Текст книги "Одна обещанная ночь (ЛП) "

Автор книги: Джоди Эллен Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Я затаила дыхание. Не могу говорить. Мое тело, кажется, автоматически на него реагирует, создавая чувства, ощущения и мысли, которым я не могу препятствовать.

– Пожалуйста, просто трахай меня, – молю, надеясь, что отсутствие проявления чувств и интимности смогут решить назревающую в голове проблему. – Ты уже взял меня аккуратно.

– Наслаждение, а не спешка, – он возвращает ко мне свое лицо, и я замечаю каплю шоколада на его подбородке. – Я уже объяснял это тебе. – Его слова подкрепляются медленными, повторяющими, тщательными толчками его бедер, снова, снова и снова. – Хорошо, да?

Киваю.

– Согласен, – его хватка на бедрах становится сильнее, он накрывает мой рот своим. – Я буду растягивать удовольствие так долго, насколько возможно.

Я принимаю его поцелуй, падая в уверенную сладость его языка. Это просто. Нет сопротивления. Следовать за ним – самая простая вещь, которую я когда-либо делала. Наши рты двигаются так, как будто мы пробовали этот поцелуй уже тысячу раз, как будто это самая естественная в мире вещь. Он чувствуется так правильно для меня, несмотря на то, что наши миры такие разные: Миллер, всемогущий, самоуверенный брутальный бизнесмен, и я, скучная, неуверенная в себе миленькая официантка. Притяжение противоположностей никогда не было таким полноценным. Направление моих мыслей обосновано и должно беспокоить меня, но не сейчас, не тогда, когда он заставляет меня чувствовать себя вот так. Кровь закипает, я парализована удовольствием и чувствую себя живой больше, чем когда бы то ни было.

Он терпеливый, совершенный. Движение его бедер убивает меня. Мои руки бесконтрольно касаются его везде, где могут достать, ноги болят и затекли, но мне все равно.

– Миллер, – говорю ему в рот. – Уже скоро.

Он прикусывает мою губу и посасывает, отправляя меня за грань.

– Я чувствую.

– Ммм, – набрасываюсь на его рот неистово, руки зарываются в его волосы и оттягивают. Мне нужно ослабить железную хватку на его бедрах, но с бешено отстукивающей пульсацией между ног не могу больше ни на чем сосредоточиться. Движения тела спонтанны. Без всяких наставлений. Все случается, но я об этом не расскажу. – Прошу, пожалуйста, пожалуйста, – молю я. – Быстрее. – Потребность его, отправляющего меня вниз с обрыва, довела меня до еще более бесстыдной мольбы – это и отчаянная потребность превратить это больше чем в нежное занятие любовью. Он удерживает меня между раем и адом. Но нужно отпустить.

– Нет, Ливи, – он успокаивает меня мягко, но решительно. – Я еще не готов.

– Нет! – это пытка. Настоящая пытка.

– Да, – отвечает он, толкаясь в меня в уже установленном ритме. – Это слишком хорошо. Тебе не нужно контролировать.

Мое раздражение становится явным, и я нагло стискиваю кулаки в его волосах и отрываю его от своих губ. Я задыхаюсь, так же, как и он, но это не сбивает движение его бедер. Его волосы влажные, губы приоткрыты, привычно непослушная прядь спадает на лоб. Хочу, чтобы он впечатал меня в холодильник. Хочу, чтобы он ругался и проклинал меня за мою испорченность. Хочу, чтобы он трахал меня.

– Ливи, это не закончится в ближайшее время, так что прекрати.

Я вздыхаю от этих слов и молча заставлю его подкрепить их силой, но он этого не делает, черт его побери, и сохраняет свой контроль. Снова оттягиваю его волосы, пытаясь вытянуть из него хоть сколько-нибудь жесткости, но он только улыбается своей красивой открытой улыбкой…так что я тяну еще немного.

– Ты жестокая, – произносит он, по-прежнему не давая мне то, чего хочу, продолжая нежно в меня погружаться.

Я запрокидываю голову и стону от недовольства, уверенно продолжая стискивать в кулаках его волосы.

– Ливи, ты можешь обращаться со мной так плохо, как только захочешь. Мы будем делать это по-моему.

– Я больше не выдержу, – стону я.

– Хочешь, чтобы я остановился?

– Нет!

– Тебе больно?

– Нет!

– Так я просто свожу тебя с ума?

Я роняю голову, принимая его осторожные толчки, по-прежнему закипая, и теперь испытываю нетерпение. Нахожу его глаза, где нет ни капли уже знакомого высокомерия.

– Да, – шиплю я.

– Очень плохо, что я кайфую от этого?

– Да, – теперь уже мои зубы стиснуты.

Его тускнеющая улыбка переходит в хитрую усмешку, а глаза искрятся:

– Я не стану просить прощенья, но, к счастью для тебя, сейчас я готов.

С этими словами он поднимает меня, получая еще больший контроль, и отстраняется, прежде чем толкнуться в меня, удерживая себя глубоко и протяжно простонав, содрогаясь во мне.

Это дает необходимый эффект.

Я бьюсь в конвульсиях в его руках, тело становится слабым, мозг отключается и руки, наконец, разжимаются, отпуская его волосы. Я не пытаюсь, но моя внутренняя стена распадается под ним с каждой его пульсацией, растягивая волны удовольствия, проходящие через меня.

В то время как я достаточно счастлива быть зажатой между ним и холодильником, слабая и беспомощная, Миллер решает, что он не так счастлив держать меня тут. Он опускается на пол, я оказываюсь распластанной на его груди, а потом он переворачивается так, что я под ним. Он смотрит, как я пытаюсь совладать с прерывистым дыханием, накрывает ртом мой сосок и всасывает его сильно, прикусывая и рукой поглаживая кожу вокруг.

– Рада, что отдалась на мою милость? – спрашивает Миллер, и, судя по голосу, он уверен в моем ответе.

– Да, – выдыхаю, сгибая ногу, и ищу силы, чтобы поднять руку и погладить заднюю часть его головы.

– Конечно, рада, – он прокладывает дорожку поцелуев вверх по моему телу, пока не останавливается у моих губ, ласково покусывая. – Время принимать душ.

– Оставь меня здесь, – фыркаю я, распластывая руки по сторонам. – У меня нет сил.

– Ну, я сделаю всю тяжелую работу. Я ведь говорил, что буду преклоняться тебе.

– Еще ты говорил, что будешь меня трахать, – напоминаю ему.

Он отпускает мою губу и отстраняется, старательно размышляя:

– Еще я говорил, что сначала объезжу тебя.

К своему удивлению, я даже не краснею:

– Думаю, мы с уверенностью можем сказать, что ты можешь вычеркнуть этот пункт из своего списка, так что теперь можешь меня трахнуть, – какого черта со мной творится?

Очевидно, Миллер задался тем же вопросом, потому что его темные брови шокированно взлетают вверх, только он ничего не говорит. Возможно, я лишила его дара речи. Он хмурится немного, когда скатывается с меня, стягивает презерватив и вытирает ступни, после чего быстро поднимает меня и уже традиционно обхватывает мой затылок. Потом ведет в свою спальню.

– Поверь, ты не захочешь, чтобы я тебя трахнул.

– Почему?

– То, что мы сейчас разделили, было намного приятнее.

Он прав, и хотя знаю, что это моя глупость, не хочу добавлять Миллера в список своих бессмысленных встреч.

– Твоя кухня разгромлена, – я указываю на залитый шоколадом пол и холодильник, но он не смотрит в указанном направлении, вместо этого толкая меня вперед.

– Не могу смотреть, – его взгляд становится темным, и он качает головой. – Я не усну.

Не могу сдержать улыбку, хотя и знаю, что ее не оценят. Он маньяк чистоты. У него странные привычки переставлять вещи, но побывав здесь и увидев идеально аккуратный гардероб, думаю, он, может быть, даже немного свихнулся на порядке.

Только когда мы пересекаем вход в его спальню, я собираюсь с силами и прохожу по комнате. Я немного шокирована, но справедливость сказанного останавливает меня от комментариев. Он такой сильный и безупречно сложенный, истинный мужской шедевр, и ощущается он так же хорошо, как и выглядит. Стоя у двери в ванную, я оборачиваюсь назад на его спальню и быстро прихожу к неутешительному заключению. Мои ступни испачканы в шоколаде. Его нет. Он не хотел пачкать свой ковер. Он копошится в ванной, с щепетильностью относясь к тому, куда кладет вещи – полотенца, туалетные принадлежности – и он даже не смотрит на меня, проходя мимо и возвращаясь в спальню, оставляя меня чувствовать себя маленькой и нелепой. Я хмурюсь сама на себя и обнимаю руками свое обнаженное тело, молча осматривая необъятных размеров ванную до тех пор, пока он, наконец, не возвращается. Включает душ и пробует воду. У него нет никаких проблем со своей наготой, да и это не должно удивлять. Нет ничего на свете, что могло бы его смутить.

– После тебя, – он протягивает руку, приглашая меня проходить в огромную душевую кабину.

Я сомневаюсь, но, тем не менее, нахожу в себе силы сфокусироваться и двигаться вперед, голой и испачканной в шоколаде. По пути бросаю взгляд на бесстрастное лицо. Он абсолютно собран и холоден, полная противоположность тому, кем был всего пять минут назад.

– Спасибо, – бормочу я, вставая под горячую воду, и сразу же смотрю вниз, наблюдая, как у ног собирается вода шоколадного цвета. Пару секунд стою одна, не поднимаю взгляда до тех пор, пока в поле зрения не появляются его ноги. Даже они совершенны. Взглядом начинаю медленно подниматься вверх по его телу, изучая каждый идеальный, крепкий дюйм тела, пока он выдавливает гель для душа на ладонь. Эти ладони в любую секунду могут оказаться на мне, хотя, судя по взгляду на его лице, жаркой сцены в душе не будет. Он слишком сосредоточен на пене в своих руках.

Не сказав ни слова, он приседает передо мной на корточки и начинает втирать гель в мои бедра, не спеша смывая шоколад. Я просто молча наблюдаю, только от тишины становится неуютно:

– Чем ты зарабатываешь на жизнь? – спрашиваю, пытаясь разрушить неловкую тишину.

Он замирает, но быстро возвращается к своим действиям:

– Не думаю, что нам стоит разговаривать на личные темы, учитывая наше соглашение, Ливи, – он не смотрит на меня, предпочитая продолжать уделять все свое внимание моему мытью. Жалею, что не промолчала, потому что эти слова совсем не уменьшили мое и без того нелегкое положение; я просто чувствую себя еще более неловко. Я пытаюсь о нем больше узнать, но он прав. Жить мне от этого легче не станет, просто сделает ситуацию более комфортной, какой она и должна быть.

Он продолжает водить великолепными руками по моей коже, не говоря ни слова и даже не глядя на меня. После нашей интимной близости, теперь все сложно и неприятно. Как будто мы чужие. Ну, так и есть, только мужчина, стоящий передо мной на коленях, единственный на всем белом свете человек, с кем я разделила себя. Не свое прошлое или проблемы, а свое здравомыслящее тело и свою уязвимость. Он заставил меня поставить под сомнение мое отношение к жизни и к мужчинам. Он соблазнил меня ложным чувством безопасности, а теперь ведет себя так, как будто это работа, не удовольствие.

Я растеряна, хотя и не должна быть. Знала ведь, что это сделка, только его нежность и тот факт, что он абсолютно меня не трахал, возможно, дали мне ложную надежду на что-то большее, и это мерзко. Он, действительно, чужой и от этого непредсказуемый, угрюмый и пугающий.

Поток моих мыслей прерывается, когда его руки касаются моих плеч, то, как твердость его больших пальцев впивается в мою плоть, восхитительно. И сейчас он смотрит на меня, лицо по-прежнему бесстрастно, его волосы насквозь промокли и под тяжестью воды кажутся длиннее. Наклонив лицо, он целует меня осторожно, но сладко, прежде чем вернуться к мытью моего тела.

Что это было?

Нежность, как выражение симпатии? Заботливый жест? Природный инстинкт? Или просто дружеский поцелуй? Жар от слияния наших ртов говорит о другом, но только не его лицо. Мне нужно уйти. Не уверена, как, по моему мнению, должна была закончиться эта ночь, но мне следовало подумать лучше, и тогда, уверена, я бы отвергла его предложение. Это не должна быть я, мои чувства быстро переходят от страха к обиде.

Только я собралась озвучить свое намерение разорвать наше соглашение, как он начинает говорить:

– Скажи, как так вышло, что ты не была с мужчиной семь лет, – говорит он, убирая с моего лица мокрые пряди волос.

Я вздыхаю, опустив лицо, но он быстро возвращает его к себе:

– Я… – не знаю что говорить, – это просто…

– Продолжай, – мягко подталкивает меня к ответу.

Нахожу простой способ избежать вопроса, повторив его предыдущее заявление:

– Учитывая наше соглашение, я думала, мы не станем разговаривать на личные темы.

Его недовольство совпадает с моим. Он выглядит смущенным.

– Так же, как и я,– он хватает мою шею поверх мокрых волос и выводит меня из душа. – Прости меня.

Я все еще хмурюсь, когда он вытирает меня полотенцем, снова берет за шею и ведет из ванной комнаты к своей огромной кровати с кожаной обивкой. На ней повсюду изысканно разложены декоративные подушки из мятого бархата насыщенного красного и золотого цветов. Я не замечала их раньше, но знаю, что они не могли быть такими аккуратными, когда я встала, так что кровать перестилали. Не хочу опять мешать его педантичности, но Миллер, оставив меня, начинает брать подушки и аккуратно раскладывать их в изголовье кровати, после чего отбрасывает одеяло и кивает мне забираться.

Я подхожу настороженно и медленно забираюсь на огромную кровать, чувствуя себя принцессой на горошине. Уютно устроившись, смотрю, как он забирается рядом со мной и, прежде чем опустить голову, взбивает подушку, обнимает меня за талию, осторожно прижимая к себе. Инстинктивно ныряю в тепло его груди, понимая, что это неправильно. Знаю, что неправильно, особенно когда он берет мою руку и целует костяшки пальцев, потом кладет мою ладонь на свою грудь и накрывает своей рукой, начиная тихо поглаживать.

Тихо. Я слышу, как работает мой мозг, прокручивая нескончаемые полные надежды мысли. И думаю, что слышу его мысли тоже, только теперь есть невидимое напряжение, и это невидимое напряжение между нами гораздо сильнее того, что происходило ранее. Его сердце бьется прямо под моим ухом, и незнакомый плен моей руки в его приносит комфорт, но я никогда не смогу уснуть, даже если тело истощено и в голове пустота.

Миллер вдруг шевелится, и я отодвигаюсь от его груди и ловко устраиваюсь с краю.

– Оставайся здесь, – шепчет он, целуя в лоб, после чего слезает с кровати и надевает шорты. Он выходит из комнаты, и я, облокотившись на локти, смотрю, как дверь за ним тихо закрывается. Сейчас, должно быть, раннее утро. Что он делает? Отсутствие неуютной тишины должно заставить меня почувствовать себя лучше. Но нет. Я голая, с ноющими мышцами внизу, заботливо уложена в чужую кровать, но ничего не могу поделать, кроме как лечь обратно и смотреть в потолок в компании непрошенных мыслей. Миллер заставляет меня чувствовать себя удивительной и живой, а в следующую секунду нелепой обузой.

Не уверена, как долго здесь лежу, но когда слышу несколько ударов и определенно мягкие ругательства, не могу больше оставаться. Я сползаю с кровати, прихватив с собой простынь, и прохожу по спальне, осторожно ступая в коридор и направляясь к источнику шума. Грохот и ругательства становятся все громче и громче, пока я не оказываюсь в дверях кухни и не вижу Миллера, вытирающего зеркальные дверцы холодильника.

Что действительно должно шокировать меня – это рука Миллера, лихорадочно оттирающая тряпкой поверхность холодильника, но у меня перехватывает дыхание от мышц его спины, невероятно сильных, моя рука цепляется о дверной косяк в попытке удержать равновесие. Он не может быть настоящим. Он галлюцинация, сон или мираж. Я бы была в этом уверена, если бы не была так… оттрахана.

– Гребаный бардак! – шипит он, опуская руку в ведро с мыльной водой и вытаскивая тряпку. – О чем я думал? Блин! – Он ударяет тряпкой о дверцу холодильника, продолжая ругаться и лихорадочно тереть.

– Все хорошо? – спрашиваю тихо, улыбаясь про себя, как сумасшедшая. Миллер любит все такое идеальное же, как он.

Он оборачивается, удивленный, но хмурый:

– Почему ты не в постели? – тряпка со злостью брошена в ведро. – Ты должна отдыхать.

Прижимаю к себе простынь плотнее, как будто использую ее в качестве защитной завесы. Он в ярости, но в ярости на меня или на измазанное зеркало холодильника? Я начинаю пятиться, немного испугавшись.

– Блин! – он на месте сгорает от стыда, качая головой и взъерошивая свои темные волосы раздраженным взмахом руки. – Прости меня. – Он поднимает глаза, в которых видно настоящее сожаление. – Я не должен был так с тобой говорить. Моя ошибка.

– Да, твоя, – соглашаюсь я. – Я здесь не для того, чтобы ты на меня срывался.

– Это просто… – он смотрит на холодильник и зажмуривает глаза, как будто ему больно при виде беспорядка. Потом вздыхает и идет ко мне, протягивая руки вперед, молчаливо прося разрешения до меня дотронуться. Глупо это или нет, я киваю, и он заметно расслабляется. Не теряя времени, хватает меня и тянет к себе, зарываясь носом в мои влажные волосы. Тот уют, что он мне дарит, нельзя не заметить. Когда он сказал, что не сможет уснуть, он действительно имел в виду это. Он не взглянул на бардак, когда я упомянула, но ясно, что это крутилось в его голове, изводило его.

– Прости, – повторяет он, целуя мои волосы.

– Тебе не нравится грязь, – я не спрашиваю, потому что это и так ясно. Не даю ему шанса обидеть меня своим обманом.

– Я домовитый, – признается он, разворачивая меня и подталкивая обратно к спальне.

Все вокруг напоминает мне о роскошной обстановке.

– У тебя нет уборщицы? – спрашиваю, полагая, что бизнесмен, живущий в подобном месте, одевающийся так, как Миллер, и водящий дорогой автомобиль, по крайней мере, должен иметь домработницу.

– Нет, – я разворачиваю простынь и забираюсь в постель, пока он говорит. – Мне нравится делать все самому.

– Тебе нравится убираться? – восклицаю в шоке. Он вообще реальный человек?

Уголки его губ приподнимаются в улыбке, заставляя меня чувствовать себя намного лучше после событий, слов и чувств, которые пришли после нашей близости.

– Я бы не сказал, что нравится, – он ложится рядом, притягивая меня к себе и переплетая наши ноги. – Думаю, ты могла бы звать меня богом домашнего порядка.

Теперь я тоже улыбаюсь, в то время, как моя рука имеет свободный доступ к его голому торсу.

– Никогда бы не подумала, – произношу мечтательно.

– Ты должна постараться перестать так много думать. Люди переоценивают вещи, придавая им значение большее, чем есть на самом деле, – он говорит мягко, почти безразлично, но, я знаю, в этих словах гораздо больше значения.

– Например, что?

– Ничего конкретного, – он целует меня в макушку. – Сказал в общем смысле.

Он говорил совсем не в общем, но я больше ничего не спрашиваю. Эти его новые мысли успокоили возникшее ранее беспокойство, так что я позволяю его рукам, обнимать меня. Спустя короткое время мои глаза закрываются, и последнее, что я слышу, голос Миллера, который шепчет мне что-то гипнотизирующее и ласковое.

В панике открываю глаза и резко сажусь на кровати. Кромешная темнота. Откинув с лица непослушные волосы, пару секунд прихожу в себя, и все возвращается…или мне это приснилось?

Провожу рукой по кровати, чувствуя только мягкую постель и пустые подушки. Эта кровать огромна, но я бы не пропустила на ней целого мужчину.

– Миллер? – робко шепчу, а потом чувствую, что на теле нет одежды. Я всегда сплю в трусиках. Это не сон, и я не знаю, радоваться мне или волноваться. Я сползаю с кровати и иду, опираясь о стену. – Дерьмо! – ругаюсь, голенью ударившись обо что-то твердое. Игнорирую боль и крадусь дальше, натыкаясь на что-то головой. Столкновение разрывает тишину, а я неуклюже отмахиваюсь. – Дважды дерьмо! – у меня не получается удержать то, что меня ударило, и я позволяю этому упасть, вздрогнув, когда оно разбивается, после чего потираю лоб. – Чтоб тебя!

Я жду, что появится Миллер, где бы он ни скрывался, чтобы проверить, откуда такой шум, но, простояв в тишине целую вечность, надеясь, что сейчас он щелкнет выключателем и благословит меня светом, я по-прежнему ничего не вижу. Продолжаю ощупывать в темноте стену, пока не нахожу выключатель. Я включаю его, моргая от резко бьющего в глаза света. Конечно, я одна, а еще я не одета. Вижу комод, о который ударилась ногой и напольную лампу, в которую врезалась головой. Теперь та привалилась к комоду, разбившись на миллион осколков. Я спешу обратно к постели и хватаю одеяло, кутаясь в него по дороге к двери. Может, он опять чистит холодильник, но придя в кухню, не вижу Миллера. Фактически, я вообще не вижу Миллера. Нигде. Я дважды обхожу его квартиру, открывая и закрывая двери, или все, что открываются. Только одна закрыта. Я поворачиваю дверную ручку, но она не поддается, так что я осторожно стучусь и жду. Ничего. Возвращаюсь в его спальню, сильно хмурясь. Куда он исчез?

Сидя на его половине постели, я задаюсь вопросом, что делать, и впервые за все это время вся сила собственной глупости обрушивается на меня. Я в чужой квартире, обнаженная посреди ночи, после сумасшедшего, безэмоционального, разрушающего секса с незнакомцем. Разумная, здравомыслящая Ливи только что приняла четкое, заслуживающее похвалы, решение. Я в себе разочарована.

Я осматриваюсь в поисках одежды, но нигде ее не вижу.

– Твою мать! – ругаюсь на себя. Какого черта он с ней сделал? Логика приходит слишком быстро, и я оказываюсь перед комодом, отодвигаю лампу и открываю ящик, где нахожу стопки чистой мужской одежды. Меня это не останавливает. Открываю следующий, потом следующий и следующий, пока не оказываюсь на коленях у нижнего ящика и не смотрю на свою одежду, аккуратно сложенную, с конверсами, ловко оставленными рядом. Смеюсь над собой, вытаскивая свою одежду и быстро одеваясь.

Когда поворачиваюсь к двери, замечаю листок бумаги на кровати. Не хочу верить в то, что он оставил мне записку на подушке, и, возможно, мне стоит уйти, не прочитав ее, но я чертовски любопытна. Миллер делает меня любопытной, и это плохо, потому что всем известно: любопытным Варварам отрывают нос. Ненавижу себя, но спешу обратно и хватаю ее, разозлившись, даже успев прочитать.

Ливи,

мне пришлось отлучиться. Я ненадолго, так что, пожалуйста, не уходи.

Если я тебе понадоблюсь, звони. Я забил свой номер в твой телефон.

Миллер

Х

Глупо, но я вздыхаю при виде поцелуя после его имени. Потом начинаю сильно злиться. Ему пришлось отлучиться? Кто отлучается посреди ночи? Ищу свой телефон, чтобы узнать точное время. Нахожу свою сумку и телефон на кофейном столике, включаю его и не обращаю внимание на дюжину пропущенных звонков от Грегори и три сообщения, информирующих о том, что у меня проблемы. Экран подсказывает мне, что сейчас три часа утра. Три?

Снова сжимаю телефон, размышляя, что могло понадобиться ему в такое время? Что-то могло случиться с членом его семьи. Он мог быть в больнице или забирать пьяную сестру из ночного клуба. У него есть сестра? Самые разные причины вертятся в голове, но когда телефон в моей руке начинает звонить и я вижу его имя, высветившееся на экране, прекращаю лишние размышлениея.

– Привет?

– Ты проснулась.

– Ну, да, и тебя здесь нет, – сажусь на софу. – Все хорошо?

– Да, нормально, – он говорит тихо. Может, он действительно больнице. – Я скоро вернусь, так что просто расслабься в постели, хорошо?

Расслабиться в постели?

– Я как раз уходила.

– Что? – он больше уже не шепчет.

– Тебя здесь нет, так что нет резона оставаться, – это похоже на предательство.

– Большой резон! – спорит он, и я слышу стук захлопнувшейся двери на заднем плане. – Просто оставайся на месте. – Голос звучит сердито.

– Миллер, ты в порядке? – спрашиваю. – Что-то случилось?

– Нет, ничего.

– Тогда что заставило тебя сорваться посреди ночи?

– Просто дела, Ливи. Возвращайся в постель.

Слово «дела» вызывает во мне необоснованную обиду.

– Ты с той девушкой?

– Что заставляет тебя так говорить?

Его вопрос превращает обиду в подозрение.

– Потому что ты сказал «дела», – от этого затмевающего мозг преклонения я совсем забыла о темноволосой красотке.

– Нет, пожалуйста. Просто возвращайся в постель.

С силой прислоняюсь к спинке софы:

– Я не буду спать. Это не было частью сделки, Миллер. Я не хочу быть одна в чужой квартире, – абсурдность слов заставляет меня мысленно кусать локти. Потому что я становлюсь счастливее в чужой квартире с незнакомым мужчиной, который заставляет меня терять все благоразумие.

– Сделка была на одну ночь, Оливия. Двадцать четыре часа, и мне не льстит мысль потерять несколько из них. Если тебя не будет в постели, когда вернусь, я…

Сажусь прямо:

– Ты что? – спрашиваю, чувствуя его паникующее, нервозное дыхание на том конце линии.

– Я..

– Да?

– Я..

– Ты что? – я переспрашиваю нетерпеливо, вставая и забирая свою сумку. Он мне угрожает?

– Я найду тебя и притащу обратно, – бросает он.

На самом деле, я смеюсь:

– Ты себя хоть слышишь?

– Да, – его тон спокоен. – Это незаконно – нарушать условия сделки.

– Мы не пожимали руки в знак соглашения.

– Нет, мы просто трахались в знак соглашения.

Я выдыхаю, сержусь и выплевываю одновременно:

– Я думала, ты джентльмен.

– Откуда такая мысль?

Я захлопываю рот, раздумывая над вопросом. Наша первая встреча никак не предполагала, что он джентльмен так же, как и последующие, только его забота и манеры с тех пор, как мы оказались здесь. Не было никакого траха, ни в одном смысле этого слова.

Меня накрывает отвратительная реальность. Я правда очень глупая. Он соблазнил меня, и сделал это блистательно.

– Понятия не имею. Но я, явно, ошиблась. Спасибо за бесчисленные оргазмы, – слышу, как он выкрикивает мое имя, когда убираю телефон от уха и отсоединяюсь. Я шокирована собственной наглостью, но Миллер пробуждает мою внутреннюю храбрость. Слишком опасная территория, но необходимо защищаться, когда имеешь дело с этим сбивающим с толку мужчиной. Повесив на плечо рюкзак, я иду к входной двери, сбрасываю входящий звонок и отключаю телефон.

Глава 9

Я не спала ни секунды, несмотря на мягкость моей постели. Прокравшись в дом, как профессиональный вор-домушник, я на носочках поднимаюсь по лестнице, не наступив ни на одну скрипящую половицу и оставаясь не замеченной, пока я не попадаю в комнату и не оказываюсь в безопасности. Потом я лежу без сна ставшиеся предрассветные часы, безучастно и чисто механически глядя в потолок.

Сейчас поют птички, и я слышу, как Нан возится на кухне, а у меня нет желания встречать этот день. Голова забита картинками, мыслями и раздумьями, хотя мой мозг ничего этого не хочет. Но неважно, насколько сильно я стараюсь, все равно не могу выкинуть его из спутанных мыслей.

Потянувшись к прикроватному столику, я снимаю телефон с зарядки и смелюсь включить его. Еще пять пропущенных звонков от Грегори, один от Миллера и голосовое сообщение. Не хочу слышать, что говорят оба мужчины, но это не останавливает меня от дальнейших самоистязаний и прослушивания этого чертового сообщения. Оно от моего обеспокоенного друга, не от Миллера.

«Оливия Тейлор, нас с тобой ждет очень серьезный разговор, когда я до тебя доберусь. О чем ты думаешь, милая? Черт возьми! Я думал, из нас двоих ты самая ответственнвя. Тебе лучше мне перезвонить, или я нанесу визит Нан и расскажу ей о твоих поступках! Он мог быть насильником, убийцей с топором! Твою мать, ты глупая женщина! Я очень зол на тебя!»

Голос невероятно злой, чуть ли не истеричный. И я знаю, что он не станет докладывать Нан, потому что понимает так же, как и я, что она обрадуется, а не расстроится. Пустые угрозы, вот и все его сообщение. Отчасти справедливое, но перешедшее границу и абсолютно лишенное понимания.

В какой-то степени.

Немножко.

Капельку.

Он на сто процентов прав, а ведь не знает и половины всего. Я не идиотка. Звоню Грегори, прежде чем он сойдет с ума, и он отвечает тут же, его голос звучит так, как будто он уже страдает от эмоционального срыва.

– Ливи?

– Я жива, – падаю обратно на свою подушку. – Сделай глубокий вдох, Грегори.

– Не издевайся! Я всю ночь пытался выяснить, где он живет.

– Ты слишком остро реагируешь.

– Я так не думаю!

– Так ты не нашел его? – спрашиваю, повыше натягивая одеяло и уютно сворачиваясь под ним.

– Ну, я знаю не так много, чтобы похвастаться успехом, разве нет? Я гуглил «Миллер», но вряд ли он толкает дурь.

Смеюсь сама себе:

– Я не знаю, чем он зарабатывает на жизнь.

– Что ж, это не важно, поскольку больше ты с ним не увидишься. Как сходила? Ты его измотала? Где ты? Лишилась гребаного ума?

Я уже больше не смеюсь:

– Не твое дело, не твое дело, я дома и да, я, блин, лишилась ума.

– Не мое дело? – кричит он громко, пронзительно. – Я годами надрывал задницу, пытаясь вытащить тебя из скорлупы, в которую ты спряталась. Я бесконечно знакомил тебя с приличными парнями, все они сходили по тебе с ума, но ты моментально отметала даже идею сходить с ними на простой коктейль или, тем более, на обед. Позволить мужчине угостить тебя вином или ужином не значит сделать из себя твою мать.

– Замолчи! – злюсь я, упоминание моей матери будит во мне ненависть, открыто звучащую в голосе.

– Прости, но, как насчет того, что этот членосос превратил тебя в безответственную, беспечную идиотку?

– Ты единственный членосос, которого я знаю, – возражаю тихо, потому что не знаю, что еще сказать. Я, действительно, была беспечной, такой же, как моя мать. – И он не преступник или убийца. Он джентльмен. – «Иногда» добавляю про себя.

– Что произошло? Скажи мне.

– Он боготворил меня, – сознаюсь я. Он скажет, что я глупая, ведь так и есть, как выяснилось. Теперь уже все сделано. Назад не вернуть.

– Боготворил? – Грегори почти шепчет, я так и представляю, как он замер, чем бы ни занимался на другом конце линии.

– Да, лучше у меня никогда не будет, – так и есть. Ничто с этим не сравнится. Ни у кого не будет такого мастерства, внимательности и страсти. Я окончательно сломана.

– О, Господи, – Грегори по-прежнему шепчет. – Это хорошо?

– Божественно, Грегори. Я чувствую себя обманутой. Он ведь обещал двадцать четыре часа, я получила только восемь. До ужаса сильно хочу ре…

– Воу! Повтори. Перемотай, нахрен, назад! – он орет, заставляя меня подпрыгнуть на кровати. – Дай задний ход! Что там о двадцати четырех часах? Двадцать четыре часа на что?

– Боготворить меня, – я поворачиваюсь на бок, перекладывая телефон к другому уху. – Он предложил мне столько времени, это все, что мог дать, – не верю, что выкладываю все Грегори. Это должно быть сокровенным, особенно учитывая, что говорим мы обо мне.

– Я даже не знаю, что сказать, – представляю шок на его лице, когда закрываю глаза. – Мне нужно увидеть тебя. Я выезжаю.

– Нет, нет! – я резко сажусь. – Нан не знает, что я здесь. Я прокралась обратно.

Грегори смеется:

– Милая, я ненавижу говорить тебе плохие новости, только твоя бабауля совершенно точно знает, где ты.

– Как?

– Это она позвонила мне, чтобы сказать, что ты дома, – слышу нотку самоуверенности в его голосе.

Смотрю в потолок, собираясь с силами. Блин, я должна была догадаться.