Текст книги "Последнее правило"

Автор книги: Джоди Линн Пиколт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

РИЧ

– Что вам здесь нужно? – спрашивает Эмма Хант.

– Как ни странно, нам поступил звонок по 911.

– Я не звонила в по… Джейкоб! – восклицает она, разворачивается и взлетает по лестнице.

Я вхожу в дом и вижу Тео, который недоуменно смотрит на меня.

– Мы не собираемся делать пожертвования в профсоюз полицейских, – саркастически замечает он.

– Спасибо. – Я киваю на лестницу. – Я… мне… можно войти?

И, не ожидая его ответа, направляюсь в комнату Джейкоба.

– Жестоко с тобой обращаюсь? – слышу я крик Эммы, когда подхожу к двери. – Да тебя за всю жизнь и пальцем никто не тронул!

– Есть физическое насилие, а есть моральное, – возражает Джейкоб.

Эмма кивает на меня.

– Я никогда не поднимала на сына руку. Хотя сейчас они так и чешутся.

– У меня для тебя три слова, – говорит Джейкоб. – Доктор! Генри! Ли!

– Криминалист? – Я абсолютно ничего не понимаю.

– Завтра он выступает в университете Нью-Гемпшира, а она говорит, что мне нельзя туда поехать.

Эмма смотрит на меня.

– Теперь вы видите, с чем мне приходится иметь дело?

Я поджимаю губы, размышляя.

– Позвольте мне минутку поговорить с ним наедине.

– Серьезно? – Она смотрит на меня в упор. – Разве три часа назад вы не присутствовали в зале суда, когда судья разъяснял, какие шаги следует предпринимать при ведении допроса Джейкоба?

– Это не допрос, – заверяю я ее. – Я буду разговаривать не как полицейский.

Она машет рукой.

– Мне плевать. Делайте, что хотите. Оба.

Когда на лестнице стихают ее шаги, я сажусь рядом с Джейкобом.

– Тебе известно, что нельзя звонить в 911, если только ты не попал в настоящую беду?

Он хмыкает.

– Тогда арестуйте меня. Ой, постойте-ка, я и так уже под арестом!

– Ты слышал о мальчике, который постоянно кричал «Волк! Волк!»?

– Я ни слова не сказал о волках, – отвечает Джейкоб. – Я сказал, что со мной жестоко обращаются, – так оно и есть. Мне представился единственный шанс встретиться с доктором Ли, а она даже не стала в это вдумываться. Если я достаточно взрослый, чтобы допрашивать меня без опекуна, почему я не могу пойти на автобусную остановку и самостоятельно отправиться в Нью-Гемпшир?

– Ты достаточно взрослый. Просто ты опять окажешься в тюрьме. Ты этого хочешь? – Краешком глаза я замечаю выглядывающий из-под подушки ноутбук. – Почему твой компьютер под одеялом?

Он достает его и обхватывает двумя руками.

– Я подумал, что вы украдете его, как забрали остальные мои вещи.

– Я их не крал. У меня был ордер на обыск. В свое время ты все получишь назад. – Я смотрю на него. – Знаешь, Джейкоб, мама просто тебя защищает.

– Заперев дома?

– Нет, это сделал судья. Чтобы ты не нарушил условия выхода под залог.

Мы секунду молчим, потом Джейкоб бросает на меня косой взгляд.

– Я не понимаю ваш голос.

– Ты о чем?

– Вы должны злиться, потому что я заставил вас приехать. Но вы не злитесь. И в полицейском участке, когда мы беседовали, вы тоже не злились. Вы относились ко мне, как к старому приятелю, но в конце концов все же арестовали. А друзей не арестовывают. – Он хлопает руками между коленями. – Честно сказать, люди для меня загадка.

Я киваю в знак согласия.

– Откровенно говоря, и для меня тоже, – признаюсь я.

ТЕО

Что ж это копы так зачастили в наш идиотский дом?

Я хочу сказать: арестовали Джейкоба – ну и пусть дальше все идет по закону!

Ладно, я понимаю, что на этот раз их вызвал сам Джейкоб. Но могли бы просто позвонить и заставить отменить вызов. Тем не менее полиция – в частности, вот этот коп – так и маячит у нас на пороге. Он только что говорил с мамой, а сейчас я слышу, как он болтает с Джейкобом о личинках, которые заводятся на теле через десять минут после смерти.

А теперь объясните, какое именно отношение это имеет к звонку в 911, а?

Вот что я думаю: детектив Метсон пришел к нам не для того, чтобы поговорить с Джейкобом.

И уж точно не для того, чтобы поболтать с мамой.

Он пришел, потому что знает: чтобы попасть в комнату Джейкоба, ему нужно пройти мимо моей спальни, значит, он может заглянуть ко мне, по крайней мере, дважды.

Может быть, кто-нибудь заявил о пропаже компьютерной игры?

Может быть, он просто ждет, что я дам слабину, упаду к его ногам и признаюсь, что это я был в доме Джесс Огилви незадолго до прихода брата. А потом он посоветует этой сучке-прокурорше вызвать меня в качестве свидетеля обвинения. И заставить давать показания против Джейкоба.

По этим причинам и еще по десятку других, которые я еще не придумал, я закрываю дверь и запираюсь изнутри, поэтому, когда детектив Метсон снова проходит мимо моей комнаты, мне не нужно встречаться с ним взглядом.

ДЖЕЙКОБ

Никогда бы не подумал, что Рич Метсон окажется не полным идиотом.

Например, он рассказал мне, что можно по форме черепа определить пол, потому что у мужчин подбородок квадратный, а у женщин – закругленный. Он рассказал мне, как ездил на «Ферму трупов» в Ноксвилл, штат Теннесси, где на целом акре земли находятся трупы на разных стадиях разложения – и судебные антропологи могут отслеживать воздействие окружающей среды и насекомых на процесс гниения.

Это, конечно, не доктор Генри Ли, но достойный утешительный приз.

Я узнаю, что у него есть дочь, которая, как и Джесс, теряет сознание от вида крови. Когда я рассказал ему об этой особенности Джесс, его лицо перекосилось, как будто он учуял нечто ужасное.

Через некоторое время я обещаю, что больше не буду звонить в полицию и жаловаться на маму, если только она не станет наносить мне тяжкие телесные повреждения. А он убеждает меня, что главное сейчас – извиниться перед ней.

Когда я провожаю его вниз, мама меряет шагами кухню.

– Джейкоб хочет вам кое-что сказать, – сообщает он.

– Детектив Метсон пришлет мне снимки разлагающихся трупов, – говорю я.

– Не это. Другое.

Я выпячиваю губы, потом закусываю. Делаю так дважды, как будто растворяя слова во рту.

– Я не должен был звонить в полицию. Это все импульсивность Аспергера.

Лицо мамы застывает, как и лицо детектива. Лишь произнеся эти слова, я понимаю, что они, вероятно, списывают смерть Джесс на импульсивность, присущую человеку с синдромом Аспергера.

Другими словами, заговаривать об импульсивности как следствии моего заболевания – немного необдуманно.

– Полагаю, мы все уладили, – говорит детектив. – Приятного вам вечера.

Мама касается его рукава.

– Спасибо вам.

Он смотрит на нее, как будто собирается сказать нечто важное, но вместо этого произносит:

– Не за что меня благодарить.

Когда он уходит, поток холодного уличного воздуха окутывает мои лодыжки.

– Тебе что-нибудь приготовить? – спрашивает мама. – Ты так и не обедал.

– Нет, спасибо. Пойду прилягу, – говорю я, хотя на самом деле просто хочу побыть один. Я понял: когда вам что-то предлагают, а вы не хотите, собеседник в действительности не хочет слышать правду.

Она пробегает глазами по моему лицу.

– Ты заболел?

– Нет, со мной все в порядке, – отвечаю я. – Правда.

Я чувствую ее пристальный взгляд, когда поднимаюсь по лестнице.

Я не собирался ложиться, но все-таки ложусь. И, похоже, засыпаю, потому что внезапно рядом со мной оказывается доктор Генри Ли. Мы склонились над телом Джесс. Он разглядывает зуб, лежащий в ее кармане, ссадины на спине. Заглядывает в ноздри.

«Да, – говорит он, – понимаю. Я вижу, почему тебе пришлось сделать то, что ты сделал».

ДЕЛО 8: Один на шесть миллиардов

В восьмидесятых и девяностых годах в районе городов Сиэтл и Такома, штат Вашингтон, были обнаружены тела более пятидесяти женщин. Жертвы в большинстве своем были проститутками или сбежавшими из дому подростками. Тела находили либо в реке Грин-ривер, либо неподалеку. Преступник получил прозвище «Убийца с Грин-ривер». Имя преступника оставалось неизвестным, пока на помощь не пришла наука.

В начале восьмидесятых годов при вскрытии патологоанатомам и судмедэкспертам удалось извлечь ДНК из небольшого количества спермы, которую оставил убийца. Результаты анализа подшили в дело, но в то время этот научный метод был малоэффективен: не хватало материала для сравнения.

Гэри Риджуэй, арестованный в 1982 году по обвинению одной проститутки, являлся подозреваемым по делу об убийствах на Грин-ривер, однако у полиции не было улик, чтобы формально связать его с этими преступлениями. В 1984 году он прошел тест на полиграфе. В 1987 году при обыске его дома полицейские из графства Кинг взяли у Риджуэя образец слюны для анализа.

К марту 2001 года наука совершила прорыв в области анализа ДНК – была идентифицирована сперма, найденная на телах жертв. В сентябре 2001 года пришли результаты: ДНК спермы и ДНК слюны Риджуэя – идентичны. Был выдан ордер на арест Риджуэя.

По результатам анализа ДНК Риджуэй был признан причастным к трем из четырех убийств, в которых его обвиняли. Образцы спермы, взятые у одной из его жертв, Кэрол Энн Кристенсен, явились определяющими: они не могли принадлежать никакому другому человеку на земле, исключая однояйцевых близнецов. Риджуэю было предъявлено обвинение еще в трех убийствах, после того как на телах жертв под микроскопом были обнаружены частички краски, идентичной той, что находилась на его рабочем месте. В обмен на признание в остальных убийствах на Грин-ривер Риджуэй вместо смертной казни отделался сорока восемью годами заключения, которое в настоящий момент и отбывает без права на досрочное освобождение.

8

ОЛИВЕР

Месяц спустя я сижу, развалившись на диване в гостиной у Хантов, и меня посещает странное дежавю: я изучаю копию материалов дела, в частности записи Джейкоба по «Блюстителям порядка», а он сам сидит передо мной на полу и смотрит по телевизору ту самую серию, о которой я читаю.

– Хочешь, скажу, чем закончится? – спрашиваю я.

– Я и так знаю.

Однако это не мешает ему делать записи в дневнике – на этот раз в совершенно новой школьной тетради.

«Серия 49: Секс, любовь и программа для нелинейного монтажа видеоматериалов.

Сюжет: После того как в списке участников кинофестиваля была случайно обнаружена предсмертная записка, на заднем сиденье машины находят тело режиссера второсортных фильмов, но полиция подозревает, что это убийство, а не самоубийство.

Улики:

Жилой автоприцеп с фестиваля

„Нарезка“ из монтажной – кто эта блондинка? Она на самом деле мертва или просто играет роль?

Жесткий диск режиссерского компьютера

Коллекция редких бабочек, которую собирал режиссер, – отвлекающий маневр, энтомология ни при чем

Кислота в дыхательных путях

Раскрыто: МНОЮ! 0.24».

– Ты раскрыл дело за двадцать минут?

– Да.

– Во всем виноват дворецкий, – говорю я.

– Нет, на самом деле виноват водопроводчик, – поправляет меня Джейкоб.

Шутки в сторону.

Приступаем к работе: чтобы не сидеть целый день в конторе, я готовлюсь к слушанию у Хантов. Я всегда могу присмотреть за Джейкобом, если Эмме нужно выбежать на минутку, к тому же мой подзащитный всегда под рукой и может ответить на все мои вопросы. Тор тоже доволен, потому что весь день проводит, свернувшись калачиком у Джейкоба на коленях. Джейкоб рад, потому что я приношу с собой приставку. Тео доволен, потому что в Зеленый понедельник для его брата я приношу соус гуакомоле – пюре из авокадо с помидорами и перцем чили, а для него незаметно засовываю в холодильник отнюдь не зеленую пиццу с колбасой по индивидуальному заказу.

Не знаю, как к моему приходу относится Эмма.

Тео проходит мимо нас и направляется к картотечному шкафу в глубине гостиной.

– Ты до сих пор делаешь уроки? – спрашивает Джейкоб.

В его тоне нет и намека на злой сарказм – голос ровный, как обычно говорит Джейкоб, – но Тео показывает ему средний палец. Обычно первым заканчивает делать уроки Тео, но сегодня, по-видимому, он плетется в хвосте.

Я жду, что Джейкоб ответит: «Сам пошел в жопу». Но вместо этого он просто отворачивается к телевизору.

– Эй! – окликаю я, подходя к Тео.

Он вздрагивает и засовывает клочок бумаги, которую читал, в карман джинсов.

– Прекрати подкрадываться ко мне.

– Что ты здесь забыл? Это же мамин шкаф.

– А твое какое дело? – огрызается Тео.

– Никакого. Речь о Джейкобе. Ты должен извиниться.

– Я и питаться должен пять раз в день, но это редко случается, – отвечает он и направляется назад в кухню, заканчивать делать уроки.

К настоящему моменту я уже довольно хорошо знаю Джейкоба, чтобы по его поведению понять, что он чувствует. То, что он начал раскачиваться взад-вперед, свидетельствует о том, что слова брата задели его больше, чем он хочет показать.

– Если ты расскажешь маме о поведении Тео, – говорю я, – могу поспорить, что он прекратит так себя вести.

– Нельзя ябедничать на брата, нужно о нем заботиться. Он единственный, кто у тебя есть, – цитирует Джейкоб. – Это правило.

Если бы присяжные могли видеть, как живет Джейкоб от одного закона до другого; если бы я мог провести параллель между ребенком, который никогда не нарушает установленных матерью правил, не говоря уже о законах штата; если бы я смог каким-то образом доказать, что синдром Аспергера фактически исключает для него возможность перешагнуть эту границу между добром и злом, – что ж, я бы выиграл дело.

– Слушай, после обеда я хочу обсудить с тобой то, что случится в конце этой недели, когда мы…

– Тсс, – цыкает Джейкоб, – реклама закончилась.

Я перелистываю страницу и вижу дело, где не помечен номер серии.

Начинаю читать, и челюсть у меня отвисает.

– Вот черт! – восклицаю я.

Месяц назад, после слушания ходатайства об исключении материалов из дела, я позвонил Хелен Шарп.

– Думаю, вам нужно сдаться, – посоветовал я ей. – Вы не сможете доказать это дело. Мы согласны на пять лет условно.

– Я выиграю это дело и без признательных показаний в полицейском участке, – ответила она. – У меня есть протоколы всех бесед, которые проходили в доме у Хантов до ареста Джейкоба. Есть улики с места преступления и показания очевидцев, указывающие на мотив. Есть отчеты о прежних проявлениях жестокости, есть дневники самого подсудимого.

Тогда я не придал этому значения. Дневники Джейкоба написаны по шаблону, а всем остальным перечисленным уликам я мог бы дать объяснение на перекрестном допросе.

– Работаем дальше, – сказала тогда Хелен, а я подумал: «Удачи, черт тебя возьми!»

Вот что написано в дневнике:

«В ее доме. 12.01.10

Сюжет: пропала девушка.

Улики:

Кипа одежды на кровати

Пропавшая зубная щетка, блеск для губ

Кошелек и пальто девушки остались на месте

Пропал сотовый телефон… изрезана противомоскитная сетка… следы под окном, идентичные следам от ботинок ее жениха».

– Господи боже, Джейкоб! – говорю я, да так громко, что из прачечной выбегает Эмма. – Ты написал о Джесс в своем дневнике «Блюстители порядка»?

Он не отвечает, поэтому я встаю и выключаю телевизор.

– Ты о чем? – спрашивает Эмма. Мы уже перешли с ней на «ты».

Я передаю ей копию дневника.

– О чем ты думал? – вопрошаю я.

Джейкоб пожимает плечами.

– Это место происшествия, – просто отвечает он.

– Ты хотя бы представляешь, что с этим сделает Хелен Шарп?

– Нет, и мне плевать, – отвечает Эмма. – Я хочу знать, что ты намерен с этим делать.

Она скрещивает руки на груди и делает шаг к Джейкобу.

– Честно признаться, не знаю. Потому что после всех наших усилий изъять признательные показания, сделанные в участке, дневник все возвращает на круги своя.

Джейкоб повторяет мои слова, потом еще раз. «Возвращает на круги своя. Возвращает на круги своя». Впервые столкнувшись с таким поведением, я подумал, что он меня передразнивает. Теперь я знаю – это эхофразия. Эмма объяснила мне, что это простое повторение звуков. Иногда Джейкоб цитирует фильмы, иногда тут же повторяет кем-то произнесенную реплику.

Я лишь надеюсь, что в суде подобного не произойдет, в противном случае все посчитают, что он умничает.

– Возвращается на круги своя, – опять повторяет Джейкоб. – Что возвращается?

– Улика, которая убедит присяжных в твоей виновности.

– Но это место происшествия, – упрямо твердит Джейкоб. – Я, как обычно, записал улики.

– Это не вымышленное место происшествия, – возражаю я.

– Разве? – удивляется Джейкоб. – Но я сам его создал.

– Боже! – восклицает Эмма. – Присяжные решат, что ты чудовище.

Мне хочется положить руку ей на плечо и пообещать, что подобного не произойдет, но таких обещаний я раздавать не могу. Даже после целого месяца, проведенного бок о бок с Джейкобом, он не перестает меня пугать, как, например, сейчас, когда его мать на грани истерики, а он без всяких угрызений совести отворачивается и врубает на всю громкость свой сериал. Присяжные, которые должны слушаться разума, на самом деле слушают свое сердце. Присяжная, которая увидит, как Джейкоб безучастно просматривает вещественные доказательства смерти Джесс Огилви, будет в дальнейшем неизменно связывать его с образом, который запечатлелся у нее в памяти, и это впечатление о Джейкобе не сможет не повлиять на ее решение.

Джейкоба не изменишь, а это значит, что я должен изменить систему. Поэтому я и подал ходатайство, поэтому завтра мы едем в суд, хотя об этом я Эмме еще не сообщил.

– Я должен кое-что тебе сказать, – говорю я, когда часы на руке у Эммы подают звуковой сигнал.

– Подожди, – отвечает она, – я засекаю время, пока Тео делает тест по математике. – Она поворачивается к кухне лицом. – Тео? Отложи карандаш. Джейкоб, сделай тише. Тео, ты меня слышишь?

Не получив ответа, Эмма заходит в кухню. Снова окликает сына, потом я слышу ее шаги наверху, в комнате у Тео. Через секунду она возвращается в гостиную.

– Он не сделал математику. Исчезли его пальто, кроссовки и рюкзак, – перечисляет она в ужасе. – Тео ушел.

ТЕО

Давайте просто скажем, что чистое безумие пятнадцатилетнему подростку, такому как я, совершить перелет в другой конец страны одному, без родителей. Самое сложное – достать билет, что в конечном счете оказалось совсем плевым делом. Мама не делала тайны из того, где хранит в своей картотеке кредитную карту на всякий пожарный случай, – а если быть откровенным, разве этот случай не наступил? Мне необходимо было лишь достать карточку, ввести номер с лицевой части карты и код с оборотной стороны и зарезервировать себе билет на сайте Orbitz.com.

Паспорт у меня был (однажды на каникулах мы поехали в Канаду, путешествие длилась почти шесть часов, пока Джейкоб не отказался спать в номере мотеля из-за того, что там лежал оранжевый ковер), он хранился тут же (через одну папку от той, где лежала карточка). А добраться до аэропорта вообще оказалось парой пустяков: два раза поймал попутку, и вот я на месте.

Жаль, что я не могу похвастаться наличием плана. Я знаю одно: прямо ли, косвенно, но во всем виноват я. Джесс Огилви я не убивал, но видел ее в день смерти и не сообщил об этом ни полиции, ни маме, никому. А теперь Джейкоба судят за убийство. На мой взгляд, все это напоминает цепную реакцию. Если бы я тогда не вломился в дом, если бы в доме не жила Джесс, если бы я не встретился с ней взглядом – вероятно, это «недостающее звено» разорвало бы цепь последовавших событий. Не секрет, что мама вся издергалась, не зная, где раздобыть деньги на оплату судебных издержек. Я решил: если я собираюсь отдавать кармические долги, то с успехом могу начать с решения этой проблемы.

Следовательно, нужно ехать к отцу.

В самолете я сижу между предпринимателем, который пытается заснуть, и женщиной, похожей на мою бабушку. У нее короткие седые волосы, и одета она в ярко-фиолетовую рубашку с изображением кота.

Предприниматель ерзает, потому что за ним сидит ребенок, постоянно лягающий спинку этого кресла.

– Господи всемилостивый! – то и дело восклицает он.

Я всегда удивлялся, почему люди поминают Господа? Почему всемилостивый? Я имею в виду, что если его второе имя – Стенли?

– Застряла на последнем, – говорит старушка.

Я вытаскиваю из ушей наушники новенького плеера.

– Простите?

– Нет, не подходит.

Она склонилась над кроссвордом, напечатанным на последней странице журнала «Американские Авиалинии». Кроссворд наполовину разгадан. Терпеть этого не могу: неужели сопляк, сидевший на этом месте до меня, полагал, что кто-то захочет разгадать его до конца?

– Человек, которому сопутствует удача.

«Тео», – думаю я.

– Восемь букв.

Внезапно предприниматель встает и наклоняется через спинку.

– Мадам, – говорит он матери мальчика, – не могли бы вы унять своего невероятно балованного ребенка?

– Верно, – восклицает старушка. – Баловень!

Я наблюдаю, как она пишет карандашом.

– По-моему, это слово пишется не так, – вмешиваюсь я. – Б-А-Л-О-В-И-Н-Ь.

– Точно, – соглашается она и стирает написанное, чтобы исправить. – Признаюсь, с орфографией у меня беда. – Она улыбается мне. – Что заставило тебя отправиться в солнечную Калифорнию?

– Еду в гости.

– Я тоже. К человеку, которого еще не видела, к первому внуку.

– Класс! – восклицаю я. – Наверное, у вас башню снесло?

– Если это означает «восторг», то да, снесло. Меня зовут Эдит.

– А меня Пол.

Не знаю, почему я солгал. А чему удивляться? В конце концов, я скрыл от всех факт, что замешан в том кошмаре, который случился месяц назад. Я поднаторел в притворстве. Я уже не тот мальчик, каким был раньше. Стоило назваться чужим именем, как меня стало не унять. Я на каникулах. Единственный ребенок в семье. Мои родители в разводе. (Ха! Это правда!) Я еду к своему отцу. Мы собираемся познакомиться с колледжами в Стэнфорде.

Дома мы не говорим об отце. На уроках истории мы изучали культуры разных народностей, которые не упоминают имена умерших, – что ж, а мы не вспоминаем человека, который нас бросил в трудную минуту. Подробности разрыва между родителями мне неизвестны – я был еще младенцем, поэтому, разумеется, в глубине души считаю, что это я стал последней каплей. Но я точно знаю, что он пытается загладить свою вину, высылая маме каждый месяц алименты. Мне также известно, что вместо нас с Джейкобом он воспитывает двух девочек, похожих на фарфоровых куколок. Они-то уж точно никогда за свою недолгую жизни не вторгались в чужие дома и не раскачивались целый день из стороны в сторону, чтобы успокоиться. Откуда я знаю? Он каждый год присылает нам рождественскую открытку, которую я, если успеваю просмотреть почту раньше мамы, тут же выбрасываю.

– У тебя есть братья или сестры? – спрашивает Эдит.

Я делаю глоток напитка «Севен-ап», который купил за три доллара.

– Нет, – отвечаю. – Я единственный ребенок в семье.

– Хватит уже! – вскрикивает предприниматель, и на одну ужасную секунду мне кажется, что сейчас он расскажет всю правду обо мне. Но он поворачивается в кресле и обращается к матери ребенка: – Ради всего святого…

– Пол, – продолжает Эдит, – что ты хочешь изучать в Стэнфорде?

Мне пятнадцать. Я понятия не имею, чем хочу заниматься. У меня единственное желание – исправить то, что я натворил.

Вместо ответа я киваю на ее кроссворд.

– Кито, – говорю я, – сорок два по вертикали.

Она вдохновенно читает следующие вопросы вслух, а я думаю о том, как она обрадуется, если мы разгадаем весь кроссворд. Она сойдет с трапа и расскажет своему зятю – или кто там будет ее встречать – о приятном молодом человеке, с которым познакомилась в самолете. О том, как я ей помог. Мои родители могут мною гордиться.