Текст книги "Последнее правило"
Автор книги: Джоди Линн Пиколт
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)
Однажды в старшей школе школьный психолог, миссис Инверхолл, дала мне тест на выявление способностей, чтобы определить мое будущее. Первой в списке рекомендуемых мест работы, учитывая мои способности, была должность следователя по расследованию несчастных случаев на воздушном транспорте – таких во всем мире меньше пятидесяти человек. Номером два стояла должность хранителя музея китайско-американских учений. Номер три – клоун в цирке.
Я абсолютно уверен, что «адвоката» в перечне не было.
Спустя некоторое время после окончания школы до меня дошли слухи, что этот школьный психолог рано вышла на пенсию и переехала в Айдахо в коммуну утопистов, где нарекла себя Благословенной и сейчас разводит альпак.
По виду Френсис Гренвилл непохоже, что она в скором времени будет разводить лам на ферме. На ней блуза, застегнутая на все пуговицы, крепко сцепленные руки лежат на коленях – мне кажется, что на ладонях останутся отпечатки ее ногтей.
– Миссис Гренвилл, – начинаю я, – назовите свое место работы.
– Старшая школа Таунсенда.
– Как давно вы работаете там школьным психологом?
– Десятый год.
– Что входит в ваши обязанности? – спрашиваю я.
– Я помогаю ученикам с поиском колледжа, помогаю пройти отбор. Пишу рекомендации тем, кто поступает в колледж. Занимаюсь с учениками, которые сталкиваются с поведенческими трудностями во время обучения в школе.
– Вы знакомы с Джейкобом?
– Знакома. Поскольку он занимается по ИУП, я непосредственно участвовала в организации его школьного дня, чтобы обеспечить его особые потребности.
– Вы можете пояснить суду, что значит ИУП?
– Индивидуальный учебный план, – объясняет она. – Это учебная программа, направленная, согласно федеральному закону, на улучшение качества образования для детей с ограниченными возможностями. Каждый учебный план уникален и учитывает особенности определенного ребенка. Например, для Джейкоба был составлен перечень правил, которых необходимо придерживаться в школе, потому что он лучше воспринимает структурированную информацию и определенный режим.
– Вы встречались с Джейкобом помимо вопросов, связанных с обучением?
– Да, – отвечает миссис Гренвилл. – Случалось, что на него жаловались учителя за позерство перед классом.
– Как это?
– В одном случае он продолжал утверждать, что учитель биологии ошибается, после того как последний привел на уроке некие факты. – Она замолкает. – Мистер Хаббард объяснял структуру ДНК. Он расположил аденин в паре с аденином вместо тимина. Когда Джейкоб указал ему на ошибку, мистер Хаббард рассердился. Джейкоб не понял, что учитель раздражен, и продолжал указывать на неточность. Мистер Хаббард отправил его к директору школы за срыв урока.
– Джейкоб объяснил, почему он не понял, что учитель сердится?
– Да. Он сказал, что злое лицо мистера Хаббарда больше напоминает лица людей, когда они радуются.
– Это соответствует действительности?
Миссис Гренвилл поджимает губы.
– Я замечала, что мистер Хаббард ухмыляется, когда сердится.
– Вы случайно не знаете, правильно ли располагать в паре аденин с аденином?
– Как оказалось, прав был Джейкоб.
Я смотрю на скамью подсудимых. У Джейкоба улыбка до ушей.
– Случались еще инциденты, когда вам приходилось приходить Джейкобу на помощь?
– В прошлом году он попал в неприятность из-за девушки. Она очень расстроилась из-за плохой оценки и каким-то образом убедила Джейкоба в том, что если он на самом деле хочет быть ее другом, то должен подойти к учителю математики и послать его… – Она опускает взгляд. – На три буквы. В наказание Джейкоба оставили после уроков, а позже он встретил эту девушку и схватил ее за горло.
– А что произошло потом?
– Их увидел учитель и оттащил его от девушки. Джейкоба на две недели отстранили от занятий. Если бы не индивидуальный учебный план и не понимание того, что его спровоцировали, Джейкоба наверняка бы отчислили.
– Каким образом вы пытались внести коррективы в социальное поведение Джейкоба в школе?
– Он посещал занятия по социальной адаптации, но потом мы с Эммой Хант решили пригласить для Джейкоба частного наставника. Мы подумали, что лучше моделировать особые ситуации, которые обычно его расстраивают, чтобы он учился более конструктивно с ними справляться.
– Вы нашли наставника?
– Да. Я позвонила в университет, там прозондировали почву в учебной части. – Она смотрит на присяжных. – Джесс Огилви первая откликнулась на нашу просьбу.
– Джейкоб с ней встречался?
– Да, с осени.
– Миссис Гренвилл, с тех пор как Джесс Огилви стала наставником Джейкоба, бывали случаи, что он выходил из себя?
Она качает головой.
– Нет, ни разу.
– Свидетель ваш, – говорю я Хелен.
Встает прокурор.
– Мистер Хаббард, учитель биологии, рассердился, а Джейкоб этого не понял?
– Именно.
– Вы хотите сказать, что у Джейкоба с этим проблемы? С пониманием того, когда на него сердятся?
– Да, исходя из того, что мне известно о синдроме Аспергера.
– Во втором упомянутом вами случае Джейкоб на спор обругал учителя, а потом напал на девушку, которая спровоцировала его, верно?
– Да.
– Разве Джейкобу не говорили, что нельзя использовать физическую силу при разрешении проблем?
– Разумеется, говорили, – отвечает психолог. – Он знал, что это школьное правило.
– Тем не менее нарушил его? – уточняет Хелен.
– Нарушил.
– Несмотря на то что, согласно вашим собственным показаниям, для Джейкоба чрезвычайно важно следовать правилам?
– Несмотря на это, – подтверждает миссис Гренвилл.
– Он вам объяснил, почему нарушил это правило?
Миссис Гренвилл медленно качает головой.
– Он сказал, что просто дал сдачи.
Хелен размышляет над сказанным.
– Вы также показали, миссис Гренвилл, что с тех пор как Джейкоб стал заниматься с наставником, в школе он не выходил из себя.
– Верно.
– По-видимому, он изливал свой гнев после школы, – говорит Хелен. – Вопросов больше нет.
Сегодня слушания по делу отложили рано, потому что у судьи Каттингса был запланирован визит к доктору. Когда последние зрители покидают зал, я собираю свои бумаги и запихиваю их в портфель.
– Что ж, – обращаюсь я к Эмме, – я бы хотел заглянуть к вам и обсудить, что ты будешь говорить в суде.
Краем глаза я замечаю, как к нам направляются Тео с Генри.
– Мне казалось, мы уже все обсудили, – многозначительно ответила Эмма.
Это правда. Но будь я проклят, если вернусь в свою контору, когда знаю, что Генри с ней под одной крышей!
– Никогда не мешает повторить, – замечаю я. – У нас две машины. Зачем вам всем тесниться в одной. Может быть, поедешь со мной?
Я смотрю Эмме прямо в глаза.
– Отличная идея! – отвечает она. – Джейкоб, может быть, и ты поедешь?
Вот так и получилось, что я плетусь в хвосте у арендованной Генри машины, рядом со мной, на пассажирском сиденье, Джейкоб – его удалось усадить сюда после небольшой истерики, потому что он предпочитает ездить на заднем сиденье, а в моем грузовичке такового не имеется. Он крутит радио, которое ловит только станции АМ-диапазона, потому что мой автомобиль настолько древний, что его, наверное, собрали еще при Моисее.
– Ты знаешь, почему станции АМ-диапазона лучше ловятся ночью? – спрашивает Джейкоб. – Потому что верхние слои атмосферы лучше отражают радиосигналы, когда солнце меньше разогревает своими лучами верхние слои атмосферы.
– Спасибо, – отвечаю я, – без этого я бы не заснул.
Джейкоб удивленно смотрит на меня.
– Правда?
– Нет, я шучу.
Он скрещивает руки на груди.
– Слышал бы ты себя в суде! Я не «догоняю» сарказм. Я сосредоточен только на самом себе. В любой момент я могу совершенно потерять голову, становлюсь сумасшедшим.
– Ты не сумасшедший, – возражаю я. – Просто я хочу, чтобы присяжные признали тебя с точки зрения закона невменяемым.
Джейкоб резко откидывается на спинку сиденья.
– Я не большой любитель навешивать ярлыки.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда мне впервые поставили диагноз, мама испытала облегчение, потому что решила, что это как-то может помочь. Я вот о чем: учителя считают, что детям, которые читают книги, предназначенные ученикам на восемь классов старше, и делают сложные математические вычисления уже в третьем классе, не нужна специальная помощь, несмотря на то что они являются предметом постоянных насмешек. Диагноз помог мне получить ИУП, что по-своему хорошо, однако произошли изменения и в худшую сторону. – Джейкоб пожимает плечами. – Наверное, я ожидал, что со мной произойдет то же, что и с моей одноклассницей, у которой огромное красное пятно на пол-лица. К ней подходят и прямо спрашивают, что это такое, а она объясняет, что это родимое пятно и оно не болит. Точка. Никто не спрашивает, можно ли заразиться родимым пятном, как вирусом, никто не прекращает с ней играть из-за пятна. Но как только ты признаешься, что аутист, собеседник начинает говорить громче, как будто ты глухой. И то, за что раньше хвалили – необычайно острый ум или по-настоящему отличная память, – внезапно становится чертами, которые делают тебя еще более странным. – На мгновение он замолкает, потом поворачивается ко мне. – Не я аутист. У меня аутизм, а еще у меня каштановые волосы и плоскостопие. Поэтому я не понимаю, почему меня всегда называют «ребенок с синдромом Аспергера».
Я не отрываю взгляда от дороги.
– Потому что лучше быть ребенком с синдромом Аспергера, чем человеком, который убил Джесс Огилви, – отвечаю я.
Остаток пути мы молчим.
Символично, что Генри появился в тот день, когда еда не была исключительно «по Аспергеру». Эмма приготовила бифштекс с печеным картофелем и подливкой и безглютеновые шоколадные пирожные. Если Генри и заметил отсутствие зеленых овощей – или, в данном случае, пищи не коричневого цвета, – он ничего не сказал.
– Значит, Генри, вы занимаетесь программированием? – начинаю я разговор.
Он кивает.
– Сейчас я занимаюсь тем, что интерпретирую расширяемый язык разметки для веб-приложений «укажи и щелкни» для Ай-пи-фона, что оживит четыре сотни современных американских этнических блюд, придаст им остроту китайских трав и специй.
Он начинает пятнадцатиминутную лекцию о компьютерном программировании, понятную лишь посвященным. Никто из нас его не слушает.
– Похоже, яблоко от яблони недалеко упало, – замечаю я.
– На самом деле я работаю на компанию «Эдоби»,[21]21
Здесь игра слов, яблоко по англ. «apple».
[Закрыть] – замечает Генри.
Смеемся только мы с Тео. Интересно, а Генри кто-нибудь ставил диагноз?
– Вы женились второй раз, не так ли?
Я смотрю на Эмму.
– Да. У меня две дочери, – отвечает он и тут же добавляет: – Вдобавок, разумеется, к двум сыновьям.
– Разумеется, – подтверждаю я и разламываю пирожное пополам. – Когда вы уезжаете?
– Оливер! – одергивает меня Эмма.
Генри смеется.
– Все зависит от того, как долго продлится суд. – Он откидывается на стуле. – Эмма, ужин был великолепен.
«Подожди до Синей пятницы!» – думаю я.
– Мне стоит подыскать гостиницу. Я не спал целых тридцать шесть часов и валюсь с ног от усталости, – признается Генри.
– Оставайся здесь, – приглашает Эмма, и мы оба – и я, и Генри – удивленно смотрим на нее. – Глупо заставлять тебя тащиться бог знает куда, если завтра утром мы вместе едем в суд, ведь так? Тео, отец будет спать у тебя в комнате, а ты ляжешь на диване.
– Что? – возмущается Тео. – Почему это я должен уступить свою комнату? Почему не Джейкоб?
– Поставлю вопрос по-другому, – отвечает Эмма. – Ты станешь спать на диване или будешь помогать мне успокаивать Джейкоба после очередного приступа?
Тео, разозлившись, вскакивает из-за стола.
– Где взять чертовы подушки?
– Я никого не хочу… – начинает Генри.
– Эмма, – вмешиваюсь я, – можно тебя на минутку?
– Сейчас. Ты хотел поговорить о свидетельских показаниях? – Она поворачивается к Джейкобу. – Дорогой, ты не мог бы убрать со стола и загрузить посудомоечную машину?
Джейкоб встает и начинает убирать посуду, а я тяну Эмму наверх.
– Нужно найти спокойное место, – говорю я и веду женщину в ее собственную спальню.
Раньше я никогда не заходил сюда. Тут тихо, все в прохладных зеленых и бирюзовых тонах. На комоде дзэн-сад с грабелькой и тремя черными камнями. На песке кто-то написал «НА ПОМОЩЬ!».
– Я волнуюсь только о перекрестном допросе, – признается Эмма.
И это единственное, что она успевает сказать, прежде чем я хватаю ее в охапку и целую. И тоже не слишком нежно. Как будто изливаю на нее переполняющие меня чувства, которые не могу выразить словами.
Когда она высвобождается из моих объятий, губы у нее розовые и припухшие, и я тут же снова бросаюсь к ней, но она кладет руку мне на грудь, чтобы сдержать мой порыв.
– Боже мой! – На ее лице появляется улыбка. – Ты ревнуешь!
– А к чему, черт побери, все эти экивоки? «Глупо заставлять тебя тащиться…»
– Так и есть. Он отец мальчиков, а не просто посторонний с улицы.
– Значит, он будет спать здесь, прямо за этой стеной?
– «Спать» – ключевое слово в этом предложении, – говорит Эмма. – Он здесь ради Джейкоба. Поверь мне, у Генри нет скрытых мотивов.
– Но раньше ты его любила.
Она удивленно приподнимает брови.
– Неужели ты думаешь, что я все пятнадцать лет сидела и тосковала по нему? Ждала момента, когда он опять войдет в эти двери, чтобы я могла спрятать его наверху в спальне и соблазнить?
– Нет, – отвечаю я. – Но я бы не стал сбрасывать его со счетов.
Она секунду пристально смотрит на меня и заливается смехом.
– Ты не видел его идеальную маленькую женушку и идеальных дочурок. Поверь мне, Оливер, я не являюсь любовью всей его жизни, той, что он не может забыть.
– Ты моя любовь, – признаюсь я.
Улыбка сползает с ее лица. Она встает на цыпочки и целует меня в ответ.
– Разве это тебе не нужно?
Мы оба вздрагивает от голоса Джейкоба и отстраняемся друг от друга. Он стоит в дверях, одна рука лежит на ручке двери, в другой он держит мой портфель.
– Ты только что… – Он подыскивает слова. – Вы двое…
Не говоря больше ни слова, он с такой силой швыряет в меня портфель, что я охаю, когда его ловлю. Он бежит по коридору в свою комнату и хлопает дверью.
– Что он видел? – лихорадочно спрашивает Эмма. – Когда он вошел?
Внезапно в дверях появляется Генри. Он озадаченно смотрит в ту сторону, где скрылся Джейкоб, потом переводит взгляд на Эмму.
– У вас все в порядке?
Эмма поворачивается ко мне.
– Думаю, тебе лучше поехать домой, – говорит она.
ЭММАКогда я вхожу в комнату Джейкоба, он согнулся над столом, мурлычет себе под нос песню Боба Марли и яростно пишет поперек зеленой книги для записей:
1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, 89, 144, 233
Я беру из его рук карандаш, и он поворачивается на своем вращающемся стуле.
– «Я сделала тебя рогоносцем, милый?» – с горечью произносит он.
– Никаких цитат из фильмов, – говорю я Джейкобу. – Особенно из «Остина Пауэрса». Я знаю, что ты расстроен.
– Еще бы! Я-то думаю, что мама обсуждает с моим адвокатом свидетельские показания, которые будет давать в суде, а вместо этого она засовывает ему в горло свой язык! Да, есть от чего расстроиться.
Я усмиряю вспыхнувшую внутри злость.
– Во-первых, я абсолютно готова давать показания. Во-вторых, я не собиралась его целовать. Само собой получилось.
– Такие вещи сами собой не случаются, – возражает Джейкоб. – Ты либо хочешь, чтобы это произошло, либо нет.
– Что ж, тогда ладно: думаю, за пятнадцать лет одиночества я заслужила, чтобы кто-то обратил на меня внимание.
– Не «кто-то», – говорит он, – а мой адвокат.
– Он всецело поглощен твоим делом, Джейкоб.
– Да плевать на него! Если он не будет справляться, я всегда могу его уволить. Но ты, – вопит он, – как ты могла так со мной поступить? Ты моя мать!
Я встаю лицом к нему, так близко, что наши пальцы ног соприкасаются.
– Мать, которая положила на алтарь всю свою жизнь, чтобы заботиться о тебе, – отвечаю я. – Мать, которая настолько тебя любит, что не задумываясь поменялась бы с тобой местами. Но это не означает, что я не заслуживаю счастья.
– Что ж, надеюсь, ты будешь на седьмом небе, когда я проиграю этот суд из-за того, что ты была слишком занята развратом.
И вдруг я отвешиваю ему пощечину.
Не знаю, кто из нас больше удивлен. Я никогда в жизни не била Джейкоба. Он прижимает ладонь к щеке, где алеет отпечаток моей ладони.
– Прости! Боже мой, Джейкоб, прости меня! – извиняюсь я, и слова наскакивают друг на друга. Я убираю его руку, чтобы посмотреть на дело рук своих. – Сейчас принесу льда, – говорю я, а он смотрит на меня так, как будто никогда раньше не видел.
Поэтому, вместо того чтобы уйти, я сажусь на кровать и прижимаю его к себе, как делала в детстве, когда он был еще маленьким, а окружающий мир слишком огромным для него. Я раскачиваюсь из стороны в сторону, чтобы не пришлось ему.
Постепенно он обмякает.
– Джейкоб! – окликаю я. – Я не хотела тебя обидеть.
И лишь после того как он кивает, я понимаю, что повторила те же самые слова, которые Джейкоб сказал мне о Джесс Огилви.
За годы приступов, припадков и истерик я сдерживала Джейкоба, сидела на нем, держала, как вазу, – но никогда раньше не била. Я знаю неписаные правила: «Хорошие родители никогда не поднимают руку. Поощрение действеннее наказания». Однако одного-единственного мгновения разочарования хватило, чтобы понять: я не могу одновременно быть матерью, в которой он нуждается, и женщиной, которой хочу быть, – и как отрезало.
Неужели с Джейкобом произошло нечто подобное?
Вечером Оливер звонил четыре раза, но я не отвечала, когда на определителе высвечивался его номер телефона. Может быть, так я себя наказывала, а может, просто не знала, что сказать.
В начале третьего ночи дверь моей спальни приоткрылась. Я тут же села на постели, ожидая появления Джейкоба. Но вошел Генри. На нем были штаны от пижамы и футболка с надписью «Другого места как 127.0.0.1 не найдешь».
– Я заметил, что у тебя горит свет, – сказал он.
– Не спится?
Генри покачал головой.
– А тебе?
– Нет.
Он указал на край кровати.
– Можно?
Я подвинулась. Он присел, но не отводил взгляда от подушки за моей спиной.
– Знаю, – начала я, – это может показаться немного странным…
– Нет, просто теперь я сплю на левой стороне, как и ты. Интересно, как так получилось?
Я откидываюсь на изголовье кровати.
– Существует много вопросов, на которые у меня нет ответа.
– Я… не понял, из-за чего, собственно, весь сыр-бор, – деликатничает Генри. – Но слышал крики.
– Да. Бывали ночки и поспокойнее.
– Я должен извиниться перед тобой, Эмма. Во-первых, за то, что свалился как снег на голову. По крайней мере, я должен был спросить разрешения приехать. У тебя и без меня забот хватает. Похоже, я думаю исключительно о себе.
– К счастью, у меня большой опыт общения именно с такими людьми.
– Это второе, за что я хотел извиниться, – продолжает Генри. – Я должен был быть рядом все те ночи, когда раздавались крики, когда случались… приступы и все остальное, что является частью жизни Джейкоба. Сегодня в зале суда я узнал о нем больше, чем за все эти восемнадцать лет. Я должен был быть рядом, чтобы помочь в трудную минуту.
Я улыбаюсь.
– В этом мы не похожи. Я бы хотела, чтобы ты был здесь в радости. – Я смотрю поверх его плеча в коридор. – Джейкоб милый, смешной, такой умный, что иногда ставит меня в тупик. И очень жаль, что тебе не довелось узнать его таким.
Он протягивает руку поверх одеяла и пожимает мою.
– Ты хорошая мать, Эмма, – говорит он, и мне приходится прятать глаза, потому что я тут же вспоминаю о нашей ссоре с Джейкобом. Потом Генри спрашивает: – Убил он?
Я медленно поворачиваюсь к нему.
– А разве это имеет значение?
Я могу припомнить единственный случай, когда отругала Джейкоба. Ему тогда исполнилось двенадцать, и он не поздравил меня с днем рождения. Не подарил открытку, не приготовил подарка, даже не обнял, хотя всю неделю я усиленно ему намекала. Поэтому в тот вечер, приготовив ужин, я резче, чем обычно, поставила перед ним тарелку и стала напрасно ждать – как всегда! – что Джейкоб скажет «спасибо».
– А как насчет небольшой благодарности? – взорвалась я. – Почему не оценить то, что я для тебя делаю?
Сбитый с толку Джейкоб посмотрел в тарелку, потом на меня.
– Я готовлю тебе ужин. Складываю белье. Вожу тебя в школу и забираю оттуда. Ты когда-нибудь задумывался, зачем я это делаю?
– Потому что это твоя работа?
– Нет, потому что я люблю тебя, а когда любишь, делаешь для человека все, не ожидая благодарности.
– Но ты же ждешь благодарности, – упрекнул он.
Именно тогда я поняла, что Джейкобу никогда не постичь, что такое любовь. Он бы поздравил меня с днем рождения, если бы я прямо попросила об этом, но сделал бы это не от сердца. Нельзя заставить человека любить; любовь идет изнутри, а Джейкоб устроен по-другому.
Я помню, как выскочила из кухни и какое-то время сидела на крыльце при свете луны, который в действительности и светом-то не является, – так, слабое отражение солнца.
