Текст книги "Последнее правило"
Автор книги: Джоди Линн Пиколт
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 41 страниц)
Между участниками процесса тут же стала притчей во языцех шутка о комнате сенсорной релаксации. Если подсудимому предоставляются определенные привилегии, почему их нет у свидетелей? Я, например, хочу, чтобы для меня обустроили филиал китайского ресторанчика. Я делюсь своими мыслями с Хелен Шарп, когда она подходит ко мне, – сказать, что настал мой черед давать показания.
– Клецки, – говорю я, – очень помогли бы свидетелю сосредоточиться. А кусочки курочки под пряным соусом сузили бы артерии ровно настолько, чтобы кровь прилила к мозгу…
– До настоящего момента мне казалось, что твой дефект – это куцый…
– Поосторожней!
– …объем внимания, – заканчивает Хелен. Она улыбается. – У тебя пять минут.
В моей шутке есть и доля истины: если суд пошел на уступки Джейкобу Ханту с его синдромом Аспергера, недалеко до того, что этот прецедент использует какой-нибудь рецидивист, который будет настаивать на том, что сидение в тюрьме разовьет у него клаустрофобию! Я за равенство, но только не в ущерб системе.
Я решаю отлить, пока не возобновилось заседание, и только поворачиваю за угол в коридор, где расположены уборные, как натыкаюсь на женщину, которая идет мне навстречу.
– Ох! – восклицаю я, разглядывая ее. – Прошу прощения.
Эмма Хант смотрит на меня своими невероятными глазищами.
– Еще бы! – отвечает она.
В другой жизни – если бы у меня была другая работа, а у нее другой ребенок – мы бы могли поговорить за бутылочкой вина, и она, возможно, улыбнулась бы мне, а не смотрела так, как будто столкнулась наяву со своим самым страшным кошмаром.
– Как вы, держитесь?
– Вы не имеете права задавать мне этот вопрос.
Она пытается обойти меня, но я преграждаю ей путь, вытянув руку.
– Эмма, я просто выполнял свой долг.
– Я должна возвращаться к Джейкобу…
– Послушайте, я очень сожалею, что это случилось именно с вами, вам и так уже досталось. Но в день, когда умерла Джесс, другая мать потеряла своего ребенка…
– А теперь вы хотите, – продолжает Эмма, – чтобы я потеряла своего.
Она отталкивает мою руку. На этот раз я ее не удерживаю.
Хелен понадобилось десять минут, чтобы озвучить мой послужной список: мое капитанское звание; обучение в Таунсенде на детектива; тот факт, что я с незапамятных времен служу в полиции, и тому подобное – все, что нужно знать присяжным, чтобы понять, что свидетель перед ними надежный.
– Как вы подключились к расследованию смерти Джесс Огилви? – начинает Хелен.
– Ее жених, Марк Макгуайр, тринадцатого января обратился в полицию и заявил о ее исчезновении. Он не видел ее с утра двенадцатого января и никак не мог с ней связаться. Уезжать она не планировала, и ни родители, ни подруги не знали, где она. Кошелек и пальто остались в доме, но исчезли другие личные вещи.
– Какие, например?
– Зубная щетка, сотовый телефон… – Я бросаю взгляд на Джейкоба, который выжидающе приподнял брови. – И еще кое-какие вещи вместе с рюкзаком, – заканчиваю я, а он улыбается и втягивает голову в плечи, утвердительно кивая.
– И что вы предприняли?
– Я отправился с мистером Макгуайром к девушке домой и составил список пропавших вещей. Я также забрал обнаруженную в почтовом ящике записку, в которой почтальона просили сохранить почту, – записку я отправил в лабораторию, чтобы проверить возможное наличие отпечатков пальцев. Потом я сообщил мистеру Макгуайру, что нужно подождать, не объявится ли мисс Огилви.
– Почему вы отправили записку на экспертизу? – спрашивает Хелен.
– Потому что мне показалось странным, что записку для почтальона человек отпечатал на принтере.
– Вы получили результаты экспертизы?
– Да. Неутешительные. На бумаге отпечатков пальцев обнаружено не было. Это натолкнуло меня на мысль о том, что записку напечатал человек, достаточно сообразительный, который надел перчатки, прежде чем положить ее в почтовый ящик. Ложный след – чтобы заставить нас подумать, что Джесс скрылась по собственной воле.
– Что случилось дальше?
– На следующий день мне позвонил мистер Макгуайр и сообщил, что кто-то перевернул стойку с компакт-дисками, а потом расставил все диски в алфавитном порядке. На мой взгляд, это не являлось доказательством того, что совершено преступление, – в конечном счете, диски могла расставить и сама Джесс. По своему опыту знаю, что преступники не являются аккуратистами. Тем не менее мы официально начали расследование по факту исчезновения Джесс Огилви. Группа криминалистов осмотрела ее дом в поисках улик. Из сумочки, обнаруженной в кухне, я достал ее ежедневник и начал просматривать, с кем она встречалась до момента своего исчезновения и с кем планировала встретиться после вторника.
– Вы пытались связаться с Джесс Огилви во время проведения расследования?
– Множество раз. Мы звонили ей на сотовый, но включалась голосовая почта, хотя вскоре и та перестала отвечать. С помощью ФБР мы попытались запеленговать ее телефон.
– Что значит «запеленговать»?
– В ФБР есть программа, которая способна определять координаты предмета с погрешностью в один метр, используя встроенный в телефонный аппарат локатор глобальной навигационной системы. Но в данном случае результат был отрицательным. Чтобы программа работала, телефон должен быть включен, а, по всей видимости, сотовый Джесс Огилви был выключен, – объясняю я. – Мы проверили и сообщения на домашнем автоответчике. Одно от мистера Макгуайра. Одно от продавца, одно от матери подсудимого. И три раза вешали трубку, хотя звонили с сотового телефона Джесс Огилви. Основываясь на времени, которое зафиксировал автоответчик, было выдвинуто предположение, что мисс Огилви была еще жива, когда поступили эти звонки, – или к этой мысли нас подталкивал человек, у которого был ее сотовый.
– Детектив, когда вы познакомились с подсудимым?
– Пятнадцатого января.
– А раньше вы его видели?
– Да, за неделю до этого, когда выезжал на место происшествия. Он вмешался в ход следствия.
– Где вы встречались с мистером Хантом пятнадцатого января?
– У него дома.
– Еще кто-нибудь присутствовал при этом?
– Его мать.
– В тот раз вы арестовали подсудимого?
– Нет, он не являлся подозреваемым. Я задал ему несколько вопросов о его встрече с Джесс. Он сообщил, что пришел к ней в 14.35, как и было оговорено, но ее не застал. Он утверждает, что вернулся домой. Он также показал, что Марка Макгуайра тоже не было в доме Огилви. Когда я задал ему вопрос, присутствовал ли он когда-нибудь при ссоре Джесс с женихом, он ответил: «Hasta la vista, крошка».
– Вы узнали эту цитату?
– Кажется, она принадлежала губернатору Калифорнии, – отвечаю я. – Еще до того как он занялся политикой.
– В ту встречу вы задавали другие вопросы подсудимому?
– Нет. Меня… попросили. Была половина пятого, а в это время он смотрит сериал.
– Вы еще встречались с подсудимым?
– Да. Мне позвонила Эмма Хант, его мать, и сказала, что Джейкоб хочет мне что-то сообщить.
– Что сообщил Джейкоб во время вашей второй встречи?
– Он отдал мне пропавший рюкзак Джесс Огилви с ее вещами. Признался, что когда пришел в дом, то обнаружил признаки борьбы и все убрал.
– Убрал?
– Да. Поставил перевернутые стулья, сложил почту, которая валялась на полу, поднял стойку с компакт-дисками и расставил их в алфавитном порядке. Он забрал рюкзак, потому что решил, что рюкзак может ей понадобиться. А потом показал мне рюкзак и его содержимое.
– В тот раз вы арестовали Джейкоба?
– Нет, не арестовал.
– Вы забрали рюкзак и вещи?
– Да. Мы провели экспертизу, результат оказался негативным. На вещах не было ни отпечатков пальцев, ни крови, ни ДНК.
– Что произошло потом? – спрашивает Хелен.
– Я встретился с криминалистами в доме Джесс Огилви. В ванной комнате были найдены следы крови, разрезана противомоскитная сетка и сломана оконная рама. На улице был обнаружен след, который совпал со следом от ботинок, принадлежащих Марку Макгуайру.
– Что произошло потом?
Я обернулся к присяжным.
– Ранним утром в понедельник восемнадцатого января в начале четвертого утра на пульт диспетчера 911 поступил звонок. Все звонки на пульт 911 отслеживаются, поэтому мы всегда знаем, откуда поступил звонок. Этот звонок поступил из штольни метрах в трехстах от дома, где проживала Джесс Огилви. Я выехал на вызов. Там было обнаружено тело жертвы, равно как и ее телефон. Тело было завернуто в одеяло. В обед в новостях на местном телевидении показали ролик…
Я помолчал, ожидая, пока Хелен возьмет кассету, представит ее в качестве улики и придвинет монитор ближе к присяжным.
В абсолютной тишине на экране вспыхнуло лицо женщины-репортера. Ее глаза слезились от холода, а за спиной копошились криминалисты. Репортер переступила с ноги на ногу, Хелен нажала на паузу.
– Вы узнаете это одеяло, детектив? – спрашивает она.
Разноцветное стеганое одеяло, явно самодельное.
– Да. Именно в него было завернуто тело Джесс Огилви.
– Это одеяло?
Она разворачивает одеяло, узор на котором местами портят пятна крови.
– Это, – отвечаю я.
– Что произошло после этого?
– После обнаружения тела я отправил полицейских арестовать Марка Макгуайра по подозрению в убийстве Джесс Огилви. Я как раз проводил допрос подозреваемого, когда мне позвонили.
– Звонивший назвал себя?
– Да. Звонила мать Джейкоба Ханта, Эмма.
– В каком она была состоянии? – спрашивает Хелен.
– Сама не своя. Очень расстроена.
– Что она вам сказала?
Адвокат, похожий на студента, возражает.
– Показания с чужих слов! – заявляет он.
– Представитель обвинения, подойдите, – требует судья.
Хелен шепотом говорит:
– Ваша честь, я пытаюсь представить доказательство, что мать позвонила в полицию, после того как увидела сюжет в новостях и связала увиденное одеяло со своим сыном. Следовательно, Ваша честь, это заявление, сделанное под влиянием момента.
– Протест отклоняется, – говорит судья, и Хелен вновь подходит ко мне.
– Что вам сказала мать подсудимого? – повторяет она вопрос.
Я не смотрю на Эмму. Но чувствую ее испепеляющий взгляд, а в нем упрек.
– Она сказала, что одеяло принадлежит ее сыну.
– Что вы предприняли исходя из результатов беседы?
– Я попросил миссис Хант привезти Джейкоба в участок, чтобы мы могли продолжить разговор.
– Вы арестовали Джейкоба Ханта по подозрению в убийстве Джесс Огилви?
– Да.
– Что произошло потом?
– Я снял все обвинения с мистера Макгуайра. И выдал ордер на обыск в доме подсудимого.
– Что вы там обнаружили?
– Радио, настроенное на частоту полиции, самодельный вытяжной шкаф для выявления отпечатков пальцев, сотни черно-белых блокнотов.
– И что в этих блокнотах?
– Джейкоб записывал в них подробности той серии из сериала «Блюстители порядка», которую смотрел. Ставил дату, когда показывали серию, записывал улики, потом отмечал, смог или не смог распутать дело раньше телевизионных детективов. Я видел, как он это делает, в одну из первых наших встреч, когда пришел к нему домой поговорить.
– Сколько блокнотов вы обнаружили?
– Сто шестнадцать.
Прокурор показывает улику.
– Вы узнаете это, детектив?
– Это один из тех блокнотов. В нем самые свежие записи.
– Можете открыть страницу четырнадцать и сказать, что там написано?
Я читаю вслух следующее:
«В ее доме. 12.01.10
Сюжет: От жениха поступает сообщение о пропаже его девушки.
Улики:
Кипа одежды на кровати
Пропавшая зубная щетка, блеск для губ
Кошелек и пальто девушки остались на месте
Пропавший сотовый телефон
Люминол в ванной комнате – обнаружена кровь
Взятый рюкзак с одеждой и записка в почтовой ящике – похищение – ложный след
Разрезанная противомоскитная сетка… следы под окном, идентичные следам от ботинок ее жениха
Отслеживание звонка на 911 – обнаружение трупа в дренажной штольне».
– Вам ничего не кажется странным в этой записи?
– Не знаю, существует ли такая серия в «Блюстителях порядка», но здесь точно описано место происшествия в доме Джесс Огилви. И именно так мы обнаружили ее тело. И вся эта информация была известна только полиции… – говорю я. – И убийце.
ОЛИВЕРЯ знал, что Джейкобу не позавидуешь, когда в качестве доказательств будут представлены эти его блокноты. Не хотел бы я, чтобы нечто вроде моего дневника читали присяжные. Да я и не веду дневник, а если бы и вел, то не записывал бы туда улики с места происшествия. Как я и ожидал, он начинает раскачиваться, когда Хелен представляет в качестве улик его записи. Я чувствую, как он напрягся, как тяжело дышит, как не мигая смотрит перед собой.
Когда Джейкоб склоняется над столом, я поверх его головы встречаюсь взглядом с Эммой. «Сейчас», – произносит она одними губами, и тут же Джейкоб сует мне в руку клочок бумаги.
«F#»,[19]19
Ф-шарп, один из языков программирования.
[Закрыть] – гласит послание.
В ту же секунду я понимаю, что он, как я и велел, дает мне знать, что ему необходим перерыв.
– Ваша честь, – встаю я. – Можно объявить короткий перерыв?
– У нас только что был перерыв, мистер Бонд, – отвечает судья, потом смотрит на Джейкоба, чье лицо становится пунцовым. – Пять минут, – объявляет судья.
Мы с Эммой – я с одной стороны, она с другой – тащим Джейкоба по проходу в комнату сенсорной релаксации.
– Продержись еще тридцать секунд, – успокаивает Эмма. – Еще десять шагов. Девять… восемь…
Джейкоб ныряет за занавеску и оборачивается к нам лицом.
– Бог мой! – вопит он, на его лице блуждает улыбка. – Разве не грандиозно?
Я изумленно таращусь на него.
– Да ведь в этом же и была вся соль. Они наконец-то поняли. Я инсценировал место происшествия, а копы все поняли, даже ложные следы. – Он тычет мне пальцем в грудь. – Отличная работа!
За моей спиной рыдает Эмма.
Я не смотрю на нее. Не могу.
– Я все улажу, – обещаю я.
В тот момент, когда я встаю для перекрестного допроса детектива Метсона, мне кажется, что между нами происходит своего рода состязание. Он смотрит на Эмму – у нее до сих пор заплаканные глаза и опухшее лицо, – а потом, прищурившись, на меня, как будто всему виной я, а не он. От этого мне еще больше хочется его задушить.
– В вашу первую встречу с Джейкобом у него дома, детектив, – начинаю я, – он цитировал вам «Терминатора», верно?
– Да.
– В вашу вторую встречу с Джейкобом… он предложил вам провести ряд экспертиз рюкзака?
– Да.
– Сколько именно?
– Несколько.
Я хватаю блокнот, лежащий перед Джейкобом.
– Он предлагал провести анализ ДНК на ремнях рюкзака?
– Да.
– И анализ на наличие спермы на белье?
– По-видимому.
– Использовать люминол?
– Вроде да.
– А нингидрин на открытке в рюкзаке?
– Послушайте, я всего не помню, но вполне вероятно.
– По-видимому, детектив, – замечаю я, – Джейкоб лучше разбирается в работе полиции, чем вы.
Он прищуривается.
– С местом преступления он точно был знаком лучше меня.
– Эти блокноты для заметок, которые вы обнаружили… Вы их все прочли?
– Да.
– Что в остальных ста пятнадцати блокнотах?
– Краткий обзор серий «Блюстителей порядка», – отвечает он.
– Вы знаете, что такое «Блюстители порядка», детектив?
– А кто сейчас этого не знает? Это телевизионный сериал о работе полиции – его, наверное, уже и на Марсе смотрят.
– Вы его когда-нибудь смотрели?
Он смеется.
– Стараюсь не смотреть. Не слишком похоже на правду.
– Значит, там преступления ненастоящие?
– Да.
– Тогда будет ли соответствовать истине утверждение, что сто шестнадцать блокнотов, которые вы изъяли в комнате Джейкоба, исписаны вымышленными преступлениями?
– Да, – отвечает Метсон, – но я считаю, что преступление, описанное в сто шестнадцатом блокноте, совсем не вымышленное.
– Откуда вы знаете? – Я подхожу к нему ближе. – Ведь если разобраться, детектив, в новостях сообщили об исчезновении Джесс Огилви еще до того, как к вам попали эти блокноты, не так ли?
– Да.
– Ее имя упоминалось в новостях, ее родители просили помочь в расследовании преступления?
– Да.
– Вы заявили, что Джейкоб появлялся на местах происшествий с желанием помочь, я правильно понял?
– Да, но…
– Он когда-либо огорошивал вас своими познаниями?
Метсон колеблется.
– Да.
– Следовательно, допустимо предположить, особенно принимая во внимание его личное знакомство с жертвой, что он воспользовался блокнотом не для того, чтобы похвастаться совершенным убийством… а скорее для того, как он поступал со всеми сериями «Блюстителей порядка», чтобы помочь раскрыть дело? – Не давая ему времени ответить, я поворачиваюсь к присяжным. – Больше вопросов не имею, – говорю я.
Со своего места встает Хелен.
– Детектив Метсон, – начинает она, – вы не могли бы прочесть примечание внизу первой страницы этого блокнота?
– Тут написано: «Раскрыто: мной, двадцать четыре минуты».
– А примечание на странице шесть?
– «Раскрыто: полицией, сорок пять минут… Хорошая работа!»
Она подходит к Метсону.
– У вас есть какие-либо предположения о том, что означают эти примечания?
– Джейкоб мне сам рассказывал, когда я первый раз увидел, как он делает записи в блокноте. Он отмечает, смог он или не смог раскрыть дело, до того как его раскрыли телевизионные детективы, и сколько это заняло времени.
– Детектив, – просит Хелен, – прочтите примечание на странице четырнадцать, под заголовком «В ее доме», которое вы уже читали для нас раньше?
Он бросает взгляд на страницу.
– Тут написано: «Раскрыто: мною».
– Есть что-нибудь примечательное в этой записи?
Метсон смотрит на присяжных.
– Она подчеркнута. Десять раз.
ТЕОЗа обедом именно я замечаю, как мой брат припрятывает нож.
Сперва я молчу. Но все отлично вижу: как он замирает над своим желтым рисом и омлетом, отковыривает зернышки от початка кукурузы, а потом большим пальцем толкает нож к краю стола, и тот падает ему на колени.
Мама без умолку говорит о суде: жалуется на кофейный автомат, который готовит холодный кофе; обсуждает завтрашний костюм Джейкоба; вспоминает защиту, которая завтра утром должна представить свои доказательства. Похоже, никто ее не слушает: Джейкоб пытается не дергать плечами, а сам заворачивает в салфетку нож, я же стараюсь следить за каждым его движением.
Когда он встает из-за стола, а мама прерывает этот процесс резким, натужным кашлем, я не сомневаюсь, что сейчас она задаст ему за украденную кухонную утварь. Но вместо этого она говорит:
– Ты ничего не забыл?
– Прошу прощения, – бормочет Джейкоб, через минуту моет тарелку и несется наверх.
– В чем, собственно, дело? – удивляется мама. – Он почти ничего не ел.
Я запихиваю остатки еды в рот и бормочу извинения. Я спешу наверх, но Джейкоба в спальне нет. Дверь ванной комнаты широко открыта. Такое впечатление, что он просто исчез.
Вхожу в собственную спальню и внезапно оказываюсь прижатым к стене с ножом у горла.
Ладно, я просто хочу признаться, что тягостно уже не в первый раз оказываться вовлеченным в инсценировку брата. Я делаю то, что наверняка сработает: я кусаю его за запястье.
Думаете, он понимает, что я хочу его укусить? Нет. Нож падает на пол, я бью его локтем в живот, он сгибается пополам и мычит.
– Что, черт побери, ты делаешь? – кричу я.
– Тренируюсь.
Я хватаю нож и бросаю его в ящик своего письменного стола – тот, который я стал держать на замке, когда научился прятать вещи от Джейкоба.
– Тренируешься убивать? – воплю я. – Ты чокнутый дебил! Поэтому тебя и судят за убийство.
– Я не хотел причинить тебе вред, – Джейкоб тяжело опускается на мою кровать. – Кое-кто подозрительно на меня сегодня смотрел.
– Думаю, многие в зале суда смотрели на тебя с подозрением.
– Но этот тип пошел за мной в уборную. Я должен себя защитить.
– Верно. И что, по-твоему, произойдет завтра, когда ты войдешь в здание суда и начнет звенеть металлодетектор? И на глазах у идиотов-репортеров из твоего носка достанут нож?
Он хмурится. Один из его безрассудных планов – планов, которые он никогда тщательно не продумывает. Например, как два месяца назад он вызвал полицию, чтобы нажаловаться на маму. Для Джейкоба, я уверен, все совершенно логично. Для остальных – не очень.
– А если бы я был нормальным? – спрашивает Джейкоб. – А что, если причина моего поведения и причина моего мировоззрения кроется в том, что на меня постоянно не обращают внимания? Если бы у меня были друзья, ну, ты понимаешь, то я, возможно, не совершал бы поступки, которые кажутся окружающим странными. Это подобно бактерии, которая развивается только в вакууме. Может быть, нет никакого синдрома Аспергера. Может быть, так происходит с человеком, когда он не такой, как все.
– Не говори это своему адвокату. Ему для победы необходим синдром Аспергера.
Я смотрю на руки Джейкоба. Пальцы все изгрызены, часто до крови. Раньше, до школы, мама заматывала ему пальцы лейкопластырем. Однажды в коридоре я услышал, как две девчонки называли его «мамочкин сынок».
– Слушай, Джейкоб, – тихо говорю я. – Я сейчас тебе кое-что скажу, только об этом никто не должен знать, ладно?
Его рука, опущенная вдоль тела, дернулась.
– Секрет?
– Да. Только маме не говори.
Я хочу ему рассказать. Я так долго хочу хоть кому-нибудь рассказать. Но, возможно, Джейкоб прав: если не находишь места в этом мире, то, о чем забываешь, становится больше и еще непонятнее. В горле стоит ком, из-за него мне кажется, что в комнате нечем дышать. И внезапно я громко плачу как ребенок; утираю глаза рукавом и пытаюсь сделать вид, что мой брат не стоит перед судом; что моего брата не должны посадить в тюрьму, – разве не кармическая расплата за все мои дурные поступки и мысли?
– Я был там, – бросаю я. – Я был там в тот день, когда умерла Джесс.
Джейкоб не смотрит на меня – может, оно и к лучшему. Он начинает чуть быстрее размахивать рукой, потом подносит ее к горлу.
– Я знаю, – признается он.
Мои глаза расширяются от изумления.
– Знаешь?
– Конечно, знаю. Я видел твои следы. – Он смотрит поверх моего плеча. – Именно поэтому я так и поступил.
О боже! Она рассказала Джейкобу, что я шпионил за ней голой, сказала, что пойдет в полицию, а он заткнул ей рот. Теперь я всхлипываю: не могу отдышаться.
– Прости.
Он не касается меня, не обнимает, чтобы успокоить, как сделала бы мама. Как поступил бы любой другой человек. Джейкоб продолжает вертеть рукой, как вентилятор, а потом повторяет мои слова: «Прости. Прости» – словно эхо, лишенное своей музыки, словно дождь по жестяной банке.
Это просодия. Особенность больных синдромом Аспергера. Когда Джейкоб был маленьким, он повторял вопросы, которые я ему задавал, и бросал их в меня, словно бейсбольный мяч, вместо того чтобы ответить. Мама сказала, что это сродни его цитатам из фильмов – вербальной самостимуляции. Так Джейкоб смакует во рту слова, когда не знает, что сказать в ответ.
Тем не менее я позволил себя убедить, что этим своим механическим, монотонным голосом он просил и моего прощения.
