Текст книги "Девятнадцать писем (ЛП)"

Автор книги: Джоди Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Однажды я буду жить в точно таком же доме, – объявила ты, протягивая мне рисунок, чтобы я его изучил. Это был белый двухэтажный дом из вагонки, дополненный белым частоколом спереди. Рисунок был таким детальным, вплоть до голубых ставней и окантовки окон. Ты даже добавила разноцветный сад, который тянулся вдоль крыльца.

– Мне нравится, – сказал я.

– Девушка может и помечтать, – вздохнула ты, но я не сомневался в этом ни на секунду. – Мечтать не запрещено, знаешь ли, – я протянул рисунок обратно тебе, и я довольно уверен, что именно в этот момент подтвердилось моё будущее. Я сделал бы что угодно, чтобы твои мечты сбылись. – Ты можешь купить соседний дом, и мы можем быть соседями, прямо как сейчас.

Я улыбнулся и кивнул, но ни за что не собирался оставаться твоим соседом. Я собирался однажды жениться на тебе, и мы бы вместе жили в этом доме.

Парень тоже может помечтать…

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Я кладу письмо рядом с собой и беру маленькую посылку. Как только вижу розовую коробочку, я улыбаюсь. Я знаю, что внутри: серёжки в виде ракушек, которые он купил мне, когда мы были подростками.

Они красивые и по форме похожи на подвеску в виде ракушки на моём браслете памяти. Я достаю их из коробочки и надеваю на уши, затем ищу в конверте свою подвеску.

Я нахожу три: дом, завёрнутый подарок и снеговика.

Ещё в конверте сложенный листок бумаги. Когда я раскрываю его, я не могу сдержать улыбки. Это мой рисунок дома моей мечты. Это не просто квадрат с треугольником сверху в качестве крыши, каким я его представляла. В нём так много деталей. Но самый большой для меня сюрприз – то, что он практически идентичен дому, где живёт Брэкстон.

Он действительно построил мне дом моей мечты.

Глава 23

Брэкстон

– Привет, пап, – говорю я, заходя в палату. Мне нравится улыбка, которая появляется на его лице, как только он видит меня. Зачастую я получаю только пустой взгляд.

– Привет, сынок, – как только эти слова срываются с его языка, я улыбаюсь. Сегодня хороший день; сегодня он меня помнит. Он наклоняется на стуле вперёд и смотрит мне за спину. Моя первая мысль, что он ищет Джем, но, к сожалению, она сегодня не со мной.

Каждое утро с тех пор, как видел её последний раз, я жду на заднем крыльце. Я даже стал водить Беллу-Роуз на прогулки вдоль пляжа, просто на случай, если столкнуть с ней, но нигде не было ни намёка на неё.

– Где твоя мама? Она не с тобой.

Моё сердце проваливается. Он не часто о ней спрашивает, но когда это бывает, то всегда заканчивается плохо.

– Нет, она не со мной, – говорю я, когда он встаёт и обнимает меня.

– Оу. Где она? Она придёт ко мне позже?

Я коротко думаю о том, чтобы придумать какую-нибудь правдоподобную историю, но я никогда не врал ему и не собираюсь начинать.

– Она... эмм... не придёт, пап.

Я чувствую себя ужасно, когда его лицо искажается.

– Почему? – спрашивает он.

Я чешу затылок, думая, как лучше выразиться, но это не лучший способ сказать ему, что он потерял жену.

– Она давно умерла.

Всё его тело слабеет, и я ненавижу выражение замешательства на его лице.

– Что? Как? Почему ты мне не сказал? Я бы пришёл на похороны.

Я сажусь рядом с ним и кладу руку ему на плечо.

– Прости, пап.

Я чувствую ком в горле, когда он закрывает лицо руками и начинает рыдать. Было достаточно тяжело видеть, как он проходит через это, когда потерял её в первый раз. Я ненавижу, что ему приходится переживать это заново столько лет спустя.

– Не могу поверить, что её нет. Моей Грейс. Как я должен продолжать жить без неё?

Я не знаю, что ответить на это, так что вместо этого глажу его по спине. На поверхность снова поднимается это мучительное чувство вины, которое я носил с собой всё это время.

– Это всё я виноват, – шепчу я.

Он перестаёт плакать и поднимает взгляд на меня. Его залитое слезами лицо никак не облегчает мою боль.

– Что значит, это ты виноват?

Мы никогда раньше это не обсуждали, но, может быть, пора.

– Ты разбудил меня посреди ночи, потому что нужно было отвезти её в больницу. Я должен был встать, но снова заснул… – я делаю паузу, затем заставляю себя продолжить. – Её аппендикс разорвался по дороге в больницу, и вскоре после этого она умерла на операционном столе. Если бы я только сразу встал с кровати и не задержал вас…

Он долгое время смотрит в окно, и я хочу знать, что происходит у него в голове. Наверное, он не понял ничего, что я только что сказал. Хотел бы я, чтобы этот разговор произошёл до его болезни.

– Это верно… Я помню, – слышу я его шёпот. Проходят минуты, прежде чем он снова встречается со мной взглядом. – Брэкстон, – я так давно не слышал, как он называет меня по имени. – Ты действительно думаешь, что это твоя вина?

– Я это знаю.

Он выпрямляется и прочищает горло, прежде чем ответить.

– Что ж, ты ошибаешься. Твоя мама чувствовала эту боль два дня. Я продолжал говорить ей сходить к врачу, но она отказывалась. Вот такой она была упрямой. Она ненавидела врачей. Она не спорила только тогда, когда дело касалось тебя.

– Ты помнишь?

– Конечно, помню, – говорит он, взмахивая рукой. От этого мне практически хочется рассмеяться. Очевидно, он забыл, что у него Альцгеймер, и большинство дней он даже не помнит своего имени. Я не знаю, что думать обо всём этом, потому что он так путается, но я помню, что маме не нравились врачи. – Она умерла потому, что слишком затянула с этим. Это не имеет к тебе никакого отношения.

– Я чувствую ответственность, пап.

– Ну, не надо. Ты все эти годы носил это в себе? – он вздыхает, глядя на меня. – Я хотел бы, чтобы ты со мной поговорил. Я бы тебя поправил, – он обвивает рукой моё плечо, притягивая моё тело к себе. – Мне очень жаль, что ты такое чувствовал, сынок. Это была не твоя вина.

Он говорит с такой уверенностью, и огромная часть меня хочет, чтобы его слова были правдой. Но, в конце концов, это несущественно, это всё равно не облегчит моё чувство потери и не вернёт мою мать.

Я задерживаюсь чуть дольше, чем обычно, и я доволен, что к тому времени, как я ухожу, он возвращается к тому, что ничего обо мне не помнит – потому что ещё это значит, что он забыл наш разговор. Для меня было бы невозможно уйти, если бы он всё ещё был расстроен.

***

Как только я приезжаю в офис, Лукас всё замечает.

– Привет, приятель, – говорит он, проходя за мной в мой кабинет. – Хочешь поговорить об этом?

– О чём поговорить? – я ставлю свой дипломат рядом со столом и сажусь в кожаное кресло.

– О том, из-за чего ты выглядишь таким мрачным. Дело в Джемме?

Я не могу не улыбнуться ему; он читает меня как книгу.

– Нет… в моём папе.

Нет смысла это отрицать, он не отступит, пока я не поговорю с ним.

– Чёрт, – он уселся на край моего стола. – Он ведь не упал снова, нет?

Я провожу рукой по лицу.

– Нет. Он просто… он сегодня утром спросил, где моя мама. Просто тяжело смотреть на всё, через что он проходит. Он рано потерял жену и всю свою чёртовую жизнь работал на работе, которую ненавидел. Он не должен быть вынужден жить так остаток жизни.

– Иногда жизнь может быть настоящей стервой.

– Как будто я этого не знаю, – я чувствую, что он смотрит на меня, пока загружаю свой ноутбук. Через несколько мгновений тишины он, наконец, снова начинает говорить. – Думаю, в воскресенье вечером не помешает выпить.

– Мне не особо хочется куда-то идти.

– Ну, сделай так, чтобы захотелось. Я заеду за тобой в семь, – он хлопает рукой по столу, прежде чем встать. – Я не приму «нет» за ответ, Спенсер.

С этими словами он разворачивается и уходит. Я откидываюсь на спинку кресла и улыбаюсь. Вечер в городе с ним может действительно пойти мне на пользу.

***

Приехав домой позже в тот вечер, я удивлён найти на своём пороге гостью.

– Рейч. Что ты здесь делаешь? Всё в порядке?

Она встаёт и подходит ко мне.

– Всё в порядке, – говорит она, целуя меня в щёку. – Я приехала покопаться в гардеробе Джеммы. Веду её прогуляться в воскресенье и хочу, чтобы она хорошо выглядела, – должно быть, моё лицо выдаёт моё чувство беспокойства, потому что она быстро добавляет: – Это девичник. Ей это нужно, Брэкстон.

Дышать внезапно становится тяжело, так что я ослабляю галстук. Я согласен, что ей это нужно, но всё равно чувствую себя нелегко. Я никогда не испытывал эту неуверенность, когда она была моей, но она больше не моя; ну, не в её глазах. Что, если она встретит кого-то другого?

Я тянусь на заднее сидение за своим дипломатом.

– Мы с Лукасом тоже идём прогуляться в субботу вечером. Нужно организовать позже встречу.

Её лицо тут же мрачнеет.

– Если там будет Лукас, то нет.

Я останавливаюсь и смотрю на неё.

– Какого чёрта между вами двумя произошло? Вы раньше были друзьями.

Я по-прежнему не могу это понять. Последний раз я видел их вместе на нашей свадьбе, они смеялись и танцевали.

– Я бы не хотела об этом говорить, – отвечает она, поднимаясь по ступенькам. Прежде чем я получаю шанс ответить, Белла-Роуз вырывается из собачьей двери, которую я установил.

– Привет, девочка, – говорю я, когда она с восторгом прыгает возле моей ноги.

– О боже. У тебя есть собака? Когда ты её купил?

– Есть, – я тянусь вниз и подхватываю её на руки. Я смеюсь, когда она лижет мою щёку. – Это Белла-Роуз. Я взял её из приюта для животных.

– Ооу. Она такая милая! – Рэйчел сияет, почёсывая Беллу-Роуз под подбородком.

– Она мой новый компаньон. Одному в этом большом доме становится одиноко.

Улыбка Рэйчел смягчается, когда она смотрит на меня.

– Мне жаль.

Это всё, что она говорит, и я ценю, что она не даёт мне ложной надежды. Как и я, она знает, что нет гарантий, что мы с Джеммой когда-нибудь вернёмся к тому, что было.

***

– Я не хочу идти в наше обычное убежище, – говорю я Лукасу, когда он отъезжает от моего дома. Я готов поспорить, что туда пойдут Джемма и Рэйчел, и как бы мне ни хотелось её увидеть, я не хочу, чтобы поведение Лукаса с Рэйчел испортило им вечер – или нам.

– Без проблем. Можем поехать туда, куда я водил тебя в прошлый раз.

– Звучит хорошо.

Я не тружусь говорить ему почему, потому что не хочу портить ему настроение. Хотелось бы мне знать, какого чёрта произошло между этими двумя, но ни один из них не хочет говорить об этом, так что пока я не буду вмешиваться.

Мы садимся за один из столиков в стороне, и, заказав «Корону» и немного закуски, Лукас откидывается на спинку стула и смотрит на меня.

– Так как у тебя дела с Джеммой? – спрашивает он.

– На самом деле, всё так же. Наверное, у нас есть небольшой прогресс, – выдыхаю я. – Но у меня такое ощущение, что каждый раз, когда мы делаем шаг вперёд, за этим идёт два шага назад.

– Потерпи, приятель.

– Я буду ждать вечность, если придётся.

– Что насчёт твоего отца?

Я пожимаю плечами.

– Всё по-прежнему. У него бывают хорошие дни, а бывают не очень.

Официантка приносит наши напитки, и Лукас поднимает свой вверх.

– За лучшие времена впереди, – говорит он, чокаясь бутылкой с моей.

– За лучшие времена.

Мы выпиваем несколько бутылок, когда, наконец, приносят еду. К счастью, разговор стал легче, перейдя к спорту и работе.

– Принести вам ещё что-нибудь выпить? – спрашивает официантка, когда ставит перед нами еду.

– Ему пиво, – говорит Лукас, указывая на меня жестом. – Я за рулём.

Я смеюсь от того, что сказал Лукас, пока мы едим, когда вижу, как его вилка замирает в воздухе. Его рот по-прежнему открыт, но выражение лица за долю секунды превращается из шокированного в злое.

– Какого хрена она здесь делает? – рявкает он, бросая свою вилку на тарелку. Мне даже не нужно спрашивать, кто это.

Хоть я по-прежнему озадачен его отношением к Рэйчел, моё сердце ускоряется, потому что если Рэйчел здесь, это значит, что и Джемма тоже.

Глядя через плечо, я вижу, как они обе подходят к бару и садятся на стулья, на которых сидели мы с Лукасом, когда были здесь первый раз. Мой взгляд сосредотачивается на Джемме; она выглядит так красиво в этом ярко-синем платье. Это был подарок от Рэйчел на её день рождения, и оно было создано специально для неё. Она надела его в тот вечер, когда я повёл её на ужин. В том году я купил ей ожерелье к этому платью – подвеска с сапфиром в форме сердца, окружённая маленькими бриллиантами.

Я слежу взглядом за каждым её движением, пока она осматривается вокруг. Удивление в её глазах говорит мне, что ей нравится это место, как я и думал. Я улыбаюсь, глядя на неё. Я не сомневаюсь, что дизайнер по-прежнему где-то в ней.

Я ошеломлён, когда Лукас встаёт, и минуту я думаю, что он подойдёт к ним и устроит скандал. Но он достаёт из кармана две пятидесятидолларовые купюры и бросает их на стол.

– Ты ведь не уходишь, нет?

– Да. Именно это я и делаю.

– Сядь и доешь свой ужин. Они даже не заметили, что мы здесь.

– Я внезапно потерял аппетит, – говорит он, потянувшись за своей курткой. – Прости, приятель, но я просто больше не могу быть рядом с ней.

Он даже не ждёт, пока я встану, прежде чем направляется к выходу. Я быстро кладу свою вилку и делаю глоток пива, прежде чем пойти за ним. Мой взгляд сосредоточен на Джемме, когда я прохожу мимо. Я рад, что она сегодня хорошо проводит время.

Я улыбаюсь, когда Джемма смеётся над чем-то, что говорит Рэйчел, но улыбка исчезает, когда я вижу флирт бармена, который ставит перед ней бокал красного вина.

Мои мысли возвращаются к тому первому разу, когда она пила вино, вскоре после того, как съехалась с Рэйчел. Это было в пятницу вечером, и мы с Лукасом тусовались в квартире девушек. Тогда, когда мы вчетвером всё делали вместе. Джемме и Рэйчел удалось выпить напополам две с половиной бутылки. Это был не лучший вариант, и в итоге я держал волосы Джеммы, пока она остаток вечера обнимала унитаз.

Мне хочется подойти и поздороваться с девочками – и сделать так, чтобы бармен отвалил – но мне нужно выяснить, какого чёрта происходит с моим лучшим другом.

– Лукас, подожди, – кричу я, выходя на морозный воздух. Он не останавливается, так что я бегу, чтобы его догнать. – Что на тебя сегодня нашло?

– Отстань от меня, – ворчит он.

– Подожди, – я тянусь к его локтю, заставляя её остановиться. Я не забуду об этом, пока не доберусь до сути. За все годы дружбы я никогда не видел, чтобы он так себя вёл. – Что такое с вами двумя?

Он вытягивает руку из моей хватки, разворачиваясь лицом ко мне.

– Просто… Уф! – в раздражении он грубо проводит руками по своим волосам. – Я больше не могу находиться рядом с ней.

Не сказав больше ни слова, он снова разворачивается, направляясь к своей машине.

– Эй, – говорю я, идя за ним. – Поговори со мной.

– Нечего говорить.

– Лукас, не делай этого, – он делает ещё несколько шагов, прежде чем резко останавливается.

– Чего не делать?

– Не отгораживайся от меня

На этот раз, поворачиваясь ко мне лицом, я с удивлением замечаю в его глазах слёзы.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? Что я безумно влюблён в неё, а она не чувствует ко мне того же? Что она обдурила меня? Что она вырвала мне чёртово сердце и растоптала его, как холодная стерва? Ты хочешь, чтобы я это сказал?

Его откровение пригвождает меня к земле.

– Если это правда, то да.

По выражению его лица я уже могу сказать, что это правда. Я стою ошеломлённый, не находя слов. Правду говорят: от любви до ненависти один шаг. Я никогда не видел его таким злым.

Глава 24

Джемма

– Ты встала, милая? – спрашивает Кристин, тихо стуча в мою дверь.

– Да. Заходи.

Я не сплю уже некоторое время, просто валяясь в кровати. Шёл второй час ночи, когда я приехала на такси. Я так хорошо провела вечер с Рэйчел – она весёлая, и я привязалась к ней.

Прошлым вечером она очень крепко обняла меня и сказала, как сильно по мне скучала.

– Как прошёл твой вечер? – спрашивает Кристин, поставив на мою тумбочку чашку кофе.

– Я отлично провела время.

– Я рада. Вам двоим всегда было весело вместе.

– Рэйчел вчера сказала мне, что возвращается в Нью-Йорк, – я сажусь и тянусь за своим кофе.

– Правда, когда?

– Через пару дней. Она сказала, что ей нужно с чем-то разобраться. Я не уверена, когда она вернётся.

Кристин садится на край моей кровати.

– Я знала, что это будет только вопросом времени. Она любит свою работу в Нью-Йорке.

– Я знаю. Я буду по ней скучать.

– Она вернётся. Она всегда возвращается.

Я улыбаюсь, пытаясь скрыть свои чувства. От мысли об её отъезде мне грустно; я привыкла, что она рядом.

– Мы приготовим ей особенный ужин перед отъездом, – предлагает Кристин.

– Это будет мило, ей понравится.

Кристин на мгновение кладёт руку мне на колено и улыбается, прежде чем встать.

– Это недавно тебе пришло, – внутри меня бурлит восторг, когда она поднимает вверх письмо, вместе с розовой спортивной сумкой. – Это принёс Брэкстон, и сумку тоже.

– Что в сумке? – спрашиваю я, потянувшись к ней.

– Твоя беговая форма.

– Я бегаю?

– Раньше бегала. Тебе это нравилось. Какое-то время ты соревновалась, когда была младше, – она встаёт, идёт к моему столу и возвращается с тремя медалями. – Это ты выиграла, когда была в старшей школе, – я замечала их на крючке под полкой, где стоит несколько трофеев и наград, когда только приехала жить сюда, но никогда не разглядывала их близко.

Я забираю медали у неё из рук и рассматриваю их. На обратной стороне одной из них есть гравировка: «Джемма Робинсон – чемпион штата в беге по пересечённой местности 2005 года».

– Ты была такой быстрой. Ты могла бы построить на беге карьеру, если бы захотела.

– Почему не построила?

– Ты бегала ради забавы. Тебя никогда не интересовал дух соревнований.

– Значит, я просто сдалась? – я расстёгиваю спортивную сумку и вижу, что Кристин права: внутри шорты, лосины, майка и пара ярких кроссовок.

– Ты отказалась от соревнований, но всё равно бегала каждый день, вплоть до аварии.

– Ого, – я ещё так многого о себе не знаю.

Она встаёт и идёт к двери.

– Читай своё письмо, а когда будешь готова, спускайся вниз, я приготовлю тебе завтрак.

ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ…

Дорогая Джемма,

Двенадцатое февраля 2005 года. Это была суббота, и день чемпионата штата по бегу по пересечённой местности. Я всегда знал, что ты быстро бегаешь; ты обгоняла меня в детстве и выигрывала большинство гонок на всех школьных спортивных карнавалах. Гонки на длинную дистанцию были твоими любимыми, но ты никогда не занималась спортом вне школы, пока один из твоих учителей не предложил тебе поучаствовать в местном чемпионате по бегу по пересечённой местности. Понадобилось немного уговоров от меня и твоих родителей, но ты, в конце концов, заполнила бланки и начала тренироваться.

Ты пробегала по несколько километров каждое утро и день. По выходным твой отец подвозил нас на пляж, чтобы ты могла бегать по песку. Песок был мягким, и это был отличный способ укрепить твои ноги.

В итоге ты выиграла и местный, и районный чемпионат, и тебе даже удалось побить рекорд штата, перед этим установленный девушкой по имени Наташа Вилкинсон. Ты никогда раньше не соревновалась с ней, но должна была, на чемпионате штата.

Тем утром мы все встали рано и проделали долгий путь на чемпионат. Твои родители и бабушка с дедушкой заняли свои места на трибунах, а я сидел на заборе у травы, пока ты разогревалась.

Ты разминалась, когда подошла девушка-блондинка. Ты сразу же улыбнулась – ничего необычного, ты со всем была дружелюбной – и, не колеблясь, протянула ей руку. Та девушка её не приняла. Со своего места я не слышал, что она говорила, но судя по выражению твоего лица, я мог сказать, что это не хорошо.

Спрыгнув с забора, я направился к вам обеим. Но когда она увидела, что я подхожу, она быстро развернулась и ушла.

– В чём было дело? – спросил я.

– Это была Наташа Вилкинсон, – ответила ты, закатив глаза.

– Кто?

– Девушка, которая установила рекорд штата. Ну, до того, как я его побила, – по твоей хмурости я мог сказать, что она тебя разозлила. – Она сказала мне быть осторожной, и что она надеется, что мне нравится вкус пыли, потому что очень скоро я её попробую.

– Что?

– Я знаю.

Ты вернулась к своим разминкам и не казалась напуганной тем, что она сказала. Я, с другой стороны, был в ярости. Я осмотрелся вокруг, ища, в каком она ушла направлении.

– Лучше ей ничего тебе не делать во время гонки.

– Я её не боюсь. Она просто пытается меня вытеснить. Она не знает, что её слова меня подстёгивают… Теперь я с большим удовольствием её опережу.

Ты всегда была такой целеустремлённой, что я ни на секунду в этом не сомневался, но мне всё равно было тревожно.

Когда участников позвали к стартовой линии, я занял своё место с твоей семьёй на трибунах. Можно было поклясться, что соревноваться буду я, судя по бабочкам в моём животе.

Оттуда, где мы сидели, открывался отличный вид на старт и финиш, но во время остальной гонки ты была бы вне видимости. Это был открытый трек на четыре километра, который включал себя в холмы, склоны и равнины, с различными поверхностями, включая траву, грязь и гравий.

Гадкая Наташа, как мы в итоге её прозвали, смотрела на тебя злым взглядом, пока вы все стояли по диагональной линии, ожидая стартового выстрела. Я видел, как ты коротко взглянула на неё, и на моём лице появилась гордая улыбка, когда ты задорно ей подмигнула. Ты совсем не казалась запуганной.

Следующие двадцать или около того минут были для нас всех мучительным ожиданием, и когда раздались первые возгласы, мы поняли, что кто-то вернулся на стадион, и все подскочили на ноги.

Я был так горд, когда увидел, что ты мчишься к финишу. Гадкая Наташа находилась в пяти или десяти метрах позади тебя, со слезами на лице.

– Она впереди, Стефан! – в восторге провизжала твоя мама, прыгая на месте.

– Вперёд, Джемма! – крикнул я.

– Вперёд, Джем-Джем! Вперёд, умница! – услышал я через несколько секунд крик деда.

– Это моя внучка, – с гордостью сказала бабушка, поворачиваясь к людям за нами.

Мы все обнимались, когда ты, наконец, пересекла черту, и я довольно уверен, что он никогда не признается в этом, но клянусь, в твоего отца на глазах были слёзы.

Ты наклонилась, поставив руки на колени, пока пыталась восстановить дыхание, а Наташа рухнула на землю, рыдая.

Через несколько минут я с восхищением смотрел, как ты подошла к ней и протянула ей руку. Она снова отказалась её принять, но на этот раз пошла на шаг вперёд, оттолкнув твою руку в сторону. Я услышал, как несколько людей в толпе ахнули, включая твою маму и бабушку.

По дороге домой позже тем днём, мы остановились в милом ресторане на праздничный ужин. Бабушка и дед не присоединились к нам, потому что им далеко было ехать обратно на ферму.

Я помню, как смотрел на тебя, пока мы сидели за столиком в маленьком итальянском ресторане, который ты выбрала. Ты молчала с тех пор, как мы ушли со стадиона. Твой взгляд продолжал двигаться между твоими родителями и мной, пока ты ела. Выражение твоего лица было таким подавленным. Мы трое сияли, всё ещё в восторге от твоей победы. Но твоя радость, казалось, была вызвана чем-то другим – тем, что твои любимые люди счастливы. Я хорошо тебя знал и задумался, делаешь ли ты это скорее ради нас, чем ради себя. Ты согласилась соревноваться только потому, что мы практически умоляли тебя.

Через месяц проходили межштатные австралийские чемпионаты. Твоя мама ненавидела летать, так что мы выехали на несколько дней раньше и ехали на машине с твоими родителями двенадцать часов.

В этом чемпионате участвовали те, кто занял первое, второе и третье места в чемпионате штата, так что это значило, что Гадкая Наташа будет там.

Когда пришло время начала гонки, я почувствовал все те эмоции, как и на предыдущем чемпионате. И как на предыдущем чемпионате, мы все подскочили на ноги, когда первый бегун появился на стадионе, на последнем отрезке гонки. Но на этот раз впереди была не ты. Это была девушка, которую я не видел раньше, вплотную с Наташей.

Я даже не видел, кто пересёк финишную черту первым, я сосредоточился на тоннеле, из которого они выбежали мгновения назад. Появлялись участник за участником, но тебя по-прежнему не было видно.

– Где она? – услышал я голос твоей мамы. Я не мог на это ответить, но чувствовал себя тревожно. Я собирался пойти тебя искать, когда ты вдруг появилась. Ты хромала, по твоей ноге текла кровь, и ты крепко сжимала в руке один свой кроссовок. У меня было ощущение, что за этим стояла Гадкая Наташа.

Вся толпа встала и подбадривала тебя, пока ты ковыляла к финишу. В отличие от Наташи, по твоему лицу не текли слёзы, но я мог сказать, что ты опустошена, и моё сердце болело за тебя.

После того, как медик почистил тебя, к тебе пришли поговорить организаторы. Как я и подозревал, за этим стояла Наташа. Пара других участников видела, как она толкнула тебя в маленький ров.

Она выиграла гонку по фото-финишу, но позже в тот день её дисквалифицировали и лишили медали. Ещё через несколько недель она предстала перед судом, и её отстранили от соревнований на год.

Чем я гордился больше всего, так это тем, что когда организаторы попытались отстранить тебя от гонок из-за травм, ты отказалась. Мне нравилось, что ты всегда боролась за то, чего хотела, и несмотря ни на что, ты никогда не сдавалась.

Тем вечером, пока мы лежали в кровати в отеле, ты прошептала в темноту:

– Брэкстон, ты не спишь?

У нас были раздельные кровати, а твои родители спали на двойной кровати всего в нескольких метрах от нас.

– Нет, не сплю, – прошептал я в ответ.

Я перевернулся на бок лицом к тебе, и ты сделала то же самое. Я не видел твоё лицо, но мог разобрать твой силуэт в лунном свете, который сиял через окно.

– Я больше не хочу этого делать.

– Что делать? – спросил я.

– Соревноваться. Я всё ещё хочу бегать, мне нравится, но только ради веселья.

– Не позволяй действиям Наташи отвернуть тебя от чего-то, что ты любишь.

– Просто это так. Я люблю бегать, но соревноваться не особо.

– Сердцем я это подозревал, – признался я.

– Потому что ты меня понимаешь, Брэкс. Никто не знает меня так, как ты.

Твои слова вызвали у меня улыбку.

– Ты всё равно можешь бегать, без соревнований.

– Ты слышал маму и папу по пути обратно в отель? – ты вздохнула, прежде чем продолжить. – Они продолжали говорить, что в следующем году я им покажу. Следующий год будет моим.

– Да, я их слышал.

– Я переживала, что разочарую их, но я действительно не хочу соревноваться в следующем году.

– Просто скажи им правду, Джем, они поймут. Мы можем сказать им вместе, если хочешь.

– Я так рада, что ты на моей стороне, – сказала ты, протягивая ко мне руку. Я потянулся к тебе, переплетая наши пальцы.

– Всегда.

– Спокойной ночи, Брэкс.

– Спокойной ночи, Джем.

Наши пальцы оставались переплетёнными, пока мы оба засыпали.

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Одежда для бега, которую прислал мне Брэкстон, теперь приобретает смысл. Я не могу не задуматься: он пытается просто поделиться воспоминанием или зажечь заново мою страсть? В любом случае, он заставляет меня задуматься, что если я так сильно любила бегать до аварии, может быть, мне стоит к этому вернуться. Мне ведь больше нечего делать. Я могла бы бегать по району или на пляже.

Хоть я всё ещё слегка прихрамываю, когда хожу, во время реабилитации я пробегала небольшие расстояния на тренажёре, чтобы укрепить ноги. Может быть, я попробую побегать по пляжу в следующий раз, когда буду там. Наверное, мне стоит сначала связаться со своим физиотерапевтом.

Я улыбаюсь, когда вижу маленькую подвески в форме кроссовка на дне конверта. Я опускаю взгляд на браслет памяти на своём запястье. Он так наполнен воспоминаниями из моего прошлого, но ещё есть место для большего.

Я не хочу, чтобы эти письма когда-нибудь прекратились.

***

– Ты рано встала, – говорит Кристин, заходя на кухню и потирая глаза.

– Прости, если разбудила тебя. Я как раз писала тебе записку.

Она оглядывает меня сверху донизу, и я вижу на её лице улыбку.

– Ты идёшь бегать?

– Да, – сначала я надела шорты, но были видны ужасные красные шрамы на моей ноге, так что вместо этого я выбрала лосины длиной в три четверти. – Через пятнадцать минут автобус.

– Автобус?

– Да, я хочу побегать на пляже.

– Это всегда было твоё любимое место. На улице ещё темно, с тобой всё будет в порядке?

– Солнце должно встать к тому времени, как я приеду.

– В такие времена мне хочется, чтобы у меня были права, – говорит она.

– Я думала об этом. Почему у тебя их нет?

– Я ужасный водитель, – смеётся она, качая головой. – В деревне не было особой необходимости в машине. Я везде ездила на лошади.

– У тебя тоже была лошадь?

– Да, её звали Фрости, – говорит она, её улыбка становится шире. – Я любила эту лошадь. Мой отец купил её мне на Рождество.

Я довольно вздыхаю.

– Похоже, дедушка был хорошим человеком.

– Это правда.

– Это всё равно не объясняет, почему ты плохой водитель. Если ты никогда не водила машину, откуда ты знаешь?

– Твой папа думал, что будет хорошей идеей мне получить права, когда мы узнали, что я беременна тобой. Я сходила на несколько уроков, но справлялась ужасно. Никто не хотел садиться со мной в машину. Даже инструктор, которого твой отец мне нанял, ушёл после первого урока.

– О боже, – говорю я, хихикая. – Должно быть, ты была плоха.

– Ну, боюсь, яблоко от яблони не далеко падает: ты была не намного лучше, когда впервые села за руль.

– Правда?

– Да, правда. Тебе везёт, что у твоего отца терпение как у святого, иначе ты бы тоже никогда не получила права.

Пока я иду к входной двери, моя улыбка исчезает, когда доходит мысль: было ли моё плохое вождения причиной аварии? Мне никто никогда не говорил, что случилось в тот день.

***

К тому времени, как я приезжаю на пляж, встаёт солнце. Я останавливаюсь, как только мои ноги касаются песка, и вдыхаю свежий солёный воздух.

Я медленно бегу по пляжу – хоть, видимо, я делала это тысячу раз раньше, это новое ощущение, и нужно немного времени, чтобы к этому привыкнуть. Через несколько минут я уже чувствую, как горят мышцы моих ног. Моё сердце колотится, и дышать тяжело, но я чувствую себя замечательно. Мой взгляд сосредоточен на доме Брэкстона, пока приближаюсь, и я чувствую укол разочарования, когда не вижу его на задней веранде.

Мне требуется двадцать минут, чтобы добраться до конца пляжа. Я раздумываю остановиться, чтобы восстановить дыхание, но я на вершине. Теперь я точно понимаю, почему всегда любила бегать, и я благодарна, что Брэкстон мне напомнил.

Я снова бросаю взгляд в сторону его дома, пока бегу по пляжу обратно. Его по-прежнему нигде не видно. Я пытаюсь не зацикливаться на этом, но когда приближаюсь к дому, моё сердце пропускает удар, когда я вижу стеклянную дверь открытой. Сначала на веранде появляется Белла-Роуз, а за ней и Брэкстон. В моём животе оживают бабочки, как только я замечаю его. Я не могу объяснить все эти чувства, которые испытываю рядом с ним, но они мне нравятся. Очень нравятся.