Текст книги "Обман зрения"

Автор книги: Джейн Стэнтон Хичкок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

9

Тем же утром я позвонила Гарри, чтобы справиться о его самочувствии. Никто не брал трубку. В течение дня я несколько раз набирала его номер, но мой друг появился только вечером.

– Здоров как бык, – бодро заявил он.

Я с облегчением вздохнула.

– Хочу тебя порадовать. Раскручиваю наше дельце. Мой детектив был чертовски рад меня услышать. Я позвонил ему сегодня прямо с утра. Вечером мы встречаемся, чтобы чуточку выпить. Еще раз спасибо, дорогая. Благодаря тебе у меня нашелся предлог напомнить ему о себе.

Гарри всегда оживлялся в предчувствии любовных приключений.

– На мой взгляд, это сумасбродная затея, но чего не сделаешь ради любви. Угадай, кто свалился мне на голову вчера вечером?

– Неужели этот кошмарный мистер Ноланд?

– Вполне в его духе, да?

– Он повторяется. Ну так что?

– Полная катастрофа.

– Следовало ожидать. Как ты себя чувствуешь?

– Как с похмелья. Но, знаешь, странная вещь: все как-то нереально, как будто и не было ничего. Джон сказал мне, что развелся со своей этой. Утром он мне оставил сообщение, а когда я стала перезванивать, угадай, кто подошел к телефону?

– Его жена, – уверенно сказал Гарри.

– Правильно.

– И что ты сделала? Представилась ей?

– Повесила трубку. Надо было это сделать еще тогда, когда он позвонил мне в первый раз. Господи, как мне ее жаль!

– Не напрягайся. Возможно, ей это даже нравится. Вспомни себя.

– Ты думаешь, с возрастом можно отделаться от мазохизма?

– Просто он со временем надоедает. Это так утомительно. Так ты не в депрессии?

– Нет, она придет позже.

– Честно говоря, я никогда не мог понять, что ты в нем нашла. На мой взгляд, он просто холодная рыба.

– Но он такой интересный, даже сейчас. Правда, уже начал стареть.

– Герой не моего романа, – решительно сказал Гарри, – терпеть не могу этих аскетичных англосаксов. Мне нравятся мечтательные уроженцы Средиземноморья или крепкие крестьяне Центральной Европы. Забавно, что я всегда выбирал любовников, у которых можно найти защиту в суровую зиму.

– Хотела бы я знать, что будет делать с тобой зимой мечтательный уроженец Средиземноморья?

– Возьмет меня к себе на юг.

– Хватит, Гарри. Я позвонила не для того, чтобы сообщить о себе. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Сделай мне, пожалуйста, одолжение и сходи к доктору. Завтра или по крайней мере на этой неделе.

– Фейт, дорогая, я себя прекрасно чувствую. Лучше не бывает. Сегодня у меня вообще удачный день. Утром я получил подарок.

– Какой?

– У меня ничего не болело! – воскликнул он. – Ты даже не представляешь, какой это подарок в моем возрасте.

Своими словами он себя выдал. Я застыла при мысли, что скоро могу его потерять.

– Гарри, ты меня просто убиваешь. Тебя мучают боли?

– Не такие уж сильные, нет. Просто все время что-то ноет, тихо и монотонно, словно шумит кондиционер. К этому привыкаешь, но когда боль вдруг затихает, чувствуешь такое огромное облегчение… В любом случае я с нетерпением жду встречи с Родни, которая прольет свет на наше дело. А ты не расклеивайся. Постарайся получше узнать Фрэнсис Гриффин. Хочу, чтобы ты рассказывала мне о ней абсолютно все. А я буду держать тебя в курсе дела.

В конце июня я уже ездила в «Хейвен» шесть раз в неделю. С наступлением лета миссис Гриффин, сопровождаемая неизменным Пом-Помом, стала наведываться в танцевальный зал практически ежедневно. Обычно она приходила утром и, остановившись наверху лестницы, объявляла:

– Надеюсь, я вам не помешаю.

– Конечно, нет, – лгала я.

На самом деле присутствие старухи меня стесняло, и я никак не могла сосредоточиться на работе. Без нее я гораздо реже ошибалась. Я надеялась, что Фрэнсис это поймет и перестанет приходить. Она же, напротив, каждую мою ошибку использовала как предлог начать разговор. Казалось, она получает удовольствие, когда я стираю неудачный рисунок и начинаю все сначала или когда Пом-Пом разбрасывает мои кисти и краски – в общем, всегда, когда я отвлекаюсь от работы и даю ей возможность говорить, пока я навожу порядок.

К тому же миссис Гриффин все время пыталась пробудить во мне интерес к ее собственной персоне. Всякий раз, задавая мне какой-нибудь вопрос, она ждала встречного вопроса с моей стороны, не удовлетворяясь простым ответом. Если же, коротко ответив, я сразу возвращалась к работе, она надувала губы и делала обиженное лицо.

Очень часто пожилая леди без всякого повода начинала предаваться воспоминаниям, рассказывая мне какие-то фантастические истории или просто болтая о великих людях, с которыми ей посчастливилось общаться, и удивительных местах, где ей довелось побывать. У нее был неистощимый запас забавных анекдотов о знаменитостях и общественных деятелях, претендентах на трон и главах государств, художниках и интеллектуалах, которых она принимала в своем доме в прежние времена. Ее экскурсы в прошлое казались мне бегством от теперешнего одиночества, жалкими попытками воскресить былой блеск.

Через какое-то время все эти истории наскучили мне своим однообразием. Казалось, что миссис Гриффин ничто не связывало с героями ее рассказов. Она лишь равнодушно следила, как они проходят перед ее глазами нескончаемой пышной вереницей. О муже и дочери она вспоминала очень редко. Создавалось впечатление, что у Фрэнсис было бесчисленное количество знакомых и очень мало друзей. Но друзья умерли, а знакомые надоели, и она изводила своими разговорами меня. Когда же она наконец уходила, я начинала размышлять об услышанном, приходя к выводу, что блеск и великолепие неизменно сменяются пустотой.

Столь интенсивное общение с миссис Гриффин стало сказываться на моей работе. К середине июля я уже основательно выбилась из графика, но у меня не хватало духу попросить ее больше не приходить. Впрочем, по моим резким ответам и явному невниманию к ее рассказам она должна была догадаться, что ее присутствие отвлекает меня от работы. Когда она наконец предложила какое-то время не встречаться, я не стала возражать и просто поблагодарила за деликатность. После этого она надолго исчезла.

Вернувшись к прежнему распорядку, я спокойно работала до конца лета, глядя, как все вокруг меня превращается в цветущий рай. Дом утопал в зелени, окруженный морем цветов. Несмотря на жару, в танцевальном зале всегда было прохладно. Я безмятежно трудилась, слушая щебетание птиц и деловитое жужжание насекомых. Моя последняя встреча с Джоном казалась сейчас дурным сном. Я вспоминала о нем лишь как о бывшем любовнике, который навсегда ушел из моей жизни. Меня больше не мучили тоска по прошлому и страстное желание его увидеть.

Хотя я не встречалась с Фрэнсис Гриффин, но неизменно спрашивала у Дина, как поживают его хозяйка и ее собака. Как-то раз, в сырой и жаркий понедельник, дворецкий пришел ко мне весь какой-то поникший и сообщил, что у него плохие новости.

– Маленького Помми больше нет с нами, – объявил он со слезами на глазах.

Я бросила кисти.

– О нет! Что с ним случилось? – воскликнула я, уверенная, что собачку задавила машина.

Дин помедлил с ответом, словно то, что он собирался сказать, причиняло ему боль.

– Миссис Гриффин его отдала, – сообщил он, печально склонив голову.

– Отдала? Почему?

– Он плохо себя вел, – грустно сказал он. – Совсем отбился от рук и испачкал кресло.

– Не может быть! Вы хотите сказать, что она его отдала, потому что он пописал на кресло?

– Но это было кресло в стиле Людовика Шестнадцатого. Ее любимое.

Мне это показалось абсурдным.

– Дин, я знаю, как вы любили этого малыша…

– Я сказал ей, что буду держать его у себя в кухне, но она опасалась, что он убежит и снова набезобразничает. Я бы взял его к себе, но у меня некому за ним приглядеть.

Я видела, как он расстроен. То, что Дин доверил мне свое горе, сделало нас как-то ближе.

– Мне очень жаль, Дин, – сказала я, не зная, как его утешить.

– Да, это так ужасно.

Дворецкий извлек из кармана большой белый платок и, развернув его, вытер нос и глаза.

Немного успокоившись, он сказал:

– Миссис Гриффин хочет вас видеть.

Я последовала за Дином в большой дом, где мы поднялись в китайскую комнату и он дважды стукнул в дверь. «Войдите», – послышалось изнутри. Проходя мимо Дина, открывшего мне дверь, я слегка коснулась его рукава и ободрительно кивнула. Он со слабой улыбкой закрыл за мной дверь. В комнате я увидела миссис Гриффин, облаченную в расшитый шелковый халат. Она сидела в большом резном кресле и смотрела в сад. Солнечные лучи, падающие из окна, создавали вокруг нее какую-то причудливую ауру.

– Ну, как ваши дела? – не оборачиваясь, спросила она.

– Спасибо, хорошо. Мне жаль, что так получилось с Пом-Помом.

– Вам Дин рассказал?

– Да. Он очень расстроен.

– Он был слишком привязан к этой собаке.

– Такое милое маленькое существо.

– А сколько от него неприятностей, – резко ответила она. – Даже говорить о нем не хочу! Мне гораздо важнее знать, как обстоят дела с вашей работой. Извините, что я так долго не появлялась.

Я поняла, что разговор о собачке закончен. Меня потрясло это холодное равнодушие к судьбе некогда любимого существа.

– Думаю, что скоро закончу очередной этап и смогу представить его на ваш суд. Меня особенно интересует ваше мнение о главном панно. Я как раз работала над фигурой Кассандры. Мне очень помогло платье, которое вы прислали.

– Да? Красивый наряд, правда? Я заказала его в Париже. Фасон я придумала сама, потому что лучше знала, что ей идет, хотя она со мной и не соглашалась. Она никогда не умела выставлять свои выигрышные стороны – вечно одевалась в какие-то хламиды, которые портили ее фигуру. Она ненавидела это платье…

В голосе миссис Гриффин послышалось раздражение.

– И совсем напрасно – оно очень красивое, и на портрете Кассандра выглядит в нем просто замечательно, – заметила я.

Пропустив мою реплику мимо ушей, миссис Гриффин монотонно продолжила свое повествование:

– У нее не было чувства стиля. И осанка ужасная. Она не ходила, а волочила ноги. Я всегда говорила ей, чтобы она выпрямилась, перестала сутулиться и посмотрела жизни в глаза… Даже не будучи красавицей, она вполне могла выглядеть элегантно и даже величаво…

Она повернулась и посмотрела на меня.

– Может быть, вы как-нибудь наденете его для меня? Мне бы хотелось посмотреть, как вы в нем выглядите. Вы ведь его уже примеряли?

– Честно говоря, да.

– И оно вам подошло.

– Да.

– Я так и знала. У вас с ней один размер. Скажите, а вам нравится мое платье?

Я внимательно посмотрела на ее богатый наряд. Это было китайское императорское облачение из алого шелка – свободное платье с высоким воротником и широкими рукавами. На искусно вышитом фоне извивались три грозных золотых дракона.

– Просто изумительное.

– Оно принадлежало Цы-Си, вдовствующей китайской императрице. Вы о ней слышали?

– Она из времен Боксерского восстания? – неуверенно предположила я.

– Совершенно верно. Поистине выдающаяся женщина. У нее был талант государственного деятеля, несмотря на то, что восстание было подавлено. Говорят, что в детстве ей удалось избежать колодок, поэтому она могла свободно передвигаться в отличие от других женщин ее круга. Но она была достаточно хитра, чтобы скрыть это обстоятельство, что давало ей возможность тайком бродить по дворцу и подслушивать под дверями, не вызывая подозрений. Подобно многим другим женщинам, она умела извлекать пользу из своей притворной слабости.

Откинув голову на спинку кресла, миссис Гриффин продолжала говорить, словно находясь в легком трансе. Мне уже приходилось видеть ее в подобном состоянии, и я решила быть настороже.

– Говорят, она велела убить своего сына, чтобы посадить на трон племянника, хотя тот и не был прямым наследником престола, – монотонно продолжала она. – Сына она не любила, а вот к племяннику относилась очень нежно, потому что могла им руководить. Как вы думаете, это правда, что мы больше любим то, что нам подвластно? У меня есть три ее платья. А в ее гардеробе было больше десяти тысяч.

Я промолчала, предоставив ей говорить дальше, хотя это ее явно утомляло.

– Я купила его в Китае в 1948 году, как раз перед тем, как к власти пришли коммунисты. Часть мебели в этой комнате из Запретного города. – Она слабо махнула рукой. – Как вам нравятся обои?

Она указала на яркие обои, расписанные вручную, на которых были изображены сценки из жизни древней китайской знати.

– Я нашла их в антикварной лавке в Лондоне много лет назад. Часть из них подлинные, остальные же я велела скопировать, потому что на всю комнату не хватало. Сможете отличить настоящие? Подойдите поближе, посмотрите, потрогайте.

Я обошла комнату, внимательно рассматривая обои. Все в них было превосходно – и цвет, и текстура, и рисунок, и композиция.

– Ну так как? Можете отличить копии от подлинника? – спросила миссис Гриффин.

– Нет, не могу.

Подняв руку, она указала на одну из стен.

– Вот здесь подлинники. На остальных стенах подделки.

Я тщательно пригляделась к оригиналу, сравнивая его с копиями.

– Но их же невозможно различить.

– Если получше приглядеться, то можно заметить, что на копиях просто перемешаны те сценки, которые есть на подлиннике. Художник, который делал для меня эти копии, хотел придумать свои собственные сюжеты, но я сказала ему: «Мне не нужно ваше воображение. Я предпочитаю то, что придумали они». Он очень обиделся, – сказала она с улыбкой. – Но в конце концов был вынужден признать, что я оказалась права.

– Да, это действительно необыкновенная комната.

Миссис Гриффин надолго замолчала, как бы обдумывая, стоит ли мне сообщить нечто важное. Наконец она произнесла:

– Раньше это была комната Кэсси.

Я вдруг поняла, что стою в той самой комнате, где убили Кассандру Гриффин.

– Комната вашей дочери?

– Да. Комната, где она выросла и умерла…

Ее монотонный голос в сочетании с жутковатой симметрией событий заставил меня содрогнуться. Она как будто прочитала мои мысли.

– Вы, вероятно, удивляетесь, как я могу оставаться здесь после всего, что произошло?

Ее прямота придала мне решительности.

– Да, я действительно этого не понимаю.

Миссис Гриффин стала теребить рукав своего платья, накручивая его на пальцы. Ее лицо застыло как маска.

– Долгое время я делала вид, что этой комнаты не существует. Я велела закрыть дверь панелью и покрасить ее в цвет стен. Проходя по коридору, вы ни за что не догадались бы, что здесь есть комната. Только темные окна выдавали ее присутствие. И все равно я старалась не ходить в эту часть дома. Но когда умер Холт и я осталась здесь одна, то решила воскресить прошлое. В Древнем Китае люди клали в гробницы самые дорогие для покойника вещи. Я хотела вновь увидеть эту комнату, потому что в ней оставались дорогие моему сердцу предметы. Когда мы стареем, главным содержанием нашей жизни становятся воспоминания. Их не выбросишь, как старую вещь, даже если они не приносят нам радости. От них вообще невозможно избавиться. Они постоянно окружают нас, как домашняя обстановка. И я решила, что не стоит отгораживаться от них стеной.

Она положила руки на ручки кресла, поглаживая ладонями полированное дерево.

– Я смотрела, как рабочие взламывают стену, и мне казалось, что они открывают мою гробницу. Я почувствовала невыносимую боль вот здесь… – проговорила она, ударив маленьким кулачком по голове золотого дракона, которая находилась как раз над ее сердцем. – Когда я вошла в комнату, то чуть не лишилась чувств. После стольких лет там все еще стоял запах смерти. Только подумайте… Все запахи давно выветрились, а этот жуткий запах остался. Кто-то из великих охарактеризовал безумие как попытку вспомнить все сразу. Я вдруг вспомнила все ужасные подробности ее смерти. Весь этот кошмар… Это ведь я ее нашла. Вы знали, что это я нашла ее тело?

– Да, – прошептала я.

– Она лежала вот здесь…

Миссис Гриффин указала на черный лакированный стол, стоявший у дальней стены.

– Там была ее кровать. Она лежала на полу, вся в крови. Глаза широко раскрыты… Она выглядела совсем юной и растерянной… Я попыталась ее поднять… Но умершие становятся такими тяжелыми.

Немного помолчав, она спросила:

– Хотите, я вам покажу?

– Простите? – переспросила я, уверенная, что ослышалась.

– Я хочу вам показать, как это было, – ответила она, четко выговаривая каждое слово, как будто говорила с ребенком.

– Ну, как вам будет угодно.

Она подвела меня к этому месту. Было видно, что каждое движение дается ей с трудом.

– Комната сейчас выглядит совсем иначе, но если вы встанете вон там…

Подняв руку, она указала на тот же стол. Я пересекла комнату.

– Я вам покажу, как я ее нашла.

Я встала у длинного стола. Сквозь бамбуковые жалюзи пробивался солнечный свет, разбрасывая по комнате резкие тени. Миссис Гриффин поднялась с кресла и медленно пошла к двери. Ее платье с шуршанием волочилось по полу.

– Ложитесь, – скомандовала она, добравшись до двери.

– Что?

– Прошу вас. Ложитесь на пол. Прямо здесь, перед столом. Лицом вниз.

Миссис Гриффин всерьез решила разыграть эту сцену, выступив режиссером собственной трагедии. Я подчинилась и легла ничком на ковер.

– Немного левее, – попросила она.

Я стала ерзать по полу, пока она не осталась довольна.

– Вот так, – кивнула она. – Теперь правильно. Просто отлично.

С этими словами миссис Гриффин покинула комнату, закрыв за собой дверь. Я осталась лежать на полу в том самом месте, где была убита Кассандра. Несмотря на всю абсурдность ситуации, я продолжала игру, не в силах освободиться от чар этой незаурядной женщины. Точнее говоря, мне не терпелось увидеть, что она будет делать дальше.

Наконец дверь распахнулась и на пороге показалась миссис Гриффин все в том же платье с драконами. Войдя, она неподвижно застыла на месте. Мне показалось, что прошла целая вечность. В руках она держала какой-то предмет, но со своего места я не могла его разглядеть – Фрэнсис прятала руки в складках одеяния. Наконец она двинулась ко мне медленным семенящим шагом. Опустившись на колени, она начала гладить мои волосы одной рукой, не выпуская из другой таинственный предмет. Потом потрепала меня по щеке. Рука у нее была холодная как лед. Я невольно сжалась от этого прикосновения.

– Ну, ну, не бойтесь, – сказала она, заметив мою болезненную реакцию. – Я не причиню вам зла.

Я наблюдала за ней краем глаза, но угол зрения был слишком неудобен, чтобы рассмотреть подробности.

– Я не собираюсь делать вам больно, – произнесла хозяйка дома низким грудным голосом, в котором звучала какая-то странная угроза.

Освободив руку из шелкового плена, она положила перед моим лицом скрываемый предмет. Это был ритуальный кинжал в виде полумесяца с украшенной сапфирами ручкой. Затаив дыхание, я смотрела, как они переливаются в косых лучах солнца.

– Я точно не помню, где лежал нож, – сказала миссис Гриффин. – Мне кажется, что вот здесь, но я не совсем уверена. Разумеется, это не тот нож. Он из моей коллекции. Там был другой, и он лежал здесь. Так мне кажется. Я почти уверена, что видела его. О Боже…

Она вдруг замолчала и закатила глаза. Потом схватилась за голову. Казалось, она теряет сознание.

– Миссис Гриффин?.. Миссис Гриффин? С вами все в порядке?

Она не ответила. Стоя на коленях, она раскачивалась из стороны в сторону, вцепившись в голову руками. Я посмотрела на этот ужасный кинжал со сверкающими сапфирами. Так Кассандру убил Мади? Или кто-то еще? Знает ли миссис Гриффин, кто убил ее дочь? Лежа на полу, я чувствовала, что истина находится где-то близко. Ведь любая маскировка со временем ветшает и отваливается, даже если ее делал самый искусный мастер.

Я лежала неподвижно, пока у меня не затекло все тело. Перевернувшись на спину, я увидела, что миссис Гриффин не отрываясь смотрит на меня. Встретив мой взгляд, она широко раскрыла глаза, словно увидела нечто ужасное. Лицо ее стало пергаментно бледным. Она задрожала, судорожно подняла руки и стала водить ими по лицу и волосам.

– О Боже, Боже! – повторяла она. – Это была ошибка, ужасная ошибка! Вставайте… Какая страшная ошибка!

Я исполнила ее команду. Сама же Фрэнсис продолжала стоять на коленях, сотрясаясь от озноба. Ее возбуждение все возрастало. Она схватила кинжал, но не удержала его в трясущихся руках, и он упал на пол. Женщина стала корчиться, издавая жалобные стоны. Я смотрела на нее как завороженная, пытаясь представить, какие кошмары проносятся в ее воспаленном мозгу. Вдруг она содрогнулась и издала пронзительный вопль. Казалось, ужас рвет ее тело на части. Это было невыносимое зрелище.

Вся дрожа от пережитого шока, миссис Гриффин смотрела на меня помутившимся взглядом, умоляюще протягивая тонкие хрупкие руки. Опустившись на колени, я обняла ее. Ее тело было похоже на завернутую в шелк щепочку. Тяжело дыша, она приникла к моей груди и через некоторое время успокоилась.

– Вам станет гораздо легче, если вы не будете ничего скрывать, миссис Гриффин. Уверяю вас. Вы должны сказать правду ради Кассандры.

– Да, я знаю, – произнесла она тоненьким голосом.

– Вы ведь знаете, кто ее убил?

Она растерянно взглянула на меня.

– Ведь знаете? – повторила я.

– Да, – прошептала она. – Знаю.

– Кто же? Скажите мне.

Она покачала головой.

– Я… я не могу.

– Миссис Гриффин, разве вы не хотите передать это дело в суд?

Она поморгала глазами.

– В суд? – рассеянно повторила она. – Какой здесь может быть суд?

– Это сделал Мади? Роберто Мади?

Миссис Гриффин закрыла глаза, и на лице ее появилось некое подобие улыбки.

– Так думали все.

– А на самом деле? Это был он?

– Я думаю… – сказала она, а потом тихо пробормотала что-то нечленораздельное.

– Что вы думаете?

– Я очень устала.

Но я не хотела упускать случай и решила надавить на нее.

– Вы думаете, это Мади ее убил?

Она промолчала, и я сочла это за подтверждение.

– Да? – продолжала допытываться я.

– Все так думали, – вяло повторила она.

– Но, миссис Гриффин, вы-то знаете, кто это сделал. Я уверена, что знаете. Почему вы не хотите сказать?

Она надолго замолчала. Затем произнесла:

– Убийство может происходить постепенно.

– Что вы имеете в виду?

– Оно может тянуться годами и быть совершенно незаметным. Все родители желают лучшего своим детям. Если ваш ребенок страдает, это разрывает вам сердце, а потом вы вдруг обнаруживаете, что ваше невинное дитя мертво.

– Я не совсем понимаю… – произнесла я.

– Но не все, кто убивает, виновны в убийстве. Некоторые просто приводят приговор в исполнение.

Я искоса посмотрела на нее. Что она пытается мне сказать?

– И кто же привел в исполнение приговор вашей дочери?

Она закрыла лицо руками.

– Оставьте меня в покое! Прошу вас, – простонала она. – Не мучайте меня.

– Вы знаете! Знаете! Почему вы не хотите мне сказать? – упрашивала ее я.

– Ничего я не знаю! Оставьте меня в покое! – закричала она.

Ее снова начала сводить судорога. Я крепко прижала ее к себе.

– Вы должны мне сказать, миссис Гриффин. Не держите это в себе. Вы не можете умереть с таким грехом на совести.

– Меня никто не осудит.

– Ну что вам стоит сказать? – умоляла я ее.

– Я не могу, не могу, – захныкала Фрэнсис.

В конце концов она закрыла глаза и погрузилась в сон. Я посмотрела на нее. На сухой землистой коже резко выделялись кроваво-красные губы. Вид у старой леди был жалкий – настоящая мумия. С каждым вздохом она, казалось, уменьшалась в размерах, все больше теряясь в широких складках своего шелкового наряда, словно они затягивали ее вглубь, как морские волны. Я укачивала ее, как младенца в люльке, размышляя, расстанется ли она когда-нибудь со своей ужасной тайной.