Текст книги "Шифр Магдалины"

Автор книги: Джим Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

29

– Вы поклонник «Иглз»? – спросил Данфи.

– Только одной их песни, – ответил Гомелес, опрыскивая орхидею из хрустального распылителя. – Она мне лично очень близка.

Джек вместе с Клементиной находился в оранжерее виллы, они занимались пересаживанием и подкормкой орхидей вида «Dendrobium», которые разводил ее хозяин. Цветы источали благоухание, напоминавшее смесь аромата малины с цитрусовыми, одновременно изысканное и соблазнительное. Гомелес сказал, что выращивает их на протяжении уже почти пятидесяти лет.

– Я занялся этим практически сразу после войны, – объяснил он. – И оно стало моим хобби. Одним из множества.

Среди них было также изучение языков. По признанию Гомелеса – шутливому, как заключил Данфи, – он говорил почти на всех. Он явно преувеличивал, но насколько, не могли сказать ни Данфи, ни Клементина.

Одним из самых обширных помещений виллы была библиотека, сводчатый, отделанный деревянными панелями зал, от пола и до потолка заполненный книгами, до большей части которых можно было добраться только с помощью раздвижных стремянок. Большинство изданий, представленных здесь, были на одном из современных европейских языков, но имелись также полки и целые шкафы, где находились рукописи и фолианты на загадочных наречиях, о происхождении которых Джек мог только догадываться: на древнееврейском, китайском, японском, санскрите, урду, хинди, арабском и… эвзкади?

Возможно, Гомелес скорее библиофил, нежели лингвист? Но нет, Джек видел почту старика, она почти полностью состояла из подписных научных изданий на языках столь далеких друг от друга стран, как, к примеру, Дания и Индонезия.

В любом случае библиотека представляла собой внушительное помещение. Она протянулась на тридцать метров, и в ней, кроме шкафов и стеллажей, находились выставочные стенды, в которых располагались древние телескопы и астролябии, хронометры и скрипки. Этрусские монеты и терракотовая посуда соседствовали там с коллекцией византийских и римских масляных ламп.

Но не библиотека была любимым местом Гомелеса в его обширном доме, а небольшая мастерская, проход в которую находился между двумя высокими стеллажами с литературой по Японии и иудаизму. В мастерской располагался стол среднего размера, на котором было установлено разнообразное электронное оборудование. На стене за столом висел плакат со словами «La vérité est dehors la!». [106]106
  «Истина где-то рядом!» (фр.)


[Закрыть]

Гомелес с любопытством наблюдал за тем, как Данфи с Клементиной разглядывают аппаратуру. Два устройства были соединены с принтером, из которого постоянно выползала бумажная лента с чем-то, что напоминало обычную кардиограмму.

– А что это такое? – спросил Данфи, рассматривая подсвеченные шкалы и кнопки.

– Анализатор спектра, – ответил Гомелес, – подключенный к преобразователю из цифровой формы в аналоговую. Ну и к принтеру, конечно.

– А для чего оно вам? – спросила Клементина.

– Ну, – ответил старик, – в данный момент оно занимается тем, что анализирует радиосигналы, получаемые из космоса.

– О! – откликнулась Клементина на его объяснения. – А для чего?

– Ну, хотя бы для того, – ответил Гомелес с усмешкой, – чтобы внести свой посильный вклад в поиски признаков разумной жизни во вселенной, на которые направлены усилия многих профессиональных астрономов.

– Вы хотите сказать…

– На крыше установлен радиотелескоп. Не очень большой, но работает вполне исправно.

– И упомянутая проблема вас очень волнует? – спросил Данфи.

Гомелес пожал плечами:

– Да в общем-то не очень.

Данфи хотел было задать следующий вопрос, который логически вытекал из первого.

– Зачем же тогда…

Но Гомелес приложил палец к губам:

– Поймете позже. Всему свое время.

Данфи никогда не любил подолгу гостить у кого бы то ни было, даже у владельцев замков и дворцов. Ему больше нравилось останавливаться в гостиницах. Но Гомелес являлся обладателем ответов на те вопросы, которые в последнее время занимали его больше всего. И хотя Джек бывал порой излишне напорист в своих расспросах (Знали ли вы Даллеса и Юнга? Каковы цели Общества?), у старика, несомненно, был свой план общения с ним, и торопить его было бессмысленно. Поэтому Данфи пришлось набраться терпения. Что было совсем не легко.

После недели, проведенной в Мунсальвеше, они довольно близко познакомились с Гомелесом. Старик – а он действительно, что уж тут греха таить, был стариком, незадолго до их приезда отпраздновавшим свое девяностодвухлетие – оказался идеальным хозяином, очень чутким и внимательным ко всем нуждам своих гостей, интеллигентным и тактичным. В Гомелесе, в его характере и поведении было некое сочетание серьезности и мягкой обходительности, заставившее Данфи пожалеть, что его собственный отец был так мало похож на этого швейцарского затворника. Что касается Клементины, то она была в полном восторге от старика, каждое утро проводила с ним в оранжерее, а ближе к вечеру выкатывала его к пруду кормить лебедей.

Конечно, Гомелес жил не один. Обслуживающий персонал виллы состоял из дюжины человек, включая тех, кто работал в самом здании и в поместье. Он состоял из двух садовников, шофера, медсестры, четырех горничных, секретаря, который также исполнял роль дворецкого, двух поваров и нескольких охранников, крайне редко попадавшихся на глаза, – они патрулировали границы владений Гомелеса, объезжая их на мототележках для гольфа.

– Я не могу беседовать ни с кем из них, – как-то заметил Гомелес, – они ведь откровенные идиоты.

Данфи усмехнулся.

– Они хуже, чем идиоты, – сказал он. – Они бездельники. Не знаю, где они были прошлой ночью, но за воротами они не следили. Мы беспрепятственно вошли на территорию поместья при свете луны. На нашем месте могла бы быть целая русская армия.

– Ну да, конечно, вы вошли беспрепятственно, – согласился Гомелес. – Но ведь так было задумано.

– Что вы хотите сказать? – спросила Клементина.

– Они хотели, чтобы вы вошли. Собственно говоря, я тоже этого хотел.

– Но зачем?

– Потому что они не могли вас найти. Даже наоборот, вы находили их, а не они вас. Вначале в Лондоне, потом в Цуге. А затем в Париже. Поэтому, я полагаю, ваш приятель Матта решил провести мозговой штурм в подведомственной ему организации и пришел к выводу, что если Магомет не идет к горе, то пусть уж гора придет к Магомету.

– Значит, мы находимся в ловушке, – заключил Данфи.

Гомелес пожал плечами.

– У меня на вилле никогда не случалось никакого насилия, мистер Данфи, и могу вас заверить, что не случится и впредь.

– А если… если… когда… мы решим уйти? – спросил Джек.

– Они убьют вас в то же мгновение, как только вы переступите границы моих владений.

Данфи задумался.

– Только что вы сказали: «Они хотели, чтобы вы вошли. Собственно говоря, я тоже этого хотел». Что вы имели в виду?

– Ну вот, – ответил Гомелес, – вы и дошли до самого главного вопроса. Я имел в виду, что здесь я такой же пленник, как и вы. Конечно, я могу выходить из дому, могу прогуливаться, но недалеко. Я очень стар, и инвалидная коляска – большое подспорье. Полагаю, вы понимаете, что сбежать отсюда мне одному практически невозможно…

Данфи мгновенно понял, на что намекает старик.

– Но вы обдумывали то, как…

Гомелес кивнул:

– Я только об этом всегда и думал. По крайней мере с тех пор, как был ребенком лет пятидесяти. – Он смерил Джека взглядом с ног до головы и спросил: – Спина-то у вас сильная?

Данфи пожал плечами:

– Думаю, да. А что?

– Просто интересно. – Старик развернул кресло и поманил их за собой. – Я хочу, чтобы вы кое-что увидели. – И, нажав кнопку на подлокотнике кресла, резко рванул на нем вперед.

Они миновали библиотеку и оказались в большом зале, где их ждал лифт начала XX века. Данфи успел заметить, что дверцы из кованого железа изображают падение Люцифера и его ангелов. Джек придержал дверцы, пропуская вперед Клементину и Гомелеса, а затем вошел сам. Как только Гомелес вставил ключ в панель управления, дверцы с грохотом захлопнулись. Лифт начал медленно опускаться.

Движение вниз длилось очень и очень долго. Наконец они прибыли в самый глубокий подвал виллы. И то, что увидел Данфи, крайне изумило его. Он ожидал найти там винный погреб или подземную темницу, но глазам его предстал сияющий чистотой коридор с ультрасовременными кабинетами. Вокруг были слышны звонки телефонов, щелканье клавиатур, жужжание копировальных устройств. Мужчины и женщины в черных костюмах занимались своей работой и только изредка украдкой бросали взгляды в сторону Гомелеса.

– Создается впечатление, что они боятся на вас смотреть, – заметила Клементина.

Гомелес пожал плечами.

– Они считают меня богом, – ответил он. – Вы понимаете, что подобное мнение крайне усложняет наши отношения. – Он проехал немного дальше по коридору, остановился и кивнул на стеклянную стену. – Взгляните.

В комнате с неярким приглушенным освещением несколько мужчин в темных костюмах сидели перед строем мерцающих зеленоватым свечением компьютерных мониторов, манипулируя тумблерами на сверкающей алюминиевой панели управления. На стене напротив находилась карта окружающего виллу леса, которую во всех направлениях пересекали фиброволоконные нити.

– Что это за голубые огоньки? – спросила Клементина.

– Дорожки, проложенные через парк, – ответил Гомелес.

– А красные? – спросил Данфи.

– Ими обозначены границы территории поместья. Они постоянно находятся под наблюдением с помощью видеокамер.

– Даже ночью? – спросила Клементина.

Гомелес кивнул.

– Они оборудованы синхронизированными усилителями сигнала с устройствами теплового видения, – пояснил он. – Другими словами, им подвластно все лучшее, что есть в обоих мирах – как внешний, так и внутренний свет.

Клементина нахмурилась, не поняв его последней фразы.

– Свет звезд и телесное тепло, – пробормотал Данфи.

– Ну, можно и так сказать, – согласился Гомелес.

– А как вам удалось приобрести такие обширные познания? – спросил Джек.

– О, у меня очень много свободного времени! – ответил Гомелес. – Фактически вся моя жизнь была посвящена этому.

Проехав немного дальше по коридору, Гомелес, не оборачиваясь, дал знак, чтобы они следовали за ним. Переместившись еще примерно футов на двадцать, он остановился у затемненной комнаты, стена которой состояла в основном из стекла. Она напомнила Клементине родильное отделение больницы, и, заглянув туда, она думала обнаружить там ряд инкубаторов. Однако увидела лишь одинокую мужскую фигуру, склонившуюся над книгой рядом с компьютерным монитором. По экрану разгуливал какой-то персонаж из мультфильма с блаженной улыбкой на физиономии.

– А кто это такой? – спросил Данфи. – Мистер Тупица?

Гомелес покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Это я.

Он постучал в окошко, и мужчина в кресле оторвал глаза от книги. Гомелес помахал ему рукой и улыбнулся. В ответ тот наклонил голову в почтительном поклоне и вновь вернулся к чтению.

– Не понимаю, – произнес Данфи. – В чем тут цель?

Гомелес опустил руку вниз и приподнял правую штанину.

– Вот в чем цель. – Лодыжка старика была обмотана черной лентой, а к ленте крепилась маленькая пластиковая коробочка.

Клементина уставилась на нее.

– Что это такое? – спросила она.

Данфи покачал головой от изумления.

– Браслет контроля и наблюдения.

– Блестяще! – воскликнул Гомелес.

– Он излучает слабый радиосигнал, – пояснил Данфи. – Сигнал принимается транспондером, находящимся где-то на территории поместья. А транспондер передает его на принимающую станцию. Я правильно говорю?

Гомелес кивнул:

– Совершенно верно.

– Пока человек, за которым ведется наблюдение, находится в полосе действия транспондера – именно его сигналы и отслеживает тот парень, – все в порядке. Но как только он выйдет за ее пределы… – Джек повернулся к Гомелесу. – Насколько далеко вы вообще можете отходить?

– Примерно на сто метров от дома, прогуливаться вокруг пруда, если мне захочется.

– Вы ведь можете просто взять и снять все это, – возмущенно заметила Клементина.

– Чтобы снять его, мне придется разрезать ленту, – ответил Гомелес, – и цепь разомкнётся. Нет цепи, нет и сигнала. А если нет сигнала, значит, возникли какие-то проблемы. – Внезапно он улыбнулся. – Пойдемте, я покажу вам кое-что еще.

Гомелес покатил кресло дальше по коридору, остановился у одной из дверей, открыл ее и зажег свет в помещении. Данфи и Клементина заглянули внутрь.

Помещение оказалось оснащенной по последнему слову техники операционной с рентгеновской аппаратурой и другим диагностическим оборудованием. Имелся тут также и отсек интенсивной терапии со всеми устройствами, необходимыми для поддержания жизни. Гомелес выключил свет и поежился.

– Я очень хотел, чтобы вы это увидели, – сказал он.

Тем вечером они обедали в геральдическом зале и смотрели по телевизору повторный показ «Зайнфельда» [107]107
  Американский комедийный телесериал, один из самых популярных в США в 90-е гг.


[Закрыть]под внимательным взором собак Эмины и Зубейды. Они следовали за Гомелесом постоянно, куда бы он ни направлялся в доме или на улице, бесшумно ступая за ним по пятам. Время от времени он рассеянно протягивал руку, и одна из собак подскакивала к нему и подставляла ему ухо, которое он должен был почесать.

После окончания фильма Гомелес провел своих гостей в маленький кабинет с видом на озеро. В камине горел огонь, а над камином висела картина такой художественной мощи, что у Джека и Клементины захватило дух. Клементина прочла надпись на бронзовой табличке, прикрепленной к золотой раме:

«ДЕ МОЛЕ НА КОСТРЕ»

(1576?)

– Никогда не слышала о подобной картине, – сказала она. – Что странно, так как я с отличием сдала историю искусств.

Гомелес пожал плечами и налил им обоим по рюмке кальвадоса.

– Потому что она известна только по слухам, – пояснил он. – Ее никто никогда не фотографировал, и она никогда нигде не выставлялась.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что она всегда находилась здесь.

Мгновение они молчали, затем Данфи заметил:

– В отличие от вас.

Гомелес с недоумением взглянул на Джека.

– Мы были в музее на рю де Могадор, – объяснила Клементина.

Гомелес закрыл глаза и задумчиво кивнул.

– И что случилось? – спросил Данфи.

– Случилось? – переспросил старик.

– Да, с вами. Когда пришли немцы…

Гомелес печально покачал головой.

– Все, что случилось, случилось еще до того, как пришли немцы.

Клементина села рядом с ним в кресло и спросила:

– Что вы имеете в виду?

Гомелес уставился на огонь, горевший в камине, и начал свой рассказ.

– Я был тогда еще совсем ребенком и жил в Париже. И как-то отец взял меня на встречу с группой людей, как мне сказали, весьма влиятельных в мире политики, бизнеса и искусства. На этой встрече мне объяснили, что моя семья «отличается» от всех других семей – и я тоже отличаюсь, – и что у нас есть особые обязанности. Мне также сообщили, что когда-нибудь я узнаю гораздо больше о своем происхождении и обо всем остальном, но в данный момент они собрались там для того, чтобы принести мне присягу, поклявшись в верности моему делу.

Гомелес сделал глоток кальвадоса.

– Моему делу? Вы можете представить мою реакцию. Мне было всего десять лет! – воскликнул старик. – «Какое „дело“ имелось в виду?» – спросил я отца. И он ответил, что дело – это я сам. «Но почему?» – спросил я. «Потому, – ответил он, – что если в их жилах течет обычная кровь, то в твоих течет кровь Спасения. И они сказали, что я принц, который должен стать царем. А если не я, то мой сын. А если не он, значит, его сын». – Гомелес покачал головой. – Можете представить, что я ощутил. Я ведь был ребенком. Конечно, их слова меня почти не удивили. Подобно многим другим детям, я всегда знал – или по крайней мере подозревал, – что в каком-то смысле являюсь необычным, исключительным, волшебным существом. И, по правде говоря, мне казалось вполне естественным и вполне справедливым, что я должен стать центром некой тайной вселенной, темным солнцем, вокруг которого вращается множество верных почитателей. Став старше, я понял, что должен заплатить за свое положение определенную цену, и притом немалую – я лишался права распоряжаться собственной жизнью. Она попросту превращалась в одно сплошное ожидание.

Гомелес почесал Зубейду за ухом и налил себе вторую рюмку кальвадоса. Данфи взял кочергу и помешал угли в камине.

– И я ушел… В тридцать шестом. Вышел из дому, сказав, что иду за сигаретами, и отправился в поисках приключений, верных друзей, справедливой войны… Меня очень волновали политические события. В тридцатые годы политика волновала всех. Поэтому мне понадобилось совсем немного времени, чтобы разыскать в Париже штаб-квартиру Франко-бельгийской коммуны. А два дня спустя я сидел в поезде, направлявшемся в Испанию, на Гражданскую войну. А через неделю уже лежал в госпитале с ранением шрапнелью.

Данфи заморгал.

– И когда это случилось?

– Четвертого ноября тридцать шестого года.

– Значит, вот что он имел в виду, – произнес Данфи.

– Кто?

– Аллен Даллес. В своем письме Юнгу. Он писал, что произошла катастрофа. Полагаю, он имел в виду ваше ранение.

Гомелес кивнул:

– Катастрофа – очень точное слово. Друзья моего отца отыскали меня и перевезли в Париж. Но дело было сделано. Из-за ран я лишился возможности стать отцом. И самое ужасное заключалось в том, что, будучи последним представителем своего рода, я сделался еще большим сокровищем для всех тех, дело жизни которых воплощал. В результате я… уже очень много лет нахожусь в этом заточении.

Ни Джек, ни Клементина не знали, что сказать.

– Как ни удивительно, последствия моих ран еще более вдохновили друзей моего отца, которые увидели в них исполнение пророчеств.

– «Его царство придет и уйдет, – процитировал по памяти Данфи. – потом придет опять…»

Дальше он не помнил, но Гомелес знал весь текст как свои пять пальцев и продолжил:

 
Его царство придет и уйдет,
И вновь придет опять,
Когда, пораженный под корень,
Он станет последним, последним не став,
Один и со знаком священным на теле.
Тогда все земли те
В единую страну соединятся.
Он будет царствовать над ними,
Пока им не дарует сыновей навек,
Сам будучи безбрачен
И, словно мертвый, недвижим.
 

– Вы что, знаете апокриф? – удивленно спросил старик.

Данфи кивнул:

– Я его видел. Но мне кажется, его авторы явно промахнулись в этом последнем моменте.

– О чем вы?

– О том, что он будет безбрачен и в то же время будет иметь детей. Как такое возможно?

Гомелес нахмурился.

– Возможно, и притом очень легко.

– Каким образом?

– Я передал образцы спермы Институту евгенических исследований в Кюснахте. Еще шестьдесят лет назад. Она хранится там, законсервированная криогенным способом.

– Вы уверены?

Гомелес улыбнулся:

– Уж поверьте мне. Они никогда ничего не выбрасывают.

– В таком случае зачем вы нужны им? Обществу, я имею в виду. Почему бы им просто…

– В пророчестве все сказано достаточно ясно. Царство может быть возвращено только прямому наследнику, который будет «поражен под корень и со знаком священным на теле».

– Со священным знаком? – переспросила Клементина.

– У меня родинка особой формы на груди, – объяснил Гомелес. – Но это не все. Возвращение царства должно произойти при жизни последнего…

– Не ставшего последним, – напомнил Данфи.

– Абсолютно верно, – согласился Гомелес. – В свете всего здесь сказанного вы можете представить причины их энтузиазма по моему поводу.

Джек невольно улыбнулся.

– Меня беспокоит, – продолжал Гомелес, – только то, что я буду жить вечно. Пожалуйста, не смейтесь! Вы ведь видели полностью оборудованную больничную палату. Они будут поддерживать во мне жизнь до скончания века. И преисполнены решимости именно так и поступить. – Гомелес сделал паузу и поднял глаза вверх. – Вот мы и подходим к загадке вашего появления здесь. Что заставило вас прийти сюда?

Данфи взглянул на Клементину и пожал плечами.

– Собственно, нам и идти-то больше было некуда. Начиналось все в Лэнгли. Мы побывали в Цуге. И у меня появилось ощущение, что они будут следовать за нами, куда бы мы ни направились. Поэтому я решил, что должен поехать туда, где находится источник и причина всех моих проблем.

Гомелес кивнул.

– А вам не приходило в голову, что, возможно, вам придется убить меня?

Джеку стало неуютно из-за столь прямого вопроса. Клементина громко запротестовала.

– Признаться, подобная мысль у меня появлялась, – ответил Данфи.

Гомелес улыбнулся:

– В таком случае у меня есть к вам предложение.

И вновь Данфи и Клементина переглянулись.

– Послушайте, Бернар, я ведь не доктор Кеворкян, [108]108
  Врач-убийца.


[Закрыть]– сказал Данфи. – Да, кстати, вы не так уж плохо и выглядите.

Гомелес рассмеялся.

– Я совсем не это имел в виду. Хотя, если бы я сказал, что устал от Лондона, вы бы поняли меня?

Клементина кивнула.

– Значит, вы устали от жизни?

Гомелес кивнул:

– Да, хотя я ведь никогда не бывал в Лондоне. – Он замолчал и задумался. – Как бы то ни было, я не хочу никакого насилия над природой. Итак, у меня есть для вас очень простое предложение: если я покажу вам выход отсюда, вы возьмете меня с собой?

– Конечно! – ответила Клементина.

– Но какой в этом смысл? – спросил Данфи. – Рано или поздно они нас найдут. И что тогда?

Гомелес покачал головой.

– Как только я умру, вы будете в безопасности, – сказал он. – С моей смертью все закончится.

– Что – все? – переспросил Данфи.

– Общество и его деятельность, – пояснил Гомелес. – Во мне заключен весь смысл его существования.

Данфи задумался.

– Я понял, к чему вы клоните… Но… я не хочу, конечно, показаться бесчувственным негодяем… но… э-э… это ведь может занять определенное время.

– Джек!

Гомелес рассмеялся.

– Не беспокойтесь. Если мы отсюда уйдем, я долго не протяну. Я болен анемией. Без регулярных инъекций В-12…

– И все-таки куда мы отправимся? – не унимался Данфи. – Они ведь будут искать нас по всей земле, во всех странах.

– Конечно, будут, – согласился Гомелес. – Но как раз там нас и не будет.

– Что?!

– Нас не будет ни в одной стране на земле.

Старик появился в их спальне в два часа утра. За ним по пятам следовали его собаки.

– Пора уходить, – прошептал он.

Вместе они прошли в зал, а оттуда по винтовой лестнице – в библиотеку. Повернув налево у стеллажей с книгами по иудаизму, вошли в маленький кабинет, где Гомелес ловил сигналы из космоса. Он зажег свет, подкатил кресло к столу и выключил принтер. Затем повернул пару тумблеров и несколько дисков на анализаторе спектра. Зеленоватый огонек на осциллографе задрожал и взлетел вверх на шкале.

– Вы что-то ищете? – спросил Данфи.

– Частоту и амплитуду браслета, – ответил Гомелес. – Думаю, она равна примерно восьмистам пятидесяти килогерцам, но они ее постоянно меняют, и если я… если я ошибусь, то… стану убийцей.

Данфи и Клементина внимательно наблюдали за тем, как старик возится с аппаратурой. Время от времени бегунок на осциллографе резко взмывал вверх, и Данфи думал: вот оно! Но нет, не то…

– В Цуоце работает пиратская радиостанция, – сказал Гомелес, – и у егерей имеется рация. В здешних местах есть также парочка радиолюбителей и несколько военных станций. А, вот! Вот оно! Поймал! – Вынув небольшой блокнот из верхнего ящика стола, он сверил принятую частоту с той, что была записана в блокноте. – Та же, что была на прошлой неделе.

Он сунул руку в нижний ящик и извлек оттуда коробку для сигар. В коробке находился какой-то предмет, завернутый в кусок материи. Гомелес снял с него ткань.

– Что это? – спросила Клементина.

– Передатчик, – ответил Данфи. – Мне кажется, Бернар собирается продублировать сигнал на устройстве слежения. А потом заменит его. И будет создана полная иллюзия того, что он находится здесь, когда его уже здесь не будет.

– Великолепно, – откликнулся Гомелес, – только я уже давно это сделал. Сложность состояла не столько в том, чтобы определить несущую частоту, сколько в том, чтобы демодулировать ее. Сигнал закодирован…

– Поэтому вам и нужен был преобразователь, – перебил его Данфи.

– Верно, – согласился Гомелес.

– Значит, все ваши игры с телескопом…

– …не более чем уловка, предназначенная для приобретения анализатора спектра, – ответил Гомелес, вставляя батареи в маленький передатчик на столе. – Их хватит примерно на шесть-семь часов. К тому времени мы будем уже далеко.

Гомелес вынул из верхнего ящика стола ножницы, нагнулся, перерезал ленту браслета и бросил его на пол.

Старик показал им подземный коридор, в который можно было попасть через замаскированную дверь на первом этаже башни в западном крыле виллы. По коридору они прошли на второй уровень подвала, где на узких рельсах стоял электровагон, рассчитанный на четырех человек. Гомелес велел им пройти мимо и следовать вдоль путей внутрь слабо освещенного тоннеля.

– Вам что-нибудь известно об архитектуре подземных оборонительных сооружений? – спросил он.

Данфи отрицательно покачал головой.

– Это еще одно ваше хобби?

– Швейцарцы просто помешаны на подобных вещах, – объяснил Гомелес, немного замедляя движение кресла, чтобы Данфи и Клементине было легче за ним поспевать. – Вся страна буквально источена тайными подземными ходами. Целые горы выдалбливались изнутри, чтобы в них можно было расположить танки, ракеты и истребители. Туннель, по которому мы сейчас следуем, построен ВВС. В случае вторжения в Швейцарию вилла Мунсальвеше должна стать местом размещения ставки генерального штаба страны.

– И куда он ведет? – спросил Данфи.

Гомелес пожал плечами.

– В Иль-Фуорне есть шале. По крайней мере строение выглядит как шале. Там туннель, который выходит на поверхность.

Данфи поморщился.

– Вот там-то они и будут нас ждать, – сказал он. – Маловероятно, чтобы подобное строение оставили без охраны.

– Естественно, там охрана, – согласился Гомелес. – Но мы туда все равно не пойдем. Поэтому охраняют его или нет, для нас не имеет никакого значения.

Они шли еще минут двадцать, когда Гомелес вдруг нажал на тормоза на своем кресле.

– Ну вот. – Он указал на железную лестницу, поднимавшуюся по гладкой бетонной стене по направлению к вентиляционной шахте. – Если вы поднимете меня, мы сможем отсюда выйти. За вентиляционными шахтами не ведется наблюдение – их слишком много. Да и в любом случае они никогда не создавали никаких проблем.

Взгромоздив Гомелеса к себе на спину, Данфи начал медленный подъем по лестнице. Сзади вдруг раздался тревожный шепот Клементины.

– В чем дело? – спросил он.

– Высота, – выдохнула она. – У меня с ней проблемы.

И в самом деле, вентиляционная шахта оказалась значительно длиннее, чем предполагал Данфи. Он спросил у Гомелеса:

– И сколько до верха?

– Тридцать футов, – ответил старик, а затем шепотом добавил: – А может быть, и метров.

Наверное, все-таки метров…

Когда они наконец достигли верха, мышцы Данфи дрожали от напряжения, и он боялся, что не сможет поднять вентиляционную решетку. Но волноваться о решетке не стоило. Как он вскоре обнаружил, она была сделана с характерной швейцарской основательностью. Ее удерживали только три фиксатора. Их без труда можно было открыть одними большими пальцами. Сдвинув решетку в сторону, Джек, полностью обессиленный, вылез на поверхность. Минуту спустя появилась и Клементина, белая как полотно.

Данфи оглянулся по сторонам. Было три часа утра и темно, хоть глаз выколи.

– Где мы? – спросил Данфи.

– Рядом с тропой, – ответил Гомелес. – По ней мы выйдем на дорогу, и, возможно, нас кто-нибудь подвезет. В любом случае Иль-Фуорн находится всего в нескольких милях отсюда. Вы сможете найти там автомобиль и вернуться сюда за мной.

Они отправились в путь. Данфи нес Гомелеса. Когда они в конце концов добрались до дороги, солнце уже вышло из-за гор, осветив темноту, но не рассеяв ее. Джек остановился у обочины, держа портфель в одной руке, и подняв большой палец второй в надежде, что кто-нибудь из немногочисленных водителей, в этот час проезжавших здесь, подберет их. Он замерз, устал и беспокоился, как бы на дороге не оказался кто-то из работающих на вилле. Если бы случилось что-то подобное, могла бы завязаться перестрелка. По прошествии какого-то времени Клементина порекомендовала ему отойти и сесть в сторонке вместе с Гомелесом, который уже сидел, прислонившись к дереву.

– Позволь мне попробовать, – предложила она. И опершись на бедро, подняла большой палец вверх.

Буквально через минуту рядом с ними затормозил грузовик. Водитель был явно разочарован, увидев, что Клементина не одна, а в сопровождении двух мужчин, но сотня франков, которые ему протянул Данфи, мгновенно умиротворили его.

– Benvenuto al bordo! [109]109
  Добро пожаловать на борт! (ит.)


[Закрыть]– воскликнул он и, включив зажигание, помчался в сторону Италии.

Опасения Данфи по поводу того, что Гомелеса могут не пропустить через границу, не оправдались. Одинокий пограничник, встретивший их в Глоренце, сделал вид, что девяностодвухлетний пассажир с паспортом, просроченным на целых пятьдесят семь лет, его немного беспокоит, но все признаки беспокойства мгновенно испарились, как только Джек протянул ему стофранковую купюру. Через несколько минут они уже ехали по направлению к Больцано.

В Больцано они приобрели пару чемоданов, кое-что из одежды и сели на первый поезд до Триеста. Разместившись вместе с Клементиной и Гомелесом в купе первого класса, Данфи вслух задался самым главным вопросом: каковы на самом деле цели «Общества Магдалины»?

Гомелес не отрываясь смотрел в окно на бесконечное поле подсолнухов.

– Они очень изменились, – произнес он. – В прежние времена цели у них были…

– Благородные? – подсказала Клементина.

Гомелес кивнул:

– Думаю, да. Они боролись с инквизицией. Пытались противостоять террору. Но что-то случилось, и то, что начиналось как религиозная битва, закончилось обычной битвой за власть. Впрочем, это неудивительно. Состояние «Общества Магдалины» огромно.

– Я не могу понять одного, – сказала Клементина, – каким образом они надеялись установить монархию? Монархию в прямом смысле слова. Они явно отстали от времени.

Гомелес мрачно усмехнулся и покачал головой:

– Не уверен. Боюсь, они всегда шли в ногу со временем. Вы забываете о том, каким удивительным очарованием обладает монархическая идея и как она притягательна. Вспомните, что происходило, когда погибла принцесса Диана. Вся Европа встала на дыбы. Поэтому я не думаю, что реализовать этот их проект было бы так уж трудно. По крайней мере не так трудно, как объединить Европу. В тех немногих случаях, когда я пытался обсуждать с ними упомянутую тему, мне отвечали, что вопрос заключается лишь в правильной организации очередной предвыборной кампании. Схема та же: грандиозная рекламная кампания, лоббирование по всем возможным каналам, а где нужно, и подкуп влиятельных лиц. В конце концов во всех странах Европейского Союза будет проведен референдум. Европа – континент в основном христианский, и монархию предполагалось ввести чисто символическую, «конституционную», которая должна стать чем-то вроде вдохновляющей идеи для дальнейшего развития ЕС.