Текст книги "Всё может быть"

Автор книги: Джейн Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Какой дом и где?

– Такой большой белый дом в Холланд-парке.

– Ты понимаешь, что после этого у тебя останется всего два миллиона?

– О! Ну ладно. Маленький белый домик в Майда Вейл.

– За сколько?

– Пятьсот тысяч?

Он кивает.

– И как ты его обставишь?

Я описываю дом моей мечты, но немного запутываюсь после того, как обставила гостиную, ванную, кухню и спальню, потому что я никогда не задумывалась, что в доме могут быть еще какие-то комнаты.

– А как же столовая? – спрашивает Ник. – А четвертая спальня? А вторая ванная? А кабинет?

– О боже, – вздыхаю я, – слишком много комнат! Пожалуй, мне хватит прекрасной трехкомнатной квартиры с большими спальнями и разноуровневыми полами.

– Да, но у тебя осталось еще четыре с половиной миллиона.

– Нет, чуть меньше. Сто тысяч ушло на ремонт.

Он смотрит на меня как на сумасшедшую, качает головой и смеется.

– Ну ладно, четыре и четыре десятых миллиона. Что еще?

– Куплю виллу на Карибских островах.

– Тебе нравится покупать дома, да?

– А чего ты ожидал? Я дитя поколения Тэтчер.

– Хм, – сопит он, – только не говори, что ты за нее голосовала.

– Нет, – искусно вру я и говорю то, что всегда, – я голосовала за партию зеленых.

– Да что ты!

Не то чтобы я произвела впечатление, но по крайней мере он не совсем разочарован, и в какую-то минуту я думаю, а не сказать ли ему правду: что мне наплевать на политику и единственная причина, по которой я голосовала за тори, – что мои родители тоже за них голосовали. Мне-то вообще все равно, какая партия у власти. Но решаю врать дальше.

– Да, – говорю я и киваю. – Ни одна партия не предлагает конкретных действий, и ты же знаешь политиков. На них нельзя полагаться.

Последнее изречение я услышала на какой-то вечеринке, и мне показалось, что оно звучит довольно солидно: вроде как знаю, о чем речь. Это срабатывает: Ник согласно кивает, как будто я сказала что-то умное.

– Так, – продолжаю я, решив вернуть наш разговор в более знакомое мне русло. – Дом на Карибских островах.

– Ах да, – говорит он и улыбается, – это намного важнее политики.

– Точно. – Я продолжаю описывать дом, который построю на маленьком острове Ангилья.

– Еще миллион потратили, – говорит Ник. – Что дальше?

– Потом, наверное, возьму сто тысяч и устрою безумный поход по магазинам, – предполагаю я.

– Сто тысяч? Господи Иисусе! Что же ты собираешься купить? Жемчуга и бриллианты?

– Нет. – Я качаю головой. – Это для старух, а не для молодых девушек, как я. Пойду в «Армани», «Прада», «Гуччи»...

– «Топ шоп»? – спрашивает Ник. – «Оазис»?

– Ты с ума сошел! Я ни за что не паду так низко.

– Конечно. Какой же я дурак. – Он, смеясь, протягивает руку.

Я легонько шлепаю его.

– Кстати, – говорю я, – откуда ты знаешь про «Оазис»?

– Я много что знаю, – смеется он.

– Ты на самом деле не парень, да? – я прищуриваюсь и разглядываю его. – Ты девушка.

– Черт, – он кивает головой и улыбается. А я-то думал, ты не заметишь.

Когда мы доходим до трех миллионов, у меня кончаются идеи. К этому времени у меня есть два дома, гардероб, который заставил бы Опру Уинфри позеленеть от зависти, «порше 911» с откидным верхом, домработница, постоянно проживающая в моем доме, ну не совсем в доме, а в отдельной квартире в подвале, и многочисленные инвестиции в недвижимость. Я не знаю, куда деть все остальное.

– Хм, все остальное я отдам на благотворительность, – великодушно сообщаю я.

Надеюсь, что Ник не спросит, каким именно благотворительным организациям, потому что не смогу вспомнить ни одной из них даже под угрозой смерти. Может, я немного денег и пожертвую, но уж никак не два миллиона фунтов. Даже на самое благородное дело.

– Каким организациям? – спрашивает он.

– Нескольким. Организации по борьбе с раком груди. Еще... НСПСС. – Я помню название по маленьким голубым коробочкам, которые давали в школе. – Против спида – пожертвую всем организациям. И в защиту животных! Да, я отдам кучу денег на защиту прав животных, чтобы из маленьких пони и лошадок не делали кошачий корм.

– А ты? – Я смотрю на Ника. – Что бы ты сделал с пятью миллионами?

Он сидит и долго думает.

– Вряд ли я перееду, – наконец говорит он. – Нет смысла переезжать, потому что мне нравится моя квартира.

– Где ты живешь?

– В Хайгейте.

– Один?

Но на самом деле я хочу узнать совсем не это, а есть ли у него своя квартира, понимает ли он, что такое ответственность, сможет ли содержать жену. Но стоп, говорю я себе, я же не собираюсь становиться его женой. Он не собирается быть моим мужем. Так что это не имеет значения.

– Угу, – он кивает. – У меня комната с кухней и ванной, и я, наверное, мог бы купить квартиру, но мне и так хорошо.

– Ты должен купить квартиру. Нужно пустить корни. – Последнюю фразу я тоже где-то услышала и всегда использую ее, когда говорю о собственности.

– Корни? Зачем?

– Затем, что... – Я не могу сказать зачем, просто мне с детства внушали, что каждый должен купить собственный дом.

– Затем, что ты – дитя поколения Тэтчер, да?

– И ты тоже, – защищаюсь я.

– А вот и нет, – говорит он.

– Как это «нет»?

– Я всего лишь на пару лет старше тебя, но мои родители – убежденные лейбористы.

– Но ты вырос во времена правления Тэтчер.

– Но это же не значит, что я верил всему, что она говорит.

– Иногда трудно не верить тому, что тебе внушали с детства.

– Мне это с детства не внушали.

Почва уходит из-под ног, и я встаю.

– Еще пива? – Он смеется.

– Ну хорошо, особняк покупать ты не хочешь, – говорю я, снова усаживаясь.

– Нет, нет, – отвечает он. – Я подумал, и, наверное, ты все-таки права. Мне нужно купить квартиру, но ничего выдающегося. Может, я даже куплю ту, где сейчас живу.

Я с ужасом гляжу на него.

– Комнату?

– Ладно, – смеется он, – куплю двухкомнатную квартиру.

– Что еще, что еще?

Он думает и вдруг восклицает:

– Знаю! – Его глаза загораются. – Куплю хороший компьютер.

– Ты хочешь сказать, что пишешь роман и у тебя нет компьютера? – медленно выговариваю я.

– У меня печатная машинка, знаешь, с маленьким экранчиком, на котором видно три строчки того, что ты написал.

– Ты, наверное, целое состояние тратишь на замазку, – говорю я.

– Вот, кстати, – улыбается он, – куплю себе столько замазки для машинки, что на всю жизнь хватит.

– Но зачем тебе замазка, у тебя же будет компьютер.

– А вдруг я заскучаю по своей машинке.

– По твоей раздолбанной старой машинке, которая медленно работает и не может исправить ошибки?

– Откуда ты знаешь, что она раздолбанная?

– Это же правда?

– Да, немножко. Но у нее есть характер. Компьютеры кажутся мне безликими.

– Ладно, – вздыхаю я, – мы потратили меньше ста тысяч. У тебя не очень хорошо получается.

– Я мог бы пожертвовать значительную сумму лейбористской партии, – робко начинает он.

– Сколько?

– Миллион.

– Ты не можешь пожертвовать миллион какой-то проклятой партии! – в ужасе кричу я. – Ты безнадежен.

– Извини, – он и выглядит безнадежным, – деньги меня не очень заботят.

– Это видно.

К счастью, Ник смеется и я не могу не заметить, какие белые у него зубы, как смягчается его лицо, как он невероятно красив.

– Эй, – говорит Сэл, склоняясь ко мне и прерывая нас, – у тебя нет хорошего репортажа для меня?

Я сижу и думаю.

– Это не совсем репортаж. Хочешь взять интервью у Шона Мура?

– Шон Мур! – Ее глаза загораются. – Он твой клиент?

Я киваю.

– Мы раскручиваем его новый сериал, и через пару недель мне надо организовать несколько интервью. Разве ты не получила пресс-релиз, я отсылала тебе на прошлой неделе?

– О, – Сэл выглядит виновато, – может, я и получила, но у меня столько пресс-релизов, на половину я даже не смотрю.

– Что? – говорю я с поддельным негодованием. – Ты хочешь сказать, что я стараюсь, придумываю что-нибудь остроумное и забавное, а ты выбрасываешь это в мусорную корзину?

– Нет, – отвечает она, – твои пресс-релизы попадают в большую кучу на моем столе, которая когда-нибудь упадет и покалечит кого-нибудь.

– Я прощу тебя, – я делаю паузу, – если ты дашь Шону хорошую рекламу.

– Разворот на две страницы?

– Это было бы прекрасно.

– Одно условие.

– Я знаю, что за этим последует.

– Можно эксклюзивное интервью?

– Ненавижу, когда журналисты так говорят, – вздыхаю я.

– Но ты знаешь почему, – говорит она. – Нет смысла делать интервью с Шоном Муром после того, как оно появится в других газетах.

– Сделаем так, – предлагаю я. – Я не могу обещать тебе эксклюзив, потому что нам нужно засветиться во всех газетах, но вы получите интервью первыми. Только отнесись к этому серьезно – вы должны будете опубликовать его, если возьметесь.

Мне уже надоело, что мы обещаем газете эксклюзив, выбегаем, чтобы купить утренний выпуск, и обнаруживаем, что репортажа нет, потому что они посчитали, что другая история интереснее. И мне приходится преследовать журналистов целыми днями, и они все время говорят, что вот-вот опубликуют материал, только не знают точно когда, и вскоре об этом вообще забывают.

– Я обещаю, – кивает Сэл.

– О'кей, – говорю я. – Позвони мне завтра в офис.

В одиннадцать все начинают собираться.

– Сама понимаешь, – говорит Кэти, – завтра рано вставать.

Мы одеваемся и, выйдя на улицу, стоим большой толпой, пока все прощаются.

– Где ты живешь? – спрашивает Ник.

А я как раз думаю, как бы с ним попрощаться. Но на самом деле мне вовсе не хочется с ним прощаться.

– Лэдброук Гроув. – В моем голосе слышится сожаление; я явно не могу предложить подвезти его до Хайгейта: будет слишком очевидно, что напрашиваюсь в гости. – Ты за рулем?

Он качает головой.

– Нет, у меня нет машины.

– Как же ты ездишь?

– У меня велосипед.

– И где же он?

– Я приехал на метро.

И тут меня осенило.

– Хочешь, подброшу тебя до метро?

Он сияет:

– Да.

Мы уходим. Сэл улыбается вслед, и я ничего не могу с собой поделать – тоже улыбаюсь.

Глава 3

Мы молча идем к моей машине. Я шагаю рядом с ним и думаю: почему так бьется мое сердце, почему у меня кружится голова? Но, как только заводится мотор и начинает орать музыка, немного расслабляюсь. Он идеально подходит для короткого увлечения, ведь так?

Не то чтобы я хотела провести с Ником всего одну ночь, ну может, несколько недель замечательного секса, прежде чем попрощаться навсегда с легким сердцем. Свидания на одну ночь не в моем стиле. Я бы не сказала, что они вообще кому-то нравятся. Конечно, у нас всех они были, но, даже если это всего лишь ошибка на пьяную голову после вечеринки, вы все равно ждете, что парень перезвонит, чтобы сказать ему, что не желаете его больше видеть.

Это вопрос самолюбия. Я совершенно точно не хочу быть с тобой, но хочу, чтобы ты все равно хотел быть со мной. Поэтому я надеюсь не на одну ночь с Ником, но всегда есть вероятность, что все выйдет из-под контроля. Ты думаешь, что все должно повториться, сидишь у телефона неделями и ждешь, когда же он позвонит, а он не звонит, и ты автоматически добавляешь его в свой проклятый список свиданий на одну ночь.

Но я считаю, что настоящие свидания на одну ночь бывают только с незнакомцами. Когда это кто-то, кого ты знаешь, особенно если у вас общие знакомые, он обычно перезванивает, и я почему-то чувствую, мчась в машине этим вечером, – что бы ни случилось, Ник еще мне позвонит.

Понимаете, при нормальных обстоятельствах мне не пришло бы в голову переспать с ним в первый же вечер. Если бы я посмотрела на Ника и поняла: да, это Любовь Всей Моей Жизни, – я бы дала ему свой телефон и позволила бы несколько раз пригласить на свидание, прежде чем даже задумалась бы о сексе. Хотя у меня не существует строгого временного ограничения – просто чувствую, когда наступает тот самый момент. Согласно подсчетам Джулс, нужно провести в компании мужчины тридцать шесть часов, прежде чем лечь с ним в постель. Бог знает, где она это услышала. Может, прочитала в каком-нибудь дурацком журнале, но, по-моему, в той статье говорилось о семи свиданиях, и это, похоже, имеет смысл. Хотя, по-моему, и четырех свиданий достаточно.

Но если отбросить математическую точность, думаю, подходящий момент броситься в объятия мужчины – это когда ты уверена, что он без ума от тебя и не собирается потом исчезнуть.

Хотя один раз интуиция меня подвела. Но только один раз. Его звали Майкл. Мы были влюблены ровно две недели, проводили вместе каждую минуту, и, хотя мне казалось, что надо подождать еще, все было таким идеальным, что я просто предложила: давай займемся сексом. Сразу после этого все было в порядке. Только когда он пропал на четыре дня – при том, что до этого звонил по три раза в день в течение двух недель, – начала понимать: что-то не так. И я была права. Даже не могу вспомнить, какую отмазку он придумал. Что-то вроде того, что он не готов к серьезным отношениям, бла-бла-бла. Обычное дерьмо. Я была опустошена. Опустошена.

Но это научило меня кое-чему, и сейчас я собираюсь наступить на те же грабли только потому, что Ник никогда не будет моим бойфрендом, а если мы просто занимаемся сексом, правила меняются.

Если это просто секс, можно вести себя как хищница, делать первый шаг, соблазнять мужчину, потому что ему не обязательно в тебя влюбляться.

Если это просто секс, можно положить руку ему на бедро, пока едешь в машине, и хриплым голосом спросить:

– Не хочешь зайти на чашечку кофе?

Если это просто секс, можно проводить его в гостиную и страстно поцеловать, прежде чем он снимет пальто.

А потом можно...

Итак, мы едем в машине, слушаем музыку и не произносим ни слова, потому что я не хочу заговаривать с ним: а вдруг он скажет, на какой станции метро его высадить? Поэтому еду дальше, и вот мы поворачиваем на Лэдброук Гроув. Тут уж не отвертеться, мне нужно что-то сказать.

– Метро рядом, вниз по улице, – говорю я. Ничего лучше придумать не могла.

– О, – говорит он.

Я внутренне улыбаюсь.

– Хочешь зайти на чашку кофе?

– С удовольствием, – улыбается он.

Итак, я паркуюсь и не могу взглянуть на Ника, потому что меня смущает его присутствие, магнитное притяжение, бессловесный разговор, начавшийся между нами. Потом открываю дверь и мы входим.

И знаете, что мне нравится? При том, что Ник не мой бойфренд, он сразу чувствует себя как дома.

– Я сниму ботинки? – спрашивает он.

Естественно, я говорю «да», хотя при этом молю бога, чтобы у него не оказалось дырявых или вонючих носков или чего-то еще, что навсегда заставит меня возненавидеть его. Я быстро смотрю ему на ноги, и его носки кажутся довольно симпатичными. Никакого запаха, кроме запаха своей квартиры, не ощущается. Иду на кухню и ставлю чайник.

– У тебя потрясающий вкус, – говорит он, осматривая квартиру, трогая какие-то вещи и ставя их на место.

– Спасибо, – говорю я, возясь с чайником и с любопытством наблюдая, куда он сядет.

Если в кресло, дело плохо. Как я смогу тогда подойти, чтобы он поцеловал меня? Можно, конечно, присесть на подлокотник, думаю я, глядя, как он угрожающе топчется у кресла.

Ура! Похоже, он передумал насчет кресла и усаживается на диван. Я сбрасываю туфли, готовая свернуться калачиком, как кошечка, ставлю кружки на кофейный столик, потом думаю, не поплыла ли косметика, и в панике бегу в ванную. Пудрю заблестевший нос и лоб, думаю, не нанести ли еще один слой помады, – но нет, это будет слишком, – поэтому просто взбиваю волосы, чтобы придать им непокорный, игривый вид, и плавной походкой двигаюсь обратно в гостиную, чтобы поставить музыку.

Нужно что-нибудь мягкое, джазовое и сексуальное, думаю я. Что-то, чтобы создать настроение. Перебираю диски и нахожу беспроигрышный вариант – Фрэнка Синатру. Идеально. Раньше всегда срабатывало. Ставлю диск, уменьшаю громкость так, что едва слышно, и подхожу к дивану, где, потягивая кофе и наблюдая за мной, сидит Ник.

– Мне нужно женское тепло, – говорит он.

Я сворачиваюсь калачиком на другом конце дивана, потому что не хочу садиться слишком близко. Но от безумной страсти меня отделяет всего шаг, и мне очень, очень хочется сделать его.

Я поднимаю бровь, и он смеется.

– Я имею в виду – у себя дома, – говорит он. И я тоже смеюсь; потом мы оба старательно притворяемся, что пьем кофе, хотя пить его невозможно, он еще слишком горячий.

– На что же похожа твоя квартира? – интересуюсь я.

– На свинарник, – говорит он и смеется.

– Нет, правда, – настаиваю я.

– Правда, – отвечает он.

– Почему? – спрашиваю я, хотя, честно говоря, совсем не удивлена.

Холостяцкое жилье делится на две категории: если у холостяка есть деньги, его квартира вся отделана черной кожей и хромом, на стенах – ужасные постеры со спортивными машинами, а в углу – большой навороченный телевизор и стереосистема. А если у него, как у Ника, нет ни гроша, значит, квартира завалена книгами, газетами, грязной одеждой и всяким мусором. Поверьте мне. Я в этом разбираюсь.

– Так, – говорю я и поднимаю кружку. – Выпьем за то, чтобы выиграть в лотерею.

Похоже, мы расслабились. Мы обсуждаем Сэл, ее бойфренда и нас. Я говорю, что устала от отношений, разбитых сердец и не готова начать что-то серьезное.

Ник понимающе кивает, улыбается и говорит, что у него не было серьезных отношений уже два года, но после последнего неудачного романа, продолжавшегося пять лет, – с некой Мэри, которая любила его, при том что он не любил ее, – он совершенно точно не готов брать на себя какие-либо обязательства.

Потом поднимает свои изумительные голубые глаза и говорит:

– Но ты мне очень нравишься.

И, хотя мне полагается держать все под контролем и я твердо решила, что он будет моим коротким увлечением, у меня в животе все переворачивается, будто я делаю сальто, и голова кружится.

После долгого молчания говорю «спасибо», потому что не знаю, что еще сказать. Ведь я не могу сказать, что он мне тоже очень нравится, это будет слишком, да Ник и так это понимает, иначе зачем я пригласила его к себе?

И мы снова сидим в тишине, потом я предлагаю еще кофе, хотя к своей чашке не притронулась, но он качает головой, и мое сердце падает.

Черт, думаю я. Черт, черт, черт. Сейчас он пойдет домой. О, черт. Но он не уходит, а улыбается и говорит:

– Знаешь, что я сейчас хотел бы сделать?

– Нет, – я мотаю головой.

– Я хотел бы принять ванну.

– Ванну? Ты что, серьезно?

– Понимаю, звучит странно, но у меня дома только душ и я так давно не принимал ванну. Можно?

Я киваю и думаю: ну и ну, такого со мной еще не было. Мне что, сидеть здесь и пилить ногти, Пока он принимает ванну, или разговаривать с ним? Что мне делать?

Долго думать не приходится, потому что звонит телефон.

– Привет, – говорит Джулс. – Это я.

– Привет, – настороженно выговариваю я таким тоном, что она понимает: сейчас не лучшее время для разговора.

– О-о, – догадывается она, – что-то подсказывает мне, что ты не одна.

– Ммм... – мычу я.

Ник поднимается с дивана и уменьшает громкость.

– Кто там у тебя? – Джулс в нетерпении. – Это парень?

– Ммм... – снова мычу я, широко раскрывая глаза, потому что Ник хитро улыбается и расстегивает рубашку.

– Что происходит? – умоляет Джулс.

Я начинаю хихикать.

– Ты действительно хочешь знать, что происходит? – спрашиваю я.

– Да!

– Хорошо, – говорю я.

Ник начинает танцевать, двигаясь по комнате, как стриптизер. У него очень хорошо получается: только не сексуально, а смешно.

– В моей гостиной потрясающе красивый мужчина, он танцует и снимает одежду.

Ник крутит бедрами в знак одобрения. Ему понравилось, как я его описываю.

– Ха-ха-ха, – смеется Джулс. – Я серьезно. Что происходит?

– Я тоже серьезно. Он уже снимает рубашку.

Ник снимает рубашку.

– И, – продолжаю я, чувствуя, как по телу разливаются волны возбуждения, – у него идеально накачанный пресс.

– Я тебе не верю, – говорит она.

Я протягиваю трубку Нику.

– Привет, – произносит он.

У меня практически текут слюнки при виде его мускулистой обнаженной груди.

– Кто это?

Долгая пауза. Потом я слышу, как он говорит:

– Ник, – и расстегивает молнию на джинсах.

У меня случается сердечный мини-приступ.

– Мы принимаем ванну. – Он начинает смеяться.

Я вырываю у него трубку.

– Черт! – Джулс в шоке. – Теперь я тебе верю. Но кто такой этот Ник?

– Долго рассказывать, – отвечаю я и благодарю бога, что на Нике боксерские шорты, а не какие-нибудь отвратительные малиновые плавки или противные обтягивающие трусы. – Может, я перезвоню завтра?

– Просто скажи мне, он голый?

– Еще нет, – я не в силах оторваться от Ника, который пытается удержаться на одной ноге, снимая носок, – но скоро будет.

Ник, извиваясь, двигается в ванную.

– О, черт, – быстро шепчу я, – он просто классный!

– Ты точно знаешь, что делаешь? – смеется она.

– Развлекаюсь. Я уже давно не развлекалась.

– Ну ладно, – говорит Джулс, – отпускаю тебя. Утром сразу позвони и не забудь презерватив!

– Хорошо, – отвечаю я и смеюсь, потому что Джулс – единственный человек, кто знает о ящике в моей прикроватной тумбочке, заполненном до краев презервативами разных форм, размеров и цветов – большинство из них она сама мне подарила.

Я слышу, как в ванной течет вода, поднимаюсь и иду через спальню, – слава богу, мне хватило ума утром убрать постель, – осторожно открываю дверь в ванную и падаю от смеха.

Ник сидит в ванне. Похоже, он вылил туда всю мою пену, но меня это не очень беспокоит, потому что по крайней мере пена скрывает то, что я так боялась увидеть. Ведь я еще так мало его знаю, чтобы видеть это. На голове у него шапочка для душа.

Кто-то другой, менее красивый, выглядел бы на его месте по-идиотски. Ник же выглядит безумно симпатичным, и я опускаю крышку унитаза, сажусь на нее и качаю головой.

– Ты на самом деле сумасшедший, – говорю я.

А он намыливает лицо.

– Вовсе нет, – он откидывается назад. – Это здорово. Присоединяйся.

– Я уже сегодня принимала ванну.

– Ну и что? Кто-то же должен потереть мне спину.

О, черт, думаю я, вставая и расстегивая кардиган. Не совсем так, как планировалось, но, в конце концов, что я теряю?

Ник лежит в ванне, закрыв глаза, и я слежу, чтобы он не подсматривал. Я не совсем готова к тому, чтобы раздеться перед ним, поэтому, когда дело доходит до нижнего белья, хватаю полотенце и иду в спальню.

– Либби, – кричит он вслед, – у тебя есть свечи?

Я нахожу три свечи и в относительном уединении, у себя в спальне, снимаю лифчик и трусики. Оборачиваюсь полотенцем, зажигаю свечи и расставляю их в ванной, погасив свет.

Ник сидит спиной ко мне, я снимаю полотенце и забираюсь в ванну позади него.

– Вот, – он протягивает мне мыло, – потри мне спинку.

– Ты все это задумал, чтобы я сделала тебе массаж? – спрашиваю я и намыливаю ему спину, дивясь тому, как быстро умудрилась оказаться так близко к кому-то, кого едва знаю.

– Ммм... – мурлычет он, – немножко пониже. Вот, так здорово.

Я разглядываю свои руки, массирующие его спину, очертания его позвоночника в неровном пламени свечи и, когда вся спина покрыта пеной, кладу мыло на край ванны и медленно, мягко прикасаюсь к Нику.

Обхватив его ногами с двух сторон, массирую спину. Он берет мыло и начинает тереть мои лодыжки. У меня перехватывает дыхание, и я чувствую, как его большие, сильные руки нежно намыливают мои колени, лодыжки, как он берет в ладони мои ступни и массирует их.

Мы наполовину сидим, наполовину лежим в ванне, музыка, доносящаяся из гостиной, навевает сексуальные ощущения, и я наклоняюсь и целую его в шею. Он стонет, когда мои губы касаются его кожи, я раскрываю губы и пробую его на вкус; слегка покусывая, двигаюсь выше, к мочке уха. Его руки уже не массируют мои ступни. Он замер, и все происходит очень медленно.

Он поворачивается, расплескивая воду вокруг, смотрит на меня глазами, подернутыми дымкой возбуждения, и нежно дразнит поцелуем, дотрагиваясь языком до моей верхней губы. Я постанываю, двигаю языком по его губам и вдруг осознаю, что, целуя меня, он наполовину поднялся, сгибая свое тело. Когда он снова погружается в теплую воду лицом ко мне, его ноги располагаются уже поверх моих ног. Он продолжает целовать меня.

Не отрываясь от его губ, я стягиваю с него купальную шапочку и бросаю на пол, обхватываю руками его шею, приближаю распаренное тело к себе, а Ник наклоняет голову и целует меня в шею.

Я дрожу.

Он откидывается назад и снова берет мыло, все еще глядя на меня, как будто проверяя, все ли в порядке, – а к этому времени со мной уже все в порядке, – и очень нежно начинает намыливать мои руки, локти... Видит бог, я никогда не думала, что мужские руки могут быть настолько чувственными и что меня так возбуждает, когда мужчина мягко скользит и щекочет меня мылом между пальцев.

Он касается моих рук, плеч и медленно, круговыми движениями поглаживает грудь, двигаясь все ближе и ближе к соскам, которые уже твердые как камень, но все же не прикасается к ним.

Потом он скользит мылом по моему левому соску, Я прерывисто дышу и смотрю в воду. К тому времени вся пена уже исчезла, обнажив его член, большой и твердый, и я начинаю гладить его член, яички и головку. Теперь уже он дышит с трудом.

Ник проводит мылом линию вдоль моего тела, дотрагиваясь до сосков, живота и клитора, и, закрыв глаза, я испытываю невероятные ощущения и думаю только о том, чтобы он оказался внутри меня.

Слышу звук хлюпающей воды и открываю глаза. Ник вынул затычку из ванны и смеется. На секунду это возвращает меня в реальный мир, но лишь на секунду, потому что в следующий момент он кладет меня на спину и мои ноги оказываются на бортиках ванны. Ник начинает целовать мое тело, спускаясь ниже и ниже и наконец останавливаясь. Я открываю глаза и смотрю на него, а он на меня, как бы спрашивая разрешения, и я закрываю глаза и вздыхаю, давая ему знак, что хочу этого так же, как и он.

Я чувствую, как его язык проскальзывает у меня между ног и касается моего клитора, окружает, охватывает его. Волна возбуждения поднимается во мне, и я испытываю оргазм. Мое тело извивается в ванной, а Ник улыбается. Я целую его, ощущая у него во рту свой запах. Мы выходим из ванной и идем в постель.

Он дрожит от нетерпения. Я надеваю ему на член презерватив, опрокидываю его на спину и сажусь сверху. Он входит в меня, и я едва не перестаю дышать, потому что уже почти забыла, как же это приятно.

Это происходит не слишком быстро, но и не слишком медленно, и это хорошо. Нет ничего хуже, чем мужчины, которые считают, что удовлетворить женщину можно, только если заниматься сексом часами. Спасибо, нет. Я уж лучше буду сидеть и смотреть в потолок.

Но Ник великолепен, и мне нравится, что я управляю им, будучи сверху, и вижу его лицо, когда он наконец достигает оргазма.

Когда все заканчивается, я думаю: а вдруг сейчас он отвернется и крепко заснет? Но он не засыпает, а прижимается ко мне и обнимает, кажется, целую вечность.

– Мне было очень хорошо, – говорит он и крепко сжимает меня в объятиях.

– Да, – отвечаю я, – мне тоже.

– И ты, – он целует мой нос, – невероятно сексуальна.

– Я старалась, – смеюсь я.

– Ты очень старалась, – говорит он. – А теперь расскажи мне сказку.

– Что? – Я приподнимаюсь на локте и смотрю на него.

– Сказку. Я хочу, чтобы ты рассказала мне сказку, чтобы я уснул.

– Какую сказку?

– Какую хочешь.

– Но я не могу вспомнить ни одной.

– О боже, – театрально вздыхает он, – ну, видно, придется тогда мне рассказать тебе.

– Да, пожалуйста! – говорю я голосом маленькой девочки, внезапно чувствуя себя ею – в тепле, в безопасности, защищенной в его объятиях.

– В тридевятом царстве, – начинает он мягким, низким голосом, – жила-была девочка, по имени Либби. Она жила одна, в большом желтом подсолнухе в глубине красивого сада.

Я вздыхаю и придвигаюсь ближе.

– В другом конце сада, – продолжает он, – стоял большой старый дом, а в доме жили мистер и миссис Сморщинос. Их так звали потому, что каждый раз, когда они выходили в сад, они морщили свои носы, – ведь мистер и миссис Сморщинос ненавидели запах свежих и прекрасных цветов. Но они и не подозревали, что этот сладкий запах исходил не от цветов, и не от деревьев, и не от реки, а от прекрасной Либби.

– Ты хочешь сказать, что от Либби воняло? – с негодованием говорю я, хотя при этом улыбаюсь.

– Я говорю, что Либби пахла свежо и прекрасно.

– О, хорошо, – я беру его ладонь и целую ее, а потом мгновенно засыпаю под его сказку.

Глава 4

Терпеть не могу утро после бурной ночи, потому что никогда не знаешь, как себя вести. И, хотя мы просыпаемся и снова занимаемся сексом, я все еще не уверена, что произойдет, когда мы оба очнемся от чар, выберемся из постели и, в моем случае, пойдем на работу, поэтому я откладываю эту минуту как можно дольше, прижимаясь к Нику. Ведь ему, в конце концов, не нужно идти никуда.

Но после пятого раза занятий любовью звонит будильник и мне надо вставать, а то я опоздаю на работу. Поэтому иду на кухню и готовлю кофе, пока Ник валяется в кровати и ворчит, что солнце светит ему прямо в глаза.

Я заворачиваюсь в шелковый халатик – подарок Джулс на прошлогодний день рождения, – который надеваю, только когда мужчина остается на ночь. Поэтому неудивительно, что он все еще как новый. Пытаюсь распушить волосы и вытереть потекшую тушь под глазами.

Потом несу Нику в спальню чашку кофе, стою и наблюдаю за ним. Он не спит, но глаза закрыты. Ноги прикрыты одеялом, а все остальное тело обнажено. Я стою и думаю: боже мой, может, он и не то, что мне нужно, но как же он красив.

Он открывает глаза, видит меня, протягивает руки и просит, чтобы я обняла его. Я снова лежу в его объятиях, а он смешит меня и громко чмокает. Мне приходит мысль, что так бы я хотела встречать каждое утро.

Нет, Либби. Не хотела бы. Он не тот, кто тебе нужен. Ты правда думаешь, что готова провести всю жизнь в грязной комнатушке в Хайгейте? Думаешь, что готова проводить вечера в пабах, потягивая теплое пиво? Думаешь, что сможешь забыть все свои мечты о богатом муже и изысканных ланчах? Вряд ли.

Нет, я не собираюсь влюбляться в этого человека. Я – женщина девяностых и собираюсь просто наслаждаться сексом с ним. Ну и что, что он такой нежный и веселый? Это даже плюс.

Ник сидит в постели и пьет кофе, а я одеваюсь на работу. Он снова смешит меня, когда я открываю шкаф, и спрашивает, указывая на тысячи вешалок, покрытых оберточной бумагой и целлофаном:

– Боже, что это?

– Это – в сухую чистку, – отвечаю я.

Он в изумлении качает головой.

– «В сухую чистку»? Боже мой, мы действительно живем на разных планетах.

– Ты свою одежду, наверное, даже не гладишь, – смеюсь я.

– Стараюсь этого избегать, – говорит он.

Потом, когда я крашусь перед зеркалом в ванной, он входит и садится на бортик, чтобы поговорить со мной и, по его выражению, «посмотреть, что я делаю».

– Это для чего? – все время спрашивает он, пока я копаюсь в косметичке и выуживаю то одно, то другое непонятное приспособление – непонятное для него.

– Не знаю, – в конце концов говорит он, качая головой, пока я осматриваю созданное мной совершенство. – По-моему, тебе намного лучше без косметики.