Текст книги "Обман зрения"

Автор книги: Джейн Стэнтон Хичкок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

7

– Ну расскажи еще, расскажи! – восклицал Гарри Питт, нетерпеливо тряся большой лысой головой.

Я возила Гарри на инвалидном кресле по выставке Гойи в музее «Метрополитен», развлекая его рассказами о Фрэнсис Гриффин и ее доме – тематические комнаты, потрясающие картины и мебель, царственное уединение угасающей вдовы. На самом деле мой друг прекрасно обошелся бы и без кресла, но с ним было проще подойти к картинам, вокруг которых толпилась масса народа. Я лично предпочла бы подождать, хотя роль Шахразады при султане Шахрияре стала мне несколько надоедать, но Гарри, горевший нетерпением поскорее увидеть картины, решил воспользоваться преимуществом своего положения.

– Пропустите нас, пожалуйста, пропустите! – громко повторял он.

Оторвавшись от благоговейного созерцания, посетители раздраженно оглядывались на прикованного к креслу бедолагу, который смотрел на них глазами раненого оленя.

– Дайте подойти старому больному человеку, – жалобно говорил он. – Я инвалид. Вы не будете так добры пропустить нас поближе?

Раздражение немедленно сменялось замешательством, и люди расступались, давая нам пройти.

– Я играю на их чувстве вины, – цинично шепнул мне Гарри, очутившись в первом ряду зрителей.

Я была шокирована его поведением, но, надо признать, оно приносило свои плоды.

– Ты просто невозможен! – прошипела я ему в ухо.

Питт не обратил на это никакого внимания, будучи вполне уверен, что для людей умных и искушенных подобные привилегии вполне естественны. Гарри считал большинство людей обывателями, с которыми можно не считаться.

– Хороший вкус в наши дни такая же редкость, как знание латыни, – сокрушенно произнес он. – Я часто чувствую себя средневековым монахом, который оберегает древние тексты от язычников, сохраняя живой источник познания. Мы несем ответственность за сохранение памятников прошлого, которые наш ужасный век пытается уничтожить… Ты замечала, что сейчас большинство людей интересуются только движущимися картинками?

– Ты не совсем прав, Гарри. Посмотри, сколько людей пришли на выставку.

– Да, но они ничего не смыслят в картинах, – решительно заявил он. – И пришли сюда, потому что наслушались художественных критиков.

– Не согласна с тобой, – сказала я, заметив восторг на лицах некоторых посетителей.

– Ничего удивительного, моя дорогая. Ты еще так молода.

Я подкатила его кресло к знаменитому портрету графини Чичон.

– Посмотри на нее, – сказал Гарри со вздохом. – Ну разве она не прекрасна?

Мы оба застыли перед незабываемым изображением молодой женщины, закутанной во что-то белое. Эфирное создание с тонкими чертами и мечтательным выражением лица грустно улыбалось, как бы предчувствуя свой скорый конец.

– Несчастная графиня, – заметил Гарри. – И вся эта красота и одухотворенность пошли прахом. Ты ведь знаешь ее историю?

Я покачала головой.

– Так вот, – он получал видимое удовольствие от своей осведомленности, – эта блестящая во всех отношениях женщина вышла замуж за ужасного садиста. Какого-то мерзкого выскочку-генерала, который бил ее и проматывал ее деньги, а потом бросил, сбежав с другой. Очень характерная ситуация. Она так и не оправилась от удара и умерла совсем молодой. Посмотри, как сочувствует ей Гойя в этой картине. Она внешне холодна и вместе с тем трогательна и ранима. Так и хочется обнять ее. И в то же время нас удерживает ее хрупкость. Кажется, что она сейчас растворится в воздухе. Художник как бы хочет сказать, что в нашей быстротечной жизни красота и печаль всегда идут рука об руку.

Расчувствовавшись, он немного помолчал.

– Сам-то старина Гойя старался ничего не упустить.

– Она чем-то напоминает мне Кассандру Гриффин, – заметила я, глядя на призрачное лицо графини.

– Правда? – встрепенулся Гарри.

Мы отправились дальше, делая короткие остановки перед картинами и обмениваясь впечатлениями.

– Расскажи мне еще про Фрэнсис Гриффин, – попросил Гарри.

– У меня создалось впечатление, что она не живет, а как бы играет на сцене.

– Но это весьма характерно для такого рода дам. Самые вульгарные из них не представляют своей жизни без дешевой славы. Я прогуливал массу таких птичек, когда еще мог гулять, – усмехнулся Гарри. – И заметил, что все они считают вечер потерянным, если не попадут в светскую хронику и не увидят собственных фотографий в газетах.

– Только не говори мне, что Фрэнсис Гриффин стремилась к популярности. Никогда в это не поверю. Она настоящая затворница.

– Нет, о ней этого не скажешь, – согласился Гарри. – Такой великосветской даме это просто не нужно. Когда она впервые пришла в мой магазин, я и понятия не имел, кто она такая. Но по ее одежде и манере вести себя сразу можно было сказать, что она птица высокого полета. Ей не было нужды себя рекламировать.

– Да, она действительно выглядит королевой, несмотря на сомнительное происхождение.

– Это очень характерно для людей, которые себя придумали, причем успешно. Чтобы хорошо играть роль, надо назубок знать сценарий. У Фрэнсис Гриффин безошибочное чувство стиля. Она всегда умела окружить себя тайной, что, конечно, важно для любой женщины, но для светской дамы – строго обязательно.

– А разве не все себя придумывают?

– В какой-то степени. Особенно в этой стране. Конечно, люди, которые добиваются блестящего положения благодаря своему упорству или талантам, неизбежно создают себе образ. Но есть избранники судьбы, которым она сделала подарок еще при рождении – в виде большого состояния, громкого имени или редкой красоты. И вот им себя придумывать не требуется – они просто живут, оправдывая те ожидания, которые к ним предъявляются. Или не оправдывая.

– Интересно, чего ждали от Кассандры Гриффин?

– Смотря кто. Большинство людей хотят чего-то особенного от тех, кто обласкан судьбой. Они не догадываются, что избыток жизненных благ может быть столь же губителен, сколь и их отсутствие, – глубокомысленно изрек Гарри. – Большое богатство и полная нищета – это лишь две стороны одной медали. С таким происхождением у бедняжки просто не было шансов.

– Да. Ей бы пришлось бороться со своим богатством!

Мы оба рассмеялись.

– Мы рассуждаем, как два старых циника, – заметила я.

– Скорее, как люди опытные и осмотрительные… Не забывай, что Фрэнсис Гриффин возникла ниоткуда, и никто не знал, чего от нее ждать.

– Что ты этим хочешь сказать?

– А то, что когда ею занялись, было уже поздно – она успела пробить себе дорогу. Любой, кто хотел пользоваться ее благосклонностью, был вынужден глотать состряпанную ею биографию, а потом эта версия стала официальной. У людей короткая память, когда дело касается денег и власти. Скажи мне, Фейт, а тебе она нравится? – вдруг спросил Гарри уже несколько другим тоном.

Странно, как я раньше над этим не задумывалась. Я минуту помедлила.

– Ты знаешь, в какой-то степени да.

– Что значит «в какой-то степени»?

– Это сложно объяснить, – ответила я. – Мне кажется, она играет со мной в какие-то игры, а я не могу понять зачем.

– Игры? Какие игры?

– Да так, больше по пустякам. Ну, например, она установила за мной слежку и лично подглядывала за мной в зале. Потом у нас был очень странный разговор за обедом, когда она приняла меня за свою дочь.

– Яснее, пожалуйста.

– Ну, начала просить у меня прощения, словно я была Кассандрой. И вот это навело меня на мысль, которой я бы хотела с тобой поделиться.

Я наклонилась к нему поближе.

– Мне кажется, я знаю, кто убил ее дочь, – прошептала я. – И это был вовсе не злоумышленник.

– А кто же?

– Роберто Мади. Ее муж.

Я ожидала, что Гарри будет потрясен моим открытием.

– Ах да, их зять, – сухо сказал он. – Что-то припоминаю. Да, да, это точно он.

Я опешила.

– Что значит «это точно он»?

– Во всяком случае, тогда все так считали.

Гарри говорил себе под нос, и я чуть тряхнула кресло, чтобы напомнить о своем присутствии.

– Эй, потише там, – немедленно отреагировал он на толчок.

– Почему это «тогда все так считали»?

– Не знаю. Считали и все. Такие ходили слухи.

– А почему же с ним ничего не сделали?

– А что с ним можно было сделать?

– Ну, не знаю. Арестовать, отдать под суд, – негодующе сказала я. – Разве не так поступают с убийцами?

– Фейт, дорогая, какой глупый вопрос. Твоя наивность просто изумляет.

– Разве у них не было доказательств?

– Может, и были. Кто знает? – пожал плечами Гарри.

– Ты думаешь, дело замяли?

– Речь идет о высшем обществе, дорогая. Так называемом высшем обществе. А там не принято выносить сор из избы, – презрительно фыркнул он.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мне кажется, они с удовольствием повесили бы на него это дело. Миссис Гриффин ненавидит своего зятя. Считает его прохиндеем.

Уловив нотку раздражения в моем голосе, Гарри стал говорить нарочито спокойно:

– Значит, у них были причины не отдавать его под суд.

– Можно подумать, что у них был выбор! – закричала я.

Мой голос перекрыл шум толпы. Люди стали оглядываться на нас.

– Успокойся, – попытался урезонить меня Гарри. – Видишь ли, дорогая, с такими деньгами и положением, как у Гриффинов, можно выбирать что хочешь. Вся их жизнь – это сплошной выбор. Не забывай, что Холт Гриффин принадлежал к старой денежной аристократии. Они успели запустить щупальца довольно глубоко и живут по своим собственным законам. Умирают, кстати, тоже.

– Гарри, послушай же меня! Ты читал все эти статьи об убийстве?

– В свое время читал. Тогда только об этом и говорили.

– А сейчас?

– Это же не Библия, чтобы я держал их в тумбочке у кровати.

– Если ты их прочитаешь сейчас, тебе станет абсолютно ясно, что это муж убил ее. Не понимаю, почему они не смогли этого доказать.

– Потому что не хотели.

– Но это же чудовищно – знать, кто убил твою дочь, и не стремиться наказать убийцу!

– Ты только подумай о том, какой бы разразился скандал. Шума и так было много, но все по крайней мере скоро затихло. А представь, что бы поднялось, если бы убийцей оказался их собственный зять. Дух замирает при одной мысли. Арест, суд – дело растянулось бы на несколько лет. Разве Фрэнсис потерпела бы такого рода известность? А старый Холт Гриффин вообще не пережил бы позора. Он бы просто сошел с катушек и умер.

– Он и так умер.

– Да, но много позже. Послушай, Фейт, не все так легко относятся к жизненным перипетиям. Холт Гриффин был очень добропорядочный и осторожный джентльмен с безупречной репутацией. Он никогда бы не допустил ничего подобного.

Пока Гарри рассматривал каталог, я старательно обдумывала его слова.

– Расскажи мне о Холте Гриффине.

– Хорошо, но только забери меня отсюда. Я умираю от голода, и мне надоела толпа, – раздраженно ответил Гарри.

– Мы сейчас пойдем обедать.

– Давно пора, – фыркнул он.

Я привела Гарри в небольшое кафе неподалеку от музея. Погода была прекрасная, и мы расположились на улице, наблюдая за прохожими. Обслуживать нас не торопились, и мой друг начал возмущаться, но быстро угомонился, когда официант принес графин с вином. Мы заказали обед и стали ждать.

– Итак, Холт Гриффин, – напомнила я.

Гарри облокотился о стол, сложив руки как для молитвы, что, впрочем, не мешало ему периодически прикладываться к бокалу с вином.

– Утонченный аристократ – вот первое, что приходит на ум. Я видел его несколько раз, но встречались мы только единожды. Очень скромный и тихий человек. Высокий, элегантный, с приятными чертами лица. Всегда прекрасно одет – в английские костюмы, сшитые на заказ. Неброский, но безукоризненный стиль. Ну, ты знаешь этот тип мужчин. Но было в нем что-то женственное.

Гарри слегка замялся.

– Ну, дальше, – нетерпеливо сказала я.

– Я просто раздумываю над этим. Вряд ли он был совсем голубым, хотя ходили слухи, что Фрэнсис сумела избавить его от этого порока и тем самым привязала к себе… Так или иначе, самой заметной его чертой было умение держать дистанцию. Я почувствовал это при первой же встрече. Как я уже говорил, мы виделись только один раз и довольно мельком, но у меня сразу возникло ощущение какой-то отчужденности. Он был любезен, хорошо воспитан и держался очень приветливо, но в то же время – на редкость отстраненно. Не подпускал никого к себе. Понимаешь, о чем я говорю?

Я молча кивнула. Покончив с первым бокалом вина, Гарри снова потянулся к графину. Он предложил налить и мне, но я отказалась.

– Ты же знаешь, я никогда не пью днем. Меня потом клонит в сон.

Понимающе кивнув, Гарри продолжил свое повествование:

– Он был потрясающе закрытый человек. Ты считаешь Фрэнсис Гриффин затворницей? Да по сравнению с мужем она просто рок-звезда! Он был патологически замкнут. Один из тех, кто считает, что его имя может появиться в газетах лишь три раза: когда он родился, женился и умер.

– Но он же был на дипломатической службе. Значит, его имя постоянно мелькало в газетах.

– Наоборот. Дипломаты не стремятся к известности. Но даже если о нем упоминали, то только в связи с работой. А я имею в виду частную жизнь. В отличие от большинства Холт Гриффин ненавидел популярность.

– Так ты думаешь, он прикрыл убийцу дочери, чтобы избежать огласки? – с отвращением спросила я.

– Не могу сказать наверняка, но это не исключено.

– А я думаю так: они замяли дело не только из боязни огласки. Там было что-то еще.

– Что, например?

– Не знаю что. Но зато я точно знаю, что миссис Гриффин чувствует себя виноватой и пытается отождествить меня с Кассандрой, чтобы в чем-то признаться и попросить прощения.

– И что заставляет тебя так думать?

– Это просто подсознательная догадка.

– А что плохого в том, что она хочет видеть в тебе Кассандру?

– Это как-то странно, тебе не кажется?

– Да нет. Она старая одинокая женщина, пережившая ужасную трагедию, а ты ровесница ее дочери. Вполне естественно, что ее к тебе тянет.

– Но в этом есть что-то жуткое.

– Жуткое? Ничего себе словечко!

– У нее рак. Она умирает.

Гарри нахмурил брови и чуть сгорбился.

– Нет, – запротестовал он, – этого просто не может быть.

– Почему же? Она сама мне сказала. Господи, как же мне хочется разгадать это убийство!

– Зачем тебе это?

– Ну, не знаю. Нас с Кассандрой что-то неуловимо связывает… Не могу тебе этого объяснить. И потом, мне просто любопытно. Здесь так много непонятного. Но ведь кто-то должен знать правду.

Разволновавшись, я нарушила свое правило и налила себе вина. Выпив бокал залпом, я наполнила его снова. Гарри с усмешкой наблюдал за мной.

– Мне казалось, ты не пьешь днем, – заметил он.

– Сегодня пью, – огрызнулась я. – Она прислала мне бальное платье Кассандры, и я его примерила.

– Оно подошло?

– Тютелька в тютельку. Даже страшно. Ты знаешь, мы с ней похожи. Ты видел ее фотографии?

– Угу, – кивнул он.

– Интересно, какой она была? Мне кажется, у нас с ней много общего.

– В каком смысле?

– В отношениях с мужчинами. Думаю, что этот Роберто Мади – вариация на тему Джона Ноланда. Я его представляю именно таким… Кстати, угадай, кто вдруг выплыл из небытия и пригласил меня на ужин на следующей неделе?

– Не может быть… – осторожно произнес Гарри.

– Да, именно он.

– Так уж и вдруг? – недоверчиво переспросил он.

– Ну, я случайно оказалась рядом с его домом, и он увидел меня в окно.

Гарри возвел глаза к небу. Он был в курсе моих сложных взаимоотношений с Ноландом. Когда мы встретились много лет назад, Джон был единственной темой, на которую я могла говорить.

– Битому неймется? – насмешливо спросил Гарри.

– Да знаю, знаю. Мне просто интересно. Правда, особенно сейчас, когда я узнала про Кассандру. Сразу же возникли ассоциации.

– Может быть, я не прав, но мне казалось, что ты уже по горло сыта мазохизмом.

– Но, Гарри, это всего лишь ужин.

– Не бывает ничего случайного, даже ужина. Может быть, проще купить власяницу и заняться умерщвлением плоти?

– Разве я такая грешница?

– Не ты, а он. Фейт, дорогая, у тебя короткая память. Разве ты забыла, как тебя мучил этот негодяй? И как ты страдала? Как звонила мне в любое время суток и рыдала в трубку? Мне даже пришлось пару раз приехать к тебе, чтобы не оставлять одну.

Я глубоко вздохнула, захлестнутая потоком неприятных воспоминаний.

– Все верно. Он трудный и бессердечный человек. Но я так сходила по нему с ума, что, будь он убийцей, не задумываясь легла бы под топор. Как Кассандра.

– Ты все время к ней возвращаешься, – бесстрастно заметил Гарри.

– Я знаю. Она просто преследует меня.

– Возможно, тебе действительно стоит заняться ее убийством. У вас прямо родство душ.

– У меня родство душ с любой женщиной, пострадавшей от мужской тирании. Иногда просто диву даешься, как можно было пережить весь этот кошмар.

– Тогда какого черта ты собираешься ужинать с Ноландом? Чтобы снова бередить старые раны? Зачем тебе это нужно? Почему бы не найти лучшего применения своим талантам?

– Ты абсолютно прав, – уныло согласилась я.

– Можешь фантазировать на тему Джона Ноланда в уме. А в реальности пусть с ним мучается кто-нибудь другой.

Наконец мне подали салат, а Гарри – холодного жареного цыпленка. Он с удовольствием принялся поглощать еду, у меня же пропал всякий аппетит. Я рассеянно ковыряла вилкой сочные листья салата и выкладывала на тарелке узоры из ломтиков ветчины.

– Господи, Гарри, я просто не знаю, что делать… – покачала головой я. – Мне тридцать девять, и я ничего не понимаю. Раньше я имела обо всем твердые представления. Может быть, это и есть жизнь – постепенная утрата убеждений?

– Есть время разбрасывать камни и время их собирать, – сказал Гарри, кладя в рот большой кусок цыпленка.

– А у тебя сейчас какое время?

– Собираю пожитки, чтобы с удобством переселиться в мир иной.

Питт прополоскал рот вином.

– Ты часто думаешь о смерти?

Вытерев рот салфеткой, он как-то буднично произнес:

– Гораздо чаще, чем раньше. А ты?

– Временами… – задумчиво сказала я.

– В моем возрасте мелочи вдруг начинают приобретать большое значение, и наоборот. Сейчас еда заменяет мне работу и любовь. Если раньше я находил радость в том, что покупал редкую мебель или заводил новый роман, то теперь для этого достаточно жареного цыпленка.

Он поднял вилку с куском мяса и помахал ею как флагом.

– Мне вдруг открылось, что мы всю жизнь только и делаем, что едим и спим, забывая о самом главном.

– Ты думаешь, люди в конце концов доходят до сути?

– Кто-то доходит, а кто-то нет. Боюсь, что большинство так и остаются в неведении. Только очень немногие задумываются о жизни. Гораздо легче просто плыть по течению.

– А ты сам-то задумываешься? Или плывешь по течению?

– Так, подумываю иногда… Но сейчас меня больше всего огорчает то, что ты тратишь время на этого типа. Фейт, дорогая, он того не стоит.

– Но мы же не можем жить без иллюзий, – вздохнула я.

– У каждого есть свой фантом.

– Что?

– Уплывшее счастье.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Да ты сама знаешь, как это бывает, – ответил Гарри с глубоким вздохом. – Ты оглядываешься назад и думаешь, что вот с этим человеком жизнь сложилась бы совсем по-другому. Именно с тем, который от тебя ускользнул. Предмет твоих мечтаний. Прекрасный принц на белом коне.

– Джон Ноланд вовсе от меня не ускользнул. Скорее, это я его бросила.

– Тогда кто же от тебя ускользнул?

– Никто. А как насчет тебя?

– Родни, – быстро сказал Гарри.

Питт говорил о своем бывшем дружке, агенте сыскной полиции, с которым он познакомил меня несколько лет назад. Большинство «компаньонов» моего друга, как предпочитал называть их Гарри, были крепкими парнями из рабочих слоев – полицейские, пожарные, строители. Ему нравилась их мужественная немногословность.

– Как же, помню, знаменитый Родни. Женатый полицейский детектив из Куинса, у которого был гениальный ребенок.

– Господи, как я ненавидел это чадо!

– И как поживает старина Родни?

– Понятия не имею, – печально ответил Гарри. – Такой хороший был парень. Я был в отчаянии, когда он вернулся к своей кошмарной жене. Между прочим, он из Бруклина, а не из Куинса.

Только сейчас я осознала, как печальна была личная жизнь Гарри: случайные встречи, тайные связи, вечно мешающие жены и семьи, измены и расставания. Сейчас он напоминал мне старую женщину, которая проводит последние годы жизни в обществе преданного супруга, предаваясь воспоминаниям о совместно прожитых годах. В последнее время в его облике действительно появилось что-то старушечье. Гарри все больше походил на рембрандтовские портреты стариков, у которых возраст стер все половые различия, и подчас трудно понять, кто сидит перед вами – мужчина или женщина. Под старость Питт тоже подрастерял свою мужественность. Что-то женское проступало сквозь его черты, словно позднее раскаяние.

– Почему же ты ему не позвонишь?

– А что я скажу? «Привет, это я. Мне так не хватало тебя все эти восемь лет. Как дела?»

– Ты можешь просто напомнить о себе. Джон позвонил мне через двенадцать лет.

– Возможно, у Джона больше самонадеянности. И потом, здесь другая ситуация. Когда тебя бросает женатый человек, нельзя идти напролом.

– Ну и не иди. Ищи предлоги.

– Как ни странно это звучит, но таким предлогом можешь быть ты.

– Что-что? – подозрительно переспросила я.

– Я хочу тебе кое-что предложить.

– Давай.

– Я могу помочь в твоем расследовании.

– Каким образом?

– Тебя всерьез заинтересовало убийство Кассандры Гриффин. Ты подозреваешь Роберто Мади. Давай разыщем этого парня и поговорим с ним.

– Ты шутишь?

– Послушай, Фейт, не тебя одну это волнует. Я тоже хочу получить свою долю адреналина.

– И как ты надеешься его получить?

– У меня появится предлог позвонить моему любимому дружку Родни.

Я с изумлением посмотрела на Гарри.

– Я позвоню ему под тем предлогом, что мне надо разыскать Роберто Мади. Разве плохая идея?

– Так ты это серьезно, Гарри?

– Не сойти мне с этого места!

Несмотря на некоторую экстравагантность этого предложения, оно меня заинтересовало.

– Ты думаешь, он сумеет его найти?

– Если он жив, то да.

– Кто? Родни или Мади? – поддразнила его я.

– Послушай, если кто и сможет его найти, так это Родни Матусак, – решительно сказал Гарри. – Это его работа.

– Ну, найдет он его, а дальше что?

– Мы с ним побеседуем.

– Так он нам все и расскажет!

– Как знать? В любом случае дело того стоит.

– Это для тебя оно стоит, потому что ты сможешь подкатиться к Родни под благовидным предлогом. Хотя вряд ли он попадется на эту удочку.

Гарри взял меня за руку.

– Когда-нибудь ты меня поймешь, дорогая, – с улыбкой сказал он.

Говорят, что с возрастом раскрывается внутренняя сущность и в старости люди становятся такими, какие они есть на самом деле. Внутренняя сущность Гарри, которая в последнее время раскрывалась с настораживающей быстротой, была, по моим наблюдениям, гораздо мягче и добрее, чем его циничная и во многом наигранная маска. Как и я, он был одинок и неприкаян – ни семьи, ни родных, лишь несколько близких друзей. Но его одиночество было еще мучительнее в силу возраста и проблем со здоровьем. Иногда мне казалось, что я – единственный человек в мире, на кого он может положиться, и потому всегда давала ему почувствовать, что он мне нужен в той же степени, что и я ему.

– Хорошо, позвони ему! – воскликнула я. – И если он действительно найдет Мади, считай, что твоя взяла.

Гарри просиял:

– Он просто обалдеет, когда услышит мой голос через столько лет! Я умираю от нетерпения! Мы, конечно, очень разные – ни по интеллекту, ни по социальному положению он мне не пара. Но с ним мне было так хорошо, словно я нашел свою вторую половинку.

– Я тебя прекрасно понимаю.

– Опасная это штука, – заметил мой друг.

– Какая штука?

– Страсть.

– Да, она может погубить любого.

– Так же как ее отсутствие, – грустно произнес Питт.

Потом мы сменили тему, но разговор как-то не клеился. Когда мы выходили из ресторана, Гарри внезапно почувствовал удушье и, прислонившись к стене, схватился руками за горло. Его круглое лицо побагровело, а глаза почти вылезли из орбит. Оторвав его руки от шеи, я ослабила ему галстук и расстегнула верхние пуговицы рубашки. Подоспевший официант ловко подставил под него стул. Гарри тяжело осел, хватая ртом воздух.

Через несколько минут он задышал нормально, лицо побледнело, и на лбу появились мелкие капельки пота, но глаза так и остались чуть навыкате. Выглядел он ужасно.

Я попросила официанта вызвать «скорую помощь».

– Мы сейчас отвезем тебя в больницу.

– Нет, нет! – запротестовал Гарри. – Я прекрасно себя чувствую.

– Вид у тебя самый плачевный, и ты немедленно поедешь к доктору.

– Дайте хоть стакан воды! – взмолился он.

Услужливый официант принес ему воду, и Гарри стал жадно пить. Это придало ему силы.

– Отвези меня домой.

– Нет. Ты поедешь в больницу, – упрямо сказала я.

– Со мной такое часто случается. Ничего страшного.

– Гарри, прошу тебя…

– Фейт, дорогая, разве я не могу сам распоряжаться своей жизнью?

Он выглядел таким слабым и беспомощным, что у меня не хватило духу с ним спорить.

– Ты настаиваешь?

– Настаиваю, – твердо сказал он, чуть улыбнувшись. – Отвези меня домой, хорошо?

– А ты не хочешь, чтобы тебя просто осмотрели?

– Никаких докторов.

– А если это что-то серьезное?

– Надеюсь, что так и есть.

– Гарри, не говори таких вещей, прошу тебя.

– Почему? Я действительно хочу этого. А сейчас будь хорошей девочкой и отвези меня домой.

– Если тебе на себя наплевать, то подумай хотя бы обо мне. Я не хочу тебя терять, – с нежностью сказала я.

– Моя дорогая…

Он явно хотел сказать что-то важное, но потом передумал.

– Отвези меня домой, хорошо?

Мы посмотрели друг другу в глаза, и в этот момент я впервые поняла, каково быть старым, больным и уставшим от жизни. Гарри жалко улыбнулся.

Я поймала такси. По дороге мы почти не разговаривали. Наконец такси подъехало к знакомому зеленому навесу.

– Спасибо, Фейт, – поблагодарил меня Питт, с трудом выбираясь из машины. – Ты знаешь, эта наша затея с Мади вдохнула в меня жизнь. Спасибо тебе.

Я предложила проводить его наверх, но он отказался. Я же, оставшись одна, решила выйти из такси и пройтись до дома пешком. Мне надо было проветриться.