Текст книги "Одна обещанная ночь (ЛП) "

Автор книги: Джоди Эллен Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Мои глаза загораются:

– Я видела одни небесно-голубые на Карнаби–стрит.

– Небесно-голубые, да? – он обнимает меня за плечи, и мы идем к станции метро. – Ты только подумай.

Глава 4

Мы с Сильвией последними выходим из бистро. Пока она запирает дверь, я захожу в подворотню, чтобы выбросить мусор в контейнер.

– Сегодня я буду долго отмокать в ванной, – говорит Сильвия, взяв меня под руку, когда мы идем по улице. – Со свечами.

– Никуда не пойдешь? – спрашиваю я.

– Неа. Понедельники – полный отстой, но вечера среды – просто бомба. Тебе стоит пойти, – карие глаза многообещающе вспыхивают, но тут же гаснут, как только подруга видит, как я качаю головой. – Почему нет?

– Я не пью, – мы переходим улицу, лавируя в потоке машин вечернего час пика, вызывая нескончаемый поток сигналов за то, что игнорируем пешеходные переходы.

– Да пошли вы! – кричит Сильвия так, что на нас обращаются миллионы взглядов.

– Сильвия! – я пристыженно отдергиваю ее от края дороги.

Она только смеется и показывает водителям средний палец.

– Почему ты не пьешь?

– Потому что не доверяю себе, – слова срываются с губ, шокируя меня и точно так же шокируя Сильвию, удивленный взгляд карих глаза обращается ко мне…а потом она улыбается:

– Думаю, мне бы понравилась пьяная Ливи.

Я несогласно фыркаю.

– Это моя, – я направляюсь к автобусной остановке, выходя на дорогу и готовясь снова её перейти.

– Увидимся завтра, – подруга тянется ко мне, чтобы чмокнуть в щеку, и мы обе подпрыгиваем, когда нам снова сигналит машина. Я игнорирую нетерпеливого придурка, а вот Сильвия нет.

– Какого хрена! Что не так с этими людьми? – кричит она. – Мы даже не на пути твоего вычурного AMG, ты, пижон на Мерседесе! – Она начинает подходить к машине, но тут окно со стороны пассажира начинает опускаться. Чую, назревает скандал. Сильвия наклоняется к машине. – Научись, блин, во… – она прерывает свой гневный поток, выпрямляется и отодвигается от черного Мерседеса.

В замешательстве наклоняюсь, чтобы выяснить причину такого её поведения, сердце пропускает слишком много ударов, когда я вижу водителя.

– Ливи, – голос Сильвии едва слышен в сумасшедшем потоке машин и шуме их гудков. Она отходит с проезжей части. – Мне кажется, он сигналит тебе.

Я всё ещё немного наклоняюсь, когда перевожу взгляд с Сильвии на машину, в которой свободно сидит он, расслабленный, одна рука небрежно лежит на руле.

– Садись, – кратко распоряжается он.

Знаю, что сяду в эту машину, поэтому не понимаю, зачем смотрю на Сильвию в ожидании того, что она скажет. Она качает головой.

– Ливи, не надо. Ты его не знаешь.

Я выпрямляюсь, открываю рот, собираясь заговорить, только слов нет. Она права, и я разрываюсь, мои глаза мечутся между машиной и новой подругой. Я не беззаботная или глупая – не была таковой очень долгое время – несмотря на это, каждая мысль, мелькающая в голове прямо сейчас, говорит мне сесть в машину. Я не знаю, как долго стою там, размышляя, но отвлекаюсь, когда дверца со стороны водителя Мерседеса распахивается, и он, обойдя машину, берет меня под локоть и открывает пассажирскую дверцу.

– Эй, – Сильвия пытается отговорить меня. – И как ты думаешь, какого хрена ты творишь?

Он подталкивает меня к сиденью, после чего оборачивается к застывшей на месте Сильвии.

– Я просто поговорю с ней, – он достает из внутреннего кармана ручку и листок бумаги, царапает на том что-то, прежде чем отдать его Сильвии. – Это я. Набери номер.

– Что? – Сильвия вырывает листок у него из рук и пробегает по нему глазами.

– Набери номер.

Бросив на него укоризненный взгляд, она достает из сумки свой телефон и набирает. Начинает играть громкая мелодия, и он, достав из внутреннего кармана свой iPhone, протягивает мне.

– У неё мой телефон, набери, и она ответит.

– Я могла бы позвонить ей, – заявляет Сильвия, прекращая звонить. – И что это, черт возьми, доказывает? Ты мог бы забрать его у неё в ту же секунду, как бросишь.

– Тогда, полагаю, тебе придется поверить мне на слово, – он хлопает дверцей и обходит машину, оставив Сильвию стоять на тротуаре, разинув рот.

Мне бы стоило выпрыгнуть, но я не делаю этого. Я должна протестовать и ругаться, но и этого я не делаю. Вместо этого я смотрю на свою подругу на тротуаре и держу iPhone, который мне только что дал Миллер. Она права: это ничего не доказывает, но ничто не останавливает меня на пути к чему-то невероятно глупому. В любом случае, я не боюсь его. Он не причинит мне вреда, разве что только моему сердцу.

Еще больше машин начинают сигналить вокруг нас, когда он садится в машину, поспешно отъезжая от обочины, не сказав при этом ни слова. Я не нервничаю. Меня практически похитили посреди оживленной улицы Лондона, а у меня даже желудок в приступе паники не скручивается. Хотя кое-что меня всё же волнует. Незаметно бросаю на него взгляд – ничего, кроме темного костюма и великолепного профиля. В закрытом пространстве салона между нами тихо, и всё же кто-то говорит, и это не я или Миллер. Это желание. И оно говорит мне, что я стою на пороге переживаний, которые изменят мою жизнь. Я хочу знать, куда он меня везет, хочу знать, о чем он собирается говорить, но мое желание не подталкивает меня к вопросам, а М. не выглядит так, как будто собирается выкладывать все прямо сейчас, поэтому я расслабленно откидываюсь на спинку мягкого кожаного сиденья и остаюсь тихой. Стерео начинает работать, и я вдруг с интересом вслушиваюсь в песню «Boulevard of Broken Dreams»² группы Green Day, трек, который я никогда не ассоциировала с этим таинственным мужчиной.

Мы находимся в машине долгие полчаса, останавливаясь и проталкиваясь в пробках, до тех пор, пока он не въезжает на подземную автостоянку. Он, кажется, сосредоточенно о чем-то думает, выключая двигатель, несколько раз касается руля, прежде чем выйти из машины и подойти к ней с моей стороны. Открыв дверцу, он находит мои глаза. Я вижу уверенность в его глазах, когда он протягивает мне ладонь.

– Дай мне свою руку.

Отвечаю на автомате, рука поднимается, встречаясь с его, когда я вылезаю из машины, впитывая знакомое ощущение внутренних искр, разрывающих меня. С каждым его новым прикосновением эти ощущения становятся все более невероятными.

– Вот и снова они, – шепчет он, переместив руку, чтобы удобнее держать меня. Он это тоже чувствует. – Дай мне свою сумку.

Тут же отдаю ему сумку, непроизвольно, даже не задумываясь. Я на автопилоте.

– Мой телефон у тебя? – спрашивает, слегка хлопнув дверцей машины, закрывая её и подталкивает меня к лестничной клетке.

– Да.

– Позвони своей подруге и скажи, что ты в моем доме, – проходит через дверь. – И позвони кому-нибудь, кто, возможно, будет беспокоиться.

Ничего не могу поделать, просто иду за ним, медленно поднимающимся по лестнице. Он по-прежнему сжимает мою руку и позволяет сделать звонки, о которых просил.

– Мне лучше использовать свой телефон, – говорю, копаясь в его iPhone. Моя сведущая бабуля сразу увидит незнакомый номер на определителе и начнет задавать вопросы – вопросы, на которые я не хочу отвечать или даже не знаю как.

– Твое право, – небрежно пожимает плечами, продолжая тянуть меня за собой. Когда мы проходим третий этаж, ноги начинают болеть, и я делаю глубокий вдох в попытке затолкнуть немного воздуха в свои уставшие легкие.

– Который этаж твой? – спрашиваю, немного запыхавшись, пристыженная своей физической подготовкой. Я много хожу, но не преодолеваю так много ступенек обычно.

– Десятый, – как ни в чем не бывало бросает он через плечо. Ещё шесть этажей? Из легких вылетает весь воздух, а ноги замирают.

– Здесь нет лифтов?

– Есть.

– Тогда почему…– я делаю только вдох и выдох, когда он подхватывает меня и несет наверх. У меня нет выбора, поэтому я цепляюсь за его плечи, все ощущается слишком правильно, нос и глаза впитывают его близость.

Когда мы оказываемся на десятом этаже, он плечом открывает дверь, входя в пустой холл, ставит меня на ноги и вставляет ключ в замочную скважину черной глянцевой двери.

– После тебя, – он отходит в сторону и жестом приглашает войти, что я и делаю – без мыслей, протестов или вопросов, зачем он меня сюда привел.

Его рука оказывается на моей шее, теплая и подбадривающая, когда я прохожу по коридору, огибаю огромный круглый стол. Коридор переходит в просторное, заполненное мрамором пространство со сводчатыми потолками и поразительными произведениями искусства повсюду, где изображена лондонская архитектура. И вовсе не грандиозность квартиры или море кремового мрамора привели меня в восторг. Эти картины – их шесть, каждая в определенном пространстве там, куда больше всего подходит. Они не обычные или традиционные; они абстрактны, заставляют присматриваться, чтобы понять, что это. Но мне слишком хорошо знакомы эти здания и памятники, и, куда бы я ни посмотрела, я их все узнаю – не нужно присматриваться.

Я осторожно иду к самому большому из виданных мной кожаному дивану кремового цвета.

– Садись, – он подталкивает меня вниз, а сумку ставит рядом. – Звони своей подруге, – он оставляет меня искать свой телефон и, подойдя к широкому шкафчику из красно-коричневого дерева, достает высокий стакан и наполняет его темной жидкостью.

Я набираю Сильвию, и спустя всего один гудок в уши врезается её сердитый голос.

– Ливи?

– Это я, – говорю тихо, наблюдая за тем, как он, развернувшись, прислоняется к шкафу и медленно делает глоток.

– Где ты? – звучит так, как будто она идет. Дыхание неровное.

– У него. Я в порядке, – неловко объясняюсь, в то время, как он внимательно смотрит, мне некуда сбежать от его пристального взгляда.

– Кем, блин, он себя возомнил? – недоверчиво спрашивает она. – Ты так сглупила Ливи. О чем ты думала?

– Не знаю, – я отвечаю честно, потому что правда не знаю. Я позволила ему забрать себя, запихнуть в машину и привезти в незнакомую квартиру. Я, на самом деле, такая глупая, но даже сейчас, слушая крики и ругань своей подруги в трубке телефона, пока он смотрит равнодушно, я не боюсь.

– Боже, – шипит она. – Что ты делаешь? Что он говорит? Чего хочет?

– Я не знаю, – гляжу, как смотрит он, когда делает еще один глоток своего напитка.

– Ты вообще ни черта не знаешь, разве нет? – она взрывается, начиная тяжело дышать.

– Нет, – признаюсь. – Позвоню тебе, когда буду дома.

– Лучше бы тебе так и поступить, – её тон пугает. – Если ты не перезвонишь к полуночи, я позвоню в полицию. Я записала его номера.

Улыбаюсь сама себе, благодарная за её заботу, но глубоко внутри знаю, что это не понадобится. Он не сделает мне больно.

– Я позвоню, – уверяю её.

– Уж будь добра, – Сильвия всё ещё волнуется. – И будь осторожна, – уже мягче добавляет она.

– Ладно, – я отсоединяюсь и сразу же набираю бабулю, торопясь покончить с этим и выяснить, зачем он меня сюда привел. Бабушке не нужно многое объяснять. Она обрадовалась, как я и думала, когда узнала, что я собираюсь выпить кофе с друзьями с работы.

Закончив, кладу свой и его телефоны на широкий журнальный столик из стекла прямо перед собой, затем начинаю крутить кольцо, пытаясь придумать, что сказать. Мы просто смотрим друг на друга. Он, постоянно отпивая жидкость, я, теряясь под пристальным взглядом.

– Хочешь выпить? – спрашивает он. – Вино, бренди?

Качаю головой:

– Водки?

– Нет, – алкоголь слабость, о которой ему не стоит знать, к тому же, не думаю, что мне нужен алкоголь, чтобы совершить безрассудный поступок рядом с этим мужчиной. – Почему я здесь? – задаю, наконец, ключевой вопрос. Предполагаю, что знаю ответ, но хочу услышать от него эти слова.

Он задумчиво касается пальцами кромки стакана, отталкивается от шкафа, медленно приближаясь ко мне. Расстегивает пуговицу пиджака, садится на столик напротив меня и, разрывая наш зрительный контакт, ставит свой стакан, отодвигая его и наши телефоны. Сердцебиение учащается еще больше, когда он, взглянув на меня, берет под колени и подтягивает на край дивана так, что наши лица оказываются в паре дюймов друг от друга. Он ничего не говорит, так же, как и я. Наше дыхание, соединяясь между нашими лицами, говорит все, что должно быть сказано. Нас обоих разрывает желание.

Его лицо приближается, тот самый локон падает на лоб, но М. не касается моих губ. Он замирает у моей щеки, тяжело дыша, почти касаясь моего уха. Мое лицо непроизвольно тянется к нему, внизу живота появляется приятное томление.

– Не могу перестать думать о тебе, – шепчет он, крепче сжимая мои колени. – Я стараюсь, как никогда, но вижу тебя везде, куда бы ни посмотрел.

Я делаю глубокий вдох, руки поднимаются и тонут в его густых прядях. Перебираю их пальцами, закрыв глаза.

– Ты сказал, что не можешь быть со мной, – напоминаю ему, глупо это или нет. Я не должна обращать внимание на его сопротивление, потому что, если он сейчас отгородится, я, кажется, сойду с ума.

– Всё ещё не могу, – его лицо скользит вдоль моего, пока он не прижимается своим идеальным лбом к моему растерянному лицу. Он не мог привести меня сюда просто для того, чтобы повторить эти свои слова. Он не может держать меня вот так, говорить такое, а потом ничего не делать.

– Я не понимаю, – шепчу, молясь всем богам, чтобы он не останавливал все это.

Его лоб осторожно прижимается к моему:

– У меня есть предложение, – он, должно быть, почувствовал мое смятение, потому что отстранился, изучая мое лицо. Сделав глубокий вдох, беру себя в руки. – Всё, что я могу предложить тебе – это одна ночь.

Мне не нужно спрашивать, о чем он говорит. Ноющая боль в животе сказала всё за него.

– Почему?

– Мне чужды эмоции, Ливи, – потянувшись к моей щеке, подушечкой большого пальца вырисовывает круги на моем виске. – Но я очень хочу тебя.

– Ты хочешь меня на одну ночь и больше ничего? – спрашиваю, ноющая боль теперь превратилась в настоящую. Только одна ночь? Хотя для меня непростительно думать о большем. Лучший секс в моей жизни. Так он сказал. Ничего больше.

– Одна ночь, – подтверждает он. – И я молю, чтобы ты дала мне её.

Я потерялась в его синих глазах, отчаянно надеясь, что он скажет что-то ещё – что-нибудь, что заставит меня почувствовать себя лучше, потому что прямо сейчас я чувствую себя обманутой, и это отвратительно. Я едва его знаю, но мысль позволить себе одну ночь с этим мужчиной изматывает душу.

– Не думаю, что могу, – мой взгляд падает так же, как сердце. – Не очень честно просить меня об этом.

– Я никогда не говорил, что честный, Ливи, – он хватает меня за подбородок, заставляя взглянуть на него. – Я что-то увидел и хочу этого. Обычно я беру то, что хочу, но сейчас позволю тебе выбрать.

– Зачем мне это? – я спрашиваю. – Что получу я?

– Я буду боготворить тебя двадцать четыре часа, – его губы приоткрываются, и он проводит языком по полной нижней губе, как будто пытаясь показать, на что будут похожи эти двадцать четыре часа. Он зря растрачивается. Я прекрасно представляю себе, на что будут похожи эти двадцать четыре часа.

– Ты сказал, что можешь предложить мне только ночь.

– Двадцать четыре часа, Ливи.

Я хочу сказать да, но голова начинает качаться, моя принципиальность хочет другого. Если я свяжусь с каким-то парнем, это не должно быть вот так. Всё, что я делала, чтобы не идти по стопам своей матери, будет разрушено, если я сделаю это, а я не могу позволить себе вот так сдаться.

– Прости. Я не могу, – я не должна извиняться за свой отказ на его непомерную просьбу, но я прошу прощения. Я хочу, чтобы он боготворил меня, но не ценой предстоящей печали, которая обязательно будет со мной после этой ночи. Я уже чувствую, что не справляюсь, а ведь он даже не поцеловал меня.

Он заметно сутулится и отстраняется, полностью разрывая контакт между нами. Я чувствую пустоту, которая должна только укрепить мое решение отказать ему. Одной ночи никогда не будет достаточно.

– Я разочарован, – вздыхает он. – Но уважаю твое решение.

А я разочарована тем, что он уважает мое решение. Хочу, чтобы он боролся сильнее, убеждая меня сказать да. Я не соображаю, когда говорю:

– Я ничего о тебе не знаю.

Он поднимает свой стакан и делает глоток, пригвоздив мой взгляд к своим губам.

– Если бы ты знала больше, передумала бы?

– Не знаю, – я расстроена и раздражена – раздражена тем, в какое положение он меня поставил. Решение должно быть легким: отказ на такое предложение незнакомца, но чем дольше я нахожусь с ним, даже если это странно и нереально, тем сильнее я хочу взять свой ответ назад и согласиться на предложенные двадцать четыре часа.

– Ну, теперь ты знаешь мое имя, – его губы изгибаются немного, но это ни разу нельзя назвать улыбкой.

– Это всё, что я знаю, – парирую я. – Я не знаю твоей фамилии, сколько тебе лет или где ты работаешь.

– И тебе нужно знать всё это, чтобы провести со мной ночь? – его темные брови поднимаются, губы изгибаются чуть сильнее. Если бы он просто искренне улыбнулся, я бы уже почувствовала, что знаю его лучше. Но должна ли я очаровываться им еще больше, если это значит, что меня будет тянуть ещё сильнее?

Я не знаю, поэтому неопределенно пожимаю плечами и роняю голову, волосы падают на колени.

– Меня зовут Миллер Харт, – начинает он, притягивая к себе мой взгляд. – Мне двадцать девять…

– Прекрати! – поднимаю руки, останавливая его поток. – Не рассказывай. Я не должна знать.

Он наклоняет голову, немного удивленный, хотя по-прежнему отказывается это показывать.

– Не должна или не хочешь?

– И то, и другое, – резко фыркаю, чувствуя, как редкое для меня чувство злости закипает внутри. Он заставлял меня сердиться еще до того, как предположил что-то отвратительное, но сейчас я действительно чувствую это. Я встаю, заставляя его немного отодвинуться и взглянуть вверх на меня. – Спасибо за предложение, но мой ответ нет. – Беру свою сумку, телефон и направляюсь к двери, но успеваю дойти только до конца дивана, прежде чем он осторожно хватает меня и прижимает к стене, сумка падает на мрамор, глаза зажмуриваются.

Его подбородок на моем плече, рот у самого уха:

– Ты не кажешься уверенной, – шепчет, поднимая колено между моих бедер и раздвигая их.

– Нет, – признаюсь я, коря себя за слабость. Его тело, прижатое к моему, чувствуется слишком правильно, тогда как я отчаянно хочу, чтобы всё казалось мне ошибкой. Всё говорит о том, что это неправильно, но от сумасшедшей правильности становится трудно игнорировать предостерегающие знаки.

– Именно поэтому я не отпущу тебя, пока не согласишься. Ты хочешь меня, – он разворачивает меня, упираясь ладонями в стену по обе стороны от моей головы. – А я хочу тебя.

– Но только на двадцать четыре часа, – говорить удается с трудом, и я лихорадочно борюсь с неровным дыханием.

Он кивает и медленно приближается к моему рту. Он неуверен, колеблется; я вижу это в его глазах. Но затем он осмеливается куснуть мою нижнюю губу, осторожно, нашептывая, будто самому себе, ободряющие слова, прежде чем ворваться языком в мой рот, пока я не расслабляюсь и не принимаю его ласковое вторжение. Ничто не смогло бы удержать меня от стона, когда я расслабляюсь в его поцелуе и цепляюсь пальцами за его плечи. Это божественно, прямо как я и думала, но не способствует моему благоразумию. Как бы то ни было, я заталкиваю свои сомнения подальше и теряюсь в нем. Он боготворит меня, и мысль о двадцати четырех часах подобного почти заставляет меня разорвать поцелуй, чтобы заорать «да»! Но я не разрываю. Несмотря на наслаждение и растущее желание, концентрируюсь на единственном поцелуе, который когда-либо получу от Миллера Харта. И единственном, который буду вспоминать всю оставшуюся жизнь.

Он стонет, толкаясь в меня своим пахом. Его стояк вжимается в меня.

– Господи, ты божественна на вкус, Ливи. Скажи да, – шепчет мне в рот, покусывая губу. – Пожалуйста, скажи да.

Хочу воздержаться от ответа, чтобы насладиться этим уникальным поцелуем, но с каждой секундой, что он мучает мой рот, я увязаю все глубже.

– Я не могу, – выдыхаю, отворачивая в сторону лицо и разрывая контакт. – Я захочу большего. – Знаю, что захочу, каким бы сумасшествием это не показалось. Я никогда не искала такой связи, но если бы искала, это было бы именно таким – мучительно прекрасным, всепоглощающим…чем-то особенным, не поддающимся моему контролю, чем-то, что пошатнуло бы мои прежние выводы о близости. Я случайно нашла это, когда меньше всего ждала, но это случилось, и я не могу увязнуть еще глубже, зная, что не будет надежды, ничего, кроме разбивающего мне сердце ожидания с исходом двадцати четырех часов.

Он выпустил разочарованный рык и оттолкнулся от стены:

– Дерьмо, – выплевывает он, отходя и глядя в потолок. – Не стоило приводить тебя сюда.

Я собираю свое затуманенное сознание и выпрямляюсь, всё время опираясь о стену, чтобы удержаться на ногах.

– Нет, не стоило, – соглашаюсь, гордясь тем, как спокойно это прозвучало. – Мне лучше уйти. – Поднимаю с пола сумку и ухожу, не оглядываясь.

Оказавшись в безопасности лестничной клетки, прижимаюсь к стене, дыхание затруднено, меня всю трясет. Я поступаю разумно. Нужно напоминать себе об этом. Ничего хорошего из этого не вышло бы, за исключением воспоминаний о потрясающем дне и ночи, которые я никогда не смогу вновь пережить. Это стало бы пыткой, и я отказываюсь дразнить себя – почувствовать вкус чего-то потрясающего, ведь так и будет – чтобы у меня просто отобрали это. Никогда. Я отказываюсь становиться своей матерью. Убедив себя в правильности своего решения и успокоившись, я спускаюсь по лестнице и иду к метро. Впервые за много лет хочу напиться.

Глава 5

Всю неделю я была сама не своя. Это заметили и отметили все близкие люди, еще больше ухудшая мое унылое состояние своими расспросами – все, кроме Грегори. Уверена, это бабушка ему доложила, потому что она резко превратилась из любопытной и назойливой в заботливую и доброжелательную. А ещё она пекла мне лимонный пирог каждый божий день.

Я убираю последний столик, рассеяно размахивая тряпкой из стороны в сторону, когда дверь бистро открывается, и я оказываюсь лицом к лицу с Мистером Большие Глаза.

Он неуклюже улыбается, тихо закрывая за собой дверь:

– Я слишком поздно с заказом на вынос? – спрашивает он.

– Не совсем, – я хватаю свой поднос и ставлю его на стойку перед тем, как загрузить фильтр. – Капучино?

– Пожалуйста, – говорит он вежливо, подходя ближе.

Я занимаю руки, не обращая внимания на Сильвию, когда она проходит с мусором, но останавливается, увидев моего покупателя.

– Симпатичный, – просто замечает она, продолжая свой путь. Она права, он симпатичный, но я слишком усердно работаю, стараясь выкинуть из головы другого мужчину, чтобы оценить этого. Мистер Большие Глаза как раз тот тип парней, которым стоит уделять больше внимания, – если я вообще собираюсь обращать внимание на мужчин – не угрюмый, мрачный и таинственный, не тот, что хочет только двадцать четыре часа и ничего больше.

Включаю паровую трубку и начинаю подогревать молоко, покручивая кувшин и издавая тем самым шумный свист, в такт потоку собственных мыслей. Наливаю напиток и закрываю крышку, после чего оборачиваюсь и вручаю парню свой идеальный кофе.

– Два восемьдесят, пожалуйста, – я протягиваю руку.

Трехфунтовая монета оказывается в моей ладони, в то время как свободной рукой я пробиваю заказ через кассу.

– Я Люк, – не спеша произносит он. – Могу я узнать твое имя?

– Ливи, – говорю я, беззаботно бросив монету в кассовый аппарат.

– И ты с кем-то встречаешься? – спрашивает он осторожно, получив от меня нахмуренный взгляд.

– Я уже тебе это говорила, – отвечаю и впервые позволяю его очаровательным глазам отбросить мою внутреннюю защитную стену и образ Миллера. Его бесцветные волосы свисают небрежно, немного примятые с правой стороны, взгляд карих глаз теплый и приветливый. – Так почему ты спра…, – я замолкаю на середине предложения, перевожу взгляд на Сильвию, которая только что вернулась в бистро, без двух мусорных мешков. Смотрю на неё укоризненным взглядом, чертовски хорошо понимая, что это она сообщила о том, что я абсолютно свободна.

Она не оборачивается, чтобы заценить мой злобный взгляд, вместо этого уходя обратно на кухню, туда, где она в безопасности. Мистер Большие Глаза или Люк, как теперь известно, нервно ерзает на месте, нарочно не обращая внимания на мою провинившуюся подругу, когда та исчезает из поля зрения.

– У моей подруги болтливый рот, – я протягиваю ему сдачу. – Наслаждайся своим кофе.

– Почему ты отшиваешь меня?

– Потому что не свободна, – я повторяюсь, потому что это, по-прежнему, правда, даже если теперь по совершенно другим причинам. Возможно, я и ответила отказом на предложение Миллера, только забыть его от этого не проще. Поднимаю руку и накрываю пальцами губы: всё ещё чувствую на них его мягкие, полные губы, посасывающие, дразнящие, покусывающие. Вздыхаю. – Время закрываться.

Люк протягивает визитку, слегка постукивая ею по столу, прежде чем отпустить.

– С удовольствием встречусь с тобой как-нибудь, так что, если решишь, что свободна, будет приятно услышать это от тебя, – я бросаю на него взгляд, и он подмигивает, наглая улыбка расползается по его лицу.

Я едва улыбаюсь ему в ответ и смотрю, как он покидает бистро, радостно насвистывая на ходу.

– Всё нормально? – доносится с кухни озабоченный голос Сильвии, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть её темноволосую головёшку, выглядывающую из распашных дверей.

– Ты сказала ему, предательница! – начинаю орать, развязывая фартук.

– Могло прокатить,– она всё ещё не заходит в зал бистро, предпочитая оставаться за дверьми. – Да ладно тебе, Ливи. Повремени с его отставкой. – Её внимание всецело направлено на Люка с тех пор, как я согласилась с её просьбой позвонить в тот вечер, когда Миллер подобрал меня на дороге. Я не посвящала её в детали, но мое последующее унылое состояние рассказало все, что нужно было знать, без каких-либо подробностей шокирующего предложения.

– Сильвия, меня это не интересует, – тщетно возражаю, снимая фартук и вешая его на крючок.

– Ты так не говорила про грубого мудака на шикарном AMG, – она знает, что не должна была упоминать его, но она права. – Просто говорю и всё.

Я качаю головой, абсолютно раздраженная, и прохожу мимо неё на кухню за курткой и рюкзаком. Все эти эмоции – злость, раздражение, тяжесть на сердце и неуверенность – это всё результат одного…

Мужчины.

– Увидимся утром, – говорю я, позволяя Сильвии самой закрыть кафе.

Моя спокойная прогулка до автобусной остановки прерывается, когда я слышу зовущего меня Грегори. Вздыхаю, еще сильнее злясь, медленно оборачиваюсь и даже не пытаюсь натянуть на уставшее лицо неискреннюю улыбку.

Он в своей рабочей одежде, выглядит неряшливо, с кусочками травы в спутавшихся волосах. Как только он подходит, то сразу кладет руку мне на плечо и подталкивает к себе.

– Идешь домой?

– Да. Что ты здесь делаешь?

– Приехал, чтобы тебя подвезти, – его голос звучит искренне, но мне известно другое.

– Подвезти домой или выудить информацию? – замечаю сухо, получая от него легкий толчок под ребра.

– Как себя чувствуешь?

Хорошенько задумываюсь над подходящим словом, чтобы попытаться предотвратить дальнейшие расспросы. Он знает достаточно и всё уже доложил Нан. Я не расскажу ему о предложении двадцати четырех часов или о том, что сейчас нахожусь на распутье. Я отказала и чувствую себя паршиво, так что, возможно, мне стоило бы рискнуть и в любом случае чувствовать себя паршиво. В конце концов, у меня бы было о чем вспоминать, чувствуя себя дешевкой – что-то, чтобы переживать это в голове снова и снова.

– Хорошо, – в конечном итоге, отвечаю я, позволяя Грегори вести себя к его грузовику.

– Если ему говорили, что он эмоционально ограничен, Ливи, это не может быть хорошим знаком. Ты приняла правильное решение не встречаться с ним больше.

– Знаю, – соглашаюсь я. – Тогда почему я не могу перестать о нем думать?

– Потому что мы всегда западаем на неправильных парней, – он наклоняется, целуя мой лоб. – Тех, кто наиграется с нами и оставит на сердце шрамы. Я переживал такое, покончил с этим и рад сообщить, что ты остановилась прежде, чем зайти слишком далеко. Я тобой горжусь. Ты заслуживаешь лучшего.

Я улыбаюсь, вспоминая, сколько раз я держала Грегори за руку, когда он становился жертвой чар какого-нибудь парня, только вот Миллер не очаровательный – ни капельки. Сложно сказать о нем такое, за исключением его потрясающей внешности, но это чувство… Боже, это чувство. И то, что только что сказал Грегори, абсолютно правильно. Мамы не было в моей жизни из-за принятых ею плачевных решений, когда дело касалось мужчин. Уже это должно было заставить меня бежать от него в противоположном направлении, но вместо этого меня тянет к нему. Его мягкие губы по-прежнему ощущаются на моих, кожа по-прежнему согрета его прикосновениями, и я лежу в постели каждую ночь с мыслями о том поцелуе. Ничто никогда больше не сравнится с этим чувством.

Мы заходим в дом, и я веду Грегори на кухню в задней части дома. Я слышу болтовню Нан и Джорджа и стук деревянной ложки, ударяющейся о стенку огромной металлической кастрюли – кастрюли для тушения. Сегодня будет тушеное мясо и клецки. Я морщусь, обдумывая, как избежать местных посиделок. Терпеть не могу тушеное мясо бабушки, зато его обожает Джордж, и Джордж остается здесь на ужин, так что, кажется, мне придется это есть.

– Грегори! – Нан кидается на моего друга-гея и целует его своими зефирными губами. – Ты должен остаться на ужин. – Она указывает на стул прежде, чем подойти ко мне и поцеловать, после чего усаживает меня на стул рядом с местом для Грегори. – Мне так нравится, когда мы все здесь, – заявляет она счастливо. – Кому тушеного мяса?

Все, включая меня, поднимают вверх руки, хотя я не хочу.

– Садись, Грегори, – командует Нан.

Грегори благоразумно подчиняется, глядя на меня и Джорджа, поджав губы, когда видит, как мы оба смеемся над его осторожными движениями.

– Скажите ей нет, – шепчет он.

– Извини, что? – Нан разворачивается, и мы все вытягиваем лица и спины, как прилежные детишки.

– Ничего, – заявляем мы одновременно, каждый получая по несколько мгновений цепкого взгляда от моей дорогой бабули.

– Хмм, – она ставит на стол кастрюлю. – Накладывайте.

Джордж и правда лезет ложкой в кастрюлю, в то время как я беру кусок хлеба, отламывая крошечные кусочки и медленно пережевывая, пока все оживленно болтают.

Образ Миллера появляется перед глазами, заставляя меня зажмуриться. Я ощущаю его, почти затаила дыхание. Чувствую его обжигающие прикосновения, заставляющие меня ерзать на стуле. Я мысленно сражаюсь с собой, пытаясь прогнать из головы его образ, воспоминания о нем и звук его спокойного голоса.