Текст книги "Тени зимы (ЛП)"

Автор книги: Джиллиан Брэдшоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Я молчала. Он смотрел на меня в упор. Я чувствовала, как краснею.

– Пожалуй, я пойду, – сказала я.

– Нет, миледи. Ради нашей дружбы, прошу вас не уходить. Сядьте.

Я снова села, а он уселся напротив меня. Ему было так плохо, что я даже пожалела его. И Артура.

– Это правда, – тихо сказала я. Голос не слушался. Пришлось сделать глоток вина. – Я спала с Бедивером. Все остальное – и наш заговор, и наше предательство – все ложь. Но то, что было между нами – правда.

Он долго молчал, а затем резко произнес:

– Этому следует положить конец!

– Господи! Да если бы мы могли! Мне не хватит сил. Мы же пробовали. Бесполезно. Мы нужны друг другу.

– Миледи, милорд Артур – ваш муж. Вы понимаете, что это будет значить для него? Если правда откроется? К тому же Братство не поверит, что вы виновны только в этой связи. Обязательно будут говорить: «Императрица и этот заморский военачальник задумали свергнуть нашего законного императора!» Прелюбодеяние и измену не станут разделять. Мы одним махом потеряем вас, Бедивера и заодно нашу веру друг в друга. Моя леди, как вы можете? Это же все равно, что проломить стену щитов, и Медро это знает. Если он решит ударить, наша защита растает, как туман под ветром.

Меня бросало то в жар, то в холод. Передо мной на столе стояла чаша. Красивая. Бронзовая, с серебряной чеканкой, изображающей птиц. Гавейн получил ее в подарок от какого-то ирландского короля. Я взяла чашу, повертела в руках, выпила глоток… Могу сказать, что завтра же прекращу… Но ведь не прекращу же. Не смогу. Хочу, конечно. Ради безопасности королевства, ради Артура… Но этого недостаточно.

– Друг мой, – проговорила я с трудом, – вспомни: однажды любовь сделала тебя клятвопреступником, со мной случилось то же самое. Я не могу с этим покончить. Постарайтесь понять.

– Моя леди. – Гавейн коснулся моей руки, и я подняла глаза: теперь на его лице осталось только страдание, холодность и отстраненность исчезли. – Что я должен сделать?

– Наверное, сказать Артуру. – Я сама удивилась собственному голосу, грубому и хриплому.

– Я не могу предать вас.

Слова меня удивили. Но, похоже, он говорил всерьез.

– Но это ваш долг. Вы приносили клятву Верховному Королю. Лучше пусть Артур узнает от вас, чем от Медро и его приятелей, и пусть узнает только он. Тогда он придумает, как ослабить удар… – Гавейн, не соглашаясь, помотал головой. – Если не скажете вы, то кто скажет? Это не предательство. Мы уже предали себя. Дальше некуда.

– Я считаю себя вашим другом. Мой сын чтит вас превыше Пресвятой Богородицы. Бедивер был мне братом с тех пор, как я впервые прибыл в Камланн. А в последние месяцы он боится говорить со мной. Как я могу предать вас позору, ссылке или смерти? Как я смогу сказать милорду, что его жена и его ближайший друг изменили ему? Если ваша связь обнаружится, то пусть это произойдет не по моей вине. Но я умоляю вас, моя леди, вы же любите мужа, друзей и королевство, прекратите это. Я бы умолял Бедивера, но уж если вы меня не слышите, то он и подавно не услышит.

Рыцарь пребывал в отчаянии. Его на части разрывала любовью ко всем нам.

– Хорошо, – сказала я. – Постараюсь. – Я даже наполовину поверила, что смогу это сделать. Больше всего мне хотелось умереть. А ведь и в самом деле это выход. И конец всем нашим проблемам. И не надо больше бояться, что истина откроется. Вот только умирать не хочется. Хочется к Бедиверу. Может, мы как-нибудь сумеем всех обмануть? Может, ситуация в Камланне как-то поменяется…

Я допила вино, надеясь успокоиться, и вернулась с Гавейном в Зал.

Я договорилась о свидании с Бедивером. В Камланне много места. Постройки занимали едва ли половину. На восточном склоне кое-как пристроились несколько заблудших деревьев, молодых дубов, берез и зарослей ольхи. Нечего там было делать людям. У самой стены притулился какой-то сарай. Вот там мы и собирались встретиться. Бедивер пришел раньше меня. Еще спускаясь с холма, я услышала, как он напевает ту самую песенку, которую играл Гавейн в Зале.

Рыцарь сидел на пне перед сараем, крутя в пальцах белое перо какой-то птицы. Он услышал шаги и встал. Лицо озарилось теплой улыбкой. В кронах деревьев проносился ветерок, солнце плясало на листьях, и я поняла, что ни за что не смогу сказать: все кончено.

– Гавейн знает, – сказала я, подходя к нему. – Но он будет молчать. Он не хочет нас предавать. Но умоляет прекратить отношения.

Улыбка Бедивера исчезла, но он уже обнял меня. Я положила руки ему на плечи, чувствуя, как солнце греет мне спину. По телу пробежала дрожь.

– Мы должны положить этому конец, – прошептала я.

– Верно. Должны.

Но ни один из нас не шевельнулся.

Глава седьмая

В начале июня Артур выехал из Камланна, чтобы навестить короля Эльмета, поссорившегося в очередной раз с королем восточных англов. Оба противника не хотели доводить до нас причину ссоры. Мы с Бедивером снова остались на хозяйстве в крепости. Меня немного удивило, что остался и Гавейн. Впрочем, Артур решил дать рыцарю отдохнуть и надеялся, что Гавейн присмотрит за братом.

А напряжение в крепости росло. Кое-кто из приятелей Мордреда вполне мог заподозрить нас с Бедивером в намерениях захватить власть, пока Артур в отъезде. Уже вскоре после того, как король покинул крепость, случился поединок. Один из наших сторонников был убит. Его противник оказался тяжело раненым. Его отправили к Грифидду лечиться. Но этим дело не кончилось. Все знали, на чьей стороне симпатии Грифидда, и многие начали говорить, что он либо отравит раненого, либо даст ему умереть своей смертью от ран. В конце концов, нам удалось уладить этот вопрос – мы объявили, что Артур вынесет свой приговор этому воину после возвращения. Охрану к раненому приставить запретили, а друзьям этого человека позволили перенести его в дом, где он жил, и оставаться там до выздоровления. Заключать его под стражу не было смысла – из-за слабости и потери крови на побег он был не способен. Находились такие, кто и после этого ворчал по поводу «хитрой шлюхи» и «выскочки-иностранца». Поединков пока не случалось, но теперь уже, скорее, потому что напряжение достигло предела, и представители обеих группировок уже не рисковали оскорблять друг друга поодиночке. Любая следующая ссора грозила уже не поединком, а серьезным вооруженным столкновением, в котором могла бы принять участие вся крепость. Правда, мне казалось, что Мордред пока не готов к открытому противостоянию. Я ждала. Он тоже ждал.

Незадолго до возвращения Артура напряжение немного ослабло, и я решила устроить пир. Я надеялась, что обильное застолье, песни о военных подвигах могли бы напомнить о былом Братстве и еще уменьшить напряжение. Пир предполагался не официальным, поэтому на него допускались и женщины, а при них, как я полагала, мужчины будут вести себя сдержаннее.

Сначала все шло хорошо. Кей попросил у меня разрешения привести Мэйр, чтобы она сидела рядом с ним, и она пришла, в прекрасном платье, с одолженными драгоценностями, возбужденная и обрадованная, как маленький ребенок. За высоким столом много смеялись, Талиесин произносил хвалебные речи, и казалось, будто Мордред никогда не приезжал в Камланн, хотя он молча сидел среди нас. За нижними столами тоже много шутили и смеялись, но немного натужно.

Подошел Талиесин, присел в конце высокого стола и, сославшись на усталость, с улыбкой передал арфу Гавейну. Рыцарь ответил какой-то шуткой и сыграл ирландскую песню о роднике, которая успела полюбиться британцам. Потом он протянул арфу Бедиверу.

– Хочешь, чтобы я выглядел дурак дураком, играя после тебя? – расхохотался Бедивер. – Отдал бы арфу Кею, чтобы все могли посмеяться. Ну, ладно, если уж петь… – и он одной рукой очень неплохо сыграл и спел старое латинское стихотворение, которое мне очень нравилось. Голос у Бедивера, конечно, не шел ни в какое сравнение с голосами наших признанных певцов, но арфа звучала чисто и сильно. Закончив, он передал арфу мне. Я мимолетно пожалела, что в молодости пренебрегала музыкой, предпочитая книги песням, и предложила инструмент Мордреду, сидевшему слева от меня.

Медро взял ее с любезной улыбкой, и заиграл прелюдию к балладе о прелюбодейке Блодьювед. Прежде чем начать петь, он со значением посмотрел на меня, выдержал паузу, чтобы все заметили его взгляд, и только потом запел. Его намек поняли все, кто в это время отвлекся от еды и питья. Что мне оставалось делать? Сохранять спокойствие и делать вид, что я здесь настолько ни при чем, что даже не обращаю внимания на любые намеки.

Мордред оборвал пение на середине и протянул арфу сидевшему рядом Гвину. Юноша принял ее с серьезным видом. Попробовал струны, не расстроены ли, затем решительно поднял глаза.

– Не понимаю, почему вы не закончили песню, – сказал он, обращаясь к Мордреду спокойным голосом. – С арфой что-то не так?

Улыбка Медро не изменилась, но глаза его опасно блеснули. Он возненавидел Гвина с того момента, как узнал, что брат признал его своим сыном. Свое отношение он скрывал с трудом, или не старался скрывать. Гвин, в свою очередь, тоже не скрывал своей явной неприязни к Мордреду, и в этом они были честны друг с другом.

– Нет, с арфой все в порядке. Просто баллада слишком длинная, вряд ли годится для сегодняшнего вечера.

– В самом деле, – Гвин перебрал струны, – ее так часто пели, что она уже надоела. И так все наизусть знают. И вовсе не потому, что в тексте скрыта какая-то истина. Нет. На прошлой неделе я говорил со священником, это ученый человек, и он назвал эту балладу языческой сказкой о старых богах, злой и фальшивой насквозь. – Мэйр хихикнула, и мгновение спустя все, кто следил за разговором, рассмеялись вслед за ней. Гвин гордо посмотрел на меня, он предлагал разделить удовольствие от замешательства Мордреда.

Я улыбнулась в ответ. Я любила этого замечательного юношу.

– Спой ту песню, которую играл на днях в Зале, – предложила я. – Там очень красивая мелодия, но я не все слова расслышала.

– Ах, эту… – Гвин покраснел. – Не бог весть что, но, миледи, если вы просите, я спою, конечно.

Уже по тому, как Гвин посерьезнел, стало понятно, что песню написал он сам. Сыграв короткое вступление, он запел:

Куда ты, рыцарь, держишь путь?

Зачем коня торопишь?

Цветет боярышник на склоне,

И черный дрозд поет в кустах.

Ручей той песне вторит,

Спешит он к морю.

Ветер приходит с моря,

Ласточки мелькают на ветру.

Куда ты, рыцарь, держишь путь?

– На восток! На восток я спешу,

Туда, где тают снега,

Где текут ручьи

По скалам и зеленому мху,

В реки ручьи впадают,

Несутся водоворотами

Среди полей, под облачной тенью,

Туда, на восток.

На восток лежит мой путь.

Там война, мне надо спешить,

Ибо жизнь коротка,

Быстро пройдет она, как проходит весна,

Как скользят по полям облачные тени.

Зачем же медлить?

Зачем бояться смерти,

Если скоро зима,

Если скоро придут холода?

Ведь ни одна весна

Не длится вечно!

Замечательная песня! И мелодия интересная. Из тех, что возвращаются, когда думаешь, что песня уже забыта. Но тут Кей отобрал у Гвина арфу и проворчал недовольно:

– Хорошо о смерти поешь, мелкий. Сдается мне, не приходилось тебе ехать на восток, на встречу с саксами, и, да поможет тебе Бог, глядишь, и не придется. Знаешь, помирать от саксонского меча – не лучшая участь для такого певца.

– Ну, надеюсь, помирать придется как раз саксу, – Гвин улыбнулся. – Споете нам что-нибудь героическое, благородный Кей?

Прямо перед этим разговором, Медро перегнулся через стол и негромко произнес, обращаясь к Гвину:

– Не стоит тебе опасаться саксонских мечей, племянник. Вряд ли тебе доведется увидеть много битв.

Однако Кей среагировал раньше Гвина:

– На что это ты намекаешь? – тон его не оставлял сомнения, что он не прочь подраться.

Медро презрительно улыбнулся.

– Даже если бы наш юный герой отправился на битву или на поединок, неужто ты думаешь, отец позволит ему рисковать своими нежными конечностями? Да никогда! Даже в своем знаменитом боевом безумии мой брат затрясся бы от родительского страха и погнал бы сынка с поля боя пинками.

Гвин побледнел, но Гавейн не дал ему сказать ни слова.

– Ошибаешься, брат. Даже прикажи я сыну струсить, он бы меня не послушал. Я видел, как падают в битве мои друзья и знаю, что воином становится только тот, кто не покинул поле боя. Впрочем, тебе это незнакомо.

В последовавшей паузе Мордред и Гавейн, внешне оставаясь спокойными, так смотрели друг на друга, что воздух вокруг них звенел от ненависти.

– Разумеется, в чем-то ты прав, – небрежно-спокойно продолжал Гавейн. – Если бы моего сына обманом втянули в какую-нибудь ссору, или предательски убили из-за угла, все было бы совершенно иначе. Смерть в бою примерно то же самое, что смерть от наводнения или лихорадки, но по отношению к обиженным закон требует справедливости. А уж в подобном случае я бы за справедливостью до края земли дошел. Я бы не стал требовать виру за кровь или предъявлять претензии. Убил бы, и всё. Это на случай обмана или предательства, как я уже сказал. А в бою нужно полагаться на собственное мастерство и Божью милость.

Мордред не выдержал и опустил глаза, но Гавейн продолжал сверлить взглядом его переносицу. Гвин смотрел на братьев с беспокойством, теребя перевязь меча.

– Да, конечно, – тихо проговорил Мордред. – Все знают твою любовь к справедливости, даже к правосудию над воображаемым злом, брат. И, конечно, твой сын умеет защищаться. В этом он – твое подобие, как, впрочем, и во многом другом. – Он снова поднял глаза, теперь в них светилась неприкрытая злоба.

– В чем «в другом»? – требовательно спросил Гвин.

– Ну как же! – Мордред жестко улыбнулся. – Вы же оба оставили свои дома, наплевали на родичей, забыли своих матерей, словно они вам были чужие, и оставили их умирать.

Гвин стиснул рукоять меча. Рука его заметно дрожала. Мордред поспешно добавил:

– Это я так предполагаю. Закон запрещает мне оскорблять родичей, а тем паче требовать от них поединка. Лорды и леди, простите меня, я устал. Приношу свои извинения, если вдруг кого-то обидел, но сейчас отправляюсь спать. Спокойной ночи.

Он встал и быстро вышел из зала. Сразу же поднялись несколько других воинов и поспешили за ним, всем своим видом показывая, что они поступают так не по доброй воле. Кей, все еще сжимая арфу, словно боевое копье, плюнул им вслед.

– Во! На этот раз удалось вывести его из себя. И то хорошо. По крайней мере, избавились от него. – Он одним махом допил свой кубок и затянул громкую походную песню.

Гвин смотрел вслед Медро, все еще сжимая рукоять меча; затем отвернулся. Гавейн с беспокойством следил за ним.

После пира я немного подумала и решила, что Кей поспешил с выводами. Мордред и не думал терять самообладание, когда едва не вызвал Гвина на поединок. Парня он ненавидел и ненависти своей не скрывал, но никогда не делал ничего такого, что противоречило бы его политике. Вот уж в это я не верила. Мне еще ни разу не приходилось видеть его истинного выражения лица за той золоченой маской, которую он носил, не снимая. Был бы со мной Артур, мы бы долго обсуждали этот короткий разговор. Но, в общем-то, хорошо, что его не было. Вот только поговорить мне было не с кем. Без мужа дом казался пустым и холодным. Никто не сидел за столом, не ждал моего прихода. Дел у меня хватало. В последние дни дома я только спала. Слуга прибирался каждый день, но после него оставалось так чисто, как бывает в гостевом доме. Вот и сегодня я села на постель, распустила и расчесала волосы, и поняла, что напряжение никак не отпускает меня, что я вряд ли усну. Я скучала без Артура. Пошла в другую комнату, посидела за столом, перебирая кое-какие документы, но сосредоточиться так и не удалось. Я просто сидела и смотрела на лампу, пока не осталось ничего, кроме горевшего фитиля. Я думала о сегодняшнем вечере, вспоминала другие подобные разговоры, но так и не решила, что со всем этим делать. Я погасила лампу и вышла на порог. Здание Зала высилось неподалеку темной горой, заслоняя Луну. В его тени прятались соседние домишки, тропинки между ними, трава на склоне. В маленьком оконце дома Бедивера тлел желтый лютик лампы. Поздно. Слуга Бедивера уже ушел. Поблизости никого нет. Еще немного я колебалась, а потом вышла, закрыв за собой дверь.

Бедивер сидел на пороге своего дома, смотрел на Луну и тихонько пел:

Она – мое сердце, она – моя тайна,

И яблони цвет ароматный – она…

Увидев меня, он замолчал. Встал, выступил из света лампы за открытой дверью в лунный свет, и сразу стал бледным, как смерть.

– Я думал, придешь ли ты сегодня, – тихо сказал он. – Добро пожаловать.

От лунного света у меня на сердце стало холодно. Я поспешно шагнула в дом, к теплому свету лампы. Бедивер закрыл дверь. В очаге горел огонь. Блики скользили по полке с книгами, отражались в серебряном кувшине с вином и двух чашах на столе. Бедивер налил вина и протянул чашу мне.

– Я очень надеялся, что ты придешь. Какие красивые у тебя волосы…

– Ты и так знаешь меня всю. Лучше скажи, что ты думаешь о том, что случилось сегодня в Зале. Чего хотел добиться Мордред?

– Я так и думал, что ты спросишь об этом, – он продолжал стоять с чашей в руке, глядя на меня. – Ах, Гвинвифар, я не знаю. Может, на этот раз он просто вышел из себя? У него не меньше причин пребывать в напряжении, чем у нас. Успехами он похвалиться не может. Бывшие сторонники в раздумьях: стоит ли за ним следовать? Не лучше ли сохранить верность Императору?

– А мне казалось, что преданность его людей только растет.

– Верно. Но их мало. Меньше, чем он ожидал.

– Но он же явно чего-то хотел. Не верю я в его вспыльчивость. Слишком он опытен, чтобы терять голову по пустякам.

– Может, и так. Я вижу, что в последнее время Гвин просто бесит его, он злится на мальчишку больше, чем на Артура, хотя наш лорд как был, так и остается его главным врагом. И Гавейн говорил, что он ему не врет. Так что Мордред вполне мог потерять самообладание.

Я села за стол, отпила вина. В комнате было тепло, я совершенно расслабилась. Так приятно было говорить свободно и знать, что тебя понимают.

– Я теперь боюсь за Гвина. Да, да, знаю: Мордред не может ссориться с ним, закон не разрешает драться с собственным племянником. Но кого-то из своих он вполне может подговорить. А Гвин очень обижается, когда у него за спиной говорят, будто он прячется за отца. Ничего не стоит спровоцировать его на драку. Как думаешь, Мордред действительно хочет его уничтожить? Он ведь заметил, что Артур благоволит к мальчишке?

– Это не беспомощный мальчик, миледи, – Бедивер покачал головой. – Он уже сейчас лучше многих на коне. Более того, он популярен. Такая ссора принесла бы Мордреду мало пользы. И Гавейн ясно дал понять, как он отнесется к любой попытке вызвать сына на поединок. Думаешь, кто-нибудь хочет нажить себе такого врага, как Гавейн? Я не думаю, что Гвину грозит опасность с этой стороны. Голубушка моя, если искать что-то серьезное, то где-то в другом месте.

Похоже, я не слушала. Я рассматривала моего рыцаря в теплом свете лампы: темно-каштановые волосы, не тронутые пока сединой; серьезные глаза под ровными бровями; уголки рта приподняты – в них застряли остатки улыбки. Любовь пронзала мне сердце. Мы оба знали, что я пришла не только для того, чтобы обсуждать заговоры и политику. Мы оба хотели на время избавиться от всего этого, побыть в другом мире, нашем, и только нашем; и сейчас этот другой мир расцветал вокруг нас. Бедивер поставил нетронутую чашу с вином, подошел и наклонился, целуя мои веки. Он пропустил между пальцами мои волосы и снова поцеловал. Я поставила свою чашу на стол, встала и прижалась к нему. Любовь… когда она приходит, забывается все: долг, обязанности, да и о себе перестаешь помнить. Все остается за порогом этого нового мира. С Бедивером я становилась просто Гвинвифар, а не императрицей, не государственным человеком, переполненным заботами и связями. Ничего не осталось за пределами, очерченными светом лампы в доме моего любимого. Рыцарь аккуратно расшнуровал мое платье, обнял и подтолкнул к постели.

А потом наш мир разлетелся на тысячу частей.

Огонь стал ярче, налетел порыв ветра, в распахнутую дверь хлынул поток холодного воздуха и ночные запахи. Послышались крики. Бедивер мгновенно скатился с меня, схватил меч и встал между мной и дверью. Я села, пытаясь поправить платье, понять, что происходит. Впрочем, это сразу стало ясно. Мордред торжествующе кричал:

– Вот! Смотрите! Она здесь!

Отблески факелов метались по стенам.

– Тебе что здесь надо? – зарычал Бедивер. – Пошел вон! Убью, как Руада!

– Кто там с тобой? – выкрикнул другой голос. – У тебя там женщина? Почему ты ее прячешь?

У двери слышались суетливые шаги. Бедивер прислонился к стене, одним движением стряхнул ножны с меча; свет очага отразился от стали, словно и сам клинок стал огненным.

– Обезоружить его! – истерично кричал Мордред. – Он виновен в государственной измене!

– Убийца! Предатель! – послышались другие крики.

Я отбросила покрывало и встала рядом с Бедивером. В комнате внезапно сгустилась тишина. Я убрала волосы с глаз и провела руками по бокам, оправляя платье.

В комнату протиснулись с десяток мужчин, их вел Медро, лицо его пылало триумфом, в руках сверкал меч. Я быстро оглядела его свидетелей и в первом ряду увидела бледного от ужаса Гвина. Вот тут мне захотелось провалиться под землю. Когда я встретилась взглядом с юношей, он побагровел, хотел выскочить за дверь, но не смог протолкаться через толпу. Я ошиблась. Это были не сторонники Медро. На меня потрясенно смотрели мои друзья, а уже за ними переминались с ноги на ногу несколько людей Мордреда. Он очень тщательно спланировал свою операцию. Я предала их, и теперь меня тошнило от стыда. Говорить было трудно. Но надо.

– Вы собрали этих людей в уверенности, что я буду здесь, – сказала я и поразилась сама себе: оказывается, я не только могу говорить, но говорить своим обычным, спокойным голосом. – Вашим людям важно было обвинить меня, а моим друзьям – убедиться в моей невиновности. Вы долго искали такой шанс, и не упустили его. Что ж, вы выиграли. Только правды в ваших домыслах все равно нет, – я смотрела только на Гвина. – Ничего у вас не получится!

Мордред стал бледнеть на глазах. Он в ярости плюнул на пол.

– Лжёшь, шлюха! – выкрикнул он. – Пытаешься притвориться невиновной? Не выйдет!

Бедивер рядом со мной шевельнулся и поднял меч в позицию, готовый броситься вперед. Я схватила его за руку, прижала к сердцу. Он бросил на меня недоуменный взгляд, но мне было не до него.

– Да, я виновна в прелюбодеянии, – громко заявила я им в лицо. – Но, клянусь Богом, Господом Неба и Земли, всеми силами небесными, мы невиновны в измене. Слухи – ложь. Мы никогда не желали вреда ни нашему лорду Артуру, ни нашей Империи; и мы никогда не думали захватывать власть. А теперь можете наказать нас, как хотите, потому что мы заслуживаем всего того, что любой из вас хотел бы сделать с нами. Я не стану отрицать своей вины! Но сейчас я обращаюсь к своим друзьям. Послушайте меня. Мордред ап Лот стремится посеять раздор среди нас, он готовит гибель для нас всех, он мечтает о том дне, когда Камланн падет. Вы не доверяли ему раньше, не верьте и теперь. А сейчас дайте дорогу. Я иду домой и там буду ждать приговора моего господина Императора.

Мордред рванулся вперед, намереваясь ударить меня, но кто-то из его друзей успел придержать своего предводителя. Куда исчезли присущие ему грация и презрительная улыбка? Передо мной стоял краснолицый, разъяренный и, пожалуй, растерянный совершенно чужой мужчина.

– Лжет она! Не слушайте ее! – вопил он так, что слюна летела изо рта. – Их поймали на месте преступления, они предали нашего господина, а теперь она еще оскорбляет меня!

Люди Мордреда двинулись вперед. Я отпустила руку Бедивера и шагнула им навстречу. Главное – не смотреть на моего рыцаря. Он жаждал сразиться с ними и умереть, сражаясь. Только допустить этого было никак нельзя. Мы должны предстать перед судом, суд должен признать нас виновными, огласить приговор и доказать, что никаких других грехов на нас нет. Я обрела себя, стала тем, кем и должна быть, я могла ясно мыслить и понимать все необходимые дальнейшие шаги. Как я и предполагала, стоило мне сделать шаг навстречу толпе, как она подалась назад. Они меня ненавидели, но я знала, что сейчас могу приказывать, и они будут подчиняться.

– Я и лорд Бедивер передаем себя в руки правосудия. Где лорд Кей?

Поднялся ропот.

– Зачем нам Кей? Это я взял тебя в плен. – крикнул Мордред.

– Кей командует пехотой крепости. Он замещает Бедивера и меня, он распоряжается в крепости, когда в том возникает необходимость. Он, а отнюдь не вы, лорд Мордред ап Лот. Вот пусть лорд Кей и позаботится, чтобы нас охраняли должным образом. Может, вы считаете и его предателем? Может, будете утверждать, что я и с ним сплю? Вы наворотили вокруг меня столько лжи, что я уж и не знаю, что вы там еще выдумаете.

– Да я… – он никак не мог успокоиться. – Да вы… Как можно отрицать то, что вы натворили? Мы же застали вас на месте преступления!

– О своем преступлении я уже сказала. Об одном преступлении. Если хотите повесить на меня какое-то другое, обращайтесь к милорду Артуру. В любом случае, это не вам решать. Освободите дорогу. Я возвращаюсь в свой дом и жду возвращения Верховного Короля. Готова принять смерть, если такова будет его воля. Но я снова клянусь перед всеми вами, что никогда не желала видеть на его месте никого другого. Я повинна в слабости, я хотела утешения, которое даровал мне лорд Бедивер, но больше ни в чем. Мордред ап Лот, вы не хуже меня знаете, кто судит в этой крепости, кто имеет право выносить приговор, так что ждите, когда решат те, кто имеет на это право. – Я чуть не грохнулась в обморок, когда сзади меня что-то тяжело упало. И только потом я поняла, что это сэр Бедивер бросил свой меч. Но теперь я продолжала уже увереннее: – Ты, Руаун, и ты, Горонви, будете охранять меня, чтобы я не повесилась ненароком до утра. Лорд Мордред, вы ведь этого опасаетесь? И позовите же, наконец, лорда Кея!

– Я позову, – вызвался Гвин. – Я… отца позову. – Он повернулся, протолкнулся сквозь толпу и вышел.

Мордред смотрел на меня с нескрываемой ненавистью.

– Распоряжаетесь? – прошипел он. – Ничего, скоро перестанете.

Я ничего не ответила, просто подошла к тем, кто заступал мне дорогу, и они посторонились.

– Гвинвифар, – позвал Бедивер. Я оглянулась и увидел, что он так и стоит возле постели, а меч лежит под ногами. В глазах рыцаря застыл ужас.

– Мы же знали, что рано или поздно это случится, – я постаралась голосом ободрить его.

– Помни, что я сказал, – прошептал он. – Это моя вина.

Я не стала отвечать. Руаун и Горонви встали от меня по бокам, и мы двинулись вперед. Я подумала, прежде чем остановить выбор на этих двоих. Они как раз представляли противоположные стороны, и теперь будут в оба глаза следить друг за другом. Но этом моя ясность мышления и восторг от того, что я наконец высказала Мордреду все, что хотела, покинули меня, как только я шагнула за порог. Позади остался Бедивер, ждать, пока Кей приставит к нему стражей. Передо мной разверзлась вся глубина стыда и ужаса. Очень хотелось умереть, чтобы не видеть ни Артура, ни завтрашнего дня.

* * *

Я не увидела Артура, когда он вернулся в Камланн. Гавейн и Кей встретили его у ворот и поведали о событиях. Сначала он не поверил. Но когда понял, что никто не собирается с ним шутить, приказал оставить его одного. Лорды неохотно повиновались. Король повернул коня и галопом пустился прочь от Камланна. До полудня следующего дня его никто не видел. Вернувшись, он первым делом, как был, в дорожной пыли, заперся с Гавейном и они долго решали, как теперь действовать. Потом, все так же в сопровождении Гавейна, отправился в дом Бедивера, возле которого стояла стража.

Обо всем этом мне позже рассказал Гавейн. Тогда, ночью, он пришел сразу же, как только Гвин сообщил ему о случившемся. Стоял, не говоря ни слова. Теперь, так и не произнеся ни единого упрека, он спокойно обсуждал со мной, как лучше всего опровергнуть обвинения Мордреда в предательстве. Он и Гвин попеременно продолжали навещать меня всю последующую неделю, рассказывая о том, что происходит, помогая планировать линию защиты. Еще они приносили мне отчеты и документы, которые я просила. Я твердо намеревалась оставить крепость в порядке.

– Артур говорил с Бедивером? – с тревогой спросил я Гавейна.

– Это нельзя назвать разговором, – воин покачал головой. – Артур вошел в дом. Бедивер упал перед ним на колени и склонил голову. Артур потребовал: «Расскажите мне, но только то, что случилось». Бедивер сказал: «Это моя вина, милорд, и я горько раскаиваюсь». Артур промолчал.

– Он разозлился?

– Вовсе нет. Он только смотрел на Бедивера так, словно видит его впервые. Я уже говорил вам, миледи, он подобен человеку, приходящему в себя после великой битвы. Так бывает. Ты ошеломлен, ты не представляешь, что сделал и что будешь делать дальше. Бедивер так и стоял перед ним на коленях, не поднимая глаз, а милорд Артур просто рассматривал его, как редкого зверя, пытаясь понять, что оно такое и чего хочет. Бедивер собрался с духом и сказал, что соблазнил тебя после ... после того, как ты попыталась отравить моего брата, то есть когда ты была совсем несчастна. Он сказал, что давно любил тебя. И еще сказал, что вы пытались прекратить отношения, но ему всегда удавалось уговорить тебя подождать еще немного. Это правда?

– Что тебе сказать? И да, и нет. Он обвиняет только себя. Это неправда. Насчет того, что мы не раз хотели прекратить… Правда. И как бы нам это удалось, оставаясь в крепости? Он просто хочет оправдать меня. Только напрасно.

Гавейн долго смотрел на меня, словно ожидая продолжения. Но мне нечего было ему сказать.

– Да. Так вот. Все это он говорил Артуру, стоя на коленях и не поднимая глаз. А потом, когда закончил, все-таки поднял голову и они с Артуром долго смотрели друг на друга. Тогда Бедивер вздохнул и сокрушенно произнес: «А любила она лишь тебя. Но ты требовал от нее больше, чем она могла дать. Никому не под силу оставаться только правителем, всегда сильным, всегда собранным. Ни тебе, ни ей. Ей нужна была опора, и я предложил себя. Моя вина. Не наказывай ее за это. Ты знаешь, я всегда был твоим слугой, и это единственный раз, когда я предал тебя». Артур ничего на это не ответил, только махнул мне рукой, чтобы я шел за ним, и оставил Бедивера стоять на коленях посреди комнаты.

– Ко мне он зайдет? – очень тихо спросила я.

Гавейн долго не отвечал.

– Не знаю. Вряд ли. Сейчас он спит у меня дома. Он хочет, чтобы ты была здесь до суда. Он никому не говорит, что думает и что планирует делать. Нет, не придет он сюда.