Текст книги "Последнее правило"
Автор книги: Джоди Линн Пиколт
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц)
– Джейкоб, – говорю я, как только вижу парня на следующее утро, – нам нужно поговорить.
Я иду за ним через стоянку, чуть поотстав от остальных, чтобы поговорить с глазу на глаз.
– Вам известно, что нет специального термина для мужчины-шлюхи? – спрашивает Джейкоб. – Я имею в виду, есть жигало, но подразумевается, что он получает деньги в обмен…
– Довольно, послушай, – вздыхаю я. – Мне очень жаль, что ты нас застал. Но я не собираюсь извиняться за то, что мне нравится твоя мама.
– Я мог бы вас уволить, – говорит Джейкоб.
– Попробуй. Но все зависит от судьи, поскольку слушания по делу уже начались.
– А если он узнает о вашем непристойном поведении с клиентом?
– Она не мой клиент, – отвечаю я. – Мой клиент ты. В любом случае, мои чувства к твоей матери лишь придают мне решимости выиграть дело.
Он молчит.
– Я больше не буду с вами разговаривать, – бормочет Джейкоб и ускоряет шаг, пока почти бегом не пускается вверх по ступенькам в здание суда.
Ава Ньюкомб, судебный психиатр, ключевая фигура моей защиты. Если ей не удастся убедить присяжных, что из-за некоторых особенностей синдрома Аспергера Джейкоб мог убить Джесс Огилви, на самом деле не понимая, что поступает неправильно, – тогда Джейкобу грозит тюрьма.
– Доктор Ньюкомб, дайте юридическое определение невменяемости.
Она высокая, уверенная в себе, отличный профессионал – так и притягивает взгляд. «Пока, – думаю я, – все идет хорошо».
– Определение гласит: во время совершения деяния подсудимый не понимал, что хорошо, что плохо, вследствие серьезного умственного дефекта или заболевания.
– Вы не могли бы привести нам пример такого умственного дефекта или заболевания?
– Заболевания, связанные с психотической оторванностью от реальности, например шизофрения.
– Это единственное психическое заболевание, когда вступает в силу закон о невменяемости?
– Нет.
– Синдром Аспергера приводит к психотической оторванности от реальности?
– Нет. Но здесь можно говорить о других симптомах, которые могут помешать человеку с синдромом Аспергера в определенный период времени провести грань между «хорошо» и «плохо».
– Например?
– Всепоглощающее сосредоточение на определенном предмете, настолько, что у человека с синдромом Аспергера может развиться навязчивая идея, которая является помехой в обыденной жизни и даже переходит границы закона. Один раз у меня был пациент, который настолько зациклился на лошадях, что его постоянно арестовывали за незаконное проникновение в местные конюшни. В настоящее время Джейкоб увлечен криминалистикой и расследованием происшествий. Это стало очевидно в процессе нашей беседы, как и то, что он зациклен на телевизионном сериале «Блюстители порядка»: он ведет подробные записи о содержании каждой серии.
– Каким образом подобной зацикленностью можно объяснить показания, которые мы уже слышали в суде?
– Мы слышали, что Джейкоб все чаще и чаще появлялся на месте происшествия благодаря своему радио, настроенному на полицейскую частоту, – говорит психиатр. – А смерть Джесс Огилви – часть детально продуманного преступления. Улики были сфабрикованы таким образом, чтобы указывать на похищение и в конечном итоге привести к обнаружению жертвы. Существует вероятность того, что представившаяся возможность самому воссоздать место происшествия, а не просто наблюдать со стороны за вымышленными преступлениями, привела Джейкоба к тому, что он пошел против правил, законов и морали. Он думал только о том, что творит настоящее место преступления, которое будут расследовать правоохранительные органы. В данном случае зацикленность на криминалистическом анализе привела Джейкоба к иллюзорному убеждению, что в тот момент смерть Джесс Огилви была неотъемлемой частью его изучения криминалистики. Как бы дико это для нас ни звучало, но жертва становится «побочными потерями» на пути достижения высшей цели.
– Но разве Джейкоб не понимал, что убийство карается законом?
– Абсолютно не понимал. Он образец послушания, когда речь идет о соблюдении правил, он понимает разницу между добром и злом, не учитывая обстоятельства. Тем не менее в тот момент Джейкоб не мог себя контролировать. Он не понимал природу и последствия своих деяний и не сумел бы остановиться, даже если бы захотел.
Я едва заметно хмурюсь.
– Но мы так же слышали, что Джесс Огилви и Джейкоб были невероятно близки. Это как-то на него повлияло?
– Есть еще одна причина, которая указывает на то, что в случившемся с Джесс сыграл свою роль синдром Аспергера. Люди, страдающие этим синдромом, имеют искаженное мышление и не могут поставить себя на место другого человека, чтобы представить, что этот человек может думать или чувствовать. Поясню для неспециалистов: они не умеют сочувствовать. Например, если бы Джесс заплакала, Джейкоб не стал бы ее утешать. Он может знать, что когда у людей на глазах слезы, то они обычно грустят. Но он доходит до этого вывода логическим путем, а не на эмоциональном уровне. Для людей с синдромом Аспергера отсутствие сочувствия – нейробиологический дефицит, который оказывает влияние на поведение. В случае с Джейкобом он умалил и без того неспособность юноши понять, как его действия отразятся на Джесс.
– Но все же, доктор, – возражаю я из любви к искусству, – одно дело не подать носовой платок, когда девушка плачет, а совсем другое убить ее, чтобы она сыграла роль жертвы в сценарии преступления.
– Разумеется. – Психиатр поворачивается к присяжным. – И, по-видимому, именно это сложнее всего понять неспециалисту. Мы ищем мотив этого ужасного преступления. Принимая во внимание мою беседу с Джейкобом и доктором Мурано, я полагаю, что ответ лежит в ссоре, которая случилась в воскресенье между Джейкобом и Джесс. «Визитная карточка» синдрома Аспергера – слабое социальное взаимодействие. Поэтому человек с синдромом Аспергера обладает наивным и очень ограниченным представлением об отношениях, что заставляет его выходить на контакт в неприемлемой форме. Это приводит к разочарованию и даже вспышкам гнева, если отношения складываются не так, как он себе представлял. – Она смотрит на Джейкоба. – Не знаю, что произошло между Джейкобом и Джесс перед ее смертью, однако полагаю, что Джейкоб обожал свою наставницу. Но по иронии судьбы его стойкая вера в то, что хорошо и что плохо, которая должна бы удержать от преступного поведения, на самом деле неожиданно привела к обратным результатам. Если Джесс отклонила ухаживания Джейкоба, он мог решить, что она поступила неправильно по отношению к нему, что жертва – он.
– И что потом? – спрашиваю я.
– Он дал сдачи. Ударил, не понимая, что совершает.
– Больше вопросов не имею, – говорю я и сажусь. Смотрю на Джейкоба, который посылает мне разгневанные взгляды. Эмма смотрит прямо перед собой. Похоже, сегодня она решила не замечать моего существования.
Встает Хелен Шарп.
– Диагноз «синдром Аспергера» был поставлен многим детям. Из ваших слов следует, что в мире полным-полно бомб с часовым механизмом? Что в любой момент, если мы не так взглянем на одного из этих детей, он может броситься на нас с ножом?
– Нет, на самом деле все обстоит как раз наоборот. Люди с синдромом Аспергера не склонны к насилию. Поскольку у них отсутствует живое воображение, они не нацелены на причинение вреда другому человеку. Честно говоря, они вообще не задумываются над чувствами других людей. Если человек с синдромом Аспергера все-таки становится агрессивным, то лишь бесхитростно преследуя определенный интерес, в состоянии паники либо в момент, когда совершенно несведущ в подобающем социальном взаимодействии.
– Правда ли, доктор, что большинство подсудимых признаны невменяемыми на основании психотической оторванности от реальности?
– Да.
– Но синдром Аспергера не психотическое расстройство? – уточняет Хелен.
– Нет. Он больше напоминает расстройство личности, характеризуемое перцепционными и межличностными искажениями.
– С точки зрения закона, разве отсутствие психотического фактора не указывает на то, что человек несет личную – и криминальную – ответственность за свои деяния?
Психиатр ерзает в кресле.
– Да, но для синдрома Аспергера есть «лазейка». Научно нельзя доказать, что люди с синдромом Аспергера по-другому воспринимают субъективную действительность, но с другой стороны, гиперчувствительность к свету, звуку, вкусу и текстуре недвусмысленно указывает именно на это. Если их соизмерять, то можно было бы провести четкие параллели между психозом и синдромом Аспергера.
Мне в бок тычется локоть Джейкоба. Он передает мне чистый лист бумаги.
– Если это правда, – продолжает допрос Хелен, – значит ли это, что человек с синдромом Аспергера не понимает свое место в мире? Не осознает действительность?
– Именно так. Вот поэтому он и подпадает под юридическое определение невменяемости, мисс Шарп.
– Разве это не ваши слова, что зацикленность Джейкоба на криминалистике привела к тому, что он воспользовался смертью Джесс Огилви, чтобы создать собственное место преступления?
– Мои.
– Но разве эта преднамеренность и тонкий расчет не свидетельствуют о том, что в тот момент он прекрасно понимал, что делает?
Доктор Ньюкомб пожимает плечами.
– Это всего лишь предположение.
– Вы также упомянули неспособность к сочувствию. – Хелен подходит к месту для дачи свидетельских показаний. – Вы назвали это одной из характерных черт синдрома Аспергера.
– Верно.
– Это эмоциональная плоскость или когнитивная?
– Эмоциональная.
– Неспособность сопереживать указывает на невменяемость, доктор?
– Нет.
– Верно ли утверждение, что подсудимый признается невменяемым, если в момент совершения деяния он не понимал, что хорошо, а что плохо?
– Да.
– Это эмоциональная плоскость или когнитивная?
– Когнитивная.
– Таким образом, неспособность сопереживать просто говорит о том, что человек холоден, бессердечен, не чувствует сожаления, – делает вывод Хелен, – но из этого не следует, что он не понимал природу и последствия своих действий.
– Обычно эти понятия идут рука об руку, – возражает доктор Ньюкомб.
– Правда? – удивляется Хелен. – Наемный убийца мафии тоже не испытывает сочувствия, когда убивает свои жертвы, но от этого он не признается невменяемым, а просто психопатом.
Джейкоб снова толкает меня локтем, но я уже на ногах.
– Возражение! – заявляю я. – Что за вопрос кроется за высокопарной речью мисс Шарп?
– Позвольте мне, – говорит доктор Ньюкомб, поворачиваясь к судье и испрашивая у него разрешения. – По-видимому, мисс Шарп пытается провести параллель между человеком с синдромом Аспергера и психопатом. Однако аутисты не проявляют внешнее обаяние, как поступают психопаты. Не пытаются манипулировать людьми. У них не хватает для этого социальных навыков, и, откровенно говоря, они чаще становятся жертвами психопатов, чем хищниками.
– И тем не менее, – не сдается Хелен, – за Джейкобом было замечено агрессивное поведение, не так ли?
– Мне об этом ничего неизвестно.
– За два дня до смерти Джесс они ведь повздорили, судя по показаниям свидетелей – сотрудников пиццерии?
– Да, но не было угрозы физического насилия…
– А как насчет того, что в прошлом году его отстранили от занятий за нападение на одноклассницу?
Передо мной громоздилась куча чистых бумажек, но я снова отмахнулся от них.
– Продержись еще чуть-чуть, – сквозь зубы говорю я Джейкобу, потом делаю знак судье. – Возражаю…
– Я перефразирую вопрос. Вам известно, что Джейкоба отстранили от занятий за нападение на одноклассницу?
– Да, я помню, что доктор Мурано упоминала об этом факте. Однако, похоже, мотив был тот же самый – межличностные отношения не совпали с представлениями Джейкоба. Он почувствовал себя униженным и…
– Дал сдачи, – не дает закончить прокурор. – Верно?
– Да.
– Поэтому погибла Джесс Огилви?
– По моему мнению, да.
– Скажите, доктор, – продолжает Хелен, – был ли Джейкоб не в себе, когда расставлял по алфавиту компакт-диски в доме Джесс, после ее смерти?
– Да.
– А когда триста метров тащил ее тело в дренажную штольню за домом?
– Да.
– Был ли он не в себе, когда аккуратно усаживал ее и укрывал своим одеялом, складывал ее руки на коленях?
Доктор Ньюкомб едва заметно дергает подбородком.
– Был ли он не в себе несколько дней спустя, когда наведался к трупу Джесс и позвонил в 911, чтобы тело обнаружила полиция?
– Думаю, что да, – негромко отвечает психиатр.
– В таком случае, скажите мне, доктор, – интересуется Хелен Шарп, – когда же Джейкоб пришел в себя?
ЭММА– Они лгут! – горячо восклицает Джейкоб, как только мы остаемся одни. – Они все лгут!
Я видела, как с каждой минутой допроса судебного психиатра он все больше и больше взвинчивается. Несмотря на то что Джейкоб передавал бесчисленное количество записок Оливеру, тот не просил объявить перерыв, пока Хелен Шарп не закончила «охоту». Честно признаться, я не знала, что случилось бы, если бы он отказался впустить меня во время перерыва, если бы продолжал злиться после вчерашнего происшествия, но, по-видимому, я оказалась меньшим из двух зол, поэтому мне был разрешен доступ в комнату сенсорной релаксации, а Оливеру – нет.
– Мы же обсуждали это, Джейкоб, – говорю я. – Помнишь? Признание тебя невменяемым ничего не значит, это лишь даст присяжным повод оправдать тебя. Это такой же способ, как сообщить в школе, что у тебя синдром Аспергера. Это ничего в тебе не изменило… просто помогло учителям лучше понять, как тебя учить.
– Мне плевать на защиту! – не слушает Джейкоб. – Я говорю о том, что приписывают мне эти люди.
– Ты же знаешь, как работает судебная система. Бремя доказательств лежит на обвинении. Если Оливер сможет найти свидетеля, который предложит другой сценарий произошедшего, у присяжных возникнут сомнения, и тогда они не смогут вынести приговор. – Я касаюсь руки сына. – Это как дать человеку книгу, дорогой, и сказать, что возможна другая концовка.
– Но я не хотел, чтобы она умирала, мама! Я не виноват. Я знаю, это был несчастный случай. – В глазах Джейкоба стоят слезы. – Мне так ее не хватает.
У меня ком в горле.
– Ох, Джейкоб? – шепчу я. – Что ты наделал?
– Я поступил правильно. Почему нам не рассказать все присяжным?
Я не хочу слышать его слова, потому что моя очередь давать показания, а это означает, что я не смогу солгать, если прокурор спросит меня, что говорил Джейкоб о смерти Джесс. Я хочу убежать, чтобы слышать только биение своего сердца, а не признание сына.
– Потому что иногда самое трудное, – негромко говорю я, – услышать правду.
ОЛИВЕРВот что мне известно.
До того как мы попросили сделать последний перерыв, Джейкоб нервничал и не находил себе места.
Теперь, когда мы вернулись в зал суда, нервничает и места себе не находит уже Эмма.
Я провожу процедуру установления личности, устанавливаю, кем она приходится Джейкобу, подхожу к свидетельской трибуне и делаю вид, что роняю ручку. Когда я наклоняюсь, чтобы ее поднять, шепчу Эмме: «Только дыши».
Что, черт побери, могло случиться за те пятнадцать минут, что их не было?
– Назовите свое место работы, миссис Хант.
Она молчит, опустив глаза на колени.
– Миссис Хант?
Она вздрагивает.
– Не могли бы вы повторить вопрос?
«Сосредоточься, милая», – мысленно наставляю я.
– Ваше место работы. Чем вы занимаетесь?
– Раньше я вела колонку «Советы читателям», – тихо произносит она. – После того как Джейкоба арестовали, меня попросили взять больничный.
– Как получилось, что вы начали вести колонку?
– От отчаяния. Я стала матерью-одиночкой с младенцем на руках и трехлетним малышом, у которого неожиданно проявилось аутистическое поведение. – С каждым словом голос ее крепнет и становится громче. – В нашем доме не переводились психотерапевты, которые целыми днями пытались удержать Джейкоба, чтобы он не ускользнул от меня в свой мирок. Я должна была найти работу, но не могла выходить из дому.
– Расскажите, как Джейкобу был поставлен диагноз.
– Он был совершенно здоровым, счастливым ребенком, – говорит Эмма и смотрит на Джейкоба. Секунду она не может вымолвить ни слова, потом качает головой. – Ему сделали прививки, и через неделю я перестала узнавать своего необычайно нежного, общительного и разговорчивого мальчика. Он вдруг начал лежать на боку и крутить колеса игрушечных машинок, вместо того чтобы катать их по гостиной.
– Что вы предприняли?
– Все, – отвечает Эмма. – Джейкоб прошел через прикладной поведенческий анализ, трудотерапию, психотерапию, речевую терапию. Я посадила его на безглютеновую и безкозеиновую диету. Давала ему витамины и добавки, которые помогли родителям других детей-аутистов.
– И это дало результат?
– В некотором роде. Джейкоб перестал изолироваться. Он смог существовать в мире – разумеется, с определенными ограничениями. Наконец его диагноз из «общее расстройство аутистического спектра» изменился на «общее расстройство развития», а потом нам поставили диагноз «синдром Аспергера».
– Если ли луч надежды в этом диагнозе?
– Конечно, – уверенно говорит Эмма. – Джейкоб удивительно ироничен, он самый умный человек, какого я знаю. Если мне нужна помощь, когда я занимаюсь уборкой, или разгружаю посудомоечную машину, или просто хочу пройтись, он всегда готов поддержать компанию. Он сделает все, о чем я его попрошу. Он также не станет делать то, что я прошу его не делать. Я, вероятно, единственная мать, которой никогда не придется волноваться, что ее сын употребляет наркотики или распивает спиртные напитки.
– Должно быть, как матери вам приходится нелегко.
– Все вышеперечисленное, что характеризует Джейкоба как идеального сына, одновременно отличает его от обычного ребенка. Всю свою сознательную жизнь Джейкоб тянулся к сверстникам, но я постоянно видела, как смеются над ним и отвергают его. Вы не можете себе представить, каково это растягивать губы в улыбке, когда твой сын получает медаль за то, что пропустил больше всех подач в бейсболе. А когда привозишь его в школу и он выходит из машины в огромных наушниках, которые помогают ему изолироваться от шумных и людных коридоров, то приходится закрывать глаза, чтобы не видеть, как другие дети смеются за его спиной.
– Если бы я пришел к вам во вторник, – спрашиваю я, – на что я обратил бы внимание?
– На еду. По вторникам еда должна быть красной. Клубника, малина, томатный суп. Суши из тунца. Жареное мясо с кровью. Свекла. Если еда не красная, Джейкоб очень нервничает, иногда он уходит к себе в комнату и перестает с нами разговаривать. У каждого дня недели свой цвет, в еде и в одежде. В его платяном шкафу вещи висят согласно цветам радуги, и вещи разных цветов не должны соприкасаться. – Она поворачивается к присяжным, как мы и репетировали. – Джейкоб нуждается в режиме. Каждое утро он встает в двадцать минут седьмого, даже по выходным. Он точно знает, в котором часу должен выйти из школы, когда вернуться домой. Он никогда не пропускает сериал «Блюстители порядка», который идет по кабельному ежедневно в половине пятого. Во время просмотра он делает записи в своих дневниках, несмотря на то что некоторые серии видел уже раз по десять. Он всегда кладет свою зубную щетку с левой стороны раковины, садится на заднем сиденье со стороны водителя, даже если оказывается единственным пассажиром в машине.
– Что происходит, если нарушается привычный уклад жизни Джейкоба?
– Он очень расстраивается, – отвечает Эмма.
– Поясните суду.
– В детстве он кричал или у него случалась истерика. Сейчас он, скорее всего, уйдет в себя. Лучше всего это объяснить так: вы будете видеть Джейкоба, но его не будет рядом.
– У вас есть еще один сын, не так ли?
– Да. Тео. Ему пятнадцать.
– У Тео тоже синдром Аспергера?
– Нет.
– Вещи Тео тоже висят согласно цветовому спектру?
Она качает головой.
– Чаще всего они кучей валяются на полу.
– Он по вторникам тоже ест только красную пищу?
– Он ест все, что не прибито гвоздями, – отвечает Эмма, и кто-то из женщин-присяжных смеется.
– Случается, что Тео не хочет с вами разговаривать?
– Разумеется. Он же обычный подросток.
– Существует ли разница между тем, как замыкается в себе Тео и как Джейкоб?
– Естественно, – отвечает Эмма. – Тео не разговаривает со мной, потому что не хочет, а Джейкоб не идет на контакт, потому что не может.
– Вы предпринимали шаги, чтобы помочь Джейкобу лучше адаптироваться в социальных ситуациях?
– Да. – Она молчит, потом откашливается. – Я наняла частного наставника, чтобы помочь ему развить способность к социальной адаптации, – Джесс Огилви.
– Джейкобу нравилась Джесс?
Глаза Эммы наполняются слезами.
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Ему было с ней спокойно, а он не со многими людьми не чувствует напряжения. Она заставляла его совершать… Она сподвигала его на то, что он никогда бы… – Эмма замолкает и закрывает лицо руками.
«Какого черта?»
– Миссис Хант, – заканчиваю я допрос, – спасибо. Больше вопро…
– Подождите! – восклицает она. – Я еще… не все сказала.
Вот так новость! Я едва заметно отрицательно качаю головой, но Эмма не сводит глаз с Джейкоба.
– Я просто… хотела сказать… – Она поворачивается к присяжным. – Джейкоб сказал мне, что не желал ей смерти, он не виноват…
Мои глаза чуть не вылезают из орбит. Этого мы не обговаривали. Опасная территория!
– Возражаю! – выкрикиваю я. – Показания с чужих слов.
– Вы не можете возражать собственному свидетелю, – с радостной улыбкой отзывается Хелен.
Но я не собираюсь давать волю собственному свидетелю, а то он загубит не только себя, но и нас всех.
– Тогда я закончил, – заявляю я и сажусь рядом с Джейкобом, внезапно испугавшись, что сажусь не я один.
