Текст книги "Тени зимы (ЛП)"

Автор книги: Джиллиан Брэдшоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Гавейн оказался прав. Мы так и не увиделись с мужем до самого суда. А суд случился примерно через неделю после тех событий. Происходил он в Зале, и на нем присутствовало все население крепости и даже многие посторонние.

Утром перед судом я одевалась особенно тщательно, словно готовилась к большому пиру. Не знаю, что мной двигало. Наверное, хотела привлечь внимание зрителей. Испортила свое лучшее платье из белого шелка, проделавшего такой долгий путь ко мне из Рима. Шелк тяжело рвать, но пурпурную кайму я оставлять не хотела. По краям остались золотые нитки, которыми ее пришивали. Никаких украшений! Перстень я сняла и завернула в полоску оторванного шелка. Волосы убрала цепочкой из римских стеклянных бус; я нашла их у подножия Вала, и с ними приехала в Камланн. Зеркало меня удивило. На меня смотрело знакомое, в общем-то, обычное лицо. Еще неделю назад отражение представляло изможденную бледную женщину, потерявшую всякую надежду. Не было клана, куда я могла бы вернуться, не было власти, даже одежда на мне принадлежала императрице, которой я больше никогда не буду. У меня не было ничего, кроме моего тела, да и оно со мной только до той поры, пока Император не вынесет приговор.

Когда в дверь постучали мои стражники, я отложила зеркало и отправилась с ними в Зал. Он оказался переполнен. Не было ни одной женщины, закон не допускал их присутствия. Закон – дело мужчин. Мое появление встретил ропот. Стоявшие у стен тянули шеи, чтобы получше разглядеть меня. Я рассчитывала смиренно принять свою заслуженную вину, но вдруг обнаружила, что моя гордость подняла голову. Мне хотелось прикрикнуть на этих любопытных. Но я только выпрямила спину и неторопливо проделала весь путь до высокого стола. В Зале горели факелы, хотя на улице светило солнце. Его косые лучи от дыма становились голубыми. Было жарко и душно. Пока я шла, у меня закружилась голова, слишком много народа набилось сюда. Лица сливались для меня в одно длинное невыразительное полотно. Блестели доспехи, сверкали камни на рукоятях мечей, со стен свисали белые щиты. Я не видела друзей! В дальнем конце Зала за высоким столом сидел кто-то, похожий на статую. В свете факелов я едва узнала Артура. На нем был его обычный пурпурный плащ и воротник из тяжелого золота. Правая рука Императора лежала на свитках улик на столе, камень в перстне иногда посверкивал. Лицо словно вырублено из мрамора, бледное и неподвижное. Глаза смотрят куда-то вдаль, в точности как у императора на мозаике.

Перед Артуром уже стоял Бедивер, и я стала смотреть на него, после того как мои стражи указали мне место справа от рыцаря. Рыцарь стоял в обычной темной одежде, но без всяких знаков различия, без оружия… Монах, а не лорд-воин. Только когда мы встретились глазами, в нем промелькнуло что-то знакомое: сожаление, мольба о прощении или любовь – я не успела рассмотреть, потому что он сразу отвернулся. Стражи ударили по полу древками копий, и суд начался.

Артур встал и развернул свиток улик.

– Бедивер, сын Брендана, бывший военачальник Братства, и Гвинвифар, дочь Огирфана, обвиняются в оскорблении императорского величия, согласно законам Римской и Британской Империй, а также в прелюбодеянии. Обвинение предъявлено Мордредом, сыном Лота. Лорд Мордред, повторите перед свидетелями обвинение, которое вы выдвинули против этих людей.

Медро встал с места сбоку от помоста и, подойдя к Артуру, остановился слева от него. Сегодня он изменил своему обычному плащу шафранового цвета. На смену ему пришел плащ с малиновой окантовкой и такой же золотой воротник, какой надел Артур. Прежде чем начать говорить, он сделал паузу, убедился, что все в Зале заметили его сходство с Верховным Королем. Затем, не глядя на нас с Бедивером, он рассказал о том, как ему удалось обнаружить прелюбодеяние. Иногда он добавлял в ясный голос нотку печали, показывая, насколько сам поражен ужасными событиями. Я наблюдала за Артуром. Мой муж выглядел еще более усталым и изможденным, чем обычно в последнее время, но лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Мне уже доводилось видеть подобное выражение, и я знала, что оно скрывает, но для многих оно казалось просто холодным и невозмутимым.

Это странное чувство: стоять перед Артуром и выслушивать, как Мордред обвиняет меня. Еще недавно на месте короля сидела я, выслушивала обвинения и выносила приговоры. Пожалуй, эта странность помогала мне удержаться на плаву. Всё лучше, чем позор и ярость к Медро, чья гладкая речь выставляла меня просто чудовищем.

– В ночь перед тем, как стало известно об этих преступлениях, в Зале проходил пир, – соловьем разливался Мордред. – Я ушел рано, потому что эти развратники возмущали меня давно. Мне нужна была ясная голова на случай, если произойдут какие-нибудь события. Все-таки вас, милорд, не было в крепости, а в ваше отсутствие всякое может случиться.

– Объясните, что вы имеете в виду, – уже в который раз остановил его Артур. Мордред то и дело намекал на то, что мы с Бедивером замышляли свержение Императора, но Артур неизменно останавливал его, требуя доказательств. Доказательств не было, так что Мордреду каждый раз приходилось оставлять свои намеки и возвращаться к основной теме слушаний.

– Я просто хотел сохранять бдительность, – поспешно сказал он, – на случай, если в ваше отсутствие возникнут какие-то проблемы, которыми эти преступники могут пренебречь, увлеченные своей предательской любовью.

– У вас были основания подозревать этих двоих в небрежении своими обязанностями?

– Нет, милорд; но я подумал, что, учитывая обстоятельства, они могли проявить подобное небрежение.

– Ах, вот как! Может быть, вы ставите под сомнение то, как они выполняли свои обязанности потому, что считаете себя более рачительным хозяином? Или, быть может, вас волновала судьба вашего друга, лорда Лленлевка, сына Крейддола, сидящего под арестом по обвинению в клевете на императорское величество? Вы опасались, как бы он не заболел?

– Милорд, я ведь ничего не утверждаю. А мой друг Лленлевк просто высказал предположение, что эти двое – преступники. Что и доказали последующие события.

– Действительно. Мне сообщили, что он также называл преступником меня, и что он убил на поединке члена Братства, защищавшего мое имя.

Мордред улыбнулся, как бы извиняясь перед Залом за нападки Артура.

– Милорд, я ни слова не сказал ни о каких обвинениях в ваш адрес, даже не знаю о них. Я всего лишь заботился о благополучии крепости в ваше отсутствие.

– Мы приветствуем вашу преданность, лорд Мордред. Значит, у вас не было доказательств новых преступлений обвиняемых или каких-либо оснований подозревать их?

Артур прервал поток красноречия Мордреда весьма недвусмысленно, и это поставило выступающего в тупик. Он помолчал, справляясь с раздражением, понял, что его намеки ни к чему не приведут в суде, и тише, чем раньше, ответил: «Нет».

– Понятно, – кивнул Артур. – Итак, вы рано покинули пир, полагаю, после ссоры с лордом Гавейном?

Теперь раздражение Мордреда заметили все.

– Да, мой господин.

– И все же после пира вы подошли к лорду Гвальхаведу и рассказали ему о своих подозрениях относительно лорда Бедивера и леди Гвинвифар.

– Да, мой господин.

Артур заглянул в свиток перед ним, и снова поднял глаза на Мордреда.

– В своих показаниях вы говорите, что просто обсуждали ситуацию с другом, когда лорд Гвальхавед оспорил ваши утверждения. А теперь вы соглашаетесь с лордом Гвальхаведом и утверждаете, что подошли к нему намеренно. Так что было на самом деле, лорд Мордред?

Медро сверкнул глазами на Артура, но король оставался невозмутимым. Сторонний наблюдатель мог бы заметить только легкую заинтересованность в деле выяснения истины.

– Мне кажется, я сначала разговаривал с другом, милорд, а затем, увидев лорда Гвальхаведа, обратился и к нему. – Медро смотрел в пол.

– Ах вот как. И вы предположили, что леди Гвинвифар была с лордом Бедивером?

– Предположил, милорд. Он категорически отрицал такую возможность, и я предложил проверить это предположение. Сначала мы пошли в дом женщины и не получили ответа, когда постучали в дверь; а затем, придя в дом лорда Бедивера, мы обнаружили их двоих... – в голосе Мордреда послышался праведный гнев, – они тяжело дышали в объятиях друг друга на постели.

– Так. И вы их арестовали?

– Да. Лорд Бедивер сначала хотел сопротивляться, но дама настояла на том, чтобы он подчинился нам.

– Дама приказала вам послать за лордом Кеем, который после ее ареста должен занимать должность управителя крепости.

– Я послал за лордом Кеем, милорд, как только стало известно о преступлении.

– В самом деле? Вот здесь у меня показания четырех свидетелей, что женщина потребовала от вас послать за лордом Кеем, а вы ее оскорбляли. В конце концов, лорд Кей прибыл, потому что по требованию женщины за ним отправился лорд Гвальхавед. Это было вполне разумное действие, поскольку у вас не было полномочий арестовывать этих двоих, и поскольку ваше положение выглядит довольно предосудительным: вы ворвались в дом лорда Бедивера до того, как его обвинили.

– Милорд, – сдерживая ярость, проговорил Мордред, – возможно, в пылу рвения, став свидетелем прелюбодеяния, фактически совершенного у меня на глазах, я вел себя несколько несдержанно и действовал неосмотрительно. Но я отстаивал вашу честь. Я с самого начала хотел послать за лордом Кеем.

– Благодарю вас, лорд Мордред, без вас это преступление не удалось бы раскрыть. У вас есть что добавить к своим показаниям?

Добавить Медро очень хотелось, но, подумав, он решил промолчать.

– Нет, милорд, кроме моего сожаления по поводу такого пятна на вашем имени и чести.

– Хорошо. Можете сесть. Лорд Гвальхавед!

Гвину, Кею и нескольким другим свидетелям предложили подтвердить или опровергнуть рассказ Мордреда, что они и сделали со всей мыслимой осторожностью. О заговорах и измене больше не упоминалось.

Наконец, вызвали Бедивера. Он сделал шаг вперед, опустился на одно колено перед Артуром и снова встал. Артур отодвинул свиток и посмотрел на него именно так, как описывал Гавейн: как на странное и загадочное животное, которого он не мог понять.

– Вы признаете обвинение? – спросил он Бедивера.

– Да, мой господин. – Бедивер склонил голову. – Я виновен в прелюбодеянии с леди Гвинвифар, а, следовательно, в измене вам. – Артур смотрел на него, ожидая продолжения. Бедивер поднял голову и начал говорить с неожиданной страстностью: – Я любил эту даму давно, возможно, почти так же давно, как и вы сами, хотя долгое время после того, как вы женились на ней, даже не заговаривал с ней. Но однажды, в ваше отсутствие, когда она страдала от одиночества и огромного количества забот, я убедил ее довериться мне и соблазнил ее. Она часто пыталась убедить меня прекратить наши отношения, но я настаивал, и она уступила мне из жалости. Я уверен, что лорд Гвальхавед ап Гавейн говорит истинную правду о событиях той ночи, я не оспариваю его слов. Но мною двигала любовь, а не желание причинить вред императорскому величеству. Служить вам всегда было для меня огромной радостью. Мой господин, во всем, кроме этого, моя жизнь была в вашем распоряжении, и я считаю безумием страсть, заставившую меня совершить это преступление. Поверьте, что нет и не может быть никаких иных причин, кроме моей страсти, толкнувших меня на это преступление. Я готов к любому наказанию, готов умереть за это, как велит мне честь. И если вы приговорите меня к изгнанию вместо смерти, я найду какой-нибудь монастырь и там приму самое суровое покаяние, чтобы наказать себя за этот тяжкий грех.

Артур покрутил перстень на пальце. Мне показалось, что на его лице промелькнула тень гнева, но тут же исчезла.

– У вас есть что добавить? – тихо спросил он.

– Нет, милорд. Я жду вашего приговора.

Артур кивнул, затем поднял голову.

– Гвинвифар, дочь Огирфана, – вызвал он меня и, наконец, встретился со мной взглядом.

Я шагнула вперед. Хотела поклониться, но побоялась, что он отвернется, пока я буду это делать. Во рту пересохло, и мне приходилось постоянно сглатывать. Я забыла о людях, заполнивших Зал, о жаре, забыла обо всем, кроме него.

– Вас обвиняют в оскорблении императорского величества, в совершении прелюбодеяния с этим человеком. Вы признаете обвинения?

– Да, мой господин. – Мне пришлось перевести дух, снова сглотнуть, подумать, надо ли вносить поправки в историю Бедивера и о том, как сказать Артуру, что я люблю его. Но после моего единственного ответа он встал и медленно оглядел Зал.

– Леди Гвинвифар, и лорд Бедивер признали обвинение в прелюбодеянии, выдвинутое лордом Мордредом, сыном Лота. Есть ли кто-нибудь, кто это отрицает?

Я уставилась на него, не веря, что он хочет закончить разбирательство после моих единственных слов «Да, мой господин». Но он стоял со свитком обвинений в руках и смотрел в Зал. В Зале было так тихо, что я слышала щебетание ласточек в соломе и крики детей снаружи, у основания холма.

– Объявляю Гвинвифар, дочь Огирфана, и Бедивера, сына Брендана, виновными в оскорблении императорского величия. Это преступление карается смертью. Но принимая во внимание их долгую и верную службу на благо Империи, а также отсутствие доказательств какой-либо иной измены, случайной или умышленной, я заменяю приговор им обоим. Бедивер ап Брендан! – Бедивер шагнул вперед. – Я лишаю вас всех почестей, званий и привилегий, которыми вы были удостоены, и приговариваю к изгнанию в Малую Британию. Если вы окажетесь в любой другой части моего королевства по прошествии недели, вас ждет смерть. Можете взять своих лошадей, оружие и достаточно вещей, чтобы обеспечить себе и своему слуге жизнь в Малой Британии. Вам надлежит покинуть крепость сегодня, до наступления сумерек. – Бедивер преклонил колено, соглашаясь с приговором, и снова встал. – Что же касается вас, леди Гвинвифар, дочь Огирфана… –Артур замолчал, глядя на меня. Я чуть не закричала, умоляя дать мне возможность говорить. Я хотела броситься перед ним на пол, попытаться объяснить, дать ему понять, что, несмотря ни на что, я люблю его. Но что могли значить любые мои слова перед законом? Глаза короля были холодны, очень холодны. Я не могла пошевелиться. Король смотрел на меня совсем не так, как смотрел на Бедивера. Я с очевидностью поняла, что у него в голове не вмещается мысль о предательстве того, кому он доверял безоговорочно. Я могла бы объяснить, но он не хотел слушать. Ему было просто больно, и стало понятно, что не нужны ему никакие мои слова, никакие объяснения. Я склонила голову, а он смотрел поверх меня в Зал, снова такой же спокойный и отстраненный, как изваяние.

– Гвинвифар, дочь Огирфана, невместно, чтобы женщина, обладавшая императорским достоинством, отправлялась в изгнание или терпела наказание от тех, кто был ее подданными. Принимая это во внимание, а также то, что вы менее виноваты, чем ваш соблазнитель, я постановляю: вас должны вернуть в ваш собственный клан, под защиту его вождя, где вы и проведете остаток жизни. Приговор вынесен; суд окончен.

– Мой господин! – воскликнул Бедивер. Я быстро посмотрела на него и покачала головой. Он замолчал, сделал движение в мою сторону, как будто хотел сказать что-то, но стража остановила его. Я низко поклонилась Артуру. Бедивер поступил так же. Я помнила, как, впрочем, и Бедивер, письмо моего кузена Мену. Изгнание было бы куда милосерднее его «защиты». Даже бичевание не шло ни в какое сравнение с тем, что придумает мой двоюродный братец, чтобы унизить меня. Несомненно, он будет приветствовать подобный приговор.

Артур встал, и толпа начала покидать Зал, негромко переговариваясь. Окаменелость покидала лицо Артура. У него просто не осталось сил сдерживать эмоции. Он вовсе не хотел меня унизить. Он плохо знал Мену и, скорее всего, забыл то, что знал. Приговор – оба приговора – оказались на удивление милосердными. Не стану же я умолять его передумать. Он не пожелал выслушивать мои объяснения, и я не стану вымаливать для себя другое наказание. Наверное, я могла бы напомнить ему о четырнадцати годах любви, которые нас связывают, но это то же самое, что для нищего выставлять напоказ свои раны, умоляя о милостыне. Я его оскорбила, и он больше не хотел иметь со мной ничего общего. Что же, буду молчать. До самой смерти.

Артур спускался с помоста, когда его остановил Мордред.

– Милорд, – с чувством заговорил он, – умоляю вас, позвольте мне выказать преданность вашей чести. Я хотел бы сопроводить эту женщину к ее семье.

Артур устало посмотрел на него.

– Я глубоко тронут, милорд, – продолжал Медро, стараясь не смотреть в глаза собеседнику, – вам нанесли несмываемую обиду. Чтобы не случилось большего, давайте я провожу ее, обеспечу надежную охрану, чтобы она не ускользнула ненароком. А то еще сбежит к своему любовнику.

Артур слегка отодвинул его с дороги и пошел к выходу из Зала.

– Не забывайтесь, лорд Мордред, сын Лота! Вы говорите о моей жене, хотя и бывшей. Ладно. Доставьте себе удовольствие. Кей, – бросил он на ходу, – отберешь пятерых. Пусть сопровождают вот его. Гавейна не бери, и себя тоже. Вы мне понадобитесь. Выезд завтра утром.

Кей, вставший из-за высокого стола следом за Артуром, огляделся. Похоже, он пребывал в самом дурном настроении. Гвин быстро подошел к нему.

– Лорд, Кей, позвольте мне отправиться с эскортом леди Гвинвифар, – попросил он.

Мордред злобно посмотрел на Гвина, но Кей уже кивнул, усмехнулся, и хлопнул юношу по спине. Гвин просиял и подошел ко мне. Он все еще был сбит с толку тем, что произошло у него на глазах, но вопреки доводам рассудка винил во всем Мордреда.

– По крайней мере, я буду иметь удовольствие побыть с вами еще хотя бы пару недель, благородная леди, – сказал он.

Улыбаться было больно – мышцы лица свело, словно судорогой, – и все же я улыбнулась. Мне отчаянно хотелось посидеть где-нибудь в уголке, главное – подальше от всех, – не поплакать, просто посидеть, подождать, пока боль станет немного потише.

– Спасибо, Гвин, – неожиданно хрипло проговорила я. – Милорды, позвольте мне вернуться в свой дом, чтобы подготовиться к путешествию. – Кей кивнул, и я ушла в сопровождении стражников.

Следующим утром Артура я не увидела. Был последний день июня, солнце вставало рано. Когда я присоединилась к моему эскорту, ожидавшему возле конюшен, утро только начиналось. Со мной ехали шестеро: Мордред, его друг Руаун и Гвин с тремя воинами из наших сторонников. С нами отправлялись четверо слуг. Кортеж насчитывал шестнадцать лошадей. Меня ждала моя собственная великолепная, энергичная маленькая гнедая кобылка. При виде меня она нетерпеливо заржала, и тут же уткнулась носом в ладонь, рассчитывая на яблочко. Гвин помог мне сесть в седло, и мы двинулись в путь под чистым бледным небом. Я ехала в центре, по сторонам скакали воины, а сзади двигались слуги с вьючными лошадьми. Обитатели Камланна толпились у дороги, ведущей к воротам. К моему удивлению, стоило нам отъехать от конюшен, как кто-то из толпы крикнул: «Прощай, благородная леди!» и многие другие подхватили слова прощания. Из толпы выскочила женщина, заставив конвой остановиться, и протянула мне букет роз и сверток с пирожками. «Удачи вам, миледи, – сказала она и приложила мою руку ко лбу. Я узнала Эйвлин, жену слуги Гавейна. – Пусть вам повезет больше, чем в этот раз».

– Спасибо, – поблагодарила я. – Прощай.

Гвин, пропустивший женщину ко мне, улыбнулся, а Мордред нахмурился и жестом приказал остальным ехать быстрее. Но люди все равно шли за нами до самых ворот. Я оглянулась на крепость, посмотрела на соломенную крышу Зала, и продолжала оглядываться, пока Камланн не затерялся среди других холмов. Но я все смотрела, не в силах поверить, что больше никогда не увижу его, что так легко оставляю то, что любила так долго.

Глава восьмая

Первую ночь нашего путешествия мы провели на укрепленной ферме в нескольких милях к югу от Баддона. Местный дворянин из кожи вон лез, стараясь оказать гостеприимство таким сановным лицам. При этом он с таким наглым любопытством разглядывал меня, что я вздохнула с облегчением, отправляясь спать.

Уже на следующий день мы добрались до Каэр-Кери. Здесь нас принимал в крепости местный лорд. Я знала его. Во время войны он много и полезно помогал нам. Здесь с вежливостью все было в порядке. В нашу честь устроили пир. От хозяина я неожиданно узнала, что не далее как вчера через Каэр-Кери проходил Бедивер со своими людьми. Именно благодаря бретонцам, решившим сопровождать своего командира в изгнание, на них и обратили внимание. Любые вооруженные люди численностью более полудюжины будут обязательно замечены и опрошены в любом городе.

– Не понимаю, – сказала я местному лорду. – Никак не думала, что он выберет этот путь. Удобнее сесть на корабль в Каэр Уэске или Каэр Гвенте.

– Возможен и другой вариант, – возразил мой собеседник. – В Каэр Глоу есть речной порт. В это время года туда приходит много кораблей из верхнего Сэферна; там можно быстро найти корабль. Думаю, лорд Бедивер не хотел лишнего внимания в больших портах, – пожал плечами лорд. – Да вы не беспокойтесь, леди, может быть, ему предписали именно такой маршрут.

Я кивнула, но удивление не прошло. Просто не хотелось думать. Разум пребывал в оцепенении с момента отъезда, и я скоро забыла об этой странности.

На следующий день мы двинулись по северо-восточной дороге из Каэр Кери на Линнуис; впереди она соединялась с главной дорогой, ведущей в Эбраук. Стояло прекрасное летнее утро: в низинах дорогу застилал легкий туман, но под лучами восходящего солнца он быстро таял. Влажный от росы лес блестел, пашни зеленели, скот на пастбищах выглядел гладким и довольным. В такой день хандра развеивается сама собой, и я забыла обо всем, глядя как играет солнце на гриве моей лошади. Думать не хотелось, наверное, сказывалась усталость от напряженных размышлений перед судом, которые все равно ни к чему не привели. Я даже задремала в седле, но тут чей-то крик вырвал меня из забытья. Я остановила кобылу и, оглядевшись, увидела группу всадников, направляющихся к нам. Впереди скакал Бедивер.

– Это же лорд Бедивер! – воскликнул Гвин, останавливая лошадь рядом со мной. Его темные глаза широко раскрылись, точно как у отца, когда того что-то удивляло. Только отец Гвина никогда не показывал своих чувств, а Гвин нервничал, и не скрывал этого. Наверное, боялся каких-нибудь резких слов, взаимных обвинений от тех людей, которых любил всем сердцем. – Зачем он здесь?

– Он хочет похитить нашу даму, – как бы между прочим сказал Мордред и передвинул щит на грудь. Другие воины последовали его примеру.

– Да Бог с вами! – крикнула я, злясь и на них, но больше все-таки на Бедивера. – Вы что, собрались биться с врагом? Если у лорда Бедивера на уме чинить нам какие бы то ни было препятствия, то он скоро уйдет ни с чем. Я с ним не пойду.

Мордред и ухом не повел на мои слова. Он изготовил копье к бою и поскакал вперед. Всадники Бедивера остановились. Мордред тоже.

– Предатель! – закричал он. – Что тебе здесь надо?

Бедивер заставил лошадь сделать пару шагов вперед. Его щит оставался в походном положении, оставляя грудь открытой.

– Пусть леди Гвинвифар пойдет с нами, – крикнул он Медро. – Я знаю, она не хочет ехать к своему кузену. А император сказал, что с дамой нельзя обращаться, как с преступницей.

А ведь верно, так оно и было. Бедивер пытался протестовать, когда огласили мой приговор. Безумец! Я с досадой хлопнула ни в чем не повинную кобылу по шее. Неужели он не понимает, что я не хочу никаких спасений? Все уже случилось, он ничем не поможет. Он бы раньше защищал меня от моей же слабости! А теперь в этом нет нужды, мне достанет сил перенести заслуженные страдания. Добрый Бедивер! Но сейчас-то его доброта больше похожа на безумие. Я бросила кобылу вперед.

– Мордред! – крикнула я и хотела продолжить, но в этот момент Медро стремительно развернулся, поднял копье и, сделав глубокий выпад, выбил меня из седла. Копье пришлось вскользь по голове, но я даже не ощутила боли. Зато успела заметить у него на губах торжествующую улыбку.

Земля, как мне показалось, прыгнула мне навстречу. Я упала и в первый момент ничего не могла понять от испуга и удивления. Мордред надо мной кричал кому-то:

– Охраняйте ее! Она с ним заодно! Это сговор!

Я попыталась встать – только не очень получилось. Видно, удар о дорогу был сильным. Вокруг гремели копыта. Послышался чей-то крик. Кое-как я все-таки выбралась из дорожной пыли и встала на ноги. Поймала уздечку своей кобылы, чтобы догнать и остановить Мордреда. Понятно же, что он жаждет крови. Нельзя этого допустить. Моя кобыла не привыкла к такой суматохе и нервно танцевала, пытаясь развернуться и отправиться домой. Никак не удавалось забраться в седло. Тут же возле меня оказался Гвин, протянул руку, чтобы помочь мне.

– Останови их! – крикнула я, понимая, что дорог каждый миг, а у него получится всяко быстрее, чем у меня. – Гвин, сердце мое, это же безумие! Скачи, скажи Бедиверу, что я не пойду с ним. Пусть уходит. Останови их, ради Бога!

Гвин сразу понял и бросил свою чалую кобылу в галоп. Мне удалось вскарабкаться в седло, развернуть лошадь и поскакать следом. Впереди кипела схватка, лошади ржали, сверкали мечи, вздымались облака пыли. Один из людей Бедивера неподвижно лежал в дорожной пыли, из-под него вытекал ручеек крови. Мордред сражался с другим, очевидно пытаясь добраться до Бедивера, который вступил в бой с Руауном. К ним скакал Гвин, и его светлые волосы развевались на ветру.

– Стойте, остановитесь! – крикнул Гвин. Голос его срывался от волнения. – Не надо! Бедивер, Руаун, леди не пойдет! Бедивер! Выслушай! – Он сбросил щит с руки прямо под ноги лошади Бедивера, и широко раскинул руки: – Остановись, Бедивер!

Руаун завертел головой и придержал руку с мечом. Бедивер взглянул вверх. Я была уже близко и видела его лицо. Отведенной рукой он готовился метнуть дротик, и солнце сверкало на отточенном наконечнике. Он был очень быстр, настолько быстр, что уже не мог сдержать руку с оружием, начавшую движение. Что-то свистнуло в воздухе. Гвин, прекрасный наездник Гвин, вдруг выпал из седла. Время словно замедлилось. Я видела, как Гвин падает на дорогу, как будто проваливается в воду, его лошадь унеслась дальше, еще не сообразив, что осталась без всадника. Гвин перекатился на бок и отшатнулся от мелькнувших мимо копыт; приподнялся, встал на колени и снова рухнул в пыль. Дротик Бедивера торчал из-под его ключицы, черный дротик с бронзовой оковкой, сверкавшей, как какой-то неуместный драгоценный камень. На лице Гвина было написано безмерное удивление, он открыл рот, но вместо звука оттуда хлынула кровь. Он нащупал дротик, попытался вырвать его из тела, рука соскользнула, и он замер, скорчившись на боку, удивленно глядя в небо. В темных глазах уже не было никакого выражения.

Я закричала и сама удивилась, какой силы пронзительный звук мне удалось издать. Моя лошадь добралась, наконец, до самого центра схватки и остановилась, потому что я бросила повод. Громко заржал раненый конь. А я все кричала и никак не могла остановиться. И вокруг меня тоже кричали. Я вдруг подумала, что кони могут затоптать Гвина. Чтобы замолчать, я сунула кулак в рот и прикусила. Какой-то полузнакомый всадник схватил мою кобылу за повод и поволок куда-то. Я вцепилась в гриву лошади, пытаясь остановить ее, и она встала на дыбы. Ничего не соображая, даже не вспомнив, за кого сражается воин, тащивший мою кобылу, я отпустила гриву, и лошадь сразу поскакала вперед. Кровь на дороге и солнечный свет быстро исчезли за деревьями. Я оглянулась. Кто-то кричал, кажется, что-то приказывал. Несколько всадников кинулись нам вдогонку, и я совсем растерялась.

– Нас не преследуют, – совсем рядом прозвучал тихий голос Бедивера. – Они занимаются своими ранеными.

Дороги за деревьями уже не было видно. Я не понимала, куда мы скачем. Мимо лица проносились ветви, хлестали по щекам, цеплялись за волосы.

– Стой! Я должна вернуться! – Кажется, я рыдала.

Бедивер кивнул воину, державшему повод моей лошади. Тот отпустил уздечку. Я заставила кобылу перейти на шаг. Остальные тоже сдержали своих коней.

– Не надо возвращаться, – проговорил Бедивер. – Умоляю, идем со мной.

Я совсем остановила лошадь. Она запалено дышала, уши прижаты, а глазом косила на меня, не понимая, чего от нее хотят. Ветер шумел в листве, пели птицы. Я глубоко вздохнула и посмотрела сквозь ветви на небо.

– Гвин, – прохрипела я. – Ты убил Гвина! Ты – убил – Гвина!

Бедивер молчал.

– Он не сражался! Он щит бросил! А ты убил его!

Я развернула кобылу туда, откуда мы пришли. Бедивер наклонился и схватил меня за руку. Я, наконец, посмотрела прямо на него. Я видела людей, умирающих в агонии, от ран или болезней, и у них было такое же белое измученное лицо и такие же растерянные глаза.

– Моя леди, – прошептал он. – Умоляю! Не уходи!

Я попыталась ответить, но не смогла – рыдания рвались из груди.

– У тебя кровь, – сказал Бедивер, и на лицо его вернулось обычное выражение. – Вот, возьми, перевяжи.

Я подняла руку, нашла глубокую ссадину от копья Мордреда и посмотрела на ладонь, липкую от крови. Помотала головой.

– Нет, не надо. Сначала отъедем подальше, – сказала я Бедиверу. – Я пойду с тобой.

* * *

К вечеру мы добрались до Каэр Глоу по одной из старых дорог через лес. В нескольких милях от порта тропа соединялась с римской дорогой. В гавани нашелся корабль, готовый отплыть в Малую Британию. Оказалось, что Бедивер еще раньше заплатил за проезд восьми людей с лошадьми. На самом деле нас осталось шестеро; двое пали в схватке на дороге.

В городе мы постарались не привлекать внимания. Еще в лесу мы остановились у ручья и смыли следы крови. К счастью, на мне было только простое зеленое платье и темный дорожный плащ. Я ничем не отличалась от любой другой женщины в портовом городе. Бедивера и его людей вполне могли принять за небольшой отряд, отправившийся закупать лошадей.

Все мои вещи остались там, на дороге. Бедивера отправили в изгнание, в этом смысле его друзьям было проще. А нам предстояло еще как-то устраиваться в Малой Британии. Денег оказалось в обрез. Из-за этого пришлось ночевать на корабле. Мне досталась отдельная каюта, а мужчины заняли пассажирский кубрик.

Капитан проводил меня в каюту, я поблагодарила его и с облегчением опустилась на узенькую постель. Но через некоторое время встала, нашла капитана и попросила чернил и пергамент. Он поворчал, но, в конце концов, принес чернил, перья и несколько старых грузовых расписок, на которых можно писать. Потерев пемзой старые записи, я едва не протерла пергамент до дыр, но вовремя остановилась. Очинила перо, окунула его в чернила – и замерла, глядя на лист перед собой. Что я могла написать? «Моя самая сокровенная радость, лорд Бедивер убил Гвина, и поэтому я должна пойти с ним, поскольку ему очень плохо, а тебе придется опять судить его, на этот раз за убийство, а меня – за попытку изменить твой приговор». Но я же не хотела идти с Бедивером. А кто мне поверит? Гавейн будет читать это письмо. И что, я не скажу ему ни слова? Но какие тут могут быть слова? Мне казалось, что нет и быть не может худшей участи, чем изгнание из Камланна и разлука с двумя мужчинами, которых я любила больше всего на свете. Теперь я понимаю, что никогда не следует зарекаться от худшего. Нет таких слов, которыми можно выразить мое горе.