Текст книги "Нечестивые джентльмены (ЛП)"
Автор книги: Джинн Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Наконец ему попалось имя Эдварда. Его задержали в качестве свидетеля обвинения против Ника Сариэля и ещё одного подозреваемого, имя которого не разглашалось. Харпер сложил бумаги со списком предъявленных обвинений, опустил их в карман, а затем принялся искать записи показаний Эдварда. Он не был настолько глуп, чтобы почувствовать предательство, увидев в них собственное имя. Харпер и не рассчитывал, что Эдвард сможет продержаться в руках опытных исповедников.
Он отправил показания в тот же карман и быстро просмотрел дела капитана Брэндсона в поисках упоминаний Ника Сариэля. Искомая папка оказалась почти с дюйм толщиной. Харпер пропустил старые преступления Сариэля и достал последние обвинения. Среди них ждало неподписанное признание. Под графой соучастников он обнаружил вписанные несколько раз собственные инициалы. Почерком настоятеля Грили, не Брэндсона.
Секунду Харпер просто бездумно рассматривал лист перед собой. Он не знал, почему его так удивляла попытка настоятеля повесить убийство на него. Хотя Харпера – помеху для своих планов – Грили ненавидел, но такой низкий шаг с его стороны всё же стал неожиданностью.
Харпер забрал признание, а затем засунул всю папку Сариэля в стопку бумаг с делами, предназначенными для отклонения. Ника вряд ли отпустят, но потерянные материалы дел хотя бы значительно отложат его допрос.
На нижних этажах послышался всё нарастающий гул разговоров. Инквизиторы начали возвращаться с места ложно сработавшей сирены. Скоро они потоком понесут сюда отчеты. Харперу показалось, что на лестнице раздались знакомые голоса.
Он выскользнул из архивного кабинета и спустился через запасной выход на первый этаж. Там ему попалось несколько инквизиторов, но на него они обратили не больше внимания, чем друг на друга. Широкая спина Харпера, облачённая в форменную чёрную шинель, слилась с массой таких же.
Пульс бешено стучал. Если поймают сейчас, у него уже не найдётся резонного объяснения. А о том, чтобы пробиться с боем, не стоило и мечтать. Инквизиторы были везде. Шорох их чёрной формы наполнял сверкающие белые залы. Харпера нечаянно задевали и толкали. Впервые в жизни он чувствовал себя среди них в опасности.
Вдалеке он заметил Миллера. Конечно же, бок о бок с Рейнольдсом. Харпер замедлил шаг, подстроившись под темп идущего рядом пономаря. И настойчиво смотрел в другую сторону, пока не миновал парочку.
Прямо впереди ему бросились в глаза рыжие волосы посреди моря чёрных фуражек. Капитан Брэндсон вновь забыл свой головной убор. Харпер про себя поблагодарил за это судьбу. Если Миллер и Рейнольдс ещё могли и не высматривать его целенаправленно, то Брэндсон уж точно будет.
Харпер быстро свернул в коридор и прошёл служебным ходом к камерам, в которых держали свидетелей. Через усиленную охрану секции с Блудными ему не пробраться, но, по крайней мере, можно попытаться попасть к Эдварду.
Молодой охранник не был ему знаком, и он надеялся, что тот его тоже не узнает. Усилием воли Харпер заставил себя не натягивать козырёк фуражки пониже.
– Мне надо провести одного из свидетелей вниз к машинам. – Харпер сделал паузу, словно имя не горело сорваться с губ. – Тальботт. Имя Эдвард, насколько я помню.
Молодой охранник едва взглянул дальше блестящих серебряных нашивок на воротничке. Он пролистал журнал учёта заключённых, а затем подвинул его и ключ от камеры Харперу. Харпер лишь на миг задержался, глянув на предыдущие подписи на странице. Он расписался инициалами Брэндсона, забрал ключ и направился к камере Эдварда.
Двумя камерами дальше по коридору другой инквизитор проверял своего свидетеля. Харпер надеялся, что Эдвард был ещё в том состоянии, чтобы вести себя тихо. Он отпер дверь и прошёл в небольшую камеру.
Сгорбленный Эдвард сидел на узкой койке, прижав колени к груди и уткнувшись в них лицом. Исповедник явно не сдерживался. Правая рука была полностью перебинтована от локтя, из-под первых двух пальцев торчали шины. Эдвард даже не поднял взгляд.
– Не отводите меня туда, – прошептал он. – Я подпишу всё, что хотите. Только не отводите больше.
Харпер закрыл дверь и шагнул к койке. Он прижал ладонь ко рту Эдварда и откинул назад его голову. Тот поднял взгляд на Харпера и с расширившимися глазами глухо выдохнул из-под перчатки.
– Я могу тебя вывести, – прошептал Харпер, – но тогда ты будешь объявлен в розыск.
Тот кивнул. Харпер отнял руку от его лица. И обомлел, когда Эдвард бросился вперёд и сжал его в отчаянном объятии.
– Уилл, слава богу, что ты пришёл! Слава богу, – шептал Эдвард ему в шею.
Было приятно чувствовать его так близко, но по совершенно неправильным причинам. Харпер приобнял Эдварда в ответ и быстро отступил.
– Мы пока не на свободе. Ты должен сохранять спокойствие, понятно?
– Да, конечно. – Эдвард набрал в грудь воздуха и кивнул.
– Кроме руки, у тебя есть какие-то другие раны?
– Только синяки.
– Хорошо.
Харпер снял с пояса серебряные наручники и застегнул один из браслетов на левом, здоровом, запястье Эдварда. Второй он защёлкнул на собственной правой руке, но так слабо, чтобы мгновенно освободить её при необходимости.
– Только скажи сначала: ты не знаешь, куда забрали ту женщину, которую я тебе принёс? – спросил Харпер.
– Её не забирали. – Эдвард на секунду прикрыл глаза. – Её убили.
– Разумеется. Она же единственный свидетель.
По телу Харпера прошёл холодок от осознания, как легко настоятель Грили расправлялся с теми, кто стоял у него на пути.
– Нам пора.
Харпер открыл дверь и вывел Эдварда в коридор. Он боялся, что тот может как-то их выдать, но Эдвард смотрел в пол и шёл медленно, с видом охваченного ужасом заключённого, которого ведут к молитвенным машинам.
Харпер передал ключ от камеры охраннику и взял журнал учёта заключённых. Взглянув на страницу, он заметил, что инициалы капитана Брэндсона значились колонкой ниже тех, которые занёс он сам. Брэндсон не заметил, что его именем уже подписались. Пара одинаковых инициалов не бросалась в глаза, но третьи привлекут внимание даже нерадивого молодого охранника. Харпер скопировал другую подпись повыше и передал книгу обратно.
Не дожидаясь ответа охранника, он потянул Эдварда за собой по направлению к центральному холлу Дома Инквизиции. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не ускорить шаг. Брэндсон не заметил подделанных инициалов по чистейшей случайности. Харпер не сомневался, что на выходе из камер он точно обратит на них внимание.
Как только они достигли лестницы запасного выхода, Харпер снял наручники и подтолкнул Эдварда.
– Что бы ни случилось, иди вперёд, пока не дойдёшь до насосной комнаты. Там будет открыт люк в технологическую шахту. Все шахты подписаны закодированными названиями улиц, под которыми они пролегают, так что ты поймёшь, куда надо идти, – говорил он, пока они спускались.
– Но…
– Это на всякий случай, чтоб ты знал, – прошептал Харпер. Далеко позади он расслышал характерный голос Брэндсона, разносящийся в тишине. Ещё пара секунд, и поднимут тревогу. Тогда перекроют выходы и устроят обыск всего Дома Инквизиции.
– Беги, – сказал он Эдварду.
Они понеслись вниз и промчались через подвал до насосной. А когда Харпер закрывал за собой дверь, коридоры огласил рёв сирены. Он помог Эдварду спуститься в шахту.
– Здесь тьма кромешная, – прошептал тот.
– Спускайся ниже ещё через два люка. Там я оставил лампу. Харпер задвинул на место крышку люка над головой и повернул засов так туго, как только мог. Если никто не предположит, что они могли сбежать через технологические шахты, у них с Эдвардом остаётся шанс уйти. Харпер готов был биться об заклад, что Брэндсон сперва обыщет здание и прилегающие улицы, посчитав, что побег можно совершить только по поверхности.
И несмотря на отсутствие веры, он молился, чтобы так и было.
Глава восьмая: Пар
Харпер вёл Эдварда из шахты в шахту. Первый час прошёл в полной тишине. Единственный шум исходил от стаек водных крыс, которые шмыгали туда-сюда по трубам и разбегались при приближении людей.
В конце концов Эдвард шёпотом задал несколько вопросов. Он хотел знать, где они находились и как это определить. Почему Харпер привёл к нему ту женщину и почему её убили. Харпер отвечал быстро и односложно. Их разговоры всегда проходили похожим образом.
Даже в колледже, с головой уйдя в изучение анатомии, Эдвард оставался общительным. Тишина шла вразрез с его характером. В прошлом его непрекращающийся поток слов раздражал Харпера. Сейчас же он с облегчением слушал голос друга. Сам звук успокаивал и убеждал, что в этот раз он не опоздал. Исповедники причинили Эдварду боль, но не уничтожили его.
– Думаю, Рэддли сможет приютить нас на ночь, – прошептал Эдвард, когда они пробирались через низкую шахту.
– Рэддли… Это не его ли стошнило в урну с прахом дьякона?
– Да, но в том наверняка стоит винить портвейн. А сам он славный малый.
Харпер отклонил лампу назад, чтобы прочитать буквы над пересекающим их шахту туннелем.
– Мы прямо под Блюроу-стрит, – прошептал он.
– Ты не помнишь, Лотти Хэмптон ведь жила на Блюроу, да? – спросил Эдвард.
– Не припоминаю.
Харпер спрыгнул в более крупную шахту и помог перебраться Эдварду. Белые бинты на его руке теперь покрывали разводы смазки и налипшая плесень. Наружу просочились пятна крови.
– А что насчёт Уотерстоуна? – спросил Эдвард.
– Кого? – оглянулся Харпер.
– Ричард Уотерстоун. Неужели не помнишь? Он мог целую вечность рассуждать о поэзии.
– Это тот в родинках?
Харпер чётко помнил, как однажды застал в душевой юношу по имени Ричард. У него была красивая спина с тремя родинками, выстроенными в ряд прямо над задом.
– Веснушках, – поправил Эдвард. – Да, это он. Может, нам стоит его разыскать?
– Я слишком мало о нём помню, чтобы назвать хоть одну причину для розысков, так что сомневаюсь, что смогу найти аргументы против, – ответил Харпер.
Они подошли к очередному люку, и Харпер присел на корточки, чтобы его открыть. Его руки уже ныли от боли. Эдвард ссутулился рядом.
– Отец Уотерстоуна владеет «Словом дня». Ричард служит там главным редактором. Мы можем пойти к нему и всё рассказать. Уверен, он напечатает такую историю.
– У нас нет никакой истории, Эдвард. А в данный момент нет даже свидетеля.
Харпер постарался отвечать без злости. Эдвард был ни в чём не виноват. Своё раздражение Харпер выместил на люке, распахнув его со злобным рывком.
– Ну хорошо. – Эдвард последовал за ним. – Я сдаюсь. Куда мы идём?
– Вниз, – улыбнулся Харпер, наконец-то увидев лестницу, которую искал. Он проверил, не треснут ли её проржавевшие ступени под его весом. Они держались.
– Сможешь передвигаться с одной рукой? – спросил Харпер.
– Думаю, да, – ответил Эдвард.
Харпер пошёл первым. Эдвард вслед за ним. Фосфорная лампа качалась из стороны в сторону, пока они спускались. Её бледно-зелёный свет проходил сквозь тени лестницы и отбрасывал вниз узор из полукружий и перекрестий. Харпер услышал далёкое шипение паровых поршней.
– А знаешь, у Уотерстоуна была такая теория, что ты на самом деле наполовину Блудный, – послышалось сверху от Эдварда.
– Правда? – хмыкнул Харпер. – И что же, прости господи, навело его на эту мысль?
– Началось всё, по-моему, с перчаток.
– А-а.
Харпер замедлился, поняв, что спуск давался Эдварду тяжелее, чем тот был готов признать.
– Ты вечно что-то утаивал. Ну, знаешь, остальные мальчишки из кожи вон лезли, лишь бы поразглагольствовать о себе, а ты, казалось, никогда не хотел хоть что-то кому-то рассказывать. И всегда этим выделялся. В последнюю мою встречу с Уотерстоуном он всё ещё так и эдак примерял на тебя эту теорию. Нет, я серьёзно. Для нас с ним она стала своеобразной личной шуткой.
– Лучше бы он оказался прав, – ответил Харпер. – Тогда бы я смог призвать на помощь силу Блудного, вместо того чтоб спускаться по этой бесконечной лестнице.
– Умение летать сейчас было бы очень кстати, – согласился Эдвард.
Порез на ладони Харпера отдавался пульсирующей болью всякий раз, когда он хватался за скобу лестницы. Он задрал голову, чтобы посмотреть, как справляется Эдвард. Тот передвигался медленно, но улыбнулся, когда заметил взгляд Харпера.
– Забавно, – продолжал Эдвард, – что Уотерстоун никогда не говорил ничего такого о Джоан.
– Что? – Харпер едва не сорвался. Свисающая с его локтя лампа резко закачалась из стороны в сторону, озаряя зелёными вспышками лицо.
– Джоан он никогда не подозревал, хоть и встречался с ней много раз. Она так хорошо всё скрывала, что, думаю, никто бы не заподозрил.
– И как давно ты знал? – спросил Харпер.
– У меня ушло какое-то время, чтобы понять. Но после медового месяца я уже был практически уверен. Некоторые вещи просто невозможно скрыть, когда вы… близки.
– Почему же ты ничего не сказал? – спросил Харпер.
– Полагаю, ждал, когда она сама мне доверится, – покачал головой Эдвард. – Если б я знал, как мало времени нам отведено, я бы не медлил. Но так легко было представить, что мы с ней проживём вместе целую вечность. Что у нас в запасе ещё всё время в мире.
– Мне жаль, – только и мог ответить Харпер, не нарушая данное Джоан обещание. Он продолжил спуск и передвигался медленно, чтобы Эдвард не начал отставать слишком сильно.
– Меня всегда интересовало, знаешь ли ты, – сказал тот. – Я думал, что знаешь, но ты это совершенно никак не показывал.
– Будь это моё решение, я бы тебе признался.
– Понимаю.
Они спускались дальше. Харпер не знал, что ещё сказать. Их беседы всегда начинал Эдвард, поэтому Харпер продолжал хранить молчание, пока тот не заговорил вновь:
– Мне давно было интересно, как ты можешь работать в Инквизиции, имея при этом Блудную сестру.
Голос Эдварда звучал тихо, почти робко. Он редко говорил с такой осторожностью. Харпер поднял на него глаза, чтобы проверить, всё ли в порядке.
– Если не хочешь, не рассказывай, – добавил Эдвард, поймав его пытливый взгляд.
– Да особенно не о чем здесь рассказывать. Джоан никогда не вляпывалась в какие-то серьёзные переделки. Две половины моей жизни редко пересекались.
– Я не имел в виду напрямую. – Эдвард на секунду замолк, неуклюже перенося руку с одной лестничной скобы на другую. – Мне, наверное, больше интересно твоё мнение о Блудных. С одной стороны, ты священник, а они – дьяволы. С другой – твоя сестра была одной из них, а её ты любил, я знаю.
– И до сих пор люблю.
– И я.
Следующие несколько минут Эдвард спускался молча. Харпер ничего не говорил. Оставить Эдварда наедине с его мыслями казалось милосерднее. И к тому же проще для самого Харпера. Пока тот молчал, Харпер не чувствовал соблазна утешить его правдой.
Но он знал, что тишина долго не продлится. Эдвард был из тех людей, которые делятся мыслями и чувствами с окружающими. Ему никогда не приходилось скрывать собственных желаний под видом воздержания или давить свой гнев, храня молчание. Эдвард вёл жизнь не ведающего стыда честного человека.
– Странно, не правда ли, – сказал Эдвард, – как ты можешь знать, что кого-то уже нет в живых, а всё равно ощущать, будто вы до сих пор вместе. Каждый вечер вторника я всё ещё бездумно захожу в спальню, словно нужно напомнить ей, что Пайперы скоро придут на партию в бридж. Я знаю, что её нет, но никак не могу по-настоящему это прочувствовать. Всё кажется, что увижу или услышу её в соседней комнате. А по ночам, когда засыпаю, не могу перестать вытягивать руку, чтобы её обнять… – Он ненадолго умолк. – Прости. Я не собирался донимать тебя своей бесконечной болтовнёй.
– Ничего, – успокоил его Харпер. – Людей часто тянет на болтовню после исповедальни. Говори сколько хочешь.
– На самом деле, мне хотелось немного послушать тебя, Уилл. Ты так и не сказал, что думаешь о Блудных.
– Можешь выбрать какую-то другую тему для разговора, – предложил Харпер.
– Нет. Мне правда интересно. Раньше никогда не мог тебя об этом спросить, но хочу узнать.
– Ответ не настолько интересный. – Харпер всмотрелся вниз, но до сих пор не видел конца для их спуска. Казалось, что тьма под ними уходит в бесконечность.
– Просто скажи, а я сам решу, интересный он или нет, – возразил Эдвард.
– Ну хорошо. – Харпер на секунду замолчал, собираясь с мыслями. – Что мне кажется абсурдным в осуждении Блудных за их дьявольскую натуру – так это то, что ангелы и дьяволы на самом деле одни и те же существа. Блудные были ангелами задолго до того, как их стали называть дьяволами. Люцифер, Сатанэль, Сариэль, Азэль и все остальные. Каждого из падших ангелов сотворили задолго даже до сотворения самой земли, и не из глины, но из воли и плоти самого Господа. Даже самый опустившийся и деградировавший Блудный всё равно ближе к божеству, чем любой из нас, потомков плоти Адама.
– Это я такой невежественный в этих вопросах, или же твоё мнение и правда отдаёт ересью? – спросил после недолгой паузы Эдвард.
– Да, немного отдаёт. Но это не просто моё мнение. Это – факт, подтверждённый Писанием. Люцифер, которого Господь сделал князем, повелевающим воздухом и звёздами – есть тот же Люцифер, что упал в Преисподнюю. Сариэль и Риммон были архангелами штормов, прежде чем стать лордами ада. Если мы признаём, что Блудные раньше были дьяволами, следовательно мы также должны принять, что они же когда-то представляли собой треть небесного воинства, пошедшую против Бога. Они были ангелами. Одного без другого не получится.
– Я никогда об этом не думал, но полагаю, что ты прав. – И секунду спустя Эдвард добавил: – Поразительно, что тебя до сих пор не отлучили.
– Кажется, ты первый, кому я об этом рассказал.
Харпер вновь бросил взгляд вниз. Далеко под ними виднелось тусклое свечение. Звуки паровых поршней становились всё громче и громче.
– Скажи… – Эдварду пришлось чуть повысить голос. – Ты живёшь по принципу, что чем меньше люди знают, тем крепче они спят?
– Нет, – ответил Харпер. – Чем меньше они знают, тем крепче сплю я.
– Даже лучше, – сказал Эдвард. – И что, есть у тебя и другие тайные теории?
– Несколько, – признал Харпер.
– Так расскажи.
– Они слишком скучные. Ты провалишься в сон и упадёшь с лестницы.
– Ты и про последнюю говорил, что неинтересная, а она меня порядком шокировала.
– Правда?
Харпер поднял голову посмотреть, не шутит ли Эдвард. А затем понял, что слишком много времени проводил в обществе Белимая. Эдвард никогда не говорил с сарказмом.
– Конечно. – Эдвард остановился, чтобы дать отдых руке, и Харпер ждал его. – Не каждый день капитан Инквизиции сообщает мне, что верит, будто Блудные более божественны, нежели сыны Адама. Даже анатомисты-радикалы вроде Рэддли не бросаются такими заявлениями.
– Тот самый Рэддли, которого стошнило в урну дьякона? – спросил Харпер.
– Да. Его отстранили от врачебной практики в прошлом году. И не из-за урны. Насколько мне известно, об этом так никто и не узнал. Рэддли опубликовал статью, в которой обнародовал, что не выявил различий в телах крещёных и некрещёных детей. Он пришёл к весьма непопулярному умозаключению, что духовное состояние может не влиять на физическое тело.
– Правда? А детей Блудных он использовал в своих исследованиях? – спросил Харпер.
– Да. – Эдвард возобновил спуск. – Но эти данные даже не пытался опубликовать. Просто обмолвился как-то мне, когда мы обсуждали убийства Блудных, произошедшие весной. Исходя из описаний останков, Рэддли предположил, что убийца извлекал из Блудных Игнисовы[1] железы.
– Если хочешь знать, он был прав. Преступники добывали железы и кровь, чтобы сделать из них зелья. И очень хорошо на этом зарабатывали.
Харпер порадовался, что Эдварду в темноте не видно его лица. Он до сих пор приходил в ярость при мысли, что в том деле был замешан его собственный настоятель, и до сих пор ненавидел, что самолично привёл на заклание Питера Роффкейла.
– Джоан стала одной из жертв, да? – спросил Эдвард натянутым голосом. – Я решил, что ты не мог мне сказать, потому что предполагалось, что я не знаю о её Блудной природе.
– Прости, Эдвард. – Голос Харпера едва слышался за шипением и пыханьем паровых поршней. – Я бы вернулся назад и всё исправил, если б мог.
– Понимаю. Просто хочется, чтобы это сделало нас ближе, а не заставило тебя отдалиться. Мне, знаешь, не помешала бы компания.
– Прости.
Харпер подумал, сможет ли когда-нибудь перестать извиняться. Наступит ли однажды время, когда он попросит прощения достаточно раз, чтобы что-то изменить.
– Вы поймали тех, кто это сделал? – спросил Эдвард.
– И да, и нет. Похитители и убийцы Блудных уже мертвы. Убиты при сопротивлении аресту. Но те, кто им помогал и скрывал их преступления, до сих пор на свободе.
– Если однажды я узнаю, кто это, то, наверное, убью их собственными руками.
Хотя слова Эдварда прозвучали тихо, его голос насквозь пропитала злость.
Харпер ничего не ответил.
Холод шахты уступил место влажному жару. Свет пронизывал решётчатый мостик под ногами. Харпер спрыгнул вниз. Всего лишь в нескольких футах под ним паровые поршни и водяные насосы ревели и шипели, пока через них проходил галлон за галлоном воды и руды.
Пыль и кислота в воздухе жгли кожу и глаза Харпера. Запахи нечистот и пота Блудных окутали одежду, словно туманом. Эдвард закашлялся и обессиленно сполз по последним ступеням лестницы. У него слезились глаза, а светлая кожа уже приобрела воспалённо-красный цвет.
– Где мы? – спросил он.
– Подземелья Преисподней. Чуть восточнее рудообжигательных печей. Нам надо продвигаться на запад.
– Здесь везде так же жжётся?
Эдвард потирал глаза.
– Да. Ты привыкнешь. Внутри будет чуть полегче.
Харпер изучающе оглядел Эдварда. Его грубое серое арестантское одеяние в любом другом месте сразу бы бросалось в глаза, но в Подземельях Преисподней многие побывали в застенках Инквизиции. И лишь некоторые из них имели достаточно денег, чтобы выбросить одежду, которую им выдали при освобождении. Внешний вид самого Харпера здесь выделялся куда больше.
– Мы обменяемся штанами, – решил Харпер. – Можешь и жилет мой тоже забрать. Тогда будет похоже, будто тебя выпустили на свободу уже какое-то время назад.
Он быстро снял с себя брюки с жилетом и передал их Эдварду. Тот неуклюже пытался расстегнуть пуговицу на своих штанах здоровой рукой. Харпер снял нашивки Инквизиции с ворота шинели. Как и сам воротничок священника с рубашки.
Эдвард с неловким смущением оставил на полу свои мешковатые серые брюки. Харпер с трудом удержался, чтобы не кинуть вороватый взгляд на его оголённые ноги и талию. Когда-то его очень влекло к Эдварду, но это было задолго до того, как тот стал его зятем. Теперь от желания Харпера осталась только глубокая приязнь и лёгкое любопытство. Он не стал подглядывать.
Харпер поднял штаны Эдварда и принялся заправлять в них свою белую сорочку, пока тот одевался.
– Ещё одна часть моей новой жизни вне закона, полагаю, – сказал Эдвард, расправляя жилет над рубашкой. – Как я выгляжу?
«Нервным», – подумал Харпер, но не стал говорить. Вместо этого он улыбнулся.
– Тебе следует чаще надевать моё облачение. Чёрный тебе идет.
– И что теперь? – спросил Эдвард.
– Теперь ты идёшь в безопасное место.
– Безопасное место? – переспросил Эдвард. – От Инквизиции? Такое правда существует?
– Даже несколько.
Харпер развернулся и быстро зашагал по мостику. И прежде чем Эдвард успел задать ещё вопросы, резко свернул и скатился по пожарной лестнице в Подземелья Преисподней.
Он провёл Эдварда по узким улицам. Полусгнившие дома и кособокие тёмные торговые лавки выпирали фасадами на дорогу и заваливались друг на друга, как пьяницы.
– Тебя спросят, за что ты разыскиваешься Инквизицией, – тихо инструктировал Харпер. – Не говори. Просто скажи, что доктор и ищешь работу. Здесь мало лекарей. Ты будешь ценнее любой награды. Они своих детей раньше продадут, чем выдадут тебя инквизи…
– Уилл, но ты же идёшь со мной, да? – перебил его Эдвард.
Маслянистые капельки конденсата срывались с далёкого сводчатого потолка и барабанили по крышам покосившихся домов. Харпер и Эдвард шли под укрытием нависающих козырьков.
– Ты справишься, – начал Харпер.
– Нет, ты не понял. – Эдвард покосился, чтобы убедиться, что их никто не слышит.
В конце переулка трое Блудных мальчишек играли с гнездом крыс, но ни один из них не обратил внимания на Харпера с Эдвардом.
– Уилл, тебе небезопасно оставаться в городе. Меня заставили подписать признание. Я не хотел, но…
– Знаю. Я просмотрел бумаги и забрал его.
– Правда? – Эдварда это, кажется, застало врасплох. – Откуда ты узнал?
– Это просто обычный инквизиторский метод. Они выбивают признания, а затем используют их, чтобы склонить к даче показаний на суде.
– Ты злишься?
– Не на тебя. Ты поступил по-умному. Да чёрт возьми, ты поступил единственным возможным способом. И если бы не подписал это признание, тебя бы так и продолжили пытать. А когда я пришёл за тобой, ты не смог бы сбежать. – Харпер нахмурился. – Мне только жаль, что я не появился раньше. Не следовало тебя так бросать.
– Ты должен был позаботиться о другом человеке, – пожал плечами Эдвард. – Получилось с ним?
– Нам на Восковую улицу, – показал Харпер.
– Знаешь, ты мог бы чуть менее явно оставлять вопросы без ответа, – сказал Эдвард, пока они продолжали идти.
– Видишь вон ту часовенку? – Харпер кивнул в сторону кирпичного здания. – Тебе туда. Там поговоришь с Джеком Ублюдком.
– Надеюсь, это не его настоящее имя, – протянул Эдвард.
– С Блудными никогда не угадаешь. Не важно. Просто попроси провести к нему, а потом скажешь, что пришёл по рекомендации Ника Сариэля.
– А что если там же обнаружится этот самый Ник Сариэль?
– Он за решёткой в Брайтоне. Просто сошлись на его имя, если спросят. Джека заинтересует твоя профессия. Как только он услышит, что ты доктор, то из собственных штанов выпрыгнет, лишь бы сделать из тебя друга. Единственное, что ещё нужно запомнить – это никогда не упоминать меня никому из здешних обитателей. Капитаны Инквизиции не пользуются популярностью, как и их друзья.
Харпер хлопнул Эдварда по плечу и отступил назад.
– Ну что, запомнил?
– Да, но…
– Вот и хорошо. Береги себя, Эдвард.
– Уилл…
– Просто попрощайся, – сказал Харпер так холодно, как только мог.
– До свидания.
– До свидания.
Не дав Эдварду сказать что-нибудь ещё, Харпер развернулся и зашагал прочь. Он не хотел ни затягивать прощание, ни обсуждать. Чем меньше времени Эдвард проведёт в его обществе, тем больше у того шансов. Он чувствовал, как Эдвард смотрит на его удаляющуюся спину.
И только точно зная, что ушёл далеко из поля зрения, Харпер развернулся. Он метнулся к деревянной пожарной лестнице, прибитой к задней стене прогнившего здания. Две ступеньки сломались под его весом, но остальные ещё держались. Харпер поднялся на крышу и посмотрел в сторону Восковой улицы. Сквозь дымку крапающего конденсата он наблюдал, как Эдвард медленно приблизился к кирпичной часовне и исчез внутри.
И хотя в Подземельях Преисподней не бывало дней и ночей, Харперу внезапно показалось, что стало гораздо темнее.
Глава девятая: Шёлковый чулок
Харпер хотел все спокойно взвесить. Хотел почувствовать, как знакомая прохлада отстранённости накрывает кипящую в нём ярость, но этого так и не произошло. Он не знал почему. Возможно, из-за Эдварда, каким тот предстал перед ним в камере для заключённых – съёжившийся в комок, слишком напуганный, чтобы даже поднять взгляд. Или из-за Джоан – грязной и одетой, как оборванка, с опаской всматривавшейся в его лицо, словно он мог её ударить. Или же из-за трясущегося тела Белимая, которое Харпер сжимал в объятиях, зная, что ничто уже не вернёт тому его невинность. Или, возможно, сразу из-за всех этих воспоминаний и вновь увиденной разрухи Подземелий Преисподней. Беззаконие казалось бесконечным. Внутри Харпера поднималась волна гнева.
Он потратил годы, собирая доказательства и следуя протоколам следствия. И всё это время настоятель Грили и его приятели совершали жестокие преступления, когда их душе угодно, и убивали свидетелей направо и налево. Раз за разом Харпер давил в себе злость и всеми силами подпитывал веру в торжество справедливости.
Но справедливость не восторжествовала. Она силилась, барахталась, а в итоге канула в лету.
В детстве Харперу говорили, что Бог следит, чтобы каждому воздавалось по делам его. И он верил. Даже когда тело утратило невинность, даже когда он обнаружил искалеченных женщин и Блудных со вспоротыми животами, Харпер цеплялся за это обещание. А теперь не мог заставить себя верить и дальше. Никакой святой с широко раскрытыми глазами, никакой праведный ангел не даровали бы Харперу Справедливости. Да и хотелось ему уже другого.
Чего он теперь желал, так это мести. И для неё не требовалось ждать небесного правосудия. Месть он мог свершить своими собственными руками. Не самый умный поступок. Харпер и сам понимал, но ему было всё равно. Его жизнь и так превратилась в руины.
Когда он выбрался из Подземелий Преисподней, капли конденсата льнули к коже и волосам, словно крестильная вода. По мере ходьбы злость остыла, но никуда не исчезла. А когда он вышел на воздух у улицы Чемпионов, в голове уже созрел план действий. Тёмными задворками Харпер добрался до Вишнёвого ряда, а там поднялся к одной из обшарпанных квартирок.
Теперь же он наблюдал из немытого окна за одинокой фигурой, вышагивающей по дороге внизу. После потопа на той неделе успели починить всего несколько фонарей, а конкретно в этом переулке горел всего один. Харпер улыбнулся, поймав отблеск света на рыжих волосах.
Он задёрнул шторы и осторожно пробрался через тёмную комнатушку к двери.
– Ещё немного, – прошептал он лежащей на кровати женщине.
Та уставилась на него широко раскрытыми глазами, полными ужаса. И даже не попыталась что-то сказать в ответ сквозь ком ткани и шёлковый чулок, которыми Харпер заткнул ей рот. Судя по её безучастности, Харпер был не первым мужчиной, кто так с ней обошёлся. Она даже не порывалась позвать на помощь, уже зная, что никто не ответит на крики проститутки. Даже не пробовала вырваться из сильной хватки, когда он повалил её на кровать и связал. И лежала, не двигаясь, не давая Харперу повода причинить ей вред, не оказывая сопротивления, которое можно было бы подавить. Просто наблюдала за ним с выражением безнадёжного понимания на лице.
– Скоро всё закончится, – тихо сказал Харпер. – Просто лежи смирно, и с тобой ничего не случится.
Она слабо кивнула. Харпер улыбнулся ей в темноте.
Шаги на лестнице становились всё громче. Ключи зазвенели, словно колокола, пока Брэндсон пытался отыскать нужный. Наконец дверь распахнулась. Брэндсон вошёл и зашарил в поисках настенного светильника. Дверь за ним захлопнулась. Харпер неслышно провернул замок.
– Я тебе плачу не за то, чтоб ты бока в кровати отлёживала, Люси, – сказал Брэндсон, всё ещё возясь со светильником. – У меня был отвратительный день, и ты поработаешь как следует, чтобы его улучшить. Поработаешь, а не сонно подвигаешь рукой.
