Текст книги "Обман зрения"

Автор книги: Джейн Стэнтон Хичкок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Так ты уехал с ним? Куда же?

– В Монток. Мы остановились в «Холидей Инн». Это было настоящее романтическое путешествие, полное опасности и приключений. Ад и рай одновременно.

– Но ты отсутствовал довольно долго.

– Еще я ездил за покупками, а потом вернулся и снова встретился с Родни. Но, Фейт, дорогая, я же не сказал тебе главной новости.

– Какой?

Сделав эффектную паузу, Гарри объявил:

– Я нашел Роберто Мади. Да, я его обнаружил!

Я подскочила на диване. Браш удивленно склонил голову набок.

– Что?!

– Ну, не совсем я. Это несносный отпрыск Родни откопал его на своем компьютере.

– Что значит нашел? Где он? – спросила я, не веря своим ушам.

– В каком-то местечке под названием Броукенридж, – пренебрежительно сказал Гарри. – Это в Колорадо.

Американские географические названия в устах Гарри всегда звучали несколько необычно.

– Не могу поверить! Господи, Гарри, так ты его все-таки нашел! Ты уверен, что это тот самый Роберто Мади?

– Да.

– Откуда ты знаешь? Их может быть несколько.

– Их и есть несколько. Целых семь, – подчеркнуто медленно произнес Гарри. – Во всяком случае, я нашел именно столько. Но это как раз тот, кого мы ищем.

– Почему ты так уверен?

– Потому что я им всем позвонил, назвавшись писателем, который работает над книгой о деле Гриффинов. Все остальные не имели ни малейшего представления, что это такое, а тот отрезал: «Я никогда не говорю об этом периоде моей жизни!» – и повесил трубку.

– Значит, это он.

– Конечно, он, – уверенно сказал Гарри.

– Он говорит с акцентом?

– Да, с небольшим.

– Я приду к тебе ужинать, – решительно сказала я.

– Но у меня дома шаром покати. Мистер Спенсер съел последнее пирожное.

– Ты какой ужин предпочитаешь – китайский или итальянский?

– Китайский – от Фу, если можно. Свинину, блинчики, креветки, цыпленка в имбирном соусе… Я закажу сам, ты только заберешь. И проследи, чтобы они положили побольше…

– Знаю, знаю. Побольше печенья с предсказанием судьбы.

Я так разволновалась, что забыла покормить Браша. Услышав жалобное мяуканье, я вернулась в комнату и наложила ему полную миску еды.

– Прости меня, Браши, но тут такие дела!

Я взяла такси и поехала к Фу – он держал ресторан элитной китайской кухни рядом с домом, где жил Гарри. Питт позвонил туда заранее и заказал гору еды на свой домашний счет. Нагруженная двумя огромными пакетами, я прошла пешком до жилища Гарри и села в скрипучий лифт, который вознес меня на девятый этаж. Там толстая серая дверь с грохотом распахнулась, и я вышла в коридор, оклеенный желтыми обоями под кирпич, на которые Гарри не уставал жаловаться.

«Поверните направо и идите вдоль желтой кирпичной стены», – обычно напутствовал он тех, кто приходил впервые. Лет семь назад он попытался уговорить соседей скинуться и сменить этот казарменный декор на стильные темно-красные обои с геометрическим рисунком. В результате его усилий жильцы разделились на две враждующие партии, которые Гарри называл «прогрессисты» и «ретрограды». Мой друг обожал всякого рода пустые конфликты. Они позволяли ему отвлечься от более серьезных проблем.

Когда я прошла половину коридора, одна из дверей открылась. В проеме стоял Гарри в красном бархатном смокинге, надетом на зеленый шелковый халат, спортивной вязаной шапочке и шлепанцах с острыми носами, на которых были вышиты его инициалы. Веселая красная физиономия делала его похожим на какого-то расхлябанного Санта-Клауса. Сложив на груди руки, он низко поклонился.

– Вхадите, позалста. Добри вечер! – величественно произнес он с забавным китайским акцентом.

– Очень смешно. Спасибо за заказ, – бросила я, прошмыгнув мимо него в квартиру. – Здесь столько жратвы, что можно накормить целую армию!

– Не стоит благодарности, – ответил Гарри с поклоном, закрывая за мной дверь.

– Ты собираешься весь вечер изображать Чарли Чана?

– Какой вы серьезный женщин, – продолжал в том же духе Гарри, провожая меня на кухню.

Я заметила, что он уже накрыл на стол, поставив бело-голубые китайские тарелки, которые весьма изысканно смотрелись на фоне оранжевых стен столовой. Для Гарри не существовало понятия парадной посуды: он пользовался антикварной посудой и серебряными приборами, даже когда ел один. Его кухня была завалена выщербленным геральдическим фарфором и треснувшими севрскими тарелками восемнадцатого века, на которых он ел свой ежедневный бекон с яичницей или консервированного тунца.

Я стала открывать маленькие белые коробочки с едой и перекладывать их содержимое в тарелки и салатницы из того же сервиза, что стоял в столовой.

– Я заберу кое-что с собой – здесь слишком много даже для двух армий, – сказала я, выкладывая на тарелку третий креветочный салат. На этот раз – с водяными орехами.

Вдруг из спальни донесся приглушенный лай.

– Ты что, опять запер Спенсера в туалете?

– В шкафу, – коротко ответил Гарри.

– Гарри Питт! Я сообщу о вашем поведении в Общество защиты животных! Бедняжка Спенсер! – воскликнула я, выбегая из кухни.

Влетев в спальню, я повернула ключ в замке резного дубового шкафа. Мистер Спенсер, маленький серый шнауцер с клочковатой шерстью и неровной бородой, соскочил с кучи обуви и стал носиться по квартире, лая как заведенный.

– Ты с ним сегодня гулял? – спросила я, стараясь не обращать внимания на весь этот гвалт.

– Пять раз, – простонал Гарри. – Это не собака, а какой-то террорист!

– Ты сам виноват. Никогда не занимался бедной собачкой.

– Я пытался его дрессировать, но он настоящий аристократ, представитель младшей ветви вымирающего немецкого дворянского рода, и не терпит насилия.

Очень скоро визгливый лай мистера Спенсера стал действовать нам на нервы.

– Ты не можешь дать ему валиум? – спросила я, внеся два последних блюда с едой в столовую и зажигая свечи.

– А может быть, секонал? Спенсер, иди сюда, – устало сказал Гарри, ставя тарелку с едой в угол комнаты. – Давай наверни курочки с рисом. Вот умница, настоящий маленький солдат.

Пес умолк и начал поглощать угощение.

– Какое облегчение! – вздохнула я, приступая к нашему китайскому пиршеству.

Мы наложили себе по полной тарелке. Гарри открыл бутылку отличного мерсо, и мы приступили к делу.

12

– Как же тебе удалось разыскать Мади? – спросила я.

– Одну минуточку, – сказал Гарри, подняв указательный палец, словно хотел погрозить мне. – Терпеть не могу, когда китайские блюда едят ножом и вилкой. Извини.

Встав из-за стола, он подошел к маленькому английскому буфету и открыл средний ящик. Достав оттуда две пары палочек, Питт вручил одну из них мне. Поблагодарив, я взмолилась, чтобы он наконец начал рассказывать.

– Я же тебе говорил, – Гарри ловко поддел палочками креветку, – его нашел этот маленький сорванец, сын Родни. Он выудил в Интернете всех Роберто, Робертов и Бобов Мади по их кредитным картам. Гениально, правда? Сам я бы никогда не додумался. Родни сказал, что для сыщика это плевое дело. Потом я стал обзванивать их всех. Кстати, у нашего мистера Мади золотая карта «Америкэн экспресс».

Я оставила всякие попытки ухватить палочками большой кусок курицы в имбирном соусе и прибегла к помощи ножа и вилки.

– Миссис Гриффин лежит в больнице, – сообщила я, беря палочками нарезанные кусочки.

Гарри поднял глаза.

– Да что ты! Что-нибудь серьезное?

– Не знаю. Но думаю, что она еще поживет какое-то время.

Гарри наложил себе по второй порции всех блюд и начал по очереди уничтожать отдельные кучки. Меня поразило его знание дела.

– Ты жил в Китае?

– В Гонконге. Удивительный город. Но ты, я вижу, не слишком интересуешься моей находкой.

– Не в этом дело, – рассеянно сказала я, вспоминая мои приключения в «Хейвене». – Ты знаешь, чем я сегодня занималась?

– Чем? – спросил он, запивая еду вином.

– Бродила по особняку миссис Гриффин и мылась в ее личной ванной комнате.

Гарри поднял брови.

– Зачем? Ты что, так извозилась, что не могла дотерпеть до дома?

Я захихикала.

– Нет. Просто мне захотелось прочувствовать, каково быть на ее месте. Меня застукал дворецкий. Он был в ужасе, но, как воспитанный человек, удалился, не сказав ни слова. Я же чувствовала себя там как дома. С возрастом перестаешь стесняться. А перед этим я обнаружила чердак, забитый новой одеждой, и огромный подвал с антиквариатом, книгами и произведениями искусства – все безумно дорогое и бесполезное.

– А что в этом особенного? Заваленные хламом чердаки и подвалы? В больших домах это обычное дело.

– Нет, Гарри, ты бы видел все это. Какой там хлам – это накопительство в чистом виде. Ты себе просто не можешь представить. Горы мебели, склад одежды… Сразу видно, что эта женщина одержима манией стяжательства. Она холодна как камень, Гарри. Вряд ли ей ведомы человеческие чувства.

– Избави Бог от всех этих чувств. В современной жизни их и так чересчур много, – взвыл мой друг. – Все только и говорят что о своих чувствах, хотя на самом деле черствы и жестокосердны. Разве нельзя просто жить и наслаждаться жизнью, как это делали во времена моей молодости? Весь мир свихнулся на психотерапии. Какая скучища! Мой девиз – «Избавьте меня от вашего участия!».

– Но бесчувственные люди просто опасны, Гарри. Разве ты этого не знаешь? А более всего те, кто притворяется участливым. Они похожи на ядовитую омелу.

– Омелу? – озадаченно повторил Гарри. – Ты имеешь в виду это рождественское украшение?

– Да, в какой-то степени. Есть разновидность этого растения, которая поселяется на деревьях и так ловко имитирует их листву, что само дерево не может отличить ее от своей. Постепенно омела разрастается и душит несчастное дерево. Один из моих клиентов как-то принес мне две веточки. Одна из них принадлежала омеле, а другая самому дереву. Издали они выглядели совершенно неотличимо, но вблизи можно было заметить разницу. Листья омелы имели ту же форму и окраску, что и листья дерева, но были непомерно большими. Вот и притворщики обычно переигрывают, пытаясь одурачить окружающих. Фрэнсис Гриффин чем-то напоминает мне эту омелу.

– Ты ошибаешься, Фейт. Когда человек так долго и успешно вращается в обществе, он становится его частью. В Америке нет ничего подлинного, мы все в какой-то степени придумываем себя. Весь вопрос в том, когда мы начинаем это делать, а как именно – не имеет значения.

– Я говорю не о ее месте в обществе, а о том, какая она мать.

– Что ты хочешь сказать? – нахмурился Гарри, не переставая закидывать себе в рот кусочки еды.

– Я много думала об этом и пришла к выводу, что, возможно, это миссис Гриффин убила свою дочь. И пожалуйста, не отметай с ходу эту версию.

Положив палочки, Гарри молча уставился на меня.

– Это объясняет ее шизофренические припадки, – продолжала я. – Она пару раз впадала при мне в настоящий транс, принимала меня за Кассандру и просила прощения. За что, спрашивается? Сначала я думала, что она знает, кто убил ее дочь, и чувствует вину из-за того, что не стала преследовать убийцу. Мне казалось, что это сделал Роберто Мади, которого она по каким-то причинам не захотела привлечь к суду. Но потом у меня возникло предположение – всего лишь предположение, – что она просит прощения у Кассандры за то, что ее убила. И делает это через меня. Кто знает? Ты же сам сказал, что Фрэнсис Гриффин лицемерка. Она вся поддельная. А любая фальшивка хочет выглядеть безупречно и стремится к внешнему совершенству. Кассандра была от него весьма далека, и миссис Гриффин это раздражало.

– Нет, нет, – нетерпеливо затряс головой Гарри, – это невозможно. Я этому просто не верю.

– Ты же ее не видел. Как ты можешь судить? Она ужасно страдает, уверяю тебя. И это отнюдь не проявление эмоций. Мне кажется, ее мучает сознание вины.

– Но, Фейт, как мать может убить свою дочь?! Это что-то немыслимое! – возмущенно воскликнул Гарри.

– В том-то все и дело, что она не относилась к Кассандре как к дочери. Для нее она была просто вещью. Фрэнсис не интересуют люди, она привязана лишь к вещам. Только благодаря им она имеет положение в обществе и только их умеет ценить. Ее дом напоминает музей, где она является главным смотрителем. Там нет ни сувениров, ни милых безделушек, ни каких-либо фотографий. Только один портрет Кассандры, да и тот здорово приукрашенный. Она вполне могла смотреть на свою дочь как на некую собственность, которая не отвечала ее вкусам. Продолжение ее самой, которое приносило лишь разочарования. Несоответствие идеалу – вполне весомый мотив для убийства. Тебя убивают, потому что ты оскорбляешь чей-то вкус своим несовершенством. Абсолютно бессмысленное убийство, как, впрочем, и вся жизнь Фрэнсис Гриффин.

– Фейт, ты перегибаешь… – вздохнул Гарри, покачав головой.

– Мне кажется, она и не на такое способна. Эта женщина холодна как лед. Мне ее, конечно, жаль, но это не меняет дела. Она посвятила свою жизнь не людям, а накоплению вещей и обладанию ими. Дочь была для нее просто частью обстановки, да к тому же не совсем удачной. Видишь, мое предположение не так уж беспочвенно.

– У тебя мощное воображение, Фейт. Все двенадцать цилиндров. Я не утверждаю, что Фрэнсис Гриффин не знает, кто убил ее дочь, но совершенно однозначно, что это не она.

– Может быть, и не она. Но идея интересная, ведь правда?

– Интересная, но совершенно нереальная.

– Ну и ладно, – беззаботно ответила я. – Я просто люблю теоретизировать.

– Она тебе не нравится?

– Не знаю. Мне ее жаль.

– Но тебе она неприятна?

Я на мгновение задумалась.

– Нет, я бы не сказала. Просто я ее опасаюсь. Мне кажется, здесь кроется какая-то загадка, но пока не могу ее разгадать. Возможно, это сделал отец. Уверена, что это дело семейное.

– Версия с отцом кажется мне более убедительной, – заявил Гарри.

– Почему?

– Я тебе говорил, что видел его однажды. Это кусок льда в человеческом облике. Ничуть не удивлюсь, если он окажется убийцей.

– Гм… Но и о Мади не стоит забывать, – напомнила я ему. – Должна признаться, мне очень интересно, что он за птица.

– В любом случае эти двое вызывают гораздо больше подозрений, чем старушка Фрэнсис.

– Но она знает, кто убил. Уверена, что знает.

– И утверждает, что это Мади. Так почему бы нам не поехать и не поговорить с ним?

– Меня так и подмывает это сделать, хотя это и чистое безумие.

– А чем мы рискуем?

– Своими жизнями, своим рассудком. Я хочу сказать, что только сумасшедшие могут думать об этом всерьез… И расходы немалые.

– Подожди минуточку.

Гарри с некоторым усилием встал из-за стола и вперевалку заковылял к двери. Через пять секунд после его ухода я почувствовала, что кто-то царапает мою ногу. Мистер Спенсер скреб меня лапой, выпрашивая подачку. Я дала ему кусочек курицы и стала смотреть, как он ест, что давалось ему с трудом ввиду отсутствия передних зубов, за исключением одного, который торчал посередине. Когда Гарри вернулся, пес все еще возился с едой. По всему ковру валялись изжеванные кусочки курицы.

– Зря ты кормишь его со стола, – недовольно сказал Гарри.

– Извини, но он так настойчиво скреб меня лапой, что я просто не смогла ему отказать.

– Он научился этому, когда служил в африканской колонии.

Мне нравилось, когда Гарри придумывал подробные родословные и истории для мистера Спенсера, словно тот был значительной персоной, жившей в те периоды, которые вызывали у Гарри восхищение с чисто научной точки зрения.

– С тех пор как я его видела в последний раз, зубов у него поубавилось, – заметила я, наклоняясь, чтобы убрать разгрызенную курятину.

Мистер Спенсер предупреждающе заворчал.

– Да. Ветеринарный врач оставил ему только один передний зуб. «Для красоты» – так он выразился. Как тебе нравится врач, который оставляет старому, немощному шнауцеру один зуб «для красоты»? Ладно, кончай свою дурацкую уборку и закрой глаза, – скомандовал Гарри.

– Не поняла.

– Делай, как я говорю.

Я выпрямилась и сделала так, как мне сказали.

– Это какая-то шутка? – спросила я, крепко зажмурившись.

– Никаких шуток. А теперь открой глаза, – продолжал командовать Гарри.

Я подчинилась и посмотрела на стол. У моего бокала лежал длинный голубой конверт.

– Что это? – спросила я, поднимая его, чтобы получше рассмотреть.

Это оказался не конверт, а небольшая папка, набитая бумагами.

– Два билета до Колорадо и обратно, – гордо объявил Гарри. – Плюс заказ на прокат машины и забронированные места в лучшем – и единственном – отеле в Броукенридже, который носит вполне подходящее название «Фортуна».

Взглянув на папку, я подняла глаза на Гарри.

– Почему ты это сделал?

– Потому что ты задела меня за живое, черт побери. Даже душка Родни был заинтригован. Ты понимаешь, Фрэнсис Гриффин для меня как икона. В отличие от тебя я был свидетелем всего этого скандала, и для меня нет большего удовольствия, чем раскрыть это убийство. А судя по твоим рассказам, мы к этому уже близки. Думаю, что стоит поговорить с этим парнем.

– Не спорю, но почему ты думаешь, что он нам все выложит?

– Не знаю, но попытаться стоит. Мы же ничего не теряем.

– А если он не захочет с нами встречаться?

– Думаю, если ты позвонишь ему и скажешь всю правду, он не устоит.

– Какую правду? – озадаченно спросила я.

– Ну, мы позвоним – я могу это сделать сам – и скажем, что ты расписываешь танцевальный зал для Фрэнсис Гриффин. Он сразу поймет, о чем идет речь. Потом я скажу, что миссис Гриффин уже стара и больна, и ты думаешь, что она скрывает, кто убил ее дочь. И что она сама сказала тебе, что «Роберто Мади знает всю правду».

Эта идея показалась мне забавной.

– Отлично! – засмеялась я. – А он скажет: «О чем речь, ребята! Я расскажу вам все, что знаю, раз вы такие умные и проницательные». Да полно тебе, Гарри! Он и не подумает трепаться с незнакомыми людьми. Представляешь, сколько раз к нему уже подкатывались, чтобы узнать правду?

– Кто знает, как он себя поведет? – возразил Гарри. – Ведь прошло уже много лет, и с ним давно не говорили на эту тему. Давай я ему позвоню. Что мы, собственно, теряем?

– А что, если Мади и есть убийца?

– Ну, тогда он не захочет с нами встречаться. Но давай исходить из того, что убийца не он. Мади может пролить свет на это дело – у него может быть своя версия случившегося. Но даже если ему ничего не известно, ты наверняка узнаешь много нового о Кассандре и Фрэнсис. Скажи мне, Фейт, тебе ведь хочется встретиться с Мади? Тебе интересно, как он выглядит, что собой представляет?

– Конечно.

– Тогда стоит попробовать.

Слушая разглагольствования Гарри, я все больше проникалась этой идеей. Каким бы ни был результат, эта поездка – своего рода приключение. И Гарри существенно облегчил нам задачу, заказав билеты и места в гостинице. Интересно, где он взял деньги на все эти расходы? Я решила компенсировать ему хотя бы часть затрат.

– Хорошо, но я сама заплачу за свой билет и гостиницу, – заявила я.

– Нет, нет. Это подарок к твоему дню рождения.

– Но мой день рождения будет через полгода. Будь так добр, не торопи события.

– Ты слишком строга, – поддразнил меня Гарри. – Мы будем путешествовать за мой счет, и никаких разговоров. А сейчас пойдем в гостиную и выпьем кофе. Я сейчас сварю.

– Тебе помочь?

– Нет-нет. На кухне должна быть одна хозяйка.

Пока Гарри варил кофе, я в сопровождении мистера Спенсера отправилась в гостиную. Опустившись на один из коричневых диванов, стоящих по бокам камина, я утонула в бархатных складках. В подсвечниках горели свечи, придавая комнате сходство с освещенной костром пещерой. Мистер Спенсер тоже прыгнул на диван и растянулся у моей ноги. Я стала перелистывать прекрасно изданную книгу о художнике Давиде. Ее автор, французский искусствовед Люк де Нантель, сделал для Гарри дарственную надпись.

Мне всегда нравилось сидеть у Гарри в гостиной, читая книги или просто отдыхая. Из ничем не примечательного небольшого помещения он сумел создать чудесный уголок, затянув стены и потолок тканью и разместив в нем свою экзотическую коллекцию изделий из слоновой кости и черепахового панциря. Этот интерьер сохранялся в течение многих лет, хотя обстановка время от времени менялась. Гарри всегда шутил, что все в его доме предназначено для продажи, включая хозяина. Одно время его гостиная была заполнена прямо-таки музейным антиквариатом. Мой друг никогда не стеснялся расхваливать свои трофеи. «Господь Бог посылает их мне в качестве компенсации за то, что создал меня толстым и некрасивым», – говорил он. Он любил находить шедевры, особенно когда их просмотрели другие. Гарри всегда издевался над своими коллегами-дилерами за их безграмотность, особенно над теми, кто торговал всякими «Хьюи, Дьюи и Людовиками Пятнадцатыми».

С годами от его изумительной коллекции мебели осталась только пара вещей – на месте остальных появились красивые, но малоценные поделки. Гарри никогда не жаловался на отсутствие денег, но я догадывалась, что он был вынужден продавать лучшие образцы из своей коллекции, чтобы как-то сводить концы с концами. И даже несмотря на это, его апартаменты, как и сам Гарри, сохраняли свою неповторимую оригинальность.

Я столько раз сидела в этом углу, наблюдая, как он красуется передо мной, рассуждая об искусстве и вспоминая о своих самых удачных покупках и знаменитых чудаках, с которыми его свела судьба. Я вдруг подумала, что мой друг получал больше удовольствия от своих рассказов, чем от реальной жизни. Чтобы позабавить слушателей, он часто приукрашивал свои истории вымышленными деталями. Он сам признавался, что, не желая разочаровывать аудиторию, часто переиначивает подлинные события и не жалеет позолоты для их участников. Таков уж Гарри: он жаждет восхищения и ради красного словца готов на все, но более близкого друга у меня никогда не было. Он знал меня лучше, чем кто бы то ни было, неизменно вникал во все мои переживания и всегда приходил на помощь в трудные моменты жизни.

Я вспомнила, как мы впервые встретились тринадцать лет назад. Неужели так давно? Трудно поверить. Наш общий друг пригласил меня к нему на ужин, сказав, что Гарри восхищается моими работами, все про меня знает и хочет познакомиться. У нас оказались общие клиенты – молодая богатая пара, которая заказала мне расписать их огромную столовую на Пятой авеню под древнеримские руины, а Гарри – найти соответствующую обстановку.

Несмотря на некоторую скованность – незнакомая обстановка, чужой человек, – я была сразу же покорена его обаянием. Он блистал остроумием, но без злопыхательства, был занимателен, но без попыток завладеть разговором, любезен, но без тени лести. Его интересовало все, что касалось меня и моей работы, но явно не из праздного любопытства. Оказалось, что у нас много общего во вкусах. Мы также сошлись во мнении относительно одного современного художника, надутого и бездарного, работы которого поражали своей ничтожностью и баснословной ценой. Минут двадцать мы без остановки изливали на него свой сарказм, после чего Гарри обернулся ко мне с невинной улыбкой ребенка и произнес: «Вы знаете, дорогая, ничто не связывает людей так крепко, как общее чувство ненависти». Я долго смеялась. Так началась наша дружба.

– Ну как ты там? – крикнул Гарри из кухни. – Через минуту все будет готово.

– Спасибо, хорошо, – отозвалась я. – Ты уверен, что тебе не нужна помощь?

– Нет-нет. Я уж лучше сам все испорчу!

Наконец Гарри показался в дверях, неся черный лаковый поднос, на котором стояли кофейник, тарелка с печеньем и вазочка с шоколадной соломкой и имбирным сахаром, которые он всегда подавал после ужина.

– О Господи! Я забыл ложки!

– Мне не надо. Я буду пить без сахара, – сказала я, махнув рукой, чтобы удержать его от возвращения на кухню.

Облегченно вздохнув, Гарри стал разливать кофе.

– Какие красивые! – восхитилась я, разглядывая синие с золотом чашки из тончайшего фарфора.

– Правда, прелесть? Они принадлежали русскому царю Николаю Второму, этому бедняге. Я оставил себе парочку таких.

– Большая честь для меня. А что будет, если я ее уроню? – коварно спросила я.

– Тебя немедленно свергнут и расстреляют.

– И даже не дадут кинуть прощальный взгляд на Зимний дворец?

– Если ты разобьешь и блюдце, то нет, – строго сказал Гарри. – Какая была красивая семья эти Романовы. Просто сердце разрывается, когда смотришь на их фотографии.

– Красивая, но бесперспективная, – заметила я.

– Ну и словечки у тебя. Кстати, о бесперспективных семьях – так мы едем в Колорадо?

– Едем, – ответила я не задумываясь.

Гарри просиял.

– Возьми печенье с судьбой, – предложил он, протягивая мне тарелку.

Взяв одно из печений, я разломила его пополам и вынула тоненькую полоску бумаги.

– «Поздравляем, вы близки к тому, чтобы раскрыть давнее убийство», – громко прочитала я.

Мой друг недоверчиво посмотрел на меня.

– Брось свои шутки! – воскликнул он.

– Но здесь так написано.

– Дай посмотреть, – потребовал Гарри, выхватывая у меня бумажку, и, надев очки, прочитал: – «Куй железо, пока горячо». Маленькая лгунья!

– Ладно, а что у тебя?

Гарри разломил печенье и внимательно изучил послание.

– Здесь написано: «Опасайтесь художниц, которые говорят неправду».

– Совершенно справедливо. А что там на самом деле?

– «Мудрец старается быть незаметным». Возьми еще одно.

Разломив печенье, я с изумлением прочитала текст.

– В чем дело? – спросил Гарри, заметив удивленное выражение на моем лице.

– Как-то странно все это.

– А что там? Ты словно призрак увидела.

Я вручила Гарри листочек с предсказанием, и он громко прочел:

– «Искусство – сообщник любви». Очень мило. Что же здесь странного? Не совсем предсказание, конечно, но…

– Точно такую же записку прислала мне миссис Фрэнсис, когда я начала у нее работать. Вместе с цветком нарцисса.

– Ну и что?

– А то, что это поразительное совпадение. Тогда эта фраза показалась мне оригинальной. Но обнаружить ее в печенье от Фу…

– Может быть, она тоже ест это печенье?

– Гарри, ты, кажется, не понимаешь. Она никуда не выходит.

– Возможно, это просто известное выражение, – небрежно махнул рукой он.

– Но признайся, что это странно.

– Жизнь вообще полна странностей. Фейт, я должен тебя поблагодарить.

Я закурила.

– За что?

– Благодаря тебе я снова увиделся с Родни. Это самое лучшее, что было в моей жизни. Ничто не может сравниться с истинной любовью. Ничто. Это настоящий фонтан юности.

Он процитировал пару строк из какого-то стихотворения.

– Это Драйден? – рискнула спросить я.

– Донн, – важно сказал Гарри.

– Ах да, конечно. «Нет человека, который был бы, как остров». Интересно, а к женщинам это относится? Я в этом сомневаюсь.

– А что, ты чувствуешь себя островитянкой?

– Причем на необитаемом острове.

Мы немного помолчали, слушая, как храпит Спенсер, привалившийся к моей ноге. Я думала о своей жизни «на необитаемом острове». Она уже начала клониться к закату, когда впереди меньше, чем позади. Неужели романтика и приключения остались в прошлом и я проведу остаток жизни, сожалея об упущенных возможностях, вместо того чтобы воспользоваться новыми? Внезапно я почувствовала, что вовсе не ищу покоя. Мне захотелось новых впечатлений.

– Звони Мади, Гарри, – решительно сказала я. – Теперь мы уж точно поедем.

Мой друг робко посмотрел на меня.

– Фейт, должен тебе признаться, что я уже позвонил, перед тем как купить билеты. Он нас ждет.

– Старый плут, – растерянно сказала я.

– Но какой смысл тратиться, если парень не захочет с нами встречаться?

– Гарри, ты не перестаешь меня изумлять.

– Не забудь, дорогуша, что я всегда действую в твоих интересах, – мягко сказал он.

Я с усмешкой откинулась на спинку дивана, удивляясь проницательности Гарри. Он всегда лучше меня знал, чего я хочу.

– Когда мы едем? – спросила я.

– В четверг. Ты сможешь? На мой взгляд, чем раньше, тем лучше.

– В четверг так в четверг.

– Отлично!

– Ты действительно старый плут, Гарри Питт…

Я затушила сигарету, но пепел продолжал тлеть. Ну и Бог с ним.