Текст книги "Обман зрения"

Автор книги: Джейн Стэнтон Хичкок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Вероятно.

– Так или иначе, он был поражен вашим сходством с Кассандрой. Мне кажется, вы произвели на него большое впечатление. Хотя мы и не терпим друг друга, я ему многое прощала, потому что он так любил Кэсси. Я велела все вам рассказать. Мне казалось, что будет лучше, если вы узнаете обо всем от третьего лица. Но я, конечно, не предполагала, что он потеряет голову.

– Вы ему велели? – недоверчиво спросила я.

– Надеюсь, вы понимаете, Фейт, что, посвящая вас в семейную тайну, я оказываю вам особое доверие? Никто на свете этого не знает, кроме меня, Роберто, Гарри и теперь вот вас. Бедняжка Гарри умер, и нас осталось только трое – причем Роберто можно не брать в расчет.

Я смотрела на ее узловатые пальцы, теребящие меховой плед. Фрэнсис оглядывала стены. В тусклом свете зимнего дня ее кожа казалась совсем прозрачной.

– Я вижу, вы почти закончили, – заметила она.

– Миссис Гриффин, зачем вам понадобились все эти хлопоты?

– Потому что я не хочу ничего второсортного и поддельного. Мне нужно только самое лучшее… Итак, – весело сказала она, – осталось написать всего одно лицо.

– Скажите мне вот что…

– Все, что хотите, – с готовностью произнесла она.

– Это Гарри сказал вам обо мне?

Она недоуменно посмотрела на меня.

– Что вы имеете в виду?

– Вы узнали обо мне из статьи о Веронезе, от друзей или от Гарри?

– От Гарри, конечно. Он и дал мне вашу статью.

– Значит, вы знали обо мне задолго до нашей встречи?

– Да, моя дорогая, – благожелательно сказала она. – Но мне кажется, вы еще не совсем поняли.

– Что именно?

– Гарри подружился с вами по моей просьбе. Это он нашел вас для меня.

– Нашел меня для вас?

Я никак не могла понять, о чем она говорит.

– Фейт, Гарри вас просто обожал, можете в этом не сомневаться. Он вас очень долго искал, а когда встретил, то сразу понял, что это то, что нужно.

– То, что нужно? – переспросила я.

– Вы могли стать прекрасной заменой Кэсси, – сказала она как нечто само собой разумеющееся. – Кто-то рассказал ему о вас, и все сразу сошлось. Прежде всего вы с Кэсси почти ровесницы. Вы одиноки. Вы художница и, значит, можете тонко чувствовать искусство и ценить красоту, что так важно для меня. Все это давало надежду, и Гарри решил с вами встретиться. Какие-то общие знакомые привели вас к нему в гости. Ведь это было так?

– Да, – прошептала я.

– Он сказал мне, что не поверил своим глазам, когда вы появились на пороге, – с торжеством произнесла миссис Гриффин. – Когда вы ушли, он сразу же позвонил мне и долго говорил, как вы похожи на Кэсси. Ужасно волновался. Сказал что у вас так много общего – та же внешность, манера поведения, та же восторженность. Он был просто вне себя от восторга. А узнав вас поближе, искренне полюбил вас. Говорил, что вы могли бы быть с Кэсси сестрами, так много у вас общего, включая вашу слабость к недостойным мужчинам – таким, как мистер Ноланд.

– Вы и о Джоне знаете? – пораженно спросила я.

– Я считала своим долгом знать о вас абсолютно все, – ласково улыбнулась она, словно в этом не было ничего особенного. – Мы с Гарри, бывало, шутили, уж не внебрачная ли вы дочь Холта – так много у вас было сходства с его родным чадом, – со смешком сказала она. – Просто какое-то божественное провидение.

– Скажите мне… – вздохнула я, все еще переваривая новость, что Гарри подружился со мной, чтобы заполучить меня для миссис Гриффин. – Почему вы так долго ждали? Ведь я познакомилась с Гарри тринадцать лет назад.

– Сказать по правде, у нас на примете была еще одна женщина.

Я судорожно глотнула.

– Вы шутите?

– Гарри сразу понял, что это не то. Но она была не такая независимая, как вы, и поначалу мне казалось, что она больше подходит для моих целей.

– И что же вас заставило выбрать меня? – вежливо спросила я.

– Время, – улыбнулась она. – Мы долго наблюдали за вами обеими. За это время Гарри присмотрел еще несколько кандидаток, но они мне не подошли. Мы должны были быть уверены, что та, кого мы выберем, сумеет оценить все это. – Она показала в сторону дома. – И когда придет время, распорядится этим по-хозяйски. Мы скоро поняли, что та, другая женщина – пусть она останется неизвестной – недостаточно подготовлена, чтобы занять такое положение. О, это была очень милая девушка, но по некоторым причинам совершенно непригодная для этой миссии. С другой стороны, вы, Фейт, имеете для этого все задатки. Гарри изучал ваш характер годами, и мы оба пришли к выводу, что вы идеально подходите для… этого места.

– Понимаю, – кивнула я.

– Фейт, я стара, богата и скоро умру, – продолжала она без видимых эмоций. – В моей жизни было много грехов, которые я должна искупить. Когда-то я думала, что, сделав Кэсси счастливой, сумею заслужить прощение у Бога и, возможно, у себя самой. Но Кэсси умерла, и теперь, на склоне лет, я хочу сделать счастливым кого-то еще.

Она пристально посмотрела на меня своими холодными голубыми глазами.

– Мне нужен близкий человек, которому я могла бы доверять. Но только не платная компаньонка, – с отвращением сказала она. – Это лишь видимость дружбы, а я, как вы знаете, признаю только подлинные вещи. Мне нужна дочь, которая будет меня любить, прощать и принимать такой, какая я есть, даже зная обо мне всю правду.

Она взяла меня за руку.

– Когда я пришла в вашу студию, то сразу поняла: Гарри нашел то, что я хотела. Ту самую единственную, которая мне нужна. Вообще-то я собиралась вам все сказать еще тогда.

– А почему не сказали?

– Не знаю. Наверное, хотела узнать вас получше и убедиться, что вы мне нравитесь, – деловито сказала она.

– Убедиться, что я вам нравлюсь?

Это было забавно.

– Я сразу полюбила вас, потому что вы очень похожи на Кэсси, но тогда я еще не знала, понравитесь вы мне или нет. Чувствуете разницу? Должна признаться, что Кэсси мне не очень нравилась, хотя я любила ее всей душой. Если бы мне не понравилось ваше поведение, из этой затеи ничего бы не вышло. Когда делаешь такой важный выбор, нужно учитывать все.

– О да. Для вас это вполне естественно.

– В таких деликатных вопросах нужно проявлять осторожность, иначе можно промахнуться, – сказала она тоном антиквара, оценивающего подлинность мебельного гарнитура.

– А если бы мое поведение вам не понравилось? Гарри стал бы присматривать кого-нибудь еще?

– Нет, – вздохнула она, откинувшись на спинку кресла. – Я слишком стара, чтобы начинать все сначала. Это такая долгая процедура. Если бы вы не подошли, я была бы вынуждена отказаться от этой идеи. Но вышло так, что я в вас не разочаровалась. Нам будет очень хорошо вместе в то недолгое время, что мне отпущено.

Она замолчала, давая мне возможность вернуть ей комплимент.

– Миссис Гриффин, – сказала я, откашливаясь, – а что именно вы от меня хотите?

Она посмотрела на безликий портрет, потом перевела взгляд на меня.

– Фейт, вы будете самым важным приобретением в моей жизни. Вы станете моей дочерью.

Я вспомнила картину, оставленную мне Гарри. Теперь мне был ясен смысл этого загробного послания.

– Что это будет означать?

– То, что вы будете жить здесь и все, что я имею, перейдет когда-нибудь к вам. Вы простите меня и будете заботиться обо мне до конца моих дней.

– Простить вас? За что, миссис Гриффин?

– За Кэсси… за все мои грехи… Подумайте, как мне жилось все эти годы, Фейт, – тихо сказала она. – Только представьте, что я чувствовала.

Я представила, как эта женщина сидит одна в своей спальне, страдая от страха и унижения, пока ее мерзкий муж совращает за стеной их дочь. Она, вероятно, обо всем знала. Их семья была каким-то дьявольским сожительством людей, связанных одной ужасной тайной, которые не в силах сопротивляться обстоятельствам и менять привычный уклад жизни.

– Вы – моя последняя возможность искупить свою вину, – с надеждой в голосе произнесла миссис Гриффин. – Я дам вам все, что хотела дать Кэсси.

– Вы действительно считаете, что я могу стать средством искупления?

– Я… я надеюсь на это. Думаю, мне станет легче. Я так страдаю, – сказала она, тряся головой. – О Боже, Боже! Никогда не думала, что мне придется пережить такое. Как будто все разлетается в прах.

– А скажите, миссис Гриффин, Гарри полагались за меня комиссионные? – спросила я, игнорируя ее театральные эффекты.

– Семьсот пятьдесят тысяч долларов после подписания документов об удочерении.

Я вытаращила глаза.

– Ах, Фейт, не судите его так строго. Он же был дилером и всю жизнь занимался куплей-продажей. Я знала, что он нуждается в деньгах, но в его к вам отношении материальный расчет не играл никакой роли. Он к вам по-настоящему привязался и желал вам только добра.

– Нисколько не сомневаюсь, – ответила я, скрывая иронию.

– Для дочери Фрэнсис Гриффин нет ничего невозможного. Мир будет у ваших ног, – напыщенно произнесла она. – Посмотрите вокруг, моя дорогая. Все это будет когда-нибудь вашим.

Но вокруг я видела только разрисованные стены и портрет девушки без лица, которую совратил и убил собственный отец.

– Все это, – машинально повторила я.

– Я понимаю, вы потрясены.

– О да.

– Но что дурного в том, что я хочу иметь дочь? А, Фейт? Разве это плохо, что я хочу именно вас?

– Ничего дурного в этом нет, – ответила я, совершенно сраженная услышанным. – Просто это очень грустно.

– Грустно? Почему грустно?

– Не знаю. Наверное, потому, что говорит об одиночестве.

– Да, верно. Это свойство человеческой натуры. Но когда два одиноких человека находят друг друга, одиночество отступает и они могут быть вполне счастливы вдвоем. А? Вам так не кажется?

– Не знаю.

– А я знаю, – бодро сказала она. – И поскольку я старше и опытнее вас, вы должны доверять моему мнению. Чем скорее мы выполним все формальности, тем лучше. Мои адвокаты уже подготовили все бумаги, и как только вы дадите свое согласие, мы обратимся в суд. Это займет не так много времени, а пока вы можете переехать сюда. Я распоряжусь, чтобы Дин вам помог. Можете взять с собой все, что хотите, мы куда-нибудь это пристроим. Будете жить со мной, выберете себе любые комнаты. В павильоне можно будет сделать вашу мастерскую. А в конце года, если я буду хорошо себя чувствовать, мы поедем в путешествие. Куда захотите – в Европу, Южную Америку. Я буду покупать вам все, что вы пожелаете. Мы вместе будем выбирать мебель и картины. Это так увлекательно. Я представлю вас всем как мою дочь. Познакомьтесь, это моя дочь, Фейт Гриффин.

Она потрепала меня по руке, сияя от радости. Я не знала, что сказать.

– Как вам такая перспектива, а? – не отставала она.

– Извините, миссис Гриффин, я… мне надо подумать.

Она нахмурилась.

– О чем же здесь думать?

– Да есть о чем. Мне нужно время.

Она была поражена.

– Но в чем дело? Ваша родная мать умерла. Вы, как и я, совершенно одиноки. Подумайте, что я вам предлагаю. И потом, я долго не проживу, – добавила она, словно это было самой привлекательной частью сделки.

– Прошу вас, миссис Гриффин, дайте мне подумать.

– Хорошо. Дадите свой ответ завтра, – согласилась она.

19

Вечером, сидя на постели в своей маленькой спальне и поглаживая Браша, я перебирала в памяти события последних дней. Мне до сих пор не верилось, что мой дорогой Гарри, которому я так доверяла, все эти годы тайно работал на миссис Гриффин, а его дружба была не чем иным, как заранее просчитанным ходом в некой сложной игре. Я вспоминала наши доверительные беседы, гадая, был ли он со мной искренен, или его вдохновляла лишь перспектива получить щедрое вознаграждение.

Семьсот пятьдесят тысяч долларов… Эта сумма казалась мне совершенно абсурдной. У меня было такое чувство, что меня переоценили и недооценили одновременно. Три четверти миллиона за суррогатную дочь. Интересно, как они пришли к этой цифре? Вели долгие переговоры? Торговались? Это были твердые комиссионные или процент от стоимости дочери? А если бы они выбрали ту, другую женщину, комиссионные были бы такими же? Сколько стоила она – миллион или только шестьсот тысяч? Как все это дико! Требовал ли старина Гарри задаток, чтобы окупить текущие расходы? Он ведь не жалел денег, чтобы меня развлечь. В конце концов, я была своего рода инвестицией.

Сейчас мне многое стало понятно. Подаренное платье, совет Гарри принять предложение миссис Гриффин, его успешные поиски Мади и идея поехать в Колорадо, не говоря уже о печенье с предсказанием судьбы. А Родни? Неужели он и это придумал? Сыграл на моем сочувствии к его романтическим приключениям? Сделал вид, что ищет Мади, чтобы встретиться со старым любовником? Конечно, я не думала, что из этого что-нибудь выйдет, но когда он его нашел, я, естественно, решила, что грех не воспользоваться таким удачным случаем. Теперь-то мне ясно, что ни с каким Родни он не встречался. Просто действовал по указке миссис Гриффин и сочинил всю эту историю, чтобы заморочить мне голову.

Я вспомнила начало нашей дружбы, когда я изливала ему душу по поводу своих размолвок с Джоном Ноландом. Как мы обсуждали мое трудное детство, как поверяла я ему самые сокровенные тайны. Гарри был готов выслушивать мои излияния в любое время дня и ночи. Он, вероятно, постоянно сравнивал меня с Кассандрой и сообщал о результатах миссис Гриффин. Удивительно, но мне и в голову не приходило, что им движет что-то помимо простой человеческой доброты.

Однако ненависти к нему я не чувствовала. Он меня не предал, а скорее разочаровал. Интересно, если бы он не умер, рассказал бы он о поручении миссис Гриффин, или их сговор навсегда остался бы тайной?

Теперь, когда я знала, что наша дружба началась по заказу, она потеряла для меня всю прелесть, хотя Гарри искренне любил меня и был настоящим другом. Ведь, по словам миссис Гриффин, он считал, что делает доброе дело, готовя меня в дочери одной из самых богатых и элегантных женщин в мире.

Когда я готовила нам с Брашем ужин, меня посетили и другие мысли. Знал ли Роберто о планах миссис Гриффин? Вероятно, нет, поскольку именно он заподозрил, что она что-то задумала, и посоветовал мне быть осторожнее. Я решила, что Мади просто выполнял то, о чем его попросили, но ожившие воспоминания вскружили ему голову. Интересно, где он сейчас? Действительно уехал путешествовать, или это была лишь уловка, чтобы заманить меня?

Есть мне не хотелось. Браш слизал остатки еды с моей тарелки и был очень удивлен, что я не прогнала его со стола. Я налила себе вина и, сев у горящего камина, стала принимать самое важное решение в своей жизни.

Столько денег и прекрасных вещей… В пламени заплясали золотые слитки. За одни картины можно продать душу. И какова цена за все это? Не так уж много. Пару лет – а может быть, и меньше – прожить с женщиной, которой я не доверяю, но которую жалею и, возможно, сумею полюбить. Разве так ужасно быть ее компаньонкой? Она будет меня баловать, исповедоваться в грехах, поверять мне свои страхи и желания. Взамен я буду жить в «Хейвене», купаясь в роскоши и не думая о куске хлеба. У меня будет собственная студия. Я скрашу ее последние дни и постараюсь любить ее, как дочь. А потом – ведь я постоянно буду ждать этого – я стану богатой. Какая у меня начнется жизнь! Я смогу покупать все, что мне заблагорассудится, помогать художникам и жить в окружении сокровищ, не задумываясь о деньгах. Очень соблазнительно. А почему бы и нет? Что такое два года по сравнению с богатством и беззаботностью, не говоря уже о том, сколько пользы я смогу принести.

А как отнеслась бы к этому моя покойная матушка? Конечно, одобрила бы и постаралась меня уговорить. Она всегда хотела для меня самого лучшего, а что может быть лучше Фрэнсис Гриффин? Во всяком случае, по общим понятиям. Конечно, мать никто не заменит, но было бы неразумно упустить такой шанс.

– Ты хочешь неприлично разбогатеть, Браш? А? – спросила я у кота, свернувшегося у моих ног.

Я стала оглядывать свое жилище, мысленно прикидывая, что я возьму с собой. Вот латунные песочные часы, которые Гарри подарил мне на Рождество, – их я, конечно, сохраню. Как и все остальное, что он дарил мне. Мой старый диванчик – брать его с собой? Он такой уютный. Нет, пожалуй, его можно оставить. Мои вышивки, ботанические рисунки, шаткие викторианские стулья с оборванной бахромой, подставка для дров в виде собачьей головы, ведерко для угля, в которое я ставила высушенные цветы, книги, которые я собирала много лет… Все это не имело большой ценности, но… Я остановила себя на полуслове. Не становлюсь ли я похожей на миссис Гриффин? Так же цепляюсь за накопленное добро. Почему бы не уйти налегке?

Но чем больше я смотрела по сторонам, тем меньше мне хотелось покидать мое гнездышко. Маленькое и скромное, как и вся моя жизнь, оно было частью меня самой. Я чувствовала к нему глубокую привязанность, ведь оно давало мне ощущение собственной значимости. Я подумала о своей профессиональной репутации, которую создавала годами… Много лет… Как быстротечно время. Раньше я этого не ощущала.

Камин погас. Стоящие на нем часы громко тикали, отсчитывая секунды. Я посмотрела на спящего Браша. Его маленький животик чуть заметно поднимался в такт ровному дыханию. Потом перевела взгляд на свои руки. Кожа на них чуть сморщилась, и под ней обозначились вены. В волосах сверкали седые прядки. Под глазами намечались мешки, рот как-то обмяк, а лицо потеряло беззаботное сияние молодости. Я стала быстрее уставать, крепкий сон не освежал меня, как это было раньше. Читала я теперь в очках, а мой желудок начал бунтовать против гастрономических излишеств.

Фрукт явно перезрел – но еще не совсем. Я дошла до середины жизни, когда самым ценным капиталом становится время. Кто знает, может быть, я еще встречу настоящую любовь… Или стану большим художником. Жизнь таит столько возможностей. Я вдруг осознала, что не могу растрачивать ее, подыгрывая старой женщине в ее печальной драме.

Утром я поехала в «Хейвен». Миссис Гриффин встретила меня в оранжерее – большой застекленной комнате, заставленной цветочными горшками и летней мебелью в индийском и викторианском стиле. На ней было красное шелковое платье и пестрый шифоновый шарф. Она словно помолодела и выглядела бодрой и энергичной, как в тот день, когда я встретила ее впервые. Когда я вошла в комнату, она подлетела ко мне танцующей походкой и повисла на шее.

– Ах, Фейт, я так рада видеть вас! Надеюсь, вы приняли решение после всех ваших раздумий?

– Да, приняла.

– Прекрасно.

Она тревожно взглянула на меня, словно чувствуя, что я собираюсь ей сказать.

– Почему вы такая серьезная? Разве вы не думали о тех удовольствиях, которые нас ожидают? Я всю ночь строила планы. Мне не терпится ввести вас в свой мир и показать вам все, что я так любила в молодости. Я так хочу вас порадовать.

– Миссис Гриффин, – неуверенно начала я, стараясь подбирать слова. – Я очень тщательно все обдумала, и хотя ваше предложение для меня большая честь, я вряд ли смогу его принять.

Она непонимающе посмотрела на меня.

– Простите?

– Боюсь, что мне придется отказаться.

Она отшатнулась.

– Вы шутите?

– Нет, я серьезно.

После короткой паузы она воскликнула:

– Что еще за глупости!

– Извините.

– Но это не может быть серьезно. Если хотите, я дам вам еще время подумать.

– Это ничего не изменит; миссис Гриффин. Ответ будет таким же. Поверьте, мне безумно жаль. Я вам очень благодарна за ваше предложение.

– Не спешите. Вы понимаете, что я могу вам дать все, что захотите?

В ее голосе зазвучали панические нотки.

– Вы очень добры, но мне ничего не нужно.

– Неужели вы ничего не хотите? – взмолилась она, глядя на меня так, словно я ударила ее по лицу. Я готова была провалиться сквозь землю.

– Видите ли, вы были правы насчет меня. Я слишком независимая, – сказала я, пытаясь ее утешить. – Мне очень жаль. Может быть, вы все-таки возьмете ту, другую женщину?

– Я ее не хочу, – капризно нахмурилась она. – Я хочу вас.

– Послушайте, миссис Гриффин, мы ведь можем остаться друзьями. Я буду приезжать к вам. Очень часто. Честное слово.

– Это не одно и то же.

Она опустилась в одно из антикварных ротанговых кресел со спинкой в виде веера.

– Но почему? Почему вы не хотите стать моей дочерью? – спросила она, негодующе глядя на меня.

– Мне трудно вам объяснить. Я и сама не знаю.

– Я вам не нравлюсь?

– Я бы не сказала.

– Вы не одобряете моего поведения? Считаете, что я слишком тщательно вас проверяла?

– Вовсе нет.

– Не лгите мне! – бросила она.

Я почувствовала, что она начинает злиться.

– Я не лгу. Ваше поведение здесь ни при чем, клянусь вам.

– О Господи! Я же делаю вам царский подарок! Вы что – ненормальная?

Я покачала головой:

– Возможно.

– У вас не будет возможности ничего исправить, – с угрозой в голосе произнесла Фрэнсис. – Если сегодня вы скажете «нет» – все, это конец. Вы это понимаете?

– Да, понимаю, – тихо ответила я.

Старуха опустила голову и долго молчала. Потом подняла на меня побелевшие от ярости глаза и прошипела:

– Безмозглая сучка!

От неожиданности я начала смеяться.

– Что здесь смешного?

– Ваша реакция.

– А чего еще ты ждала? – взвизгнула она.

Ее черты вдруг исказились от бешенства, а в голосе зазвучали презрение и бессильная злость.

– Не знаю. Я об этом не думала.

– Все вы одинаковы. Думаете только о себе.

– Это вы о ком?

– Обо всех вас! Не твое дело!

Интересно, кого она имела в виду?

Фрэнсис сидела, наклонив голову и теребя в руках шарф. Мы обе долго молчали.

– Миссис Гриффин, – нарушила я молчание. – Я, пожалуй, пойду в танцевальный зал и закончу свою работу.

– Вы хоть понимаете, сколько времени я на вас потратила? Столько лет потеряно! Столько лет!

– Я лучше пойду.

Я двинулась к двери, но тут она издала ужасный вопль.

– Ааааа! Черт бы тебя побрал! Я больна и совсем одна! – причитала она со слезами в голосе. – У меня никого не осталось!

Она зарыдала. Я смотрела на нее не отрываясь. Боже, какое печальное зрелище – по морщинистым щекам текли черные струйки туши, губная помада расплылась и сбилась в комки. Она вдруг резким движением сорвала парик, забросила его в угол комнаты и завизжала:

– Чтоб тебе пропасть! Проклятая моя жизнь!

Воздух звенел от ее криков. Наконец она замолчала и без сил рухнула на кресло.

– Мне очень жаль, миссис Гриффин. Простите меня.

– Этого мало, – махнула на меня рукой Фрэнсис.

– Но большего я предложить не могу.

Истерика закончилась, и старуха снова владела собой. Приняв величественный вид, она указала на парик, валявшийся под небольшим диванчиком, и распорядилась:

– Поднимите мой парик.

Опустившись на колени, я достала его из-под дивана и протянула хозяйке. Выхватив парик из моих рук, миссис Гриффин пару раз тряхнула его, словно выбивая пыль, после чего нахлобучила себе на голову. Достав из кармана зеркальце, она поправила прическу, пригладив выбившиеся пряди, потом одернула платье и обрела прежний вид.

– Вы еще не закончили свою работу, – холодно сказала она.

– Да.

– Что вам осталось?

– Написать лицо Кассандры.

– Заканчивайте прямо сейчас.

– Хорошо.

– Я вам скажу, как это сделать. Пойдемте.

Мы вышли из оранжереи и направились к павильону. Миссис Гриффин шла впереди. Ей, вероятно, было холодно в легком шелковом платье. Я предложила ей свое пальто, но она отказалась.

– Но вы простудитесь.

– Вам-то что за дело? – резко бросила она.

Внутри ее ждало инвалидное кресло с меховым пледом, стоявшее в центре зала. Спустившись по ступенькам, она забралась в него и завернулась в мех.

Я приготовила палитру и краски, чувствуя на себе ее неотрывный взгляд. Приблизившись к незаконченному портрету, я долго стояла без движения, поочередно представляя в пустом овале то лицо Кассандры, то свое собственное. Едва я подняла кисть, чтобы по памяти написать лицо убитой девушки, старуха подозвала меня к себе.

Я подошла к ее креслу.

– Вы не будете рисовать Кассандру.

– Но она же центр всей композиции. В ней вся соль.

– Вы не будете изображать ее лицо, – твердо сказала она.

– Хорошо. Тогда чье лицо я должна написать?

Миссис Гриффин вынула из-под пледа какой-то прямоугольный предмет. Сначала мне показалось, что это рамка, но потом я догадалась, что это такое.

– Посмотрите сюда, – скомандовала она. – Вы нарисуете вот это лицо.

Она повернула предмет в руках. Это было то самое зеркало, перед которым она поправляла парик. В нем отразилась моя физиономия.

– Мое? – растерянно спросила я. – Вы хотите, чтобы я изобразила свое лицо?

– Да. Хоть это у меня останется.

– Но я не уверена…

– Это требование заказчика, – перебила она меня. – Вы сделаете так, как я хочу.

Теперь передо мной была настоящая Фрэнсис Гриффин – суровая и требовательная хозяйка, привыкшая диктовать свою волю мастерам, которых она нанимала.

– Воля ваша… Позвольте зеркало?

Она сунула мне его в руку. Возвратившись к мольберту, я снова взяла палитру, посмотрела в зеркало и начала писать. Делая набросок своего лица в пустом овале, я чувствовала себя так, словно все эти годы стояла на обочине жизни и только сейчас, в этот самый момент, начинаю жить по-настоящему. Я прорисовывала черты лица, стараясь придать им столь знакомое мне выражение и время от времени поглядывая в сторону миссис Гриффин, которая, словно окаменев, не спускала с меня глаз. Я возилась довольно долго, стараясь как можно точнее передать особенности своей внешности.

Сделав последний мазок, я отложила палитру и отступила назад, чтобы оценить, что получилось. Но прежде чем я успела что-либо подумать, резкий женский голос произнес:

– Плохо!

Я обернулась.

– Лучше у меня не получится.

– Придется сделать лучше, если вы хотите, чтобы вам заплатили за работу.

Я прикусила язык.

– Можно узнать, что вам не нравится?

– В нем нет жизни и глубины. Это не портрет, а просто красивая картинка. Плоско и невыразительно. Довольно посредственная мазня и ничего больше.

Я снова посмотрела на портрет. Она была права. Лицо действительно было плоским и невыразительным.

– Но я просто не знаю, как сделать его лучше.

– Сотрите его полностью и начните заново. Сосредоточьтесь прежде всего на выражении. Не думайте о чертах. Только выражение лица делает портрет живым.

Я подчинилась – стерла написанное и начала все снова.

– Начните с глаз, – бесстрастно инструктировала она. – Загляните в них, прежде чем писать. Пусть они будут живыми. Но прежде решите, куда они будут смотреть.

Я поняла, что она имеет в виду. Те глаза, которые я нарисовала вначале, были пустыми и незрячими.

– На что они у вас смотрят?

– На вас, миссис Гриффин, – ответила я, не оборачиваясь.

– Отлично.

Вскоре на лице появилась пара живых человеческих глаз. Я повернулась, чтобы посмотреть, понравились ли они миссис Гриффин.

– Уже лучше, – кивнула она. – Теперь овал лица. Начните со скул. Вы должны научиться проникать в суть характера, если намерены рисовать не только комиксы и обманки. Техника не заменит душу.

Я начала набрасывать нос, щеки, рот и подбородок. Голову я изобразила чуть склоненной набок, чтобы придать всему облику пытливое выражение. Постепенно лицо обрастало плотью. Это был долгий и трудоемкий процесс. Наконец я закончила и снова повернулась к миссис Гриффин.

– Теперь сконцентрируйтесь на губах. Именно по ним можно отличить великого портретиста от искусного ремесленника.

Моя кисть летала по холсту, вливая жизнь в застывшие формы. Время от времени до меня доносились чуть слышные замечания:

– Уже лучше… Гораздо лучше… Нет, это не годится…

Направляемая столь твердой рукой, я почувствовала вдохновение и взялась за дело по-настоящему. Первый раз в жизни я работала, вкладывая в свое творение всю душу. В написанном мной лице угадывались усталость и удивление, умудренность жизнью и наивность, мужество и робость. Суровая правда жизни была смягчена на портрете теплым светом снисходительности. Я не щадила себя, но и не была слишком строга.

Я потеряла счет времени. День уже клонился к вечеру, когда я наконец положила кисть и с гордостью посмотрела на свое произведение. Впервые мне удалось нечто большее, чем простое изображение предметов. Теперь я вполне могла назвать себя художником, а не искусным ремесленником.

Миссис Гриффин мирно спала в своем кресле. Подойдя к ней, я осторожно дотронулась до ее плеча.

– Миссис Гриффин, все готово.

Старуха дернулась и издала испуганный крик, не сразу поняв, где она находится.

– Я закончила, миссис Гриффин, посмотрите.

Она стала вглядываться в портрет. Теперь перед ней была не безликая девушка, а женщина средних лет. Она смотрела на Фрэнсис Гриффин с доброй всепрощающей улыбкой. Казалось, она хочет взять ее за руку и провести сквозь толпу туда, где они могут побыть наедине. Дочь, ждущая свою горячо любимую мать.

Миссис Гриффин молча смотрела на портрет. Я стояла рядом, ожидая похвалы или по крайней мере какого-то замечания. Но ничего подобного не последовало.

– Скажите Дину, чтобы он забрал меня отсюда. Я устала и замерзла, – сказала она бесцветным голосом и закрыла глаза.

Натянув плед по самое горло, она задремала.

Идя по саду, я взглянула на дом. «Хейвен» был похож на декорацию к спектаклю, где мне была уготована главная роль.

Дворецкого я нашла в буфетной, где он наблюдал за чисткой серебра.

– Миссис Гриффин хочет вернуться в дом, – сообщила я.

Едва взглянув на меня, он надел пальто и вышел из комнаты. За ним последовала сиделка, оказавшаяся рядом на кухне. Я поплелась следом.

Когда мы вошли, миссис Гриффин не произнесла ни слова. Она молча смотрела перед собой, пока Дин с сиделкой тащили ее кресло по мраморной лестнице и выкатывали его в сад. Я следила, как печальная троица движется по голому зимнему саду, пока они не скрылись из виду.

Собрав краски и наведя порядок, чтобы помочь Дину, я некоторое время с восхищением рассматривала свой шедевр, дольше всего задержавшись у портрета. Он был по-настоящему хорош. Самое лучшее мое творение. Мне не терпелось поскорее сфотографировать его. Я искренне гордилась своим произведением. Особенно приятно было то, что его увидит множество людей, когда здесь будет музей.

Выйдя из зала, я положила ящик с красками на землю и, закурив, стала перебирать в памяти череду последних событий. На самом деле мастером оптических иллюзий была не я, а Фрэнсис Гриффин. Обман зрения был ее коронным номером.

Затянувшись последний раз, я бросила окурок на землю и раздавила его каблуком, решив не поднимать. Пусть поваляется на девственно чистом газоне.

Когда я садилась в машину, из дома неожиданно вышла миссис Гриффин и направилась ко мне, делая знаки, чтобы я не уезжала.

– Миссис Гриффин! – воскликнула я, бросаясь ей навстречу.

– Фейт, дорогая… – ласково произнесла она, нежно потрепав меня по щеке. – Простите меня. Боюсь, что я была слишком резка.

– Ну что вы. Не стоит извиняться…

– Нет, я была не права, и вы должны простить меня. Это от огорчения.

Я почувствовала, что таю.