Текст книги "Идеальная жизнь"

Автор книги: Джоди Линн Пиколт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Правда? – удивилась Касси, оборачиваясь к нему.

– А в университете ей дадут отпуск? – поинтересовался Герб.

В университете? Касси встала с колен Алекса.

– А какое отношение имеет к нам университет?

Герб снисходительно улыбнулся.

– Похоже, Алекс упустил это из виду. Ты преподаешь в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе.

– Я думала, что я антрополог.

– Так и есть, – успокоил ее Алекс. – Ты преподаешь там антропологию. – Он улыбнулся. – Дай-ка вспомню… Если не ошибаюсь, в этом семестре ты ведешь курс «Археологические раскопки», «Австралопитеки» и консультируешь по курсам, которые читает Голден, по биологии, обществу и культуре.

Рассерженная Касси набросилась на него. Возмущение постепенно сокращало пропасть, возникшую между ними, заставляя ее забыть о своей роли молчаливой наблюдательницы. Как он мог забыть сообщить об этом? Она же рассказала ему о руке, которую увидела в библиотеке, – первый ключик к установлению ее личности. И в полицейском участке, когда он подтвердил свои права на нее, она едва сдерживала радость от своей догадки. Как человек, увлеченный собственной карьерой, Алекс должен был бы понимать это!

– Почему ты раньше мне ничего не сказал? Я должна позвонить на работу. Наверное, я пропустила занятие. Возможно, они видели газеты…

– Касси, успокойся, – ответил Алекс. – Дженнифер уже позвонила в университет и сообщила, что с тобой все в порядке, но на пару недель ты берешь больничный.

– А кто такая, черт побери, эта Дженнифер? – не сдавалась Касси.

– Моя ассистентка, – ответил Алекс, и его спокойный голос, казалось, пробежался по ее плечам и спине. Алекс подошел к ней, схватил за руку и заставил взглянуть себе в глаза. – Не волнуйся, – сказал он. – Я просто хотел, чтобы ты пришла в себя.

– Со мной все в порядке! – взорвалась Касси. – Все в полном порядке! Возможно, я не помню, кто я такая, Алекс, но от этого не становлюсь беспомощным инвалидом. Я, вероятно, вспомнила бы намного больше, если бы ты с таким упорством не принимал решения за меня…

Внезапно она замолчала. Голос Алекса был ласковым, как дождь, его объятия сулили успокоение, но пальцы просто впились ей в кожу. Касси опустила глаза и увидела, что на блузке расплылось пятнышко крови из порезанной руки Алекса. Он так пристально смотрел ей в глаза, что даже не понимал, что делает ей больно.

Касси почувствовала, как горят щеки. Она обвиняла его во всех грехах, накричала на него, хотя его единственным желанием было помочь ей. Касси отвернулась от Алекса, испугавшись того, что набросилась на него, да еще и в присутствии Герба. О чем она думала? Конечно, она поедет в Шотландию. Успеет еще поработать в университете.

Алекс убрал волосы у нее со лба. Похоже, он ждал, пока она придет в себя.

– Прости, – пробормотала Касси. – Я просто расстроилась, что ты не упомянул об этом раньше.

Она отстранилась, и тень неловкости вновь заняла свое место между ними. Касси смущенно улыбнулась Гербу и вышла во внутренний дворик, ведущий к пляжу.

– Ничего себе! – выдохнул тот, встал и потянулся. – Не помню, чтобы Касси когда-нибудь так себя вела.

Алекс смотрел, как его жена бродит по яркому песку и ветер почти мгновенно заметает за ней следы. Он видел, как она подняла камень и швырнула его, целясь в солнце.

– Да уж, – негромко ответил он, – я тоже.

Стояло лето 1975 года, и они с Коннором лежали на спине на плавучем доке, упираясь пальцами ног в грубое дерево, проверяя на спор, кто дольше сможет смотреть на слепящее солнце.

– Ты жульничаешь, – сказала она. – Я вижу, как ты щуришься, когда думаешь, что я не замечаю.

– Я не жульничаю! – негодовал Коннор. – Просто по-другому ты выиграть не можешь.

Ей было двенадцать, рядом был лучший друг, и стоял один из тех совершенно великолепных дней на озере Мусхед, которые тянутся так медленно, словно замерли на фотографии, а потом раз – и день уже прошел.

– Боже! – воскликнула она. – Я ослепла!

– Я тоже, – признался Коннор. – Перед глазами только чернота.

– Мир?

– Мир.

Касси садится, ощупью находит свою удочку, потом удочку Коннора и наконец его тощее запястье. Тянет его за руку, пока он тоже не садится.

Сколько Касси себя помнит, она всегда знала Коннора. Он жил в соседнем доме, его отец работал в рыбном магазине в городе. Они воровали горячее печенье «ушки» из булочной ее родителей; со второго класса сидели за одной партой и вместе учились ходить на старой, помятой лодке «Санфиш», которую купили на совместно заработанные разноской газет деньги. Они поклялись в будущем пожениться, ведь каждый думал, что, за исключением другого, противоположный пол – полный отстой. Они часто обсуждали возможный побег к канадской границе, просто чтобы удостовериться, что способны на отчаянный поступок. Их родители говорили, что они – две стороны одной монеты, неразлучные, как две половинки одного целого. Касси очень нравилась эта мысль. Она сразу вспоминала иллюстрацию в учебнике биологии – рака-отшельника, на котором живет актиния. У последней на спине у рака возрастали шансы найти еду, а рак в лице актинии с ее жалом и окраской получал прекрасную защиту. В одиночку они рисковали. Вместе у них было намного больше шансов выжить.

Коннор вскочил на ноги.

– Хочешь порыбачить?

– Опять? – протянула Касси. – Нет.

– Хочешь назад наперегонки?

Он махнул рукой в сторону серебристой полоски пляжа.

– А удочки?

Коннор присел.

– Я мог бы научить тебя прыгать ногами вниз.

На секунду у Касси загорелись глаза – когда речь заходила о нырянии, Коннору не было равных. Он пару раз пытался и ее научить, но она оказалась не слишком способной ученицей. Но все же речь шла о прыжках ногами вниз.

– Хорошо, – согласилась она. – Что мне делать?

Коннор поставил ее рядом с собой на плавучем доке так, чтобы оба оказались спиной к воде, балансируя на самом краю. Потом он согнул ноги в коленях и совершил идеальный нырок, разрезав воду руками прежде, чем его тело последовало за ними, как серебряное лезвие ножа, и вынырнул рядом с доком.

– Теперь ты.

Касси затаила дыхание. Немного пригнулась, подпрыгнула и поскользнулась на мокром доке. Единственное, что ей запомнилось, – ужасный грохот от удара головой, которой она стукнулась обо что-то твердое.

Она потеряла сознание, но Коннор был уже в воде, обхватил ее и брассом поплыл к берегу. Он вытащил ее на песок. Пятки Касси оставляли на нем темные влажные борозды.

Когда она открыла глаза, что-то загораживало ей солнце, что-то черное и устрашающих размеров. Она потерла затылок.

Коннор не сводил с нее взгляда, словно она восстала из мертвых, а не просто на пару минут потеряла сознание.

– Ты как? – тревожился он. – Ты узнаешь меня?

Касси не смогла сдержаться и фыркнула. Как будто она могла забыть Коннора!

– Да, – ответила она. – Ты моя вторая половинка.

Коннор пристально разглядывал ее. Он так побледнел, что она поняла, насколько его напугала. Минуту оба молчали. Коннор нарушил молчание первым.

– Идем приложим лед, – предложил он.

Они открыли дверь-ширму в дом Касси и, оставляя за собой мокрые следы и песок, прошли в кухню.

– Отличный был нырок, – бросила Касси через плечо, – в следующий раз, я думаю…

Она так резко остановилась в дверях, что Коннор врезался ей в спину, и она инстинктивно прижалась к нему. Ее мать валялась на полу в луже собственной рвоты.

Поджав губы, Касси опустилась с мокрой тряпкой рядом с мамой, вытерла ей щеку, рот и ворот блузки. Краем глаза она видела, что Коннор молча достал бутылку из-под джина, которая закатилась под батарею. Было всего три часа дня, и мама должна была быть в булочной. Наверное, опять поругались. А это означало, что неизвестно, когда ждать сегодня домой отца и ждать ли его вообще.

– Мама, – прошептала Касси, – мама, вставай.

Она просунула руку маме под шею и приподняла ее бесчувственное тело. Под пристальным взглядом стоящего у двери Коннора она протащила маму через гостиную, уложила на диван и укрыла легким одеялом.

– Касс! – Хриплый голос матери – копия Мэрилин Монро – был едва слышен. Она, не видя, протянула руку, пытаясь нащупать руку дочери. – Моя хорошая девочка.

Касси убрала мамину руку под одеяло и вернулась в кухню, гадая, сможет ли отыскать что-нибудь на ужин. Если у нее будет готов ужин, когда – если! – отец вернется домой, то он не рассердится, а если он не станет сердиться, то мама, скорее всего, больше не будет напиваться в стельку. Она все исправит.

В кухне Коннор выкладывал лед в полиэтиленовый пакет.

– Иди сюда, – велел он. – Не хватает только, чтобы у тебя распухла голова.

Она села на стул и позволила Коннору приложить пакет к изгибу шеи. И дело не в том, что Коннор раньше этого не видел, – он знал о ней все, но даже когда это случилось в первый раз, он просто предложил свою помощь, а потом молчал. Он не смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами, что принято считать выражением сострадания.

Ледяная вода побежала между лопаток, и, несмотря на первую помощь, в голове застучала боль. Касси взглянула в окно на плавучий док, казавшийся таким далеким, – с трудом верилось, что они были там минуты три назад. Касси вздохнула: летний день был просто замечательным, но в любую минуту все могло пойти наперекосяк.

Она очнулась от того, что ей в икры вонзились прохладные шипы алоэ.

– Позже ты об этом пожалеешь, – предупредил Алекс. – Ты такая красная, что мне больно на тебя смотреть.

Касси отдернула ногу и попыталась перевернуться, чувствуя неловкость от интимных прикосновений Алекса. Она поморщилась от боли, когда попробовала встать на колени.

– Я не собиралась спать.

Алекс взглянул на часы.

– И я не собирался давать тебе спать до шести часов, – сказал он, – но после ухода Герба повис на телефоне.

Касси села и отодвинулась от Алекса подальше. Она видела, как солнце перебросило золотистую ленту через океан. По пляжу прогуливалась пожилая женщина с двумя веймарскими легавыми.

– Алекс! – помахала она рукой. – Касси! Как вы себя чувствуете?

Алекс улыбнулся.

– С ней полный порядок! – крикнул он в ответ. – Счастливой прогулки, Элла!

– Элла? – пробормотала Касси. – Элла Уиттакер, которая играла в…

– Элла Уиттакер, которая живет через два дома, – усмехнулся Алекс. – Боже, скорей бы к тебе вернулась память, а то ты еще начнешь рыскать по округе и просить автографы.

Несколько минут он молчал, и Касси физически ощущала повисшее между ними молчание. Она хотела что-нибудь сказать, все равно что, но понятия не имела, о чем они обычно разговаривали.

Касси повернулась к бархатной линии горизонта, и ее, словно невесомым шелком, окутало голосом Алекса.

– Я собирался рассказать тебе об университете. Господи, мы бы никогда не встретились, если бы ты там не работала! Я не намеренно скрыл это. Просто забыл. – Он потянулся за ее рукой и поднес ее к губам. Его глаза были темными и затуманенными. – Ты простишь меня?

«Он играет». Мысль, которая пронеслась в голове Касси, была настолько неожиданной, что она отдернула руку и, вздрогнув, отвернулась. «Откуда я знаю, что он играет?»

– Касси!

Она недоуменно уставилась на него, словно скованная его взглядом, и понемногу оттаяла. Она не могла думать об университете, о том, кто прав, кто виноват, – только не сейчас. Он загипнотизировал ее. Она знала это так же точно, как и то, что предназначена ему, и понимала, что любые сомнения в нем – лишь зеркальное отражение ее собственных ошибок.

Касси начала слышать и ощущать неожиданные вещи: игру сладкоголосых мексиканских скрипок, дуновение влажного ветра с болота, биение сотен сердец… Ей хотелось убежать, что-то подсказывало, что это начало конца, но она не могла сдвинуться с места, могла лишь попытаться повернуть время вспять. Мир, который она знала, разваливался, и для нее остался единственный путь – к Алексу.

– Ты простишь меня? – повторил он.

Касси услышала звук собственного голоса, услышала слова, которые не собиралась произносить.

– Конечно, – ответила она. – Разве когда-нибудь было по-другому?

Холодный ветер прошелся по ее ногам. Чары рассеялись, и остались лишь они вдвоем – она и Алекс, и это начинало казаться нормальным.

– Я пришел не с пустыми руками, – продолжал Алекс. – Сам приготовил.

Он улыбался, и она нерешительно улыбнулась ему в ответ, думая: «Он понимает. Он знает, что держит меня в кулаке». Алекс приподнял рубашку: за пояс его джинсов был засунут аккуратно свернутый квадратный пакет.

– Держи.

Касси взяла пакет, стараясь не смотреть на гладкие, рельефные мышцы на его груди, и развернула фольгу.

– Ты приготовил маршмеллоу с воздушным рисом? Это что, мое любимое?

– Нет, – засмеялся Алекс, – на самом деле ты терпеть не можешь маршмеллоу, но это единственное блюдо, которое я умею готовить, поэтому решил, что ты точно это вспомнишь и простишь меня. – Он взял пастилу у нее из рук и откусил большой кусок. – Я вырос на этом, – произнес он с набитым ртом.

Касси с горящими глазами повернулась к нему.

– Алекс, а я где выросла? – спросила она.

«В Мэне». Она знала ответ еще до того, как он заговорил.

– И кто такой Коннор?

У Алекса от удивления настолько расширились глаза, что она смогла разглядеть золотой ободок вокруг зрачков.

– Твой лучший друг. Откуда ты… Ты все это помнишь?

Она радостно улыбнулась.

– Мне приснился сон, – призналась она. – Я многое помню. Озеро Мусхед, Коннора и… свою маму. Мы ездим туда? Я часто общаюсь с родителями?

Алекс тяжело сглотнул.

– Твоя мама умерла… И когда мы познакомились, ты призналась, что поступила в колледж в Калифорнии, потому что хотела убраться из Мэна как можно дальше.

Касси кивнула. Так она и думала. Интересно, а что Алексу известно о ее родителях? Набралась ли она когда-нибудь храбрости, чтобы открыть ему правду?

– А твои родители где?

Алекс отвернулся к океану. Она смотрела на его профиль, и ее пронзило неожиданное воспоминание: именно так он выглядит за минуту до того, как начинает сниматься в сцене, когда его собственная личность растворяется, а ее место занимает личность героя, которого он будет играть.

– Они живут в Новом Орлеане, – ответил Алекс. – Мы с ними практически не общаемся.

Он потер затылок и закрыл глаза. Касси задумалась: что же он увидел такого, что заставило его замкнуться в себе? Неожиданно резкая боль пронзила грудь, и она с удивлением поняла, что испытывает боль вместо него. Когда Алекс снова повернулся к жене, в его глазах продолжали жить призраки прошлого.

– Ты на самом деле меня не помнишь? – негромко спросил он.

Он сидел чуть в стороне, но она чувствовала жар, словно они касались друг друга. Касси обняла его и вздрогнула, вобрав в себя еще больше его боли.

– Нет, не помню, – ответила она.

На ужин они приготовили в микроволновке попкорн и вместе смотрели комическое шоу «Монти Пайтон». Потом играли в «Войну», обнаружив в кладовой колоду карт. С наволочкой на голове в качестве мантильи Алекс изображал монолог леди Макбет «Прочь, проклятое пятно!», делая реверансы, когда Касси смеялась и аплодировала. Ее глаза сияли, когда он спрыгнул с пустого кофейного столика, который использовал как подмостки. Она не знала Алекса, но он ей нравился. На этом держатся многие браки.

Алекс помог ей встать.

– Устала?

Касси кивнула и позволила обнять себя за талию. Когда они направились вниз по лестнице в спальню, она гадала, как они лягут спать. Они женаты, поэтому Алекс волен спать, где ему заблагорассудится, но у нее был всего один день, чтобы познакомиться с ним заново. Касси надеялась, что у него хватит такта предложить ей переночевать в комнате для гостей. И не могла понять, хочет ли этого сама.

У двери спальни они остановились, и Касси замерла, прижав руки к бокам. Она не могла набраться духа, чтобы посмотреть на Алекса, чей молчаливый вопрос, казалось, заполнил гробовую тишину коридора.

Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал.

– Спокойной ночи, – пожелал он и направился к гостевой комнате дальше по коридору.

Касси секунду смотрела ему вслед, потом вошла в спальню и закрыла дверь. Стянула через голову рубашку, сняла шорты и швырнула их по дороге в ванную на кровать с балдахином. Сняв белье, Касси встала перед зеркалами, которые занимали всю стену возле раковины, обхватила ладонями грудь и поморщилась, увидев небольшую складку на животе. Она не понимала, чем могла привлечь Алекса Риверса.

Потом принялась перебирать бутылочки и флакончики, которыми была заставлена полочка: кремы для лица, скрабы и средства для очистки пор, которые в равной степени могли принадлежать как Алексу, так и ей самой. Она уже расчесала волосы и умылась, когда поняла, что здесь нет зубной пасты. Щеток было две, зеленая и синяя, и Касси не знала, которая ее.

Она проверила шкафчики на стене, но единственное, что обнаружила, – это полотенца нежного персикового цвета и два толстых махровых халата. Она закуталась в один из них и погладила руками тяжелый хлопок. Наверное, паста Алекса у него в ванной, и, конечно же, ему понадобится зубная щетка.

Она не знала, в какую комнату идти, и собиралась уже по очереди стучать во все двери, когда услышала его голос чуть дальше по коридору.

– Жизнь – ускользающая тень. – Дверь была приоткрыта, и в отражении зеркала она увидела стоящего у раковины Алекса с ввалившимися глазами. – Фигляр, который час кривляется на сцене, – бормотал он едва слышно, – и навсегда смолкает…

Ошеломленная Касси, зажав в руке зубные щетки, прислонилась к проему двери. Это был не Алекс. Он превратился в побитого жизнью человека, существование которого – лишь вспышка в чьей-то памяти и дальнейшее забытье.

Касси подавила желание распахнуть дверь и окутать его собственной надеждой. Она не знала этого нового чужого человека, знала его еще меньше, чем знала Алекса, но понимала, что пришла, чтобы помочь.

Она вспомнила о том, что сказал Алекс в полиции, вспомнила ужас в его голосе: «Тебе не понять, что значило потерять». И увидела, что знаменитый Алекс Риверс обнажается так же легко, как и этот незнакомец.

Когда Касси шагнула в ванную, он открыл глаза и увидел ее отражение в зеркале. Ей снова улыбался Алекс, но в самых темных уголках его глаз она видела ужас и оцепенение Макбета. Неужели он всегда был таким? Неужели каждая сыгранная роль становится частью его? Касси знала, что актеры отчасти основываются на собственном опыте, и ей стало мучительно больно при мысли о том, сколько отчаяния скрыто где-то в глубине души Алекса.

– Откуда это у тебя? Столько боли?

Он, потрясенный проницательностью Касси, не сводил с нее взгляда.

– Изнутри.

Она шагнула первая, а может быть, это сделал Алекс, но сейчас он обнимал ее, развязывал пояс халата, проводил руками вдоль ее тела. Зубные щетки упали на пол, и Касси зарылась пальцами в его волосы, спрятав лицо у него на плече. Она медленно погладила его по спине, как будто накладывая шов, сгребая ткань рубашки, пока руки не обожглись о его кожу.

Они жадно целовались, натыкались на стены и дверные проемы, пробираясь назад к хозяйской спальне. Касси упала на кровать, и он распахнул полы ее тяжелого халата, прижал ее руки, позволив луне танцевать на ее коже. Провел языком по изгибу ее лица, под грудью, по линиям бедер.

Касси открыла глаза, пораженная видом его тела над своим. Алекс припал губами к ее животу.

– Красота, – произнес он.

«Он играет».

Как и раньше, эта мысль возникла из ниоткуда, и, когда угнездилась в сознании, Касси начала сопротивляться. Но Алекс давил на нее всем телом. Он обхватил ее лицо ладонями и стал целовать так неистово, что она испугалась, что просто исчезнет. А потом вспомнила чары, которыми он ее сегодня оплетал, и пустоту, которая открылась, как свежая рана, когда она услышала его монолог Макбета.

Когда они слились воедино, Касси поняла, почему они принадлежат друг другу. Он заполнял ее, а она сглаживала его шрамы. Касси обхватила Алекса за шею, удивившись струящимся из уголков глаз слезам, и отвернулась к открытому окну, вдыхая свежую смесь своего запаха, запаха Алекса и бескрайнего океана.

Она уже погружалась в сон, когда над ней заскользил голос Алекса:

– Тебе не нужно ничего вспоминать, Касс. Ты знаешь, кто ты.

– Правда? – улыбнулась она и положила руку Алекса себе на плечо. – Кто же я?

И почувствовала, как спокойствие Алекса окутывает ее, словно благословение. Он прижал ее к себе, туда, где она идеально подходила.

– Ты моя вторая половинка, – ответил он.

Глава 5

В другое время, в другом месте Уильям Быстрый Конь был бы посвященным.

Ему было одиннадцать, когда он среди ночи раскрыл глаза, одновременно видя и не видя ничего вокруг. Стояло лето, во дворе под молчаливым месяцем стрекотали цикады. Но в голове Уилла грохотало, а когда бабушка с дедом подбежали к его кровати, то увидели в его зрачках отражение неистовых голубых разрядов молний. Сайрес Быстрый Конь протянул ладонь поверх пестрого одеяла на кровати внука и схватил жену за руку.

–  Wakan, – пробормотал он. – Посвященный.

Несмотря на то что за эти годы многое для сиу изменилось, некоторые привычки отмирали не сразу. Сайрес родился в резервации, видел, как развивались телевидение и автомобили, видел, некоторое время спустя, как человек высадился на Луну. Но он также помнил то, что рассказывал ему отец о сиу, которым приходят видения. Сон о громе – могущественное видение. Если отмахнуться от него, может убить молнией.

Вот почему утром 1969 года дед Уильяма Быстрого Коня отвел его к шаману, Джозефу Стоящему на Солнце, чтобы рассказать о том, что внук стал посвященным.

Джозеф Стоящий на Солнце был древнее самой земли – по крайней мере, так болтали люди. Он сидел с Сайресом и Уиллом на длинной низкой скамье, которая шла вдоль всей стены его деревянной хижины. Разговаривая, он строгал дерево ножом, и Уилл наблюдал, как дерево в его руках сначала превратилось в собаку, потом в орла, затем в прекрасную девушку – меняясь с каждым взмахом руки шамана.

– Во времена моего деда, – вещал Джозеф, – такой мальчик, как ты, пытался бы разобраться в своем видении, когда стал готов к тому, что к нему будут относиться, как к мужчине. И если бы ему приснился гром, он стал бы Heyoka– священным шутом, юродивым.

Джозеф опустил глаза на Уилла, и впервые мальчик заметил, что глаза у шамана не такие, как у других людей. У него вообще не было радужной оболочки – только черные, бездонные зрачки.

– Ты знаешь об этом, мальчик?

Уилл кивнул: по дороге к шаману дед только об этом и твердил. Сотни лет назад Heyokasбыли юродивыми, людьми, от которых ожидалось странное поведение. Некоторые перемещались исключительно задом наперед, некоторые разговаривали на непонятном языке. Они носили лохмотья и спали без одеял на морозе, а летом кутались в толстую бычью шкуру. Они могли погрузить руки в кипяток и не обжечься – доказательство того, что они намного сильнее других людей. Иногда к ним приходили видения от высших сил, предупреждающие об опасности или о чьей-то смерти. Heyokasмогли предотвратить несчастье, но поскольку были Heyokas, то за свои усилия ничего не получали взамен. Уилл терпеливо слушал деда и думал только об одном – как ему чертовски повезло, что на дворе 1969 год.

– Что ж, – продолжал Джозеф Стоящий на Солнце, – ты не можешь быть Heyoka, сейчас двадцатый век. Но тебе обязательно приснится твой сон о громе.

Через три ночи Уилл сидел обнаженный в парной напротив Джозефа Стоящего на Солнце. Он и раньше видел такие парные; иногда их строили подростки и курили кактус в узких кособоких лачугах, «ловили кайф» и тогда бежали голыми по полю и ныряли в ледяные ручьи. Но сам Уилл внутри парной никогда не был. Время от времени Джозеф тыкал в раскаленные камни, которые давали жар. В основном он напевал и монотонно что-то говорил – слоги раздувались и лопались, как фейерверк, прямо перед глазами.

Когда на долину прокрался рассвет, Джозеф отвел Уилла на вершину пологого холма. Уилл предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте, а не обнаженным на скалистом выступе, но перечить деду и Джозефу Стоящему на Солнце не посмел. «Уважай старших» – так его учили. Уилл, дрожа всем телом, делал то, что ему велели. Он стоял лицом к солнцу с распростертыми руками, совершенно неподвижно, стараясь не обращать внимания на шелест травы под ногами удаляющегося Джозефа. Он стоял так несколько часов, пока не стало садиться солнце, и тут ноги его подкосились. Тогда он свернулся калачиком и расплакался. И почувствовал, как содрогается холм, как тают небеса.

На второй день над его головой закружил орел, прилетевший с востока. Он так медленно парил перед глазами Уилла, что тому показалось, будто до него рукой подать.

– Помоги мне, – прошептал он, и орел пролетел сквозь него.

– Ты выбрал непростую жизнь, – прокричала птица и исчезла.

Может быть, прошло несколько часов, возможно, дней. Уилл так хотел есть и настолько ослаб, что едва мог дышать. В минуты, когда разум прояснялся, он ругал деда за то, что он верит в подобную чушь, ругал себя за то, что так легко пошел у него на поводу. Вспомнил об отборочных соревнованиях в школьную баскетбольную команду прошлой весной, о «Плейбое», который спрятал у себя под матрасом, о щекочущем запахе холодного маминого крема фирмы «Пондз». Думал о тех вещах, от которых до образа жизни сиу, как от земли до неба.

«Мы идем, мы идем». Слова прошелестели над равниной, окутывая шею Уилла и поднимая его на ноги. Прямо у него над головой повисла темная, вздыбленная туча. Изможденный, голодный, почти в бреду, он откинул голову и распахнул объятия, желая принести жертву.

Когда в его голове грянул гром, он понял, что больше уже не находится на земле. Высоко взлетев и посмотрев вниз, Уилл увидел девушку. Она была маленькая, худенькая и бежала в метель. Временами ее застилала пурга, и Уилл переставал ее видеть. Ему казалось, что она от кого-то или чего-то бежит, но потом он увидел, что она остановилась. Она стояла с распростертыми руками в самом сердце бури. Она постоянно пыталась оказаться в центре.

– Помоги ей, – попросил Уилл и услышал, как эти слова эхом разнеслись вокруг него сотни раз. Он вновь стоял на земле. Он знал, что ничего из увиденного не вспомнит. Знал, что, даже когда вырастет, это видение будет всего лишь кошмарным сном, врывающимся в его сознание в тяжелые минуты после пробуждения.

Когда разверзлись хляби и хлынул дождь, Уилл закричал под порывами ветра. С широко раскрытыми глазами он наблюдал, как молния рассекает ночь, разрывая мир на две половины, которые покатились к его ногам разбитыми раковинами.

Даже солнце любило Алекса. Касси коснулась пальцами его подбородка, зачарованная тем, что единственный серебристый лучик зари, проникнув в их спальню, упал прямо на ее спящего мужа. У него была темная кожа, оттененная бородкой, и крошечный кривой шрам под самым подбородком. Касси попыталась вспомнить, как Алекс поранился. Она заметила, как у него забегали глаза под закрытыми веками, и задалась вопросом, а снится ли она ему.

Осторожно, чтобы не разбудить его, она выбралась из постели и, улыбаясь, обхватила себя руками, подумав, что все женщины Америки завидуют ей по праву. Если раньше у нее и были сомнения в законности их брака с Алексом, то теперь они развеялись. Двое не могут так заниматься любовью, если у них нет общего прошлого. Касси засмеялась. Если ее сердце остановится в эту самую секунду, она сможет сказать, что прожила прекрасную жизнь.

«Отличный день, чтобы умереть». Эти слова остановили ее, холодок пробежал по телу, но потом она поняла, что не произносила их вслух. Очнувшись от раздумий, она побрела в ванную и, взглянув в зеркало, коснулась пальцами распухшей нижней губы.

Лекция. Это вступительные слова к лекции, которую читал ее коллега в колумбийском университете. Касси вцепилась руками в мраморную раковину и с облегчением вздохнула, поняв, что это не знамение, а реальное воспоминание. Читался курс о культуре коренных американцев, и эта фраза – часть ритуальной молитвы, которую произносили воины племени перед тем, как бросаться в бой. Касси вспомнила, как уверяла профессора, что тот точно знает, как заинтересовать слушателей.

А интересно, чем сейчас занимается Уилл? Утро четверга – наверное, он едет на работу. Он оставил ей свой телефон. Возможно, позже она позвонит ему в участок, сообщит, что живет в настоящем замке в Малибу, и упомянет, что летит в Шотландию.

Касси почистила зубы, провела щеткой по волосам и аккуратно, тихонько положила все на полочку, чтобы не разбудить Алекса. Потом на цыпочках вернулась в спальню и села на стул в углу.

Алекс негромко храпел. Она наблюдала, как его грудь несколько раз поднялась и опустилась, потом встала, подошла к платяному шкафу в противоположном конце комнаты – там хранились все его вещи – открыла дверцу и замерла.

Шкаф Алекса был в двадцать раз аккуратнее ее собственного шкафа. На полу на деревянной подставке для обуви были выстроены кроссовки, итальянские мокасины и черные оригинальные кожаные туфли под официальный костюм. На подвесной полочке гордо лежали сложенные свитера, шерстяные с одной стороны, хлопчатобумажные – с другой. Сорочки чопорно висели на плечиках из кедра. Ящики для белья располагались в углу гардеробной, в них были аккуратно сложены шелковые мужские трусы и носки – в разных ящиках.

– Боже мой! – прошептала Касси.

Она провела пальцем по ряду рубашек, прислушиваясь к музыке постукивающих друг о друга плечиков. Она ожидала увидеть порядок, что было неудивительно при наличии в доме хорошей экономки. Однако что-то в этом шкафу превышало границы обычных требований и отдавало манией.

Свитера. Они были не только аккуратно свернуты и разделены по материалу, из которого изготовлены, но и разложены по цветам. Как радуга. Даже свитера с узорами, казалось, были распределены по основному цвету.

Ей бы засмеяться. В конечном счете, это было настолько эксцентричным, что выглядело смешным. Над этим можно было бы подшучивать.

Но вместо этого Касси почувствовала, как в уголках глаз выступили слезы. Она опустилась на колени перед рядами туфель, плача почти беззвучно, схватив с отведенного ему места свитер и прижав его ко рту, чтобы заглушить звук рыданий. Она согнулась пополам – так скрутило живот, – уверяя себя, что сходит с ума.

Вытирая лицо, Касси винила во всем стресс последних дней. Потом вернулась в ванную, закрыла дверь, открыла воду, подождала, пока та не стала настолько холодной, что заломило в запястьях, и плеснула в лицо, надеясь начать все сначала.

Несколько дней только и обсуждали, что снежную бурю, которая должна была начаться в пятницу, где-то после трех, и должна была стать бурей столетия. Синоптики советовали наполнить ванны водой, запастись батарейками и дровами, приготовить фонарики.