Текст книги "Девятнадцать писем (ЛП)"
Автор книги: Джоди Перри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Дед пошёл к реке, нашёл лодку и выловил наши удочки, которые нашёл дальше по течению.
Об этом больше не было сказано ни слова, но бабушка заставила нас сидеть дома следующие несколько дней, чтобы убедиться, что мы не подхватили простуду от своего неудавшегося приключения. Моё восхищение ими после того дня стало только сильнее. Они действительно были удивительными людьми.
За вечер до того, как нам нужно было ехать домой, бабушка приготовила нам огромный пир. Я мог сказать, что она любила, когда мы там оставались. Она всегда немного плакала, когда нам пора было уезжать домой.
После этого, мы вышли на переднюю веранду. Бабушка накрыла ноги деда разноцветным вязаным покрывалом, прежде чем сесть рядом с ним. Я с улыбкой наблюдал, как он потянулся за её рукой и обвил её своей. Когда она улыбнулась ему в ответ, я ясно увидел, как в её глазах отражается любовь.
Ночь была прохладной, но в небе не было ни облака, так что мы решили вместо этого лечь на траву. Ну, на самом деле, зимой мы лежали на брезенте, потому что земля была холодной и мокрой. У тебя был твой розовый вязаный плед, а у меня мой голубой.
– Сегодня так много звёзд на небе, – сказала ты.
– Ммм. В городе так много не увидишь.
– О боже, ты видел, что только что мелькнуло на небе? – спросила ты, внезапно встревожившись.
– Да, звезда упала.
– Ох. Мне всегда было интересно, на что похожа падающая звезда.
– Я хочу… – ты сделала краткую паузу, и мне хотелось сказать тебе, что нельзя говорить желание вслух, иначе оно не сбудется. Тогда я всё равно в это не верил, но сейчас я не так уверен. – Я хочу, чтобы ты навсегда остался моим мальчиком, Брэкстон Спенсер.
Ты скользнула рукой под мой плед и переплела свои пальцы с моими. Когда ты повернулась ко мне лицом, наши взгляды встретились, и то, как ты посмотрела на меня, отличалось от всех предыдущих раз. От этого мое сердцебиение ускорилось, потому что если я не ошибался, именно так бабушка смотрела на деда несколько минут назад.
Для меня в этом мгновении было больше вопросов, чем ответов. Было ли возможно, что мы когда-нибудь станем больше, чем просто лучшими друзьями? Я знал, что ты любишь меня, потому что ты мне говорила, но это дало мне надежду, что, может быть, только может быть, ты любила меня так, как я тайно любил тебя.
Я крепче сжал твою руку, когда во мне зажегся луч надежды.
– Я тоже этого хочу, Джем.
То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.
Навсегда твой мальчик,
Брэкстон
Я вздыхаю, прижимая письмо к груди. Он вообще понимает, какие чудесные эти письма? Мне нравится, как он подписал это – «навсегда твой мальчик». Я не уверена, что нас ждёт впереди, но знаю, что мне нужно, чтобы он был частью моей жизни.
В тот день моё желание могло зажечь луч надежды в его сердце, и именно это делают со мной его слова. Моё желание при первой падающей звезде было похоже на самое недавнее. Можно подумать, что я пожелала бы вернуть свою память, но нет. Я хотела, чтобы снова могла полюбить Брэкстона, так же глубоко, как когда-то раньше.
Я достаю телефон и ищу номер Стефана, чтобы послать ему сообщение. «Мы можем завтра снова встретиться за ланчем или в любой день на этой неделе? У меня есть ещё две подвески, чтобы добавить на мой браслет».
Я раскрываю ладонь и улыбаюсь, глядя на крошечного рыбака в лодке и серебряную падающую звезду.
Глава 20
Брэкстон
Я совершенно не ожидаю увидеть Беллу-Роуз, когда захожу в приют для животных. Я говорю Диане, менеджеру, что хочу самца, побольше размером, которого легко тренировать. Может, кого-нибудь с короткой шерстью, неприхотливого. Хорошего компаньона, который составит мне компанию в эти одинокие ночи.
Собака, съёжившаяся передо мной, никак не похожа на это описание. Она маленький белый джек-рассел-терьер с коричневыми пятнами и большими карими глазами, полными мольбы (прим. подобная собака снималась в фильме «Маска» с Джимом Керри). Она выглядит напуганной, сбитой с толку и одинокой – прямо как Джемма в тот день, когда очнулась от комы.
Как только я вижу её в клетке, моё сердце говорит мне, что она та самая. Я никогда не был импульсивным человеком, но эта собака выглядит одинокой и напуганной, именно так, как чувствую себя я.
– Привет, девочка, – говорю я, присаживаясь на корточки, чтобы не спугнуть её. – Бояться нечего. Я тебе не наврежу, – я говорю тихим успокаивающимся тоном, протягивая к ней руку. Она поначалу медлит, но затем, к моему удивлению, делает несколько шагов в мою сторону, нюхая мою протянутую руку, а затем облизывает один из моих пальцев. – Хорошая девочка, – говорю я, нежно гладя её по голове, отчего она виляет хвостом.
– Она попала к нам вчера, – говорит мне Диана. – Её хозяин умер, и больше забрать её некому. Бедная малышка. Она такая с тех пор, как попала сюда. Наверное, не знает, что происходит. Но, – с полной надежды улыбкой добавляет она, – может быть, сейчас она нашла новый дом?
Я улыбаюсь в ответ.
Когда мы возвращаемся домой, я ставлю её на газон перед домом и даю несколько минут исследовать окружение. По крайней мере, у нас здесь есть забор, так что она может проводить дни на улице, когда я на работе.
Белла-Роуз лает на Самсона, когда мы заходим в дом, и я их знакомлю. Она кружит у моих ног с того момента, как я опускаю её на пол. Наверное, ей понадобится какое-то время, чтобы устроиться, но я уверен, что всё будет в порядке.
Я устраиваю ей постель рядом с задними окнами с видом на океан и наполняю её миску водой. В холодильнике есть остатки жареной курицы, так что я нарезаю её и делаю себе на ланч сэндвич с курицей, отдавая остатки Белле-Роуз. Она практически за раз его проглатывает, и я так доволен видеть, что она ест. Это даёт мне надежду, что она так же счастлива быть здесь, как я счастлив её принять.
– Хочешь прогуляться по пляжу, малышка? – спрашиваю я, протягивая ярко-розовый поводок, который купил ей. То, как она с восторгом скачет вокруг, вызывает у меня смех. У неё будто пружины в ногах.
***
Как всегда, я думаю о Джемме. Я скучаю по ней и хочу, чтобы у меня был повод поехать в гости. Мои ноги лежат на кофейном столике, и Белла-Роуз устроилась на моих коленях. Телевизор включён, но я не особо его смотрю.
Я счастлив, что поездки Джеммы в реабилитационный центр станут реже – это означает, что ей лучше – но в то же время я боюсь, потому что это означает, что я буду видеть её всего несколько раз в неделю. Я и так вижу её недостаточно часто. В моём сердце зияет дыра, которую может заполнить только она. Мне не хватает части… лучшей части… её.
Мне бы хотелось позвонить или пойти к Кристин и увидеть Джемму лицом к лицу, но в то же время я хочу дать ей пространство, в котором она нуждается, так что отправляю ей сообщение.
«Привет».
Это такое жалкое сообщение. Я так много хочу сказать – всегда хочу – но заставляю себя продолжать маленькими шажками. Когда она будет готова к большему, она даст мне знать.
Я не жду ответа, но от этого не перестаю надеяться его получить. Моё желание исполняется через несколько секунд, когда сигналит телефон.
«Привет. Как ты?»
«Я хорошо, а ты?»
«Тоже хорошо. Я только что проявила мужество и набралась смелости, чтобы спросить Кристин, есть ли у неё фотографии бабушки и деда».
«И?»
Я жду её ответа, но вместо сообщения мой телефон начинает звонить. Я улыбаюсь как дурак, когда отвечаю.
– Привет.
– Привет, – отвечает она милым голосом, по которому я так скучаю. – Я подумала, будет проще, если я просто тебе позвоню. У меня уходит вечность на то, чтобы напечатать ответ, – она делает паузу, и я слышу, как она раздражённо выдыхает. – Я всё ещё пытаюсь привыкнуть к этой чёртовой штуке. Ты ведь не против, что я позвонила?
– Вовсе нет. Можешь звонить мне в любое время, ты же знаешь. Так что сказала Кристи?
– Она пошла за ними наверх, – я слышу в её голосе восторг. – После всего, что ты мне недавно рассказал, я не решалась спрашивать. Теперь я понимаю, почему в доме нет их фотографий. Очевидно, для неё это болезненное воспоминание.
– Да уж. Это жаль, но, полагаю, мы все делаем то, что нужно, чтобы справиться.
– Чем ты сейчас занят? – спрашивает она. – Рэйчел меня кинула. Ей пришлось вернуться в отель для видео-конференции с клиентом в Нью-Йорке.
– Ничем особым, а что? – я внутренне надеюсь, что её вопрос ведёт к приглашению приехать.
– Тебе стоит приехать и посмотреть с нами фотографии. Кристин сказала, что у неё целая коробка вещей наверху. Эмм… если только ты хочешь. Никакого давления. Я уверена, что ты занят. Я просто… эмм… я знаю, как они были тебе дороги.
Её нервное бормотание вызывает у меня улыбка. Она не понимает, что и дикие лошади не удержали бы меня на расстоянии? Я не только смогу её увидеть, но и с радостью вспомню бабушку и деда. Они и для меня были как родные, и я ненавижу, какой запретной была эта тема с их смерти.
– Я бы с радостью.
– Правда?
– Да.
«Я сделал бы что угодно, чтобы увидеть тебя», – хочется мне добавить, но я молчу. Мы с детства не скрывали своих настоящих чувств, так что к этому приходится привыкать.
– Отлично. Мы дождёмся тебя, прежде чем начинать. Я немного переживаю из-за того, как Кристин всё это воспримет.
Я согласен, это может пойти любым путём, но ей пора начинать вспоминать хорошие времена и перестать фокусироваться на плохих. Это единственный способ, которым я переживаю свою ситуацию с Джем.
Я оставляю Беллу-Роуз счастливо грызть жевательную кость и через полчаса останавливаюсь на подъездной дорожке Кристин.
– Привет, – шепчет Джемма, открывая дверь.
– Привет.
Боже, как приятно её видеть.
Она отходит в сторону, пропуская меня.
– Кристин в комнате отдыха.
– Почему мы шепчем? – с любопытной улыбкой спрашиваю я.
Она пожимает плечами, прежде чем ответить.
– Я не уверена, хорошая ли это идея. Она совсем затихла и просто смотрит на коробку на столе, будто та вот-вот соскочит и укусит её.
– Это хорошо, Джем. Да, она может расстроиться, но я думаю, ей пойдёт на пользу вспомнить позитивные времена и перестать фокусироваться на негативных.
– Знаешь, а ты прав, – уголки её губ приподнимаются в улыбке. – Я рада, что ты здесь.
Она тянется и кладёт ладонь на мою руку. Одно простое её прикосновение способно пробудить все нервные окончания в моём теле.
– Привет, Кристин, – говорю я, проходя в комнату отдыха и подходя к ней. Джемма была права, она выглядит напуганной.
– Привет.
Она остаётся сидеть, когда я останавливаюсь перед ней, так что я наклоняюсь и целую её в щёку.
– Я могу сделать нам всем кофе, прежде чем мы начнём, – говорит Джемма, нервно потирая руки.
– Звучит отлично. Хочешь, я помогу?
– Нет. Я справлюсь, – она напряжённо улыбается мне, прежде чем развернуться и выйти из комнаты.
– Как ты? – спрашиваю я Кристин, садясь рядом с ней.
– Я не уверена, смогу ли это сделать, – тихо говорит она.
– Ты знаешь, что сможешь, – я накрываю её руку своей. – Пора. Твои родители не хотели бы этого. Они хотели бы, чтобы ты помнила хорошие времена, а их было так много.
Она поворачивается лицом ко мне, и я вижу, что в её глазах блестят слёзы. Я могу посочувствовать тому, через что она проходит, я тоже потерял родителя. В каком-то смысле я потерял обоих. Не думаю, что я когда-нибудь по-настоящему переживу смерть своей матери, но попытки не фокусироваться на том страшном дне, а вместо этого вспоминать всё хорошее, помогли мне жить дальше.
– Было так много хорошего, – соглашается она, начиная улыбаться.
– Не делай этого только ради Джем, сделай ради себя. Держись за эти замечательные воспоминания, потому что это всё, что у тебя теперь есть. Это помогает… Я знаю.
– Ты прав.
Я убираю свою руку, и она наклоняется вперёд, потянувшись за большой шоколадного цвета коробкой, обитой кожей. Она делает глубокий вдох, медленно снимая крышку.
– Мама подарила мне эту коробку за ночь до того, как умерла. Думаю, она уже знала, что оставляет нас, чтобы быть с моим отцом. Она протянула её мне прямо перед тем, как уснуть. «Я хочу, чтобы она была у тебя», – вот всё, что она сказала. Она крепко обняла меня и сказала, как сильно меня любит. В тот момент я не подозревала, что последний раз слышу от неё эти слова, – она кладёт крышку рядом с коробкой и вытирает слёзы с глаз. – Я понятия не имею, что здесь. Я никогда не заглядывала внутрь.
– Ну, может быть, пора заглянуть. Она отдала её тебе не без причины.
– Вы начали без меня? – произносит Джемма, входя в комнату с большим деревянным подносом, на котором стоит кофе и тарелка печенья.
– Давай я тебе помогу, – встав, я встречаю её на полпути и забираю у неё из рук поднос.
– Я вчера вечером испекла печенье. Наверное, они не сравнятся с печеньем миссис Гарденер, но я надеюсь, что тебе понравится.
Я так тронут, что едва могу говорить нормально, когда отвечаю:
– Уверен, они будут вкусными.
Я осторожно ставлю поднос на стол, и Джемма подаёт одну чашку кофе Кристин.
– Держи, мам, – я замечаю, что в моём тоже есть молоко, но мне снова не хватает сил сказать ей. – Это твоё, – говорит она мне.
– Спасибо, – я тянусь за печеньем, прежде чем занять своё место рядом с Кристин, и Джемма садится с другой стороны от неё. Я на несколько секунд опускаю печенье в кофе, прежде чем положить его в рот. – Ммм, – когда мой взгляд поднимается к Джемме, я вижу, что она напряжённо смотрит на меня. – Вкуснятина.
Она робко улыбается, прежде чем сделать глоток кофе.
– Ты всегда макаешь еду в напитки? – она строит забавную рожицу, будто это странная привычка. Она не знает, что сама научила меня этому трюку.
– Не спеши смеяться, пока не попробуешь, – это были те же слова, которые она сказала мне много лет назад.
Она пожимает плечами, прежде чем наклониться и взять печенье. Она никогда не стеснялась пробовать новое. Это мне в ней нравилось.
Я забыл упомянуть то, что нельзя оставлять печенье в кофе надолго. Я не могу сдержать смех, когда она достаёт его, а половины не хватает. Выражение её лица бесценное. Её глаза расширяются, а лоб морщится, и она опускает взгляд на кружку.
– Есть правило двух секунд. Чуть дольше, и ты рискуешь, что оно размякнет и упадёт на дно чашки.
– Оу.
Милое хихиканье, которое срывается с её губ, как музыка для моих ушей. У неё всегда было отличное чувство юмора.
Кристин наконец делает шаг и достаёт из коробки кучу фотографий. Самая верхняя – чёрно-белое изображение молодых бабушки и деда. Они держат на руках ребёнка; предположительно, Кристин. У Кристин вырывается маленький одинокий всхлип, пока её палец легко проходит по изображению. Это первый раз, когда я вижу фотографию бабушки и деда в молодости. Они красивая пара. Джемма наклоняется и слегка улыбается мне, когда мы оба на автомате кладём ладони на ноги Кристин, чтобы успокоить её.
– Расскажи мне о них, – говорит Джемма, пока Кристин пролистывает фотографии, прежде чем передавать их нам. – Какой была твоя жизнь, пока ты росла?
– У меня есть очень приятные воспоминания из детства.
Джемма снова наклоняется и смотрит на меня. Я задумываюсь, думает ли она о воспоминаниях из нашего детства – о тех, о которых я писал в письмах.
– Это твой дедушка, – говорит Кристин, поднимая фотографию молодого деда в армейской форме. – Он участвовал во Второй мировой войне. Там он познакомился с моей мамой. Здесь должна быть её фотография. Я помню, что видела её в молодости, – она просматривает снимки, пока не находит нужный. – Вот. Она была медсестрой Красного креста.
– Я её знаю, – говорит Джемма, забирая снимок из рук Кристин, прежде чем я успеваю его увидеть. – Я помню её из больницы.
– Это невозможно. Этот снимок был сделан больше сорока лет назад, до того, как ты вообще родилась, – она наклоняется и берёт фотографию из рук дочери. Я вижу на её лице маленькую улыбку, пока она смотрит на снимок. – У неё была такая улыбка, что могла осветить всю комнату… Я так по ней скучаю, – она передаёт фотографию мне. – Вот ещё одна со времён войны.
– Это она, это определённо она, – шепчет Джемма.
– Невозможно, – отмахивается Кристин. – Как я сказала, ты даже не родилась, когда были сделаны эти снимки. Это было во время Второй мировой войны.
Игнорируя свою мать, Джемма переключает внимание на меня.
– Ты помнишь, что видел эту медсестру в больнице? – она передаёт мне другую фотографию. – Она работала в ночную смену, держала меня за руку и пела мне. Ты ведь её помнишь, да?
Обнадёженное выражение её лица тянет моё сердце, но я должен сказать ей правду.
– Нет. Я не могу честно сказать, что помню.
– Конечно, ты не помнишь, – огрызается Кристин, вставая и выходя из комнаты. Мой взгляд возвращается к Джемме, и я вижу, как она кусает нижнюю губу, чтобы попытаться скрыть дрожь.
Потянувшись, я беру её за руку.
– Я не вру, – шепчет она.
Глава 21
Джемма
Как только сажусь в машину Брэкстона, я достаю дневник, который засунула в свою сумочку. Я полночи сидела и перебирала остальное содержимое коробки. В конце для Кристин всё это стало слишком, так что она пошла в кровать и оставила меня одну.
– Что это? – спрашивает Брэкстон.
– Бабушкин дневник. Она писала во время войны.
– Ого.
– Я хочу прочитать тебе маленький отрывок. Это в тот день, когда она познакомилась с дедушкой – семнадцатое мая, 1941 года. Это просто доказывает, что я ничего не выдумываю.
«Прошло больше недели с тех пор, как у меня был шанс сесть и что-то написать. Я физически и морально истощена. Кажется, дни становятся длиннее, и потери растут тревожным темпом. Проведя время здесь, в Англии, я узнала, что война бессмысленна. Кровати стоят в коридорах из-за нехватки места в палатах, и если это продолжится, не пройдёт много времени, прежде чем у нас полностью закончится место. Я молюсь, чтобы этого никогда не произошло.
Я сделала своей миссией не привязываться к пациентам, но в одном конкретном случае, боюсь, я оплошала.
Рядовой Альберт Григгс был без сознания, когда его привезли три дня назад, и меня приставили помогать одному из докторов залатать его раны. Я давила на одну из больших ран на его лбу, когда он впервые открыл глаза.
– Вы ангел? – спросил он, сосредоточив на мне свои большие карие глаза. – Вы такая красивая, именно так я и представлял себе ангела.
– Я медсестра в госпитале.
– Значит, я не умер?
– Нет, вы более чем живой. Вы были ранены в миномётном обстреле, но вы в хороших руках. Доктор Адамс один из лучших.
Его лицо светится, когда он тянется за моей рукой, за мгновения до того, как снова теряет сознание.
Его рука не первая, чью я держала. Было много случаев, где я пыталась успокоить солдат, когда они боялись, или им было больно, или в те страшные моменты, когда я знаю, что они не переживут свои ранения. Держать кого-то за руку, когда он делает свои последние вдохи, это ощущение, от которого я никогда не восстановлюсь полностью.
В рядовом Григгсе есть что-то другое. В моём животе поселился лёгкий трепет, пока он сжимал мою руку. Такого со мной раньше никогда не случалось.
В последующие дни я чувствовала, как меня тянет к нему. Одни из самых тихих мгновений были проведены у его постели. Он всё ещё был без сознания, но я держала его за руку, прямо как в тот первый день, и пела ему; и когда он сжал мою руку, вернулся тот же трепет».
– Именно это она делала со мной, Брэкстон, – говорю я, поднимая взгляд от дневника. – Она держала меня за руку и пела мне. Ты ведь мне веришь?
Глаза Брэкстона слегка расширяются, прежде чем он говорит:
– Ты думаешь, есть шанс, что тебе это приснилось? Мне однажды снилась мама, через много лет после того, как умерла.
– Я не знаю. Может быть. Но всё казалось таким реальным, – сердцем я хочу верить, что это был больше, чем просто сон. Такое ощущение, что я узнала такую часть бабушки и дедушки, которую не знала даже прежняя я, и это приносит мне ощущение покоя. – Откуда мне было знать, что она пела дедушке?
– Этому у меня нет объяснения, Джем. Может, тебе рассказывали эту историю в детстве.
Я пожимаю плечами.
– Возможно.
– Если тебя это как-то утешит, мой сон о маме казался реалистичным. И меня это успокоило.
– Верить, что бабушка приходила ко мне, тоже меня успокаивает.
Он тянется через центральную консоль и кладёт руку мне на ногу, что придаёт мне уверенности.
– Тогда это всё, что имеет значение, Джем.
Его слова вызывают у меня улыбку, хотя всего через несколько мгновений моё настроение портится, когда звонит телефон Брэкстона, и я слушаю сообщение, оставленное на его голосовой почте.
«Привет, Брэкстон. Это Диана, – я сразу же задумываюсь, кто она такая. – Просто проверяю, как идут дела с Беллой-Роуз. Вы двое недавно, казалось, действительно сошлись. Если сможешь перезвонить мне, когда выдастся шанс, будет отлично».
– Белла-Роуз? – у меня так много вопросов, но это всё, что мне удаётся произнести.
Его глаза кратко переключаются на меня, прежде чем сосредоточиться обратно на дороге.
– Мне было одиноко без тебя, – тихо произносит он, и моё сердце падает.
Я знаю, что сама держу его на расстоянии вытянутой руки, но слышать его слова так больно. У меня тут же развивается неприязнь к Белле-Роуз, кем бы она ни была.
Я благодарна, когда мы останавливаемся на парковке реабилитационного центра через несколько минут, потому что я на грани слёз, что глупо. Я думала, чем он занимается в своё свободное время; теперь я знаю.
Моя логичная сторона знает, что с моей стороны не честно ожидать, что он будет ждать, когда я буду готова. Я даже не знаю, буду ли когда-нибудь готова, но сейчас я даже не могу разобрать все эмоции, которые испытываю: боль, грусть, ревность, разочарование и замешательство. За одно краткое мгновение весь мир рухнул вокруг меня.
– Тебе нет смысла оставаться, – говорю я, когда он заглушает двигатель и отстёгивает ремень безопасности. – У меня на сегодня всё равно есть планы.
Он хмурится от моего ответа.
– Всё в порядке. Я могу отвезти тебя куда нужно, когда мы закончим здесь.
– Не нужно, – я даже не могу смотреть ему в глаза, пока тянусь к дверной ручке. – Но спасибо, что подвёз. Хорошего дня.
– Эй, – он тянется и обхватывает ладонью мой локоть. – Всё нормально, Джемма?
Я бросаю на него взгляд через плечо и вижу на его лице замешательство.
– Всё в порядке, – вру я, выдавливая улыбку. – Увидимся позже, ладно?
– Ладно. Я заеду за тобой в пятницу утром, но надеюсь, что увижу тебя до этого, – моя первая мысль: «Я сомневаюсь в этом». – Если тебе что-нибудь понадобится, только позвони.
Я киваю, а затем быстро выхожу из машины и спешу к зданию. Я напишу ему сегодня и дам знать, что отныне буду ездить на приёмы на автобусе.
***
Проходит два дня, и я никак не связываюсь с Брэкстоном. Ну, он звонил и писал мне несколько раз – вчера даже приходил домой, но я притворилась, что сплю, когда Кристин поднялась в мою комнату – но я игнорировала его на всех фронтах. Я ужасно себя чувствовала из-за этого, но так было легче.
Он перевыполнил свою роль, помогая мне на пути восстановления. Пора его освободить и дать жить жизнью, которую он заслуживает. «Жизнью без меня». Почему от этой мысли мне хочется плакать?
Я слышу шаги по лестнице, так что быстро ложусь и поворачиваюсь к двери спиной. Кристин заметила перемены во мне, и я могу сказать, что она переживает. Я вернулась к своему прежнему способу справляться со всем… спрятавшись от остального мира. Полагаю, всё просто шло слишком быстро. Меня подхватил водоворот событий, прежде чем бросить обратно в реальность, и в процессе этого я пострадала от сильного удара по сердцу.
– Джемма, это я, – слышу я голос Рэйчел с другой стороны двери. – Ты не спишь?
Я переворачиваюсь на спину, прежде чем, наконец, сесть. Её я тоже избегала, но не могу так продолжать. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, а она всё, что у меня есть. Обременять Кристин своими проблемами не вариант. В данный момент она сама проходит через слишком многое.
– Нет, я не сплю. Проходи.
– Привет, – говорит она, открывая дверь и просовывая в комнату голову. – Я начинала думать, что ты меня избегаешь.
Я пожимаю плечами, скрещивая ноги перед собой.
– Я всех избегала.
Она садится на край кровати.
– Всё нормально? – когда она кладёт руку на мою ногу, я поднимаю взгляд на неё. – Боже, – произносит она, когда видит в моих глазах слёзы. Не колеблясь, она притягивает меня в объятия. – Что происходит? Расскажи мне.
Я не собираюсь признаваться, что опустошена мыслью о Брэкстоне и как-там-её… Белле-Роуз. Что это вообще за имя? Отстраняясь, я вытираю глаза.
– Наверное, всё становится немного слишком. Я думала, что всё в порядке, но очевидно, что это не так.
– Я понимаю, как тебе тяжело, но ты действительно начинала делать прогресс. Не делай шаг назад… тебе нужно продолжать двигаться вперёд.
– Легче сказать, чем сделать, – вздыхаю я, прежде чем продолжить. – Я даже больше не знаю, кто я.
– И никогда не узнаешь это, пока запираешься в этой комнате, – её слова иногда резкие, но она говорит прямо и по делу, и это мне в ней нравится, и прямо сейчас мне это нужно. – Джемма, которую я знаю, борец. Она боец. Она никогда не позволяет ничему её сразить.
– Ты говоришь так, будто дело не велико. Как бы ты себя чувствовала, если бы всё потеряла? Не только свою память, но и всю жизнь. Своего мужа, своих родителей, своих друзей, свой дом, свою карьеру… всё. Я потеряла всё это.
– В этом и дело. Ничего из этого ты не потеряла. Свою память, да… и свою работу, но это не большая потеря, твой начальник был придурком. Но что касается остального, мы все по-прежнему здесь. И мы никуда не денемся. Я знаю, что эта ситуация огромная. Знаю. Просто дай немного времени, и в итоге всё само разрулится.
– Я надеюсь на это.
Рэйчел отклоняется назад и смотрит на меня с растущей улыбкой.
– Знаешь, что тебе нужно?
– Что?
– Девичник. Только мы вдвоём. Будет как в прежние времена. Мы можем поужинать и, может быть, потом сходить потанцевать. Ты любишь танцевать.
– Правда? – кажется странным, что я этого не знаю.
– Да. У тебя получается отстойно, но ты всё равно это любишь.
– Я танцую не отстойно, – говорю я, шлёпая её по ноге, и она смеётся. – Правда отстойно?
– Ну, скажем так: в первый раз, когда мы вместе пошли танцевать, я действительно думала, что у тебя припадок.
– Что? – пищу я.
– Я шучу, – отвечает она, хватаясь за свой живот и падая спиной на кровать. Когда из глубины её горла вырывается громкий неистовый смех, я тянусь и снова шлёпаю её.
– Ты стерва.
Мой комментарий только вызывает у неё больший смех, и как бы я ни старалась не присоединяться к ней, это заразно.
Когда мы, наконец, берём свои эмоции под контроль, она заверяет меня, что мои танцы не так уж плохи, как она выставила – хотя тот факт, что она подавляет улыбку, когда говорит это, вызывает у меня недоверие.
– Значит, в субботу вечером… это свидание, верно? Ужин, танцы и много веселья.
– По поводу танцев ещё посмотрим, но да, я хотела бы пойти.
– Я чуть не забыла, Кристин просила меня передать тебе это, – она достаёт из заднего кармана джинсов конверт, и я сразу же узнаю почерк Брэкстона. Обычное волнение, которое я испытываю, получая одно из его писем, на этот раз отсутствует. Может, из-за того что мне по-прежнему больно, или может из-за того, что на этот раз я не уверена, что в нём будет. Это о моём прошлом – нашем прошлом – или письмо с пожеланием мне хорошей жизни, чтобы он мог убежать в закат с Беллой-Роуз?
– Спасибо, – говорю я, забирая у неё конверт и кладя его на прикроватную тумбочку. Я определённо не собираюсь открывать его перед ней… Я не уверена, открою ли его вообще.
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ…
Дорогая Джемма,
Семнадцатое сентября 2004 года. Для меня это был день смешанных эмоций. В тот день, когда мы выходили из школьного автобуса, я шёл вприпрыжку. Это была пятница, в конце концов, и это означало, что на все выходные ты была моей. С тех пор как ты стала моей соседкой, это были мои любимые дни недели.
Твоя мама приготовила для нас напитки и перекус, когда мы приехали домой. Теперь я был достаточно взрослым, чтобы оставаться одному – мне было почти шестнадцать – но я всё равно шёл к тебе домой каждый день после школы. Мой отец по-прежнему работал допоздна, так что я оставался и на ужин, и Кристин готовила ему тарелку к тому моменту, как он придёт домой. Прошло четыре года со смерти моей матери, но твоя мама всё равно присматривала за нами обоими.
Мы с тобой сидели за кухонным столом, разбираясь с домашним заданием, когда раздался звонок. Трубку взяла твоя мама.
– Это тебя, – прошептала она, прикрывая рукой трубку. – Думаю, это он.
Это тут же привлекло моё внимание.
– О боже! – провизжала ты, вскакивая со стула и спеша взять телефон. Что это за «он», чёрт возьми? Я был в полном замешательстве, и я признаю, немного злился. Но если честно, это была скорее ревность, чем что-либо ещё. Я не был готов делить тебя с другим парнем. – Алло?... Да, это Джемма… Ага… Правда?... Да, я бы с радостью, – односторонний разговор никак не помогал моему поднимающемуся давлению. – Хорошо, конечно… Нет, я завтра свободна.
Твой взгляд метнулся ко мне, и я уверен, что хмурился.
Улыбка на твоём симпатичном личике была огромной, когда взгляд переместился обратно к твоей маме, и я удивился, что оно не разорвалось пополам. Видеть тебя счастливой было одной из любимых моих вещей, но я быстро понимал, что всё иначе, когда твоё счастье включает в себя какого-то мужчину кроме меня. Ну, если только это не твой отец, или мой, или дедушка, или даже старик Дженкинс из газетного киоска… он был забавным и всегда заставлял нас смеяться своим дурацким чувством юмора.
Я не был против видеть, как любой из этих мужчин в твоей жизни вызывает у тебя улыбку, но это… в этом случае я был против, очень.
Я перестаю читать и кладу письмо себе на колени. Я могу понять всё, что он чувствовал в тот момент, потому что именно это я почувствовала, слушая его сообщение от Дианы. Часть меня не хочет слушать, что будет дальше, или с кем я разговариваю по телефону. Я не хочу, чтобы это был мальчик. Не хочу, чтобы кто-то встревал в нашу дружбу, и это сумасшествие. Это письмо было о нашем прошлом, так что, кто бы там ни был, это уже произошло. Нет ни единой чёртовой вещи, которую я могу сделать, чтобы это изменить.
Ты повесила трубку и завизжала так громко, что у меня зазвенело в ушах.
– Он хочет завтра со мной увидеться!
Я сидел в ошеломлении, когда ты прыгнула в руки матери.
– Это замечательные новости, милая, – сказала она. – Я так счастлива за тебя.
– Кто хочет с тобой завтра увидеться?
Я никогда не был жестоким человеком, но уже готовился разорвать его на части.
– Мистер Джефферис, – ответила ты. – У него своё кафе-мороженое в городе.
– Что?! Он старый. Ему почти пятьдесят, – мой тон был резким.
