Текст книги "Нечестивые джентльмены (ЛП)"
Автор книги: Джинн Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Пойдёмте. – Он кивком головы указал в конец улицы. – После всего, что вам пришлось пережить сегодня, считаю своим долгом угостить вас выпивкой.
Идея выпить джина показалась заманчивой. Уснуть этой ночью всё равно не получится – пугающий образ растерзанного трупа Роффкейла всплывал перед глазами, стоило их закрыть. И я пошёл за капитаном.
Харпер вёл меня узкими улочками, время от времени сокращая путь напрямик через тёмные проходы между домами. Передвигался он стремительно, но вместе с тем настороженно, и был похож скорее на уличного воришку, охотящегося за дамскими сумочками, чем на офицера Инквизиции. Довольный, что мы всё дальше и дальше углубляемся в ту часть города, которая была для меня привычней богатых кварталов, я не отставал от капитана ни на шаг.
Дорогу покрывала грязь, повсюду громоздились кучи мусора. Смрад нечистот и помоев, застойными лужами испещрявших пешеходную дорожку, усугублялся тяжёлым запахом конского навоза. Табличек с номерами домов и названиями улиц на зданиях не было. Харпер свернул за невысокой грудой чёрных от копоти кирпичей и исчез в ведущем вниз лестничном пролёте. Спускаясь за ним по ступенькам, я заметил выцветший рисунок на стене по правую руку. Похоже на голову мастиффа с оскаленной пастью. На двери у основания лестницы был изображён тот же пёс в ошейнике из язычков пламени.
Я последовал за капитаном Харпером внутрь. В нос ударил густой аромат сигарного дыма, пота и пролитого пива. Небольшое душное помещение пропиталось животными запахами дыхания и тел набившихся в комнату мужчин. Было жарко, на стенах влажно поблёскивали капли конденсата. Рокот голосов вспыхивал и затихал волнообразно в монотонном тихом гуле разговоров. В тусклом освещении лица посетителей казались больными и какими-то искажёнными – грубыми слепками из жидкой грязи, застывшей размытыми потёками. Присутствующие едва удостоили Харпера равнодушными взглядами. Мне же достался единственный уничижительный плевок под ноги. Капитан пробрался вглубь помещения к свободному столику на двоих.
Некоторое время мы молчаливо наслаждались выпивкой. Непритязательная обстановка и атмосфера заведения неожиданно сближали, располагали к общению на равных, нивелируя разницу в положении между Блудным и капитаном Инквизиции. Мы пришли сюда вместе, но не потому, что нуждались в компании друг друга. Нам обоим просто нужно было выпить. Так же как и всем прочим мужчинам в баре. На свой лад это весьма расслабляло. Никому ни до кого здесь не было дела. Никто не пытался изображать интерес к соседу, не задумывался о том, как поддержать вежливую беседу согласно правилам хорошего тона. Сообщество лениво потягивающих алкоголь абсолютно чужих друг другу людей собралось в этом месте только для того, чтобы набраться под завязку.
Капитан Харпер осушил пинту красного эля и сразу же принялся за следующую. Его плечи устало поникли, он разглядывал содержимое своего бокала, упёршись локтями о стол и прислонившись лбом к рукам, затянутым в перчатки.
– Выбраться из коляски несложно, если у тебя есть ключ, – сказал он. Я ничего не ответил. Капитан не смотрел на меня, и я не был уверен, что он обращается ко мне. Вполне возможно, он просто размышлял вслух.
Я залпом выпил рюмку голубого джина и сразу налил себе новую порцию из бутылки.
– Пока Эдвард запирал коляску, она могла открыть дверь на противоположной стороне своим ключом и выскользнуть из экипажа, прежде чем водитель тронулся. – Харпер повернулся ко мне. В какой-то момент, я не заметил когда, он надвинул фуражку на лицо ещё ниже. Теперь я видел только его рот.
– Но то, что случилось с Роффкейлом… – Харпер покачал головой.
То ли это третья рюмка джина так на меня подействовала, то ли проявилась в очередной раз моя извечная склонность создавать самому себе проблемы, но у меня просто руки зачесались от желания сорвать чёртов головной убор с Харпера. Я даже подался чуть вперёд, придвигаясь к капитану.
– Я не хочу, чтобы ты рассказывал Эдварду о том, что случилось с Роффкейлом, – сказал Харпер.
– Не хочешь? – Я склонил голову набок, стараясь заглянуть под козырёк фуражки. И мне удалось разглядеть его полуприкрытые карие глаза.
– Тебе заплатил я, и слово ты дал мне. Ты работаешь на меня, не на него, понятно?
– Значит, такой расклад, – протянул я.
– Да, именно такой. – Он вздохнул, закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Мне показалось, что он отключился, но через пару секунд капитан встряхнулся, заставив себя сесть ровнее. – Нам придётся покопаться во всякой мерзости, чтобы разобраться с тем, что происходит, и я не хочу вмешивать во все это ещё и Эдварда.
– Ты платишь, тебе решать, – сказал я, потянулся к его фуражке и ухватился за козырёк.
– Зачем ты трогаешь мой картуз? – недоумевая, поинтересовался капитан.
– Хочу примерить, – ответил я, сдёрнул с него фуражку и шлёпнул её себе на голову, сдвинув на бок.
– Ну что, похож я на капитана Инквизиции?
– Не очень, – улыбнулся Харпер. Его волосы были длиннее, чем я ожидал, и светлее. – Твои чёрные когти выдадут тебя, глазом моргнуть не успеешь.
– Не выдадут, если я надену перчатки. – Я выразительно взглянул на руки капитана Харпера, затянутые в чёрную кожу.
Он рассмеялся, а затем в один присест прикончил свой эль. Я налил себе очередную порцию джина, но пить не стал. Вместо этого я поднял чарку на уровень глаз и принялся рассматривать лицо капитана Харпера сквозь неё. Его размытые, надтреснутые черты, искажённые жидкостью в стекле, плыли и менялись. Зрелище чем-то завораживало. Стоило слегка провернуть стаканчик другой гранью, как образ рушился, сменяясь новым.
– Значит, – сказал я, продолжая разглядывать капитана сквозь рюмку, – ты полагаешь, что твоя сестра сама сбежала из коляски?
– Я так считал, но… – капитан Харпер запнулся и уставился на свои руки. – Но после того как мы нашли сегодня Роффкейла в таком виде… Я не знаю… теперь.
– Зачем ты тогда арестовывал Роффкейла, если был уверен, что он не похищал твою сестру?
– Я думал, она сбежала к нему. – Капитан Харпер взял в руки мою бутылку джина и отрешённо повертел ею, зажав между ладонями. – Они были любовниками, когда Джоан состояла в рядах Добрых Сограждан. Эдвард об этом ничего не знает. И я бы не хотел, чтобы он узнал. – Капитан Харпер встряхнул головой. – Я решил, что если задержу Роффкейла, Джоан сама объявится.
– По всей видимости, ты ошибся. – Я протянул полную рюмку Харперу.
Капитан Харпер вперился взглядом в предложенный напиток, спустя несколько мгновений взял у меня стопку. Говорят, голубой джин обладает свойством выпускать наружу скрытую боль. Он проглотил его, как лекарство. После чего вновь наполнил рюмку и подтолкнул её ко мне. В очередной раз в памяти всплыли утончённые черты лица Роффкейла и его развороченное зловонное нутро. Я залпом выпил и отодвинул пустую стопку обратно к капитану Харперу. Он наполнил её медленно, с тщательной осторожностью долив по самые края.
– То, что с ним сделали, в точности соответствует описанию пыток в его письмах Джоан. Мне кажется, он действительно старался её предостеречь. – Харпер закрыл глаза. – Одному Богу известно, где она и что с ней случилось.
– Выпей, – предложил я.
Капитан Харпер хмуро взглянул на рюмку.
– Знаешь, я обычно не употребляю крепкий алкоголь.
– Выпей, станет легче, – заверил я его.
– Вот именно, – ответил капитан Харпер. – Я стараюсь не напиваться часто. Становится слишком легко.
– Не мне тебя критиковать, сам не без греха. – Я представил, как капитан, чтобы забыться, лакает голубой джин ночи напролёт, и почувствовал к нему чуть больше симпатии.
– Я догадывался об этом, – хмыкнул он.
Капитан Харпер всё же выпил, поставил стопку на стол и слегка подтолкнул. Пустой стаканчик, крутанувшись, скользнул по столешнице ко мне.
– Хочешь знать, о чём я сейчас думаю? – Я нацедил очередную порцию джина. – Кажется, у меня изначально сложилось о тебе не совсем верное представление.
– Да? – заинтересованно переспросил Харпер.
– Во время нашей первой встречи мне показалось, что ты… жёстче, – пояснил я.
Капитан Харпер ухмыльнулся, видно, его позабавил мой выбор слов.
– Мистер Сайкс. – Харпер наклонился ко мне. Я почувствовал насыщенный карамельно-хмельной запах красного эля, исходящий от его губ. – Не стоит поддаваться ощущению обманчивой мягкости. Возможно, мой воротник священника вводит вас в заблуждение. Но, поверьте, мы в Инквизиции пляшем с дьяволом гораздо чаще, чем шлюхи из Подземелий Преисподней.
– Что ж, если мне нужен будет партнёр для танца, пожалуй, я подумаю, не выбрать ли вас, капитан. – Я выпил стопку и сунул её в затянутую перчаткой руку Харпера. Тот налил себе джина, выпил, вновь наполнил рюмку и поставил её на стол передо мной.
– Мы ведь с вами уже партнёры в некотором роде, разве не так, мистер Сайкс? – спросил он.
– В некотором роде, – согласился я.
– В некотором роде, – повторил он, словно придавал этим словам какое-то дополнительное значение.
Я выпил, капитан, уже не колеблясь, незамедлительно последовал моему примеру. Рюмка за рюмкой мы незаметно прикончили бутылку. Процесс планомерного погружения в состояние глубокого опьянения захватил нас без остатка, стал единственной нашей целью. Мы накачивались сухим джином, следуя неизменному ритму, чередующему опрокидывание в себя очередной порции спиртного и передачу опустевшего стаканчика собутыльнику.
Так пьют не для удовольствия. Так пьют, потому что мысли не дают покоя, причиняют страдания. Напиться – самый лёгкий способ хотя бы на время избавиться от болезненных переживаний.
Выруливая из бара, капитан Харпер двигался медленно и осторожно, словно его тело стало механизмом, управление которым требовало повышенной концентрации внимания. Он явно с трудом удерживался от того, чтобы не уснуть на месте – его глаза то и дело закрывались. Он привалился ко мне, тяжело переступая, стараясь попадать со мной в шаг, пока я выводил его из тёмного убежища бара на улицы города. Покровы ночи истончились. Я уже ощущал золотое сияние просыпающегося солнца, вспыхнувшего на горизонте тонкой полоской опаляющего света.
Стоило нам выйти, как владелец бара тут же выглянул из двери, делая вид, что запирает заведение на день. Естественно, ему было любопытно, что за дела могут связывать Блудного и офицера Инквизиции.
– Знаешь, капитан, – шепнул я ему, – шататься по улицам пьяным со мной в обнимку не очень мудро с твоей стороны. Это может пагубно отразиться на репутации служителя закона.
– Дапшливсе, – невнятно буркнул он мне на ухо и сорвал с меня свою фуражку. Я не стал протестовать, вещь вернулась к законному владельцу. Его дыхание коснулось моей шеи сзади. Его губы прижались к моей коже всего на мгновение, когда он, споткнувшись, налетел на меня и повис, ухватившись за мои плечи, чтобы не упасть. Я месяцами обходился без любовников, не желая ни с кем связываться даже на одну ночь. Слишком давно у меня не было мужчины, сейчас я отчётливо понял это. И не смог устоять против искушения. Капитана Харпера, судя по всему, ситуация не смущала, меня и подавно. По своей натуре я существо, привыкшее полностью отдаваться во власть сиюминутных желаний. Временами это приводило к тому, что поступал я неблагоразумно, но сопротивляться необдуманным порывам никогда даже не пытался.
Я привёл капитана Харпера в свою квартиру, сам расстегнул и снял с него чёрное пальто, затем воротничок священника. Медленно я стянул с его рук перчатки, обнажая один за другим длинные пальцы. Его ногти были розовыми и блестящими, словно перламутр внутри морской раковины. Каждый заканчивался идеально ровным белым полумесяцем. Я поцеловал мягкую кожу его ладоней. У меня никогда не было и не будет такого безупречного тела, как у него, без единого тёмного пятнышка. Я до дрожи жаждал насладиться этим совершенством.
Я снял с капитана Харпера наплечную кобуру с револьвером, в эту ночь Харпер принадлежал только мне. Я не переживал о том, что станется утром, когда мы проснёмся, не задумывался о том, будет ли нам неловко за неправдивые нежности, срывавшиеся с наших губ, пока тела переплетались. На одну ночь джин избавил нас от лишних мыслей и сомнений – этого было вполне достаточно.
Глава четвертая: Старые чернила
Письма Роффкейла пахли сухой кровью и очень дешёвым одеколоном. Отчётливый аромат витал в воздухе, пока я, скользя пальцами по неровным строчкам, исследовал бумагу. Дурной почерк выдавал ученика исправительного заведения для малолетних правонарушителей. Автор посланий был юным и пылким. Он вкладывал всего себя в каждое предложение с абсурдным по интенсивности душевным размахом. Каждая буква вопила о его всепоглощающей любви и исступленной страсти. Его оды красоте Джоан Тальботт были ужасными. Роффкейл громоздил клише на клише, выстраивая из них шаткую башню простодушного обожания. Абсолютная убеждённость в своих чувствах придавала достойной жалости поэзии Роффкейла болезненную пронзительность. Всякое слово было констатацией его веры в любовь.
В письмах постоянно повторялись отчаянные мольбы к Джоан вернуться – Роффкейл пытался защитить женщину, к которой даже не смел подойти на публике. Джоан Тальботт – леди высшего света, а Питер Роффкейл – неоперившийся юнец из низших слоёв общества, бедно одетый, с ногтями черными, как у всякого демона.
Я листал страницы, касаясь бумаги в тех местах, где дотрагивалась до неё Джоан; к отпечаткам ладоней Роффкейла, прижимавшего к столу листки, чтобы те не скользили, пока он писал; к отдельным особо трудным словам, под которыми Роффкейл водил пальцем, проверяя их правописание. Чёткие сгибы писем оставались не разглаженными, словно Джоан не разворачивала их до конца, читая украдкой, опасаясь подсознательно, что кто-нибудь может подсмотреть содержимое. Бумага в местах, где её пальцы пробегали снова и снова под некоторыми фразами, была слегка потёртой. Каждый дюйм исписанных старыми выцветшими чернилами листиков нёс в себе прикосновение Роффкейла к любимой. Розовые бледные пятна расцвечивали страницы, где Джоан прижималась губами к его подписи в конце писем.
От приторно-сладких проявлений чувств этих двоих откровенно мутило, в то же время они вызывали лёгкую зависть. Но следовало сосредоточиться на поиске деталей, касающихся расследования, о которых упоминал Харпер. Я достал из конверта последнее письмо. Роффкейл был более искусен в живописании убийств, чем в любовной лирике. Не оставалось никаких сомнений, что он собственными глазами видел расчленённые трупы шлюх обоих полов. Он рассказывал о них непринуждённо, с непосредственностью, с которой мог бы объяснять кому-то, как пройти к булочной.
Разрезы на её животе проходили под рёберными дугами и спускались с двух сторон вниз до самой промежности. Её утроба представляла собой кровавое месиво. Все потроха вытащили наружу и искромсали. Многих внутренних органов не хватало. Выпущенные кишки в беспорядке свисали с боков. Ублюдок, сделавший это, основательно покопался в её внутренностях, будто пытался отыскать там спрятанные сокровища. Роуз уже третья по счёту, я бы отдал всё на свете, чтобы не довелось увидеть такое ещё раз. Работа этих мясников вселяет ужас. Вернись.
Заклинаю тебя. Пожалуйста, вернись.
Роффкейл описал состояние, в котором мы с Харпером обнаружили его тело, довольно точно. Я ощутил, как от страничек повеяло холодом. Письмо несло в себе продирающее морозцем кожу на хребте предчувствие. Роффкейл боялся, что погибнет, как остальные жертвы. Возможно, он даже знал, что ему уготована именно такая смерть. Я вернулся к первой странице.
Роффкейл неразборчиво намарал несколько строчек на полях. Поначалу я не обратил на них внимания, ошибочно сочтя это очередным стихотворным бредом. Приглядевшись, я понял, что, исписав лист полностью, он нацарапал их на оставшемся свободном месте. Корявый стиль приписки затмил своей безграмотностью остальное послание.
Мне снился сон
Где я четвёртый
лежу рядом с Лили и Роуз
разрезанными на части
Приходи Не медли.
Странно, однако, что он непрестанно умоляет её вернуться в Подземелья Преисподней. Насколько я понял, убийства произошли именно там или где-то рядом. Зачем он просит Джоан Тальботт возвратиться туда, если ей намного безопасней оставаться в доме мужа? Интересно. Если Роффкейл предвидел, что станет очередной жертвой, знал, что не сможет противостоять убийцам, каким образом он собирался не дать в обиду Джоан?
Заклинаю тебя. Пожалуйста, вернись.
Пробежав ещё раз глазами по строчке, написанной блёклыми чернилами, я нахмурился. Что же на самом деле кроется за призывами вернуться в ряды Добрых Сограждан: обещание предоставить Джоан безопасный приют или?.. Почему я не подумал об этом раньше? А если Питер Роффкейл не предлагал защиту, но умолял о ней? Я взглянул, каким числом датировано послание. Написано недавно, за день до исчезновения Джоан Тальботт. Сложив странички, я засунул их в грошовый конверт из грубой бумаги. Почтовый штемпель на нём свидетельствовал о том, что отправлено письмо было на следующее утро. Леди Тальботт должна была прочесть его за несколько часов до своего исчезновения.
– Ну что? – Голос Харпера, раздавшийся прямо за моим плечом, застиг меня врасплох, я едва не подпрыгнул от неожиданности.
– Что, ну что? – переспросил я раздражённо, раздосадованный тем, что не заметил его приближения. Но уже спустя мгновение я взял себя в руки и повернулся к нему.
Харпер успел одеться. Ему удалось отыскать все части своего гардероба. Почти все. Не хватало только головного убора. Капитан бросил озадаченный взгляд на вешалку для шляп. Я улыбнулся. Ночью, пока он ещё спал, я засунул его фуражку в один из наводнённых пауками выдвижных ящиков под кроватью.
Непричёсанные волосы Харпера походили на спутанные веточки колючего кустарника. Бурно проведённая накануне ночь оставила следы на совсем ещё юном лице капитана, которое сейчас не скрывала тень от фуражки. Края его век воспалились, белки покрылись красной сеточкой сосудов. Его усталость на грани истощения стала особенно заметной. Он выглядел уязвимым, несмотря на строгие линии инквизиторской шинели. И я, к своему удивлению, понял, что почти не испытываю к нему изначальной настороженности или предубеждения.
– Что ты думаешь? – спросил он.
– Думаю, нам стоит наведаться в резиденцию Добрых Сограждан, осмотреться в комнатах Роффкейла. – Я встал, надел своё пальто, прихватил очки с дымчатыми стёклами, затем оглянулся на Харпера. – Есть хочешь?
– Может быть, попозже, – ответил он.
– Страдаешь от похмелья? – ехидно заметил я, усмехнувшись, но Харпера, кажется, это совсем не задело. Возможно, подобной язвительности он и ожидал от демона, несмотря на ночь, проведённую вместе.
– Нет. – Харпер провёл пятернёй по взъерошенным волосам. – Просто в последнее время у меня нет аппетита.
Ну конечно. Его сестра пропала, вполне вероятно, она мертва. Скорее всего, он вообще ничего не ел уже несколько дней. Не удивительно, что мне так легко удалось напоить его.
– Если не покушаешь, станет только хуже. – Я снял с вешалки своё старое чёрное шерстяное кепи и бросил его Харперу, и только после этого задумался, зачем, собственно говоря, я это сделал. – Мы зайдём по дороге в харчевню к Миг. Там готовят отменные пироги с телятиной.
Харпер поймал кепку, повертел её в руках, а затем надел на голову. Она шла ему, почти не отличаясь от его собственной, хотя и была гораздо более поношенной. И от неё едва заметно пахло моими волосами. Интересно, Харпер почувствовал?
– Прежде чем мы пойдём… – Харпер поправил кепи, надвинув его привычно вперёд так, чтобы тень от козырька скрыла глаза.
– Да? – Я уже стоял у входной двери, держась за ручку.
– По поводу прошлой ночи… – Харпер замялся, переступив с ноги на ногу. – Думаю, следует обсудить всё, чтобы не оставалось никаких недоразумений между нами…
– Я никому не собираюсь рассказывать о том, что было между нами, если именно это тебя волнует. – Ухмыльнувшись, я показал свои острые длинные зубы в широком оскале. – И сомневаюсь, что тебе вздумается бахвалиться перед кем-то нашей связью, что тут ещё обсуждать?
– Нет, я имел в виду… между нами… Мы оба были пьяны. Я просто хочу, чтобы ты понял… – Харпер умолк. Складывалось впечатление, что он никак не может заставить себя продолжить, очевидно, ему неудобно было говорить о прошлой ночи. Меня это позабавило, хотя и не удивило. Молчание затягивалось, становясь откровенно неловким.
– Ты пытаешься объяснить мне, что считаешь это обычным сексом по пьяни? – наконец сжалился я над ним.
– Не уверен, что использовал бы именно такую формулировку, – ответил Харпер.
– Мы отлично покувыркались, капитан. А в остальном… смею тебя заверить, я не воспылал внезапно безумной любовью к тебе. Просто забудь об этом, и давай займёмся нашим делом. – Я дёрнул ручку вниз на пробу и почувствовал, как защёлка выскальзывает из паза замка, а затем становится на место. Все эти объяснения после секса имели общую довольно неприятную тенденцию сводиться к разговорам, вести которые у меня не было никакого желания. Особенно раздражало, если они приобретали сентиментальные мотивы. Я потянул на себя дверь, приоткрыв её немного.
– Я только хотел убедиться, что мы не расходимся во мнениях по поводу произошедшего, – произнёс Харпер после продолжительной паузы.
– Что ж, я высказался. Надеюсь, ты думаешь так же? – спросил я.
– Да, – ответил Харпер.
– В таком случае, полагаю, мы всё выяснили.
Харпер кивнул, и я, испытав истинное облегчение, открыл дверь.
Отрадно осознавать, что твой партнёр на ночь, как и ты сам, считает, что приятная, но ни к чему не обязывающая интрижка отнюдь не повод для дальнейших романтических отношений. Иные старались подольше задержаться в моей постели, а потом в какой-то момент замечали шприцы, разбросанные по столу, и начинали донимать меня своей озабоченностью моим пагубным пристрастием. Они упорно продолжали цепляться за меня, пока я скатывался в пропасть наркотической зависимости. Некоторые, по неведомой причине возомнив, что я и есть их истинная любовь, предпринимали попытки спасти меня – закатывали слезливые истерики, хлестали по щекам, таскали по церквям.
Ни один из них не мог понять, что моё расположение к общению с ними обусловлено ничем иным, как действием офориума. Желание флиртовать, обаяние, благодушное настроение впрыскивались в моё тело ненавистными им иглами. Мужчина, которого они желали, был всего лишь иллюзией, обманом, уродливым камнем, который на мгновение становится прекрасным из-за игры света и тени. По-своему каждый из них, как и я, был глубоко влюблён в мою зависимость. Никто не осознавал, насколько абсурдно звучат их мольбы не принимать наркотик, который был источником всего того, что они во мне ценили. Добросердечность, спокойствие, лёгкое отношение к жизни. Офориум делал меня их идеальным любовником, потому что стирал мою истинную сущность.
Когда он циркулировал по моим венам, я чувствовал себя свободным от навязчивых мыслей. Преисполненное эфемерным светом призрачного покоя избавление от воспоминаний было гораздо нужнее других телесных потребностей, желанней оргазмов в объятиях влажных от страсти тел.
Очень сомнительно, что Харперу было хоть какое-то дело до всего этого, но то, что он не собирался лезть в мою жизнь, не могло меня не радовать. В уютном молчании и на комфортной для обоих дистанции мы спустились по лестнице и вышли на вечернюю улицу.
Глава пятая: Призраки
Солнце опускалось за горизонт неохотно, как жирный бригадир, не желающий заканчивать рабочий день. Горячий жёлтый свет, заливающий городские улицы, превращал навоз и грязь в дымящуюся жижу, в которой копошились мухи, собаки и чумазые дети, а лошади и экипажи прокладывали в ней борозды. Против невыносимой вони веера и надушенные платки были бессильны. Палящее солнце только всё усугубляло. Оно ярко освещало каждую неприглядную мелочь, и от этого неприкрытое уродство становилось ещё более отталкивающим.
Я направился к лестнице впереди. Над широкими каменными ступенями, ведущими во влажную темноту, нависала массивная гранитная арка. Я стоял перед вратами – одними из тринадцати – в Квартал Блудных. Створки не сохранились, но надпись, высеченная на арке, была вполне различима: «Заблудшие да обрящут себя».
Вырезавший эти слова, наверное, мечтал о чём-то высоком, в отличие от большинства ходивших тут. Какой-то оптимистически настроенный священник окрестил это место Городом Надежды. Но все, кому довелось здесь побывать, называли его Подземельями Преисподней, что намного точнее передавало суть.
Три столетия назад, когда мои падшие предки освободились от Вечных мук благодаря Договору о Блудных, здесь, вероятно, было красиво. Они покинули родное королевство вечной тьмы ради обещанного Спасения для себя и грядущих поколений.
Мозаика на стенах по бокам от лестницы изображала Великое Перерождение. Ашмедаи, Сариэль, Сатанель. Эти трое – гордость и слава Преисподней, – облачённые в огненные одеяния, катили в колесницах из чеканного золота. На ком-то были надеты драгоценности, другим же их заменяли отполированные кости ангелов, сражённых их мечами. Все трое, оказавшись позже в руках Инквизиции, преклонили колена перед Серебряным Крестом и приняли крещение.
Смальта потускнела от чада ламп и жирного дыма фабрик, но изображения всё еще можно было различить. Там, в толпе, окружающей лучезарного повелителя тьмы, стояли и мои предки. Они казались прекрасными и непримиримыми. Сложно представить, что я веду свой род от таких существ.
Я определённо выродок.
На месте вырубленных в камне храмов и катакомб, бывших когда-то оплотом надежды, теперь сырые гетто. Преисподнюю пронизывают сотни туннелей. Во всех направлениях идут, переплетаясь, сточные и газовые трубы, влажные от конденсата. Железный каркас в стенах храма проржавел и разрушился. В огромных провалах видны многоквартирные дома и металлические переборки. Потомки правителей ада превратились в рудокопов.
Закон запрещал Блудным выезжать за пределы столицы, и немногие отваживались покинуть Подземелья. Они предпочитали оставаться внизу, где могли жить среди своих в приятной глазу темноте. В город выходили только худшие из нас. Преступники, отщепенцы и наркоманы. Полагаю, в разные периоды своей жизни я подходил под каждое из этих определений.
– Ты хотел, чтобы я просто носил этот пирог с мясом туда-сюда? – спросил Харпер.
– Я думал, ты его съешь, – ответил я, хотя, по правде говоря, надеялся таким образом от него избавиться.
– Мне хватило одного. – Харпер вдруг развернулся и взбежал на несколько ступеней вверх. Он остановился перед женщиной, которая с трудом карабкалась по лестнице, и отдал ей пирог. Потом сошёл ко мне.
– Ну вот, я разобрался, – сказал он.
– Она из Блудных?
Я взглянул на неё лишь мельком, но солнце светило прямо в глаза, и я почти ничего не увидел. Заметил только множество кружевных платков один поверх другого на её плечах, когда она проходила мимо. Двигалась она медленно, будто была очень стара или крепко пьяна.
– Глаза ярко-жёлтые, а ногти – чернее твоих, – произнес Харпер. – Уши я не рассмотрел, но уверен, они остроконечные. Зубы точно острые. Она на меня зашипела. – Это его, казалось, развеселило.
– Наверное, решила, что ты хочешь её отравить, – предположил я, указывая взглядом на серебряные эмблемы Инквизиции по бокам его воротничка.
– Не все вступают в наши ряды, чтобы истреблять Блудных. Кроме этого мы защищаем закон, – говорил он, пока мы спускались. – Рано или поздно среди вас найдутся те, кто это поймёт.
– Я бы даже пару медяков на это не поставил. – Пришлось отвести взгляд, чтобы скрыть охвативший меня гнев. Я-то отлично знаю, как Инквизиция обходится с Блудными. Меня, например, однажды жгли живьём. Но это было давно, и не касается Харпера. – Мы очень упрямы, – сказал я.
– Что есть, то есть. – Капитан улыбнулся.
Мы вошли в тёмные туннели. В лицо ударил тёплый воздух, пропитанный густым, крепко отдающим химикатами запахом множества живущих в страшной тесноте Блудных. Адская смесь: фиалки, сера, моча и ароматические лампы. Дышать было тяжело. Казалось, при каждом вдохе я делаю длинную затяжку сигаретного дыма. Я успел позабыть это знакомое ощущение.
Харпер закашлялся и несколько раз шумно втянул воздух, прежде чем немного притерпелся к вони. Пока мы шли, я заметил, что кожа на открытых частях его тела покраснела, как от солнца. Глаза казались воспалёнными. Капитан, не замедляя шагов, надвинул пониже фуражку, словно собственное состояние ничуть его не беспокоило. Он ориентировался в этом месте так же свободно, как в барах Брайтона.
Он шёл по узким улочкам так уверенно, будто бывал здесь раньше. Срезал путь, сворачивая в переулки, и при этом не сверялся с указателями на домах.
– Ты часто сюда заглядываешь? – спросил я, пока мы тащились по узкому тротуару. Газовые фонари горели неровно. Со сводчатого потолка на нас дождём сыпался конденсат пара, дыхания и пота.
– Я тебя удивил? – искоса посмотрел на меня Харпер.
– Нет. – Его самодовольный тон мне не понравился. – Просто думал, что ты лучше знаешь Брайтон, чем Подземелья.
– Первые три года службы я работал здесь пешим патрулём. – Харпер сошёл на дощатый помост. Я последовал за ним. Между досками, когда мы на них наступали, хлюпала маслянистая жидкость.
– Ты со многими Блудными подружился тогда? – спросил я, заранее зная, что это невозможно.
– Нет, конечно, – глянул на меня капитан. – Ты спросил, просто чтобы заставить меня произнести это вслух?
– Вполне возможно, – улыбнулся я, демонстрируя длинные белые зубы.
– Вы неповторимы, верно, мистер Сайкс? – спросил он.
Странным образом мне было приятно это слышать. Если бы он похвалил мои нечёсаные чёрные волосы или жёлтые глаза, я бы решил, что он надо мной насмехается, и рассердился бы на него за это. Назови он меня извращенцем или дегенератом, я бы молча пообещал себе выколоть ему глаз. Но он как-то смог подобрать слова, которые меня согрели. Я смотрел вперёд, на табличку с номером на стене серого, сложенного из сланца дома, сознательно не обращая внимания на Харпера, чтобы он не понял, что мне приятно.
– Нам сюда. – Я показал на громадное голубое здание впереди.
– Верно, – ответил он.
Женщина, которая открыла нам дверь, несколько секунд прожигала Харпера взглядом, прежде чем впустить нас внутрь. Она была высокой и бледной. Её кожа казалась прозрачной. Свет лампы будто просачивался сквозь неё. Блудная отбрасывала слабую тень.
В полном молчании она провела нас по узкому коридору в просторную гостиную без окон. Даже светло-жёлтое платье не шуршало при движении.
