Текст книги "Нечестивые джентльмены (ЛП)"
Автор книги: Джинн Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Лицо Блудного совсем побелело. Он пошатнулся, и Харпер придержал его за плечо.
– Ничего, – прошептал Белимай, – я просто… – и осел на пол.
Харпер успел его поймать и поднял на руки.
Ближайшей к ним спальней оказалась детская. Харпер сомневался, что Белимай высоко оценит обстановку, но в тот момент он бы вряд ли обратил на неё внимание. Стены комнаты были выкрашены в яркие цвета, а кровать устилало покрывало с вышитым по краям именем Харпера.
Положив Белимая на постель и выпрямившись, Харпер увидел, что тот пришёл в себя. И рассматривал дальнюю стену.
– Господи боже, – пробормотал он, – это что, правда облака на стенах?
– Да. Давай, надо тебя раздеть.
Но когда Харпер потянулся расстегнуть пальто Белимая, тот отпрянул. А затем вдруг закрыл ладонями лицо.
– Снова тошнит?
Харпер почувствовал легкую панику, пытаясь найти в комнате что-то, подходящее на роль таза.
– Нет, – медленно опустил руки Белимай. – Но на секунду показалось, что я опять попал в Дом Инквизиции.
Он хмуро уставился на дальнюю стену с ее пушистыми белыми облачками.
– Где я, чёрт побери? – требовательно спросил он.
– Мы в детской. И тебе нужно раздеться и лечь. – Харпер осторожно потянул на себя сапоги Белимая, а затем снял с него пальто. – Это единственные комнаты, которые по-настоящему обновили за последние сто лет. Надеюсь, ради труб, подающих воду прямо сюда, и обогрева ты сможешь потерпеть раскрашенные под небо в облаках стены с потолком.
– Личинки, – пробормотал Белимай.
– Личинки?
– Липкие кучки личинок. Они проедают стены.
– Они ненастоящие, – сказал Харпер.
– Знаю, – ответил Белимай, не отрывая взгляда, – Но галлюцинация очень убедительная.
Он казался до странного спокойным. Харпер не знал, то ли дело в усталости или же галлюцинации были Белимаю далеко не в новинку. Он понаблюдал ещё немного: Белимай продолжал прожигать взглядом стены, словно винил их за то, что видел.
– А знаешь, что самое плохое? – спросил он, не переводя глаза на Харпера.
– Что?
– То, что они идут из моего собственного сознания. – Белимай выдавил из себя по-напускному широкую улыбку. – Эти уродливые тельца выползают из уродливого меня.
Он по-прежнему смотрел вперёд. Харпер начал волноваться.
– Я раньше и не осознавал, насколько хорошо знаком с личинками, – продолжал Белимай. – Такие белые и мягкотелые. Их влажные ротики никогда не перестают жевать. Они лоснятся.
– Постарайся о них не думать. Спи. – Харпер мягко перехватил руку Белимая и стащил с него рубаху. Мокрую от пота. Он отбросил её в сторону. Кожа на груди Белимая была мертвенно-бледной, а шрамы от молитвенных машин – тревожно покрасневшими.
– Я не хочу закрывать глаза, – сказал Белимай. – Не хочу видеть их у себя в голове.
– Они исчезнут, обещаю.
Харпер снял с Белимая остатки одежды. Каждый раз, когда его руки касались кожи, Белимай делал резкий короткий вдох. Жёлтые глаза шарили по дальней стене. Харпер уложил его обратно на спину.
– Тебе нужно поспать, Белимай.
– Нет, не нужно, – прошептал тот. Но смотрел он даже не на Харпера, его широко раскрытые глаза были устремлены в пустоту слева.
Он так долго держал их открытыми, что в уголках наметились, а потом пролились по щекам слёзы.
– Белимай, – мягко сказал Харпер. – Закрой глаза.
– Сам закрой, – прошипел он.
– Зачем?
– Не хочу, чтобы ты меня таким видел. – Белимай оторвал взгляд от потолка и уставился прямо на Харпера. – Закрой глаза.
Харпер зажмурился.
Он услышал, как завозился в одеяле Белимай.
Харпер самую малость приподнял веки, только чтобы разглядеть смутную фигуру напротив. Белимай согнулся на дальнем конце кровати. На секунду он замер, а затем наклонился вперёд и его вырвало в стоящий у изголовья таз для умывания. Харпер вновь зажмурился, чтобы дать Белимаю хоть какое-то уединение. Несколькими минутами спустя показалось, что в комнате стало слишком тихо. Он открыл глаза: Белимай стоял на коленях на полу. Затем согнулся, втиснулся под маленькую кровать и отключился.
Перенося Белимая обратно на одеяло, Харпер с тревогой заметил пятна крови, окрасившие его грудь. Слова Писания, выцарапанные на теле Белимая, кровоточили. Прямо на глазах у Харпера кожа на плече лопнула по тоненькой линии, и на ней начали набухать ярко-красные бусины. Буква за буквой открывались, словно чей-то фантомный клинок заново проводил по каждому из насквозь пропитанных офориумом шрамов, оставленных молитвенными машинами.
Харпер нагнулся, чтобы стереть кровь носовым платком. Глаза Белимая распахнулись, а в следующую секунду он вскричал:
– Нет!
И прежде, чем Харпер успел среагировать, с силой ударил его кулаком в грудь. Он успел перехватить руку и, когда Белимай попытался садануть в челюсть, поймал вторую. Инстинктивно потянулся за наручниками и за несколько секунд приковал Белимая к спинке кровати. Сделать это оказалось несложно, но он ненавидел, что пришлось прибегать к таким мерам. Связывать Белимая именно так, как научила Инквизиция, казалось предательством.
Тот яростно пытался высвободиться, крича и пинаясь. Он дёргался и извивался, пока не растёр запястья до крови, и тогда, окончательно лишившись сил, кульком повалился обратно на постель.
Харпер попятился назад и сел на пол. Он уставился на нарисованное на потолке оранжевое солнце. В детстве оно казалось ему настоящим, словно в сказке. Весь мир был тогда таким же бесхитростным, как этот рисунок. Его жизнь проходила в череде ясных голубых дней и глубоких сонных ночей, а родители окутывали неизменным ощущением умилённой любви. Харперу хотелось и сейчас уметь чувствовать себя таким абсолютно счастливым.
Он не был уверен, когда именно дал той жизни утечь сквозь пальцы. Его невинность размеренно подтачивала одна мелкая разъедающая ложь за другой. Он узнал, что папа – это, оказывается, приёмный отец, а Джоан – только сводная сестра. И часто врал про это, иногда даже себе самому. Откликался на два разных имени: Фостер в церкви и Харпер дома. Надевал перчатки, как и сестра с отчимом, чтобы скрыть Блудную сущность, которой у него не было. Он до сих пор их носил. А иногда, в юности, смотрел на свои облаченные в выделанную кожу ладони и забывал, что не один из них.
Он врал о семье, о том, во что верит, и даже о себе. А спустя годы такой жизни уже не мог вспомнить правды.
Когда отчим спросил, почему он вступил в ряды инквизиторов, Харпер не решился дать ему честный ответ. Он залился краской от стыда, зная, что им двигало одиночество. Харпер горел желанием быть с Блудными. Изнывал от жажды ласкать их тела, целовать их рты. Но только инквизиторы могли долгое время находиться в обществе сынов дьяволов без подозрения в ереси. Ему хотелось найти себе любовника-Блудного и не отправиться за это на виселицу. Он даже не знал, как сказать о таком. Его желания были спрятаны в тени страха и стыда.
Тогда он в итоге выпалил целую гору лжи, заявив, что хочет отомстить за отца. Произнес пламенную речь о семейном наследии – восемь поколений, служивших Кресту. Отвесил отчиму глумливых комментариев и высказал свое недовольство Блудными из Подземелий Преисподней. Слова вырвались из него раскрасневшимся потоком сумбурной страсти. И в какой-то момент он перешёл черту того, за что еще можно простить. Харпер до сих пор помнил боль на лице приёмного отца.
Сейчас он посмотрел на свои голые руки. Чистые белые руки священника. Казалось, они вообще не должны принадлежать ему.
– Мастер Уильям? – нарушил его мысли тихий женский голос. Из-за приоткрытой двери ему улыбалась миссис Кейтли. Она не была по-настоящему привлекательной, но тёплая улыбка наделяла её неприметные черты красотой.
– Джайлз передал, что вы приехали с другом, – сказала она, пройдя внутрь. – Я хотела спросить, какую комнату мне проветрить… – Увидев Белимая, она замолкла.
– Он сильно болен, – сказал Харпер. – И бредит.
Миссис Кейтли закрыла за собой дверь и подошла поближе к прикованному к кровати и лежащему без сознания Белимаю. Она нахмурилась, но в едва заметной и сдержанной манере, присущей многим слугам.
– Мне позвать доктора? – спросила она в итоге.
– Нет, он должен поправиться сам, если дать ему отдохнуть и отъесться.
– Хорошо.
Миссис Кейтли все не отрывала взгляда от Белимая. Её бесстрастное вышколенное выражение лица сгладило любые возможные личные впечатления. Харпер наблюдал за ней, зная, что свобода Белимая зависит от её согласия пойти навстречу и держать язык за зубами.
Он всякий раз удивленно отмечал, что на самом деле она куда моложе, чем помнилось. Когда миссис Кейтли только начала работать в усадьбе, то была вдвое старше Харпера и беременна. Ему, ребёнку, она – взрослая – виделась тогда очень старой женщиной. А разделявшие их годы – бесконечностью. Теперь же десять лет казались ничем.
Миссис Кейтли взглянула на брошенные горкой в стороне испорченные пальто с рубашкой и штанами.
– Ему нужно подыскать что-нибудь из одежды.
– Да, – согласился Харпер.
– Он похож на предыдущего мистера Харпера, правда? – вдруг спросила она.
– Да.
Харпер знал, что кровь Блудного от неё уже не скрыть. Многие люди, всю жизнь прожившие в деревнях, понятия не имели, как выглядит Блудный, но детство миссис Кейтли прошло в столице. Она перебралась за город, только когда обнаружила, что у неё будет ребёнок и не будет мужа.
Отчим нанял её и настоял, чтобы к ней обращались «миссис», как к любой порядочной женщине. В ответ миссис Кейтли никому не рассказывала о нём и Джоан. Харпер надеялся, что она не откажется хранить и секрет Белимая.
Миссис Кейтли медленно кивнула своим мыслям и вновь перевела взгляд на Харпера.
– Пожалуй, вашему гостю стоит остаться в этой комнате, пока не пойдёт на поправку. В других может продуть сквозняком. Я скажу кухарке, чтобы сварила для него суп. Будем надеяться, это его желудок примет. – И вновь уголки её губ чуть дрогнули в сомнениях. – Нам с вами придётся ухаживать за ним самим, пока он не оправится достаточно, чтобы случайно не выдать себя.
– Я о нём позабочусь, – сказал ей Харпер.
– Вам нужно и спать когда-то, – ответила миссис Кейтли, не возражая, а скорее делая для себя пометку. – Я попробую найти для него какую-нибудь одежду, а вам понадобится что-то, на чём сидеть, кроме пола, – отвесила она ему красноречивый взгляд.
Харпер встал, внезапно осознав, как глупо, должно быть, выглядел. Последний раз он сворачивался в несчастный комок на полу ещё в детстве. Теперь же, выпрямившись во весь рост, возвышался над миссис Кейтли. Ей пришлось запрокинуть голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Я принесу еды, как только будет готово, – сказала она и направилась к выходу.
– Спасибо вам за всё.
Миссис Кейтли оглянулась и внезапно наградила его широкой улыбкой.
– Хорошо, что вы вернулись, мастер Уильям.
– Я рад снова быть дома, – ответил он и впервые за много лет понял, что не врёт.
Глава шестая: Наручники
Белимай много спал, и снилось ему страшное. Харпер смотрел, как раз за разом он резко просыпался, захлебываясь криком. На пятый день сквозь крики прорвался демонический рёв. Голос Белимая взрезал воздух и разнёсся, словно раскат грома. Стёкла в двух окнах разбились вдребезги, а сам Харпер ничком рухнул на пол, чтобы уклониться от разрывной волны.
Когда он поднялся, Белимай лежал на боку с до сих пор прикованными к изголовью запястьями. Он открыл глаза и медленно попытался опустить ладони вниз. Нахмурился, а затем бросил взгляд на Харпера.
– Что ты сделал с моими руками? – спросил Белимай, вновь пытаясь вытянуть их вдоль тела.
– Наручники.
– Не знал, что тебя так потянуло на романтику.
Пусть и слабый, голос Белимая был заметно спокойнее, чем в последние дни.
Он оглядел комнату, будто впервые в ней оказался. Наградил хмурым взглядом стайки белых облачков, рассыпанные по голубым стенам, словно сыпь. Пузатому золотистому солнцу на потолке досталась не менее насупленная гримаса.
– Ты в детской, – объяснил Харпер, когда Белимай, сощурившись, рассматривал огромный красный сундук для игрушек на другом конце комнаты.
– Что, хотел поделиться со мной ужасами своих ранних лет? – спросил он.
Харпер был рад услышать ноты цинизма в голосе Белимая. Все последние дни тот лишь шипел сдавленные ругательства и бессвязные потоки слов. Его голос будто принадлежал животному, не способному сообщать ни о чём, кроме собственной боли. А теперь впервые казалось, что разум Белимая вернулся.
– Детская расположена дальше всего от комнат слуг и в самой тёплой части дома. Я подумал, что нам стоит быть как можно тише, – сказал Харпер.
Белимай медленно кивнул и принюхался. Нахмурил брови.
– Здесь чем-то воняет. – Он вновь втянул носом воздух, а потом бросил взгляд вниз на своё покрытое запёкшейся кровью тело, прикрытое испачканными простынями. – Мной, да?
– Дай мне пару минут. Я принесу чистое бельё и таз с тёплой водой. – Харпер отошёл от кровати.
– А руки? – позвенел Белимай наручниками.
– И захвачу ключи.
Ключи лежали у него в кармане, но он не был уверен, как долго у Белимая продлится эта ясность рассудка.
– Мне может понадобиться немного времени, чтобы всё собрать. Ты пока просто расслабься, отдохни.
Белимай кивнул, но Харпер обратил внимание, что он всё ещё проверял запястьями крепость наручников. Пытался просунуть туда-сюда ладони, чтобы вытащить их. Харпер отправился за чистыми простынями и тазом с водой и губкой.
Вернувшись, он обнаружил, что Белимай снова уснул, а одна его высвобожденная рука свешивалась с края кровати. Харпер придвинул стул и взялся обтирать мокрой губкой тело Белимая. Тот открыл глаза и уставился на него мутным взглядом.
– Мне всё снится, что я снова в Доме Инквизиции, и они хотят, чтобы я назвал имя Сариэля. Ненавижу опять попадать в то место.
Харпер вытер пот с его лица, а затем приступил к горлу и плечам.
– Если завтра будешь в силах, я тебе покажу остальную усадьбу. Попробуй увидеть сон про это.
– Спасибо, Харпер, – вырвалось у Белимая, когда он уже практически отключился. – Я тебя обычно не благодарю, а должен бы.
– Пожалуйста.
Белимай вновь заснул. Харпер слегка его перекатил и вытащил из-под тела испачканные простыни.
Много лет назад, ещё когда они учились в колледже, Эдвард показал ему, как менять постельное бельё на кровати у спящего человека, не потревожив его. Следующие несколько недель Харпер воровал простыни из-под своих однокашников в духовной семинарии и довольно неплохо набил в этом руку. Даже умудрился однажды украсть простынь из-под приехавшего с визитом настоятеля.
Сейчас же он выкинул окровавленное бельё в коридор. Миссис Кейтли сама решит, стоит ли его стирать или лучше просто сжечь. Харпер вернулся и вновь упал на стул у кровати. Он вяло задумался, как заменить разбитые стёкла. С ними можно подождать – в тот момент ему даже нравилось легкое дуновение ветерка в комнате. Впервые за эту неделю он не был поглощён чем-то внезапным и срочным.
Харпер мысленно перебирал варианты, чем можно занять Белимая на следующий день. Внутри росло предвкушение. Они были свободны и могли делать все, что захочется. Эти земли принадлежали ему, а Белимай наконец-то достаточно оправился, чтобы вместе с ним оценить их по достоинству.
«Интересно, какая часть усадьбы понравится ему больше всего?»
Харпер улыбнулся самому себе. Возможно, в этот раз он задержится здесь достаточно надолго, чтобы наконец-то заменить факелы на газовые фонари.
– Мечтаешь? – внезапно прервал его мысли женский голос.
Харпер вскочил и развернулся, только чтобы увидеть сестру, сидящую на раме открытого окна. Короткие волосы грязными прядями обрамляли её лицо. Жакет и штаны покрывал слой дорожной пыли. Она неуверенно и медленно улыбнулась, словно опасливо преступала границу земель, когда-то принадлежавших ей.
Харпер тоже ответил улыбкой, но не подбежал и не заключил её в объятия, как сделал бы раньше. В помещении Джоан выглядела инородно, будто какой-то мифический ребёнок, выращенный дикими зверьми в лесу. Чёрные ногти, на подстригание и осветление которых у неё раньше уходили часы, теперь отросли и напоминали когти. Красные глаза неустанно перебегали с лица Харпера на его руки, а от них – к висящей слева кобуре револьвера.
– Давно мы не виделись, – сказал Харпер. – Как ты?
– Не жалуюсь. Ты?
– Весь в делах. – Ему не нравилось появившаяся в разговоре неловкость. Они напоминали дальних родственников на поминках. – Еды хватает? Ты что-то похудела.
– Всё со мной хорошо, Уилл. Мика учит меня гадать и составлять предсказания. Я неплохо зарабатываю на жизнь, а Добрые Сограждане помогают, если нужно.
– Рад слышать, – ответил Харпер. – А с Эдвардом ты виделась?
– Я… я немного слежу за его жизнью, но мы не встречались… – Она взглянула на ярко-голубое небо потолка и покачала головой. – Да и как бы прошла такая встреча? Что я вообще могу сказать, чтобы всё между нами наладилось?
– Можно сообщить ему, что ты не умерла.
– Ты правда думаешь, что так для него будет лучше? Сейчас у нашего брака хотя бы есть четкий финал: он может вспоминать обо мне, как об очаровательной и верной жене, погибшей от рук преступников. Да, печально, но уж точно лучше, чем сообщать ему, что я любила другого. Что на самом деле Блудная. Или что сожгла его дом в минуту помутнения рассудка. Что хорошего это ему даст?
– Не знаю, но по-моему, он заслужил правду.
– Ты ведь не скажешь ему, да? – уставилась она на Харпера. Он покачал головой.
– Я никому не скажу, и тебе это прекрасно известно.
Эта мысль заставила его оглянуться на кровать, где спал Белимай. Именно секреты Джоан дали Харперу причину для того самого первого визита к нему.
– А кто твой гость?
Джоан склонила голову на бок и посмотрела на постель за спиной Харпера.
– Белимай Сайкс. Оправляется после горячки, – ответил он ей той же легендой, которую они с миссис Кейтли придумали для остальной прислуги.
– Я его как-то уже видела… в парке Святого Кристофера. Он мне помог.
– Он же был в конторе Скотт-Бека, когда ты её подожгла. Чуть не спалив при этом самого Белимая.
Харпер постарался убрать из голоса упрёк, но сделать это оказалось нелегко. Джоан не просто едва не убила Белимая, но и уничтожила все доказательства, по которым можно было бы выдвинуть настоятелю Грили обвинение в соучастии.
– Я об этом мало что помню. – Она пробежалась пальцами по волосам, и от них поднялось заметное в ярком утреннем солнце облако пыли. – А наручниками ты его специально приковал?
Харпер проигнорировал вопрос. Он не рассказывал Белимаю секретов Джоан, и меньшее, что мог бы сделать – это отнестись с тем же уважением к секретам Белимая.
– Зачем ты здесь? – перевёл он тему.
– Ты же ему ничего плохого не сделаешь, да?
– Последнее, чего бы мне хотелось – это причинить ему боль, – отрезал Харпер. – А теперь рассказывай, что тебя сюда привело.
– Ника Сариэля…
– Да в самом деле, может хоть одно событие произойти без его участия?
Само имя Сариэля уже превращалось в саднящую занозу для Харпера. Джоан отступила назад.
– Я не думала, что ваши с ним отношения настолько испорчены.
– Он винит меня в смерти Питера, а я… – Харпер резко оборвал себя. Даже во времена, когда они с Джоан были особенно близки, он умалчивал о своих желаниях и соблазнах. – Я просто устал, что каждый Блудный считает меня врагом.
– Я знаю, что ты мне не враг, Уилл.
Харпера удивила внезапная мягкость в голосе сестры. Она улыбнулась и продолжила:
– Просто все настолько запуталось… и было так тяжело. Я не всегда могла рассуждать здраво, но тебя никогда не ненавидела. И никогда не винила.
– Знаю. – Харпер сделал четыре шага вперед, подойдя прямо к ней. – Ты ведь тоже знаешь, что и я тебя не виню, да? Не представляешь, как мне жаль, что так получилось с Питером и Эдвардом, но в первую очередь не хватает тебя рядом.
Харпер осторожно взял её руки в свои и ободряюще их сжал, как всегда делал раньше. Этот же жест всякий раз демонстрировал его любовь: после смерти их матери, после исчезновения отца, в течение всей жизни. Он и не подозревал, что Джоан ждала именно его – всего одного знака, что они до сих пор брат и сестра.
– Мне тоже тебя не хватает, Уилл, – прижалась к нему Джоан, крепко обняв. – Я как будто очутилась в ночном кошмаре и никак не могла проснуться. В голове не осталось ничего, кроме ярости и тоски по Питеру. И меня не отпускала мысль, что я должна была быть с ним. Жить с ним в Подземельях Преисподней, а не прятаться за вашими с Эдвардом спинами, притворяясь, что я не та, кто я есть на самом деле.
– Даже будь ты там, тебе бы всё равно не удалось его спасти. – Харпер обнял её в ответ.
– Может, и удалось бы, – прошептала она ему в рубашку. – Если б я находилась поблизости, а не сбегала и не пряталась, кто знает, как бы всё обернулось.
Харпер услышал, как дрогнул её голос, и не пропустил небольшой паузы, когда Джоан сдержала слёзы. Она шумно втянула носом воздух и отстранилась.
– Теперь я хочу сделать всё по-другому, но мне нужна твоя помощь.
– Сариэля арестовали, да?
Где-то в глубине сознания Харпер знал, что так и произойдет. Сариэль был одним из нескольких оставшихся Блудных, умеющих летать. Что, вкупе с членством в Добрых Согражданах, делало его идеальным козлом отпущения за убийство племянницы лорда Седрика.
– Его увели на допрос шесть дней назад, и с тех пор мы не слышали никаких вестей.
– Наверняка сейчас из него выбивают признание под пытками.
– Но он же ничего не сделал.
– Ему и не нужно что-то делать. Уже и так совершено достаточно преступлений. Одно из них просто повесят на него.
– А ты можешь его вытащить? – спросила Джоан.
– Возможно.
Внезапно на Харпера накатила усталость. Часть его даже не хотела вызволять Сариэля. Зерно злобы и ожесточенности где-то глубоко внутри настаивало, что Сариэлю стоит помучиться так, как пришлось Белимаю.
Он подумал, что сделает Белимай, узнай тот, что Сариэль был в застенках Инквизиции. Падёт ли он вновь в лапы своей зависимости? Или же, что более вероятно – и гораздо хуже – сам признается в совершении убийства, лишь бы Сариэля выпустили на свободу.
– И дело не только в Нике, – продолжала тем временем Джоан. – Два дня назад арестовали Эдварда.
В первую секунду Харпер был настолько оглушён известием, что даже не мог никак среагировать.
– Его забрали для допроса. Думаю, они подозревают, что именно я убила Скотт-Бека.
– Сомневаюсь, что дело в этом. – В висках у Харпера зарождалась напряжённая пульсирующая боль. Где-то в самой глубине мозг начинал отсчитывать секунды. Он уже на два дня опоздал, чтобы спасти Эдварда. И каждый прошедший миг приближал того к насильно выбитому признанию.
– А почему ещё им брать Эдварда? – спросила Джоан. – Он в жизни не сделал ничего плохого.
– Здесь вина не твоя, Джоан. Если уж и обвинять кого, то меня. – Харпер прижал к вискам пальцы, словно таким образом он как-то мог задвинуть поглубже острые вспышки боли. – Мне срочно нужно возвращаться в столицу.
– Можем отправиться прямо сейчас, если хочешь. Мне понадобится свежая лошадь, но в конюшне должно быть несколько…
– Нет, нужно, чтобы ты осталась здесь. – Харпер вытащил из кармана ключ от наручников и вручил его сестре. – Позаботься вместо меня о Белимае. Надо, чтобы с ним кто-то был. Только, что бы ни случилось, не говори ему о Сариэле, хорошо?
– Я даже пока не соглашалась остаться, – запротестовала Джоан.
– Джоан, пожалуйста, не заставляй меня тратить время на споры. Эдвард сейчас в Доме Инквизиции. Если поспешу, то, возможно, успею что-то сделать, но я не могу оставить Белимая одного.
– Хорошо, я буду здесь.
– Спасибо.
Харпер еще раз быстро её обнял. Он повернулся к двери, но на секунду замер, глядя, как ворочается во сне Белимай.
– Передай ему, что я прошу прощения, – сказал Харпер сестре и ушёл.
Глава седьмая: Ржавчина
Харпер сделал последнюю затяжку и выкинул окурок в струящийся рядом ручеёк мутной дождевой воды. Янтарный огонёк погас с шипением, которое едва слышалось за воем городской сирены. Тёмное небо озаряли огни прожекторов, выхватывая орнаментальные лица близстоящих домов. Лучи пронеслись по резному фасаду Библиотеки поклонного креста и пронзили стеклянный купол Управления водоснабжения. Вся Гражданская площадь была забита инквизиторами, которые сновали от здания к зданию и эвакуировали рабочих, учёных и служащих. Группы пономарей метались туда-сюда, перекрывая линии подачи газа.
Харпер наблюдал, как из Управления водоснабжения быстро вытолкнули последних инженеров. Он скрылся в переулке рядом со зданием Нотариальной палаты, как раз когда из Библиотеки силком выволокли выкрикивающую протесты престарелую сестру-хранительницу Писаний. Её увели два разозлённых инквизитора.
Прямо перед ним стеклянный плафон уличного фонаря лопнул. Из подающих газ труб вырвались наружу языки пламени. Воздух расчертила дуга ослепительно-синего света, когда высокая температура обратила известковые нити накаливания в пар. Харпер натянул фуражку пониже на глаза и вынырнул из узкого переулка. Широким целенаправленным шагом он миновал двух побелевших пономарей, которые изумленно вытаращились на пламенный гейзер.
– Что встали и рты разинули?! А ну, прочь отсюда, пока не взорвалась магистральная! – выкрикнул Харпер, перекрывая вой сирены. Парочку тут же сдуло за противопожарные баррикады. Харпер зашагал вперёд, прямо в Управление водоснабжения.
– Это последнее предупреждение! – кричал он, переходя отделанное мрамором фойе к насосным камерам. Вокруг него вспыхнули и преломились лучи света, когда очередной прожектор пронзил стеклянный купол. По стенам и полу заплясали тени, а затем луч ушёл дальше, и помещение погрузилось во тьму. Похоже, что внутри никто не задержался, но на всякий случай Харпер продолжал выкрикивать предупреждения по пути к служебным лестницам:
– Всем покинуть здание. Произошёл прорыв на линии уличного газоснабжения. Это последнее предупреждение.
По мере того как Харпер спускался по винтовой железной лестнице, шум с площади становился все тише. Турбины издавали глубокий пульсирующий гул. Он вибрацией отдавался в гигантских трубах и ступенях, спиралями уходивших вниз.
Из-за полностью перекрытого газа единственным источником света оставались тусклые фосфорные лампы, свисающие с перил. Они окутывали все вокруг Харпера неясным зеленоватым свечением. Он снял с крепления одну из цилиндрических ламп и продолжил спуск. Воздух становился более плотным и затхлым.
За самой нижней ступенькой открывался длинный бетонный коридор. Вдоль обеих стен тянулись ряды тяжёлых железных люков, каждый из которых вёл в технологическую шахту. Харпер читал номера и буквы, выгравированные над дверьми. Мт 22–21, Мрк 1-14, Мт 10-8.
«Матфей, Марк и снова Матфей», – прошептал он.
Одно из его первых дел в Инквизиции прошло как раз в этих шахтах. Харпер почти неделю искал здесь потерявшегося Блудного ребёнка. В итоге её он нашел, но за время поисков понял, насколько плотно эти туннели пронизывают весь город. Везде, где пролегала большая водопроводная труба, вдоль неё шла технологическая шахта. А водопроводные трубы сейчас были повсюду. Единственной проблемой оставалось найти нужную.
Харпер поднял фосфорную лампу и прочитал код над люком, к которому только что подошёл: Втор. 15-6. «Второзаконие, глава 15, стих 6: «и ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы; и господствовать будешь над многими народами». Голову даю на отсечение, это трубы от Банкирских рядов».
Он свернул и прошел мимо ещё трёх люков. И наконец нашёл отмеченный кодом Втор. 19–18. Харпер ухмыльнулся выбранной игре слов: «Судьи должны тщательно расспросить их»[1].
Дверь люка заскрипела в отчаянном протесте, когда Харпер заставил проржавевшие шарниры повернуться. Из открывшегося перед ним туннеля потекла тонкой струйкой зловонная жёлтая вода. Воздух одновременно отдавал затхлостью и гнилью. Трубы, ведущие к Дому Инквизиции Брайтона, явно не проверялись уже не первый год. Харпер нырнул в шахту и закрыл за собой люк.
Внутри было узко и высоко. Из трубы под потолком сочилась и капала на фуражку вода. Вокруг щиколоток рябил застойный ручеёк. Харпер быстро шёл через илистые лужи, которым фосфорная лампа придавала жуткое зеленоватое свечение. Когда туннель разделился на два, Харпер оглядел бетонные стены в поисках букв, указывающих на названия улиц, проходящих высоко над ним.
Движение успокаивало. Оно практически заглушило непрекращающийся подсчёт секунд в голове. У него оставалось, пожалуй, полчаса до того, как инквизиторы полностью эвакуируют Гражданскую площадь. После чего ещё четверть часа, и кто-нибудь из них обнаружит, что с газовыми трубами всё в порядке. Харпер просто повредил входные вентили некоторых уличных фонарей, чтобы их взрывы привели в действие городские сирены.
Харпер перешёл на бег. Он был рад наконец-то что-то делать. После того как пришлось всю прошедшую неделю смотреть и ждать, пока Белимай не вынырнет из пыток, подстроенных собственным телом и разумом, Харпер чувствовал себя беспомощным. Ещё бы чуть-чуть, и он начал бы молиться, хотя знал, что в нём больше не осталось веры.
Но движение подпитывало. Мышцы поглощали пустоту, лежащую между ним и его вожделенной целью. Харпер с головой окунулся в чистые телесные ощущения. Он добрался до приставной лестницы и поднялся в примыкающую шахту. Стремительно преодолел и её, нагибаясь и перепрыгивая через малые трубы, попадающиеся на пути.
Наконец Харпер остановился прямо под Домом Инквизиции Брайтона. Он пристегнул фосфорную лампу к узкой трубе и обеими руками взялся за проржавевшую дверь люка. Неровности на металле чувствовались даже сквозь перчатки. Харпер изо всех сил налег на люк, чувствуя, как зазубрины вгрызаются в правую ладонь. Толстая печать ржавчины треснула с тихим скрежетом, и люк распахнулся. Харпер прополз вперёд через череду небольших камер, которые окружали Дом Инквизиции защитной зоной на случай прорыва в трубах. Он поднялся по узким торчащим из стены ступеням-скобам до последнего люка, не без усилий его открыл и рывком втащил себя на выложенный потрескавшейся плиткой пол.
Насосная комната была завалена всевозможными тряпками, мётлами и ключами для регулировки клапанов. Харпер отжал мокрые штанины. Правая ладонь побаливала. Он сомкнул пальцы над порезом, а затем поправил фуражку и вышел из насосной.
Дом Инквизиции не опустел полностью, но выглядел безлюднее обычного. Большинство, по-видимому, до сих пор находилось на Гражданской площади. Харпер поднялся по безупречно-белой лестнице на третий этаж. Сердце билось в груди, как заяц в силке. Мимо прошёл пономарь. Они обменялись краткими улыбками.
Размеренным шагом Харпер миновал еще двоих инквизиторов и вошёл в архивный кабинет, отперев его собственным ключом. Закрыв за собой дверь, он рванулся к документам по текущим делам и стал быстро просматривать кражи со взломом, поножовщину, воровство и обвинения в ереси.
