюшко его заходило ходуном, и хватил кулаком по стойке.

– Послушайте, что я вам скажу, – объявил он, вытирая усы.

И именно в этот момент – возможно, это было совпадение, а возможно, и нет – в паб вошел инспектор Гарлик. Подойдя к бармену, он попросил налить ему с собой три кварты «Домашнего».

Из других интересных обстоятельств следует отметить, что сомерсетский выговор Сквайра Уайата куда-то исчез. Хотя говорил он грубовато и допускал крепкие выражения, речь его ничем не отличалась от речи любого сельского джентльмена, который якшается со своими нанимателями.

– Ходят слухи, – продолжал Сквайр, – что в понедельник, перед тем, как его подстрелили, Фред Корди побывал у меня дома. Наглая ложь! Я готов обозвать вруном любого паршивого легавого, который не побоится повидаться со мной.

Подняв голову, Сквайр посмотрел в запотевшее зеркало, висевшее над стойкой, отыскивая Гарлика, однако увидел лишь, как инспектор принимает от бармена бутылки.

– Вы слышали, – продолжал Том Уайат, обращаясь к поддакивающим слушателям, – что сказал молодой Уэст? Уэст сказал: ему показалось, будто Корди выбежал из кустов со стороны дорожки, метрах в двадцати-двадцати пяти от моего дома. Так оно и было! Я сам его видел.

Публика возбужденно загомонила. Сквайр выпил еще нива.

– Слушай, Марти! Слушай, Стив! Я как раз собирался лечь спать и открыл парадную дверь посмотреть, какая погода на дворе. Корди выбежал из кустарника – луна светила ярко, его невозможно было не заметить. По-моему, там с ним был кто-то еще, и Корди понесся по дорожке что было мочи. Я решил, что крики о помощи – очередная его паршивая шутка, и потому закрыл дверь и запер ее.

– По какой стороне дорожки он бежал, Сквайр? – спросил чей-то заинтересованный голос.

– По левой, Лен! По южной стороне. Но… – Сквайр хватил кружкой о стойку. – Меня сегодня не вызвали свидетелем! – Видимо, последнее возмущало его больше всего. – Если я хочу убить человека, Лен, я встречаюсь с ним лицом к лицу и стреляю из обоих стволов двенадцатикалиберной винтовки! Так и передайте полицейским ищейкам, когда увидите их!

Пивные краны не закрывались. Поскольку два бармена расплескивали столько же пива, сколько разливали по кружкам, даже табачный дым пропитался испарениями. Инспектор Гарлик, тщательно пересчитав сдачу, взял бумажный пакет с бутылками и вышел.

Идти инспектору было недалеко: за старой конюшней «Головы пони» он свернул налево и вошел в книжную лавку Данверса. В задней комнате, за конторкой, на которой горела лампа под зеленым абажуром, сидели Данверс и сэр Генри Мерривейл.

Выпив пива, инспектор Гарлик и Г.М. начали вполголоса совещаться. Данверс, почувствовав себя лишним, отошел в сторону.

– Ну как, – Г.М. сонно кивнул в сторону паба, – слышали там что-нибудь интересное?

– Ничего из того, чего бы я еще не знал.

Г.М. что-то неразборчиво буркнул в ответ; инспектор Гарлик решительно распрямил плечи. Их с трех сторон окружали стеллажи, затянутые металлической сеткой. Гарлик достал блокнот и карандаш, чтобы показать, что его слова будут весомыми.

– Сэр Генри, – начал он, – так вы все время знали, что машинка, на которой печатали анонимные письма, принадлежала Фреду Корди?

Данверс, который в этот момент взял со стола книгу, уронил ее и сел.

– Ничего, Рейф, – успокоил его Г.М. – Наш инспектор много тайн не выдаст.

– Сэр Генри, я повторяю вопрос? Так вы все время знали, что…

– Я не знал, сынок. Я предполагал, что такое возможно.

– Следующий вопрос! Откуда, ради всего святого, вы знали, где именно прячут машинку?

– Ах, сынок! Еще раз повторяю: я ничего не знал наверняка. Я так и говорил. Я говорил, что не уверен в своих предположениях, и потому просил тщательно обыскать деревню.

– С тех пор как началась вся эта кутерьма, – Гарлик постучал карандашом по блокноту; очевидно, он имел в виду убийство, – у меня еще не было случая как следует потолковать с вами. Корди купил машинку у старого Джо Палмера, торговца из Гластонбери, в 1931 году. Позвольте услышать остальную часть истории.

Г.М. с задумчивым видом закинул ноги на стол.

Думал он так долго, что Гарлик решил, будто старик заснул. Наконец Г.М. открыл один глаз и метнул проницательный взгляд в сторону Данверса.

– Я вошел к вам в лавку, Рейф, – начал Г.М., – в первый день, как приехал в деревню. Вы вкратце обрисовали мне ситуацию, сообщили то, что легко можно было вычислить, и очень благородно предложили в награду мемуары Фуше, если я разгадаю тайну…

– Ничего, ничего! – отмахнулся Данверс.

– Нет, не «ничего», Рейф. Как бы там ни было, вы показали мне одно из писем. Вы слишком близоруки и ничего не заметили, однако мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что письмо напечатано на портативной машинке «Формоза». Далее, пока мы обсуждали разные версии, вы отпустили одно очень интересное замечание о Фреде Корди. А именно – что однажды он купил пишущую машинку, чтобы печатать гневные письма в газеты, но потом разозлился и выкинул ее в реку. Помните?

– Да, помню.

– Тогда я подумал: «Ничего подобного! Корди не выкинул машинку в реку. Он только так сказал».

– Почему вы так решили? – спросил Гарлик.

– Потому что это неестественно, сынок. Даже для чокнутого, а Корди вовсе не был сумасшедшим. Представьте себе, – продолжал Г.М., – что я играю в гольф и пытаюсь перебросить мячик через здешнюю речушку. Предположим, я ударяю по мячу четыре раза. И всякий раз, – Г.М. вздрогнул, представив себе ужасное зрелище, – проклятый мячик падает в воду и тонет.

– Ну и что?

– А то, сынок, что я здорово разозлюсь. Возможно, швырну в реку клюшку. Возможно, утоплю все свои клюшки и мячи. Вполне нормальная реакция! Возможно, кому-то покажется, что я зашел слишком далеко. Но тем не менее, мой поступок естественен… А теперь представьте, что вы сидите дома – подчеркиваю, дома! – и пытаетесь печатать на машинке, но у вас ничего не получается. От злости вы можете швырнуть машинку об стену. Но разве придет вам в голову протащить ее достаточно далеко от дома и бросить в реку? Естественно ли такое поведение? Я вас спрашиваю?

Наступило долгое молчание.

– Вынужден согласиться с вами, сэр, – заявил инспектор Гарлик. – Я бы не настолько разозлился, чтобы…

– Ах, сынок! Я тоже! – великодушно согласился Г.М. – Всем известно, какой у меня легкий характер. Я просто проиллюстрировал свои слова, понятно?

– Мм… да.

– И вот я подумал: Рейф не врет. Он мог узнать о машинке где угодно. Корди в нашей колоде джокер. Но Корди не мог печатать анонимные письма. А теперь ненадолго переключимся на Вдову. Я имею в виду автора анонимных писем, а не каменное изваяние.

И снова Г.М. как будто ненадолго заснул.

– Предположим (только предположим!), что Вдова печатает письма на машинке Корди. Вдова умна, как сам сатана, в чем мы имели все основания убедиться. Тот, кто печатает на машинке, сильно рискует: его могут увидеть соседи или любопытные слуги. Понятно, к чему я веду?

– Да, сэр. Позвольте спросить…

– Более того, владельца машинки вполне могут вызвать на допрос в полицию, – продолжал Г.М., не останавливаясь. – Рано или поздно полицейские займутся делом. Если никто другой не заинтересуется анонимными письмами, они попадут в поле зрения прессы. А полицейские не станут вежливо спрашивать: «Есть ли у вас пишущая машинка?» – и кланяться, если вы ответите: «Нет». Правда ведь, инспектор?

– Правда. – Гарлик нахмурился.

– И потому Вдове понадобился тайник, в котором можно спрятать машинку. Он должен находиться вне дома и не в саду; если тайник найдут, ей конец… Кстати, Рейф, та открытка еще у вас? Я имею в виду цветную открытку с изображением каменной статуи – ту, что вы показывали нам в прошлую субботу.

Не говоря ни слова, Данверс нашел открытку и вручил ее Г.М. Поправив очки, великий человек перевернул открытку и прочел текст, напечатанный сзади:

– «Глаза изваяния достаточно большие, чтобы в них уместилась голова человека». Значит, в них поместится и очень маленькая портативная (я недаром все время подчеркивал размеры) пишущая машинка, вроде тех, что были популярны двадцать пять лет назад. Но способен ли кто-нибудь забраться так высоко? Я спрашивал викария. Он ответил, что он сам не хотел бы карабкаться на каменного истукана, однако еще он заметил, что в деревне с Вдовой связаны суеверия и никто никогда не забирался к ней наверх… Ах, что за превосходный тайник! Итак, у нас есть Насмешливая Вдова, которая следит за деревней, а орудие, на котором печатают анонимные письма, спрятано в ее голове, там, где никто его не увидит и не догадается искать!

– От этого проклятого дела у меня уже мурашки бегут по спине, – признался Гарлик.

– Притом заметьте, – не спеша продолжал Г.М., – что Вдове не нужно печатать на машинке чаще чем раз в две недели или даже реже. Письма в основном приходили пачками. Вдове и лазить наверх не нужно, если…

– Если, – подхватил инспектор Гарлик, – у нее в подручных озлобленный человечек вроде Фреда Корди, прирожденный акробат, которого скандал с анонимками только радует.

Г.М., ворча, бросил открытку на стол.

– Нет-нет, – возразил он сам себе, – когда в моей старой тыкве зародились первые догадки, я не представлял себе ни Корди, ни кого-то еще. Но потом, когда я увидел Корди и многих других, эти мысли снова начали терзать меня. Ясно?

– Корди, разумеется, был сообщником Вдовы. Это-то ясно.

Г.М. с сомнением покачал головой.

– Мне уже известны почти все подробности, поэтому я не стал бы называть его сообщником в полном смысле слова. Но Корди, безусловно, знал, кто сочиняет анонимные письма.

В тишине слышно было, как Гарлик мерно стучит карандашом по блокноту.

– Сэр, может быть, Корди попробовал шантажировать Вдову?

– Может быть.

– Вдове это не понравилось. – Гарлик наставил карандаш, словно воображаемый револьвер, и дважды спустил курок.

– Чтоб мне лопнуть! – Г.М. даже привстал. – Вчера в нашей беседе наедине я сказал, что аноним и убийца – одно и то же лицо! Я сказал, кто он. Я пытался выработать стратегию…

– Послушайте, сэр. Почему вы не сказали…

Поймав на себе предупреждающий взгляд Г.М., инспектор Гарлик замолчал. Он покосился на Данверса, который читал газету, и отложил блокнот и карандаш.

– Нам надо еще многое обсудить, – важно заметил он. – Но обсуждение может подождать. Мне не нравится отношение к делу жителей Стоук-Друида. Нельзя упрекать их за то, что они, прямо скажем, перевозбуждены. Но они совсем нам не помогают!

К удивлению Г.М. и Гарлика, Данверс вдруг рассмеялся тихим, кудахтающим смехом. Сложив газету, он смерил детективов пытливым взглядом.

– Ни вы, инспектор, ни наш добрый друг сэр Генри, – сказал он, – не в состоянии понять сельских жителей. Да, почти все они злились или боялись; некоторые и до сих пор злятся или боятся. Но хотя они, по вашим словам, «перевозбуждены», хотя они пережили потрясение, на самом деле произошедшее не так уж и взволновало их.

– Потрясение? Из-за смерти Фреда Корди?

– Нет, нет, нет! Они потрясены тем, что добрая треть Насмешливой Вдовы рухнула у них на глазах. Вдова могла нравиться или не нравиться. Но она была всегда. Это часть их самих, часть окружающего их пейзажа и часть их жизни. Мужчины, наверное, испытывают то же самое, – добавил Данверс, – когда бомбят их город.

– Хм, да, – пробормотал сэр Генри Мерривейл. – Рейф, об этом я не подумал.

Инспектор Гарлик, которого подобные мелочи не интересовали, попытался сменить тему. Но его остановил блеск, появившийся в глазах букиниста.

– Сказать вам кое-что еще, инспектор?

– Спасибо, мистер Данверс. Если только в ваших словах будет смысл.

– Сегодня четверг, – заявил Данверс. – Если завтра пойдет дождь, как предсказывают газеты, вам не ответят ни на один вопрос – вы даже ни слова не услышите! – до утра понедельника.

– Объяснитесь, мистер Данверс! Почему?

– Потому что женщины будут очень заняты, а здешние мужчины находятся под каблуком у своих жен, – ответил Данверс. – Разве вы забыли о том, что в субботу пройдет церковный благотворительный базар?

– Церковный базар? Что еще такое?

– Да поймите же! – Данверс с досадой поморщился. – Благотворительный базар здесь значит больше, гораздо больше, чем визит премьер-министра. Дамы уже сегодня начали украшать зал. Если завтра, в пятницу, пойдет дождь…

– Ах ты! – вмешался сэр Генри Мерривейл, вскакивая. – Я ведь тоже участвую в базаре! – Он гордо выпятил грудь и стукнул по ней кулаком. – Буду индейским вождем. Но базар ведь пройдет не под открытым небом, верно? Тогда зачем беспокоиться о дожде?

– Крыша, дорогой Генри!

– Что с крышей?

– Примерно сто лет назад, – не спеша начал Данверс, – тогдашний приходской священник заменил каменную крышу Порохового склада, пришедшую в негодность, шиферной. Крыша низкая и пологая; снизу шифер укреплен досками. Если очередной викарий не забывает проводить текущие ремонтные работы, крыша не протекает и почти не доставляет хлопот. К сожалению, пол там земляной. Не знаю, насколько хорошо мистер Хантер…

– Столько суеты из-за какого-то благотворительного базара! – удивился инспектор Гарлик.

Данверс в ответ пожал плечами. Он вышел в торговый зал, посмотрел через окно на небо и спустил жалюзи.

– Сплошная облачность, – сообщил он.

Подобно Данверсу, многие головы в ту ночь и на следующее утро выглядывали из окон и смотрели на небо. Хотя утром часть облаков рассеялась, кое-где виднелись черные тучи, и трудно было со всей определенностью сказать, будет дождь или нет.

Местные дамы не покладая рук трудились над украшением Порохового склада. Хотя всех волновало состояние крыши, никому не хотелось беспокоить бедного мистера Хантера, который в последнюю неделю вел себя как-то странно.

Марион Тайлер тоже не заикалась о крыше. В пятницу Марион проснулась в одиннадцатом часу утра. Ее чистенький, хорошо обставленный домик стоял рядом с замком. Должно быть, ее разбудило воспоминание о ее многочисленных обязанностях, поскольку она являлась председателем благотворительного комитета. Сама Марион чувствовала себя несколько разбитой; всегдашние живость и хорошее настроение покинули ее.

Последняя надежда – на двух ее помощниц, миссис Рок и миссис Голдфиш. Марион торопливо оделась и села завтракать. Не успела она поесть, как прибежала миссис Рок, кондитерша, и сообщила о первой неувязке.

Можно было ожидать, что дама, носящая подобную фамилию, окажется высокой и мрачной особой с густыми черными бровями. На самом же деле кондитерша была маленькой и толстенькой хохотушкой с румяными щеками. У нее было шестеро детей и муж-недотепа. Миссис Рок никогда и никому не доставляла хлопот – за исключением тех случаев, когда у нее не начинались, по ее выражению, «нервы», отчего всех окружающих бросало в дрожь. Итак, миссис Рок сразу приступила к делу.

– Мисс Тайлер, – заявила она, – из Лондона прибыли маскарадные костюмы.

– Какие еще маскарадные костюмы? – Марион похолодела, в воздухе повеяло надвигающейся катастрофой. – Предполагалось, что костюмы мы сошьем сами! Вы с миссис Голдфиш отвечаете за них.

– Мисс Тайлер, вы, конечно, помните наше последнее собрание? Тогда еще мисс Робинсон предложила заказать несколько штук.

– Мм… да, что-то припоминаю. Но я и не думала, что…

– Они, мисс Тайлер, стоят дороже, чем мы думали. Просто ужас!

– Сколько?

– Десять фунтов пятнадцать шиллингов. А в кассе уже давно ничего нет!

«О боже!» – подумала мисс Тайлер. Вслух же она сказала:

– Ничего, миссис Рок. Уверена, доходы от базара компенсируют затраты. И потом, – видимо, в ее комнатке витал образ преподобного Джеймса, – красивые костюмы понравятся епископу.

– Хорошо еще, – живо продолжала миссис Рок, – что один костюм удалось отослать назад. Тео Булл отказался изображать Саймона-простоту.

Последняя, несколько загадочная, ремарка нуждается в небольшом разъяснении. Мистер Булл, на которого всегда можно было положиться, должен был стоять за прилавком и торговать сосисками собственного изготовления, которыми он очень гордился, а также пирогами и пирожками с мясом.

Миссис Рок, любившая показать свои благородные манеры, немного смягчила слова мистера Булла:

– В стишке говорится: «Саймон-Саймон-простота побежал за ворота, попросил он у купца пирога и леденца», – пылко доказывал мясник. – Значит, ваш чертов Саймон-простота вовсе не был мясником, верно?

– Понимаете, – миссис Рок улыбнулась Марион, – у него отличная новая белая куртка. Мисс Робинсон дала ему высокий поварской колпак.

– Нам нужно немедленно решить ряд важных вопросов, – Марион взяла со стола блокнот, исписанный красивым мелким почерком. – Вы готовы, миссис Рок?

День прошел в вихре дел. Возле Порохового склада собралось почти все население Стоук-Друида; мужчины пришли, чтобы просто поглазеть на происходящее. Зазевавшихся отцов семейств немедленно включали в работу, если только они не успевали вовремя сбежать.

Сама Марион, отыскав в блокноте слово «КРЫША!», пошла на разведку. Снаружи старого мрачного здания с каменной башенкой народу было мало.

Она вдруг наткнулась на неожиданный подарок – прислоненную к стене лестницу, которую забыл мистер Бассет, семидесятипятилетний церковный сторож. Убедившись, что лестница держится прочно, Марион забралась наверх и осмотрела крышу, испещренную прорехами.

Она спустилась вниз в несколько растрепанном виде. Потом настала пора бежать домой – наскоро перекусить и переодеться. В три часа ей нужно было присутствовать на похоронах Фреда Корди. Когда Марион бежала по Главной улице, ее поразил вид полуразрушенной Насмешливой Вдовы. Изваяние пробудило у нее такие мысли, которые она заперла далеко-далеко и так надежно, чтобы их нельзя было оживить.

Она прошла мимо инспектора Гарлика, стоявшего на ступенях перед «Лордом Родни». Инспектор сегодня был в форме, а не в штатском, его черный плащ сверкал, хотя дождя не было. Вид у инспектора был одновременно поникший и сердитый.

– Извините, мисс, – обратился он к Марион. – Если можно, уделите мне минутку…

– Нет, извините! – ответила Марион и упорхнула.

Потом похоронили Фреда Корди – в пятницу, девятнадцатого сентября, в прохладный день, когда по небу бежали кучевые облака. Немногие присутствующие обменивались скупыми словами. Марион наблюдала, как развевается на осеннем ветру облачение преподобного Джеймса. Она обрадовалась тому, что Сквайр Уайат обещал приютить миссис Корди и ее дочь. После окончания панихиды, как уже было отмечено, с неба упали первые капли дождя.

Как только все закончилось, Марион поспешила отделиться от остальных. Обогнав соседей, она почти пробежала по центральной аллее кладбища и скоро оказалась на Главной улице. Деревья уже сбрасывали первые желтые листья.

Марион не терпелось повидаться с преподобным Джеймсом, но она не желала разговаривать с ним в присутствии остальных. Через несколько минут, как она знала, он все равно пойдет к себе домой. Марион зашла в табачную лавку, размещавшуюся в одном доме с парикмахерской, и, болтая с миссис Чендлер, нечаянно заказала больше сигарет, чем ей было нужно. Потом она перешла дорогу и в аптеке побеседовала с миссис Голдфиш – сурового вида женщиной, блюстительницей морали Стоук-Друида. Жена аптекаря сама стояла за прилавком, потому что мистера Голдфиша отозвали по делу.

Прошло добрых полчаса, прежде чем Марион подошла к дому викария. Парадную дверь ей открыла миссис Ханиуэлл, экономка преподобного Джеймса, которая приветливо улыбнулась гостье.

– Не нужно предупреждать о моем приходе, миссис Ханиуэлл, – сказала Марион. – Он в кабинете?

– Ну да, мисс Тайлер!

Марион постучала в дверь.

– Джеймс! – настоятельно позвала она. – Джеймс!