Текст книги "Ночь у Насмешливой Вдовы"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 13

– Садитесь, инспектор Гарлик.

– Спасибо, сэр, – пробормотан инспектор.

Инспектор Гарлик, высокий, плотного сложения мужчина с узкими глазами и родимым пятном на щеке, осторожно сел и посмотрел на великого человека поверх стола, с которого перед его приходом все успели убрать.

Важный чин из Лондона скрестил руки на затылке и курил черную сигару. Когда Г.М. хотел, его взгляд становился холодным и смертоносным, как у змеи. Инспектор Гарлик не мог не признать, что старый плут, несомненно, важная персона.

Но инспектор знал и другое: его собственное начальство давно оторвано от повседневной, практической работы. Интересно, много ли известно старику о том, что в действительности представляет собой работа полиции?

Г.М. вынул сигару изо рта и разместил ее на краю пепельницы.

– Полагаю, – заметил он, – вам здорово надрали задницу по поводу этого дела? Да вижу, так и было. Поэтому забудем все и начнем с самого начала.

Тяжелый груз свалился с души Дэвида Гарлика.

– Я хочу выяснить, – продолжал Г.М., – много ли вам известно о том, что в действительности представляет собой работа полиции… В чем дело, сынок?

– Ни в чем, сэр… мм… в самом деле ни в чем.

– Большинство людей, даже таких начитанных, как Рейф Данверс, полагают, что примерно девяносто процентов анонимных писем пишутся женщинами-психопатками. Это так или нет?

Памятуя о холодном взгляде Г.М., Гарлик нарочито медленно положил на стол шляпу.

– Сэр, – ответил он, – я бы не ответил безоговорочно ни «да», ни «нет». Позвольте мне все объяснить.

– Хорошо. Позволяю.

– Грубо говоря, – начал Гарлик, не желавший ударить в грязь лицом, – анонимщиков можно разделить на четыре категории. Хотя многие авторы анонимок принадлежат сразу к нескольким.

– Угу. Дальше!

– Первых, – продолжал Гарлик, – можно назвать «информаторами». Такой пишет прямо в полицию или властям. Доносит на все подряд – от убийства до жестокого обращения с детьми. Самый распространенный тип частенько доносит на того, кого только что оправдали в суде. Информаторы отличаются особой злобностью, правды в их творениях можно не искать.

Г.М. кивнул.

– Информаторы, – повторил он. – Вы ничего не забыли?

– Извините, сэр! Количество мужчин и женщин в данной категории примерно равно. Однако в стоук-друидском деле информаторами и не пахнет.

– Верно, сынок. А другие?

– Второй тип, – продолжал Гарлик, – можно назвать «мстителями». Такой шантажирует, угрожает и требует денег за молчание. Обычно мстит уволенный лакей, служащий, человек, испытывающий сильную личную ненависть к жертве. Иногда в его писаниях содержатся и правдивые сведения. Следующий… о, простите. Ко второй категории по большей части относятся мужчины.

Г.М. снова кивнул.

– Мститель, – проворчал он, – к нашему случаю тоже не подходит. Мстителей можно вычеркнуть; денег сейчас никто не требует. Долой их!

– Третий… – Гарлик замялся и продолжил не сразу: – Что ж, сэр! Людей данного склада можно назвать «спятившие надоеды». Стоит кому-то возвыситься в глазах общественности, хотя бы ненадолго – скажем, летчику или судье, который вел громкое дело, – и наш аноним, не в силах вынести чужой славы, начинает закидывать его грязью. Его мотив – зависть. Такие люди принадлежат к третьей категории, они ненавидят то, чего не могут получить. Как Гитлер… По большей части к данной категории принадлежат мужчины. Но и они к нашему делу не подходят. – Инспектор поднял на Г.М. светло-серые глаза. – Верно?

Г.М. оставался невозмутимым.

– Сынок, – проворчал он, – я и так слишком часто говорил «да» или «нет». Хотя насчет данной категории все правильно, и я согласен, что… Не важно! Кого же мы отнесем к четвертой, последней категории?

– Четвертая категория, – негромко ответил инспектор, – это как раз наш случай.

– Интересно!

Инспектор Гарлик сощурил и без того узкие глаза и постучал пальцем по столешнице.

– К прежним типам относились в основном мужчины. – Он снова постучал по столу. – Но сейчас мы рассматриваем четвертый. Здесь количество мужчин и женщин примерно половина на половину, хотя чаще перевес оказывается на стороне женщин.

– Что за тип?

– Психопатка с… ну да, каким-нибудь комплексом на сексуальной почве. Вот почему еще минуту назад я не мог дать вам прямого ответа. Не мог или не хотел. Извините, сэр, вы не возражаете, если я буду ходить во время рассказа?

Блеклые, почти невидимые брови Г.М. взлетели вверх.

– Чтоб мне лопнуть, да нисколько! Это ведь не камера, сынок!

– Допустим, – продолжал инспектор Гарлик, расхаживая по комнате, – люди часто неверно судят о психопатках. Мы привыкли считать, что психопатки – женщины среднего или пожилого возраста, некрасивые, незамужние… и у них еще много других «не». Но нам с вами известно, что среди них часто попадаются молодые, красивые, замужние… словом, какие угодно. Вы согласны со мной, сэр?

– Согласен. Само собой разумеется.

– Я перечислил все категории?

– Я не говорю ни «да», ни «нет». Я просто устроил вам маленький экзамен… Кстати, вы сами читали хоть одно из этих писем?

Несмотря на невозмутимое, «покерное» лицо инспектора, было ясно, что замечание Г.М. задело его за живое. Однако он понимал, что единственным выходом для него было говорить правду.

– Нет, сэр. Когда я приезжал сюда раньше…

– Я же сказал, что прежние дела мы обсуждать больше не будем.

– Спасибо. Я говорил с мисс Энни Мартин, сестрой Корделии Мартин, но она, естественно, и не заикнулась ни о каких письмах; она уверяла, что произошел несчастный случай. И все же я обошел деревню и опросил нескольких свидетелей. Мне стало ясно, что речь идет об анонимных письмах. – Гарлик щелкнул пальцами. – Когда дело происходит в таком маленьком населенном пункте, кто же может писать анонимные письма, кроме женщины – возможно, молодой и привлекательной?

– Вы раньше сталкивались с чем-нибудь подобным?

– Еще бы, сэр! – немедленно отозвался инспектор. – Сталкиваться-то сталкивался, но таких дел еще не вел. Похожий случай произошел в Корнуолле, когда я был констеблем, перед самой Мировой войной. Другой случай был в Гластонбери; я тогда был сержантом. А теперь вот здесь.

Постукивая пальцами по внушительному животу, Г.М. бросил взгляд на запертый буфет, в замке которого торчал ключ.

– Вон там, – заявил он, – вы найдете плетеную корзинку с целой кучей писем. Чтобы добыть их, викарию пришлось прочесть своим прихожанам необычно резкую проповедь; но я одобрил его план, потому что другого способа заполучить анонимные письма не было. Возьмите корзинку и прочтите все не спеша. Вдруг вы заметите нечто такое, что сразу наведет вас на нужный след.

Инспектор Гарлик повиновался. Он поставил корзинку на стол. Испросив разрешения закурить, зажег трубку, надел очки и с карандашом в руке перечел все письма – каждую строчку, – а также записки Уэста. Время от времени он что-то помечал. Он не спешил, а Г.М. не торопил его. Вытащив из своего старого доброго чемодана роман Диккенса «Тайна Эдвина Друда», он углубился в чтение. Читая, он выкурил две сигары.

Начало смеркаться. Улица затихала. Служанка, просунувшая голову в дверь, чтобы предложить чаю, поспешно убралась, когда Г.М. метнул на нее зловещий взгляд. Наконец, инспектор Гарлик снял очки и отложил в сторону блокнот и карандаш.

– Ну что, сынок? – осведомился Г.М., захлопывая «Тайну Эдвина Друда».

– Писала женщина, это точно, – без выражения заявил Гарлик.

Г.М. не выразил ни согласия, ни возражения. Гарлик встал и снова зашагал по комнате.

– Разумеется, она скрывает свой пол, – продолжал Гарлик. – Но ни один мужчина не напишет: «Я действительно считаю, что…» или «Какой позор, моя дорогая!» По крайней мере, в наших краях такие мужчины не водятся. Готов поклясться, что автор – женщина, возможно, молодая и хорошенькая. Хотя, с другой стороны…

– Вот что, сынок, – снова перебил его Г.М. – Вам смерть как хочется похвастаться, но вы боитесь, что я устрою вам выволочку. Не бойтесь, выкладывайте!

Гарлик рубанул воздух кулаком.

– Там есть… противоречия, несоответствия! – заявил он. – Очень часто письма, которые сочиняют психопатки, хотя и не все – заметьте, не все! – абсолютно бессмысленны. Некоторые довольно бессвязны, если не считать ругательных слов. Кстати, непристойностей в нашем случае не так уж и много. Но с ними все кристально ясно. – Инспектор нахмурился. – Больше всего, сэр, меня смущает то, как они написаны. Дело в том, что…

– Стиль? – оживился Г.М. Он как будто науськивал Гарлика, наталкивал его на некие выводы.

– Вот именно, сэр, стиль! Аноним – человек безусловно высокообразованный. И очень необычный. Но вот что я вам скажу: у меня сложилось мнение, будто практически через день я читаю или слышу нечто подобное. А может, я просто… Но как я ни бьюсь, никак не могу догадаться, что мне напоминают эти письма!

– Думайте! – Старый грешник хлопнул ладонями по столу.

Г.М. вытащил из корзинки одно письмо наугад. Оно было адресовано доктору Иоганну Шиллеру Шмидту. Г.М., казалось, собирался зачесть его вслух, но потом передумал и рассеянно сунул письмо в карман.

– Как только вы поймете, в чем тут соль, – сообщил он Гарлику, – у вас будет главный ключ к разгадке всего дела. Действуйте! Шевелите мозгами!

Гарлик покосился на него:

– Извините, сэр, вы бы могли дать мне и побольше времени на размышления.

– Согласен. Не стану вас торопить. А пока… – Неожиданно резкий тон Г.М. так поразил Гарлика, что он невольно вытянулся. – Я дам вам несколько распоряжений. Сколько у вас людей?

– Сержант и два сыщика.

– Вот как! Но ничего. Некоторое время назад я навел кое-какие справки в Скотленд-Ярде (это название подействовало на Гарлика подобно потоку живой воды). Знакомы вы с торговцем из Гластонбери по имени Джозеф Палмер? Он торгует пишущими машинками.

– Старый Джо Палмер? Да он там живет целую вечность!

– Тогда он наверняка ведет конторские книги. В 1925 году компания по производству пишущих машинок «Формоза» продала ему четыре машинки марки «Формоза Джуэл номер три», портативная модель. Именно такую мы и ищем. – Раскрыв блокнот, Г.М. зачитал номера моделей и их особенности. – Как я уже говорил Рейфу Данверсу, «Формоза Джуэл номер три» – крошечная машинка, которую можно удержать одним пальцем.

– Но если у Джо записано, кому… – Инспектор Гарлик задумался.

– Ах, сынок! – уныло вздохнул Г.М. – Не исключено, что машинка сейчас находится именно у того, кто ее тогда купил. Конечно, надо потянуть и за эту ниточку… Я хочу, – продолжал он, – чтобы вы в открытую отправились на поиски данной машинки и обыскали все дома подряд. Ищите тщательно. Если кто-то откажется впускать вас в дом, заготовьте на всякий случай кипу ордеров на обыск, оставив пробелы на месте фамилий…

– Уже заготовил, сэр. – Гарлик похлопал себя по нагрудному карману.

– Хорошо. Чертовски неприятно загружать вас такой нудной работой. Кроме того, по-моему, вряд ли вы найдете машинку…

– Что?!

– Сдается мне, я знаю, где она. Но нам надо проверить все досконально; старый волк не может себе позволить ошибиться. Видите ли, я ужасно боюсь. Как я уже говорил кое-кому, я боюсь, что дело закончится убийством…

– Убийством?

– Неясна вторая часть мотива. – Г.М. грустно покачал головой. – Все письма отправлены либо из здешнего почтового отделения, либо из Гластонбери, либо из Уэльса…

– Да, сэр, – сухо ответил инспектор Гарлик. – Я заметил.

– Это сужает круг поисков. Если мы не можем двинуться вперед, сынок, мы должны действовать просто и схватить Вдову с помощью самой старой уловки: почтовых штемпелей и марок.

– Почтовых штемпелей и марок?

– Вот именно.

– Невозможно, сэр, – возразил Гарлик. – Чтобы клеить на конверты меченые марки, нужно посвятить в дело сотрудника почты, который нарочно продаст меченую марку подозреваемому. Для такого нам нужно точно знать, кто у нас главный подозреваемый!

– Я знаю, кто у нас главный подозреваемый, – беззаботно отмахнулся Г.М., но тут же помрачнел. – А сейчас прочь! За дело!

Инспектор Гарлик опустил голову и – нарочито не спеша – взял со стола шляпу. Несмотря на то что, выходя, он простился с Г.М. с самым невозмутимым видом, его злила одна загадка, и чем дальше, тем больше.

Он все время пытался выяснить, что именно напомнили ему анонимные письма. Ему казалось, он вот-вот догадается, однако нужная мысль ускользала. В воображении всплывали различные пассажи, самые яркие из которых он записал в блокноте; он прекрасно помнил злобные и несправедливые обвинения в адрес Джоан Бейли:

«Так, так! В результате наведения справок, Джоан, удалось установить, что мистер Уэст – не первый твой любовник. Прежде чем перейти к достопочтенному мистеру Хантеру, я непременно должна упомянуть некоего молодого человека; я его не назову, однако намекну, что он властвовал над твоим сердцем меньше, чем викарий (так проходит слава любви!..)».

Выходя, инспектор Гарлик едва не хлопнул дверью с досады.

После его ухода Г.М. еще довольно долго сидел неподвижно, сложив кончики пальцев. Сквозь открытые окна было видно, как вечереет; внизу с шумом открывались двери паба.

Г.М. думал.

Наконец, когда уже почти совсем стемнело, он с усилием поднялся. Он заметил, что Вэтью приготовила ему котелок, который подходил по цвету к его костюму. Г.М., судя по прошлому, ничего не имел против котелков. Однако ему не понравился намек на то, что он должен надеть что-то на голову, – то есть ему посмели указать, что ему делать.

Сначала он швырнул котелок на пол и прыгнул на него. Потом нарочно прорвал кулаком подкладку и, наконец, совершенно успокоившись, выкинул останки головного убора в корзину для мусора. Затем он спустился вниз.

Холл «Лорда Родни» был переполнен возбужденными постояльцами и завсегдатаями паба. Против лестницы стоял бюст знаменитого адмирала, в честь которого был назван отель, а также две модели кораблей лорда Родни. Напротив бюста находилась конторка портье, за которой сидела Вэтью Конклин; она красила ногти ярко-красным лаком.

Тут отворилась парадная дверь. Сэр Генри Мерривейл, готовый предстать перед Вэтью, остановился и посмотрел на незнакомца с нескрываемым изумлением.

– Ух ты! – неслышно прошептал великий человек.

Хотя вошедшему было далеко за тридцать и черты его лица отличались правильностью, вид у него был мрачный и даже зловещий – в основном из-за того, что он носил черные бакенбарды. Хотя это были не викторианские бакенбарды, которые развевались, подобно веерам, их вполне можно было назвать густыми. Вошедший тут же направился в гостиную, где сел за столик, и потребовал лимонаду. В тот момент он был вылитый Джон Джаспер, зловещий хормейстер из «Эдвина Друда».

Г.М. поспешил подойти к Вэтью и сразу отмел готовый сорваться с ее уст вопрос о головном уборе.

– Кто тот тип, что только что вошел сюда? – спросил он. – Если персонажи романов оживают, почему я не в курсе? Его фамилия Джаспер?

– Да нет, голубчик! – смущенно воскликнула Вэтью. – Что за ерунда! Это мистер Бенсон, хормейстер.

– Что он за тип?

– Ну-у… – Вэтью повела пышными плечами то ли в знак одобрения, то ли наоборот. – Не пьет, не курит. Почти никогда не смеется. Оч-чень, оч-чень серьезный. Но у него красивый голос. Как он поет! Как если бы хор ангелов исполнял «О, соле мио» в старом «Тиволи».

Г.М. хмыкнул и покосился на джентльмена с бакенбардами.

– Еще одно, моя милая. Когда отсюда ушла Марион Тайлер?

– С час назад. – Вэтью хихикнула. – Немного под мухой, но тут уж я виновата.

– И чем же… хрм… вы занимались?

Вэтью лукаво улыбнулась поверх флакона с лаком для ногтей.

– Я поучила ее технике, – уточнила она, разглядывая свеженакрашенные ногти. – Существуют кое-какие приемы для тех, кому около тридцати; они еще никогда не подводили, и их можно испробовать на ком угодно. Она, конечно, постарше, но опыта у нее никакого. А что? Есть возражения?

– Господи помилуй, нет, конечно! Я всей душой «за»… Я ухожу, – внезапно заявил Г.М., направляясь к выходу.

– Милый, а обед? В столовой накрыто…

– Я сказал, что ухожу.

Вэтью возвысила голос:

– Куда это?

– Повидать одну девчонку, – немедленно солгал Г.М.

Оставив разгневанную богиню у себя за спиной, Г.М. вышел в прохладные сумерки Главной улицы. Через дорогу светились окна «Головы пони», также переполненной. В основном же на Главной улице царил полумрак; домовладельцы предпочитали не жечь попусту свет в парадных гостиных.

Не успел Г.М. пройти и двух шагов, как встретил Ральфа Данверса. На тихом, вежливом букинисте по-прежнему были очки без оправы, съехавшие на кончик носа; на седых волосах сидела черная широкополая мягкая шляпа.

– Я как раз хотел… – начал он.

– Рейф, – перебил его Г.М., жестом отметая все возражения, – мне стыдно, что я так пренебрегаю вами. Вы – как раз тот человек, который мне нужен.

– Где?

– В доме полковника Бейли.

– Меня туда никто не приглашал, – сухо возразил Данверс.

– Ах, сынок! Джоан и полковник сейчас гостят у Марион Тайлер. В доме нет никого, кроме служанки Поппи. Славная девчонка! Если просишь ее поторопиться, она кубарем валится с лестницы, но делает все быстро.

– Предупреждаю, Генри! Если вы снова намерены проказничать…

При свете растущей луны, которая находилась в последней четверти, Г.М. бросил на своего приятеля странный взгляд.

– Сынок, – тихо сказал он, – я в жизни не бывал серьезнее. Я намерен провести один эксперимент, дабы показать самому себе, как Вдова вошла в запертую комнату и вышла из нее.

Глава 14

К тому времени, как Г.М. закончил повесть о таинственном проникновении в запертую комнату, они дошли до дома полковника Бейли, темного и мрачного, освещаемого лишь холодным светом луны. По земле стлались клочья тумана. Насколько по-другому выглядела деревня Стоук-Друид ночью!

Данверс заговорил вполголоса – возбужденно, почти бессвязно:

– Если вы верно изложили все обстоятельства, – он имел в виду подробности появления и исчезновения Вдовы, – дело находится вне пределов человеческого понимания и, следовательно, возможного!

– Угу.

– Или же вы каким-то образом (то есть не додумав все до конца) что-нибудь упустили или напутали.

Не отвечая, Г.М. нажал кнопку электрического звонка.

Поппи, цветущая, пожалуй, немного слишком румяная девушка (что, впрочем, ее не портило), сидела в кухне и, млея от страха, слушала радиоспектакль. Услышав звонок, она встревоженно вскочила. Но привидения почти никогда, кроме самых дурацких историй, не звонят в дверь.

Она вихрем пронеслась по коридору и вздохнула с облегчением, увидев на пороге Г.М., а за ним – Данверса.

– О, сэр! – радостно выдохнула она.

Г.М. объяснил, что намерен обыскать комнату Джоан.

– Конечно! – воскликнула Поппи, включая свет в коридоре. – Только лучше вам поторопиться. Мисс Джоан сегодня возвращается домой; кажется, она заявила, что не желает, чтобы с ней обращались как с больной. Она ведь не больна. Даже доктор Шмидт…

– Что?! – удивился Г.М. – Неужели они вызвали врача? Скажи, моя дорогая, что ты думаешь о докторе Шмидте?

– Ах, чепуха! – Поппи тряхнула головой. – У меня в жизни ничего никогда не болело; но другие не такие. Доктор Шмидт не хлопает вас по груди и не дает бутылочку микстуры, как настоящий врач; по крайней мере, нечасто. Навестив мисс Тайлер (как мне рассказала Марион), он надел свои огромные очки, долго смотрел на мисс Джоан и начал произносить длинные непонятные слова. Мисс Джоан, бедняжка, ничего не поняла. Полковник, – Поппи изобразила полковника Бейли, – говорит: «В чем дело, сэр, черт побери?» Вот мистер Уэст – тот все-все понял; он посмотрел на доктора и заявил, что во втором визите нет необходимости. Доктор Шмидт обозвал их всех глупцами, никто, мол, ничего не соображает. Подумаешь, большое дело! Но что-то я разболталась. Пойдемте со мной.

Данверс собирался что-то сказать, когда они вошли в спальню Джоан, дверь в которую располагалась слева, ближе к концу коридора. Но Г.М. жестом приказал ему молчать.

– Ну вот! – проворчал Г.М. – Включи свет, дорогая моя. Рейф, вы видите комнату такой же, какой мы видели ее вчера. Что мы упустили?

Их встретил мягкий, приглушенный свет лампы на прикроватном столике. Все трое шагнули вперед. Поппи заглядывала в комнату поверх руки Г.М.

Букинист, как и следовало ожидать, первым делом посмотрел на картины, висящие на стене. Они принадлежали к викторианской школе и были вставлены в широкие позолоченные рамы или рамы красного дерева; вне всяких сомнений, аляповатые, безвкусные картины вызвали у букиниста отвращение.

Вскоре Данверс оторвался от сомнительных произведений искусства. На своем месте, в простенке между двумя окнами, стояла роскошная кровать: довольно высокая, с четырьмя полированными столбиками темного дерева. Рядом с кроватью находился прикроватный столик с небольшим выдвижным ящиком внизу. Кровать застелена, комната прибрана; в остальном никаких изменений по сравнению со вчерашним днем не было. У другой стены, напротив кровати, находился туалетный столик, в углу наискосок от кровати высился громадный дубовый гардероб.

Толстый ковер, слишком большой для комнаты, немного загибался по плинтусу. В другом углу, строго напротив гардероба, стоял довольно высокий комод. Вот и все, что успел разглядеть Данверс, если не считать большого количества стульев, обитых фиолетовым бархатом…

– Ну как, Рейф? – спросил Г.М., многозначительно засопев. – Вы хвастаетесь, будто вы… то есть я, конечно, хотел сказать, не хвастаетесь, а на самом деле… человек умный. С одного взгляда замечаете неправильную букву, которая выдает не оригинал, а подделку. Ну так как ведьма вошла и вышла?

Данверс поправил очки.

– Секундочку! – сказал он. – Судя по тому, что вы мне рассказывали, в комнате кое-чего недостает.

– Где?

– На прикроватном столике. – Данверс показал пальцем. – Вы говорили, здесь лежал револьвер.

– Ах, револьвер? Я не закончил объяснять. Гордон Уэст забрал револьвер. Сунув себе в карман. – Г.М. задумался. – Наверное, он и сам не вспомнил о револьвере, пока не вернулся домой… Есть какие-то версии, Рейф?

– Один вопрос, – ровным голосом заявил букинист. – Вдова, кем бы она ни являлась, действительно находилась внутри комнаты?

На мгновение Г.М. задумался.

– Да, Рейф, – кивнул он. – Действительно.

– Плохо, – покачал головой Данверс. – Очень плохо. – И он принялся бродить по комнате.

В это время Г.М. обошел кровать с другой стороны и очутился перед прикроватным столиком, стоявшим прямо под окном. Он мрачно оглядел рыжевато-коричневое шелковое покрывало, которым сейчас были накрыты подушки. А потом с трудом и ко всеобщему изумлению вдруг взгромоздился на кровать и повернулся на спину, как будто собираясь поспать.

– Вы что, пытаетесь реконструировать события? – сухо, отрывисто и не без иронии спросил Данверс.

– Нет, нет, нет! Чтоб мне лопнуть, сейчас вы все увидите! Повернувшись на правый бок, Г.М. оглядел левое окно, перемещая взгляд то вверх, то вниз. Затем перевернулся на живот. Наконец, он снова перекатился на бок и сполз с кровати с видом мученика, обратившего взор к небесам, потом встал на колени, отчего уподобился эластичному пивному бочонку, и принялся разглядывать ковер.

– Ого! – воскликнул он. – Где девчонка? Поппи!

– Что, сэр?

– Постель со вчерашнего дня перестилали?

– Нет, сэр. Я очень извиняюсь, но…

– Ничего. Все в порядке. Точнее, не в порядке. – На лице Г.М. появились признаки беспокойства. – Рейф, я знаю, что вы все равно не смотрите в очки. Но лупа, которой вы на самом деле пользуетесь, у вас с собой?

Покорно, хотя и не без досады Данверс вынул из кармана старого, потертого пиджака большое увеличительное стекло. Оно произвело огромное впечатление на Поппи; сердце екнуло у нее в груди: наконец-то детектив приступает к настоящему делу!

Ее предположения подтвердились, когда Г.М. тщательно изучил в лупу бок кровати и ковер. Наконец, он поднялся с коленей и осмотрел выдвижной ящик прикроватного столика. Ящик был расписной, размерами примерно сорок пять на сорок пять сантиметров, с дверцей. Выдвинув ящик, великий человек обнаружил там несколько старых пустых пузырьков из-под лекарств.

Находка озадачила и встревожила его. Внимательно оглядев днище ящика, Г.М. поднял голову.

– Фонарик! – потребовал он. – Есть в доме электрический фонарик?

Поппи кивнула: да, есть. Она сбегала за фонариком и вернулась так быстро, словно носилась по дому на невидимых роликовых коньках.

Г.М. еще раз оглядел дно ящика при помощи фонарика и лупы, которые крепко сжимал в руках. Наконец он задвинул ящик и с усилием встал.

– Рейф, – произнес он с унылым видом, – меня провели! Обманули!

– Неужели вы полагаете, – ядовито осведомился Данверс, – будто кто-то способен спрятаться в таком тесном ящике?

– Не тараторьте, Рейф. Ненавижу, когда тараторят.

– Тогда что вы имеете в виду, бога ради?

Г.М. заговорил как-то отрывисто и бессвязно.

– Анонимные письма, – начал он. – Легко вычислить, но трудно доказать. Появится ли Вдова? Запертая комната; трудно вычислить; легко доказать… так я думал. Пора это отбросить, да, но следы! Я думал, что разгадаю загадку, но проблема была в другом. Я думал, что открыл нужную дверь не тем ключом. Возможно, я заблуждаюсь до сих пор. Но улики! А все из-за того, – добавил он, с силой ударяя себя по лысой голове фонариком и лупой, – что вчера ночью я оказался безмозглым болваном!

– Генри! – негромко позвал его Данверс.

– Что?

Букинист, который снял широкополую шляпу и теперь держал ее в руке, взъерошил пальцами седые волосы.

– Я часто гадаю – просто с точки зрения психологии, – почему вы никогда не отвечаете прямо на прямо поставленный вопрос. Вам так нравится сбивать окружающих с толку? – спросил он.

Г.М. зажмурился и вновь открыл глаза.

– Конечно! – ответил он на редкость откровенно для себя. – А кому бы такое не понравилось? Может, вам? Но я никогда не сбиваю людей с толку нарочно, сынок, если беседую с человеком, которому угрожает опасность.

– Опасность? А как же мисс Бейли?

– Сынок, – серьезно ответил Г.М., – девушке никакая опасность больше не грозит. Даже если шмякнуть в самый центр комнаты мешок, полный самых настоящих привидений и кипящий, словно чайник. Все кончено. Я гарантирую.

– Неужели? – удивился Данверс, но тут же поправился: – Я знаю, что вы человек пожилой. Вы так часто намекаете на свой почтенный возраст, что я просто не могу обойти данный факт вниманием. Но простите меня, если я скажу, что ваш ответ не кажется мне исчерпывающим.

– Ну и ладно! – рассеянно проворчал Г.М.

Он снова погрузился в свои мысли. Он блуждал по комнате, натыкаясь на стулья. На туалетном столике он нашел розовую расческу и уставился в зеркало с таким видом, словно решал, какую прическу соорудить на своей лысой голове. Потом поправил картину с подписью: «Любит – не любит» – и стал так напряженно рассматривать ее, словно перед ним было бесценное произведение искусства.

Наконец, вздохнув, он вернул Данверсу лупу, а Поппи – фонарик.

– Ладно! – порывисто повторил он. – Если вам кажется, что я предаюсь пустым фантазиям, я все объясню. Во-первых, – он кивнул на окно за прикроватным столиком, – вам следовало заметить (я не заметил в свое время), что… дверные рамы в доме давно рассохлись.

Хлопнула входная дверь. Послышались голоса. По коридору застучали шаги; дверь распахнулась, и на пороге показался Гордон Уэст. На лице у него застыло отчаянное выражение – он приготовился к самому худшему.

– О! – вскричал молодой человек, облегченно вздыхая. – Мы увидели в окне свет. Подумали, кто-то вошел в комнату…

– В то время как в ней, – ответил Г.М., – нет ни единой живой души, верно? Девица с вами?

Вслед за женихом в комнату вошла Джоан с небольшим кожаным чемоданом. Несмотря на легкую бледность, ясно было, что молодость и здоровье помогли ей пережить ужасное происшествие почти без последствий. Поставив на пол чемодан, она мимо Уэста прошла в комнату. Быстро огляделась.

– Погодите минуту, куколка моя. – Г.М. необычайно нежно для такого старого распутника удержал девушку за руки. – Я как раз уверял Рейфа Данверса в том… Вы знакомы с Рейфом?

Все закивали.

– Так вот, – продолжал Г.М., – я как раз уверял его в том, что вам не угрожает абсолютно никакая опасность, даже если вчера она здесь была. Вдова никогда больше не навестит вас. Можете спокойно спать в своей комнате.

– Сэр Генри, они подняли много шуму из ничего! – Джоан рассмеялась. – И все же мне кажется, – девушка задумалась, – что сегодня мне лучше спать наверху.

– Наверху, – угрюмо кивнул Уэст, – безусловно наверху.

– Милый, ты слышал, что сказал сэр Генри! Разве что, – Джоан обвела всех присутствующих веселым взглядом, – он начнет бродить под окнами спальни второго этажа, исполняя мне серенаду на гитаре.

– Ангелочек, – возразил Уэст, – когда я представляю рядом с тобой это чудовище, я готов исполнить серенаду на чем угодно – хоть на тромбоне или на большом барабане. Но я буду тебя караулить.

– Гордон! – воскликнула Джоан.

– О господи! – заворчал Г.М. – Хватит с меня телячьих нежностей! Всякий раз, как я вижу вас вместе, – с досадой пояснил он, – вы воркуете.

– Неправда! – возразила Джоан. – Единственный раз, когда вы нас застали за… в общем… это было за Пороховым складом в воскресенье.

– А вот и нет! – быстро поправил ее Г.М. – Я видел вас еще раньше, в субботу. В первый день, когда появился в Стоук-Друиде.

– В субботу? – удивился Уэст.

– Верно. Я обедал у полковника, а вы оба находились дома у Уэста. После обеда я попросил прощения на пару минут… в общем, не важно, а сам бегом побежал к вашему дому. Потому что, как я объяснял вам позже, мне надо было как можно скорее потолковать с вами.

Г.М. засопел, переводя взгляд с жениха на невесту.

– Вы оба сидели в кресле спиной к двери и не заметили, что к вам заглядывали двое. Вы их не видели. Я был первым. Не стал вламываться, чтобы не мешать вам. Я остановился, потому что услышал, как вы сказали пару таких странных вещей, что я поспешил назад к полковнику, чтобы все обдумать. Второй к вам наведалась девица Тайлер, так что не волнуйтесь. Она не столкнулась со мной по дороге; я играл в индейцев.

Джоан и Гордон переглянулись. Очевидно, обоих беспокоил один и тот же вопрос: о чем мы говорили? Вспыхнувшая Джоан явно расстроилась; ей захотелось как можно скорее сменить тему, и она поспешно подошла к Данверсу.

– Мистер Данверс! – Она с неподдельной теплотой пожала букинисту руку. – Как мило, что вы зашли! Почему вы не навещали нас раньше?

Данверс, безусловно удивленный и тронутый, потеребил кончик носа и отвел глаза в сторону.

– Спасибо, дорогая моя. Я не был уверен… в том, что буду желанным гостем. У одиноких людей, знаете ли, свои странности.

– Дядя Джордж, – сообщила Джоан, – прошел дальше по Главной улице; ищет, где можно купить табаку. А у нас еще один гость. Он по пути зашел повидаться с Марион, а потом проводил нас. – Джоан повернула голову. – Где же он?