Текст книги "Когда Герои Восстают"

Автор книги: Джиана Дарлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Судя по женскому вздоху, это явно была Бэмби.

– Ты мне больше не нужна, – решил он холодным, отстраненным тоном, будто оценивая фондовый риск. – И мне не нужно, чтобы ты разевала рот перед своими драгоценными людьми из Каморры. Ты видела, что случилось, когда ты подобралась к Марко, не так ли? – беззлобно поддразнил он. – Упрямый ублюдок, я думал, что он точно умрет.

Бэмби начала плакать, тихие всхлипывания прокатились по комнате, как туман отчаяния.

Адреналин прокатился по моим венам. Я не могла позволить ему причинить ей боль, убить ее или что бы он там ни готовился сделать. Но я также застряла в укрытии с Авророй и не хотела подвергать ее опасности.

Выбор был отнят у меня, когда я услышала щелчок пистолета.

Я осторожно переложила Рору со своих коленей, побуждая ее свернуться калачиком в глубине шкафа под ручкой швабры. Она неистово трясла головой, цепляясь за мою руку, когда я пытался оторвать ее от себя.

– Нет, остановись, – кричала Бэмби, крики сопровождались ударами, будто она пиналась. – Пожалуйста, Огги, подумай о своей...

Три вещи произошли одновременно.

Первое.

Я выскочила из двери, захлопнув ее за собой, заслоняя Аврору и пугая Агостино.

Второе.

Он выстрелил из пистолета.

Прямо в грудину Бэмби.

Я беззвучно вскрикнула и помчалась через двенадцать метров между Агостино, прижимавшим ее к стене, и моим укрытием.

Третье.

На прилавке лежал нож, разделочный нож для резки овощей и фруктов. Я сжала его в кулаке и бросилась на дона ди Карло.

Я настигла его в тот момент, когда он повернулся, чтобы посмотреть на переполох, который я устроила. Мне повезло, что я застала его врасплох, потому что он был почти такой же большой, как Данте. Он зашатался, когда я ударила его, и ослабил хватку на Бэмби, которая упала на пол, прижимаясь к груди, оставив на белой стене большое мокрое красное пятно крови.

От ярости мое зрение стало кроваво-красным.

Я вонзила нож в первое место, до которого смогла дотянуться, в правую верхнюю часть груди Агостино. Он вошел достаточно глубоко, задевая кость, а затем застрял.

В этот момент я безумно подумала, не умру ли я.

Он перевернул меня так быстро, что я даже не осознавала, что двигаюсь, пока моя спина не врезалась в пол, и воздух полностью не вышел из моего тела.

– Елена Ломбарди, – с усмешкой поприветствовал он, вытаскивая нож из груди, будто это было лишь незначительным неудобством. – Какой приятный сюрприз. Эта сука заручилась твоей помощью, чтобы избавиться от меня?

Его руки нашли мою шею, душили меня настолько, что черные пятна замелькали перед глазами, но не убили.

Еще нет.

Я была благодарна, что у меня длинные ноги.

Я подтянула правую и уперлась ногой в его живот, где он скрючился надо мной, со всей силы надавив, чтобы он сдвинулся с места.

Он не поддавался.

Тогда, используя последние силы, я ударила его ногой в почку, снова и снова.

Наконец, он выругался по-итальянски и отодвинулся от меня, сняв давление с моей шеи всего на секунду.

Одной секунды было достаточно.

Я вскинула правую руку и ударила его прямо в горло.

Он зарычал, его руки разжались. Я откатилась в сторону и встала на ноги, снова схватившись за нож на полу, потому что пистолет упал под диван позади него.

Пошатываясь, он поднялся на ноги с рычанием.

– Puttana.

Шлюха.

Мне было все равно, как он меня называл, мое внимание было сосредоточено на его руках. Он нацелился ударить меня по правой щеке, поэтому я подставила плечо и перекатилась под него, затем поднялась и ударила его ножом в живот. Я усвоила урок, когда наносила ему удары, но тонкой раны, которая расцвела на его животе, было недостаточно, чтобы остановить его.

Он снова бросился на меня.

И снова.

И снова.

Пот капал мне в глаза и жёг их. Я никак не могла защищаться вечно. Он был больше, сильнее, лучше меня.

Возможно, это была мысль о поражении, но во время следующего удара он поймал меня за подбородок и отправил мою голову назад. На белом потолке закружились черно-белые созвездия, а мои колени превратились в желе.

Он позволил мне упасть на пол, мой лоб ударился об угол стула за обеденным столом, а затем я рухнулась на пол.

Я боролась за то, чтобы оставаться в сознании.

Именно поэтому я пропустила какофонию у двери, когда приехала моя Семья.

Я застонала, когда Агостино поднял меня на ноги и прижал спиной к передней части своего тела. Секундой позже холодный привкус металла встретился с моим виском.

Он достал пистолет из-под дивана.

Но мое зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть героя, который стоял в дверном проеме.

Данте.

Его лицо было грозным, когда он смотрел на нас через дуло пистолета. Его выражение было настолько ужасающим, настолько немилосердным, что я наконец поняла, как он получил прозвище «Дьявол Нью-Йорка».

Он пришел за мной.

– Данте, – прохрипела я, просто нуждаясь в том, чтобы произнести его имя и услышать его голос.

– Stai zitto, trioa, – прошипел Агостино мне в ухо, еще глубже вонзая пистолет в мой висок.

Заткнись, шлюха.

В другом конце комнаты Данте напрягся, воздух вокруг него гудел от потенциальной энергии.

– Еще раз так с ней заговоришь, и я без колебаний всажу тебе пулю в мозг, – пригрозил он.

Агостино рассмеялся и перевел ствол от моего виска к губам, надавливая до тех пор, пока мои зубы не разорвали внутреннюю часть губ, и я была вынуждена открыть рот вокруг ствола. Второй раз в жизни я познала вкус оружия.

– Ты бы никогда не выстрелил. Она слишком близко, в итоге ты можешь убить ее.

В коридоре послышался шум, а затем в дверях появился Якопо, пистолет поднят, лицо каменное.

Мое сердце превратилось в пепел, когда я посмотрела на него. Я знала, что он просто защищает свою сестру, но не могла поверить, что он ополчился на Данте. Они были кузенами и друзьями, товарищами.

– Бэмби? – прошептал Яко, когда его глаза расширились, а рот опустился.

Он заметил ее.

В суматохе, с очевидным сотрясением мозга, я почти забыла о ней.

Якопо бросил пистолет на бок и помчался сквозь противостояние Данте и Агостино, бросаясь к сестре. Кровь скапливалась в центре ее груди, но ее было немного. Это дало мне кратковременный проблеск надежды, прежде чем Якопо сдвинулся, слегка подвинув ее так, чтобы я могла увидеть озеро крови, окрасившее пол под ней.

Один взгляд на ее ангельское лицо, потерявшее покой, и я поняла, что она мертва.

Якопо разрыдался, притянув ее к себе на колени.

Ни один из мужчин не выстрелил в него.

Данте, казалось, понял это, его глаза сузились. Казалось, он совсем не оплакивал Бэмби, но я знала, что все его внимание сосредоточено на том, чтобы вытащить нас обоих живыми.

– Яко, – позвал Данте, его голос был как дым, темный и едкий. – Яко!

Его кузен не ответил, все еще склонившись над Бэмби, плача.

– Ты не подозревал, да? – Агостино злорадствовал. – Ты не знал, что твоя дорогая милая Бэмби докладывает мне. Как Якопо, а? Ты не подозревал?

Лицо Данте ничего не выдало. Он только смотрел мне в глаза, пытаясь дать понять, что все будет хорошо.

У меня был пистолет между губ, мертвый друг у моих ног, и Аврора наблюдавшая за всем этим из кухонного шкафа, но я доверяла ему.

Я должна.

Это не могло стать концом, когда мы только обрели нашу совместную жизнь.

– Ты жалок, правда, – продолжал Агостино, и мне пришлось задуматься, не является ли этот мудак психопатом. – Ты думаешь, что можешь управлять Семьей с помощью любви? Это мафия, Сальваторе. Единственный способ править это власть и страх. Бэмби и Якопо боялись не столько тебя, сколько меня, поэтому стали моими.

Опустившись на пол, Якопо перестал плакать.

– Большие слова для человека, который за одну ночь лишился кокаина на 227 миллионов долларов, – спокойно сказал Данте, так холодно, что я чуть не вздрогнула. – Рефрижераторный контейнер в порту Нью-Джерси? Тот, который был заполнен примерно 140 упаковками кокаина высшего сорта из картеля Вентура.

Агостино двигался позади меня.

Губы Данте кривились, как усы злодея, глаза были темными, как смоль.

– Когда вы напали на наш контейнер, мы поймали одного из ваших парней, и он завизжал, как загнанный поросенок. Выдал местоположение так же легко, как перестал дышать. Да, дон ди Карло, если ты собрался выбраться отсюда живым, как объяснишь это Вентуре? Лучше уж действительно я пущу пулю в твой мозг прямо здесь.

Агостино оживился, его гордость была уязвлена, поэтому, как животное, он напал, потому что не мог убежать.

– Vaffanculo a chi t'è morto (пер. с итал. «пошел ты к черту»), – злобно выругался он, выхватив пистолет у меня изо рта и направив его на Данте. – Я собираюсь убить тебя и твою женщину, а затем забрать всю твою империю, Сальваторе. Мой брат всегда проповедует терпение, но иногда единственное, что нужно сделать, это быть мужчиной и действовать.

Он выстрелил из пистолета.

Бах!

Бах!

Бах!

Первая пуля задела плечо Данте, а вторая впилась в его левый бицепс.

Мой муж едва успел вздрогнуть и выстрелить сам, как Агостино выстрелил третий раз.

Только Данте уже не было на линии огня.

Зато был Якопо.

Он вскочил на ноги между двумя мужчинами с поднятым пистолетом. Пуля Агостино попала ему в горло.

Пуля Данте в живот.

Но Якопо не упал.

Его лицо было ясным и холодным, глаза наполнены болью, скорее духовной, чем физической, он выстрелил прямо в Агостино.

В меня.

Он был предателем. Предателем. И было ясно, что он никогда полностью не одобрял меня.

И я почувствовала страх, который будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Потому что пуля не задела меня.

Она прошла прямо через череп Агостино.

Он рухнул на пол позади.

Передо мной покачнулся Яко, его свободная рука легла на основание горла, где рана гротескно пузырилась.

Когда он упал, Данте подхватил его, осторожно опустил на пол и опустился на колени рядом с ним.

– Cazzo, Яко (пер. с итал. «блядь»), – ругался он, прижимая большую руку к ране на шее.

Я опустилась на колени и прижала обе руки к ране на его животе.

– Ты в порядке? – потребовал Данте, его глаза были широкими и матово-черными. – Скажи мне, что ты в порядке?

– Да, да, сосредоточься на Яко. Я в порядке.

Адреналин уничтожил все повреждения, которые нанес мне Агостино. Я была чистой энергией, и вся она была направлена на умирающего человека, который стоял между Данте и пистолетом.

– Почему? – пробормотал Данте, еще сильнее сжимая руками кровоточащую рану. – Почему ты просто не сказал мне, ты, упрямый тупица?

Веки Яко дрогнули, его дыхание превратилось во влажный хрип.

– Семейный позор. Началось с моего отца. Я не хотел причинить тебе боль, Ди.

– Stai zitto, – приказал он. – Заткнись. Ты сможешь объяснить, когда исцелишься.

Яко попытался рассмеяться, но кровь хлынула из его рта, как мини гейзер.

– Боюсь, что нет, брат. Все в порядке. Я иду к Бэмби и папе.

– Якопо. – в голосе Данте звучали слезы, его лицо было таким напряженным от гнева, что я подумала, что оно расколется на две части. – Ты идиот. Я бы защитил вас всех.

Маленькая улыбка дразнила обесцвеченные края его рта, но Яко больше не открыл глаз. Кровь потекла из уголков его губ и стекала по подбородку.

– Я не могу защитить весь мир. Назови меня своим братом, пока я не ушел, – прошептал он, едва слышно. – Прости меня.

– Fratello (пер. с итал. «брат»), – пробормотал Данте, прижимая поцелуй к его лбу. – Ti amo sempre, fratello mio.

Я буду любить тебя всегда, брат мой.

Слезы текли по моему лицу, когда Данте держал своего кузена на коленях и смотрел, как тот умирает, слегка захлебываясь своей кровью, а затем затих. Его лицо было спокойным, и Данте снова поцеловал его в лоб, пробормотав под нос молитву за умерших на итальянском языке.

Вдалеке завывали сирены.

Я знала, что они приближаются, потому что оставила свой телефон в шкафу.

Мое сердце остановилось, а затем вновь забилось от ужасного удара током. Я вскочила на ноги и бросилась к кухонному шкафу, открывая дверь.

Аврора сидела в тени сзади, прижав колени к груди, и качалась, по ее щекам текли слезы.

– Vieni, gattina mia (пер. с итал. «идем, мой котенок»), – пробормотал я, наклоняясь к шкафу, чтобы поднять ее. – Иди сюда, милая девочка.

Она прижалась ко мне, ее ногти прорвали кожу на моих руках, когда она практически ползла по моему телу в объятия. Я держала ее за затылок и за попу, пока вставала, стараясь, чтобы она не видела мертвые тела в гостиной.

Хотя она только что провела последние полчаса в шкафу, слушая, как умирают ее мать, отец и дядя.

Она была такой тихой, беззвучно плакала в моих объятиях, пока Данте не вышел вперед, его лицо было подобно раскату грома. Она не вздрогнула, когда он приблизился, хотя я почти вздрогнула, настолько свирепым он выглядел. Вместо этого она повернулась в моих объятиях и бросилась к нему, всхлипывая в ту же секунду, когда ударилась о его грудь.

Кровь стекала по его запястью на пол из раны на левой руке, но его это не беспокоило. Он прижал ее к своему большому торсу, выгнув плечи, крепко обхватив ее руками, будто мог защитить ее от боли.

Он не мог.

Никто из нас не мог.

Я придвинулась к ним, обхватив одной рукой талию Данте, а другой Аврору, которая схватила мою руку и поднесла ее к своей щеке, отчаянно обнимая ее.

Мы стояли там вместе, молча, скорбя, пока сирены становились все громче, и, наконец, красные и синие блоки света пронеслись по кровавому месту преступления.

Глава 33

Елена

6 месяцев спустя

Данте это не нравилось.

Это был единственный выход, но я понимала его нежелание. Я больше никогда не хотела находиться на расстоянии десяти метров от другого ди Карло.

Эта семья приложила все усилия, чтобы разрушить семью Данте. Чтобы разрушить мою.

Теперь нью-йоркские Сальваторе состояли из четырех человек: Торе, Данте, Авроры и меня, хотя у нас все еще была семья, которая по воле случая оказалась у нас за спиной.

Именно поэтому Данте в конце концов согласился с моим планом заключить сделку с Гидеоне ди Карло, новым доном Коза Ностры.

Если мы хотели удочерить Рору, это был единственный способ сделать это.

Формально Гидеоне имел законные права быть ее опекуном, поскольку был ее единственным оставшимся в живых кровным родственником. Если мы хотели сделать ее своей, нам нужно было, чтобы он отказался от этих прав.

Удивительно, но именно Гидеоне связался со мной после резни в доме Бэмби. Это преступление крутили по всем новостях, и мы с Данте снова оказались в центре внимания, без чего я могла бы обойтись. К счастью, благодаря ордеру на запрет Бэмби против Агостино и ее записям в больнице, доказывающим его жестокое обращение, было очевидно, что он виноват в обстоятельствах смерти Якопо и Бэмби.

Мы были свободны от вины юридически, но не морально.

Мы все трое были потрясены той ночью.

Данте не мог спать большую часть ночи из-за чувства вины, которое он испытывал за то, что не осознал их ситуацию раньше, не надавил на Якопо по поводу его странного поведения или не заставил Бэмби и Аврору жить у него.

Аврора, конечно, переживала больше всех. Она вообще не могла находиться вдали от Данте или меня, поэтому в первый месяц, когда она жила с нами, нам пришлось строить свою жизнь так, чтобы один из нас постоянно был с ней. Она не доверяла незнакомцам и не хотела возвращаться в школу, где она чувствовала себя незащищенной и уязвимой. Иногда дома, когда я не могла ее найти, она пряталась в шкафу на кухне или в ванной. Она говорила мне, что так она чувствует себя в безопасности.

Она разбивала мне сердце каждый божий день.

К счастью, мы отвели ее к лучшему детскому психологу на Манхэттене, старому другу Данте еще со времен его учебы в Кембридже, и в течение четырех месяцев терапии, проводимой раз в две недели, Аврора снова стала походить на себя прежнюю. Она даже согласилась переночевать в мамином доме в прошлые выходные.

Это был процесс, и я знала, что он будет долгим.

У меня не было такой же детской травмы, но у меня была своя, и мне потребовалось двадцать семь лет, чтобы преодолеть ее тяжесть.

Я надеялась, что любовь и привязанность остальных членов ее семьи поможет ей исцелиться гораздо быстрее, чем это сделала я.

Это вернуло нас в маленькое кафе, куда Яра впервые привела меня почти год назад, чтобы рассказать мне свою собственную историю о мафии.

Теперь я была близка с владельцами кафе, Андреа и его женой, Гилией, и они встретили нас широкими улыбками и поцелуями, когда мы пришли в пятницу утром, чтобы встретиться с Гидеоне.

– Мне все еще не нравится, что у него есть твой номер, – ворчал Данте, когда мы приняли от Андреа наши маленькие белые чашечки с густым эспрессо и пересели за один из трех крошечных железных столиков на тротуаре.

Я закатила глаза, потому что мы уже сто раз это проходили.

– Это мой рабочий номер, капо, который с тех пор аннулирован, потому что я больше не работаю в Филдс, Хардинг и Гриффит.

Он ничего не сказал, его молчание было сердитым.

И снова я не могла его винить.

Мы многое залечили за последние шесть месяцев, но потеря двух самых дорогих друзей сделала Данте угрюмее, чем обычно. Он был альфой, защитником, что его убивала мысль о том, что он подвел Бэмби и Яко.

– Эй, – я протянула руку через стол, чтобы взять его руку и прижать поцелуй к ее центру, как он делал это со мной. – Ti amo, Capo. Все будет хорошо. (пер. с итал. «я люблю тебя, капо»)

– Извините, что прерываю.

Я подняла глаза и увидела Гидеоне ди Карло, стоящего в нескольких метрах от меня. Я и забыла, насколько он красив и как не похож на своего покойного брата. Я боялась, что увижу призрак Агостино, что это снова вызовет ощущение пистолета во рту, ужас, который я испытывала, борясь за свою жизнь.

Он был темноволосым и зеленоглазым, широким и крепким, в то время как его брат был светловолосым и темноглазым, высоким, но худым. В болотной глубине этих зеленых глаз было что-то почти человеческое.

В Агостино не было ничего человеческого.

– Спасибо, что пришли, – сказала я, вставая и жестом указывая на стул напротив. – Пожалуйста, садитесь.

Гидеоне, глядя на Данте, который напрягся, как хищник, готовый наброситься, занял предложенное место, сохраняя почти метр пространства между собой и столом.

Вот так два льва-альфа встречались без насилия. Много пространства и женщина между ними.

– Давайте сразу перейдем к делу, – объявил Данте, доставая бумаги из кейса, лежащего у его ног. – Мы хотим удочерить Аврору. Технически, у тебя есть право возражать против этого, как у ее кровного дяди. Мы надеемся, что в тебе есть порядочность, которой нет у твоего брата, и ты подпишешь свои права документы.

Гидеоне уставился на него.

Я вздрогнула.

– Мой муж хотел сказать, что для нас будет честью официально сделать Аврору частью нашей семьи, и нам нужно ваше согласие, чтобы это произошло.

Его твердый рот смягчился.

– Как она?

Прежде чем я успела остановить улыбку, она завладела моим ртом.

– Она прекрасна. В прошлом месяце мы праздновали ее седьмой день рождения. Были только семья и мальчик, в которого она влюблена уже много лет.

Тот самый восьми, теперь девятилетний, о котором она говорила маме, когда впервые та встретила ее. Того самого, которого она хотела поцеловать.

– Хорошо, – пробормотал Гидеоне, глядя через дорогу, словно представляя себе это. – Я рад этому. То, что она видела... это было бы тяжело для любого ребенка.

– Она не спала неделями, – прорычал Данте.

Я положила руку на его твердое бедро и сжала.

– Она делает успехи. Мы ходим с ней на терапию раз в неделю, и у нее есть и самостоятельные занятия.

Что-то дрогнуло в его лице, какой-то мускул, который, как он удивился, все еще работал.

– Вы хорошо к ней относитесь. Она должна быть в порядке.

– Она будет лучше, чем в порядке, – утверждал Данте, его рука сжалась в массивный кулак на столешнице, демонстрируя территориальную угрозу.

Я чувствовала себя так, словно находилась в центре документального фильма Дэвида Аттенборо.

– Она идеальна, – закончил Данте, глядя на руку, которую он держал на коленях, где его пальцы возились с розовым браслетом из бисера, который она ему сделала, с надписью «il eroe».

Герой.

Я проплакала целый час после того, как она подарила ему этот браслет.

Гидеоне долго изучал нас обоих, затем полез в пиджак и достал сложенную стопку бумаг. Он бросил их на стол между нами и нашим кофе.

– Я уже попросил своего адвоката прислать мне документы. Они подписаны, – объяснил он, когда я пододвинула их к себе и открыла.

– Ты мог бы отправить их по электронной почте, – заметил Данте с суженными глазами, все его тело было напряжено. – Почему захотел встретиться?

Я чувствовала, что Гидеоне был человеком, который размышляет, потому что он долго смотрел на Данте, прежде чем ответить, его глаза перешли на меня.

– Я хотел посмотреть, какими родителями вы будете. Это мафия, хороших мало.

– Спасибо, – прошептала я, прижимая к груди подписанные бумаги, которые светились теплом. – Это очень... мило.

Он плоско улыбнулся мне, выражение лица было скорее угрожающим, чем приятным, но я оценила его попытку. Он резко встал, но наше дело было закончено, и мы никогда не будем друзьями, поэтому я поняла его поспешность.

Он колебался, стучал костяшками пальцев по столу, прежде чем наконец встретился со мной глазами и сказал:

– Ты должна знать, в тот день в кафе я хотел тебя проверить. Посмотреть, что ты за женщина, потому что я знал, что Джорджина обратится к тебе за помощью. – он колебался. – Она пришла ко мне, но я ни черта не мог сделать. Когда я позвонил позже, я хотел предупредить тебя, что Агосто стал pazzo, что он нес чушь о том, чтобы пригласить ее на свидание. (пер. с итал. «сумасшедшим») – он пожал плечами, его челюсть подпрыгнула. – Это не оправдание. Я должен был стараться изо всех сил. Джорджина не заслуживала такой смерти.

Он снова стукнул костяшками пальцев по столу, повернулся и пошел прочь, скрывшись в переулке через полквартала по улице.

– Я должна была ответить на его звонки, – произнесла я деревянно.

Я была шокирована его проявлением порядочности, но разве я не являюсь ярким примером хорошего человека, который может совершать плохие поступки? Почему Гидеоне не может быть плохим человеком, способным на хорошие поступки?

– Он просто пытался заставить тебя чувствовать себя плохо, – проворчал Данте, отпивая кофе и вставая, чтобы взять меня за руку. – Andiamo, lottatrice mia. Поехали домой к Роре. (пер. с итал. «поехали, мой боец»)

Мы не сразу удочерили ее.

Ей нужно было время, чтобы оплакать своих родителей и дядю, и мы не хотели давить на нее. Мы хотели, чтобы она выбрала нас так же, как мы выбрали ее.

Я проснулась на свой двадцать восьмой день рождения от тяжести на груди.

Когда я открыла глаза, Рора лежала на животе поверх меня, подперев подбородок руками, а ее локоть больно впивался в мою грудь.

– Buon compleanno! – крикнула она мне в лицо, как только увидела, что я проснулась. – С днем рождения, ZIa! (пер. с итал. «тетя»)

Я усмехнулась, обхватывая ее руками, чтобы перекатить ее с меня на кровать, где я могла пощекотать ее.

– Gattina, ты посмела разбудить меня в мой день рождения? – поддразнила я ее визгливый смех. (пер. с итал. «котенок»)

Я посмотрела на Данте, который стоял в дверях с подносом в руках.

Я подняла брови.

– Завтрак в постель?

– Только лучшее для донны, – объяснил он, слегка пожав плечами, садясь на край кровати и ставя поднос рядом со мной.

Я перестала щекотать Аврору, чтобы наклониться и принять его теплый поцелуй. Он обхватил мою щеку одной рукой и притянул меня к себе еще раз.

– Мерзость, – крикнула Аврора, перекатываясь на мои ноги, смотря, как мы целуемся, высунув язык.

Данте отстранился и потрепал ее по носу.

– Ты мерзкая. Держу пари, ты не почистила зубы сегодня утром.

– Да, почистила!

– Если я проверю твою зубную щетку, она будет мокрой? – спросил он, сузив глаза.

Я откинулась на подушки и взяла с подноса кусок бекона, наблюдая за их обычной утренней рутиной

– Да.

– Потому что ты плеснула на нее водой или потому что ты действительно чистила зубы? – он поднял бровь. – Иди сюда, дай мне понюхать твое дыхание.

Рора секунду смотрела на него, потом зашипела, скатилась с кровати, встала и нахально вышла из комнаты.

– Тебе лучше подождать, пока я открою ее подарки, – крикнула она по дороге в свою спальню.

Данте озадаченно смотрел ей вслед.

– Боже, помоги мне, когда она станет подростком.

Я рассмеялась, запустив руку в его черную футболку, чтобы притянуть его ближе к себе для очередного поцелуя.

– Ее папа печально известный дон мафии, не думаю, что тебе стоит беспокоиться о мальчиках рядом с ней, пока она не вырастет.

– Я беспокоюсь не о мальчиках, – пробормотал он, передвигая поднос на мои колени, чтобы сесть рядом со мной, закинув руку мне на плечо и взяв концы моих длинных волос между пальцами. – Она сама по себе достаточно проблемная.

Я снова рассмеялась, потому что это, несомненно, было правдой.

– С днем рождения, cuore mia (пер. с итал. «мое сердце»), – пробормотал он, проводя носом от моего лба к уху. – Ты счастлива, двадцативосьмилетняя девушка?

Я задорно улыбнулась ему.

– Не думаю, что могу быть счастливее. Иногда я едва узнаю себя.

Это правда. Когда я по утрам смотрела в зеркало, там не было призрачных серых глаз. Я чаще улыбалась, охотно смеялась и не могла дождаться возвращения домой, в свой шумный дом, наполненный любимыми людьми, в конце каждого рабочего дня.

Он усмехнулся, когда Рора в пижаме вбежала в комнату и плюхнулась на кровать рядом со мной.

Она взяла кусок моего бекона и с любопытством жевала его, спрашивая.

– Теперь мы можем отдать ей наши подарки?

– Думаю, да. – Данте наклонился над кроватью и протянул мне длинный, широкий подарок в плоской упаковке. – Этот в основном от Роры.

Моя милая девочка улыбнулась, положив руку и подбородок на мое бедро, наблюдая, как я открываю подарок.

Я разорвала бумагу, не имея ни малейшего представления о том, что могло скрываться под ней, поэтому я не была готова, когда увидела в своих руках подписанные и нотариально заверенные бумаги об удочерении. Я подписала их несколько месяцев назад, когда мы только получили бумаги от Гидеоне, но мы еще не спросили Аврору, как она отнесется к тому, что станет нашей дочерью.

Мой рот открылся, а влажный взгляд метался между Данте и Ророй.

– Что? – прошептала я.

– Рора пришла ко мне несколько недель назад и спросила, почему мы до сих пор не удочерили ее, – объяснил Данте, протягивая руку через кровать, проводя своей большой рукой по ее голове. – Она подумала, что мы не хотим ее оставить.

Мои глаза в ужасе переместились на Рору.

– Как ты могла подумать такое?

Она слабо пожала плечами.

– Когда-нибудь у вас, ребята, могут появиться свои собственные дети. Может, тогда я буду вам не нужна. Я просто хотела знать, куда мне идти, если это случится, чтобы быть готовой.

Мое сердце разорвалось, эхом отдаваясь в ушах.

– Рора, котенок, – пробормотала я сквозь слезы в горле. Я обняла ее милое лицо, глядя в большие карие глаза, которые были слишком огромными для семилетнего ребенка. – Мы бы никогда не хотели, чтобы ты была где-то еще, кроме как рядом с нами, понимаешь? Мы не хотели торопить тебя с тем, чтобы ты стала нашей дочерью на законных основаниях. Ты столько всего пережила.

– У меня никогда не было отца, не совсем. Я любила свою маму, – сокрушенно прошептала она. – Я люблю ее сегодня и всегда буду любить. Но ее больше нет, и я также люблю вас. Я хочу быть вашей дочерью. Вы оба спасли меня. Я не чувствую себя в безопасности нигде, кроме как здесь, дома, с вами.

Я обхватила ее руками под ягодицами и притянула к себе между мной и Данте, ее бедра расположились на коленях каждого из нас.

– Я всю жизнь хотела стать матерью, – тихо сказала я ей, проводя пальцем по линии ее Нокса и нежной щеке, по изгибу брови и уголку челюсти. Каждый ее сантиметр был дорог мне, как и каждый сантиметр Данте. – Это была моя самая большая мечта в жизни – иметь семью. Возможно, у нас с Данте не получится сделать ребёнка, но знаешь что? Это не имеет значения, потому что, хотя я никогда бы не пожелала того, что случилось с Бэмби и Якопо, мои мечты сбылись, когда ты пришла в наш дом. Ты просто сделала это ещё более реальным, подарив мне это. – я потрясла бумагами в другой руке. – Сколько ты знаешь людей, чьи мечты реально сбылись?

Она очаровательно поджала губы.

– Дядя всегда говорит, что его мечты сбылись, когда он встретил тебя.

Мой взгляд устремился на Данте, который улыбался нам так, словно не мог поверить в свою удачу.

– Да, хорошо, – согласилась я, сглатывая эмоции, забившиеся в горле. – И у меня, и у твоего дяди сбылись наши мечты, и ты огромная часть этого. Надеюсь, ты никогда не засомневаешься в том, как сильно мы тебя любим.

– Siamo con te, – сказал ей Данте, наклоняясь, целуя ее в макушку. – Anche quando non lo siamo.

Мы с тобой, даже когда нас нет.

– Это похоже на то, что ты всегда говоришь Елене, – пробормотала она, расширив глаза.

– Да, потому что я люблю вас двоих больше всего, – прошептал он. – Но не говори об этом деду Торе.

Она рассмеялась так, что это говорило о том, что она точно расскажет Торе.

Данте улыбнулся мне через ее голову и наклонился, нежно целуя меня.

– С днём рождения, – повторил он. – И счастья тебе на всю жизнь. Давай наслаждаться миром, пока он длится.

Я засмеялась, и Рора засмеялась вместе со мной, потому что ей нравилось слушать наши смешки, сплетающиеся вместе, как песня. Потом к ним присоединился Данте, и мое сердце чуть не разорвалось в груди от радости.

Во мне не осталось льда.

Никаких стен.

Потому что у меня был мафиози, который защищал мое сердце лучше, чем я когда-либо могла.

Эпилог

Елена

Мне было тридцать три, когда это случилось.

Старше, чем я думала, что буду до того, как все случилось.

Теперь мой возраст не имел значения.

Чудеса существовали вне времени, и это было именно так.

Чудо.

Я сделала тест.

Потом еще два от разных брендов.

Но этого было недостаточно.

Я уже давно поняла, что надежда непостоянная сука.

Поэтому я записалась на прием к Монике, просто чтобы убедиться.

Если я собиралась рассказать Данте, это должно быть правдой. Кормить его ложным сном было бы хуже, чем проглотить его самой.

Хоть раз я хотела подарить человеку, который подарил мне свой мир, что-то достойное его любви.

Когда она подтвердила, что это правда, я почти запаниковала, потому что хотела преподнести ему эту новость как подарок.

Как сокровище.

Поэтому я подождала две недели и сообщила ему об этом на его сороковой день рождения.

– Svegliati, cuore mio, – пробормотала я, возвращаясь в постель тем утром, усаживаясь на его подтянутые бедра, чтобы прижаться поцелуем к его лицу. – Проснись, любовь моя.

– Ммм, я уже старый человек, – ворчал он, не открывая глаз. – Мне нужен отдых.