Текст книги "Дорога перемен"

Автор книги: Джоди Линн Пиколт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

53
Оливер

Мои чувства включаются не сразу. Я никогда в жизни не терял сознание, никогда в жизни не просыпался в незнакомом месте, даже не представляя, где нахожусь. Но потом я, поморгав, различаю занавески с бахромой в комнате официантки Микки и начинаю вспоминать всю скверную ситуацию.

Сама Мика, скрестив ноги, сидит на полу чуть поодаль. По крайней мере, я помню, как ее зовут.

– Привет, – робко говорит она. У нее в руках цепочка, которую она плетет из оберток от жевательной резинки. – Ты напугал меня.

Я сажусь и потрясенно обнаруживаю, что на мне одни трусы. Я охаю и натягиваю на себя шерстяной, грубой вязки коричневый плед.

– Что-то…

– …между нами было? – улыбается Мика. – Нет. Ты оставался всецело предан своей многострадальной Джейн. По крайней мере, пока находился здесь.

– Ты знаешь о Джейн?

Интересно, что я ей наболтал?

– Ты только о ней три дня и говорил, пока не отключился. Я раздела тебя, потому что на улице страшная жара, и мне не хотелось, чтобы с тобой случился тепловой удар, пока ты наслаждался крепким сном.

Она пододвигает ко мне цепочку из оберток, и я, поскольку не нахожу ей лучшего применения, вешаю ее себе на шею.

– Я должен вернуть ее, – говорю я, пытаясь встать.

Но, к сожалению, я слишком резко меняю положение, и комната начинает кружиться у меня перед глазами. Мика тут же подскакивает и забрасывает мою руку себе на плечо, чтобы я не упал.

– Тихонько, – говорит она. – Тебе нужно поесть.

Но сама Мика готовить не собирается. Она достает альбом для фотографий и протягивает его мне. Внутри меню с доставкой на дом: пицца, тайская еда, китайская, цыплята на барбекю, здоровая пища.

– Даже не знаю, сама выбирай, – предлагаю я.

Мика изучает меню.

– По-моему, тайская кухня явно отпадает, потому что последние три дня ты ничего не ел. Думаю, подойдет тофу с соусом и хумус из листового салата.

– Звучит аппетитно. – Я привстаю на локтях и чувствую, что мое тело способно к такому напряжению. – Мика, а ты где спала? – интересуюсь я. Память меня не подводит – здесь только одна кровать и очень мало свободного пространства.

– Рядом с тобой на матрасе, – неопределенно отвечает она. – Не волнуйся, Оливер. Ты не в моем вкусе.

– Серьезно?

– Ты для меня слишком… как бы это выразиться… лощеный. Я люблю парней попроще.

– Ну конечно, какой же я дурак!

Мика звонит в вегетарианский ресторанчик.

– Через пятнадцать минут.

Внезапно я ощущаю, что на самом деле проголодался.

– А ты, случайно, не знаешь, есть ли здесь поблизости яблоневый сад?

Мика закатывает глаза.

– Оливер, ты в центре Бостона. Ближайший сад, о котором мне известно, – рынок Квинси.

– Сад находится где-то в Стоу. Или Мейнарде. Как-то так называется городок.

– Это где-то на востоке. Как и остальные яблоневые сады в Массачусетсе. Можешь позвонить в справочную.

Я переворачиваюсь на живот и тянусь за телефоном.

– Алло, – говорю я, когда на том конце провода отвечают. – Я ищу Джоли Липтона. В Стоу.

Мне сообщают, что такой человек там не проживает. Как и в Мейнарде. Как и в Бостоне.

– По-моему, ты говорил, что он у кого-то работает? – спрашивает Мика, которая как раз подстригает ногти на ногах латунными кусачками. Я киваю. – Тогда почему ты думаешь, что его имя будет в телефонном справочнике?

– Ищу иголку в стоге сена, да?

Она вытягивает ногу перед собой и любуется ею.

– Ой, это неприлично, да? Прости. Как ни крути, а ты посторонний человек. Когда ты отключился, я тут занималась своими делами. Переодевалась, делала гимнастику и тому подобное.

Переодевалась?

– На твоем месте, – продолжает она, – хотя я-то на своем, я бы поехала в Стоу и поспрашивала, не слышал ли кто-нибудь о Липтоне. Я к тому, что Стоу – это тебе не Бостон. Вполне вероятно, что он иногда заглядывает в семейный магазинчик или в парикмахерскую по соседству – или куда там у них еще ходят в деревне.

– Мика!

Она попала прямо в точку. И у меня нет другого выбора, как прочесать этот район Массачусетса и надеяться на лучшее. Я хватаю ее руку, которая совсем рядом, и целую.

– Кто сказал, что кавалеры перевелись? – удивляется девушка.

Раздается звонок в дверь, и она встает забрать заказанный соевый сыр.

Меня одолевают мысли о том, как я не спал с Айовы; как искренне верил, что все время со мной рядом была Джейн; как много мне нужно ей сказать. Я вскакиваю с матраса и собираю свои вещи, беспорядочно разбросанные по крошечной спальне. Включаю телевизор, автоматически настроенный на канал обеденных новостей. Я натягиваю брюки и переключаю каналы, пока не нахожу дикторшу с убаюкивающим голосом.

– Что ж, – произносит она как раз в тот момент, когда с овощным рогом изобилия ко мне подходит Мика, – продолжают предприниматься попытки освободить горбатого кита, который запутался в рыболовных сетях у побережья Глосестера.

– Что? – шепчу я, опускаясь на колени. Мика бросается ко мне, без сомнения, опасаясь, что я ударюсь головой о телевизор.

– Ученые из Провинстаунского центра прибрежных исследований вот уже четыре часа пытаются освободить Марбл, горбатого кита, который запутался в сетях, оставленных рыболовным судном. – Диктор улыбается в камеру, за ее спиной стандартное фото выпрыгивающего из воды кита. – В шестичасовых новостях мы расскажем вам подробности этой героической истории. К тому времени, мы надеемся, Марбл уже будет свободна.

Я хватаю пульт и переключаю на другой канал, где идет прямой репортаж из Глосестера. По словам корреспондента, самку кита обнаружили совсем недавно, и ученые теперь пытаются найти самый быстрый и безопасный способ ее освобождения. На заднем плане я вижу своего коллегу из Вудс-Хоула.

– Это Уинди Макгрилл.

– Ужас, правда? – кривит губы Мика. – Ненавижу все эти истории о китах.

– Как отсюда добраться до Глосестера?

– На машине.

– Тогда ты должна сказать, где моя машина.

– Я думала, ты собирался в Стоу.

Джейн… Я вздыхаю.

– Что ж, вот вам и дилемма. Дело в том, что я морской биолог. Я знаю повадки горбатых китов, наверное, лучше всех в Соединенных Штатах. Если я попаду в Глосестер, то смогу спасти кита. С другой стороны, если я отправлюсь в Стоу, шанс спасти мой брак очень велик.

– Оливер, – произносит Мика, – не мне тебя учить, что важнее.

Я беру телефон и звоню в Провинстаунский центр – по номеру, который я за столько лет еще не забыл.

– Это Оливер Джонс. Мне нужны координаты запутавшегося в сетях кита. Необходимо, чтобы вы связались с Уинди и передали ему, что я уже еду. Мне будут нужны два катера «Зодиак» с навесными моторами и мой гидрокостюм.

Я слышу, как секретарша, выслушав мои распоряжения, вскакивает. Приятно знать, что даже на таком расстоянии я внушаю уважение.

Мика недоуменно смотрит на меня.

– Разве не с этого все и началось?

– Мика, – я завязываю туфли, – я не стану совершать одну и ту же ошибку дважды. – Я наклоняюсь и целую ее в лоб. – Я высоко ценю твое великодушие и заботу. Теперь я обязан поделиться этой добротой с другими.

– Оливер, пойми меня правильно. Я тебя едва знаю… Но не позволяй себе с головой уходить в работу. Пообещай, что в ближайшие двадцать четыре часа поедешь в Стоу искать жену.

Я застегиваю рубашку, заправляю ее в брюки, потом провожу Микиной расческой по волосам.

– Обещаю, – серьезно говорю я.

О главном – своей семье – я не забуду. Не знаю, где они, – это как искать иголку в стоге сена! – но можно прибегнуть к средствам массовой информации и попросить Джейн с Ребеккой дать о себе знать. Кроме того, Джейн сможет мною гордиться. Исследованиями ради продвижения по карьерной лестнице Джейн не завоюешь, а вот помощью умирающему животному можно добиться ее расположения.

Мика отводит меня к машине, которая стоит в таком убогом месте, что я просто удивлен, что она осталась цела, но все колпаки и аксессуары на месте. Она дарит мне карту северного побережья Массачусетса и открытку с изображением «Голубой закусочной», написав на ней свое имя и номер телефона.

– Позвонишь и расскажешь, как все уладилось, – велит она. – Люблю счастливые концы.

54
Джейн

Все утро я провела с Сэмом и не помню, чтобы когда-либо испытывала такие противоречивые чувства. Он учил меня тому, о чем я понятия не имела. Если бы он сказал, что самое увлекательное событие в моей жизни – пройтись колесом по открытому полю, я бы, скорее всего, последовала его совету.

Мне очень нравится находиться в его компании, я узнаю много полезного, но не единожды за сегодняшний день ловлю на себе взгляды Ребекки, как будто дочь не может поверить, что я все та же мама, какой была еще три дня назад. Возможно, и не совсем та же – должна признать, что я радикально изменилась, – сейчас у меня настроение гораздо лучше. Я обязана ей все объяснить. Каждый раз, глядя ей в глаза, я вижу в них отражение Оливера, отчего сразу чувствую себя виноватой. Не поймите меня превратно: мы с Сэмом просто друзья. Нам хорошо вместе – разве это преступление? В конце концов, я же замужняя женщина. У меня есть дочь.

– Многое бы отдал, чтобы узнать, о чем ты задумалась, – говорит Сэм, глядя на меня с места водителя.

– Хочешь узнать, о чем я задумалась? Многое бы за это отдал? – смеюсь я. – Десять баксов – и ты в курсе.

– Десять баксов? Это же грабеж средь бела дня!

– Инфляция, что поделаешь.

Сэм высовывает локоть в открытое окно.

– А если я заплачу за твое мороженое?

Он везет нас полакомиться мороженым по дороге на пруд, где мы можем искупаться. Джоли, Ребекка и Хадли сидят в кузове на футболках, чтобы не обжечься о горячий металл, и во весь голос орут песни.

– Думаю о том, как объяснить Ребекке, почему мы неожиданно перестали ссориться, – признаюсь я.

– Не понимаю, каким образом ее это касается.

– Это потому, что у тебя нет детей. Я обязана ей объяснить. Иначе она перестанет мне доверять. А если она перестанет мне доверять, перестанет меня слушаться, все закончится очередной беременной пятнадцатилетней дурочкой, которая курит крэк.

– Оптимистичная картинка. Почему бы тебе просто не признаться ей, что ты наконец-то не устояла перед моим обаянием? – Он растягивает рот в улыбке.

– Да. Очень смешно.

– Скажи ей правду. Скажи, что мы вчера поговорили и достигли перемирия.

– А мы достигли?

– В некотором роде. Разве нет?

Я высовываю голову из окна. Ребекка замечает меня и отчаянно машет рукой. Неожиданно я вижу Хадли и Джоли у противоположной стороны кузова. Я отворачиваюсь.

– Но между нами что-то большее, – произношу я, не уверенная, что должна говорить дальше. А что, если я все это придумала?

Мы останавливаемся у знака. Сэм молчит секундой дольше, чем нужно.

– Джейн, – говорит он, – ты же понимаешь, почему мы так яростно ссорились, верно?

Я чувствую, как жарко в грузовике. Лоб покрывает испарина.

– Знаешь, – быстро отвечаю я, облизывая губы, – я где-то читала, что если на улице тридцать пять градусов, но влажность семьдесят процентов, то кажется, что на улице все семьдесят. Так писали в «Таймс». Они опубликовали невразумительную таблицу.

Сэм смотрит на меня и улыбается. Потом усаживается так, чтобы быть от меня как можно дальше.

– Ну ладно, – негромко произносит он.

У витрины с мороженым я издали наблюдаю за Сэмом. Он стоит, прислонившись к телефонному столбу, рядом с Хадли и Джоли, и говорит о преимуществах вездеходного велосипеда. Когда мы с Ребеккой остаемся наедине, она избегает смотреть мне в глаза.

Я решаюсь поговорить начистоту.

– Ребекка, насчет Сэма… – начинаю я. – Ну и что скажешь? Только честно. – Ребекка удивленно округляет глаза, как будто меньше всего ожидала, что я сама затрону эту тему. – Как видишь, мы утрясли разногласия, и мне кажется, что это тебя удивляет.

– Я его плохо знаю. На вид он довольно милый.

– Довольно милый для чего?

Я становлюсь прямо перед ней, чтобы она не смогла отвернуться, когда она говорит:

– Если ты спрашиваешь: «Можно ли с ним переспать?» – мой ответ: если хочешь, то переспи.

– Ребекка! – Я хватаю ее за руку. – Не знаю, что на тебя нашло, но иногда мне кажется, что ты уже не та девочка, которую я привезла с востока.

Я качаю головой, и когда она поднимает глаза, я опять это вижу: отражение Оливера.

Делаю глубокий вздох.

– Я знаю, что ты думаешь, что я предаю твоего отца.

Правда в том, что когда я с Сэмом, то совершенно не вспоминаю об Оливере. И мне это нравится. Впервые с тех пор, как мы уехали из Калифорнии, я чувствую себя по-настоящему свободной. С другой стороны, я никогда не задумывалась, на чем основана супружеская верность. Мне не приходилось об этом задумываться. Считается ли, что я изменяю Оливеру, если провожу время с мужчиной, который заставляет меня забыть о существовании мужа?

– Я понимаю, что все еще замужняя женщина. Неужели ты думаешь, что я каждое утро, видя тебя, не думаю о том, что оставила в Калифорнии? Целую жизнь, Ребекка, я оставила там целую жизнь. Бросила мужчину, который, по крайней мере в каком-то смысле, зависит от меня. Именно поэтому я иногда задаюсь вопросом, что я здесь делаю, на этой богом забытой ферме… с этим…

Я замолкаю, завидев вдали Сэма. Он подмигивает мне.

– С кем этим? – негромко уточняет Ребекка.

– С этим совершенно невероятным мужчиной. – Эти слова просто срываются у меня с губ, и с этой секунды я понимаю, что попалась.

Ребекка пятится, потирая подбородок, как будто бы ее ударили. Она отворачивается, и я пытаюсь представить выражение ее глаз, когда она повернется ко мне лицом.

– Как бы там ни было, что происходит между тобой и Сэмом?

Я чувствую, как заливаюсь краской от шеи до бровей. Обхватываю пылающие щеки руками, стараясь остановить этот процесс.

– Ничего, – шепчу я, обидевшись, что она могла такое обо мне подумать. Моя собственная дочь. – Абсолютно ничего! – Но у меня блуждают безумные мыслишки.

– Не думала, что вы двое сможете поладить.

– Я тоже. Но мне кажется, сейчас речь не о совместимости характеров.

Так мне кажется. Тогда о чем речь? Джоли стоит в голове очереди, жонглирует несколькими стаканчиками с мороженым.

– Нужно возвращаться, – говорю я, но не двигаюсь с места.

– Мне кажется, тебя влечет к Сэму, – констатирует Ребекка.

– Да брось ты! Я же замужем, забыла?

Слова слетают с губ автоматически. Замужем…

– А ты еще помнишь?

– Разумеется, я не забыла. Мы с твоим отцом женаты уже пятнадцать лет. Разве замуж выходишь не по любви?

– Это ты мне ответь, – говорит Ребекка.

Я прищуриваюсь.

– Конечно, по любви.

А там посмотрим, сможешь ли ты продолжать любить того, за кого вышла замуж. Но сейчас речь не об этом.

– Сэм для меня просто друг, – многозначительно говорю я. – Мой друг.

Если постоянно это повторять, и сам поверишь.

Среди зарослей, словно из ниоткуда, возникает пруд. Он квадратный и мерцающий, с трех сторон окруженный короткой, опаленной солнцем травой, а с четвертой – самодельным пляжем. Сэм говорит, что дно тут песчаное.

– Мне все равно, – весело отвечаю я. – Я плавать не собираюсь.

– Держу пари, ты передумаешь, – уверяет он.

– А я держу пари, что нет, – говорит Джоли. – Я двадцать лет пытаюсь затянуть ее в воду. – Он кладет укулеле, на котором играл, на полотенце и снимает футболку. На нем выцветшие полосатые плавки. – Я уже иду! – кричит он Хадли и Ребекке, которые ждут у воды.

Я начинаю аккуратно расстилать полотенца. Делаю это так, как мне больше всего нравится: чтобы все полотенца прилегали друг к другу, чтобы на них не попадал песок.

– Пойдем хотя бы к воде, – зовет Сэм.

Я поднимаю глаза и успеваю увидеть, как Хадли красиво ныряет головой вниз с одного из двух пирсов, доходящих до середины пруда.

– Ладно, – соглашаюсь я. Половину полотенец я расстелить не успела. – Но я только постою на берегу.

Хадли с Ребеккой на мелководье. Он подплывает под нее и усаживает себе на плечи, а потом встает – моя дочь возвышается над озером, как великанша. Она ныряет, всплывает на поверхность и убирает волосы с лица.

– Еще раз! – кричит она.

Я не успеваю заметить, как Сэм завел меня по щиколотку в воду.

– Не так уж и страшно, верно?

Вода теплее, чем я ожидала. Я киваю. Вглядываюсь в подкрашенную голубизну воды и замечаю их.

Если бы я не знала наверняка, то подумала бы, что мои ноги окружают миллионы скрюченных сперматозоидов. Я чуть ли не выпрыгиваю из воды, но Сэм тянет меня назад.

– Это всего лишь головастики, понимаешь? Из них вырастают лягушки.

– Я не хочу, чтобы они плавали вокруг меня.

– А у тебя нет выбора. Они тут раньше поселились. – Он опускает руки в воду. – В детстве, мальчишками, мы носили головастиков домой в ведре. Пробовали кормить их салатом, но они всегда погибали.

– Я не люблю лягушек, – признаюсь я.

– Только червей?

– Только червей, – улыбаюсь я.

– Лягушки удивительные создания, – говорит Сэм, беря меня за руку. – Умеют дышать и воздухом, и под водой. Ученые говорят, что лягушки – недостающее звено в эволюции. Утверждают, что люди произошли из океана, а лягушки – переходная стадия между водой и сушей.

– Откуда ты все знаешь?

Сэм пожимает плечами.

– Отовсюду понемногу. Я много читаю.

Вдалеке я слышу крик дочери. Я поворачиваю голову и вижу плавучий пирс, на который ее пытается втащить Хадли. Сэм какое-то время наблюдает за ними, потом поворачивается ко мне.

– Должно быть, восхитительно быть матерью.

Я улыбаюсь.

– Еще бы! Открываешь в себе первобытные животные инстинкты. Держу пари, что смогу отличить крик Ребекки от криков остальных детей.

Я вижу, как Ребекка грациозно подтягивается и на животе вползает на пирс.

Сэм отпускает мою руку и кивает на воду. Я обнаруживаю, что стою в воде по бедра. Я даже не заметила, как мы зашли сюда. Я подпрыгиваю, но мы слишком далеко от берега, и мне просто некуда деваться.

– Это дешевый, грязный трюк! – негодую я.

Сэм усмехается.

– Может быть, но он сработал.

Я чувствую, как он смотрит словно сквозь меня, поэтому, не поднимая глаз, отворачиваюсь.

– Пойду дальше заниматься полотенцами, а ты купайся.

Расстелить шесть полотенец много времени не занимает, поэтому я сажусь на краешек одного из них и наблюдаю, как остальные резвятся в пруду. Ребекка разбегается на мелководье и прыгает на Хадли, а он поднимает ее в воздух и пытается удержать, но в итоге оба падают в воду. Джоли лениво плавает на спине, это его любимый стиль, и выпускает сквозь зубы фонтанчики воды. А Сэм рисуется: пробегает по одному из деревянных пирсов, взмывает вверх, сложив свое крепкое загорелое тело в двойном кульбите, и ныряет. «Прямо как ребенок», – думаю я и вспоминаю, что он еще совсем молод.

Он взбирается на пирс и отвешивает поклон. Все отдыхающие, даже спасатель, ему аплодируют. Сэм снова ныряет и переплывает пруд под водой. Потом подходит и стряхивает на меня воду с волос. Так приятно быть мокрой.

– Без тебя скучно. Идем купаться, Джейн.

Я рассказываю ему историю о Джоли, о том, как он чуть не утонул, – с тех пор я не купаюсь. Временами, когда становится очень жарко, я окунаюсь в бассейн или брожу по колено в воде в океане. Но после случая с Джоли я никогда – просто не могу! – не ныряю. Боюсь последствий.

Сэм встает и складывает руки рупором.

– Эй, Джоли! – кричит он. – Тебе известно, что из-за тебя сестра не плавает?

Ребекка с Хадли загорают на пирсе. Я удивляюсь: как им может быть удобно на твердом дереве, без полотенец и футболок под головами? Обзор мне частично закрывают ноги Сэма, но когда он садится обсохнуть, я отлично вижу свою дочь. Она такая худенькая, что видны ребра под красным купальником. Ноги ее чуть раскинуты, а лежащая на пирсе рука нежно накрывает руку Хадли.

– Сэм, – киваю я на этих двоих, – не происходит ли чего-то такого, о чем я должна знать?

– Нет. Ребекка еще ребенок. А Хадли не дурак. Посмотри на них – они крепко спят. Они наверняка не осознают, что делают.

Я могла бы поклясться, что видела, как приоткрылись глаза Ребекки – блестящие и зеленые, но, может быть, я ошибаюсь.

Я забываю об этом и сижу на пляже, мысленно плавая с Сэмом. Он просит, чтобы я называла стиль, а он его демонстрирует. На середине дистанции я меняю стиль, и он переключается. Когда ему кажется, что дело плевое, я называю баттерфляй. Наблюдаю, как его руки рассекают воду, как появляется торс, а рот округляется и ловит воздух.

Перекусив, Сэм снова идет нырять, и я думаю, что он забыл обо мне. Но, окунувшись, он возвращается на пляж.

– Ты мне обещала, – напоминает он. – Сказала: после обеда.

– Ох, Сэм, ты же не станешь тянуть меня насильно?

– Ты мне доверяешь?

– И что с того? – Я начинаю вырываться.

– Доверяешь?

Я заставляю себя посмотреть ему в глаза. С ним я могла бы пройтись по углям, могла бы сплясать на костре!

– Да, – выдыхаю я.

– Отлично!

Сэм подхватывает меня на руки, как будто собирается перенести через порог.

Я настолько ошеломлена, почувствовав прикосновение его кожи к своему телу, что не обращаю внимания, куда он направляется. До сих пор соприкасались лишь наши руки, но сейчас я чувствую его грудь, шею, пальцы. За исключением Оливера, я еще никогда не была так близко к мужчине. Сэм решительно входит в воду. Кажется, я теряю голову. Нужно бежать от него.

– Сэм! – умоляю я. – Сэм, я не могу!

Я начинаю паниковать: сейчас я утону! Я обязательно умру. В объятиях другого мужчины.

Сэм резко останавливается. Я на мгновение забываю, где мы и что здесь делаем.

– Ты плавать умеешь?

– Да, – признаюсь я, готовая все объяснить.

Да, но… О ноги Сэма плещется вода.

– Нет! – кричу я.

Но он не останавливается, только крепче прижимает меня к себе. Вода уже касается пальцев на ногах. Я перестаю вырываться, когда брызги начинают лететь в лицо.

В эти несколько мгновений я вижу своего брата, который, попав в подводное течение, молотит руками по воде у Плам-Айленда.

– Не поступай так со мной, – шепчу я.

Словно издалека я слышу, как Сэм говорит, чтобы я не волновалась. Обещает вернуться на пляж, если я захочу. Уверяет, что не отпустит меня. Я ощущаю вокруг тяжелую, давящую толщу воды. В последнее мгновение я слышу голос Сэма.

– Я буду рядом, – уверяет Сэм. – Ничего не случится. Я не позволю.

Он наполняет своим обещанием мои легкие, и я ухожу под воду.