Текст книги "Нечестивые джентльмены (ЛП)"
Автор книги: Джинн Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Джинн Хейл
Нечестивые джентльмены
Перевод: главы 1–4 Salome , с 5 главы Regina , с 3 главы второй части Kira
Вычитка: Newshka
Обложка: Erika
Оформление: VikyLya
Не для коммерческого использования.
Размещение текста на сторонних ресурсах без согласия переводчиков и ссылки на сайт http://best-otherside.ru запрещено.
Часть первая
Мистер Сайкс и светлячок
Глава первая: Ночь
Ночь повисла изорванными клочьями. Газовые уличные фонари вгрызались во тьму вокруг себя. Свечи в квартирах многоэтажного дома напротив отбрасывали тусклые ореолы на грязные окна. Тяжёлые пурпурные облака, плотные от дыма, наслаивались друг на друга и казались наляпанными на небо уродливыми заплатками на чёрных бархатных шторах. В оставшихся закоулках мрака мигали светлячки.
Одна парочка вторглась в темноту моей комнаты. Я следил за ними взглядом, пока они, мерцая, метались в своём насекомом танце-ухаживании. Затем они устремились вниз мимо моего лица, покружились и сели в складке рукава моей рубашки.
Жучки подползли друг к другу. Взаимное влечение искристыми огоньками просвечивалось сквозь крошечные тельца. Усики насекомых соприкоснулись и задрожали. Самка – светлячок потянулась своей антеннкой и погладила самца. Он бросился в её объятия. Она прижала его к себе и сомкнула мощные челюсти, прокусывая его голову. Их мерцающие тела синхронно вспыхивали в безупречном созвучии, пока она пожирала его.
Некоторые любовные отношения скверно заканчиваются.
Надо отдать ей должное – самочка оказалась на удивление аккуратной. Она не оставила доказательств, съев все до последней крошки, а затем расселась на моей руке с невинной непринуждённостью, способной обмануть Инквизитора. Подождав пару минут, я стряхнул её с себя и закатал рукав. Настало время уделить внимание собственным ведущим к гибели отношениям.
Сотни мелких шрамов покрывали моё худосочное предплечье. Они вились от запястья вверх – цепочки меток, дюйм за дюймом с механической точностью расчертившие плоть. Рубцы бледные, как и моя кожа, слегка вдавленные, словно изящное тиснение, разгладились за многие годы, так что при плохом освещении человек, особенно выпивший, вряд ли заметит святое письмо, выгравированное на моём теле.
Только на локтевом сгибе рубцовая ткань выступала над поверхностью. Белая бугристая кожа с просвечивающимися сквозь неё голубыми венами была покрыта пёстрой мозаикой синяков и красных точек – следов от уколов иглы. Даже глубокие ночные тени не могли скрыть эту уродующую мою внешность деформацию, но мне не было дела до красоты. Мной владело всепоглощающее желание раствориться без остатка, рассеяться бесследно в бессмысленном абсолютном небытии. Нет, я не стремился к небытию в извечном свете Божественной Славы. Я мечтал о забвении.
Проталкивать иглу сквозь полузаживший струп было больно. Но эта кратковременная боль не могла сравниться со страданиями существования без офориума. Мне показалось, что сквозь меня хлынули потоки тепла и мёда. Они разлились по венам, заполнили чёрные камеры моего сердца. Ласковый огонь поглощал моё тело, медленно распространяясь изнутри кнаружи. Мои руки свесились, соскользнув с подлокотников кресла. Шприц с иголкой упал на пол, и я закрыл глаза. Теперь какое-то время мне будет тепло и хорошо, словно я больше не я, а кто-то другой – счастливый и довольный жизнью.
Я открыл глаза и взглянул на круговерть неба за окном. Воздушные потоки фиалковыми, индиговыми лентами разукрасили тьму. Мелкие летучие мыши сновали между чёрными дымоходами. Благоухание магнолий и роз смешивалось с запахом сырой колбасы. Удушающий тяжёлый аромат напомнил мне шлюх Золотой улицы, которые пытались скрыть закисшую вонь своих немытых тел под обилием духов.
Я погрузился в ожидание сюрпризов, приготовленных мне летней ночью.
Чаще всего моё ожидание ничем не заканчивалось. Но всё же случались редкие вечера, когда ко мне заглядывали люди. Каждого из них толкало на это безрассудство личное отчаяние. У каждого были свои причины, чтобы приблизиться к дьяволу из Подземелий Преисподней. Некоторые посетители были милыми и искренними, другие вели себя хуже некуда. Мне было без разницы, главное, чтобы деньги платили.
Стук в дверь меня не удивил. Я плавно перетёк в вертикальное положение, поднимаясь со стула, и медленно побрёл по комнате, точно переходил вброд полноводную реку. Ещё один на этот раз более отчётливый стук последовал за первым. Я не торопился. Глубоко вдохнул, втягивая в нос, в рот запах гостя. Берёзовое мыло, кожа, жидкость для бальзамирования и оружейное масло. Я остановился у двери. Отдельные ноты сплетались, но не были составляющими единого запаха. После третьего стука я открыл дверь. Свет хлынул из коридора. Я отступил назад, избегая неожиданно яркого освещения. В дверях стояли двое.
Первым привлёк моё внимание капитан Инквизиции. От одного вида его формы волна паники прокатилась по вялым мышцам. Я едва удержался от бессознательного порыва захлопнуть дверь и закрыть её на засов. Но даже наркотическое оцепенение не смогло притупить моё природное любопытство, которое немедленно вступило в противоречие с настороженностью. Я разглядывал капитана, будто занятную диковинку. Он был худым – чёрная форма только подчёркивала его стройность и подтянутость, носил перчатки, словно не хотел оставлять отпечатков пальцев, волосы были спрятаны под фуражкой.
Два серебряных глаза – эмблемы Дома Инквизиции – уставились на меня с обеих сторон его высокого чёрного воротника-стойки. Жёсткий металлический взгляд, в котором отражался свет ламп, казалось, полыхал, как живой.
Цвет одежды спутника капитана также не оставлял сомнений в роде его занятий. На нём был белый врачебный халат. Доктор явно нервничал. На его руках перчаток не было, ладони сжимались в замок, словно оберегая друг друга от моего присутствия. На одном пальце поблёскивал золотой ободок – обручальное кольцо. У него были идеальные черты лица и сильное тело человека, обладающего породистой наследственной красотой. Волнение доктора зачаровывало. Я испытывал практически физическое удовольствие от его дискомфорта. Растерянность делала его более доступным, уязвимым – лёгкой жертвой обмана. Неожиданно я ощутил уверенность в собственных силах. Если у этого мужчины есть причины бояться меня, значит, я всё ещё главный здесь, несмотря на присутствие капитана Инквизиции.
– Мистер Белимай Сайкс? – Капитан, более смелый под защитой чёрной формы и серебряных эмблем, заговорил первым. Он прочёл моё имя с потрёпанной визитной карточки. Бумага практически просвечивалась от старости. Один уголок отломился и, трепеща, спланировал на пол. Он был похож на чешуйку золотой фольги.
Я уже и не помнил, когда именно заказывал эти карточки. Неужели я верил когда-то, что смогу проскользнуть в высшее общество, имея только семьдесят визиток, бутылочку отбеливателя для ногтей и костюм из хлопка? Костюм всё ещё лежал в комоде в спальне. Я рад, что забыл, в каком именно ящике он пылится.
Мне стало интересно, где капитан раздобыл мою карточку и как долго её хранил. Он бережно поместил её обратно в серебряную коробочку, а ту засунул в нагрудный карман. Он ждал моего ответа.
– Да. Белимай Сайкс к вашим услугам, – наконец ответил я. – С кем имею честь разговаривать?
– Уильям Харпер, капитан Инквизиции Брайтона. – Он повернулся к врачу. – Мой зять, доктор Эдвард Тальботт.
– Рад знакомству. – Доктор Тальботт протянул руку. В его глазах при этом промелькнул испуг, очевидно, рефлексы хорошего воспитания неожиданно для него самого подвели его, заставив дотронуться обнажённой плотью до моей руки.
Доктор Тальботт избегал встречаться со мной взглядом. Вполне возможно, он впервые столкнулся лицом к лицу с живым отпрыском демонов. Бесспорно, он видел ампутированные части тел и иссохшие трупы, принадлежавшие особям моего вида, на вскрытиях. Доктор Тальботт вероятно даже держал маленькое чёрное сердце Блудного в своих руках, но всё-таки это не одно и то же, что встретиться вживую с существом из Преисподней. Складывалось впечатление, что чёрные ногти и мертвенная бледность не волновали его так сильно, как моё горячее дыхание и пристальный взгляд.
Я улыбнулся ему. Его нервозность притягивала. Мои предки когда-то любили завлекать в ловушки души таких вот белокурых, полнокровных мужчин.
– Желаете войти? – осведомился я.
– Да, конечно. Благодарю. – Доктор опустил руку и зашёл в квартиру.
Капитан Инквизиции, поколебавшись долю секунды, последовал за своим зятем. Я запер за ними дверь, отсекая навязчиво яркий свет коридорных ламп. Двое мужчин замерли посреди тёмной комнаты. Я прошёл мимо них, уселся обратно в своё любимое кресло и стал наблюдать за ними, пользуясь тем, что они не могут хорошо видеть меня.
– Итак, чем могу быть полезен, джентльмены? – спросил я.
– Моя жена… – начал доктор Тальботт, но капитан перебил его.
– Я бы хотел получить ваше слово о неразглашении полученных сведений.
Ну конечно, капитан уже имел дело с Блудными раньше. Он знал, как надо действовать. История взаимных соглашений между нашими расами довольно длинная, история обманов – ещё длиннее. Времена изменились, но этикет остался.
– Я должен узнать, что именно вы от меня хотите, прежде чем клясться в чём-то, – ответил я.
– Нам нужно, чтобы вы разобрались в одном деле, – сказал капитан.
– Обычное расследование? – Много времени прошло с тех пор, как мне в последний раз предлагали такую работу. Годы.
Интересно, почему эти двое обратились именно ко мне, и откуда у них моя визитка? Естественный страх перед всем, что связано с Инквизицией, на мгновенье слабо поднял голову, но опять был задавлен нарастающим любопытством и действием офориума.
– Хорошо, – согласился я просто для того, чтобы услышать их историю. – Даю слово, что информацией, полученной в процессе расследования, буду делиться исключительно с вами. Пока мы не расторгнем наш договор.
– Пообещайте также, что не станете ничего предпринимать без предварительного обсуждения с нами. – Капитан Харпер сделал шаг по направлению ко мне и остановился.
Его слова заставили меня задуматься. В просьбе капитана не было ничего из ряда вон выходящего, но в ней крылось предположение, что мне придётся действовать. Достаточно, чтобы я заинтересовался окончательно. Моё сердце начало биться чуть быстрее, чуть сильнее.
– Клянусь своим именем и своей кровью, что в ходе расследования буду согласовывать с вами все принятые решения, – произнёс я, – естественно, если вас устраивают условия оплаты.
– Сумма, указанная в вашей визитной карточке? – уточнил капитан Харпер.
– Да. – Пусть я и был идеалистом в молодости, но даже тогда не предлагал свои услуги дёшево.
– Мы согласны, – выпалил доктор Тальботт. Деньги, судя по всему, его не волновали. Солидный вид свидетельствовал о том, что доктор – обеспеченный человек, может статься, побогаче своего зятя. Запах дорогого одеколона и хорошая ткань костюма не оставляли сомнений в том, что этот джентльмен располагал средствами, чтобы нанять меня. А едва заметный румянец на щеках и горячность в голосе намекали на то, что доктор расплатился бы со мной и другими способами, если бы у него не оказалось нужной суммы. Мне всегда нравились эта степень отчаяния и стремление к самопожертвованию в клиентах.
– Договорились, – сказал капитан. И уронил три золотые монеты на стол. А вот сей незначительный, на первый взгляд, жест уже накладывал на меня определённые обязательства. Капитан Харпер не доверял мне, что в общем-то было правильно. Мне нельзя доверять. Я от природы склонен ко лжи. Даже моя мама так считала. Было мудро со стороны капитана скрепить наш договор золотом, не полагаясь на мою порядочность. И всё же то, что он в считанные минуты сумел раскусить меня, казалось просто возмутительным.
– Проходите, присаживайтесь и рассказывайте, что вас привело ко мне, – сказал я.
В потемках им тяжело было сориентироваться, но я не стал зажигать лампу. Мелкая, до смешного нелепая месть представителям человеческой расы за сотни встреч, назначенных в респектабельных офисах – меня ослепляют яркое искусственное освещение и солнце, но приходится с этим мириться.
Доктор Тальботт, наткнувшись на зелёный диван, рухнул на него. Капитан Харпер расположился в дубовом кресле. Он с раздражающей лёгкостью освоился в моей гостиной. Должно быть, запомнил расстановку мебели, пока лампы из коридора освещали комнату. Наблюдательность этого человека настораживала, приходилось прикладывать усилия, чтобы не нервничать.
– Вчера, – начал доктор Тальботт, – была похищена моя жена.
– На мой взгляд, у Инквизиции достаточно средств и возможностей для раскрытия уголовных преступлений, – заметил я.
– Мне бы не хотелось начинать официальное расследование, – вмешался капитан Харпер. – Ситуация деликатная в некотором роде.
– Понимаю. – Я откинулся на спинку кресла. – Но если вы ждете моей помощи, лучше ничего не скрывать, даже если речь идёт о нарушении закона, – обратился я к доктору. Мне нравилось смотреть в его широко открытые, усиленно пытающиеся разглядеть меня в темноте глаза.
– О нет. – Доктор Тальботт сцепил руки. – Никто ничего плохого не сделал. Просто мы хотим защитить доброе имя Джоан. Если кто-нибудь узнает о её сопричастности, это погубит её.
– Сопричастности? – переспросил я.
– Да. – Капитан вздохнул недовольно. Ему явно не хотелось делиться со мной сведениями о своей семье. – Взгляды моей сестры всегда отличались некоторой либеральностью, в частности, она поддерживала идею предоставления избирательных прав женщинам и Блудным. До того как выйти замуж, Джоан была членом общественной правозащитной организации Добрые Сограждане. Она не принимала участия в выступлениях – всего лишь сочиняла памфлеты, писала тексты листовок. Пять лет назад она покинула группу активистов движения, но продолжала поддерживать связь с одним из членов организации.
– Понятно, – сказал я.
– Здесь довольно темно, не находите? – неожиданно пожаловался доктор Тальботт.
Я пожал плечами, впрочем, сомнительно, что кто-то из них видел меня достаточно хорошо, чтобы заметить это. В темноте я ощущал себя значительно увереннее и сильнее их обоих, но не стоило, пожалуй, усугублять физический дискомфорт доктора. Я хотел, чтобы он почувствовал себя более раскованно и говорил со мной откровенно.
Бесшумно поднявшись, я подошёл к газовому светильнику, ближайшему к Тальботту. Доктор продолжал слепо всматриваться в моё опустевшее кресло. Быстрым щелчком чёрного ногтя по кремню я высек искру. Крошечный огонёк проскочил в плафон лампы, и фитиль вспыхнул. Доктор Тальботт едва не вскочил на ноги – его слегка подкинуло над диваном.
Капитан Харпер разглядывал меня со спокойным интересом. Его зрачки всё ещё приспосабливались к внезапно вспыхнувшему свету, вряд ли он мог различить мой силуэт в темноте. Но каким-то образом он знал, где я нахожусь. Скорее всего внимательно прислушивался. Я подумал, что на место глаз – эмблем, украшавших его воротник, капитану Харперу нужно приделать уши. Мысль меня развеселила, и я улыбнулся.
– Вы напугали меня. – Доктор Тальботт нервно рассмеялся.
– Приношу свои извинения, я подумал, если зажечь свет, вам будет удобнее. – Я вернулся в своё кресло.
– О. Что ж, спасибо. Так действительно лучше. – Доктор Тальботт огляделся, рассматривая комнату. – Любопытная у вас квартира. Столько книг. Увлекаетесь наукой? Что вы изучаете?
Ну конечно, он не ожидал, что в комнатах Блудного можно найти те же умилительные свидетельства жизни учёного затворника, что и у обычного одинокого образованного мужчины. Повсюду – на полу и многочисленных полках – стопки книг, кипы чертежей, подшивки газетных вырезок, поломанные перья.
– Нет. Ничем конкретно я не интересуюсь. – Мне не нравилось направление, которое принимал наш разговор. – Вы можете описать обстоятельства похищения вашей жены? Мне бы хотелось узнать подробности.
После моей просьбы доктора Тальботта опять охватило отчаяние. Его скорбь была горькой на вкус, я распробовал её. Он готов был разговаривать о чём угодно, только не о пропаже своей жены.
Доктор безмолвно уставился на свои руки. Капитан Харпер взял на себя труд дальнейших разъяснений.
– Вчера немногим позже двух Джоан и Эдвард прибыли в отделение Церковных Банков. Они открыли инвестиционный фонд. – Капитан излагал факты без эмоций официальным тоном, словно говорил о совершенно посторонних, а не близких людях. – По свидетельству служителя Банков они покинули здание менее чем через час. Когда они подошли к своей коляске, то обнаружили, что кто-то с помощью ножа взломал дверь. Украли шёлковый ридикюль Джоан. Тогда Эдвард решил отправить Джоан домой, а сам пошёл в ближайший Дом Инквизиции, чтобы заявить о взломе…
– Миссис Тальботт уехала в коляске, которую до этого взломали? – решил уточнить я.
– Да, – тихо сказал доктор Тальботт. – Она настаивала на том, чтобы я немедленно сообщил о происшествии, а сама пожелала отправиться домой. Я переживал из-за неисправной задвижки на двери, поэтому запер коляску снаружи. У Джоан при себе был запасной ключ. Я думал, с ней всё будет в порядке… – Доктор Тальботт умолк и закрыл глаза, снова погружаясь в своё безысходное горе.
Капитан Харпер наклонился вперёд и похлопал его по плечу. Было в этом жесте нечто неестественное. Словно капитан подсмотрел подобную сцену в каком-то спектакле и теперь неумело и чопорно имитирует сочувствие.
– Прошу прощения, – сказал доктор Тальботт. Он прочистил горло и выпрямился. – Когда я вернулся домой, Томас, наш водитель, встретил меня у ворот. Он рассказал мне, что Джоан не ответила, когда он позвал её. Они с грумом Роллинзом подумали, что, возможно, ей стало плохо, и взломали дверь, но Джоан внутри не было. Она просто исчезла из запертого экипажа.
– Водитель останавливался по дороге? – поинтересовался я.
– Нет, – покачал головой доктор Тальботт. – Он отвёз её прямиком домой. Дорога не заняла много времени. Чтобы добраться до нашего особняка от филиала Церковных Банков надо всего лишь пересечь парк Святого Кристофера. От силы пятнадцать минут.
– Вы получали письмо с требованиями о выкупе? – спросил я, чуть наклонившись вперёд, подстёгиваемый жадно пузырящимся любопытством.
– Нет, – ответил доктор Тальботт. – У нас есть только письма мистера Роффкейла.
– Мистер Роффкейл? – судя по имени – Блудный, – должно быть, это член Добрых Сограждан, с которым ваша жена продолжала поддерживать связь?
– Да. – Похоже, доктор Тальботт удивился, что я сумел сопоставить уже известные мне факты и догадался об этом.
– Мистер Роффкейл слал Джоан письма. – На лицо доктора набежала тень недовольства. – Она уверяла меня, что они ничего не значат, просто новости о старых друзьях из Добрых Сограждан. Я ей верил. Но после того как она исчезла, мы с Уильямом прочли их… – Он замолчал, очевидно, не в состоянии продолжать дальше.
Капитан Харпер вновь возобновил прерванный Тальботтом рассказ.
– Письма можно рассматривать как косвенные доказательства вины или соучастия в преступлении. В одном из них Роффкейл предупреждает о том, что Джоан могут похитить в дороге из транспортного средства. В другом содержится детальное графическое описание пыток женщин. Роффкейл призывал Джоан вернуться в ряды Добрых Сограждан. Он уверял, что они смогут защитить её.
Харпер встал и расстегнул своё длинное чёрное пальто. Полы форменной шинели распахнулись, и я заметил воротничок священника на горле капитана и кобуру револьвера под левой подмышкой.
Это сочетание идеально соответствовало сути Инквизиции. Белая полотняная полоска свидетельствовала о праве капитана судить погрязшие в грехе души и даровать им искупление. Револьвер олицетворял мирскую обязанность каждого офицера Инквизиции следить за соблюдением закона и поддерживать правопорядок. Спасение души однозначно покажется насущной необходимостью, если тебе пригрозят осуждением на вечные муки и проклятием, направив на тебя дуло револьвера.
Капитан Харпер извлёк пачку писем из внутреннего кармана пальто и вручил её мне. Его кожаные перчатки при этом задели мои пальцы, и я почувствовал лёгкое жжение от освящённого елея, использовавшегося при выделке шкуры.
Офицер находился достаточно близко от меня, чтобы я смог рассмотреть его глаза и почувствовать дыхание. Глаза – тёмно-карие, с залёгшими под ними глубокими синими тенями. В дыхании кроме запаха табака и кофе никаких других оттенков и ароматов. Я мог практически с полной уверенностью утверждать, что он ничего не ел в последние сутки, так же как и то, что он не спал.
– Вот эти письма. – Капитан Харпер отступил на шаг назад прежде, чем я смог получить более полное представление о нём и сделать ещё какие-нибудь выводы.
– У вас есть сведения о том, где можно найти мистера Роффкейла? – Я перевернул связку, пролистал конверты, изучая почтовые штемпели и адреса отправителя. Все письма были отосланы из Подземелий Преисподней.
– Он находится в камере предварительного заключения в Доме Инквизиции Брайтона, – сказал капитан Харпер.
Я нахмурился, услышав ответ. Дом Инквизиции – не очень приятное место для кого бы то ни было, но с Блудными там вообще не принято церемониться – нас подвергают жестоким допросам. Одни лишь молитвенные машины уже внушают ужас. Шрамы на моей груди и руках вспыхнули болью, словно свежие ожоги, при воспоминании о перенесённых пытках.
– Не совсем понимаю, в таком случае, для чего вам понадобился я. Если он уже в вашей власти, уверен, вы найдёте способ получить всю интересующую вас информацию.
– Пока что мистеру Роффкейлу не предъявлены обвинения, он только задержан. Если я подвергну его процедуре исповеди, всё, что он скажет, будет задокументировано. Во время исповеди в обязательном порядке ведётся запись, а мне бы не хотелось, чтобы имя Джоан упоминалось в официальных свидетельствах в связи с именем Роффкейла, конечно, если этого можно будет избежать, – пояснил капитан Харпер.
– Если этого можно будет избежать? – переспросил я.
– Мы сделаем всё, что потребуется, чтобы вернуть Джоан невредимой. – В тихом голосе доктора Тальботта звенела твёрдая решимость.
Капитан Харпер уставился в открытое окно за моей спиной. Несколько секунд он изучал ночное небо, а затем вновь сосредоточил своё внимание на мне.
– От вас потребуется только одно – чтобы вы поговорили с Роффкейлом. С большей вероятностью он доверится одному из своих. Остаётся надеяться, что с вами он будет более откровенен, чем со мной.
– Сумма моего гонорара довольно внушительна, и вы согласны заплатить его мне всего лишь за попытку разговорить уже имеющегося у вас подозреваемого, – заметил я.
– Уверен, что найду, чем вас занять, если этого будет недостаточно, – парировал капитан.
Я поднял взгляд на него. Никаких сомнений, капитан не раскрыл все карты, значит, работа для меня ещё найдётся. Я посмотрел в окно. Парочки светлячков, подмигивая, гонялись друг за другом в темноте.
– Полагаю, вы хотите, чтобы я проследовал с вами в Дом Инквизиции и побеседовал с этим Роффкейлом? – Именно на это они и рассчитывали, я был убеждён, и всё же надеялся, что в данном случае моё предположение окажется неверным.
– Лучше поговорить с ним прямо сейчас, не стоит откладывать на завтра, – ответил капитан Харпер, застегивая пальто.
– Да, не стоит, пожалуй, – согласился я, стараясь ничем не выдать своё разочарование.
– Мы вам так благодарны. – Доктор Тальботт вскочил на ноги.
Кивнув, я подхватил своё пальто со спинки стула и вдруг вспомнил об упавшем шприце. Гадая, заметил ли его капитан, я быстро осмотрел пол, но к счастью, шприц закатился под моё кресло. Единственное, что могло броситься в глаза капитану Харперу, это лежащее на паркете потрёпанное крылышко насекомого.
Глава вторая: Серебро
Доктора Тальботта ожидали пациенты, распрощавшись с нами, он высадился из коляски возле станции на Бейкер-стрит. А мы с капитаном Харпером продолжили свой путь до Дома Инквизиции Брайтона в полнейшем молчании.
Входящих в большое каменное здание безусловно должны были поразить царящая здесь чистота и ужасающе яркое освещение. На дверях, разделяющих длинные коридоры, были выгравированы блестящие серебряные глаза. Такие же выпуклые парные гравюры ослепительно сверкали на стенах и пристально взирали с потолка. Внутри них были зажжены лампы с друммондовым светом[1], мощные потоки лучей, вырывающиеся из зрачков, напоминали прожекторы. Отражающие поверхности улавливали этот свет и полыхали белым пламенем. Я корчился под обжигающей иллюминацией, но ни затемнённых углов, ни теней, в которых можно укрыться, в коридорах Дома Инквизиции не было. Серебряный свет прорезался сквозь полуприкрытые тонкие веки. Я поднял руку, согнул ладонь козырьком, защищая глаза, чтобы получить возможность хоть что-то видеть.
Белый свет был настолько интенсивным, что размывал все цвета вокруг. Чёрная форма идущего рядом со мной капитана Харпера казалась дымчатой, словно крылья серого ночного мотыля. Лицо его, как у приведения, было призрачно-молочным, черты смазаны до такой степени, что я с трудом мог их различить. Фуражка отбрасывала глубокую тёмную тень на верхнюю половину лица. Из-за яркого контраста с белой нижней половиной эта тень казалась бархатной полумаской.
– Обилие серебра, должно быть, здорово досаждает вам, – заметил он, когда мы проходили сквозь очередные двери. В его голосе не было ни злорадства, ни сожаления. Капитан произнёс фразу совершенно нейтральным тоном, которым принято поддерживать вежливые беседы ни о чём в светском обществе.
– Да, жжётся, – ответил я. – В этом Доме, чтобы добиться такого результата, всё продумано просто идеально.
– Яркое освещение облегчает контроль над задержанными Блудными. Здесь нужно свернуть направо. Осталось совсем немного, мы почти пришли. – Он повернул, и я, споткнувшись, неуверенно последовал за ним, ориентируясь на звук его шагов и голос. Этот немыслимый свет полностью ослепил меня, я мог только догадываться, как радует капитана Харпера моя беспомощность. Он бесспорно упивался своим превосходством. Я дал себе слово обязательно сводить капитана в Подземелья Преисподней, какими бы ни оказались результаты разговора с Роффкейлом: найду какой-нибудь повод, обосную причину, по которой нам необходимо спуститься в тёмные сырые подвалы – посмотрим, как этот человек будет чувствовать себя в совершенно чуждой среде.
Мутные, серые слёзы застилали глаза. Свет жалил нещадно, выжигая каждую клеточку, каждый дюйм не защищённой одеждой кожи. Тыльные поверхности кистей рук стали ярко-розовыми. Мне довелось уже побывать в Доме Инквизиции, боль, которую я испытывал сейчас, была несравнима с теми муками, которые мне в своё время причинили в подобном месте. То, что я ощущал в данный момент, было всего лишь довольно болезненным напоминанием. Обжигающий и ослепляющий, предупреждающий намёк слегка приоткрывал завесу над уготованными страданиями, но не таил в себе реальную опасность смерти.
Со смертью, медленной, методично шаг за шагом продуманной, можно было столкнуться, оказавшись на жёстком металлическом столе в Исповедальне. К смерти приводили обычные вопросы и бесконечное терпение. Дома Инквизиции не затопляли кровавые реки, как описывалось в листовках протестующих против существующей власти. Никаких ржавых крючьев или бурых пятен запёкшейся крови на стенах. Дома считались святыми местами. Здесь было тихо, чисто и светло. Даже в Исповедальнях царила атмосфера спокойствия и смирения. Инквизиторы и исповедники никогда не унижали оскорбительными замечаниями и не повышали голоса, угрожая заключённым. Они предельно вежливо расспрашивали обо всём. Серебряные ножи, гвозди, молитвенные машины – всего лишь приспособления, с помощью которых они пытались добиться полной честности. Им нужна была только абсолютная правда. В этом и крылся подлинный ужас застенков Инквизиции.
В каждой паре немигающих серебряных глаз притаилась жуткая истина – вас видят насквозь. Инквизиция способна любого вывернуть наизнанку. Они изучат все особенности функционирования организма, обнаружат все слабые места вашего обнажённого дрожащего тела. Они вытащат наружу страхи, сомнения и постыдные воспоминания из тёмных глубин подсознания. Секреты личной жизни, полузабытые проступки, даже безобидное повседневное враньё – от них ничего не скроешь. Исповедники выдерут из вас сокровенные правду и ложь, словно гнилые зубы.
После чего, вполне вероятно, вы умрёте.
Некоторые признания даются с трудом.
– Это здесь. – Харпер остановился. – Камера предварительного заключения.
Капитан Харпер отпер дверь, и мы вошли в прохладный полумрак. Свет друммондовых ламп был приглушен. Кто-то распылил в комнате розовую воду. Повышенная влажность приносила облегчение, усмиряя боль ожогов, но цветочный аромат лишь частично скрадывал запахи мочи и крови, исходящие от трупа. Харпер потрясённо уставился на тело Роффкейла. Я вышел в коридор, предпочтя ненавистный свет ослепляющих ламп тошнотворному зрелищу кровавых останков с выпущенными наружу кишками.
Глава третья: Добавь оттенков красного в мой образ
После того как мы обнаружили выпотрошенное тело молодого красивого мужчины с нарезанными тонкими ломтиками, словно мясо для сэндвичей, гениталиями, у меня напрочь пропало всякое желание находиться в Доме Инквизиции. Но пока Харпер докладывал об убийстве и проверял учётную книгу посещений, мне оставалось только закрыть глаза и ждать. В дальнем конце коридора Харпер вполголоса переговаривался с пономарём. До меня долетели последние несколько фраз: «Как бы то ни было, сам с собой он этого точно сделать не мог, чёрт возьми. Кто-то к нему приходил». Судя по всему, проверка записей ничего не дала, внушающих подозрение визитёров у Роффкейла сегодня не было.
Меня вновь окутало тяжёлым духом изувеченного тела: в приторно благоухающем облаке розового парфюма зловоние кишечного содержимого смешивалось с резким запахом крови. Я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Мимо меня прошли пономари с вёдрами, в которые собрали останки Роффкейла. Служки завернули крупные части тела в ткань и унесли их, осторожно держа на вытянутых руках, будто новорожденных младенцев.
– Капитан, – окликнул я Харпера, торопливым шагом направлявшегося обратно в камеру. – В свете произошедшего не вижу смысла оставаться здесь долее, поговорить с мистером Роффкейлом мне в любом случае уже не удастся.
– Несомненно. – Капитан Харпер нахмурился. – Надо выбираться отсюда, пока вы волдырями не покрылись.
– Согласен с вами полностью.
Я поспешил за Харпером обратно по лабиринту коридоров, и вскоре мы вышли из здания в ночь.
